Пищевая пирамида. Отрывок

....Как минимум два раза процессию Гельермо проверяли, сложно сказать кто, может ищейки Имперской Безопасности, а может и местные из Управления шерифа. Так или иначе, никто из них не потрудился разглядывать потные, вонючие тела пищевых. Один раз только отдернули полог, прикрывающий решетчатую стену фургона. Уже не меньше суток занимала дорога, пищевые не проявляли агрессии к чужакам (то что Олаф и Клара чужаки, пищевые почувствовали сразу), скорее даже сторонились их. Вода в поилке и кашеобразная масса из злаков были в достатке. Олаф ничуть не брезговал такой пищей, после "гостеприимной" каталажки в  Питии эта еда показалась ему вполне сносной.  Со временем пищевые перестали казаться таким уж отвратительными. Они были вполне чистоплотными, насколько это вообще возможно в таких условиях. Опорожнялись в отведенном для этого месте, непотребства не творили. Ночью было довольно холодно, пищевые жались телами друг к другу. Молодые женщины даже попытались обогреть Клару прижавшись к ней с двух сторон. Чувствовалось что они способны проявлять сочувствие и сострадание к беременной. Чем дольше Олаф находился в этом странном обществе, тем большей симпатией проникался к пищевым. Они, необычным для цивилизованных людей, способом общались. Жестами, гримасами, прикосновениями, иногда издавали едва слышный шепот. (позже Олаф узнал, что пищевых жестоко наказывали за любые звуки). К чужим для них - Олафу и Кларе, пищевые были вполне дружелюбны,  спокойно подпускали к корыту с кормом, старались не мешать  им, единственное, что сильно раздражало - постоянно старались потрогать, проявляли при этом грубое любопытство.  "Уж, воспитанием их, точно никто не занимался" - с сарказмом подумал Олаф. Клара от скуки (ехали очень медленно), стала давать имена пищевым.
- Вот эта девочка Матильда, а вон тот юноша Карим... - Шептала Клара.
К концу поездки все 12 пищевых имели свои имена, благодаря стараниям Клары. Глубокой ночью следующих суток повозка доехала до хутора Гельермо. Пищевых перегнали в загон. Олаф смотрел на них с печалью и сожалением, что не осталось незамеченным.
- Вам их жалко, господин?! Мне вот, всегда нестерпимо жалко.. какие - никакие а все же люди. - Гельермо утер лицо грязной ладонью.
-Что тут поделать, на следующей неделе продам партию на бойню. Эти то, еще поживут я их на развод купил. - Гельермо указал на загон с попутчиками .
- Если не продавать, я разорюсь!  "Судейские" моих детей тогда заберут за долги. - Крестьянин как будто извинялся за свою жизнь и вынужденную жестокость.
Полностью повесть: ЛиТрес - Пищевая пирамида Александр Верещагин