Его превосходительство сом

Почему не «величество», спросите вы?
Да просто потому, что роль «величеств» в регионах его обитания давненько заняли осетровые. И едва ли это кто захочет оспаривать.
Вы видели когда-нибудь взрослого сома на Ахтубе?
Ну, не старого, дышащего на ладан, хотя и в таком дури достаточно. А почти молодого, килограммов так на семьдесят-восемьдесят,  в котором прыти и сил – немерено.
Так вот, вид такого сома может вызвать если не шок, то, по крайней мере, недоумение.
Огромное тулово, мощнейший хвостище, а спереди – не голова. Голова должна сидеть на шее.
Это скорее – чугунная болванка для тарана, оснащённая системой наведения в виде миллиписечных глазёнок, пастью, образованной двумя горизонтальными плоскостями массивных тисков, покрытыми щетиной мелких шилообразных зубьев, из которых вырваться невозможно, и тисков – весьма необычных. Их губы усеяны усами разного достоинства, а на верхней – ещё и дырочки-ноздри. Впрочем, усы нижней губы скорее напоминают бороду.
И это – далеко не всё.  Это – штатный набор элементов конструкции водяного бегемота.
А вот в качестве нештатного – обе губы увешаны пирсингом в виде рыболовных крючков с обрывками лесок и даже – ржавыми блеснами и джигами. Всем тем, что сому удалось внаглую отнять у незатейливых рыболовов.
Это я не говорю уже о том, что у сома можно найти внутри!
Оказывается, деревянные ящики и пластиковые бутылки перевариваются очень неохотно, подолгу оставаясь в огромном желудке.
Но я – о другом.
Те, кто сознательно охотился на это великолепное речное создание, могут похвастаться своими редкими успехами, порой не обходившимися без курьёзов. Но ещё больше они могут рассказать о не пойманных экземплярах.

Друг у меня в Харабалях был. Юра Галкин, известный сомятник. Был-был, да и скурвился: то за водку с закусоном дружил, а то стал дружить плюс ещё и за деньги.
Да ну его!
Юра мастерски вытачивал ножом квоки, специальные ручные приспособления, при определённом погружении вызывающие на воде звуки, подобные кваканию лягушек, – и расквочивал ими сомов так, что те метались чёрными тенями по омутам ещё долго, многие часы после того, как он заканчивал ловлю.
Однажды я был участником такого действа. Юра спустился по течению на своей «Казанке» по Ахтубе мимо лагеря, в котором я отдыхал с друзьями на берегу огромного омута – и пристал чуть ниже. В лодке лежали два справных сома, которых он закуканил – и свалил в воду. А я к тому моменту успел наловить на берегу лягушек – и отчалил на своём надувном «Нырке», вооружившись самыми мощными снастями, которые только можно было приобрести.
Выгреб против прямого течения реки, воспользовавшись прибрежной обраткой, и,  выйдя на стрежень, остановил ход лодки относительно воды. Дело осложнялось тем, что омут изобиловал водоворотами, воронками, в которые уходила вода с поверхности реки, засасывая с собой все плавающие предметы, от пустых бутылок – до ящиков и брёвен.
Нацепив лягушку за бедро, я стал осторожно, не допуская резких движений лески относительно воды, опускать наживку. Глубина была метров под двадцать пять. Коснувшись грузилом дна, я подкрутил катушку назад, так, чтобы лягушка оказалась на полуметровой высоте. Лягушка была хороша, её внушительные толчки отслеживались кончиком удилища.
Не прошло и пяти минут, как удилище в моих руках резко согнулось до воды. Я был начеку – и тут же не менее резко дёрнул снасть вверх, подсекая рыбину. Есть! Леска миллиметровой толщины виток за витком ложилась на барабан катушки. Рыба поддавалась, но с великим трудом. Странно было, что сом при этом не пытался плыть в сторону. Возможно, в зоне поклёвки находилось его излюбленное укрытие.
И тут случилось неожиданное. Рыба внезапно потянула вертикально вниз с такой силой, что отечественная капроновая миллиметруха лопнула, как тонкая нитка.
Решив, что леска не выдержала из-за какого-либо дефекта, царапинки, трещинки или сломалась в неправильно завязанном узле, я быстро перевязал снасть – и снова опустил наживку.
Увы, история повторилась в точности.
Быстро смотав остаток лески, я вытащил вторую снасть, с чешским Силоном чуть меньшей толщины, но более прочным.
Хорошая, доложу я вам, была леска. Пудовых судаков выдерживала…
Ни с чем я вернулся в лагерь.

Коптить сомов Галкину бывало лень. Да и куда – столько! Он ловил их, чтобы обменивать на индоуток, а желающих обменяться всегда хватало. За солидную тушу давали двух индоуток.
Я уже описывал в одном из рассказов, как Юра однажды подцепил сома за хвост – и долго мучился, не в состоянии перевалить зверя в лодку. Подсачеками он брезговал. Да и не было в те времена приличных в продаже, а самому делать – это за пределами сил и времени в провинциях. По-хорошему, на сома следовало бы выходить с багориком, чтобы подцеплять зверюгу под жабры. Но в надувной лодке острый багор, готовый к применению, мог сыграть губительную роль. Поэтому – уж лучше и не привыкать, а вытаскивать, запустив под жабры ладонь, после чего переваливать сомов через борт, что маститые рыбаки и делают.
Так вот, после очередной неудачной попытки Юра озверел – и вцепился в хвост зубами. Уперевшись ногами в борт лодки, он смог перетащить извивавшуюся тушу в лодку. Казалось бы – победа, конец страданиям! Ан не так всё просто! Почему, готовя рыбу, первым делом тщательно счищают слизь? Да потому, что она – горькая. А вдобавок – пристаёт так, что смыть практически невозможно, только счистить физически, ножом. А как ножом очистить рот?.. Вот и маялся Юра с неделю, отплёвываясь и протирая полость всеми возможными тряпками да салфетками.

Первая моя встреча с солидным сомом произошла на Ашулуке, где я летом работал в составе стройотряда МЭИ на сборе урожая.
Обеденный перерыв длился аж целых три часа, чтобы не выгонять народ на солнцепёк в полдневные часы. Я, как обычно, пошёл вдоль берега со своим трёхрублёвым бамбуковым спиннингом, чтобы вылавливать почти из-под каждого куста водорослей в мутноватой ещё после половодья воде голодных щук. Здесь самой уловистой была огромная хромированная блесна «Большая Волга», приобретённая ещё в школьную пору в павильончике Преображенского рынка. Волнообразно изогнутый зеркальный овал крупные щуки брали яро. Рюкзак с трофеями отягощал плечо. Я возвращался в лагерь, довольный вылазкой.
Возвращался, не пропуская ни одного куста, ни одной заводи, где могли бы находиться мои потенциальные трофеи.
И вот я уже спустился по реке до деревянных туалетов, благоухающих дустом, которые были вынесены на бровку в полусотне метров от лагеря.
Здесь река образовала небольшой залив в продолжение овражка, уходящего от берега в степь. Полые воды несколько углубили дно – и обозначилась впадина, обочь которой вполне мог затаиться хищник.
Забросил блесну – с расчётом пересечь залив по диагонали. Рассчитав скорость проводки таким образом, чтобы блесна проходила вполводы, я ловил её игру концом удилища и скоростью проводки, то бишь вызывал максимальные колебания приманки, провоцирующие рыбу на атаку.
Мои старания не остались напрасными. Рыбина атаковала блесну, но промахнулась в мутной воде – и разводы взбаламученного ила медленно расплывались по заливу. Выждав несколько минут, чтобы хищница вернулась на исходную точку, я повторил заброс, на сей раз вложив в проводку весь опыт. Рывок был такой силы, что катушка прокрутилась в руке, больно ударив ручками по пальцам.

О безынерционных катушках с фрикционными тормозами тогда и понятия не было. Обычное колесо с прямой намоткой лески.
Для спиннинговой ловли всегда предпочитал популярной тяжёлой Невской – более лёгкую, пусть с меньшим сроком эксплуатации, СКР-120. С ней удавалось достать средней блесной до места боя одиночного жереха, за охоту на которого всегда готов отдать полжизни. И стоила СКР – чуть дороже удилища, на двадцать копеек.
Я – не сомятник. То есть – люблю их вылавливать, но, чтобы специально направленно строить систематическую охоту на них, так этого за собой не замечал. Разве что левая пятка на это зачешется – или другую рыбу ловить поднадоест. Ну, иногда соберёшься поставить снасть в ночь на удачу. Тогда, конечно, другое дело. Пришлось научиться понимать рыбу. И снасти готовлю соответствующие, и действую – строго в русле сомовьих повадок и предпочтений. Впрочем, нельзя гарантировать, что донная снасть, поставленная на сома, не привлечёт внимания другого хищника. На живца, да и на лягушку можно выловить судака, а то и налима. Судаков на живца вылавливал часто, дважды живцов хватали жерехи, а вот налим попался лишь однажды – и заглотал двух подлещиков так, что пришлось обрезать поводки.
Ещё курьёз: как-то на лягушонка попался… подлещик!
Однажды на крутом берегу омута Ахтубы я настроил снасть на ночного хищника. При этом вероятность поимки судака была минимальной, щуки – тем более. Забросил в район коряги, метрах в двадцати пяти от берега, закидушку с тяжёлым грузилом, оснащённую двумя тройными крючками. Нацепил рыбёшек граммов по сто пятьдесят. Поставил удилище на крепкие рогульки, прочно привязав верёвкой. На катушке включил тормоз-трещотку.
После доброго ужина вся братия разбрелась по палаткам. Поторчав возле снасти с четверть часа, я последовал за всеми. Возьмёт – катушка затрещит – услышу.
Сон сморил быстро, но был недолгим.
На берегу внезапно раздался высокий пронзительный крик какого-то животного. Ещё раз. И ещё. После этого послышалась серия ударов – бу-бух, бух, бух – и всё стихло. Мной овладела тревога. Захотелось встать – и выйти с фонариком на берег. Неужели кричавший зверь стал чьей-либо жертвой! Будь я обутым, непременно вышел бы, но на ногах – шерстяные носки, которые намокнут от росы…
Наутро первым делом пошёл проверять донку. А вдруг?!
Подхожу – и вижу плачевное зрелище. Удилище крепко лежит на рогульках, но… Леска сорвана с катушки. Вчистую! И тут – дошло. Крики – это звуки, рождённые трещоткой барабана во время мощных стремительных рывков. Удары – попытки оторвать леску, увенчавшиеся успехом. Но хоть «кричавший зверёк» – цел… Утешение, пусть и слабоватое.

Мне было известно, как справляться с сомом, которого удалось бы подтянуть к берегу, об этом расскажу позже. Но ведь сначала его нужно подтянуть!
В один из уборочных сезонов я привёз отца на Ашулук, высадив в устье малого ерика с экзотическим названием «Лишняя работка», полученным протокой из-за странного поведения: то вода по ней лилась в одну сторону, то – в противоположную. И в первый же день взял сом. На чёрный хлеб. Отец действовал привычным образом, то есть – пытался подхватить оного в подсачек – ну, и остался и без добычи, и без снасти. Едва сачок коснулся усов речного зверя, тот молниеносно развернулся и, набрав скорость, оторвал всю леску с катушки. Что было вполне естественно.

Но вернусь к заливу, в котором разворачивались драматические действия.
Остановив катушку ладонью, я стал пытаться подтянуть соперника к себе. И поначалу это удавалось: рыба-то после атаки продолжала движение по инерции. Вектор её движения был направлен под углом к нужной мне траектории, но, тем не менее, расстояние до хищника неумолимо сокращалось. Леска уходила в воду почти вертикально, рыба двигалась практически по дну.
Вываживание, если так можно было назвать пассивную намотку лески, добровольно отдаваемой мне соперником, продолжалось несколько секунд.
Между тем – рыбина почти поравнялась со мной – и тут в метре от лески выставила из воды огромный хвостище. Здесь-то я и понял, кто мой соперник. По его поведению я должен был догадаться, что это – не щука! Та, оказавшись на крючке, чаще всего даёт свечку, выпрыгивая из воды, чем пытается ослабить леску – и, тряся открытой пастью, стремится выбросить приманку. И лишь реакция ловца да упругость удилища могут ей помешать это сделать.
Но крупных сомов я прежде не ловил.
Я закричал, призывая на помощь, благо лагерь был рядом. Не зная, как могли бы помочь мне соратники, разве что – попытавшись остановить моего противника какой-нибудь жердиной, я продолжал кричать изо всех сил.
Хвост погрузился в воду – и рыба моментально развернулась, рванув от берега перпендикулярно. Пытаясь её затормозить, я стравливал леску с большим сопротивлением. Звон лески становился всё выше и выше… Наконец, на пике звучания, – леска лопнула со звуком выстрела, оборванным концом больно ударив меня по щеке. Я перекрестился, чудом не оставшись без глаза.
Тут как раз и подбежали помощники, которым удалось запечатлеть лишь мою обескураженность да оборванную снасть.

Некрупные сомы время от времени мне попадались на спиннинг – то на блесну, то на джигу. Джига – это похожая на тритона резиновая насадка, хвост которой вибрирует при проводке – из-за турбулентности воды.
Но – не о мелких сомах рассказ.

Однажды я с двумя друзьями отдыхал на другом ерике, Харабалыке. Он намного мощнее и быстрее Ашулука. А как его название переводится, догадаться не сложно: чёрная рыба. То есть – сом, хоть и налим – не намного более коричневый. Но в честь налимов реки, как правило, не называют, разве только ручьи: фактурой не вышли.
Мы стояли на берегу омута, это было удобно. Но вот ловля в самом омуте была тухлой. Мало того, что омут располагался перед поворотом реки, из-за чего течение в нём было замедленным, чтобы степенно разогнаться к повороту – и в обрыв впаять всю силу водяных струй.
Главной бедой было то, что всё дно омута было вдоль и поперёк перетянуто лесками и тросами, оборванными в результате незадачливой ловли тысяч любителей сомятины.
С нами тогда в последний раз на берег приехал Галкин. С условием, что будет ловить для нас сома, а мы заплатим ему тысячу, вне зависимости от результата. Конечно, ничего он не поймал, как ни старался. Какая ловля, когда – вместо астраханского уксуса – чистейшая слеза Московской Ликёрки!
Юрины сомы нам были, что называется, «по барабану», мы просто соскучились по его компании, но он, объявив условия, разумеется, пытался реализоваться.
Через сутки я отвёз его домой – и мы продолжили отдых как ни в чём не бывало.
Отпуск подходил к концу – и я решил-таки распечатать омут. Наловил живцов, приготовил перемёт, завозную донную снасть с десятком крючков, и вечером на надувной лодке завёз.
Наутро мы втроём вышли на берег. Леска уходила под углом к месту заброса, но это могло ни о чём не говорить. Потянув снасть на себя, я почувствовал толчки. Решили сделать так: один в лодке по тросу идёт к рыбе, второй в это время пытается подтянуть снасть с рыбой к берегу, а третий стоит на подхвате с огромным подсачеком.
Сказано – сделано!
Я поплыл на надувной резинке – навстречу возможному счастью. Когда я подобрался к зоне крючков – и оторвал рыбину ото дна, та, видимо, успевшая за ночь отдохнуть, включила свои мощности на всю катушку. Лодка уверенно рассекала воды омута против течения, поднимая волну. Знать, сомяра был недюжинный!
Между тем ребята уверенно подтягивали трос к берегу – и скоро я смог, черпанув ботфортами, выбраться на берег. Все зацепы были обойдены, и оставалось делом техники – выволочь сопротивлявшуюся тушу на пологий песчаный берег.
Ассистент с подсачеком метался то в одну, то в другую сторону. Трос тянули теперь двое. Тянули-тянули – и вытянули… Никакой подсачек не понадобился, в соме оказалось не более восьми килограммов. А лодку тянул – как настоящий!

Ещё один эпизод похож на анекдот.
Это было в конце сентября, во время моей последней поездки на Харабалык. Мы с другом с утра на машине рванули из лагеря за щуками. Стояла пронзительная тёплая солнечная погода. Место, которое мы облюбовали, исключительно подходило для охоты на щук. Пологий песчаный берег, уходя в мелкую воду, зарастал кувшинками и рдестом, местами образуя открытые пятачки, на которых резвились стайки мальков. Было бы смешно не понимать, что самостийные аквариумы привлекали хищников. И было бы наивно думать, что эти хищники могли не привлекать нас.
Понаблюдав за мелководьем, мы выбрали места обстрела. Я облюбовал довольно трудный для проводки блесны участок, в котором раз в три-пять минут вода буквально взрывалась. Мой друг расположился метрах в двадцати правее меня, чтобы не мешать своим шумом.
Настроив снасть, я сделал пробный заброс. Идеально пройдя между зарослями рдеста, блесна, покрасовавшись, вернулась к берегу. Я выждал пару минут. Пятачок снова вскипел – и я бросил блесну точно в центр катаклизма. Никакой реакции не последовало. Я стал экспериментировать с моментом заброса. То выдерживал паузу, пытаясь поймать начало атаки хищника, то бросал просто наудачу. Прошёл час. Можно было поискать другое место, но упрямство требовало распечатать именно это место. Я слышал, как мой друг выволакивает щук. Узнав, что мои потуги безрезультатны, он позвал меня к себе, мол, знает верно, что ещё одна щука в его кругу обстрела есть.
Я нехотя пробрался к нему – и забросил блесну. Поклёвка не заставила себя ждать. Я подсёк – и медленно потянул щуку с огромным клубком травы, зацепленной свободными крючками тройника. Подтащил к берегу – и увидел, что щука и блесна связаны друг с другом только травой, в которой завязли щучьи зубы. Ступив в воду, мы смогли загнать зверюгу в подсачек.
Но загадка моего места ловли – не отпускала.
Ноги намокли – и, разувшись и раздевшись до первобытного состояния, я побрёл по мелководью вдоль берега опять к своему месту, сжимая спиннинг в руке. Сделал очередной шаг – и нога моя опустилась на большой гладкий камень, который через мгновение махнул большущим чёрным хвостом – и неспешно поплыл в сторону. Я вздрогнул от неожиданности. Десятка в нём была верная.
Загадка была решена. Прожорливый «харабалык», раззявив пасть, собирал дань с моей делянки. Ну, как я мог не догадаться!

Но, наконец, настало время апофеоза.
Всё тот же омут Ахтубы. Народ то и дело завозит перемёты в самое сердце омута, пытаясь достать хозяина. Завозит-завозит – и всё впустую. А сомы – не дремлют. Вывернется какой-нибудь титан в полдень на поверхности – и так шибанёт хвостом, что звук шлепка разлетается по плёсам на километры…
Вот мне и приспичило нарушить «статус КВО». Зашёл повыше, над омутом, занятым чужими завозухами. Разложил по кромке воды трос. Прикрепил к концу кирпич на тонком поводке, чтобы тот оторвался при поклёвке. Привязал десяток крючков разного достоинства. И тройники матёрые, и кованые с палец… Стал наживлять насадки. Лягушки прыгали в разные стороны, путая поводки. Рыбёшки, пытаясь сорваться, выбивались на отмель – и хватали воздух ртом…
Я приподнял перемёт, чтобы опустить пониже в воду. И тут увидел, что за один из свободных крючков зацепился «карандаш», небольшой щурёнок, вероятно, привлечённый моими мальками. Я быстро подошёл к нему. Великоват, конечно, но… чем чёрт ни шутит, когда бог спит! Перецепил щурёнка под спинной плавник – и бросил в воду. Тот энергично извивался, отягощённый крючком.
На всё том же «Нырке» я выгреб на стремнину чуть выше места крепления перемёта на берегу – и отпустил снасть. Было тревожно – вдруг кирпич оторвётся при падении!
Возвращаться к перемёту не стал, до заката оставался добрый час, а я не слышал, чтобы завозухи срабатывали днём. Быстро приготовили ужин – и как раз солнце закатилось за холмы. Потихоньку пошёл проверять снасть.
Я спустился с обрыва к кромке воды – и сразу заметил, что трос скатывается по течению. Взял его в руку – и ощутил невнятную тяжесть. Что это? – кирпич поволокло по песку?.. прицепился топляк?.. или всё же… Трос подался, когда я потянул. Важно было не дать махине развернуться. Я ускорил выборку, несмотря на могучие толчки соперника. И максимально ускорял до тех пор, пока на прибрежный песок не втянул усатое бревно. Ну, а дальше – дело техники. Обступил сапогами головогрудь, ограничив монстра в движениях, засунул руки в жабры – и перевернул зверя вверх тормашки. Вестибулярный аппарат – страшная штука. Сом не слишком далеко ушёл от курицы в плане потери ориентации при перевороте. Пока не забыл, оговорюсь, что августейших особ, осетров, севрюг и, тем более, белуг подобным образом взять нельзя. Мало того, что силы в этих реликтах – немереные, так они ещё вдобавок облачены в пять продольных рядов острых зазубрин, образованных сросшейся чешуёй, о которые легко покалечиться. Поэтому к их величествам подходят с большим уважением, беря на ловлю колотушки, кувалды и даже ружья. Впрочем, ловить «краснуху» – дело, стрёмное, постатейное. Ладно там – стерлядка  при ловле судака на живца прицепится, тут разговора нет. А вот других надо бы обходить за километр. Правда, им не скажешь, чтобы не попадались. А поди попробуй заставить себя выбросить в воду золотой самородок, который река вынесла к твоим ногам…
Кстати сказать, в стерлядке на трёшку уже летом бывает икры со стакан. Ооочень приятный пустячок.

Я попробовал докричаться до ребят в лагере, чтобы прибежали помочь тащить монстра. Но дожидаться их не мог. Взялся за жабры – и шаг за шагом поволок бьющуюся тушу вверх. Когда пришла подмога, я уже стоял на кромке обрыва, держа башкой к лицу терявшую волю махину. Хвост волочился между сапог.
И как вы думаете, на что взял мой трофей? Правильно! – именно на щурёнка. Это был подарок реки и кто знает, чей ещё…
Ох, и вкусный же он был, зараза, его превосходительство – сом. Одного сала подкожного – на два пальца. Чудо!