Ируся

Автор: Бердан Рамзеич

«Среди гнилья, кто же я?» (с) Честер Небро


Отца Ира не знал. Тот растворился, уже после переезда из Армении, когда Ире шел пятый год. Мать воспитывала сына одна.

Ира был похож на чебурашку – оттопыренные уши, курчавые короткие волосы, большие добрые глаза. Мелкий пушок покрывал все лицо, руки и тело. У Иры были проблемные отношения со своим телом. Но внешность не была главной проблемой.
 
Сложности начинались с имени, которое передалось по отцовской линии. Со слов мамы, бабушка умаляла назвать ребенка Ираклием в честь деда, которого зарезали совсем молодым за любовь к свободе и принадлежность к своему народу.

Как-то не заметно для самой себя мать превратила Ираклия в Иру, а потом и в Ирусю. Невзначай, без злого умысла. Одинокая и всегда уставшая, мать не чаяла в сыне души. Возможно, игрой слов и смыслов она пыталась насолить отцу и всей его семейной линии. Ираклий отстаивал себя и свое имя как мог и сколько себя помнил.

Ситуация немного поменялась, когда в их доме появился отчим – Иру постепенно вытеснил Ирак. Мать сделала над собой усилие и изменила многолетнюю привычку. 

Отчим Саша был нормальный мужик. Но что-то с ним было не так, по мнению Иры. Они не конфликтовали открыто. Но легкое напряжение всегда висело в воздухе и всеми ощущалось. Потому, что с отчимом было что-то не так. Но Ира уважал выбор мамы, он понимал как ей тяжело одной. 

Открытый конфликт чуть не случился, когда однажды после ужина отчим бросил:

- Ира, помой посуду…

«Я ее сейчас твоей кровью помою!» – подумал Ира и до боли сжал кулаки. Но отчим с мамой ушли в зал смотреть телевизор, и пришлось взяться за губку. Ира ничего не сделал.

В школе тоже было не просто. Ира не знал слова «буллинг», но подозревал что-то нехорошее и забросил все попытки найти друзей в школе после переезда на новый район. 

В какой-то момент, видимо после родительского собрания, в школе узнали о его домашнем прозвище. Так он и в школе стал Ирусей. Подлость была в том, что его не травили и не обзывали в открытую. Но негатив в свой адрес Ира чувствовал каждым волоском на спине.

Ире было не плохо одному. Но он любил футбол, а это командная игра. Размытым, но ярким пятном осталось воспоминание из раннего детства о походе с отцом на стадион в Ереване. И оттуда же, из детства, в нем сидело желание играть.

Футбол был его главным и единственным увлечением. Ниточкой, за которую он держался в этой школе и в этой жизни. Он практически сразу записался в школьную команду. И так же сразу ему понравился тренер. Сильный мужчина, он, как и Ира, жил Игрой.

А еще в школе Ире нравилась Катя.

Нравилась улыбкой и звонким смехом. Блестящим взглядом. Прекрасным телом с четкими и аккуратными формами. Чувством стиля и умением сочетать цвета. Смелыми и самостоятельными взглядами. Инстаграмом и другими социальными сетями. Интеллектом и интересами, правильной и красивой речью. Нравилась своей сложностью и недоступностью.  В глубине души Ира подозревал, что они с Катей одинаково видят красивое. Катя ходила на все матчи школьной команды, и Ира хранил надежду.

Постепенно, но достаточно быстро, Ира стал ненавидеть школу и все, что с ней связано. Только тренер и Катя мотивировали его ходить на уроки и тренироваться.
 
А еще Ире нравилось одно место по дороге в школу. Это была окраина пустыря между его спальным районом и началом набережной. Пустырь был пересечен тропинкой и начинался за стеной последней «панельки», которая стояла над самой рекой. Ире нравилось, как красиво играет заходящее солнце на большой и ровной стене дома. Возвращаясь с тренировки, он каждый раз останавливался здесь. Он любил смотреть на реку, слушая Честера... Ире хотелось привести в это место кого-нибудь особенного, чтобы поделиться с ней этим местом и этой красотой.

Но пока он был один.


Однажды вечером после тренировки он лежал уставший в своей комнате.

Мама с отчимом разговаривали на кухне уже достаточно долго.

Ира не слышал, о чем велся разговор. У него не было оснований предполагать, что на кухне сейчас разворачивается конфликт. Но он это чувствовал. Всеми своими сыновьими чувствами. На улице была ночь. Мама пришла со смены уже больше часа назад, а Ира не видел, чтобы она переоделась, не слышал, как она мыла руки, гремела посудой. Она даже не зашла поздороваться с ним.

Саня никогда не позволял себе кричать или как-то проявлять агрессию. Но Ира знал, что спокойный голос и даже шепот порой ломают сильнее, чем крики и побои. Едва ли Саня боялся Иру, он не был страшным, не смотря на внешность. Возможно, отчим просто помнил, в чьей квартире находится.

Ира чувствовал, что маме нужна помощь. Но он боялся навредить, сделать еще хуже своим вмешательством и боялся что-то предпринять. И вся его сущность разрывалась сейчас на части изнутри.

Ирак лег на кровать лицом вниз. В детстве, когда мамы долго не было с работы, он часто так делал. Скрестил руки перед лицом и уперся лбом в скрещенные запястья. Образовавшееся пространство вновь, как раньше, наполнилось светом и смыслом, доступными ему одному. Оно было закрыто от всего внешнего мира и только луч настольной лампы пробивался в него, скользя по щекам Иры.

Ирак видел закрытый стадион с прекрасным газоном, на котором он играл с новым отличным мячом. Он закрывал глаза и пустые трибуны стадиона становились горами, окружающими ущелье, делающими его мир еще более закрытым и безопасным. Настольная лампа превращалась в ярко светящее солнце Армении. На поле появлялись мама и отец. Они шли к нему и радостно улыбались, а в руках у мамы была корзинка со свежими овощами и козьим сыром...

Нужно было взять себя в руки. Для начала, физически. Он помассировал и погладил запястья, потом – кулаки, сжатые до боли в костяшках. Потом поймал дыхание и несколько раз глубоко вдохнул и спокойно выдохнул. Все как на тренировке, футбол снова спасал его. Затем – поднялся и пошел на кухню.

Разговор прекратился, как только Ира вышел из своей комнаты слегка прихлопнув дверью. В полнейшей тишине Ира прошел через темный коридор и встал напротив матери, так, чтобы Саня мог свободно выйти. Последние три шага дались ему нелегко. Но он представил, что выходит на поле в составе «Ювентуса» чтобы сразиться со своей любимой «Барсой».

Ира помолчал, глядя на мать. Отчима – не заметил. Затем постарался поймать мамин взгляд, который бегал и, замерев, оказался полон тревоги, усталости и отчаяния. Сын изо всех сил постарался прогнать из своих глаз те же чувства. Он убедился в каком чудовищном состоянии пребывает мама, как она устала и насколько нуждается в помощи. Ей так нужны были сейчас мужская защита и спокойствие! Только сейчас Ирак понял, насколько он ее любит и как много она для него сделала. И продолжает делать. Даже этот никчемный Сашок – был для него. Наверняка мать хотела, чтобы в доме был мужик, пока Ира растет.

- Мама… – Ира не узнал своего нового голоса и осекся – Ты кушала?

Саша бесшумно развернулся и вышел с кухни. Он понял, что в доме появился главный мужчина. Уже в коридоре его догнал спокойный голос Ираклия:

- Саша, не занимай ванную пожалуйста. Я собираюсь в душ.
 
Убедившись, что мама в порядке, Ира действительно пошел в душ.

Открыв воду, он замер, глядя на полочку перед зеркалом. Подумав несколько секунд, он взял новый бритвенный станок отчима. Шагнув под горячие струи и, немного постояв, он с замирающим сердцем впервые в жизни осторожно принялся брить паховую область.  Закончив, он ополоснул лезвие, убедился, что лобковых волос нигде не осталось и положил станок на место.

Следующим утром, став мужчиной, он как обычно пошел на тренировку.

Несмотря на внутренний подъем Иры, игра не задалась.  В какой-то момент на поле сложилась странная комбинация.

- Да бей ты уже! Сука… - Жека разразился вспышкой гнева, выражая настроение всей команды.

Перед этим Ира прошел с мячом по правому краю, выйдя с вратарем один на один. Он слишком увлекся, поспешил и теперь осознавал невыгодность своего положения. Команда осталась за спиной, слева никого не было и предстояло пробить самому с правой ноги. А правая у него была хуже. К тому же, уйдя так далеко в глубь обороны, Ира должен был ударить практически из угла поля, чем сильно снижал вероятность успеха. Атака захлебнулась. Он понял это за секунду до крика Жеки, ударил с левой, споткнулся и кубарем полетел на искусственный газон, подворачивая ногу. Мяч прошел выше и правее ворот.

Поднимаясь и растирая голень, он услышал разговор:

- Да уж… Не вывезем турнир. Не в таком составе точно.

- Из группы бы выйти…

Ира поднялся, хромая через боль сделал несколько шагов. Он не понимал, как себя вести. Извиниться? Сорваться на остальных, за то, что не поддержали? Уйти из команды?

В очередной раз, Ира решил не делать ничего. Он похромал на свое место и стал ждать окончания матча, решив сегодня больше не высовываться и играть только «в пас». К счастью, оставалось меньше десяти минут этого позорного матча.

После игры в раздевалке стояло тяжелое молчание. Ира быстро переоделся, попрощался и вышел.


Решающий для всей команды матч состоялся через неделю. Ира практически не спал накануне игры.

С ним никто не поговорил накануне, и это усугубило проблему. Всю последнюю неделю перед игрой он мучался вопросами, откладывая их и периодически к ним возвращаясь.

Играть или нет? Поговорить с Жекой или просто не ходить?

В пятницу он с самого утра все делал как на автомате. Встал, позавтракал, пошел в школу, отсидел уроки. Вернулся из школы. Легко перекусил. Собрал сумку. Поставил будильник, чтобы не уснуть. Прилег на кровать. 

Уснуть не случилось. Полежав, он встал и вышел из дома. Будильник зазвонил, когда он был уже в подъезде.

Он шел привычной дорогой и, как всегда, остановился на своем месте в углу пустыря, глядя как солнце, отражаясь в реке, играет солнечными лучами на стене дома. Как будто вода реки, отдавала ему красивый пас, который нужно было принять и что-то с ним сделать.

В основании стены, над фундаментом дома была надпись, сделанная черной краской из баллончика. Это была цитата какого-то безымянного городского поэта-скомороха:

«Грязный город плюется кровью, грязный город одет в кастеты. Грязный город, поиграв с любовью, забрызгал грязью белые манжеты».

Ира еще раз перечитал давно заученные слова цитаты. Так ужасно не вязались эти грязные, рычащие звуки с окружающей красотой, с игрой солнца и воды. Но в словах поэта Ира чувствовал что-то большое, а оттого – тоже красивое. Какую-то огромную боль человека, травмированного этим городом, как сильным ударом. Боль была настолько огромна, что безымянный поэт не смог сдержать ее в себе и поделился со всем районом в надежде что кто-нибудь услышит. Но чувствовалась в словах и огромная внутренняя сила… Наверное, в этом тоже была красота. А еще в словах был вызов – всему городу, всему миру сразу. И это тоже восхищало.

Ира задумался: где теперь этот поэт? Что с ним? Нашел ли он свою публику? Пишет ли он сейчас или творит другим способом? Понимает ли человек, что творимое им – это искусство?

Иногда, в такие сложные минуты как сейчас, Ире хотелось обнять весь этот мир, со всеми его людьми, со всеми их бедами… Обнять из каких-то непонятных и невыразимых чувств. Наверное, из жалости и умиления. Особенно хотелось обнять всех злых и обиженных. Всех, кто причиняет боль, и кто ее испытывает. Ире казалось, что его тепла и сострадания хватит для всех на этом районе, в этом городе.

Постояв чуть дольше обычного, он продолжил путь.

На набережной Ира ухватился взглядом за еще одну надпись, которую раньше он не замечал:

«Надеюсь, ты победишь в той войне, о которой никому не рассказываешь»
 

Спустя час, за три минуты до конца матча, ситуация недельной давности повторилась на поле. Только жизнь сильно подняла ставки. Последние пятнадцать минут на табло горели двойки, отражаясь через две точки.

Ира опять шел по краю совершенно один, на сей – раз по левому.  Он начал паниковать, как только взял мяч и обошел защитника. С трудом контролируя тело и дыхание он вышел к воротам. Он опять не видел никого сбоку, ничего не слышал. Ему казалось, что весь зал замолчал, предвкушая его очередную неудачу и предчувствуя его падение. И от этого сам момент и весь мир стали предельно, неимоверно четкими.

И в этот момент справа и сзади Ира услышал:

- Ирак! Отдай!

Ира был потрясен. Эта глухая, никем кроме него не услышанная, а может и не произнесенная, буква «К» вернула ему имя. А с именем – и веру в себя. И в долю секунды Ираклий совладал с собой.

Он сбавил темп, не выпуская из внимания вражьего воротчика, боковым зрением заметил кричавшего, выверил расстояние и силу удара и навесил с левой строго на нужную высоту, четко под бьющую ногу своего нападающего.

Ярослав пробил со всей силы. Мяч с неимоверной легкостью ворвался во вражескую девятку, опрокидывая вратаря.

Еще через секунду зал взорвался. В атмосфере криков, воя и топота стало понятно, что матч уже выигран. Было очевидно, что оставшиеся три минуты хозяева не смогут эффективно сопротивляться. Даже играя на своем поле, в своих стенах.

А Ирак все-таки упал, отдав свою победную передачу. Из-за вакханалии в зале, этого как будто никто не заметил. Он быстро вскочил, огляделся и заковылял к команде, которая набросилась и держалась за Ярого.

Стоило Ираклию подойти к ревущему сгустку тел, как вся масса команды перекинулась на него. Его мгновенно облепили. Все кричали, брызгая слюной и потом, обнимали его как своего.

Ярослав вырвался, обнял Иру и четко и громко произнес:

- Красава, Ирак! Мы их всех сделаем…
 
И чуть тише добавил:

- Спасибо, брат!

Сидящий на гостевой скамье Ринат Эрикович, заслуженный тренер и один из спонсоров турнира, поднялся и спокойно с достоинством аплодировал. Дождавшись, пока основной шум ликования спал, он сказал так, чтобы слышал весь сектор и обе команды на поле:

- Аплодирую не голу, но передаче. Красиво! Очень красиво! И очень достойно. Молодец, Ираклий-джан!

Ирак смущенно кивнул почетному зрителю и, разделив радость с командой, спокойно пошел на свое место. Оставалось еще почти три минуты игры.

Если бы вокруг не было людей, Ира мог бы заплакать, его переполняли чувства. Самым главным было одно единственное, но Ирак не знал, как оно называется по-русски. Конечно, он был в восторге от разыгранной комбинации, предвкушал близкую победу. Краем мысли надеялся, что Катя видела его триумф. Немного жалел, что его не видели ни Саня, ни отец.

Но главным было потрясающее, ранее не известное ему чувство коллективного участия в красивом. Именно сейчас он ощутил команду и себя как часть этой команды, часть чего-то большего чем он сам. И именно через соучастие в красивом, он теперь осознавал себя настоящим, целостным и живым, настоящим Ираклием.

Оставшиеся три минуты прошли не менее красиво. Они с парнями так увлеклись ликованием после гола, что забыли согласовать тактику на оставшееся время. Но общее для всех понимание догнало каждого по отдельности, как только прозвучал свисток.

Как будто что-то изменилось в команде. Все быстро заняли свои места и снова заиграли с каким-то внутренним коллективным и индивидуальным достоинством. Они не ушли в глухую оборону, не начали «сушиться». Еще больше и четче стали играть в пас, провели несколько контратак и даже пробили еще раз в сторону ворот. Не улучшив результат, они последними минутами добавили игре еще большей зрелищности. Никто не ушел с трибун до финального свистка. А когда тот прозвучал, снова началось общее ликование.

С поля Ирак уходил последним. Он не привык быть героем, не знал к чему готовиться и шел медленно, оправдывая сам себя проблемой с ногой.
 
Войдя в раздевалку, он растерялся. Парни вместе с тренером стояли со спокойными и радостными, слегка смущенными лицами, и молча аплодировали персонально ему. А потом каждый, начиная с тренера, подошел к нему чтобы еще раз пожать руку. Ира собрал всю волю в кулак, чтобы не заплакать.


Домой он пришел поздно. Мама готовила на кухне, Саня сидел пред телеком.

Забросив форму в машинку и проходя в свою комнату, Ирак осторожно присел на диван рядом. Играли «Барса» с «Арсеналом». Он уже видел этот матч, но отчим был вчера на смене и смотрел сегодня повтор.

Саня заметил его и поставил матч на паузу. Затем он внимательно посмотрел на Ирака.

- Как сыграли? – спросил отчим.

Ирак посмотрел на него в ответ и постарался не показать удивления проявленным интересом:

- Выиграли. В финал вышли. Три два.

- Сколько твоих?

Ирак молча достал телефон и открыл мессенджер. Видео его голевой передачи уже разлетелось по школе. Саня молча посмотрел и только в конце восторженно и тихо выдохнул.

- Пиво будешь?

Что-то новое и важное Ирак услышал в его голосе, что-то изменилось в нем.
 
- Спасибо. Но мне играть завтра, так что откажусь. Да и мама не поймет.

- Ну как знаешь. Надумаешь – бери в холодильнике. «Барса» играет, только начали. Посмотрим?

- Да, можно. В душ только схожу. Я быстро.

-Давай. Я покурю пока.

В ванной ему попался на глаза бритвенный станок Сани и густое чувство вины и стыда накрыло Ирака.

Остаток вечера прошел спокойно. «Барса» тоже играла красиво.

Когда после первого тайма Ира пошел к холодильнику еще за одной для Сани, он успел разглядеть, что мама недавно плакала. Заметив сына, она быстро улыбнулась. Но даже без этой улыбки Ира почувствовал, что плакала она от радости. Правда, не понял – от какой. Про свой успех на поле маме он говорить не стал. Мама не понимала в футболе.
 

С понедельника все пошло своим чередом. Школа, тренировки, дом. В школу он теперь ходил почти с удовольствием, да и дома стал чувствовать себя комфортнее.

Круг турнира закончился еще через две недели. Команда Ираклия его не выиграла. Хотя, финальный матч получился великолепным. Это был новый уровень игры для всех. Закончилась игра ничьей. Но на городской круг выходили два первых места, так что второе место команды Ирака было вполне-таки «золотым».

Ирак был счастлив, как и вся команда, как и вся школа.

В один из вечеров, за несколько дней до финала, после тренировки, Ирак встретил Катю. После триумфальной полуфинальной игры они однажды столкнулись в коридоре, но не будучи знакомыми лично только смущенно разошлись, соприкоснувшись взглядами и обменявшись робкими улыбками. Сейчас она стояла за воротами школы и кого-то ждала.

Проходя мимо, Ирак опять улыбнулся. Катя улыбнулась в ответ. Уже отвернувшись, он услышал ее голос:

- Ираклий?

Он обернулся, чувствуя, как потеют ладони, впиваясь в лямки рюкзака.

- Ты же на «Кольце» живешь? Ты на район сейчас?

Ирак не верил своему счастью.

- Да…

- Можно я с тобой пойду? Меня папа не встретил…

- Можно… Можно просто – Ирак.

Катя засмеялась.

- В Ирак? Нет, я домой хочу. Я не хочу в Ирак.

Они смеялись вместе всю дорогу до дома, вспоминая эту шутку.

Ирак повел ее своей тропой. Они прошли вдоль трамвайной линии, свернули к реке и какое-то время шли вдоль набережной. Он показал ей вишневый куст, который расцвел мелкими бледно-розовыми цветами. И полосатую кошку, которая умывалась сидя на крыльце одного из деревянных домов.

Подходя к пустырю Ирак сбавил темп. Он стал меньше говорить и замедлил шаг. Их дома уже были видны в набегающих весенних сумерках.

Катя шла чуть впереди и перед поворотом на тропинку на краю пустыря она остановилась. Какое-то время стояли молча. Потом она показала рукой на стену ближайшей панельки, на которой почти зашедшее солнце, отражаясь в воде реки, играло последними на сегодня отблесками. Малиновый солнечный диск тем временем спускался за реку, растворяясь в легких облаках.

- Смотри! – завороженно произнесла она - Как красиво..!

Ираклий опять был счастлив. Впереди у него была долгая прекрасная жизнь.