Роза, надевшая паранджу

В стране, где по окраинам маленьких сел-кишлаков журчали арыки, а в садах весной розовым облаком парил урюк, жила во дворце прекрасная Роза. Росла роза там испокон веков, и говорили люди, что пребудет она вечно. Когда Роза пробуждалась и открывала миру красоту своих нежных лепестков -  сердца мужчин загорались, а глаза женщин отражали каждую каплю росы на цветке. И тогда день становился ярче... Ибо мир умирает без сияния женских глаз.

  И вот однажды в парадный зал дворца вошёл странник, похожий на тень. Серая пыль  покрывала его с головы до ног, а край куфии закрывал лицо, подобно платку бедуина. Он поклонился Розе и сказал:

- О прекраснейшая из прекрасных! Твоя красота так сверкает, что глазам людским больно, а некоторым стыдно за своё несовершенство. Надень же мой подарок хоть на время, дай отдохнуть от твоего сияния, - и протянул ей в руках паранджу, черную как ночь.

  Удивилась Роза,  не знала она и не догадывалась, что причиняет боль людям, и решила пожалеть их, и набросила сверху накидку. Чёрным облаком окутала её ткань снаружи и чёрным огнём загорелась изнутри,  и мука была нестерпимой, нескончаемой, ибо жить предназначено Розе вечно. И крики не могли пробиться наружу, а рядом бесновалась серая тень:

- Глупая, глупая роза! Ты мешала мне завладеть этим миром,  наполняя величием сердца мужчин и любовью глаза женщин. А теперь ты скована чёрной паранджой, и не тебе мешать мне!

  Окаменела серая пыль на теле странника, пошла трещинами, и превратился он в демона пустыни, пророс ногами, как корнями, сквозь плиты пола в землю и стал пить из неё соки.

  Истощилась земля вокруг дворца и в окрестностях, мужчины потеряли разум и разбрелись как скот, а глаза женщин высохли, ослепнув. Остались в стране только женщины,  старухи и девочки, и немного их было, потому что наступил голод.

И вот в это трудное время подрос у старой Фирузе  внучок Али, бывший слишком маленьким,  когда его отец потерял разум и ушёл из дома, а мать умерла от страха и горя. И был он единственным мальчиком во всей округе, и -  кто знает - единственным в мире. И  единственным зрячим.

  Перебирала старая Фирузе наощупь нут для похлёбки,  смотрела ввалившимися глазницами на закат. Смотрела, не видела и  видела: как бежит её дочь, путаясь в  подоле,  за своим мужем.  Как отталкивает он её,  бессмысленный и страшный, как идёт к Фирузе, как тянется к младенцу на её руках. И  бежит Фирузе,  прижимая к себе внука, а сзади ревёт диким ослом тот, страшный, кто мгновение назад был любящим и заботливым, и крушит в погоне всё на своём пути. Как пряталась Фирузе в кустах и закрывала ротик внуку, как погасло солнце в её глазах. А на самом деле  - глаза Фирузе погасли.  Как споткнулась она, ослепшая,  во дворе о тело своей мёртвой дочери, как своими руками рыла во дворе могилу, а из пустых глазниц катились слёзы. И как потом продолжала жить, как все женщины кишлака.  С одним отличием - у всех слепые девочки, а у неё  - зрячий внучок Али.

Скрипнула калитка, вздрогнула Фирузе.  Али пришёл,  поговорить надо. Но пусть отдохнёт сначала,  поест, потом разговор будет. И тепло на сердце,  и тяжело,  непростые слова Фирузе говорить будет,  такие, от которых сердце крошится.

  Поел  Али горячей похлебки, улегся на кошму под дувалом-забором, рядом с бабушкой. Положила Фирузе сухую ладонь ему на лоб, провела ею до макушки, вздохнула и заговорила:

- Расскажу я тебе,  зрачок моего сердца, о чем молчала раньше. Знаешь ты, где лежит твоя мать и куда ушёл твой отец, не знаешь только  - почему.
Ещё недавно наш край был цветущим и богатым, жили в нем в согласии женщины и мужчины,  рожали детей,  сеяли хлеб. В каждом биении сердца  мужчины стучала Роза нашего мира, в глазах каждой женщины искрилась её роса. Она была жизнью и мощью нашего мира, пока не захватил его демон пустыни.

- А где сейчас Роза, бабушка?- тихо спросил Али.

- Там же, во дворце.  Сторожат её люди с пустыми глазами,  и боюсь я, что в день своего совершеннолетия ты станешь одним из них. Бесконечно живёт Роза, бесконечно питает мир, бесконечно демон будет тянуть из него соки и властвовать.

- Откуда ты знаешь это, бабушка?

- Каждая женщина мира это знает, потому что с ней говорит Роза. Нет глаз у нас, но есть сердце,  оно слышит. Бьётся Роза под чёрным покрывалом, горит и не сгорает от демонского огня. И зовёт тебя, последнего зрячего в мире и моего единственного внука.

И заплакала старая Фирузе, белым платком вытирая слёзы.

Ничего не ответил Али, молча встал и ушёл в дом, а вышел оттуда уже с котомкой, той, что от отца ему осталась.

- Я ухожу,  бабушка,  - сказал он. - Я ухожу затем, чтобы мы встретились.  А если не встретимся - то и к лучшему,  таким тебе меня лучше не видеть.

  Поцеловал Фирузе в морщинистую щеку,  положил за пазуху ее белый платок, которым глаза вытирала, и перепрыгнул через дувал. Улыбнулась сквозь слезы Фирузе,  через соседский дувал перепрыгнул, туда, где росла у больной матери кудрявая дочка Гульпери. Вошла в дом Фирузе и закрыла за собой дверь,  чтобы не мешать прощаться своему внуку с той, что всегда ждала его с той стороны дувала.

  Под бархатным ночным небом обнимала Гульпери любимого и шептала:

- Кончики пальцев запомнят твоё лицо, ладони мои сохранят твой запах. Возвращайся, Али, возвращайся...

- Я ухожу для того, чтобы зрячими были не только пальцы Гульпери .

- Я знаю,  Али, знаю. Говорила со мной Роза, и я услышала. Сказала она: боится демон чудесной влаги, не земной и не небесной. Только где эта влага и как её раздобыть - не знает Роза.

- Я проберусь во дворец, что смогу  - увижу, что не смогу  - подслушаю. Иногда против силы хитростью действовать надо, - ответил Али.


Разжал он объятия и скрылся во мраке. Тщетно прислушивалась Гульпери к шагам, убегающим вдаль, не услышать было Али. Нёсся он, словно ветер, по каменистой дороге,  перепрыгивал через арыки, что умерли уже давно, скользил мимо саксаулов, царапающих небо на рассвете. Быстро,  легче перекати-поля бежал Али и вскоре оказался у ворот дворца.

  Залёг  он в старой канаве и стал смотреть, что будет. А было вот что: как рассвело, начали сновать вокруг дворца люди в обносках,  молодые мужчины и совсем старики,  кто с тачками пустыми,  кто с вязанками саксаула. А чуть погодя потянулись они вереницей из ворот, уже гружёными: доверху тачки были полны смрадной землёй,  а люди волокли их, не поморщившись. Пусты были их глаза, и шагали они бездумно, так деревья шагали бы, если могли. Заскрипели колёса прямо над ухом, вжался Али в землю, тихо проехала тележка мимо. Приподнялся он над краем канавы, рукавом прикрывая нос от смрада, огляделся: во все стороны света расходились фигурки, увозя с собой дурную землю. "Несут заразу в края, недоступные демону"- понял Али. Поплевал на руки, испачкал лицо и волосы глиной, набрал сколько мог веток саксаула и вслед за стариками во дворец отправился.


Тихо было там,  пусто. Пыль покрывала деревянные резные потолки и решетки на окнах, песок пустыни  вместо ковров закрыл цветную мозаику пола. Шёл коридорами Али, из комнаты в комнату переходя, мимо высохших фонтанов и мраморных скамей. Шёл-шёл да вышел наконец в иссохший сад посреди дворца.

  И встретился глазами с демоном пустыни.

- Ты что здесь делаешь,  старик? - вскинулся смерчем демон с песчаного холма.

  Низко склонился Али,  да недостаточно быстро. Хотел назад ступить, но  побежали маленькие смерчики от хвоста большого, закрутили полы грязного халата, спутали ноги, стреножили.

- Погоди, ты мне в глаза, что ли, смотришь, старик? Да старик ли ты?! - задрожал смерч, подсасывая в себя землю и камни сада. Застонали деревья, потянулись кронами в пасть демона, затрещали их корни, сопротивляясь.

Оплёл демон вихрем, словно верёвкой, тело Али, налились верёвки жилами как руки шершавые. Засмеялся демон в лицо человека:

- Узнал я тебя,  мальчишка, последний зрячий на этой земле и последний глупец. Был бы умным -  не пришёл сюда, к этой нечисти, - махнул демон смерчем, как хвостом, очистил песчаный холм, на котором лежал.

  На обезвоженой земле, что когда-то была полна жизни, трепетала под чёрной паранджой тонкая Роза.  Пузырилась на ней ткань и бурлила кипятком ада и падала вниз зловонными каплями.

- Ну что, - захохотал демон, - хороша твоя роза? Кого теперь обрадует красотой своей, ароматом кого очарует? Кто поверит ей, когда начнёт говорить о прекрасном? Чернота её несмываема. А ты, глупец, жди свою смерть, она в руках моих...

- Не боюсь я её, - посмотрел Али в глаза демону без страха,  - боюсь, что подвёл тех, кто верил в меня: оплачет девушка любимого, оплачет бабушка своего внука, и не будет больше надежды.

  Прошли руки демона сквозь кожу Али, стала она серой и сухой, как глина, и поднималась глина медленно к сердцу его, и хохотал злобный демон. Да замолк вдруг.

Влажным пятном потемнел у сердца серый глиняный столп, в который превращался Али, стала таять грязь и стекать с него потоком. Завыл демон и попытался оторваться от тела человека,  но не отпустил его Али, крепче и крепче прижимая к сердцу . До тех пор, пока не иссохла грязь и не утекла песком сквозь пальцы, и не развеялась по ветру.

И тогда сунул руку за пазуху Али и вытащил белый платок старой Фирузе.  Влажный от слёз, словно вытерла она им глаза секунду назад. И прикоснулся им к Розе...

   Вскрикнула от удивления  Гульпери  - увидела она, как набирают силу деревья, как распускаются почки и зеленеют листья. Как сверкает роса на траве, и в каждой капле отражается Роза. И шепчет: "Мир умирает без сияния женских глаз и оживает от их любви".