Глава 22. Цопка

   "Цопка" вернулась в лагерь. Новость молниеносно разнеслась по коридорам. Она вышла из такси, заехавшего прямо во двор, взяла два больших чемодана и вошла в "азюль". За "Цопкой",  хромая, поспевал её сынок.


   "Цопка" было, конечно, прозвище. Что-то в характере женщины подходило к звучанию этого слова. Она была проницательна, хотя и не особо умна. Образование её закончилось лет двадцать назад, на первом курсе университета, и с тех пор она развлекалась, подмечая человеческие слабости и вставляя "шпильки".


Её слащавый, воркующий тон внезапно менялся, она отпускала  хлесткое замечание и столь же неожиданно снова растекалась патокой: ящерица мирно греется на солнце - "Цоп", язык ухватил муху на лету, и снова  всё тихо и мирно.


   Она закатывала глаза от африканской музыки и, млея от удовольствия,  виляла  в такт  широкой, но плоской "кормой". Если она не сплетничала во дворе с другими женщинами, то, значит, бранила дома своего вечно хнычущего сына.


   В лагерь L Цопка приехала из лагеря M одновременно с Иваром и Ириной,
но через восемь месяцев получила политическое убежище, синий паспорт и съехала на частную квартиру в город N.


   И "ч-ю-ю-с" - прощевайте - как говорят господа немцы, свой новый адрес она держала в секрете и оставила только армянину-штрейкбрехеру.


   И вот Цопка вернулась в лагерь. Её лишили политубежища, отобрали синий паспорт и вышвырнули из квартиры в городе N. Она ожидала депортацию в Россию.


   Ивар более-менее был в курсе её "легенды". Она представлялась армянкой из Азербайджана. Жила с мужем-азербайджанцем где-то рядом с Баку. Муж умер,
или исчез, или удрал, и, после резни армян в Баку, она не могла оставаться в республике.


   Она уехала в Москву к одной из подружек по веселым студенческим временам. Подружка теперь была замужем и работала по заграницам, так что она оставила ключи от запертой  квартиры Цопке и сказала "Делай, что хочешь".


   Что произошло между этим моментом и её приездом в Германию, Цопка
обходила стороной.


   Может быть, она "делала, что хотела", и в один из наездов домой муж приятельницы "занырнул" в Цопку.  Может, муж был ни при чем, и Цопка слишком много "делала, что хотела", и хозяева испугались за репутацию хаты. Может, Цопке просто надоело греться у чужого огня, кто знает.


   Почему у неё отобрали "азюль" и паспорт, тоже было сокрыто мраком.


   "Я допустила ошибку", - сказала она по возвращении.


   Ивар пожал плечами: "Это бывает".


   "Если хочешь, я расскажу,  как всё было", - предложила Цопка.


   Ну да,она не тот человек, чтобы говорить правду, подумал Ивар и
спросил: "Будет тебе легче от этого?"


   "Нет", - ответила Цопка.


   На том беседа и закончилась.  Позднее женщины рассказали Ирине, "кухонную" версию происшедшего. Цопка решила съездить в Москву, и немцы тормознули её с сыном во Франкфурте,  забрали паспорт и отправили назад. В аэропорту Цопка закатила дикий скандал.


   Ивар на это только покачал головой.
  "Послушай, неужто ты веришь, что Цопка не знала о запрете возвращаться
в страну, из которой "бежала"?" - спросил он жену.


   "Да она сама об этом говорила, - поддержала его Ирина, - помнишь, когда она получила паспорт и хотела  в Париж.  Все страны для меня, говорит, открыты, кроме России и Азербайджана".


   Цопка была слишком умна, чтобы срезаться на такой глупости.


   Кроме того, вскоре трое других людей повторили ту же версию: немец-переводчик из Бундесамта,  сотрудница "Ауслэндера" в городе N и "социал" из лагеря L.


   Причем историю повторяли слово в слово: хотела в Москву, аэропорт, паспорт, скандал.


   "Ты можешь себе представить, чтобы три разных человека пересказывали
событие  одними и теми же словами, будто по бумажке?" - спросил Ивар.


   Что-то здесь было не так. У Цопки был великолепный адвокат, которым её
снабдила ещё одна подружка со студенческой скамьи, ныне замужем за богатым
немцем. Прежде чем пукнуть, Цопка бежала советоваться с адвокатом.  Глупость с аэропортом - исключено.


   Когда Цопке дали политический азюль, Ивар изумился. Каким место думают эти немцы?! Она несколько лет прожила в Москве, какой Азербайджан, какая там резня, какой "азюль"?


   Русской семье из Казахстана сразу, ещё в лагере M, пришел отказ, только
потому, что они прибыли в Германию "через территорию России". Они сидели в поезде, который шел через Россию, и им отказали.


 "Россия, - писал следователь из Бундесамта,- считается демократической страной. Вы могли попросить убежище и там".


   Для этой семьи Россия - демократическая страна,  а для Цопки - нет.

   "Где, ты говоришь, она жила в Москве?" - спросил Ивар.


   "На Кутузовском", - не оборачиваясь, ответила Ирина, она накрывала на стол.


   "Случаем не в этих домах для дипломатов?"


   Там жили знакомые Ирины и они с Иваром  как-то даже ночевали у них.


   "А ведь и правда, - воскликнула Ирина.  - Помнишь, она рассказывала: "Я каждый день болтала  во дворе с женами дипломатов,  мы сидели  и следила  за детьми" ".


   Ивар посмотрел на Ирину, словно нашел объяснение.


   "Ты хочешь сказать, -  медленно начала Ирина, - именно это и заинтересовало
немцев?"


   Ивар и сам не был до конца уверен.
   "На кой черт им сдались бабьи сплетни?" - вслух подумал он.


   Ирина, скептически поджав губы, остановилась с тарелкой в руке.


   Ну, хорошо, что может "выдать" жена дипломатишки, болтая с соседкой, пока их отпрыски  возятся в песочнице? Сплетни о коллегах мужа? Кто получил повышение, кого и куда сослали, какой умница её муж и какие неприятности у г-на "Икс" со старшим сыном. Мальчик совсем отбился от рук, пока родители шлялись по командировкам. Говорят, он "колется", и родители (бедняжки!) ничего не могут поделать.


 А жадность "Игрек" просто безгранична, они опять лезут в Бубукерию. Климат там ведь жуткий, вы не бывали?  Но им всё мало, ещё не нахапались. Вообще-то всё из-за супружницы,  она в семье голова, а не её пузатый муж. И не поверишь, что он полковник.


 А г-н "Зет" снова принялся выживать команду г-на "Бе" из министерства, на сей раз окончательно. Что за времена, что за времена! Раньше хоть работали спокойно, не ввязываясь в кулуарную политику.

 Ой, посмотрите на дочь консула в … Она уже ничего выглядит, даже говорить начала. Родители чуть с ума не посходили, когда с ней приключился припадок, не люблю сплетен, но говорят это у них наследственное...


   "Ну и что можно выудить из этой трепотни?" - удивлялся Ивар.


   Кто есть кто? Да, пожалуй, это интересно,  информация "изнутри". Можно выяснить "подходы" к человечкам. Чей-то сын колется? Мальчик может опуститься ещё ниже. Наркотики дорогое удовольствие, потребуются деньги, может и на воровстве попасться.


Или же можно сделать так, что попадется. А затем к папе явится добрый дядя и
скажет: "Твой сынок увяз по уши. Дело пахнет тюрягой. Я могу помочь, но вы
тоже должны помочь мне..."


  Что-нибудь в этом духе. Никто и пальцем не пошевелит, если грубо предложить: "А не продадите ли свою Родину?" Человечек может испугаться, закатить истерику, побежать в "органы". Нужно, чтобы он сам осознал, так сказать, проникся, что карьера его закончится, в МИДе не любят уголовщины. Да и вообще, никакой иностранец подходить к нему не будет. Руку помощи протянет "свой".


   Кто-то отправляется в Бубукерию? Прекрасно. Вы говорите, советник по экономике,  и совсем случайно - полковник. Добрый старый полковник. Последний раз он сидел в Баламбии, и те закупили истребители у России.


Может, и в Бубукерии намечается нечто похожее? Надо намылить шею нашему
торговому ведомству, опять допустят "чужих" на  рынок. И не важно, что он -
полковник, не важно - что в Бубукерию. Важно, как два кусочка информации из
разных "источников", соединяются в большую, весомую новость.


   Бедная девочка, дочка консула в…  Как я понимаю её родителей, у меня ведь тоже сердце не из стали. Я помогу  достать лекарство. Нет, в России такого лекарства нет.Конечно же, мне ничего от вас не надо. Просто так,  как один родитель другому. Так сказать, "родители без границ", ха, ха, ха.


   И вдруг:  как хорошо вы вышли на этой фотографии, когда я передавал вам лекарство! Вы не знали, что нас снимают?


  Поймите, это моя работа, я, как вы говорите, "шпион", мне и самому это всё неприятно делать, но... Вы думаете,  ваш шеф "проглотит" ваши объяснения? Поймите, я не против вашей страны, наоборот, мы вас-то и опасаемся.


Так как мы решаем? Девочка будет здорова, вы  по-прежнему на видном месте,
и  мы остаемся друзьями. В конце-то концов,  я не "секреты" выдавать прошу,
мы всего лишь хотим быть уверены, что ваши "кремлевские мыслители" не
попрут на нас танками.  Впрочем, выбор за вами.

 
***


 "Пожалуй, так службы безопасности могли бы использовать Цопкину
болтовню", - Ивар удержал разыгравшееся воображение. - Почему бы нет? Неужто, это так важно, что за эти куски сведений ей дали "азюль"? А что произошло позднее, почему, она запаниковала и "ринулась" в Москву?"


   Иногда его собственные мысли казались Ивару наивными и натянутыми.
"Да этого не может быть, - возражал он себе. - Коммунистов больше нет, "холодная война" закончилась, нет непримиримых противоречий между нами. Это бред какой-то".


   Однако вопросы оставались. Почему Цопке дали "азюль", хотя она спокойно
жила в Москве, а казахстанцам отказали за "проезд" по России? Россия, значит,
не демократическая страна, когда Бундесамт хочет за что-то предоставить политическое убежище, и ужасно демократическая - когда не хочет.


   "Дело Цопки" снова заставило Ивара задуматься, а годы лагерной жизни снабдили
необходимыми экспериментальными данными.


   Вывод:  все, кто быстро получал "азюль", получали его непосредственно от Бугндесамта,иными словами, напрямую от немецкого правительства.


   Магда, агент "007", получила политубежище в городе M за два месяца.


Ивар с друзьями потешался над её "легендой", однако факт оставался фактом.


Кто-то здесь нуждался  в рассказах о кровожадных русских шпионах,  похищающих людей прямо средь бела дня, в центре Европы. И это в 1995 году, в расцвет "дружбы и демократизации".


Зачем? Чтобы выбить бюджет для спецслужб?  Или же генералы будут биться в истерике и трясти "делом Магды", доказывая, что им ещё рано перековывать мечи на орала? А если авантюристку разоблачат, немцы только пожмут плечами: мы простодушные, воспитанные люди поверили ей, а она...


   Ивару довелось повидать "шпионов". У них не было клыков, как у Дракулы, они не рычали, как Сибирский медведь, они не тряслись от злобы, как маньяки. Они были милыми, дружелюбными парнями. Зачем грубить, если ту же работу можно сделать цивилизованно?   Кому-то очень требовалась история бедной Магды, только и всего.


***


   Задолго до войны в Чечне, скромный шофер и его жена-кассирша получили "азюль" за четыре месяца.  Они приехали с Северного Кавказа, ни черта не смыслили в политике, не говоря уж о принадлежности к партиям, однако получили политическое убежище.


   "Как так?" - думал Ивар, а потом вдруг заметил удивительно мягкие руки шофера. И у того была военная выправка и он вставлял в разговор словечки из офицерского обихода. Ивар сам вырос в военных городках и казармах, уж он-то мог судить.


   Ну, хорошо, это всё мило. Каждая страна нуждается в шпионах, информаторах,
разведчиках, называйте, как хотите. Но какое отношение имеет к шпионажу
гордая гуманитарная программа?


 Программа помощи беженцам, о которой немцы трубили на  весь мир и пожинали аплодисменты за сотни тысяч размещенных по лагерям людей. Программа или "воронка", всасывающая информацию из тысяч и тысяч источников?


***


   Два юных грузинских журналиста получили "азюль" за две недели. Их газету
закрыли в Грузии, офис разграбили. В доказательство они привезли ксерокопию
статьи из своей газеты.


   Может, они и взаправду издавали газету, Ивар не утверждал обратного. Он вроде не помнил их по пресс-конференциям и никогда не слышал о такой газете. Впрочем, новые издания появлялись, как грибы после дождя, едва ли не каждый день.


   Ивар помнил, одного молодого грузинского журналиста застрелили в Тбилиси возле его собственного дома, - он слишком глубоко "копал", куда девается  гуманитарная помощь из-за границы (было это до или после того, как "шлепнули" замминистра  МВД? "Всё так быстро забывается, всё отходит на второй план", - вздыхал Ивар).  Однако, он был уверен, что имен этих двух парней он никогда не слышал.


   Немцы мгновенно дали журналистам "азюль" и складировали до будущего
употребления. Наступит день, и они будут выковывать мнение своих соотечественников. Либо отсюда, либо прямо там, у себя дома.


***


   "Мхедрионская" мамаша, вначале депортированная в Испанию, затем всплывшая в Германии с "азюлем". Вообще фантастический случай("мхедриони",так по аналогии с  римскими "всадниками", называли себя уголовники).


 Очевидно, немцам понадобились её связи среди "братвы", воевавшей в Южной
Осетии и Абхазии, и не особенно любившей законы. Благородная гуманитарная
программа, вы говорите?


***


   Чем больше Ивар вспоминал, кто же получал тут "политический азюль", тем
более убеждался, что за громкими словами о правах человека, демократии и
сочувствии бедным беженцам стоят обыкновенные "шкурные" интересы.


   Каким же идиотом надо быть, чтобы поверить всему, что брешут политики с высоких трибун. Мда, однако, сейчас он уже ничего изменить не мог, влип в Германию по уши.


***


   Кроме "шпионов"  Ивар открыл ещё одну категорию беженцев, которую назвал  "наполнителями". Это были люди из различных стран, самого различного происхождения, лишь одно было у них общим: они получали политическое убежище, не имея никакого отношения к политике.


   Как правило, это были необразованные, дико выглядевшие типы, лебезившие перед немцами за дарованную им райскую жизнь.


   Действительно, албанец, учитель английского, живший в городе и знавший политиков в Косово, как свои пять пальцев, получал отказ. А неандерталец из албанской деревни, наплодивший  кучу детей - политическое убежище.


   Ивар первое время негодовал и думал, что немцы жестоко ошибаются.  Они не ошибались. Один случай может быть "ошибкой", но за четыре года Ивар насмотрелся "ошибок".


   Наверное, существуют квоты, думал он, по раздаче "азюлей", скажем, за год.
Вместо вечно недовольных "политических", положенное число "азюлей" забивалось "наполнителями": туповатыми, не особо учеными, зато очень признательными типами.


***


   Третьей категорией беженцев являлись "пропагандисты". Их Ивар изучал на примере беженцев из Грузии.


   Если "азюль" давали, в основном, избранным грузинам (как будто именно их сильнее всего преследовали на их же родине), то "пропагандистов" набирали из проживающих в Грузии нацменов (само собой, русские исключались).


   Подобно Отсосяну,  которому Ивар начистил рыло, они, хныча, привозили в Германию весь свой табор и жуткие рассказы о преследованиях. Они юлили, они скакали вокруг немцев на одной ножке, и неизменно  у них в глазах играл алчный огонек. Они отправляли домой подержанные автомашины, они отсылали домой новые телевизоры и ворованные видеомагнитофоны, они отсылали домой всё, что попадалось им в руки. Хотя "там", дома,  в Грузии,  с властями у них, якобы,  имелись жуткие проблемы.


   Из хнычущих, жалких созданий они превращались в надменных владельцев
старых Мерседесов, приучались носить "Адидас" с задранными носами и уже
готовили сказки о молочных реках с кисельными берегами, "забывая", естественно, как вылизывали немецкие сортиры, "закладывали" других и бегали на побегушках.


   Что было ещё хуже, они приучались здесь воровать, клянчить и предавать. Полиция в Грузии груба, и обычная домохозяйка вряд ли рискнет там попасться  в лапы "ментам". В мягкотелой Германии "только дурак не будет воровать по магазинам", говорили  добропорядочные мамаши из этой категории.


   Важно не то, что они  выходили  из магазина, "поменяв" свои старые туфли на новые и замарав их грязью для конспирации, или надевали по две куртки, или вывозили электрофен в колясочке с  ребенком...  Помада, мыло, одеколон вообще не считались за дело:  "Только дурак будет на это деньги тратить".


   Важен был психологический перелом. Они преодолели страх, они вступили на "путь", они обрели принцип жизни.


   И с этой психологией они поедут назад, разумеется, не в Грузию, там не особенно развернешься. Москва, Ростов, Краснодар, деньги есть, квартира  - не проблема.


   И чем больше они пресмыкались, выпрашивая "черную работу", и чем больше "закладывали" других  ради лишнего денька в Германии, тем выше они будут задирать нос,  вернувшись "домой".


   А измотанные ударами судьбы труженики,  у которых и средств-то не было. чтобы добраться до "немецкого рая", глядя на их успех будут спрашивать: "Стоило ли всю жизнь гордиться своей честностью и вкалывать, чтобы снова оказаться в дураках?"


   И моральный дух упадет ещё ниже, и начнут восхвалять воров, и новый кризис будет заранее запрограммирован, ибо никакой вор, даже разбогатевший, никогда ничего построить не сможет, по самой своей психологии, а будет и дальше растаскивать и воровать.


   "Эх, - будут думать бедняки, глядя на пропагандистов успеха, - вот оказывается, как надо жить, а мы-то..."


   "Пропагандисты" очень полезное орудие.


***


   Конечно же, в лагерях встречались и настоящие "политические", вроде Мохаммеда, который организовал забастовку. Единственная неувязка - Ивару ещё не доводилось видеть ни одного "политического", который получил бы здесь "азюль". Ни одного.


 Политических сразу было видно - по глазам без алчного проблеска, по отсутствию интереса к шмоткам и бесконечным дискуссиям " кто, что, и за сколько достал", по газетам, на которые они тратили последние гроши.


   Политические не воровали, не клянчили и не выслуживались. Они были для властей, как кость в горле, ибо никаким "орудием" и ни в чьих руках становиться не желали.


***


   Две особые массовые категории составляли албанцы из Косово и турецкие курды.


   Выслать из Германии курдов не позволял немецкий закон. В Турции им ждали "угрозы для жизни и здоровья". Они годами торчали в лагере и получали-таки "маленький позитив", то бишь, параграф 53  закона об иностранцах:  запрет на высылку в страну, где возможны пытки или смертный приговор. После этого курды получали частные квартиры и медленно рассасывались из лагерей.


   Албанцев, которые уже побывали в лагерях,  узнавали по языку. Если говорили на французском - сидели во Франции, знали немецкий - значит уже старожилы  в Германии.


Когда их высылали из Германии, они удирали в Англию, Швецию, Бельгию. Истинный, "природный" албанец из Косово, говорил только на албанском и прикидывался, что не "разумет по-сербски".


   У всех албанцев была одна и та же легенда - жестокость сербов, и одна и та же
мечта - независимая республика Косово.


Каждый месяц, когда население лагеря получало социальные деньги, к лагерю L подъезжали новенькие "БМВ" и "Ауди" с иногородними номерами.


 Эмиссары "Армии освобождения Косово" или ОЧЕКА,  проводили заседания среди албанцев и собирали бабки на "борьбу". Иногда они забирали не только 80 марок (карманные деньги), но и зарплату за двухмарковую социальную работу и заканчивали "добровольными" пожертвованиями.


   Немцы ничего, разумеется, не видели - ни "чужих" машин, ни каких-то собраний прямо во дворе лагеря.  Денег боевикам они не давали, ну, а если албанцы сами захотели... В общем,  руки у немцев были чисты.


   Никогда среди албанцев не было такого уныния, как в день, когда войска
НАТО (точнее ООН  и в их составе НАТО) оккупировали Косово.  Ивар ожидал торжествующих кликов, народной музыки, всеобщего ликования, как в дни, когда ОЧЕКА захватывало у югославов деревню или город.

Однако в тот, вроде, победный день никто в лагере не скандировал как раньше: "Косово, Косово".

   Война закончилась, придется ехать домой.


   Только одна албанская семья из всего лагеря сразу же  "нажала стоп" - добровольно остановила рассмотрение дела об азюле и начала собираться.


***


   Имелась и ещё одна, последняя, почти ископаемая разновидность азюлянтов -
"дураки", верящие в справедливость. К этой категории Ивар причислял себя.


***