Глава 20. Если на то воля твоя

Перед работой я решил немного отдохнуть, принял душ и голый завалился в кровать.

Разморенный жарой, я почти задремал, когда в дверь постучали. Пришлось встать.

На пороге стояла Айрин. Я поспешно схватил с гвоздя полотенце, прикрыться и распахнул дверь. Гостья чуть улыбнулась и сделала легкий шажок вперед:

- Что, сиеста?

- Зачем ты пришла? – я хмуро загородил проход.

- Соскучилась. А ты что, не рад?

Она взяла меня за руку и несколько секунд пристально смотрела в глаза:

- Обиделся. Ну, прости.

- И ничего я не обижался, с чего ты взяла.

- Я не хотела, чтобы ты приходил, потому что бываю в салоне редко, – сказала она в свое оправдание. – Подумала, вдруг ты придешь, а меня нет, ну и... Я же видела, как наши массажистки пялились на тебя. Мне это было неприятно, так что, пожалуйста, не сердись.

- Айрин, ты ревнуешь? – я не верил своим ушам. – Ты?!

- Знаю, я все про себя знаю, – она прижала палец к моим губам. – Можешь ничего не говорить. Но я правда не хочу, чтобы эти наглые девки пользовались тобой.

- Я не ребенок! – отвел я ее руку. – И вообще, что тебе нужно? Тебя кто-то подослал?

- Никто, – моргнула она растерянно. – Просто захотела тебя увидеть. Я не вовремя, да? – она снова попыталась войти.

Похоже, решила, что я не один.

Я посторонился. Айрин скользнула взглядом по заправленной постели и заметно расслабилась.

- Раз уж я тебя разбудила, может, сходим в кафе?

- Денег нет, – соврал я. Не хотелось мне никуда с ней идти. Еще решит, что это всерьез.

- Зато у меня есть. Я угощаю.

- Я и так тебе должен, – буркнул я.

- За что? – удивилась она.

- За массаж.

- Ах, ты про это, – она залилась легким румянцем. – Ну, я думала, мы оба были не прочь.

Я сделал вид, что не расслышал ее и спросил с некоторым злорадством:

- Можно узнать, сколько стоят твои мм…услуги?

Она смерила меня долгим изучающим взглядом и, конечно же, не осталась в долгу:

- А тебе не кажется, что о цене договариваются на берегу, чтобы потом не возникло недоразумений? Ведь сейчас я могу назвать любой прайс.

- Ну а все же, сколько?

- Боюсь, ты не потянешь, мой мальчик.

- А если серьезно?

- А если серьезно, может, перестанешь хамить?

- Тогда назови сумму. Я должен тебе заплатить.

- Хорошо. Два часа твоего драгоценного времени. Согласен?

- Смотря, что ты собираешься со мной делать.

- Даже не мечтай! – она развернулась к выходу. – Как насчет небольшой прогулки? В джунглях неподалеку есть водопад.

Не скажу, что я был в восторге от идеи тащиться неизвестно куда, по жаре, ради прихоти вздорной девчонки, но долги следует возвращать.

Пока я натягивал джинсы, Айрин стояла в дверях и, склонив голову набок, беззастенчиво за мной наблюдала. Я делал вид, что ее присутствие меня не волнует, но мне было неловко, я никак не мог попасть в штанину ногой.

- Ты такой милый, – улыбнулась она.

Милый? И это после всего, что я ей наговорил? Да что такое между нами происходит! Когда Айрин нет рядом, я ужасно хочу ее видеть, касаться, вдыхать ее запах, целовать.

Но стоит ей появиться, и я холодею, как лед, нарочно грублю, изображаю занятость. Она ведет себя не лучше, то избегая встреч, то появляется, как ни в чем ни бывало.

Еще и дразнит, видя, что я с трудом сдерживаю себя, чтобы не сорвать с нее платье, под которым, я знаю, ничего нет, нижнего белья эта негодница не носила.

Указатель на повороте гласил: «До водопада 5 километров». Я бодро рванул вперед, радуясь, что перестало палить солнце – с моря подул легкий ветерок, затянув небо тучами.

Но не успели мы пройти и половину пути, как хлынул ливень.

Спасаясь, мы забежали в придорожное кафе. Там было пусто. Круглые пластмассовые столики были сдвинуты в середину зала, в углу громоздились ящики с колой и спрайтом, связки зеленых кокосов кучей валялись на бетонном полу.

Со стороны моря кафе было укрыто от ветра прозрачной пленкой, тяжелые дождевые капли торопливо сбегали по ней и исчезали в мокром песке. Вышел заспанный официант.

Увидев нас, он, молча, взял мачете, оторвал от связки орех и ловким ударом снес ему верхушку. Напившись, закутался в дождевик, взял в руки метлу и стал подметать и без того идеально чистую дорожку. Когда он ушел, мы остались одни.

За плачущей пленкой шумели и пенились волны. На выступавшем в море мысу в серой мгле едва виднелся буддийский храм. Стало прохладно. Айрин поежилась и по-детски уткнулась в мое плечо. Ее влажные волосы пахли морем. Мне захотелось погладить их, но я не посмел, стоял истуканом, не в силах пошевелиться. Тогда, осмелев, она прижалась ко мне сама, выпростала из-под ремня рубашку и, запустив под нее пальцы, легонько провела вдоль позвоночника коготком. Я конвульсивно дернулся, по спине словно электрический ток пробежал, сердце ухнуло в воздушную яму, сладко заныло внизу живота. Но я крепился, не подавал виду, хотя поделать с нарастающим возбуждением ничего не мог. И она это чувствовала. Где-то совсем рядом заиграла музыка – это был не заезженный Jingle Bells, обожаемый тайцами, нет, кто-то слушал Леонарда Коэна «If it be your will».

Я знал песню по фильму «Врубай на всю катушку», от которого был в юности без ума.

- Потанцуем? – Айрин взглянула на меня снизу вверх.

Вместо ответа я стиснул ее и стал неистово целовать. Она не противилась, только привстала на цыпочки и ответила так, что я будто взлетел, поднимая нас обоих в воздух.

Мелодия давно стихла, но мы этого даже не заметили.

- Вик, а у тебя была девушка? – вдруг спросила она.

- Девушка? – растерялся я. – Не знаю. Была, наверно. Давно, еще в школе.

- Ты что, даже не помнишь? – от удивления у нее округлились глаза.

- Ну почему, помню, конечно, – я нагнулся и чмокнул ее в ямочку на щеке. – Я просто не уверен, была ли она моей девушкой.

- А так бывает?

- Бывает. Знаешь, как в мелодрамах – он любит ее, она любит другого, а другой не любит никого, кроме себя. У нас было то же самое.

- Грустно, – вздохнула Айрин. – Она была красивая?

- Очень, – я вновь поцеловал ее, теперь за ушком. – Ничего, что я тебе об этом говорю?

- Ничего, продолжай, – разрешила она. – Сколько ей было лет?

- Шестнадцать, как и мне. Мы учились в параллельных классах. Девчонки наши, кстати, не понимали, что я в ней такого нашел – маленькая, скуластая, над верхней губой пушок, смуглая, как цыганка. Я поначалу тоже ее не и замечал, это потом свет на ней клином сошелся. Было в ней что-то дикое, колдовское, даже звериное, что притягивало парней. Глянет своими изумрудными кошачьими глазищами – как огнем обожжет. Ну, я и пропал.

- А она? – Айрин затаила дыхание.

- А она любила не меня... Со мной гуляла так – чтобы тот, другой, приревновал. Бегала к нему украдкой, записки через подруг посылала. Я, когда узнал, чуть с ума не сошел.

- Бедненький, нашел из-за чего горевать. Девчонок других, что ли, мало? Встречался же ты потом, наверное, с кем-то?

- Встречался, – вздохнул я. – Но всё это было не то. Говорю же, влюблен был без памяти. Жить без нее не хотел. Чуть вены себе не порезал. Даже стихи писать начал.

- Про любовь? – оживилась она. – Почитай, а?

- Да я уже всё позабыл, – стал я отнекиваться. – Столько лет прошло. Хотя вру, одно точно помню. Только оно не о любви, точнее о любви, но к жизни.

- Читай! – она решительно тряхнула головой.

Я откашлялся и, волнуясь, начал:




Я разучился любить и мне страшно

Смотреть в Луны пересохший омут,

Где нет воды, лишь вязкая каша,

А в ней избитые души тонут.

И я там был. Чьи-то цепкие руки

Меня тянули назад, в преисподнюю.

Я помню смерти хриплые звуки,

И страх животный свой тоже помню я.

Как было страшно навеки сгинуть

В пропахшей плесенью липкой жиже.

И счастье любящим быть и любимым

Похоронить, не пытаясь выжить.

И как хотелось послать всех к черту,

И расписаться в своем бессилье.

Но вдруг из глаз брызнули слезы,

А за спиной выросли крылья.

И высоко над Луной пролетая,

Я путь держу на бескрайнее Солнце.

Кто верит в то, что любовь спасает,

Тот мир спасет и в нем сам спасется.




Закончив, я заставил себя натянуто улыбнуться:

- Слишком наивно, да?

- Ну почему, мило, – похвалила она. – Я и не знала, что ты поэт. И как это такой романтичный юноша мог превратиться в такого буку? Это все из-за несчастной любви, Вик? Ты поэтому не доверяешь женщинам? Все еще любишь ее, да?

- Нет, уже нет, – я покачал головой. – Но ты права, часть моего сердца до сих пор словно покрыта льдом.

- И тебе это нравится?

- Да не сказал бы. Но я понятия не имею, как его растопить.

- Может, ты просто боишься?

- Может быть, – тихо ответил я. – Вы, женщины, такие коварные.

- Не все, – она обвила меня руками, прижавшись к груди щекой. – Как же хорошо, что ты не покончил с собой.

- Ага, дождался, пока пристрелят, как собаку, чтоб не мучился, – сострил я.

Продолжение следует