Фехтовальщики. Свет и тьма 19

- Добрый вечер! – поздоровался Геннадий Иосифович.

- Привет! – не поднимаясь с кресла, ответил Скорцени. – Заходите, будьте, как дома! Вольф, Ратмир! Освободите седалища! – Парни без особой охоты извлекли свои юные зады из удобных кожаных кресел. – Присаживайтесь, господа!

«Господа» послушно уселись.

- С чем пожаловали? Мы свое обещание выполнили, а как насчет вашего?

- Что ты имеешь в виду? – спросил Сергей.

- Я должен напоминать? – поднял брови скинхед. – Несолидно, господа партийцы, несолидно! Впрочем, рядовому члену это простительно, но уж партайгеноссе, конечно, помнит, не так ли? – Он с веселым, наглым вызовом посмотрел на секретаря.

- Да помню я, конечно, помню! – поморщился тот. – Только не простое это дело – достать пистолет. Я от обещания не отказываюсь, но так быстро не получилось, нужно еще время, очень большой риск.

- А у нас, значит, простое дело было – огромный рынок сжечь дотла? – насмешливо сощурился Скорцени. – Мы, значит, ничем не рисковали? – И его лицо внезапно сделалось страшным. – Слушай сюда, жид пархатый! Если через три дня у меня не будет пушки, весь этот твой сраный офис взлетит на воздух! Если и после этого я ее не получу – сгорит на хер твоя квартира. Ты меня понял?

- Понял, - сглотнув слюну, ответил побелевший, как стенка, Павлюк и загнанно посмотрел на Сергея Ивановича. Тот, тоже обескураженный (Вот это Гена попал! Вот это я его подставил!), лихорадочно искал выход из положения.

- Слушай, Олег, - наконец сказал он, - а обрез тебя не устроит?

- Какой обрез? – без особого интереса спросил скинхед.

- Двуствольный. И десять патронов.

- Какой калибр?

- Двенадцатый.

Скорцени задумался. В принципе, он собирался разделаться с Антоном врукопашную, пустить ему кишки и вырезать сердце, и пистолет ему был нужен опять же для страховки, однако хорошая волына и в будущем пригодится.

- Ладно, - кивнул он снисходительно. – На первое время сгодится. Но только на первое! – Он строго посмотрел на партийного секретаря. – Через неделю чтобы была настоящая машина! Понял, Гена! А обрез чтобы был завтра!

- Понял! – кивнул тот, все еще бледный и испуганный. – Будет! – И зачем-то добавил: - Сукой буду!

- Ты и так сука! – весело осклабился Скорцени.

Партийцы поднялись с кресел.

- Обрез будет послезавтра, - уточнил Сергей.

- Уговорил, - дружелюбно улыбнулся Олег. – Ты мужик, Серега! Уважаю! И что ты стелешься под этого говнюка?

Сергей промолчал. Партийцы вышли, не прощаясь. На улице Геннадий Иосифович тихим, потухшим голосом спросил Сергея Ивановича:

- А что, у тебя в самом деле есть обрез?

- Сделаю, - ответил тот. – От отца осталась двустволка. Она нигде не зарегистрирована, так что в случае чего, следов никаких.

- То-то и оно! - сокрушенно произнес Павлюк. – Купить пистолет у вояк не проблема, но с номером что делать? Как ни спиливай, криминалисты его прочтут, а если на стволе кровь появится, на меня потом однозначно выйдут.
 
- А через неделю что будешь делать? Ведь через неделю этот засранец опять тебя за горло возьмет.

- Да уж! Подсунул ты мне свинью!

- Кто ж знал! Однако, делать-то что будешь?

- Не знаю. Наверное, сдавать их придется. Есть у меня один ход в ментовке.


Когда Геннадий и Сергей вышли, юный Пионер вдруг выпалил с какой-то неожиданной радостью:

- Скорцени! А этот, второй, что обрез тебе обещал, - это отчим Антонов! Гадом буду! Я видел его, я все разведал!

Олег посмотрел на него недоверчиво:

- Не врешь!

- А чё мне врать? Он шофером в больнице работает, а матка его – медсестрой!

Главарь скинхедов с наслаждением откинулся в высоком компьютерном кресле.

- Это супер! – произнес он с нескрываемым восторгом. – Я ухлопаю его щенка из его же пушки! Это отстой!

*****************************************************

И вот наступил четверг. Отец Николай, как и договаривались, заехал за Антоном и Люсей в десять часов утра. На этот раз он был в черной рясе, поверх которой висел на медной цепи медный же крест размером в ладонь. Он усадил юную пару в свои старенькие «жигули» и повез за город, на обещанную дачу, к обещанному пруду. День начинался знойный, жаркий, как и весь утекающий уже август, и Антон предвкушал купание в ласковой, насыщенной солнцем воде.

- А что, батюшка, мы сегодня и кресты наденем? – поинтересовался он.

- Наденете, - отвечал священник. – Однако, не сразу. После крещения водой, мы поедем в церковь. Там я вычитаю молитвы, ну еще кое-что. Сами увидите!

- Но крестов-то у нас нет. Вы не сказали, что надо купить.

- А вы наших крестов и не купите. В никоновских лавках совсем другие кресты продаются. А мы своих крестов не продаем - вы их даром получите.

- А чем они отличаются? – спросила Люся.

- Как получите, поясню. Сейчас скажу только, что делает их наш мастер: отдельно женские и мужские. Из серебра делает. Потом, если захотите, можете золотые заказать – уже за плату.

- Да нет, нам из серебра в самый раз, - рассудительно промолвил Антон. – Серебро – металл серьезный, а золото что? Блеск пустой, да и все.

- Я тоже так думаю, - согласился священник. – Однако запрета нет. С праведных трудов не грех и золотой крест носить. Лишь бы золото человеку глаза не слепило, алчность не распаляло.

Тут Люся не удержалась и задала свой главный вопрос:

- Скажите, батюшка, а когда мы сможем обвенчаться?

- А вы готовы? – Отец Николай с улыбкой обернулся к ней. – Это ведь очень ответственный шаг. Особенно для женщины. Не зря ведь говорится «выйти замуж». Женщина за мужа выходит! Должна идти за ним на жизнь и на смерть, на радость и на горе, на счастье и на страдания, и во всем подчиняться мужу. Готовы ли вы на это?

- Готова! –горячо выдохнула Люся, краем глаза видя, как напряглось и загорелось лицо Антона, и почувствовав, как пахнуло от него родным ей жаром.

- Ну тогда на следующей неделе, в понедельник.

- А завтра нельзя?

- Завтра нельзя. Другие дела у меня занаряжены, в субботу-воскресенье – тоже, а в понедельник самый раз. Да и причаститься перед венчанием требуется.

За разговорами ребята не заметили, как «жигули» въехали в дачный поселок и остановились подле сравнительно нового деревянного дома, отгороженного от дороги деревянным же крашеным забором.

Отец Николай позвонил по мобильнику, и через две-три минуты ворота открыла миловидная женщина средних лет.

- Милости просим! – пригласила она. – Доброго всем здоровья!

Хозяйку дома звали Наталья, и, как понимали ребята, она была одной из прихожанок отца Николая. Наталья провела их на веранду дома, где стоял большой, самодельный стол из сосны и лавки вдоль него. Прямо за верандой начинался пруд, тихий, зеленоватый и, на вид, довольно глубокий.

- Здесь все и будет? – спросил Антон.

- Ну да, - улыбнулся священник. – Мы тут дно углубили, почистили… Заходить удобно, и глубина близко.

Наталья увела Люсю в дом – переодеться, а мужчины остались на веранде. Антон, памятуя предыдущие пояснения батюшки, быстро разделся до гола, отец же Николай, сняв с себя крест и рясу, остался в исподней рубахе. Отвечая на вопросительный взгляд юноши, он пояснил:

- Нам, священнослужителям, непозволительно оголяться перед мирянами. Это из Библии идет, из истории Ноя, когда один из его сыновей, по имени Хам, увидел наготу своего отца и засмеялся. Отсюда и слово «хам» пошло. Ну, а мы вроде как отцы для вас. – И, сказав это, он легонько подтолкнул Антона к выходу с веранды.

– Идемте, сын мой! Сначала вас окуну, а потом Людмилу.

Они вошли в воду одновременно, и вода была тепла и приятна. Антон почувствовал, как пальцы ног утонули в неглубоком иле, и какая-то мелкая рыбешка ткнулась носом в правую голень, а солнце тронуло горячим лучом макушку… «Как все обычно и обыденно! – подумал он. – Никакого таинства. А может, так и должно быть? Наверное, все великое происходит просто и незаметно?»

Но отец Николай, не отпуская его руку, увлек его дальше, в зеленые глуби, и вдруг остановив, развернул лицом к солнцу и возложил правую руку ему на темя.

- Крещается раб Божий Антон во имя Отца…  – возгласил он и с силой погрузил его в воду.

Хотя Антон и ожидал нечто подобное, но тем не менее процедура погружения оказалась для него неожиданной, и он, едва не наглотавшись теплой воды, поспешил выскочить на поверхность. Солнце брызнуло ему в глаза.

- …и Сына… – вновь пророкотал голос священника, и голова Антона опять скрылась под водой. Теперь он воспринял это спокойнее, и поднялся из воды неспешно и плавно, как, по его мнению, и приличествовало моменту.

- …и Святаго Духа! – в третий раз объявил креститель, и погружаясь в воду, Антон прислушался к своей душе: изменилось ли в ней что-то? Утихла ли хоть на долю боль, мучившая его? Но нет, ничего внутри его не произошло, ничто не шелохнулось. Он погрузился глубже, в прохладную темноту, и с трудом удержал в себе желание оттолкнуться ногами от илистого дна и, не выныривая на поверхность, поплыть прочь – дальше и дальше вглубь пруда, утолить там свою боль и не возвращаться.

Солнце встретило его золотыми брызгами.

- Аминь! – заключил отец Николай, обнял его и поцеловал в лоб.

- Идите теперь на берег, и зовите Людмилу. Я здесь ее подожду.

Через несколько минут все трое сидели на веранде, одетые в сухое, и пили чай с блинами, которые напекла гостеприимная Наталья. Антон смотрел на Люсю, стараясь увидеть в ней следы преображения, которого не чувствовал в себе, и тоже не находил. «Наверное, так и должно быть, - думал он. – Процедура не завершена, код неполон. Сейчас поедем в церковь, там все и произойдет». Впрочем, Люся выглядела все же не совсем обычно. Она была смущена, тиха и как-то по-детски радостна, словно предвкушение близкого праздника овладело ею. Как мила она была ему в этот миг, как желанна!

Отец Николай обсуждал с Натальей какие-то церковные дела, упоминал каких-то ее родственников, которые жили в дальней деревне и не могли ездить на храмовые службы, обсуждал возможность поездки туда… Антону невольно вспомнилась их первая встреча с батюшкой, в поезде. Тоже, небось, ездил по деревням, крестил-венчал, нес слово Божие…

Но вот батюшка поднялся на ноги, в меру упитанный, улыбчивый, молодцеватый, несмотря на давно разменянный пятый десяток.

- Однако поедем, - объявил он. – Надо завершить чин.

Не спрашивая ни о чем, Антон и Люся попрощались с Натальей и забрались в накалившуюся на солнце «жигули». Отец Николай, облачившись вновь в рясу, занял водительское место, и машина тронулась.