Тайна старого моря. Часть IV. Искания. Глава 15

Глава 15
В БОЛЬНИЦЕ
К ночи я почувствовала себя плохо: поднялась температура и резко закололо в правом подреберье. Когда боли и тошнота стали невыносимыми, я решила вызвать скорую. Телефон не работал, и все время раздавались короткие гудки. Я на последнем издыхании поднялась к тете Гале и набрала от нее. Шокированная моим состоянием соседка обещала позвонить маме и все ей рассказать. Проводив меня до квартиры, тетя Галя дождалась, когда приедет скорая.
Медики постучали уже через пятнадцать минут, проверили мой живот и предложили срочную госпитализацию. От боли я даже не смогла собрать с собой вещи, прихватила только зубную пасту, щетку и полотенце.
На утро мне назначили операцию по удалению желчного пузыря. Оказывается, у меня там был большой камень, который от стресса задвигался и получился рецидив.
В больничной палате я оказалась в своей жизни впервые. Как ни странно, до этого лечилась всегда дома. Когда меня везли на каталке в операционную, я мысленно попрощалась с жизнью, а перед глазами стоял Белодеревцев, как тогда, перед окном. Я прощаю его, пусть он уйдет от меня, бросит, я на него не в обиде, повторяла про себя я, жмурясь от хирургических светильников...

Утро было таким жизнеутверждающим, когда я отошла от наркоза и, казалось бы, всё позади. Но нет, всё-таки было не так, как раньше, ведь Антон-то не пришел. В палату уже пыталась проникнуть мама, но ее не пускали, сказали, что посещение только вечером. Плача, она уговорила медсестру хотя бы одним глазком взглянуть на меня.
– Мама, все в порядке, – сквозь туман произнесла я.
– Ну как же в порядке-то? Как же?.. – всхлипывала мама, в белом халате наклонившаяся над моей постелью. – Девочка моя, мне тебя так жалко.
– Уже ничего не болит.
– Ничего у нее нэболит, – участливо проклюнулась соседка с койки напротив, как впоследствии выяснилось, татарка Фаина. – Мне вот вчера доктор сделал, ничего нэболит! Ну разве што совсем беркандэр! Куп тугэл! Как это – немножка!
Мама спросила, что мне можно кушать, сокрушаясь, как я за последнее время истощала. А когда услышала, что после операции полагается голодная диета, обреченно выложила полиэтиленовый мешочек с черносливом рядом со мной на тумбочку. Утирая слезы, мама заторопилась обратно, обещая прийти вечером и зачем-то еще принести чернослив.
Провожая ее взглядом, я загрустила – очень уж было жаль маму. Ну почему мамы так волнуются...
Мама пришла вечером и на следующий день. Она уже была повеселее, и даже поговорила с женщинами в палате. Оказалось, что вторая тоже татарка, только Ирина. Обеим было чуть за сорок. Ирина – образованная и интеллигентная женщина, все время что-то читала. Пышнотелая Фаина, не успев как следует отойти после операции, уже с аппетитом жевала какие-то котлеты, запивая их сладким йогуртом. Скучая, она все время пыталась отвлечь Ирину от чтения.
– Плох тот татарин, который принял христианство, – выговорила она однажды, заплетая богатую косу перед зеркалом.
– А ты разве не помнишь, когда Иван Васильевич Казань брал, то как поступил с татарами? – не отрываясь от книги, произнесла Ирина.
– Какой Иван Василыч? – гневно свела соболиные брови Фаина.
– Грозный, который крестил татар.
Фаина, ничего не ответив плюхнулась на кровать, поправляя свой ярко-желтый махровый халат – в нем она напоминала пухлого цыпленка. Ближе к вечеру к ней пришел ухажер Рамиль, и они долго о чем-то перешептывались.
Ирину навещала взрослая дочь с маленькой девочкой. Я была удивлена, когда узнала, что такая молодая и привлекательная женщина уже бабушка. На выписке Ирина была в элегантном черном платье, стянутом широким поясом на тонкой талии – легкая походка в миниатюрных лодочках делала ее похожей на попрыгунью-стрекозу.
Ко мне наконец пришел брат и долго напутствовал меня, чтобы я не торопилась с выпиской, ведь шов – это не шутка, к тому же у меня был вставлен дренаж для выхода лимфы.
В тот вечер на обходе я впервые увидела доктора, который доставал из меня желчный пузырь. Это был профессор Алексей Андреевич Агафонов – грузный мужчина лет около шестидесяти, с большим животом и двойным подбородком. Он скорее был похож на дородного дворового, лениво сообщающего барину «кушать подано!», только не хватало ливреи. Необычный доктор все время окал, а свое имя произносил нараспев: «Олексей Ондреевич».
Агафонов оказался одним из лучших хирургов в городе – резал отлично, и преподавал на кафедре мединститута. Вокруг него крутились молоденькие медсестры и интерны, которым он любил повторять одну и ту же  фразу: «Олё, Олё-на, до морга мы еще не доехали». Сначала я удивлялась, как много, оказывается, девушек с этим приятным именем, но потом догадалась, что профессор вовсе не Алёну имел в виду, а просто подгонял своих подопечных, используя не поддающиеся точному переводу выражения и черный юмор.
Проверив мой дренаж и осведомившись о самочувствии, Агафонов тягостно вздохнул, махнул толстой с растопыренными пальцами пятерней и со словом «ординарно» косолапо прошаркал в сторону выхода.
– Агафон Андреевич! – коршуном взметнулась за ним с кровати Фаина. – А меня когда выпишут?
– Во-первых, я не Агафон, – неожиданно перестал окать Агафонов. – И не вздумай меня так больше называть. Я Олексей Ондреевич.
– Олексей Ондреевич, – старательно повторила Фаина, – когда мне готовиться к выписке?
– В соответствии с нормой. Кононично, – опять неразборчиво пробормотал профессор и, выбравшись из палаты, старательно запечатал за собой дверь.
– Вот и пойми его, – торопливо проговорила Фаина. – Что я Рамилю скажу?!

Моих соседок по палате выписали через полторы недели. А мне пришлось лежать целых две – слишком долго капало из дренажа.
– Приемлемо, – сказал на это Агафонов и добавил что-то понятное только себе: – Беспафосно, – но, заметив мою растерянность, устало улыбнулся, раздвинул по обыкновению, веером пятерню, оптимистично добавив: – Нормалёк!
Первая неделя в больнице показалась долгой. Ближе к выходным Фаине с Ириной даже разрешили спуститься во двор.
– Ходите-ходите! – наставительно приговаривала медсестра, полная приземистая женщина, отличавшаяся сердечностью и выглядевшая чуть помладше Агафонова. – Вам двигаться больше надо. Но не вам.
Последние слова были адресованы мне – спускаться по лестнице в моей ситуации пока не разрешалось.
В понедельник в стационаре было шумно – поступили новые пациенты, кто-то плановый, кого-то привезли, как меня, на скорой. В нашей палате появилась девушка Даша – насупленная, широкоплечая, с короткими крепкими ногами, тяжело глядящая исподлобья. Она поступила по плану. Дашу проводил муж – коренастый шатен, почти как ее брат-близнец, поставил сумки, поцеловал жену и ушел.
Заскучавшая Фаина немедля начала знакомиться с новой девушкой. А Ирина иронично спросила:
– Не смущает тебя, Дарья, что в палате целых две татарки?
– Да нет, – неопределенно промычала Даша.
– А то думаешь, наверное, куда я попала! – Ирина залилась красивым звенящим, как колокольчик, смехом.
У Даши была операция, как и полагалось, на следующее утро, перед этим девушка быстро освоилась и уже вскоре поделилась, на радость Фаине, своей историей.
– Я планирую беременность, – угрюмо сообщила Дарья. – Вот и решила убрать пузырь. С камнями.
Последнюю фразу она произнесла резко, будто хотела эти ненавистные камни сама вырвать и раскидать по больнице. Ночью в отличие от меня и остальных женщин перед испытанием Дарья уснула богатырским сном и даже храпела.
Утром, конечно, заволновалась – наверное, нет такого человека, который бы с радостью ложился под нож. А после операции Даша снова захрапела, но на этот раз облегченно, с неистовой силой.
Я же спала в больнице из рук вон плохо, даже после наркоза. В одну из таких ночей я мечтала о доме и снова вспоминала Антона – мы не виделись с ним ровно неделю. Наверное, я о нем не думала разве что под наркозом. Мне было так горько при этих мыслях, что я расплакалась в подушку. Засыпая, я простила его и загадала поскорее встретиться.

Утром принесли паровой омлет из минтая – наконец-то мне можно было нормально поесть и забыть про манную кашу, на которую потом долго не могла смотреть. Даша, которая оказалась кассиршей из Центрального гастронома, с энтузиазмом рассказывала всем о своей любимой работе и приглашала за покупками. Где работали остальные женщины, я так и не узнала.
 В этот день мне разрешили прогуляться. Стояла жара, и я, запыхавшись, преодолела четыре лестничных пролета, сразу рухнув на скамейку.
– Надо было на лифтЕ тебе, – сочувственно подсказала Фаина.
Я сидела на лавке и разглядывала бригаду скорой помощи, приехавшую с вызова. Шофер вышел покурить, а молоденький врач с таким же медбратом друг за другом гуськом, ссутулившись, скрылись в здании, с ними была еще какая-то девушка.
– Что он делает! – возмущенно крикнула Фаина. – На территории же больницы нельзя курить!
– Да сейчас везде курят. Время такое, – скептично заявила Даша и, нашарив в кармане халата смятую сигарету, щелкнула зажигалкой.
– Ты ж беременность планируешь! – взмолилась Ирина, которая оказалась примерной матерью и бабушкой.
– Ну одну-то можно.
– Угостите, дамы, сигареткой! – за спиной прозвучал нарочито развязный мужской голос.
На дорожке стоял Антон Белодеревцев. Смело подойдя к нам, он со знакомой мне интонацией произнес:
– Негоже, девчонки, курить. Бросайте.
А потом перевел виноватый взгляд на меня.
Продолжение следует.