Сполохи. - XIII. Ветер перемен

Семья перебралась на Куршскую косу через южную паромную переправу Клайпеды. Проехали на машине вглубь косы 9 км, с левой стороны дороги появился мемориальный комплекс с памятником и плитами. Ядвига попросила Маттео остановиться, она знала, что памятник установлен на месте захоронения семи советских воинов, погибших в феврале 1945 года, крайне любопытно было прочесть имена на мемориальных плитах. Кирилл знал историю освобождения Литвы и историю почти недельных боев трехсот десантников с отступающими в сторону Кенигсберга фашистами. Удерживая позиции до прихода основных сил, весь десант пал в бою, об этом он многократно рассказывал курсантам учебки Гайжюнай.
Об этом коротко Кирилл рассказал мальчикам. Взрослые молча постояли, склонив головы у памятника, стали переходить от одной плиты к другой,  читали списки, в  них оказалось немало и литовских фамилий; мальчики повторяли поведение взрослых: всматривались в скорбное лицо, высеченное в каменной глыбе,  насуплено–серьезно разглядывали  списки на плитах.  Кирилл с Ромасом переглянулись, оба устыдились отложенного посещения могилы матери Эммы, кивнули головами в знак согласия на обязательное и должное мероприятие.
До Неринги ехали тихо, несколько раз выходили из машины всей семьей, если приближались совсем близко к заманивающей синей полосе моря, ненасытно дышали. Мальчишки бегали вокруг взрослых, цеплялись за штанины, азартно задирались друг к другу, а то падали на песок и, закрыв глаза, замирали. Кирилл с Ромасом смотрели на их игривое веселье, вспоминали свое детство и поездки с матерью Эммой на море.
Скверы поселка Нида (один из трех поселков Неринги–Nidos)  встретили редким зеленым опереньем и желто–багровыми коврами лужаек. Вокруг каждого дома даже случайный беспорядок радовал глаз художника. Порадовала давняя незыблемая примета: жители продолжали ухаживать за своим провинциальным, но всегда современным городком, чем и заманили иноземных любителей отдыха.
 Оставляли машину на парковке под развеселый джаз, уже это порадовало и подняло настроение. Сначала определились с жильем. Корпуса когда–то международного лагеря вполне были презентабельны и узнаваемы. Не без проблем прошли регистрацию на стойке ресепшен. Стандартная международная модель пришла и в этот уголок. Две вежливые девицы модельного вида, стоящие  за стойкой, не выпускали из рук рации, окинули оценивающим взглядом троих мужчин, улыбнулись и подмигнули, каждая своему «кумиру». Это развеселило и Ирму и Ядвигу, они хитренько улыбнулись девицам, коротко обмолвились  по–русски: – здесь неплохо, да?
Лица девиц на время посерьёзнели, мужчины  спешно вмешались, каждый внес свою лепту в урегулирование. Маттео тихонько сказал: – теща капризная; Кирилл манерой представителя надзорного органа добавил: – настолько чистый воздух, что все нелепости забудутся, – указывая на брата,  представил: – журналюга – холостяк.
–Мальчики чьи, – спросила та, что постарше и приятнее лицом.
Маттео ответил: – мои! – и снова девицы мило заулыбались. К стойке подошла дама солидного вида и возраста, обращаясь к Ирме, поинтересовалась:
– Вы надолго, госпожа Натали? Это ваши родственники?
Ирма рот открыла, посмотрела на всех по очереди, сказала:
–Кто я?
Девица – администратор, вмешалась:
–Госпожа, мы тоже удивились, но это не госпожа Натали, а Ирма Сенсато.
Госпожа не унималась, снова обратилась к Ирме:
– Вы не  сестра Натали Франчетти?
До Кирилла и Ядвиги дошло, они перехватили прилетевший из прошлого «бумеранг», разом ответили за Ирму:
– Да, сестра!
Ирма покосилась некоторое время на мать и отца, поняла, что это преференция, успокоилась. Вслед уходящей компании гостей летели завистливые восклицания:
– Надо же, у обеих дам мужья – итальянцы!
– Едут же к нам, а не в Италию!!!
В этих двух фразах –  национальные черты литовцев. Любят покритиковать жизнь в своей стране; «сплошной кошмар, местные–неудачники, рулят страной недостойные люди». Одновременно и патриоты: за независимость – горой, и  «не смей обсуждать проблемы кто–то из другой страны».
 Индивидуальный пакет пребывания в стенах санатория вполне устраивал. Всей милой компанией перекусили в кафе, мужчины по примеру других гостей заказали себе пиво, остальным – легкие закуски. Мальчики неторопливо пили приветственный фруктовый коктейль и ерзали на  стульях; мужчины неторопливо смаковали пиво, рассматривали публику; дамы больше рассматривали урбанистический стиль интерьера  с изобилием абстрактных картин и предметов. Группками  разошлась отдохнуть по трем двухместным номерам. Кирилл, как только прилег на кровать, высказал Ромасу наболевшее:
–Я знаю менталитет  русских, прибалтийцев, азиат, европейцев, американцев. То, как относятся прибалтийцы к русским – это не отношение к людям, к нации, а отношение к образу русского человека, а он бесстрашен (оттого зависть), бесхозяйственный и безалаберный (оттого  презрение). Русские были титульной нацией. Прибалтийцы высокомерны, а имперство досталось  русским с их простотой, и покладистостью. Это покоя не дает.
Кто кому покоя не дает – Ромас не понял, но обсуждение темы не хотелось продолжать, Розалия успела утвердить в нем долг перед родиной и мирную философскую дипломатию на все случаи жизни.
–Если ты турист, веди себя достойно и разговаривай на любом языке, который более понятен жителям страны. Если живешь одной жизнью со страной, то разговаривай на государственном языке.
Кирилл не унимался и с темы не сходил.
– Помнишь, в прошлом веке были справочники–разговорники для туристов: по–польски, по–немецки, по–английски, по–итальянски, по–французски…, не видел я других справочников. В республиках учили имперский язык – русский, на нем общались. По тому времени – это было рационально и ни в чем не ущемляло. Теперь же пришли: самосознание, самостоятельность. Если огрехи какие, то «они родом из Союза и виноваты русские», если победы, то мы  –  «сами с усами».
Для меня загадка: почему афганцы в своей массе к русским хорошо относятся, не смотря на то, что мы в действительности оккупировали страну? Прибалтийцы нас считают оккупантами, а русские нацию спасли от немецкого порабощения, предприятия настроили, лучше снабжали. Может к случаю подойдет пословица: бедность учит, а счастье портит. Афганцы при американской оккупации лучше жить стали, но к России лучше относятся.  Вот кого лелеять нужно и не забывать.
– Ничего не нужно усложнять. Если я приеду в Париж, то международный в объеме  школы вспомню, а если в Узбекистан – буду изъясняться и на русском. На ресепшене табличку видел? На ней обязательство:«Разговариваем на литовском и на русском».  Лучше скажи: как будете Ирме рассказывать правду о матери?
Кирилл охотно перешел на эту тему, ответил емко:
– Ядвига будет тянуть и это, но если я не познакомлю с внучкой Людмилу Григорьевну, то та сама приедет знакомиться – будет только хуже всем. Узнает о правнуках – вообще вздыбится, я то знаю.
После сончаса Ядвига никак не могла растормошить внуков  Галети и Андриуса. Ирма тоже не хотела подниматься, была сонной и вялой, как сыновья. Маттео ушел договариваться о культурной программе с Ромасом и Кириллом. Как только Ядвига над кроватью мальчиков загадочным голосом произнесла побудочную  фразу:
– А дед Кирилл обещал рассказать: как спасал друга из плена, тут же внуки открыли глаза и вскочили. – Дедушка где? – пришлось подниматься и Ирме.
Шли дружной компанией в сторону моря по утоптанной песчаной дороге. Вышли на береговой простор, образованный дюнами. Вдоль береговой линии, точно змея, ползла дощатая дорожка. Все было как раньше. 
Мальчики крутились вокруг Кирилла, повисали то на одной руке, то на другой, Кирилл останавливался, подхватывал  их и нес на бедре, пока они, визжа, не вырывались или не сползали на песок. Женщины улыбались. Ромас с Маттео о чем–то беседовали, они первыми  вышли на край дюны. Все остальные подошли и выстроились рядом –так состоялась встреча с морем; мальчики первый раз видели  его настырную бушующую силу с перекатными белесыми волнами, набегавшими на пустынный берег  или заманивающими в  синие глубины у самого горизонта.  Спустились вниз по ступенькам возле вышки спасателей, полагалось отметить встречу с морем – походить по воде босыми ногами. То же самое стремились сделать редкие туристы, бродившие вдоль берега Балтики.
Мальчики неуемно бодрствовали, а взрослые лишь наблюдали, а так хотелось сбросить с себя все наносное временем, правилами и границами, ну хотя бы поорать. Первым осмелился это сделать Ромас, он запел во весь голос:
– Я встретил вас и все былое, в отжившем сердце ожило, я вспомнил время золотое, и сердцу стало так тепло,– подхватил Кирилл,– Как поздней осенью порою, бывает день, бывает час, когда повеет  вдруг весною, и что–то встрепенется в нас.
Ромас приобнял брата. Мальчики смотрели во все глаза на  братьев, ждали  чего–то. Ромас взял за руки мальчиков и повел вверх на дюну. Подниматься было сложнее, песок попадал в кроссовки, приходилось и на четвереньки вставать. С высоты дюны родители, бабушка и дедушка на фоне моря казались нарисованными на картинке плывущими среди волн фигурками, Ромас дождался момента,  приказал:
– Скажите все что хотите и так громко, чтобы  вас услышали там – у моря!
Мальчики смотрели на Ромаса, не решались, тогда он руку поднес к лицу и в них как в рупор прокричал:
– Я вас лю–ю–блю–ю!
Мальчики, поочередно один другого дополняя, проорали:
– Bobute! diedukas! Mamyte! Tetis! Я вас люблю–ю–ю!
Ромас подбадривал: – Еще! Еще!
Ирма и Матео махали руками, пробовали ответить, но ветер относил их слова за словами мальчиков далеко в море, и  они стали подниматься наверх по ступенькам, Ромас подошел с мальчиками, встретил со словами:
– Я узнал, что завтра концерт на вилле Томаса Манна. Обязательно нужно сходить всем.
Ирма вмешалась: – Нет, у нас с Маттео не получится. Мы должны вечером быть в Каунасе, да и машину арендовали на сутки.
Мальчики  повисли на Кирилле: – Дедушка расскажи про плен!
Ядвига виновато поддержала пыл любопытства у внуков: – это я обещала им. Кирилл только и сказал: – Я обязательно расскажу, когда вернемся в город. У нас там будет время. Лучше вы мне здесь на песке нарисуйте ответ на загадку: чем отличается одна нация от другой.
Ромас понял, что Кирилла не отпускает эта больная тема. Погода стояла теплая +15,  Кирилл нарисовал три круга, дал им названия: русский, литовец, итальянец.
Старшиму Андриасу шесть лет, он присел, рядом с нарисованными кругами, рядом также на корточки присел брат. Анриас подумал, прижав пальчик к губам, стал этим пальчиком заполнять первый круг кружочками, другой – квадратиками, а третий –треугольниками. Пятилетний Галети помогал подрисовывать элементы внутри трех кругов, чтобы их было больше. Наконец, любопытные взрослые услышали объяснение:
–Моя бабушка из Италии Мартина рассказывала, что сыр  делают из сливок, но чтобы он имел разный вкус, то в сливки добавляют разную закваску. Закваска – это разные бактерии. Вот в этом сыре –бактерии для итальянца, в другом – бактерии для литовца, а в третьем – бактерии для русского. Понятно? Дедушка!
Взрослые замерли, ждали кульминацию. Галети, упершись локтями рук в колени, – так поддерживал голову, снизу–вверх  посмотрел на взрослых,  изрек вывод:
– В каждой нации свои бактерии.
– А если перемешать закваску? Что будет? – полюбопытствовал Ромас.
– Буду я или Галети, – ответил улыбчивый Андриас.
- Устами младенца глаголит истина! – так похвалил внуков Кирилл.
Смеялись все заразительно и по–доброму. Ромас  вспомнил историю с Алешей–Кузелопом и свое замешательство: «Что такое любовь? Любопытно: как бы Анриас  и Галети представили это?» Маттео прервал направление мысли Ромаса, ведь нужно было торопиться, затемно посетить  Дом рыбака, поплавать в бассейне. Ирма сходила в номер за одеждой для мальчиков, дружно загрузились в шевроле и помчались навстречу приключениям.
Возвращались из музея поздно, на парковке звучал мечтательный джаз. Любопытность и активность мальчиков сделали свое дело – склонили их ко сну, уже было не до бассейна. Взрослые поужинали в ресторане и до поздней ночи на веранде тихо вели доверительную беседу под горячительные напитки, делились впечатлениями от прошлого и настоящего. Ядвига сидела рядом с Кириллом, иногда в эмоциональном порыве трогала его за руку или поглаживала по плечу, Кирилл в ответ обнял и прижал ее к груди. Ирма это заметила, понимающе улыбнулась.
Утро подарило радость добрых перемен, ощущения важности семейного общения. Ромас и Кирилл по привычке сделали зарядку, сбегали к морю. Обещание друг другу искупаться в море их не подвигло на подвиг. Так посозерцали пустынный пляж, поискали глазами янтарные камешки, на самой кромке пляжного прибрежья несколько штук нашли.  Вернулись в номер, приняли душ и переодевшись в халаты, двинулись в бассейн. Этого случая никак нельзя было пропустить.
Шведский стол был разнообразен, но больше диетический – это всех устраивало. У мальчиков аппетит проявился несоразмерно возрасту, Ирма часто отвлекалась от трапезы – ходила за добавкой.
Маттео оправдывался так, чтобы слышали все присутствующие:
– Они ведь не ужинали совсем!
День приключений начался с изучения почти всей литовской части Куршской косы. На всем протяжении, а это чуть больше 50 км, из зелени реликтовых массивов  выглядывали строения современных и неповторимых архитектурных форм, по всей видимости, частных отелей. Останавливались лишь у тех, где были зазывные таблички «Кафе» или «Ресторан». В Морском музее задержались порядка на два часа. Ромас от компании отстранился, часто беседовал с музейными работниками. Кирилл объяснил всем, что  Ромас выполняет  просьбу матери – пока только разведку.  Афиша на повороте в виллу Томаса Манна гласила о Вивальди–концерте музыкантов государственной филармонии. Ирма тут же напомнила, что нужно вернуться сегодня же в Каунас.
– Думаю, нам лучше съездить  в следующий раз в Вильнюс, там и побываем на концертах, – предложил Ромас.
Все согласились. Так же спонтанно решили, что на этой же лошадке вернутся домой, задерживаться не станут. «Хорошо, что выбрали суточную оплату, а не почасовую», – подумал Кирилл. Осенняя пора – пора ограничений, да и понимали все, что Ядвига устала – с трудом ходила. Как бы чего не вышло.
Ужинали в ресторане санатория, шведский стол, как и в два прежних посещения был с большим ассортиментом горячих блюд. Взрослые неторопливо дегустировали очередные порции, непроизвольно вскрикивали то по–итальянски, то по–литовски, то по–русски; дети включились в игру, наслаждаясь разнообразными кулинарными изысками, по–итальянски вскрикивали. Кирилл заметил, что публика была совершенно аполитичная, хотя слышались только диалекты разговорного литовского языка. Или все уже были наслышаны о приехавшей на два дня компании, или в стенах пищеблока никакой политики не должно быть – за все заплачено.  Кирилл расслабился, Ромас тоже был доволен таким обстоятельством, стал порываться к стоявшему на подиуме  роялю, но Кирилл его останавливал.
– Я только проверю, действительно ли есть за этим роялем должный уход.
Рояль видимо слишком долго ждал хозяина, отозвался на легкое касание клавиш приглушенно. Ромас приставил стул, сел и уже настырнее пальцами рук ударил по клавишам…, и полилась мелодия, отвлекая курортников от обыденного насыщения.
Появилась рядом с Ромасом та самая дама, принявшая Ирму за итальянку Натали. Она стояла у рояля и смотрела на музыканта с восхищением.
– Очень знакомая мелодия, что Вы играли?
Ромас встал перед дамой, поклонился. – «Брак по любви» Поля де Сенневиль.
– Пожалуйста, сыграйте, что–нибудь еще! – взмолилась она, продолжая держать руку перед Ромасом. – Повеселее? Тогда поконкретнее! – сказал Ромас по–русски.
Дама – устроительница окинула взглядом зал, так ища помощи, навстречу полетели вполне понятные предложения.
Ромас сыграл три вещи и напоследок, все же «Осеннюю песню» из «Времена года» Чайковсковского.
–Удиви добром и к тебе потянутся. – сказала Ядвига, и с этой фразой на ее лице проявился букет сметенных чувств. Это был последний час пребывания на Куршской косе.