Божественная волна

Гостиничный номер был скромен, но по-своему уютен. Я давно разлюбил романтические пейзажи или огромные панорамы за окном, поэтому вид здания напротив, которое было выше моей гостиницы на пару этажей, вполне устраивал. Я курил у открытого окна, а окурки складывал в свою переносную пепельницу, роль которой исполняла кружка с весёленькой рожицей, подаренная кем-то из друзей, на какой-то из Дней рождения. Заодно это была хорошая вещица для того, чтобы снять слепок с комнаты. Так же помогал снять слепок и присоседившийся на подоконнике журнал с рисунками и описаниями моих сновиденческих путешествий. Журнал был настолько толстым старым и потёртым, что больше напоминал старинный фолиант, чем дневник психотерапевтического пациента. Заскорузлые, пропитанные старой пылью и грязью, прокуренные и замасленные страницы даже не думали вздрагивать от сильного сквозняка, идущего из почти настежь распахнутого окна. Иногда книга казалось гранитным монолитом, а страницы поддадутся, только если бить между ними зубилом, однако пусть и чуть лениво, они всё же слушались моих рук.
Я снова перелистал на страницу с рисунком странного громоздкого пистолета, который никогда не изобретали в нашем мире – по крайней мере, так сказал инструктор по стрельбе, к которому я обратился с просьбой научить меня стрелять из этого или подобного ему оружия. Михаел, так звали инструктора, очень удивился тогда и выдал экспертное мнение: этот  пистолет очень похож на desert eagle с удлиненным, сильно выходящим за ствольную коробку, стволом. Затем он поинтересовался, почему мне нужно пострелять именно из подобного оружия, на что я ответил правду: он приснился мне во сне. Михаел задорно улыбнулся, расценив сказанное по-своему - он думал, что наткнулся на очень помешанного на оружии человека. Человека, который по собственной прихоти или из-за банального избытка денег захотел пострелять из чего-нибудь этакого. Отрицать я этого не стал, так же как и подробно объяснять, почему на самом деле мне нужно было обучиться из него стрелять. К слову, я был не богатым, избытком денег не страдал, поэтому мне пришлось сильно постараться, чтобы скрыть своё недовольство ценой трёхдневных курсов. Хоть деньги для меня за последние пару лет и перестали значит то, что значили раньше, а всё же дорогая гостиница и разные иные сопутствующие растраты, кажущиеся на первый взгляд шалостями, заставляли болезненно переживать, глядя на всё уменьшающуюся и уменьшающуюся сумму от проданной накануне квартиры. Успокаивал я себя тем, что в скором времени мне не нужно будет думать ни о деньгах, ни о жилье. В привычном их представлении, конечно же.
За окном достаточно быстро стемнело. Ничего странного, учитывая дождливую погоду. Я чувствовал, как меня тихонько начинало клонить в сон. Самое время снимать слепок с комнаты. Одним из главных и чуть ли не самым неудобным правилом было – никогда не снимать слепок с комнаты повторно. Иными словами, если твоя квартира имеет кухню, ванную и две комнаты – у тебя ровно четыре слепка и четыре ночи соответственно. Я говорю «у тебя», имея ввиду себя и тех немногих, которым не повезло в жизни столкнуться с так называемой «Божественной Волной».
Глупая детская сказка или суеверная болтовня пожилых дальнобойщиков – не помню я, как впервые услышал о ней. В Эдинбурге я жил всего тогда три года и интересовался всем, чем только можно. Вот и прилип я своим любопытством к одной городской байке. Рассказывали местные, что если ровно в полночь пересечёшь Мост Север ровно в его середине, не дочитав «отче наш…» или любую другую молитву до конца, то из динамиков настроенного на белый шум радио услышишь  Божественную Волну.
Не было чёткого объяснения, что с тобой после этого случится, зачем это нужно, что это за Божественная Волна такая, чего на ней передают, но от окутанной туманом очарования городской легенды я пришёл в полный восторг. Я тогда конечно был скептиком, но мне нравилось иногда пошатать свои нервишки чем-то неизведанным. Я не был завсегдатаем интернет сообществ по интересам, почти не смотрел мистику и ужасы, но эта была одной из немногих историй, которая меня зацепила.  Каждый раз, когда я слышал словосочетание «Божественная волна», что-то внутри меня откликалось, будто слышимое было чем-то давно знакомым. Чем-то, что не было похоже на пресловутое дежавю.
Чтобы не схалтурить, я начал готовиться к поездке через Мост Север основательно. В архивном бюро я за мелкую взятку тамошнему клерку купил пол часа на ознакомление с подробными картами и чертежами дорог и мостов Эдинбурга. Это нужно было, чтобы чётко определить середину Моста Север. Купил старенькую радиолу, поскольку до этого в своём автомобиле пользовался только новым проигрывателем, а радиола, встроенная в него, выдавала автоматически только живые волны, минуя белый шум. Заучивать христианскую молитву мне не пришлось, у меня достаточно религиозная мама и я детства мог протараторить парочку самых известных  молитв хоть ночью подними.
Первые несколько экспериментов оказались неудачными. Мост Север чаще всего оказывался настолько оживлённым, что можно было до глубокой ночи простоять в пробке и мне никак не удавалось попасть в середину моста именно в 00:00. Однако раза с пятого это получилось. В ту ночь горожане праздновали какой-то свой местный праздник в центральной части города, и допоздна дорога через Мост была почти свободна.
Итак. Полночь. В динамиках слышалось приглушённое ровное шипение, когда фары моего Понтиака пересекли середину. Молитва «отче наш», которую я произносил немного чересчур громко и зачем-то приоткрыв водительское окошко, будто хотел, чтобы это чудесное нечто не пропустило меня мимо ушей, остановилась на слове «присно». Проехал еще метров десять. Ничего не произошло. Я хихикнул своей глупой,  доведённой до абсурда затянувшейся шутке над здравым смыслом. Однако, то что произошло минутой позже, заставило меня резко притормозить. Я судорожно закрыл окошко и прислушался. Из динамиков раздавался какой-то слабый плавный звук, слышался он сквозь или даже немного поверх белого шума, однако никак не был связан с ним ритмически, что и  взбудоражило моё внимание. Будто бы какая-то мелодия или фоновая музыка. Вроде ничего особенного, однако от того, как эта странная мелодия звучала, по спине побежали мурашки. Это было не похоже на звук приглушённой музыки в привычном её понимании. Мелодией я это называл просто из-за того, что не нашлось у меня тогда подходящего слова для того, чтобы описать это. Возможно ли, например, назвать звук трения крови о стенки сосудов мелодией? Едва ли.
  Всё стихло через секунд десять, и сколько бы я ни вращал бегунком, ничего кроме отрывков радиопередач и всё того же белого шума я уже не услышал.
Очарование моё длилось ровно до того, как я не пришёл домой. Там я разочарованно сплюнул, объяснив себе, что это наверняка баловались какие-то местные радиолюбители, которые прекрасно знали городскую легенду и куражились над туристами.
Этого рационального объяснения хватило мне ровно до следующего вечера. Пока я не стал слышать ту  едва различимую мелодию почти всюду. В шуме воды, в гомоне оживлённой полуденной улицы, в звуке бибикающих машин, или стоя в вечных пробках после работы. Мелодия была будто бы ненавязчивой, однако слышал я её достаточно чётко, лишь немного сконцентрировав слух.  Спутать это с какими-то иными случайными звуками я не смог. Спустя несколько дней эта странность стала меня несколько утомлять. Я даже почувствовал себя нездоровым, пару раз на всякий случай налёг на антидепрессанты, чтобы исключить навязчивую мысль о том, что я это слышу в действительности. И первое время даже помогло.
Помогало до тех пор, пока я не увидел мои самые первые… странно реалистичные сны. Первые минуты сновидения эта загадочная мелодия, которую далее я и буду называть Божественной Волной, била набатом. Особенно громко я слышал её именно в этих снах, поэтому я научился различать и те слова, которые несла Божественная Волна. Чаще всего это были цифры, говоримые каким-то бесстрастным, бесполым голосом. Уже позже, после первых приёмов у психотерапевта, которые мне не помогли, я стал хаотично записывать эти цифры сразу, как только проснусь, хотя можно было и не торопиться. Вопреки привычным законам сна у нормальных людей, когда всё, что ты там слышал должно было за первые секунды пробуждения выветриваться из головы, я отчетливо носил в памяти всё происходящее во сне. Хотел я того или нет. Какие бы безобразные, нелепые химеры мне не являлись,  какой бред бы они не несли, я всё запоминал детально, а порою даже лучше, чем что-нибудь, что мне нужно было запомнить наяву. Цифры, которые мне приходили во сне с Божественной Волной я записывал, и позже оказалось, что это очень было похоже на какие-то координаты. До поры до времени я не обращал на это внимание. Фиксирование цифр на бумаге и рисование сновиденческих образов было увлекательной игрой. Я рисовал то, как на меня нападает двуногое но безголовое чудовище, похожее на гриб, машет в мою сторону клешнями, но клешни проходят сквозь меня будто я призрак. Как на меня так же безуспешно пикирует нечто похожее на летающего осьминога. Невзирая на первые жуткие впечатления, после того как я привык, мне всё происходящее в таком сне казалось достаточно смешным аттракционом. Я начал думать, что эта, воплотившаяся в жизнь городская легенда – настоящий сорванный куш небывалых впечатлений.
Меня веселила эта ситуация, даже когда я не мог отделаться от этих навязчивых реалистических сновидений ничем, кроме снотворного. Даже когда, перестал видеть простые сны. И всерьёз за своё психическое здоровье я стал беспокоиться не тогда, когда пару раз подряд из-за снотворного проспал работу, а когда случился первый, скажем так, близкий контакт.
Полностью сознавая себя во сне, я в очередной раз прогуливался по загадочным тёмным лабиринтам, осторожно всматривался в поведение странных местных обитателей и наткнулся на некое действо, которое я потом стал называть ритуалам инициации.
Спрятавшись за поваленную балку низкого, но достаточно широкого помещения, я смотрел, как непонятные карлики в балахонах забавно снуют в центре помещения, сооружая что-то вроде алтаря из обломков мебели и прочего разнообразного мусора, которого в лабиринте – в его комнатах и закутках - хватало с избытком.  Когда алтарь был готов, карлики извлекли из своих плащей разное холодное оружие – у кого была миниатюрная секира или палица, а кто размахивал простым кухонным ножом или достаточно зловещим мясницким, который в отличии от боевых миниатюр, имел натуральную величину и от этого походил в руках метрового человечка больше на топор средневекового палача.
Я испугался тогда, что находясь в столь реалистичном кошмаре, увижу кровавую междоусобицу. Однако зловещая месса карликов вскинула оружие над головой и синхронно стала произносить какую-то не то молитву, не то заклинание. Что-то среднее между латынью и санскритом, как мне показалось тогда в силу моих достаточно скромных познаний в лингвистике.
Молитва произносилась достаточно долго и нудно, однако на меня всё происходящее действовало гипнотически.  Я пытался уловить каждую деталь, каждый звук, каждое движение маленьких тел, окутанных в глухие коричневые балахоны на манер францисканских монахов.
Моё терпение было вознаграждено. Только когда из треснутого потолка (похоже, что он был треснут уже тысячи лет назад) полилась струйка воды, я заметил, что на вершине сооружённого из хлама и тряпья алтаря тускло поблескивает гранёный стакан. Струя воды полилась ровно в стакан. И казалось, что мутный и пыльный до этого сосуд, заиграл в скудном свете факелов словно бриллиант. Казалось, что в него пролили настоящую радугу.
Участники мессы, больше похожие на детсадовских чудаков, решивших предпочесть игре в нормальные игрушки возню с мусором, томно и с наслаждением вздохнули. Существа только сейчас позволили себе активно друг с другом переговариваться. Я не сразу понял, что у них разные голоса и даже характер. До этого они казались мне абсолютными близнецами. Поразительно, но моё воспалённое сновиденческое воображение умудрилось создать целый народ. Или, если более уместней говорить, народец.
Толпа человечков оживлённо спорила и будто даже ругалась, тряся своим миниатюрным, нов вполне настоящим оружием. Поэтому вновь начал ждать кровавую бойню.  Вопреки моим ожиданиям, карлики довольно быстро спрятали своё холодное оружие в бесформенные плащи, что исключало серьёзную стычку.
Через пару минут я понял, за что именно они спорили. Каждый хотел первым прильнуть губами к блестящему на вершине сосуду. Каждый хотел первым отпить во Имя Его… Во Славу Его… Что?
Я сбросил с себя наваждение только когда увидел, как последний из очереди сделал маленький глоток из стакана и ушёл прочь из зала.
 Когда взгляд мой вновь вернулся загадочному артефакту на вершине, на меня нахлынула новая волна неадекватного интереса. В гранёном стакане, который сиял сейчас как самый изысканный драгоценный камень, почти на самом дне качалась оставшаяся пара глотков.
Осенило меня, когда я стоял с пустым стаканом у самого алтаря и ощущал во рту знакомую прохладу. Выпил. Сделал этот так, как выпивают все, кто не владеет во сне своей волей. То есть, будто в обычном сне.
Однако воля моя вернулась, когда позади меня в метрах пяти начала шевелиться тень. Пупырчатая шарообразная тварь без рук и без ног, но с огромной пастью вцепилась мне в руку с зажатым в ладони стаканом.  От резкой боли тело свело судорогой. Воняющая мертвечиной шаровидная образина была мне уже знакома. Таких, опираясь на мой пусть и скудный опыт блуждания в лабиринтах, обитатели сна использовали вместо сторожевых собак.  Однако все предыдущие разы, ни эта взбесившаяся «собачёнка», ни какие-либо другие монстры не могли принести мне боль или увечить. Они или их атаки всегда пролетали сквозь меня, как сквозь призрак. Сейчас же тварь очень методично срывала с моей руки весь кожный слой, заливая мою одежду и пол подо мной кровью. Я почти сразу проснулся, помня, что во сне стакан я так и не выпустил из рук.
Однако и с пробуждением боль не прошла, а только немного притупилась. Я еще в течении часа не мог отделаться от жгучей разрывающей мышцы боли в левой руке, хотя на ней не было и следа тех ран, что я получил во сне. Кожа,  невзирая на адски нестерпимые ощущения, была чистой, целой и здоровой. Ладонь мою при этом так свело чудовищной судорогой, что она свернулась кольцом, будто до сих пор сжимала что-то.
Избавиться от боли и суметь разжать руку я смог только к вечеру, когда выпил почти весь запас обезболивающего.
Чертовщина.
Они не могли ранить меня пока…. Пока я не испил из этого чёртового гранёного стакана.
Всю последующую неделю я пил снотворное, но иногда забывался с тихим сопением прямо на работе – благо кабинет мой был почти постоянно закрыт.
Теперь блуждания по лабиринтам представлялись мне если и игрой, то игрой на выживание. Я прятался в закутках, отмахивался от нечисти обломками тут и там валяющейся старой мебели. Закрывался в пыльных комнатах на ненадёжный замки и импровизированные ставенки, за дверьми, высохшими за долгие годы до состояния спрессованной пыли.
На первый взгляд лабиринт походил своим интерьером и предметами на сильно искажённое  гротеском здание двадцатого века, однако тут и там попадались под ноги рассыпающимся в почти молекулярную труху предметы, которые не должны были так постареть за один век. Старый барометр, с которого бесформенной аморфной массой сползло защитное стёклышко, съёжившись в уродливые гирлянды  по краям круглой рамки. Пожарный шланг, который превратился в окаменелый монолит, чешуйками напоминающий мирового змея. Агитационный плакат, на котором из-за причуд местной природы и времени некогда бодрый юноша  в красном галстуке превратился в каменную гравюру тощего робота-тирана, глядящего в душу зловещими пустыми глазницами. 
За разваливающимися стенами иногда можно было увидеть остатки огромных колонн, сделанных из спрессованного обточенного известняка. Можно было сказать, что существовал Лабиринт чуть ли ни с античности, или с еще более глубоких времён, а внутреннее устройство и интерьер будто наращивались слоями каждую новую эпоху человеческой истории. Возможно, что не только человеческой.
В один из вечеров я вновь поехал в полночь на Мост Север в обратном направлении, с выключенным магнитофоном и дочитал молитву до конца ровно, когда мой Понтиак прошёл невидимую границу середины. Ничего заметного не происходило до того, как я не решил включить радио. Избавления, на которое я так рассчитывал, не наступило. Теперь не только вместо белого шума, но и на любых других частотах я слышал лишь Божественную Волну. И теперь уже не едва слышно, а в полный голос. Рядом с мои ухом будто били в набат. Несколько дней позже я удивлялся, почему все остальные в шуме работающего компьютера или в звуке струящейся воды не слышал этот апокалипсический, коверкающий психику и судьбы Звон. Мне едва удавалось скрывать свою боль в компании с коллегами. Звон просачивался в меня, даже когда рядом звонил чей-то смартфон.
Я уже не мог работать рядом с людьми и официально ушёл на удалёнку. Сам же за все две недели ни разу не включил компьютер. Из-за выплескивающейся из под крана вместе с водой Божественной Волны я перестал мыться под душем, теперь принимал только ванну, уходя из квартиры перед тем как набрать в неё воду.
Пил теперь только из купленных бутылок минералки и только холодную, ведь в шуме кипящего чайника… Ну, вы понимаете.
В это время я и начал искать. Я начал искать в газетах, поскольку интернет был мне теперь не доступен – каждая открытая страница, каждое сообщение, приходящее в соцсети, наказывали меня тяжёлым оглушающим набатом. Вскоре я достал из телефона и ноутбука батареи и спрятал всю аппаратуру в кладовую. Только газеты, письма и.. И мой дневник с цифрами, рисунками и наблюдениями.
Газеты я листал хаотично и поначалу ничего не замечал. Но всё чаще и чаще я начал натыкаться на странные сообщения в рубрике объявлений. «Продам всю бытовую технику», «срочно куплю дом на островах», «ищу человека, умеющего строить жильё в лесу». Странных объявлений было немало, поэтому имеющаяся в них нотка безумной придури почти ни чем не отличала  от «Отдам два десятка котят одинокой хозяйке» или «Сдаю квартиру только индонезийцам». Единственное, что выдавало людей с проблемой похожей на мою, так это то, что вместо телефонов или аккаунтов  значились их домашние адреса».
Так я и вышел на Марка. Оказалось, что этот человек ходил и помогал таким беднягам, как мы. Помогал адаптироваться и не сойти с ума. Повезло мне, что он тоже слышал Божественную Волну и объяснять или доказывать мне ничего не пришлось. Марк оказался психотерапевтом и объяснил, что можно научиться «прикручивать звук». И снимать слепок реальности я тоже научился не без помощи Марка, хотя сам он подобного не делал. Оно ему было и не нужно. Ведь, по его словам, ни один из встреченных им «слушателей Божественной Волны» не видел описанные мной  странные сны, не впадал в лабиринт, не бегал каждую ночь от чудовищ.
По началу, когда я рассказал Марку о том, что помимо слышимой странной Волны, я в своих снах попадаю в пространство со своими обитателями и законами природы, Марк подумал, что я просто издеваюсь. Подумал, что я каким-то образом узнал о проблеме их маленького клуба неудачников, надсмехаюсь над их проблемой и прервал общение со мной на две мучительно долгих недели. Недели, в которых я каждую ночь пытался защитить свою жизнь. Недели, в которых каждое моё пробуждение было огромным чудом. В какой-то момент я даже наплевал на громкие набаты и стал вновь пользоваться всеми техническими средствами. Пусть натренировать себя слушать оглушающую музыку было и невозможно, но я успел привыкнуть и заново самостоятельно стал возвращаться к нормальному ритму жизни. Даже смог начать концентрироваться на телефонном разговоре, слыша человеческую речь как бы поверх безумных раскатов и вечно произносимых цифр.
Марк тоже давно научился владеть собой, поэтому я был почти не удивлён, когда телефон высветил его номер.
-Нужно встретиться, - сдавленно произнёс Марк. Уже этим же вечером мы сидели в удобно обставленном подвале его дома. По словам  Марка, почти всё то время, пока он не выходил со мной на связь, он искал способ мне помочь.
- Я неуверен, поскольку я не психиатр. Но этот способ в психиатрии называется –«кусочек мозаики». Его применяют для пациентов с агорафобией и повышенной тревожностью. То есть для тех людей, которые боятся выйти из собственного дома… Постой, я знаю, что ты не псих, но…но постарайся понять. Этот метод – единственное, что я откопал на твой случай. Давай попробуем.
Если очень просто – метод заключался в том, что больной отыскивает в своей комнате (или палате) самый запоминающийся предмет, а затем старается запомнить все детали комнаты, не выпуская из внимания этот ключевой предмет.
И мы попробовали. Предметом оказалась стоящая на журнальном столике африканская статуэтка – Марк увлекался ими. Тощий идол причудливо отражался в зеркальной поверхности столика, создавая иллюзию того, что он идёт по воде. Казалось, что Марк поставил его сюда намеренно. Как раз для первого эксперимента.
Я очень долго делал то, что поэтапно объяснял мне Марк, не понимая конечного результата. Переводил взгляд с идола на книжные полки, старался даже запомнить некоторые имена и названия. Вновь переводил взгляд на идола, затем на диван с пёстрыми арабскими узорами, на котором сидел Марк. Постоянно спрашивал у него, правильно ли я всё делаю.
В один из моментов эксперимента Марк устало и как-то обречённо вздохнул, сказал, что-то вроде «жди, я сейчас» и вышел из комнаты. Возможно, он не хотел мне мешать. Однако его несколько изменившаяся в тот момент интонация в голосе и не в пример обычного суетливый взгляд немного удивили. Я постарался не придавать этому особенного значения и продолжил психологическое упражнение, ожидая хозяина.
Я продолжал достаточно долго и внимательно разглядывать комнату подвала, не забывая о статуэтке, изображающей тощее длинноголовое божество. Через длительный отрезок времени стало казаться, что Марк как-то уж слишком надолго меня  оставил, уйдя по своим делам.
Подозрения стали закрадываться где-то минут через сорок после того, как Марк ушёл. А еще минут через двадцать я стал нервно расхаживать по комнате, все не решаясь пойти за Марком в след. Это казалось мне, как гостю, дурным тоном.
Наконец, когда от полуторачасового ожидания все мои внутренние этические границы рухнули, я резко открыл дверь на лестницу и…
Оказался в лабиринте. Я подался назад, но вместо двери в подвальную комнату Марка, я наткнулся на пустоту. Пространство позади меня зияло глубокой темнотой зёва ветхого коридора. Из темноты буквально в тот же миг на меня прыгнуло нечто, что напоминало по фигуре человека  с бумажным пакетом на голове и огромным молотком, зажатым в непропорционально длинной суставчатой руке. Вся конечность вместе с молотом казались одним смертоносным оружием. На опасности в лабиринте я уже успел научиться реагировать, но весьма неожиданное в нём появление, едва не стоило мне жизни. В этот раз я успел только выставить руки перед летящим мне прямо в лицо металлом размера с кирпич и еще большего веса.
Однако шлепок по лицу оказался достаточно теплым и совсем не таким болезненным. Я проснулся в той же подвальной комнате, а выведший меня из сна пощёчиной Марк тревожно смотрел мне в глаза и спрашивал меня о моём состоянии. Сначала я ничего не отвечал, но потом выпалил:
 - Получилось. Мы сняли с комнаты слепок, - оставшийся день мы провели в дружеской попойке и даже пробовали смотреть телевизор. Оказалось, что алкоголь слегка притупляет Звон Божественной Волны.
На утро мы похмелялись и Марк через рвоту и икоту –оттянулись мы вчера на славу- сказал следующее:
- Ты сочтёшь меня дураком или гиком, начитавшимся романтической литературы и насмотревшимся фильмов вроде «матрицы», но, похоже…. Похоже, тебя кто-то там выбрал. Или лучше сказать, избрал. Я… Я знаю о твоих снах только с твоих слов, но наш вчерашний эксперимент не показался мне шуткой. Я ударил тебе по лицу ровно тогда,… тогда, когда из твоего открывшегося рта зазвучала она. Божественная Волна.
- Теперь ты мне веришь?
- Да.
- И что мне делать теперь?
-Не знаю, мне придётся многое почитать  в поиске нужной инфы и это займёт не меньше месяца, думаю. Ты говоришь, что там есть не только монстры, что там есть какой-то народец. Может тебе стоит наладить с ними контакт?
- Марк, они же какие-то фанатики. Дипломатия с ними звучит еще бредовое, чем мысль о том, что человек, который вместо снов каждую ночь попадает в лиминальное пространство с осязаемыми обитателями и предметами. Они до кучи еще и вооружены.
-Вот, и озадачься найти там оружие, раз уж ты говоришь, что оно у них есть.
В эту же ночь я повторил опыт со снятием слепка. Оказалось, что с помощью метода «кусок мозаики» действительно можно  создать копию своей комнаты в лабиринте и если её не покидать – она остаётся надёжным убежище. Но, увы, ровно на ночь. По всей видимости, лабиринт как-то понимал, что в него вторгается нечто чужеродное и идентифицировал повторно создаваемую копью, как ошибку, причину которой  сразу исторгал.
В последующие ночи мне удалось переноситься в лабиринта в копии своей второй комнате, в копии собственном туалете, в ванной и там-то я отсыпался как нормальный человек. Да, теперь чтобы нормально спать, мне нужны были всё новые и новые помещения, чтобы слепок с них не повторялся. Я даже однажды попробовал сделать перестановку в комнате, которую уже использовал и заново снять слепок, но Лабиринт было не обмануть. В этом случае он исправно кидал меня в полумрак своих жутких коридоров.
Уже после целого месяца каждодневных переездов в поисках нового жилья, я начал думать, что некоторые бродяги кочуют по миру и делают себе домики из подручных материалов совсем не от того, что им так хочется.
Марка в тот месяц я совсем потерял, на попытки дозвониться до него я получал только длинные гудки. А придя к  его дому, я увидел там совсем других хозяев. Там мне сказали, что Марк продал квартиру и уехал куда-то, но просил передать мужчине, по приметам схожему со мной, что он позвонит сам. Мне это показалось чертовски необычным для уравновешенного друга. Учитывая, что Марк по его словам, не испытывал таких трудностей со сном, его внезапный переезд казался по меньшей мере странным.
Отчаявшись, я тоже продал дом и каждую ночь снимал всё новые и новые номера в двух гостиницах ближе к району своей работы, меняя их попеременно. Владельцы и работники гостиниц стали относиться ко мне почти как к городскому сумасшедшему, однако с расспросами не лезли –ведь я был клиентом, который платил исправно и мог даже оставить чаевые.
В те дни то я и решил, что пару ночей нужно попробовать обойтись без защиты слепков-убежищ и поискать оружие в Лабиринте, как того мне советовал Марк. Другой его совет – поговорить с карликами в балахонах - я пока решил игнорировать. Слишком уж безумной и даже невыполнимой мне казался эта идея. Я не знал их языка и они наверняка не знали моего, а еще у каждого под плащом был аргумент в виде  хорошо наточенного ятагана или достаточно тяжёлого, чтобы раскроить мою черепушку, кистеня.
Блуждал я в лабиринте на протяжении недели,  а это достаточно долго, если учесть, что мне практическим чудом удавалось каждый раз избегать встреч со смертоносными его обитателями. И всё таки мои осторожные блуждания принесли пользу, пользу, которая, пожалуй, чуть ли не перекрывала полезность найденного позже оружия. Я научился ориентироваться, и поэтому смог сделать сразу два важных открытия. Лабиринт не бескраен – велик, но не бескраен. По крайней мере, та его замкнутая часть, в которой я находился. Это я узнал, когда стал, наконец, видеть уже посещённые ранее места. А самое полезное -  второе открытие: в лабиринте мои зарубки и тайник сохранялись на следующую ночь такими, какими я их оставлял. Всё  как в реальности. Беда была лишь в том, что каждый раз я попадал в случайные места, и чтобы найти уже отмеченные участки, приходилось напрягать память. Воспроизводить в голове воображаемую карту. Конец второй недели я, на удивление работников отеля, провёл в одном гостиничном номере, прекратив переезжать как сумасшедший каждый день из отеля  в отель. Хозяин второй гостиницы, недовольный тем, что я будто забыл дорогу к их стойки администратора, даже счёл это происками его более удачливого конкурента, а мою частую смену мест жительства каким-то безумным розыгрышем, о чём я узнал из разговоров прислуги. Так вот и стал я очередной городской легендой.
В Лабиринте же я стал настоящим исследователем. Сделал себе несколько тайников в разных местах с примитивным оружием и снаряжением, помогающим выживать. В дневнике нарисовал достаточно точную карту Лабиринта и отметил самые полезные и относительно безопасны места в нём.
На ту загадочную пушку – пистолет, который моему оружейному инструктору напомнил desert eagle  с удлиненным стволом-  я набрёл, когда обыскивал очередную просторную комнату, напоминавшую мне больше склад какой-то мастерской. Там даже были верстаки, но в свойственном Лабиринту формате окаменевшие и насквозь проржавевшие. Я не слабо удивился, увидеть здесь явно рабочее на вид огнестрельное оружие. Будто кто-то специально оставил мне его здесь совсем недавно. Пушка была заряжена обоймой из восьми патронов, а на полу лежала достаточно большая горсть из патронов явно того же калибра. Однако пробовать стрелять из оружия не решился, опасаясь, что на шум выстрела сбегутся все хищники Лабиринта.
Утром я решил найти нужного человека, который объяснил бы мне подробную схему работы пистолета, научил бы меня стрелять, в кустарных условия производить его ремонт и обслуживание.
Эксперимент по стрельбе превысил всякие ожидания. Оружие из Сна действительно напоминало пистолет, к которому я привык за три дня платных уроков. Поэтому, встретив ночью знакомого гуманоид с пакетом на голове и молотком в удлиненной правой руке, я не стал ждать, пока он меня заметит и сделал прицельный выстрел. Не взирая на то, что я старался целиться в голову, фонтан багровых брызг вперемешку с кусками белёсых внутренностей вырвался у него откуда-то, где у нормального человека должно было быть солнечное сплетение. Молоток глухо брякнулся о гнилые доски пола и тело чудовища стало медленно оседать.  Оно стекло на пол, превратившись в бесформенную массу, из которой, по-прежнему сжимая молот, торчала удлиненная верхняя конечность.
После этого я почти сразу засел в засаду, ожидая то ли прихода хищников на шум выстрела, то ли того, что из застывшей на полу кучи выскочит еще какая-нибудь дрянь. Последнее вполне себе могла случиться, поскольку я не один раз видел здесь симбиотические организмы, которые могли помогать друг другу в охоте или всевозможных стычках с иной живностью. Но время шло и из коридоров не доносился шум чужих шагов, а студенистая куча, некогда принадлежавшая довольно грозному охотнику, лежала недвижимо.
Вскоре я научился делать самопалы, взяв уроки у того же Михаеля, а материалов в лабиринте оказалось достаточно, чтобы почти в каждых значимых закутках сделать себе оружейный схрон. Очень скоро мои путешествия по Лабиринту уже не были похожи прятки или догонялки.
Теперь преследовал я, теперь я был охотником…. Нет - хищником.
Птеродактили с осьминожьими щупальцами вместо крыльев, гигантские пауки с человеческими лицами, существа, напоминающие киношных драконов или каких-нибудь чертей – все они при моём должном старании успешно преследовались, попадали в мои ловушки и истреблялись. Я начал верить в свою избранность, о которой заикнулся тогда Марк, и мне ужасно хотелось поделиться с ним своими успехами, но я терпеливо ждал, когда он позвонит сам.
В одну из таких ночей, я вновь закончил успешное сафари и, невзирая на то, что Лабиринт – опасное место, решил улечься прямо у туши только что вскрытого чуть ли не голыми руками двухголового быка. Когда я задремал, ко мне неспешной и почти незаметной процессией подходили карлики в балахонах. Их было семь или восемь. На грани сна и яви я слышал, как они переминались с ноги на ногу в своих нелепых большеразмерных плащах, не решаясь меня будить. Но я не торопился открыто приветствовать непрошенных гостей, лёжа с закрытыми глазами. Я теперь был настоящим хищником и чувствовал –можно ли ожидать от кого бы то ни было опасность или нет. От народца не пахло агрессией, от них за версту несло страхом. Они пришли с миром. Они пришли договариваться.
Ожидая в нетерпении моего пробуждения, главный из них положил к моим ногам маленькую секиру, за тем его примеру последовали все другие, аккуратно и стараясь не звенеть и не шелестеть. Знак примирения. Я открыл глаза ровно тогда, когда последний опустил рядом с моими ногами грязную виллу, которая была похожа на настоящее оружие только запёкшейся  на острых прутиках кровью. Увидев моё резкое пробуждение, карлик застыл в нерешительности, издав сдавленный стон ужаса. А когда я хищно улыбнулся, он заторопился уйти за спины своих товарищей.
Я неохотно поднял, но не во весь рост, а на корточки, так чтобы наши лица были почти на одном уровне. Это было попыткой выразить им своё почтение, но я почувствовал, что главный карлик воспринял это наоборот как издевательство.
- Что вам нужно? – произнёс я на латыни. Почти пожалел, подумав, что мой скудный латинский лексикон, чудом сохранившийся с университетских времён, сильно подведёт. Однако карлик, что стоял впереди всех, удовлетворенно кивнул, приняв мою готовность говорить. Ответил он так же на латыни:
- Мы пришли с миром. Даю,  - показал он в сторону оружия. Его латынь, казалось бы, была такой же поверхностной, что и моя. Он будто специально изучил самые известны устойчивые выражения, чтобы говорить со мной. – Даю, чтобы ты тоже дал.
Я не сразу понял, куда карлик указал во вторую очередь и он повторил фразу и жест.
- Даю, чтобы дал. Кесарю кесарево, а Божье Богу.
Он показывал на мою левую руку. Я взглянул на неё и только сейчас увидел в ней плотно зажатый гранёный стакан, блещущий даже в скудном свете как бриллиант.
- Кесарю кесарево, а Богу Богово!- воскликнул карлик, когда увидел с какой жадностью я смотрю на их… Их Источник.
- Divinum Undo. da nobis divinam undam. Дай его нам…
Я смотрел и не мог оторвать глаз от исходящего сиянием чуда в своей руке. О нет – это был не стакан, а то, что своими гранями грело мне  руку, было не стеклом. Это было… Оно моё. Только моё!
Я сам не сразу понял, что последнюю свою мысль я выкрикнул вслух и уже не на латыни. Это был животный крик. Крик ярости, поднявшийся во мне из тех времён, когда человек говорил на языке зверя.
Я пропустил момент, когда карлики стали вооружаться, но легко увернулся от первых ударов. Выстрелы из моего пистолета перекрывала множащаяся какофония Божественной Волны. Каждое пробитое сердце, голова, каждая взметнувшаяся в воздух мёртвая конечность разбивали таинственную мелодию Божественной Волны на миллионы и биллионы безобразных осколков, коим не суждено было вновь срастись.
 Мелодия, превратившаяся в какофонию хаоса, пыталась разорвать мне череп и я кричал. Кричал так, чтобы преодолеть Глас самого Бога. Я уже давно не стрелял. Врагов всего было семь или восемь, но все оставшиеся в обойме патроны я израсходовал на первых двух. Оставшихся я колол и резал их же оружием.
Я бросался, взмахивал, рубил, бил и кричал. Пока всё не стихло. Стихли стоны умирающего народца. В горячеке боя я едва успел заметить, как за угол мелькнула тень в балахоне. Кто-то всё же смог уйти, но преследовать его не было ни сил, ни желания.
 Я увидел, как в Божественном источнике теперь плещется красное. Брильянтовый блеск потускнел, и Божественный сосуд вновь стал похож на простой грязный гранёный стакан. А вместе с тем стихла и Божественная Волна. Лабиринт передо мной раскололся и оставшуюся ночь я в бреду и лихорадке видел уже обычные кошмары.
Оправился от случившегося я только к обеду. Было ощущение, что сделал, что-то неправильное. Зато теперь я не слышал Божественной Волны. Белый шум на радио был обычным белым шумом. Телефонные звонки и сообщения в социальных сетях больше не сопровождались гулом. Я победил! Я…
И тут позвонил Марк:
- Привет. Прости, что я не звонил тебе. Телефон стал просто невыносимым. Я последний месяц провел в клинике. Буквально лёг к себе на работу. Не сплю иногда по два, по три дня. Не знаю… не могу заснуть. А сегодня вот… раз и перестал слышать её. Ну, Волну… У тебя всё в порядке?
- Да, Марк, - радостно заговорил я. – У меня непросто всё замечательно. Я смог. Я остановил её…
-Да? Аааа, как? Погоди, не радуйся так. Слушай, я, почему за тебя переживать  стал. Сегодня мне позвонили родственников моих подопечных. Ну, тех кто, как и мы слышали Волну. Они…. Они все… Все…. мертвы.
- Что? – чудовищная догадка.- а сколько их было?
-Нас всех всего девять. Без тебя и меня - семь. Я думаю, что мы с тобой в опасности.
-Нет. Нет, Марк, -твёрдо произнёс я. – Теперь у тебя всё будет хорошо, Марк. Теперь ты можешь спокойно спать.
-Ты сейчас где? Я приеду. Нужно поговорить, что дальше… В общем, надо встретиться.
Я назвал адрес.
После того, как я положил трубку, взглянул в сторону окна. На подоконнике теперь лежало три предмета. Мой дневник, на последних страницах которого психоделический бред и рисунки сменились строками циклично повторяющихся цифр, кружка со смешной рожицей, которую я по-прежнему использовал как пепельницу. И desert eagle с удлиненным стволом – Михаел подарил мне его по истечении двухнедельного курса стрельбы, будучи уверенным, что я богатый клиент с фанатичной любовью к необычному оружию.
Глядя на оружие, я курил и крутил в голове одну и ту же мысль. Марк врал мне. Он, как и я, как и все прочие тоже посещал Лабиринт. Именно его тень скрылась за углом, когда я уничтожал народец. И я бьюсь об заклад, что он будет искать способ наяву отомстить и вернуть себе Божественный источник. Я не видел и  не осязал артефакт наяву, но моя левая рука периодически рефлекторно сжимала будто что-то невидимое. Невролог или психиатр скажет – клонический спазм. Но мой единственный знакомый психиатр совершенно точно знает, что это никакой не спазм.
Послышался стук в дверь моего номера. Быстро же он. Я поглядел в сторону окна. На пистолет.
Вместо того, чтобы взять оружие, я уверенной походкой прошагал к выходу и распахнул дверь. Марка за дверью не оказалось. Своим тёмным зёвом на меня глядел Лабиринт. Он потерял свой зловещий шарм и был теперь покорным как охотничий пёс. Всякая живность, какой бы зловещей она не выглядела; как бы пронзительно ни выла она и ни рычала, теперь сторонилась меня, или покорно вытягивала спину в реверансе.
 Теперь не нужны были никакие слепки комнат, чтобы чувствовать  себя здесь в безопасности.
 Теперь не нужно было засыпать, чтобы проникать в Лабиринт. Ведь Лабиринт был тесно связан с нашей реальности. Я знал координаты и мог в любой удобный момент открыть дверь туда и обратно. Любую дверь.
Время в Лабиринте текло заметно медленней, поэтому я не торопясь дошел до нужного поворота и распахнул ветхую запачканную слизью какого-то паразита створку в стене.
Я вновь оказался в реальности. В коридоре отеля. Оказался за спиной у Марка, который настойчиво молотил в дверь моего номера. Схватил его сзади, сгребая в кулаках  рубаху, втолкнул в послушно распахнувшуюся дверь номера.
Тёмное помещение, в которым оказался шокированный Марк совсем не напоминало мой номер. Марк не стал пытаться втиснуться обратно в проём. Он лишь смотрел мне в глаза со страхом и… восхищением.
-Наконец-то. Чем я еще могу тебе послужить, Великий Молох?
-Не стоит, Марк. Просто побудь гостем в моём доме. Пожалуйста.
Рост марка в Лабиринте был заметно меньше, чем в реальности. Приходилось жертвовать красотой ради того, чтобы выть с местными волками по-волчьи. Черты его лица приобретали нездоровую схожесть с мифическим кобольдом. Только сейчас эти клыки из под верхней губы и гнойного жёлтого цвета глаза нисколько не пугали. Его звериный нос-обрубок судорожно дёргался толи от страха, то ли от запаха надвигающейся угрозы. Марк увидел, как к нему из всевозможных углов и щелей, из всех теней потянулись щупальца бесчисленных гадов. В недоумении он вновь поглядел на меня. Его изменившиеся, похожие на ножевые раны, глаза молили о пощаде, но я издевательски улыбнулся и просто захлопнул дверь.
За окном святило красное солнце, а на улице беззаботно гуляли толпы людей. Я по-прежнему был я. Однако память мою опутывали тысячелетия.
Дома без окон в Новом Орлеане, катакомбы Парижа, тёмные капища русских степей, коридоры египетских пирамид, пещеры и гроты времён первых неандертальцев, пёстрая мгла чудовищно далекого космоса.
Я направился в бар, чтобы выпить виски и выкурить сигару. Всё сейчас отдам за Виски и Сигару. 
Я попросил бармена налить виски в мой личный стакан. Бородатый парень, косящий под брутального викинга, брезгливо плеснул напиток в гранёный стакан. Невзирая на свои достаточно старомодные предпочтения – кровь или вода - Источник с неподдельным задором принял жидкость и вновь засветился всеми цветами радуги. Сияние на мгновение даже привлекло пару скучающих физиономий в баре, включая бородатую вечно недовольную мордашку бармена. Однако люди потеряли интерес, как только я опрокинул содержимое в себя.
Вода. Простая вода. Я усмехнулся. Источник любил шутить.
Мимо кафе пролетали автомобили туристов. Многие из них, возможно, торопились попасть на Мост Север в ноль часов ноль минут, чтобы проверить старую городскую легенду. Чтобы, будучи уверенными в безнаказанности, хулить христианского Бога незавершённой молитвой и слушать Божественную Волну. Мою волну.