Ничего нет печальней...

Ничего нет печальней, чем я у себя,
Чем неясность моя, неизвестность,
Непонятнее, стынет что день изо дня,
В уходящую быстротечность
Шагая.

Разбрелись по углам думы-мысли, устав,
Разлеглись, как коты-домовые,
И ворочаются, шумно двигая хлам,
Как солдаты во тьме постовые,
Бдят.

Надо... надо... что-то начать,
Что-то закончить надо... но утром.
На этом списке синеет печать,
Чернила чернеют смутно.
Шорох

Листа, бумаги, пропавшей
С морозом листвы безнадёжной, —
Это ветер сквозь оконную щель
Всё мается шёпотом сложным.
Сны

Далеки, как всегда, как обычно,
Как прежде, редки и неясны.
Как эти холодные русские стены
Снаружи, согретые внутренней лаской
Газа

И вольтажа в проводах, в памяти проводов,
Независимо от того, кто скрывается
От мороза в коробке, от смога
И улицы, фар и углов,
Несносно терпеливых,
Пустых, в которых нет никого, —
Людей сердцу любимых
Нет там. Нет там. Нет там,
На улице: все по домам.
По домам. По домам.
По домам
Спят, как улитки,
Свернувшись в клубок.

Только ветер продолжает
Лезть в окно,
Холодком по спине,
И шептать мне что-то,
Но мне уже всё равно:
Газ трещит сильнее мороза,
И металл батарей безудержный, ярый
Старый надёжный чугун горяч.
И строчки расходятся прозой,
Как мыши,
Как я безразличный
Безличный
Иду куда-то,
Но по большому счёту
Любое дело заканчивается подушкой
И куском одеяла.
Всё утром.
Всё, как всегда, утром.
А сейчас уже опять всё...

27 ноября, начало: 0:01—0:40