История одного стихотворения Страница из биографии

Эта история укладывается в один год. Столько времени советский и русский поэт Македоний Васильевич Федотовских /1931-2003/, земляк кунгуряков, ожидал публикации своего стихотворения. Он принёс его в редакцию центральной газеты, орган Центрального Совета ДОСААФ СССР «Советский патриот» в 1987 году. Публикация состоялась в 1988 году.
     Случай в общем-то обыденный и для начинающих, и для маститых литераторов. В редакциях газет, журналов, в книжных издательствах им суждено натыкаться на «подводные камни» редакционного общения. По разным причинам творческий «продукт» залёживается в «долгих ящиках» редакторов, а на свет появляется и через год, и через десять лет. Не жанр определяет обстоятельства, а обстоятельства – судьбу жанра, от стихотворения до романа.
    Но случилось это на сломе так называемых исторических эпох, на крутом повороте судеб, когда и выбор нового пути, и поиск новых творческих возможностей ярче и предметнее раскрывают личность поэта.
    Моё знакомство с ним состоялось именно в то время. В газете я работал корреспондентом и был знаком с редакционной «кухней». Порой и мы, сотрудники издания, отстаивали очередь на публикацию и, случалось, выкидывали в корзину просроченный материал. Причина проста: выход газеты – один номер в неделю, площади четырёхполоски, увы, на всех не хватало. И чувства очередного разгорячённого посетителя меня не волновали.
     Плотный, среднего роста, в чёрном кожаном плаще, облегающем крепкую фигуру, посетитель лет под 50-60 метался по коридору, то заходя в редакционный предбанник, то выскакивая обратно. Потные блики его порозовевшего, крупного лица перекликались с гладкими отсветами дорогой кожаной обновки.
   Невольно во мне ожило,  нет, не сочувствие. Интерес, кто же так разозлил этого явного вояку. К нам часто приходили старички и предлагали беспомощное эссе о патриотизме, воспоминания о прошлом в таком скучном, аляповатом изложении, которое могло загубить дело военно-патриотического воспитания молодёжи на корню. Появлялись и другие ловцы гонорара, предлагавшие серию статей-наставлений, сходных с конспектом учебника или сборника инструкций. «Ведь я же о патриотизме», - возмущённо восклицали они при отказе. И натыкались на наше толкование сути сотрудничества. Газета досаафовская, освещает жизнь досаафовских коллективов, региональных организаций, подведомственных школ, различных спортивно-технических кружков и секций. Это для нас актуально.
    Я поинтересовался, что случилось. Посетитель сослался на недоброжелательство  редактора отдела литературы Натальи Романович. У неё оставил стихотворение. При этом заподозрил её в принадлежности к той национальности, у которой, как  считал, всё схвачено в нашей столице. Он был не прав. Уж кто распоряжался поэзией в нашей газете, так это не Наталья, а её подчинённый Владимир Гревцев, талантливый поэт с достойными офицерскими корнями. Потом он пошёл на повышение, стал моим начальником. В 1990-е, бедственные для газеты годы, оставался верен ей. На исходе короткой жизни, прерванной болезнью, ушёл редактором в издательство ДОСААФ, подписав мне сборник своих стихотворений /1/. Там не было афганской темы, что отразилась в стихотворении кунгуряка.. Но о распаде СССР говорилось сильно и образно. На этом два поэта могли бы сойтись и о многом поговорить.
    Мнение о главенстве в столичных издательствах лиц определённой национальности бытовало в литературных кругах  Москвы. Оно, к слову, отразилось в романе Василия Белова «Всё впереди». С подобным суждением я столкнулся позднее, когда в начале 1990-х по заданию ТАСС освещал одно из организационных мероприятий с участием Валентина Распутина и Владимира Крупина. Последнему при встрече в его родном Кирове  я напомнил об этом. Он вспомнил, улыбнулся и без сожаления сказал, что тогда с созданием новой общественной организации ничего не получилось. Я почувствовал его иронию к тем страстям и горячим диспутам на переломе «горбачёвского» времени и лихих 90-х.
     Я не стал посвящать нашего посетителя в нюансы редакционной жизни.  Мне он показался интересен тем, как держит удар в стрессовой ситуации и вообще чем живёт, о чём думает. Мы познакомились, разговорились. И пообщались, как земляки. Я знал его раньше по публикациям в кунгурской «Искре». Слышал, что его, лётчика ВВС, уволили со службы во время реформ Никиты Хрущёва, который отменил военную авиацию и понадеялся на баллистические ракеты.
     Македоний Васильевич высказался искренне и жёстко о тех переменах. Чувствовалось, что давняя боль живёт в нём. Позднее в стихотворении без названия он светло и поэтично выразил её: «В синем – белая лыжня Кажется из области чудес.  Кто там без меня Радуется ясности небес?» /2/.
    Упомянул о своём нестандартном имени, хотя тема не поднималась. Македоний – это имя по инициативе отца. И сын неоспоримо, уважительно принял этот родительский выбор, хотя чувствовалось, что его не раз задевали подковырками, приходилось отстаивать право на экзотику. «Имя взять необычайное и начать путь бытия», - так он отметился в поэтической строке /2/.    
    Почувствовав моё внимание и расположенность к общению, собеседник разоткровенничался об обстановке в Союзе писателей СССР, о настроениях в культурной столичной среде. Это меня интересовало. Время наступало переломное. Гласность и перестройка творили такие дела, что по существу рушилось государство. А тогда поэт жил надеждой: «Разгорится клич на гласность – Будет честность, будет ясность» /4/.
    Похоже, интеллигенция из литераторской среды искала нравственную опору не в сталинском учебнике истории ВКП /б/. Как выяснилось, мой собеседник был увлечён «Словом о полку Игореве», прочитывал текст заново, находил в нём много интересного. Тем и хороша классическая литература. С возрастом приходит второе прочтение, благодаря сильному автору читатель открывает неизведанные широты.
    «Слово» для моего собеседника стало идеологической основой в спорах с коллегами о будущем страны, в отстаивании своей правоты. Македоний  Федотовских назвал его лучшим произведением русской литературы, источником и опорой современного литературного процесса. Позднее, листая подшивки «Искры», я узнал, что внимание поэта к «Слову» не сиюминутное, не гласно-перестроечное. Он давно был связан с Общественным музеем «Слова о полку Игореве», актив которого часто встречался в гостиной  Центрального Дома работников искусств. К 1985 году, например,  было проведено 66 заседаний. Отчёт об очередной, ноябрьской встрече активистов поэт опубликовал в кунгурской газете /5/.
    А в год нашей встречи на Петровке, 26 я случайно наткнулся на одну из публикаций Македония Васильевича – рецензию на книгу очерков уральского поэта Валентина Сорокина и обратил внимание на поэтическое кредо моего земляка в таком газетном отрывке: «Поэт словно устремлялся к слушателям, поднимая их от стиха к стиху на вершину выстраданного призыва – любить свою Родину. Великую и малую, безвестную и славную – Родину» /6/.
    Мой образ жизни бы далёк от «перестроечных» дискуссий.  Но я почувствовал главное: передо мной поэт, не стоящий на месте. Он развивается, впитывает новые знания, идеи, интересуется современностью, переосмысливает прожитое и настоящее, словом, движется по-горьковски «вперёд и выше». Он не из тех, кто ушёл от основной профессии, примкнул к поэзии, вспыхнул в одном-двух сборниках и затих, живя по-графомански на повторных темах.
    В студенчестве «Слово о полку Игореве» поразило меня не так называемой идеологией, не темой патриотизма, которую, кстати, я воспринимал по-македонски. Одно четверостишье моего земляка было очень близким мне: «Ясным днём, в непогодину, В хлебный год,  в недород Думай о Родине, бейся за Родину, Если ты – патриот» /7/. Я увидел в «Слове» то, что подсказал потом академик Дмитрий  Сергеевич Лихачёв термином «гиперболизация» /8/.
   Его препарировал и расшифровал для меня «историк русского литературного стиля» Алексей Владимирович Чичерин, назвав «образной, метафорической речью» /9/, в которой «традиционные уже для того времени песенные эпитеты…перемежаются с эпитетами-открытиями, полными оригинальной мысли» /10/. «Сильнее цветовой – световая гамма», «простые вещественные эпитеты», «оценочные эпитеты-характеристики», «метафора «Слова» - в центре философского восприятия событий» /11/ - именно это бодрящим, снежным комом обрушилось на наши разгорячённые головы.
   На сероватом фоне церковных, летописных, житейных и литературных текстов Древней Руси в «Слове» вскрылась целая россыпь лексических иллюстраций, раскрывающих литературоведческие понятия, от простой метафоры до не сразу понятного оксюморона. Это был фейерверк красок в изложении, подвластном подлинному, сильному таланту неизвестного автора. Тогда в общении с поэтом-кунгуряком я почувствовал, что именно эта экспрессия русского слова задела его и вывела на новое чувство патриотизма, на хороший общественный уровень размышлений и переживаний.   
    Мы обменялись телефонами. В этом дружеском общении разгорячённость обидами на редакцию у него угасла. Наверно, он почувствовал, что переборщил с обвинениями газеты, якобы забраковавшей его стихотворение. Не сразу, но найдётся место, опубликуют. А сейчас газетная полоса перегружена.
   Так и случилось. Стихотворение «Шлёт Родина шелест берёз…», посвящённое, как указывалось, «советским воинам, проходящим службу в Афганистане», газета ДОСААФ опубликовала /12/. Правда, до этого, пораньше стихотворение приняла кунгурская «Искра», исключив посвящение и убрав кавычки и многоточие в заголовке /13/.
    По сути это два разных варианта поэтического текста с исключением или добавлением четверостиший и фраз. От «перемены мест слагаемых» хуже, на мой вкус, не стало. Сказалась этическая «подкованность» автора: один и тот же текст двум издательствам не предлагать. Как тут не снять шляпу перед мастером?
    При этом он сохранил общий смысл, единую канву в развитии темы. Мы видим, для чего советский солдат вступил на афганскую землю. Для защиты интересов слабых, обездоленных граждан. Автор называет их, как свойственно советскому, классовому сознанию, «угнетенными», «неимущими», поясняя, что «дехкане устали снимать урожаи смертей». Мы встаем на их защиту от посягательств «душманов» – «проклятых убийц».
    В кунгурском варианте поэт поменял «злобные диверсии» на «от горя диверсий», то есть сместил акцент и усилил сопереживания. Более чётко обозначил образ земли, вместо безличного «просторы свои» - более предметное «просторы своей».  Отдалил образ местных красавиц с «невест чернооких» на «невест чужестранных». Строчка «глаза ненаглядные помнят вас в грусти разлук» при «кунгурской» редактуре в общем-то сохранила изначальный смысл: «Глаза ненаглядные ждут вас в молчаньи разлук».
    «Столичный» вариант отличается четверостишьем, которого нет в «кунгурском»: «Не тронете веру чужую. Богаты своею – Что каждый другому не волк, товарищ и брат. Зерно и дрова привезли. Неимущих жалея, Отдали в день трудный, не мысля обратно собрать». «Кунгурская» редакция стиха тоже не осталась в долгу – предложила свое, новое четверостишье. Оно выделяется более объёмными, яркими, насыщенными образами и чувствами строками: «Стекаются мутные воды в кабульские долы. Дехкане устали снимать урожаи смертей. Проклятье взрывающим лавки, мечети и школы. Проклятье продажным убийцам, казнящим детей!».
     Чувствуется различие «весовых категорий» этих отрывков-четверостиший. «Столичный» менее выразительный на фоне экспрессивного, «кунгурского». Это лучшее свидетельство того, что в Москве бережно отнеслись к тексту автора, «простили» ему неточность слога.
     Отходя в середине текста от афганской темы, автор напоминает о русско-турецкой войне на Балканах. Сюда вкладывает созвучную афганским переживаниям наших современников строку о том, что «..,Родина-мать шлёт им утренний шелест берёз…».
     Начальные строчки концовки стиха тоже указывают на несходство вариантов. В «Советском патриоте» они звучат так: « Посеяли смерть – так пожните проклятье, душманы, Завесить пытаясь  дырявым халатом рассвет…». В «Искре»  первая строчка иная, по смыслу больше обобщения: «Тем силам – проклятье, чью злобу явили душманы, Завесить пытаясь дырявым халатом рассвет…».
     В этих сравнениях видно, что поэт долго вынашивал афганскую тему в интуитивных отзвуках «Слова о полку Игореве». Оно подпитывало стихотворный текст кунгуряка словами из языкового прошлого, что редки в нашей современной и отчасти обыденной поэзии: «дальние наши дозоры», «грядущего ранний оазис», «не надо невест чужестранных», «где иго зверело - сегодня лелеянье роз!», «воспрявшие к жизни болгары», «злобу явили душманы». Выделим для убедительности эту лексику ещё раз отдельно от текста: дозоры, грядущее, чужестранные, лелеянье, воспрявшие, явили. В его «лелеяньи роз», например, чувствуется лексическая зависимость от плача Ярославны, от её старославянизмов: «лееючи» и «възлелей».
   Зная вкусы, творческие возможности и требования редакционных коллег, я представил, как они вчитывались в предложенный текст. Во-первых, они отметили бы поэтическую образность автора. «Чёрное небо накроет афганские горы», «вспыхнут чалмами туманы», «взорвётся ли миной ночь?», «горящий кишлак позовёт из глухой тишины» - всё это  признаки большого мастерства и высокой требовательности поэта к себе. Во-вторых, указали бы на смысловой перекос в теме. В стихотворении-посвящении мало слов в адрес советских воинов и много раздражительности и проклятий в сторону моджахедов.
   Художественный, поэтический текст способен взволновать читателя, усилить его потребность в повторном чтении. Но есть условие. Если автор красочно и афористично выразил то мироощущение, которое очень близко читателю. И то чувство, которое он, читатель, пережил, но не смог подобрать слова, чтобы его выразить. Наш поэт идеологически верно заострил тему, но в его чувствах преобладала ненависть к врагам. Можно предположить, что в нём бродили совершено другие, не связанные с темой стиха бойцовские отголоски писательских дискуссий на «горбачёвские» перемены. Это и смутило досаафовских газетчиков, и они пытались «спасти» текст, смягчить его припиской-посвящением, которой не было в «искровской» публикации. Поэтому стихотворение «Шлёт Родина шелест берёз», по моим ощущениям, осталось в том времени, из которого вышло.
    Казалось бы, одно стихотворение. И что из того? Македоний Федотовских много написал. Мне помнятся два первых крохотных, воениздатовских сборника стихов 1960-х годов, найденных в редакционной библиотеке «Красной звезды». В памяти кунгуряков его газетные очерки, рассказы о строительстве храма в родных Ершах, по его инициативе, при живейшем  участии. Кто-то вспоминает поэта по столичной жизни, как «трудился в одной из областных газет, в Министерстве культуры РСФСР, в Обществе книголюбов, в военном журнале «Знаменосец» /13/. Не отыскать следов его службы лётчиком-истребителем в Бакинском округе ПВО, его работы на авиазаводе, воспитателем московского детприёмника, в артели золотодобытчиков на Колыме.
    Но послужной список вряд ли определит, какой жизнью измерить бытие поэта. Настоящий талант вкладывает в поэтическую строку всю свою жизнь. И по тому, как работал над одним стихотворением Македоний Федотовских, какие переживания вложил в одну поэтическую тему, видно, как непросто, напряжённо прожил эту «стихотворную» жизнь из тех нескольких сотен и тысяч, что отразились в его творчестве. В творчестве поэта сильного, вошедшего в большую поэзию из малой Родины - Кунгурского района.
1. См.: Гревцев В. Это мне суждено… - М.: Патриот, 2003.
2. Федотовских М. Из поэтической тетради юбиляра. // Искра. - 2001. – 1 марта.
3. Федотовских М. Нечаянная честь. // Искра. – 1994. - 3 авг.
4. Федотовских М. «Разгорится клич на гласность». // Искра. – 1991. -  5 марта.
5. См.: Федотовских М. Походы вглубь времён. // Искра. – 1985. - 30 нояб.
6. Федотовских М. Галерея поэтов. // Литературная газета. – 1987. -  29 июля.
7. Федотовских М. Танцы! // Искра. – 2001. - 1 марта.
8. См.: Лихачёв Д.С. «Слово о полку Игореве» и культура его времени. – Л.: Художественная литература; Ленинградское отделение, 1978. – С. 20.
9. Чичерин А.В. Очерки по истории русского литературного стиля. - М.: Художественная литература, 1977. – С. 16.
10. Там же.  – С. 14.
11. Там же. – С. 15.
12. См.: Федотовских М. «Шлёт Родина шелест берёз…». // Советский патриот. – 1988. - 14 авг.
13. См.: Федотовских М. Шлёт Родина шелест берёз. // Искра. – 1987. - 18 июля.
14. Мушкалов С.М. «Может собственных Платонов…». – Пермь: Издатель Худяков С.А., 2023. – С. 170.