Однажды рабби уйдёт-4. Гарри Кемельман

Гарри Кемельман


                ОДНАЖДЫ РАББИ УЙДЁТ

25
– Ну, что ты думаешь о нём? – спросила миссис Магнусон, закрыв за собой дверь спальни.
Говард Магнусон попытался выиграть время, развязывая галстук.
– Он симпатичный парень.
– Он явно предан Лоре, – продолжала миссис Магнусон. – За весь ужин глаз с неё не сводил.
– Да, я это заметил. Даже когда он говорил со мной, то продолжал смотреть на Лору. Возможно, это и преданность, но мне показалось, что он ожидал от неё подсказки.
– Ну, он оказался в непривычной обстановке, – попыталась защититься жена. – И естественно, боялся совершить ошибку.
– Да, конечно, я понимаю. – Он изо всех сил старался чувствовать себя довольным. Однако врождённая непереносимость самообмана заставила его добавить: – Но согласись, что сгустком энергии его не назовёшь.
– Почему ты так считаешь?
– Ну, из рассказа Лоры я понял, что он занялся политикой, потому что не преуспел в юриспруденции. И если бы не Лора, с политикой произошло бы то же самое. У него есть несколько тысяч унаследованных долларов, и он помещает их в сберегательный сертификат (86). Он покупает розовую машину, потому что может получить её задёшево. Он…
– Но кто сказал, что для хорошего брака необходим сгусток энергии? – попыталась зайти с другой стороны миссис Магнусон. – Взять такую девушку, как наша Лора, решительную, сильную, да, в конце концов, упрямую – и если бы она вдруг вышла замуж за сильного и решительного мужчину, знаешь, что бы случилось? Они разорвали бы друг друга в клочья. Возможно, Лора умнее тебя, по крайней мере, в требованиях к собственному мужу. Я склонна думать, что Лоре нужен кто-то покладистый, гибкий…
– Почему ты не говоришь откровенно? – вызывающе перебил Магнусон. – Мягкий, слабый, тупой.
– Ну и пусть, – спокойно ответила жена. – Что из этого? Она будет вести его. Она будет направлять его. А он, зная это, будет благодарен и предан. У него нет денег? Ну и что? Зато у неё есть, и когда-нибудь станет намного больше. Ей нужна политическая карьера, и она добьётся цели с его помощью. Я предполагаю, что с её поддержкой, советами и руководством он станет успешным сенатором штата. После нескольких сроков он будет баллотироваться в Конгресс, и победит, и они поедут в Вашингтон. Если ты заинтересован в том, чтобы жизнь твоей дочери сложилась успешно, чтобы Лора могла реализовать себя, то был бы рад её выбору.
– Безусловно, но, чёрт возьми...
– А знаешь, что произойдёт, если она приведёт домой того мужчину, которого, по твоему мнению, ей следует выбрать? Блистательного молодого врача, или юриста, или бизнесмена? Он будет строить успешную карьеру, а Лора будет сидеть дома, планируя и устраивая обеды для его друзей. Она будет домохозяйкой – и всё. Он будет заниматься тем, что его интересует, а она – советоваться с декораторами интерьера о цвете штор. Послушай, Лора – сын, которого у нас не было. И мы воспитали её соответствующим образом. Когда все её друзья собирались заканчивать обучение в школе, ты настоял, чтобы она пошла в колледж. Если бы она была мужчиной, ты был бы только рад её увлечённостью политикой.
– Да, но…
– Предположим, у нас сын. И он привёл домой женщину-Скофилда. Ты бы просто посмеялся и над тем, как она вложила немногие деньги, которые у неё были, в сберегательный сертификат, и над тем, как она купила розовую машину, потому что та была дешёвой, и над тем, как она всё время смотрела на вашего сына в поисках подсказок, прежде чем произнести хотя бы слово.
– Как насчёт детей? – резко спросил Магнусон.
– У них будут дети.
– Я не об этом. Я думаю о том, что дети возьмут от родителей. Они могут быть копией Лоры, могут быть его копией, а могут копировать обоих. И ты намерена нетерпеливо ждать появления внуков с такими умами и характерами, как у Скофилда?
Миссис Магнусон на мгновение растерялась, но быстро пришла в себя.
– А тебе пришло бы это в голову, если бы Лора была нашим сыном, Ларри, и привела домой такую девушку, как Скофилд? Если бы ты вообще думал о детях, то только о том, достаточно ли она здорова, чтобы их иметь. Ну, он, конечно, выглядит достаточно здоровым, а в остальном придётся положиться на удачу.
Магнусон вздохнул.
– Хорошо, Соф, ты выиграла, как и обычно. – Он улыбнулся. – Будем надеяться, что у них всё получится так же хорошо, как и у нас.
Миссис Магнусон возмутилась:
– Ты намекаешь, что я командую тобой? Ты прекрасно знаешь, что сам принимаешь все решения.
– Да, ты только советуешь, но твои советы ужасно убедительны. Я полагаю, что у Лоры то же самое. А может, и у всех женщин. Она советовалась с тобой о дне свадьбы?
Жена покачала головой.
– Она не упомянула конкретную дату. У меня сложилось впечатление, что это будет сразу после выборов.
– Это всего лишь через месяц. Мне стоит поторопиться.
– Почему, что ты собираешься делать?
– Я должен всё уладить с рабби. Что-то подсказывает мне, что это будет нелегко.

 
 

26
Пол Крамер открыл дверь и вопросительно посмотрел на двух мужчин. Один из них раскрыл кожаную обложку со значком и представился:
– Сержант Данстейбл, полиция Барнардс-Кроссинга. – Он кивнул в сторону своего спутника. – Офицер Нортон. Можно войти?
– Конечно. Моих предков здесь нет, если у вас к ним дело.
– Это ваша машина припаркована на Глен-лейн? Чёрный «шевроле»?
– Да, моя.
– Она была припаркована там прошлым вечером?
– Да-а.
– А позапрошлым?
– Ага. – Затем пришло понимание. – О, я знаю, что с ноября нельзя парковаться ночью на улице. Но я подумал, что Глен-лейн не в счёт, потому что это не совсем улица. Кроме того, это немного похоже, – нервно рассмеялся он, – на парковку на тротуаре, если бы там был тротуар.
– Почему бы вам не оставлять машину в гараже или на подъезде к дому? – полюбопытствовал Данстейбл.
– Потому что аккумулятор порой разряжается, особенно когда ночью идёт дождь, и утром мне трудно завести машину. Вот потому я и паркуюсь на этом маленьком склоне в конце Глен-лейн. Таким образом я могу завестись с наката.
– Вы запираете свою машину, когда оставляете её на ночь?
– Да, конечно. – Он снова нервно рассмеялся. – Видите ли, я каждое утро езжу в университет, и там паркуюсь на Хантингтон-авеню. Я всегда запираю машину, потому что автомобили то и дело угоняют. В какой-то степени я понимаю, что осторожность излишня, потому что кому взбредёт в голову позариться на потрёпанный «шевроле» семидесятых годов? Но я привык.
– Вы запирали машину в среду вечером?
– Да, кажется. – Он замолк на мгновение. – Да, я уверен, что это был вечер среды. А в чём дело? Что случилось в среду вечером?
– Вы не знаете? Об этом писали в «Линн Экспресс».
– Я не читаю «Экспресс», только бостонские газеты.
– На Глен-лейн сбили человека. Водитель скрылся.
– И какое это имеет отношение ко мне?
– Вчера у вас была разбита фара, не так ли?
– Всё верно. Бо;льшую часть дня я провёл в Бостоне. Должно быть, там это и случилось. Или по дороге из-под колеса вылетел камень. Я и не знал об этом, пока парень на заправке не обратил внимание.
– А где вы были в среду вечером?
– Здесь, готовился к экзамену. Даже поесть не выходил. Сидел, как приклеенный.
– Что ж, предлагаю вам отправиться со мной к шефу Лэнигану и рассказать ему обо всём.
– Хорошо, я поеду за вами.
– Нет, вы поедете вместе со мной. Дайте офицеру Нортону ключи, и он поведёт вашу машину.
Молодой человек колебался.
– Это... вы меня арестовываете?
Ответ сержанта Данстейбла был тщательно продуман:
– У меня нет ордера. Шеф всего лишь приказал мне попросить вас приехать к нему. Конечно, если вы не хотите, я вернусь и сообщу. Тогда он может послать за ордером или обратиться в дорожную полицию.
Пол соображал быстро. Конечно, всё это было ошибкой. Пьяный водитель сбил какого-то парня. Вероятно, на месте происшествия нашли стекло, отсюда и полицейские проверки. Ему заменили фару, поэтому он оказался одним из тех, кого допрашивали. Возможно, допрашивают и других – в полиции Линна, Ревира, а то и Бостона. Ему предстояло объяснить, что в то время его и на дороге-то не было. Возможно, его показания запишут, напечатают и дадут ему подписать. И дело с концом.
– Хорошо, – кивнул он, – поехали.
Но всё оказалось не так-то просто. Шефа Лэнигана, с которым следовало встретиться, не было на месте. Пол ждал на диване под присмотром сержанта. Раз или два он встал – размять ноги, достать выброшенную газету из мусорной корзины в углу. Затем, когда он подошёл к двери, сержант спросил его, куда он идёт.
– Я думал, что смогу где-нибудь выпить чашку кофе.
– Шеф будет через минуту. Ему не понравится, если вас не будет. Хотите чашку кофе? Хорошо, я посмотрю, что могу устроить.
Сержант велел кому-то принести кофе и даже пончик из бара. Пол не чувствовал, что его задерживают, и ему не говорили, что он не может уйти. Но у полицейских остались ключи от его машины, и до их возвращения попытки уйти не имели никакого смысла. Лишь после семи шеф Лэниган наконец-то вернулся в участок и пригласил Пола в свой кабинет.
Крамер сидел в кресле для посетителей, пока Лэниган говорил по телефону. Завершив разговор, он повернулся к нему. Заложив руки за голову и переплетя пальцы, Лэниган покачался взад-вперёд в своём вращающемся кресле. Затем улыбнулся:
– Итак, я жду, что вы мне всё расскажете.
– Я не знаю, что вы хотите от меня услышать.
– Просто расскажите мне, что случилось.
– Послушайте, всё, что я знаю – это то, что сказал мне сержант: в среду вечером на Глен-лейн произошёл наезд. Я тем вечером был дома. И вообще не выходил.
– Как вы разбили фару?
– Я не знаю. Я езжу в Бостон каждый день и паркуюсь на Хантингтон-авеню, или на Фенуэй, или там, где найду место. Иногда, когда возвращаюсь, обнаруживаю, что крыло смято или поцарапано. Вы думаете, что кто-то оставляет записку с просьбой связаться с ними, чтобы оплатить ремонт? Они просто уезжают. Так что кто-то вполне мог разбить мне фары в четверг, а то и в среду. Или во время поездки из-под колеса вылетел камень. Я не знаю.
– Но если бы это случилось в среду, разве вы не заметили бы этого, когда утром в четверг собрались в Бостон?
– Я не осматриваю машину каждый раз, когда езжу на ней. Просто сажусь и уезжаю. Я не вижу переднюю часть машины. Если бы дело было ночью, когда нужно включать фары, то я бы заметил. Но не утром.
– Разумно, – кивнул Лэниган. И ненадолго задумался. – Где ваши родители? – спросил он после паузы.
– Далеко.
– Да, но где?
– Я не знаю. Они колесят по всей стране.
– Так что, если вы захотите связаться с ними, то не сможете?
– Ну, они сказали, что будут звонить мне каждые несколько дней. Должны были как раз сегодня вечером.
– Ясно. Хорошо, а теперь я расскажу вам, с чем мы столкнулись. Жертва наезда умерла, что превращает преступление в убийство на автомобиле. Это серьёзно. Детективы штата, детективы дорожной полиции, даже офис окружного прокурора – все вовлечены. Далее, возле тела нашли стекло, стекло от фары, разбитой при ударе. Вы знаете, как мы поступаем в таком случае?
– Ну, я видел детективный фильм по телевизору, где копы... извините, полиция подбирает их и складывает как… кусочки головоломки, пазла.
– Правильно. Абсолютно точно. Мы сопоставляем кусочки и склеиваем их, если они подходят друг к другу. Вам заменили фару у Глоссопа. В течение нескольких дней до этого фары не чинили никому. Остатки вашей старой фары они выбросили в мусорный бак. Наш сотрудник изъял эти остатки, и мы соединили их и скрепили так же, как и остальные. – Лэниган предостерегающе поднял указательный палец. – И вот какая ситуация: найденные нами фрагменты со всеми своими зубчатыми краями полностью совпадают с вашей фарой.
– Но это невозможно.
– Полностью, раньше они были единым целым.
– Но я всю ночь сидел дома.
Лэниган пожал плечами, а затем потянулся к карточке с правилом Миранды (87), застрявшей в стопке промокательной бумаги на столе.
– Мне нужен адвокат, – сказал Пол.
Лэниган кивнул.
– Да, я думаю, это хорошая мысль. – Он подвинул телефон к Полу. – Вперёд. Звоните. Я выйду из комнаты, если хотите.
– Я… я не знаю ни одного адвоката, – смущённо промямлил Пол. – Мы здесь как новенькие. Я подумал... я подумал...
– Что его предоставляем мы? Что ж, когда вы предстанете перед судом в понедельник, вам назначат адвоката, если у вас его нет. Но…
– О, я знаю одного. Тот парень, который только что выиграл первичные выборы в сенат.
– Скофилд? Вы знаете Джека Скофилда?
– Ну, лично не знаю. Но однажды вечером я был со своими предками на вечеринке, а он пришёл туда и говорил несколько минут. И сказал, чтобы не стеснялись позвонить ему, если понадобится помощь. Мой старик, то есть мой отец, сказал потом, что он, похоже, заинтересован в получении клиентов, ну, понимаете, и в клиентах, и в получении голосов. Может быть, если я позвоню ему... больше ничего в голову не приходит.
– Позвоните ему, но не разочаровывайтесь, если он откажется.
– Почему он должен отказаться? Это дело юриста.
– Да, но вам предъявлено уголовное обвинение, поэтому он может сначала поговорить с вашими родителями. Потому что в уголовных делах адвокаты обычно ожидают, что им заплатят заранее.

 
 

27
Рабби и Мириам вернулись домой с вечерней службы в пятницу после десяти. Ещё когда рабби возился с замком, они услышали, как внутри зазвонил телефон.
– Вероятно, ошиблись номером (88), – предположила Мириам.
– Или что-то важное, – возразил рабби, – если звонят в субботу.
Не снимая плаща, рабби поднял трубку. И услышал торопливый и задыхающийся женский голос:
– Рабби Смолл? О, слава Богу, наконец-то. Простите, что звоню так поздно, но я… мы ужасно переживаем. Мы не знали, кому позвонить, а потом подумали о вас. Я Салли Крамер. Мы соседи. Мы переехали в дом в конце улицы, Мейпл-стрит, прямо на углу Глен-лейн. Я бы позвонила соседям, но не знаю их. То есть я даже не знаю их имени. Конечно, я и вас не знаю. Я имею в виду, вы меня не знаете, но мы планируем присоединиться к храму при первой же возможности и…
– Что вы хотите от меня, миссис Крамер?
Рабби услышал мужской голос:
– Так, дай мне поговорить с ним. – Через мгновение по телефону: – Говорит Бен Крамер. Моя жена немного нервничает, рабби. Видите ли, мы путешествуем по стране. Я сказал нашему сыну Полу, который остался дома, так как должен заниматься в университете, что мы будем звонить ему каждую пятницу около семи. Так вот, мы позвонили, а ответа нет. Скорее всего, он не думал, что я начну звонить уже в эту пятницу – мы уехали только в среду утром – и он, вероятно, где-то гуляет, но жена беспокоится.
– Что бы вы хотели от меня, мистер Крамер?
– Хорошо, если бы вы могли пойти туда и просто осмотреться. Посмотрите, на месте ли его машина. Это такой потрёпанный чёрный «шеви», мне кажется, семьдесят третьего, и… ну да, с наклейкой «Северо-Восточный университет» на заднем стекле, тогда это будет означать, что он дома, и вы можете попросить его позвонить нам. Если его машины там нет, и её не будет в гараже или на подъездной дорожке, прямо на углу Глен-лейн – значит, он куда-то уехал на вечер, и нет смысла волноваться.
– Ясно. И вы хотите, чтобы я вам перезвонил и сообщил?
– Конечно. Вот номер телефона. У вас под рукой есть карандаш и бумага?
– Я не пишу в шаббат, мистер Крамер. Но вы продиктуете номер, и я повторю его, и моя жена запомнит его, если я забуду.
– Чудесно, рабби. Поверьте, мы очень признательны. И если вы можете хотя бы примерно сказать, когда отправитесь туда…
– Прямо сейчас.
– Замечательно. Вот номер телефона. – Он назвал несколько цифр, и рабби повторил их вслух, чтобы Мириам услышала.
– Мне ждать вашего звонка через полчаса? Сорок пять минут?
– Раньше, я думаю.
– О, превосходно. Вы, конечно, во всём разберётесь.
Рабби прошёл Мейпл-стрит до конца, огляделся и вернулся через двадцать минут. Он набрал оператора и сообщил ей номер. Ему не потребовалась помощь Мириам, так как он постоянно повторял про себя этот номер, пока ходил по улице.
Ответила миссис Крамер.
– На углу Глен-лейн, миссис Крамер, не припарковано ни одной машины. И на подъездной дорожке – тоже. Я заглянул в окно вашего гаража, там была машина, маленькая, серая…
– О, это моя. Тогда он, вероятно, уехал.
– В коридоре горел свет, а на втором этаже – одно окно, – продолжал он. – Я позвонил – звонок дребезжал внутри – и довольно громко постучал, но ответа не было. Вы хотите, чтобы я уведомил…
– Нет, всё в порядке, – перебила она. – Я сказала ему оставлять свет в коридоре и в спальне всякий раз, когда вечером он куда-нибудь уходит. Я думаю, всё в порядке. Мы позвоним в следующую пятницу вечером. Если… – она заколебалась.
– Да?
– Ну, если это не доставит вам лишних хлопот, и если вы не забудете, мы будем признательны, если вы бросите записку в почтовый ящик – завтра, послезавтра – и сообщите Полу, чтобы он обязательно сидел дома и ждал нашего звонка.
– Я думаю, что смогу справиться с этим, миссис Крамер.
Субботний выпуск местной газеты доставлялся не так уж поздно, но Смоллы старались не читать его до окончания шаббата. А вечером в субботу они ушли гулять, и только в воскресенье утром Мириам принялась листать газету. В «Полицейских заметках» напечатали несколько строк о том, что Пола Крамера, проживающего на Мейпл-стрит, арестовали за наезд со смертельным исходом, совершённый на Глен-лейн в среду. Она показала заметку мужу.
– Значит, его забрали в пятницу днём. Так что ты стучал в его дверь, пока он сидел в участке.
– М-м…
– Ты должен уведомить его родителей, Дэвид.
– Как?
– Разве ты не помнишь номер, который они дали тебе?
Он покачал головой.
– В этом нет смысла. Почти уверен, что их там уже нет.
– Но люди, у которых они жили...
– Какой-то отель или гостиница. Когда я перезвонил, трубку взял оператор коммутатора.
– О, Дэвид, разве мы ничего не можем сделать?
– Думаю, стоит позвонить шефу Лэнигану. Поскольку это был наезд, возможно, арест произвели сотрудники дорожной полиции, но он наверняка знает что-нибудь об этом. Он, скорее всего, дома. Я позвоню ему.
Рабби позвонил Лэнигану и спросил:
– Ваши люди арестовали Пола Крамера?
– Верно.
– Не могли бы вы рассказать мне об этом?
– Что вас интересует в этом деле, Дэвид, кроме того, что он один из ваших?
– Думаю, этого уже достаточно, но, кроме того, меня попросили его родители. – Он рассказал, что произошло в пятницу вечером по возвращении из храма.
– Понимаю. Ну вот что. Я собираюсь в участок. Вообще-то вы поймали меня буквально на пороге. Почему бы нам не встретиться там?

 
 

28
Будучи членом исполнительного комитета Ассоциации начальников полиции, Чезаре Орландо часто общался со своими коллегами по всему штату. В настоящее время он занимался повышением интереса к конференции, которую планировалось провести в Бостоне в День благодарения (89), и, в частности, привлечением на неё участников. Поскольку реакция обычно была в лучшем случае едва тёплой, он приобрёл привычку обсуждать этот вопрос окольными путями. Поэтому, когда позвонил Лэнигану, то начал с того, что поздравил его с успешным и быстрым раскрытием дела.
– Как ты справился, Хью?
– О, просто хорошая детективная работа, которой славится полицейский департамент Барнардс-Кроссинга, Чеззи.
– Ага. Можешь составить отчёт и прочитать его на конференции в Бостоне.
– Да, смогу, если найду карандаш.
Орландо засмеялся.
– Ну, раз ты так любезен, я разыщу тебе один. И вот что: у меня есть новости, связанные с этим делом.
– Вот как?
– Угу. Помнишь листовку, которую какая-то группа – то ли «Хорошее правительство», то ли «Обеспокоенные граждане» – распространяла непосредственно перед выборами? Так вот, напоминаю: Томми Баджо утверждал, что это фальсификация, и он никогда не был на этом ужине; но выборы он проиграл. Он подал в Избирательную комиссию жалобу на нарушение правил, и они выделили пару детективов.
– Хочешь сказать, что они действительно расследуют такие штуки?
– Да ты и сам знаешь. Обычно требуется некоторое время, пока они поднимут задницы, но у Томми зять в комиссии, так что он смог довольно быстро принять меры. И знаете, что они откопали? Что «Обеспокоенные граждане» — это не кто иной, как Тони Д'Анджело, жертва вашего маленького наезда.
– Очень удобно, – хмыкнул Лэниган.
– Я знаю, о чём ты думаешь, Хью. И не буду отрицать, что время от времени на плечи покойника вешают каждое нераскрытое преступление. Мы делали то же самое во время войны, когда я служил в Интендантстве. Каждый раз, когда один из наших грузовых кораблей топили, мы загружали его всем утраченным или потерянным имуществом, за которое отвечали. Помню один корабль, «Либерти», водоизмещением десять тысяч тонн, так вместе с ним затонуло около ста тысяч тонн столов, пишущих машинок и автокранов. Но этим точно занимался Тони Д’Анджело, к гадалке не ходи. Они нашли печатника, а дальше – дело техники.
– А Томми Баджо всё отрицает? – спросил Лэниган скептически.
– Ну, от доказательств трудновато увильнуть. Но говорит, что никогда даже не встречал Тони Д’Анджело, и не узнал бы его, если бы столкнулся с ним лицом к лицу. Значит, покойник работал на кого-то другого. Баджо думает, что всему виной братья Фиоре из-за того, что ему удалось выполнить постановление о введении комендантского часа в час ночи в ночных клубах. Но зачем им вмешиваться в его избрание – ведь, победив, он уедет из города, а в случае проигрыша останется городским советником и костью у них в горле?
– Звучит разумно. Как насчёт женщины? Что она говорит?
– Женщина? О, ты имеешь в виду Милдред Хэнсон, с которой он жил? Уехала. Но это ничего не значит. Такие постоянно перемещаются.
– Значит, Избирательная комиссия закрывает дело? Что ж, приятно знать. Спасибо, что позвонил и рассказал мне, Чеззи. – Улыбаясь, он повесил трубку.
Менее чем через полминуты зазвонил телефон. Это снова был Орландо.
– Эй, ты повесил трубку!
– Но я думал, мы закончили разговор, Чеззи, – удивился Лэниган.
– Умный ты, как я погляжу. Слушай, Хью, ты приедешь на собрание после Дня благодарения, не так ли?
– Почему оно всегда проводится в Бостоне? –
– А где же ещё? Может быть, в Барнардс-Кроссинге? Заказать тебе и твоей миссис комнату?
– Для чего мне нужна комната, Чеззи? Я могу добраться туда за тридцать-сорок минут.
– Послушай, Хью, нам нужно заказывать в «Статлере» (90) определённое количество номеров.
– Нет, Чеззи. Я постараюсь, но потом уеду.
– Ну хотя бы поужинать с тобой я могу?
Лэниган смягчился.
– Хорошо, договорились.

 
 

29
– Дети! – Лэниган выплюнул это слово, как какую-то непристойность. – Тут ничего не скажешь. Всё как на ладони. Его взяли с поличным. Осколки стекла, найденные на месте происшествия, точно соответствуют рассеивателю, снятому с его автомобиля, когда там меняли фару. Я говорю не о том, что это просто стекло того же типа. Я хочу сказать, что кусочки, осколки совпадают, как в мозаике. Достаточно? Но он говорит, что был дома весь вечер и всю ночь.
– Кто-то другой мог взять его машину, – предположил рабби.
Лэниган покачал головой.
– Он отрицает.
– Я хотел сказать, без его разрешения.
Лэниган снова покачал головой, на этот раз широко улыбаясь.
– Он запирает свою машину, когда уходит. И не только запирает её, но и прикрепляет какое-то из тех запатентованных устройств, которые фиксируют руль. Помнится, что там, где он обычно паркуется днём, в Бостоне на Хантингтон-авеню, где находится университет, постоянно угоняют автомобили.
Рабби кивнул.
– Это скорее ограничивает возможности, не так ли? Жертва – он был пешеходом, правильно? Кем он был и что делал, прогуливаясь по Глен-лейн ночью? Был ли это какой-то бродяга или…
– Забавно, – усмехнулся Лэниган. – Я только что закончил разговаривать с начальником полиции Ревира, как раз перед вашим приходом. Погибший был мелким политиканом из Ревира. По словам шефа, именно он выпустил листовку, на которой Баджо, кандидат в сенаторы штата, засветился на каком-то обеде с кучкой гангстеров. Вы видели это? Что касается того, что он делал в Глен-лейн, наша теория состоит в том, что он направлялся в Салем и почувствовал неотложный зов природы. Поэтому он повернул в Глен-лейн и вышел из машины, чтобы прогуляться и облегчиться.
– Понимаю. – Рабби задумался на мгновение. – И тот, кто едет по тёмной пустынной дороге, такой, как Глен-лейн, может не ожидать пешеходов…
– Это точно, – согласился Лэниган. – Парень, возможно, в тот момент вышел из леса. Может быть, он внезапно испугался какого-то животного, енота, допустим, или скунса, и выскочил из леса и врезался прямо в машину. Видите ли, в наезде есть два элемента: удар и побег (91). Конечно, наезд – всегда несчастный случай. Тем не менее, мы всегда начинаем с предположения о халатности со стороны водителя, и, если он выпил, это становится чем-то бОльшим, чем просто предположение. Но здравый смысл подсказывает, что иногда это вина жертвы, и самый осторожный водитель в мире не мог избежать аварии. Однако нормальную юридическую процедуру мы начинаем с предположения, что вина лежит на водителе. Дорожная полиция автоматически приостановит действие его водительских прав, и именно обвиняемый, водитель, берёт на себя бремя доказывания того, что невиновен, чтобы вернуть их. Далее, если жертва умирает в результате дорожно-транспортного происшествия, наказание не слишком строго. Обычно это не более чем приостановление действия прав на определённый срок. Но второй элемент – побег – осознанное решение со стороны водителя, и оно преступно и предосудительно. Он оставляет свою жертву на дороге, корчащуюся от боли, и почти наверняка ей грозит ухудшение состояния из-за отсутствия медицинской помощи.
Лэниган откинулся на спинку стула, сложив руки на коленях, и несколько секунд смотрел на посетителя. Затем снова выпрямился.
– Что ж, мы взяли его, и я рассказал ему обо всём, что у нас есть. Он сидел в том же кресле, где и вы. Я не давлю на него, не запугиваю его, а говорю ему, что у нас есть. И он это отрицает! Утверждает, что никогда не покидал свой дом, и требует адвоката.
– Это его право, – рассудительно отозвался рабби.
– Конечно, – согласился Лэниган. – И поверьте мне, со всем этим делом Миранды я бы не стал брать у него показания без присутствия адвоката. Но он вёл себя настолько круто, насколько мог. Если бы я в его возрасте по какой-то причине оказался в полицейском участке, то был бы в панике, независимо от того, виновен я или нет, хотя бы из-за того, что сказали бы мои родители. Но арест больше ничего не значит для этих детей. Они ищут его. Тебя прижали – и ты герой. Это доказывает, что ты заботишься об экологии или гражданских правах, о борьбе с жестокостью полиции или о чём-то ещё, высоком и достойном. Просто быть арестованным означает, что это случилось по какой-то благородной причине.
– Он получил адвоката? – спросил рабби.
– Как ни странно, да.
– Что же в этом странного?
– Видите ли, адвокаты обычно просят заплатить им авансом, прежде чем возьмутся за уголовное дело. Конечно, поверенный семьи, скорее всего, возьмётся за работу, но эти люди – новички в городе, и мальчик не знал никого местного. Затем он вспомнил, что Джек Скофилд во время своей кампании посетил дом, где они были в гостях, поэтому он позвонил ему, и, к моему удивлению, Скофилд согласился. «Очень порядочно с его стороны», – подумал я. Продолжит ли он с ним возиться – это уже другой вопрос.
– Почему он не должен продолжить защищать его?
– Ну, естественно, Скофилд ничего мне не сказал, но по выражению его лица после беседы с мальчиком у меня сложилось впечатление, что он не слишком доволен. Может быть, парень попытался что-то скрыть, а это осложняет работу адвоката. Видите ли, в таком случае обычная стратегия — признать факты, представив их в максимально выгодной окраске: что жертва выскочила из леса, или, допустим, вы посигналили, а сбитый прыгнул не в ту сторону. Чёрт, жертва не собирается это отрицать. Что касается побега – он мог сказать, что запаниковал или бросился домой, намереваясь вызвать полицию, а затем потерял сознание. Что-то в этом роде. Но если парень продолжает настаивать на том, что даже не выходил из дома, что может сделать для него Скофилд?
– И что с ним будет дальше? – спросил рабби.
– Вы имеете в виду – в самом конце?
– Нет, я хотел спросить, как будет идти процедура? Я предполагаю, что его привлекут к суду.
– Безусловно. Утром в понедельник. Мы попросим его задержать, так как это убийство, или, по крайней мере, попросим высокий залог. Однако есть вероятность, что судья отпустит его под подписку о невыезде, поскольку он учится в университете и вряд ли сбежит. Это нынешняя тенденция. Если уж на то пошло – залог никогда не беспокоил богатых, только бедных.
– Я бы хотел увидеться с ним, – внезапно выпалил рабби, как будто ожидал возражений шефа.
Но Лэниган сразу согласился.
– Конечно. Может быть, вам удастся малость вправить ему мозги. Дайте мне знать, когда закончите.

 
 

30
– Я рабби Смолл, ваш сосед.
– Да, я вас видел.
– Твои родители позвонили мне поздно вечером в пятницу, когда не смогли связаться с тобой.
– И вы сказали им, что меня арестовали. – Интонация, хотя вообще-то не враждебная, указывала на мнение Пола: в обычном противостоянии поколений, родителей и детей, рабби, очевидно, на стороне первых.
Рабби почувствовал отношение молодого человека, но не приложил никаких усилий, чтобы смягчить его.
– Не-ет, тогда я не знал. Но, конечно, сообщил бы. Они имеют право знать. Но я узнал о твоём аресте только сегодня утром, когда увидел статью в газете.
– И вы пришли…
– Помочь, чем смогу, и выяснить, что произошло, на случай, если твои родители решат снова мне позвонить. Ты не хочешь рассказать мне, что случилось?
– А вы расскажете это полиции?
Рабби поджал губы, обдумывая ответ.
– Здесь не исповедальня, и я не католический священник. Если ты скажешь мне, что совершил преступление, я обязательно сообщу об этом полиции. Но так как они считают, что у них есть абсолютное доказательство твоей виновности, я не думаю, что это будет иметь большое значение. Я хотел бы знать, что произошло, в моих собственных интересах и для твоих родителей, если они снова позвонят мне. Я бы хотел показать себя с лучшей стороны.
– Ничего не происходило.
– Хорошо. Тогда чем ты занимался после того, как твои родители уехали?
– Предки уехали рано утром в среду около восьми часов. Я ушёл в университет через двадцать минут. БОльшую часть дня заняли уроки, последний начался в три. Я отправился в Барнардс-Кроссинг чуть позже четырёх. Я припарковался на Глен-лейн, как всегда. Там есть небольшой уклон, похожий на кучу песка и гравия, которую можно использовать для ремонта дороги, и если аккумулятор разряжается, как это иногда бывает, когда идёт дождь, я завожусь, пуская машину накатом. Мама оставила мне ужин, и всё, что мне требовалось – вынуть его из холодильника и разогреть. Потом я помыл посуду и погрузился в чтение. На следующий день у меня был экзамен, и я много читал. Я лёг спать около одиннадцати. На следующее утро мы пошли в университет…
– Мы?
Молодой человек выглядел растерянным.
– Мы? – повторил он.
– Ты сказал – «мы», – кивнул рабби.
– О… я имел в виду меня и мой драндулет.
– А, – рабби кивнул, показывая, что всё понял. – А ты не заметил, что у тебя сломалась фара?
– Рабби, вы проверяете переднюю часть своей машины, прежде чем садитесь за руль? – мгновенно отреагировал юноша.
– Как правило, нет.
– В общем, я сдал экзамен, пошёл на другие уроки, а затем около четырёх отправился домой. Когда приехал в Барнардс-Кроссинг, то увидел, что у меня мало горючего, и поехал на заправку. Пока меня заправляли, кто-то из ребят заметил разбитую фару, и я попросил установить новую. А на следующий день пришли копы и сцапали меня. Вот и всё, что случилось с того момента, как родители отправились в путешествие.
– Ты был дома в среду с тех пор, как пришёл домой из университета? Примерно с пяти часов?
– Верно.
– Тогда как ты объяснишь тот факт, что куски рассеивателя твоей фары нашли в Глен-лейн?
– Откуда мне знать, что это от моей фары? – возразил Пол.
– Полиция сопоставила осколки с фарой, снятой с твоей машины на заправке.
– Откуда мне знать, что фара, которую нашли на заправке – моя? Она могла быть из другой машины.
– Насколько я понял, твоя фара – единственная, которую они заменили за последние несколько дней.
– Хорошо. Откуда я знаю, что одно соответствует другому? Вы когда-нибудь изучали антропологию, рабби?
Рабби покачал головой, удивляясь внезапной смене темы.
– Так вот, я в прошлом году начал заниматься антропологией. Кто-то находит зуб, а в паре ярдов от него – фрагмент челюстной кости. Он вставляет зуб в лунку в этой кости. Сами понимаете – не идеально, не так, как стоматолог подгоняет зубы к пластине. Просто вставляет. И – voilа! (92) – на основании этого доказывает, что парень был пяти футов ростом, прямоходящим, охотился и ел мясо. И вам нарисуют его портрет и расскажут историю всей его жизни. Вы когда-нибудь слышали о пилтдаунском человеке (93)? Какой-то шутник соединил голову современного человека с челюстью обезьяны. Или наоборот, не помню. И все крупные учёные изучали его и выдвигали всевозможные теории. А затем, пятьдесят лет спустя – пятьдесят лет! – они обнаружили, что это подделка.
– И ты думаешь, что в данном случае могло произойти нечто подобное, и что полиция пытается подставить тебя? Зачем?
– О, я не говорю, что они что-то лично имеют против меня, хотя мы, считайте, новички в городе, а здешние люди считают вас чужаком, если вы не родились здесь. Но я понимаю, что полиция хочет разобраться с делом так, как им удобнее.
– Ты высказывал эти возражения шефу Лэнигану?
– Я думаю, что чем меньше с ним беседую, тем лучше. Во всяком случае, без присутствия адвоката.
***
– Он не дурак, – заметил рабби шефу Лэнигану. – А должен быть чрезвычайно глупым, чтобы отрицать, что его машина попала в аварию на Глен-лейн, несмотря на имеющиеся у вас доказательства.
– Дело в том, Дэвид, когда кто-то совершает преступление, и его ловят, он часто проявляет чрезвычайную глупость, пытаясь объяснить случившееся, хотя в других вопросах он может показаться достаточно умным.
– Боюсь, вы упускаете мою точку зрения, – не отступал рабби. – Если бы он просто хотел снять с себя ответственность за наезд и побег с места происшествия, то мог бы привести веские доводы в пользу того, что просто не знал об этом. И он мог бы доказать свою правоту, потому что припарковал свою машину прямо там, в конце Глен-лейн, где её мог бы заметить любой, а не в гараже. Кроме того, он не заменял сломанную фару до следующего полудня. И даже тогда он заменил его на местной станции технического обслуживания, когда мог легко купить новую фару в любом другом месте, например, в «Сирсе» (94) в Бостоне, где его бы не заметили и не вспомнили.
– Ну, конечно, но…
– А вместо этого он отрицает, что вообще был на Глен-лейн, и настаивает, что всё время находился дома.
– Тогда как он объясняет тот факт, что стекло его фары совпадает со стеклом, найденным на месте происшествия?
Рабби улыбнулся.
– Он отрицает это. Он спрашивает, правда ли это.
– Поверьте мне, это так.
– Он думает, что полиция придирается к нему, потому что он чужак.
– Что мы подставляем его? Вы верите в это, Дэвид?
– Конечно, нет.
– Но тем не менее вы думаете, что он говорит правду. Хорошо, вы можете объяснить, как он может говорить правду перед лицом имеющихся у нас доказательств?
– Кто-то другой мог взять его машину, пока он сидел дома.
Шеф энергично покачал головой.
– Ни малейших шансов. Он сказал, что его машина была заперта, и руль закреплён каким-то приспособлением. Вор, конечно, мог его сломать, но вот починить бы потом не смог.
– Я не о воре, – возразил рабби. – Предположим, что кто-то взял машину с разрешения Пола, и этот человек был водителем, совершившим наезд.
– Тогда почему он даже не обмолвился об этом?
Рабби пожал плечами.
– Возможно, ошибочно понимаемая верность. – Он задумался на мгновение. – Или рыцарство. Это могла быть девушка.
– У вас есть основания думать, что преступник – кто-то другой, кроме того, что Пол Крамер не мог быть таким глупым?
Рабби заколебался.
– Никакой действительно веской причины, за исключением того, что, возможно, было обмолвкой. Когда он рассказывал мне, чем занимался последние несколько дней, то упомянул, что оставался дома вечером всю среду, чтобы подготовиться к экзамену, который должен был сдавать на следующее утро. Затем он сказал: «На следующий день мы пошли в университет». Когда я спросил его о слове «мы», он сказал, что имел в виду себя и машину.
– Может быть. Эти ребятки думают о своих драндулетах так, как ковбои – по крайней мере, ковбои из кино – думали о своих лошадях.
– Да, но позже он сказал: «По дороге домой я остановился на заправке». Мне кажется, что, если бы он привык называть себя и машину «мы», то в этом случае тем более употребил бы множественное число.
Лэниган усмехнулся.
– Я понял вашу точку зрения, Дэвид. Очень тонко. Что бы вы хотели, чтобы я сделал?
Рабби замялся.
– Я не знаю, разве что быть непредвзятым и постараться проверить возможность того, что в среду вечером он был не один.
Лэниган медленно покачал головой.
– У меня нет сил для такого расследования. Я не могу просто взять и приказать полисменам проверять любую мизерную возможность, которая может прийти в голову. Если на самом деле и было что-нибудь в этом роде, пусть сам решает, рассказывать ли, потому что сейчас он взят с поличным.

 
 

31
Говард Магнусон отблагодарил Морриса Гальперина за оказанные услуги, передав ему несколько юридических дел.
– И помните, — добавил Магнусон, — вы не принесёте себе никакой пользы, взимая плату, которую получаете на местном уровне. Это бостонский филиал национальной компании, и они ожидают адекватный счёт за оказанные услуги.
Отношения между ними были прибыльными, и Гальперин старался их поддерживать. В любое время, когда бы Магнусон ни хотел посоветоваться с ним, Гальперин немедленно отзывался.
Поэтому для Магнусона было вполне естественно посоветоваться с ним перед тем, как пойти к рабби Смоллу с сообщением о планах свадьбы Лоры. Хотя Гальперины и собирались пойти в кино, Моррис заверил его:
– Нет, вечером я свободен. И могу прийти в любое время. – Ему не требовалось что-то объяснять жене или извиняться перед ней. Она не хуже мужа понимала важность сохранения связей с Магнусоном для финансовых и общественных выгод их семьи. И вполне можно пропустить фильм, если при этом невзначай бросишь позвонившей подруге: «Мы собирались пойти в кино, но Говард Магнусон – он же клиент Морри, ты помнишь – хотел увидеть его по какому-то неотложному вопросу, который не терпел отлагательства. И ты знаешь, как Моррис относится к своим клиентам. Они всегда на первом месте».
Магнусон, хотя и прекрасно понимал, что у Гальперина имелись причины быть ему благодарным, всегда старался вести себя так, как будто адвокат своим визитом оказывал ему большое одолжение. Он восторженно приветствовал его.
– Заходите, заходите. Искренне рад вас видеть. Я рискнул предположить, что вы можете быть свободны.
– Так и есть, Говард. И очень рад увидеться с вами.
– Я хотел бы посоветоваться с вами – нет, я не так выразился. Это не юридический вопрос. И это не совсем вопрос храма. И одновременно он. Но очень личный. Мне бы хотелось, чтобы вы обдумали этот вопрос, если вы понимаете, о чём я.
– Вы просто хотели поговорить со мной.
– В точку. Именно так. Видите ли, моя дочь Лора планирует выйти замуж.
– О, поздравляю. Мазель тов. (95)
– Да, хорошо, спасибо. Но есть проблема. Молодой человек не еврей…
– А, и он хочет обратиться?
– Нет. То есть, я так не думаю. Вообще-то совершенно уверен, что нет. Я не говорил с ним об этом, но понимаю, что Лора даже обсуждать это не будет. Она считает этот вариант плохим решением. Я говорил, что он занимается политикой? Ну вот. Нет смысла нагнетать таинственность. Это Джон Скофилд, республиканец, который только что выиграл первичные выборы в сенат штата. Лора считает, что у молодого человека прекрасное будущее в политике, и… – он вопросительно посмотрел на гостя.
Гальперин кивнул.
– Да, я немного знаю Джона. И, конечно, знаю, что ваша дочь интенсивно трудилась для него. Еврею труднее найти место в политике, по крайней мере, в этой части страны. Может быть, в Нью-Йорке или во Флориде, но не в Массачусетсе. И понимаю, что ваша дочь может считать, что его обращение может повредить ему политически. Я полагаю, вы были бы категорически против её перехода в христианство.
– В первую очередь – она. Естественно, я тоже, но Лора совершенно непреклонна в этом вопросе.
– Итак, очевидно, что им следует заключить гражданский брак.
– Вот в том-то и дело. Лора настаивает, чтобы их венчал рабби. Это не религия, – добавил он, когда Гальперин поднял брови. – Это обещание, которое она дала своей бабушке, моей свекрови, создавшей для Лоры довольно либеральный целевой фонд.
Гальперин наклонился вперёд в кресле. Вопрос перешёл в юридическую плоскость.
– И фонд зависит от того, выйдет ли она замуж за еврея?
– Нет, не совсем. В то время Лоре было около шестнадцати лет. У двоюродной сестры моей жены была свадьба, на которой мы все присутствовали. Она вышла замуж за нееврея, хорошего мужчину, и у них хороший брак. Уже трое детей. Церемонию проводил священник, но она была действительно несектантской (96). Я имею в виду, что не было упоминания об Иисусе или чём-то подобном, и проходила она не в церкви. А в доме девушки, в саду. Но моя свекровь была очень расстроена. Позже я узнал, что она говорила с Лорой и потребовала от неё обещание: когда внучка соберётся замуж, церемонию будет проводить рабби. Лора согласилась. Она очень любила свою бабушку Бек. Потом бабушка сказала Лоре, что создаёт для неё целевой фонд, на который та сможет рассчитывать, когда ей исполнится двадцать один год.
– Это зависит от того, будет ли её венчать рабби?
– Возможно, не с юридической точки зрения, но Лора чувствовала, что связана моральным обязательством с того момента, как начала пользоваться фондом пять-шесть лет назад.
– Понятно. Ну, я не знаю, сколько потратила ваша дочь, но не думаю, что вам будет трудно возместить деньги.
– Нет, так не получится. Лора твёрдо стоит на своём.
– Ясно. Что ж, существуют рабби-реформисты, которые порой соглашаются участвовать вместе со священником или пастором (97) в том, что вы можете назвать экуменической свадьбой (98). Так, с ходу, я не назову вам ни одного консервативного рабби, который на это пойдёт. А ортодоксальные и слышать об этом не захотят.
– А рабби Смолл, естественно, консервативный, – подхватил Магнусон.
– С наклоном в сторону ортодоксии, – добавил Гальперин.
– Знаете, свадьбу не обязательно проводить в храме.
Гальперин покачал головой.
– Для рабби Смолла это не имеет никакого значения. Я уверен, что он не согласится.
– Но, чёрт возьми, такие вещи периодически случаются.
– Конечно. В наши дни чаще да, чем нет. Мой племянник…
– Женат на нееврейке?
– Ага. Гражданская свадьба, поэтому проблем не было. Но мои родители были очень огорчены. Потом – племянница Бена Джозефа, сестра Марти Слободкина, брат Айры Лампорта и… знаете, что? Могу поспорить, что нет ни одного члена правления, в семье которого нет смешанного брака – брат, сестра, племянник, племянница, двоюродный брат. Я слышал, что таких чуть ли не половина.
– И как они поступали?
– По-разному. Иногда язычник проходил гиюр (99). Иногда обращался еврей. Или… может быть, это не является фактическим обращением, но некоторых из них венчал в церкви священник или пастор. Похоже, католики немного расслабились. Раньше они требовали письменного соглашения о том, что дети будут воспитаны в католической вере. Сейчас – нет; по крайней мере, обходятся без письменных соглашений. Я считаю, что в большинстве случаев у них гражданский брак. Кажется, в Нью-Гемпшире есть рабби, который зарабатывает на смешанных браках. Я слышал, он ездит по всей Новой Англии.
– Мне бы хотелось связаться с ним, – задумался Магнусон.
– Я с лёгкостью могу узнать имя и адрес.
– Хорошо. Но, конечно, из вежливости мне придётся поговорить с рабби Смоллом.
– Безусловно.
– Я объясню ему ситуацию и попрошу его исполнять свои обязанности.
– Он откажется.
– Тогда я скажу ему, что найду кого-нибудь другого.
– Ему это не понравится, – заметил Гальперин.
– Мне самому это не нравится. И не какая-то часть. Честно говоря, мне не нравится то, что моя дочь выйдет замуж за Джона Скофилда. Мне не нравится, что она настаивает на том, чтобы их венчал рабби, когда они могли бы обратиться к любому судье или секретарю суда. И крайне не нравятся иезуитские тонкости со стороны моей дочери. Потому что очевидно: когда моя свекровь взяла с неё обещание, что она выйдет замуж за рабби, то имела в виду, что та должна выйти замуж за еврея, урождённого или хотя бы новообращённого. Но жизнь меня не баловала и научила, что многие вещи, которые мне не нравятся, всё равно приходится принимать.
– Да, но рабби может посчитать, что не должен это принимать.
– И что он может сделать?
– Не знаю, разве что отказаться.

 
 

32
Пол Крамер предстал перед судом в понедельник утром в Салеме. Сержант Данстейбл присутствовал и как офицер, производивший арест, и как сопровождавший обвиняемого из участка в Барнардс-Кроссинге. Помощник окружного прокурора Чарли Вентуро настаивал на высокой сумме залога на том основании, что произошло серьёзное преступление, убийство. Джон Скофилд, выступая в качестве защитника обвиняемого, утверждал, что у Пола не было никаких приводов в полицию, что он учится в университете, и нет никаких оснований предполагать, что он окажется недоступен для суда.
Судья кивнул и, обращаясь к Полу, сказал:
– Я назначаю суд на двадцатое ноября. Я освобождаю вас под подписку о невыезде. Вам придёт уведомление о суде по почте, но даже если вы его не получите, я сообщил дату, до которой оставляю вас на свободе, и в этот день вы должны быть здесь. Вы всё поняли?
– Да, сэр, то есть ваша честь.
Скофилд был чрезвычайно доволен собой, поскольку обогнал Вентуро, пусть и в незначительном деле. И не мог не выразить своё удовольствие сопернику, когда они покинули зал суда:
– Я обошёл тебя на этот раз, Чарли.
Вентуро, по своему многолетнему опыту и не ожидавший большего, улыбнулся и заметил:
– Где-то выиграл, где-то проиграл. Ты выиграл, поэтому покупаешь напитки. – Позже, когда они сидели в кафе, он спросил: – Как ты сюда угодил, Джек?
Скофилд ответил:
– Парень сам позвонил мне. Он говорит, что встретил меня на какой-то вечеринке, где я остановился на несколько минут во время кампании.
– Он заплатил?
– Нет, но когда его родители вернутся домой, я поговорю с ними. Я уверен, что они оплатят мою работу.
Вентуро кивнул.
– Что ж, имея частную практику, порой приходится работать именно так.
Сержант Данстейбл вернулся в Барнардс-Кроссинг и доложил Лэнигану, который не выказал ни удивления, ни возмущения.
 – Естественно. Мальчик не преступник. Они отпускали без залога и в худших случаях. Чёрт, да им бы иначе просто сажать людей некуда было бы.
Он отметил дату судебного разбирательства в своём календаре и выкинул прошедшие события из головы. Несмотря на сомнения, высказанные рабби Смоллом, он чувствовал, что дело в шляпе.
Но на следующий день дежурный сержант просунул голову в дверь кабинета Лэнигана и сообщил:
– Тут хотят что-то рассказать про дело о наезде на Глен-лейн, шеф.
– Хорошо, пусть он заходит.
– Это не он, это она.
– Тогда пусть заходит она.
Сержант убрал голову, а затем отошёл в сторону, чтобы впустить молодую женщину в джинсах и толстовке с рукавами, закатанными до локтей. Явно обесцвеченные светлые волосы были завиты в афро-стиле и откинуты назад так, чтобы обнажить оба уха, в которых звенели гагатовые серьги. Бесцветная помада придавала губам влажный розовый оттенок. Глаза были тщательно обведены синим сверху и зелёным снизу, а края век окаймлены чёрным. Джинсы соблазнительно туго обтягивали зад, и, пока она шла к стулу перед столом Лэнигана, груди, не стеснённые бюстгальтером, покачивались под толстовкой.
– Я пришла сказать вам, что вы не правы в отношении Пола Крамера. Он этого не делал.
– Да ну? Откуда вы знаете?
– Я была с ним в тот вечер. Примерно с четверти восьмого. И он ни разу не выходил из дома.
Лэниган, бездельничавший в своём вращающемся кресле, наклонился вперёд и сел прямо. Он пристально посмотрел на неё.
– Как тебя зовут?
– Фрэн Кимбалл.
– А ты живёшь…?
– На Элм-стрит.
– Элм-стрит? Том, нет, Тед Кимбалл?
– Мой отец. Но больше не живёт с нами.
– Три, четыре года назад?
– Больше шести, – ответила она.
– Ну ладно. Итак, ты заявляешь, что была с Полом Крамером в ту ночь. Что ты имеешь в виду? До каких пор?
– До следующего утра, когда мы вместе пошли в университет.
– Вы были там всю ночь? Ты провела с ним ночь?
– Ага.
– Твоя мать знала?
– Конечно же, нет. Меня прикрыла моя подруга, Бет Макаллистер. Видите ли, у меня был на следующий день экзамен, то есть у нас обоих, я хотела сказать, Пола и меня.
– В Северо-Восточном?
– В яблочко. Я старшекурсница, изучаю управление бизнесом. Пол – просто второкурсник, но мы взяли один и тот же курс в американской литературе, потому что так требуется. Мы сидим рядом, потому что наши имена близки. В алфавитном порядке, вы понимаете: Кимбалл, Крамер. И иногда он меня подвозит. Ну вот, в тот день, в среду, мы ехали домой и говорили об экзамене, который нам предстоял, и он сказал, что готов. Он мозг…
– Мозг?
– Я хотела сказать, он много учится. Я собиралась подготовиться по плану курса. Это книга, в которой что-то вроде плана всего прочитанного. Но когда я вернулась домой, то обнаружила, что её нет. Плана этого. Оставила в университетском шкафчике. Естественно, я позвонила Полу и спросила, могу ли одолжить у него справочник, а он сказал, что у него его нет, что он им не пользуется. Он просто читает подряд всё, что нужно.
– Вы только представьте себе, – пробормотал Лэниган.
– Поэтому я спросила, не могу ли я пойти к нему домой, чтобы мы позанимались вместе. Он говорил мне, что утром его родители отправились в длительное путешествие по стране, так что я знала, что всё будет в порядке, потому что он останется один.
– Это он предложил тебе провести с ним ночь?
– О нет. Он ужасно молод, ему не больше девятнадцати.
– А тебе?
– Мне двадцать два.
– Так это ты предложила ему провести ночь вместе?
– Да, типа того. Я не планировала, сами понимаете. Так получилось. Видите ли, я не говорила маме, что иду к нему домой, потому что она начинает задавать всевозможные вопросы – например, кто там ещё будет, когда я вернусь… Я сказала ей, что иду к Бет. Когда я пришла к Полу, то позвонила Бет и попросила её прикрыть меня…
– Как это – прикрыть тебя?
– Ну, понимаете, если звонит мама, Бет отвечает, что я в ванной или вышла на минуту, и что она скажет мне перезвонить. Потом она звонит мне в дом Пола – я дала ей номер, понимаете – и я перезваниваю.
– И она звонила?
– М-м... Но потом, около десяти, я позвонила ей, я имею в виду, маме, и сказала, что остаюсь у Бет и в университет поеду оттуда.
– Понимаю. И это было около десяти часов?
– Или около. Да, потому что Пол хотел включить телевизор для десятичасовых новостей. – Она наморщила лоб, пытаясь сосредоточиться. – Да, как раз перед десятью, когда я вернулась от телефона, новости только начинались. Понимаете, к тому времени я увидела, что предстоит масса работы, и мы провозимся до полуночи. Он мне излагал всё, что требовалось прочитать, а я записывала. Он знал всё назубок. Потрясающе!
– Хорошо. А когда вы закончили?
– Должно быть, около часа. Да, верно.
Лэниган откинулся на спинку стула и смерил девушку взглядом. Затем произнёс:
– А когда вы закончили, ты предложила ему лечь с ним в постель в качестве оплаты, или это подразумевалось с самого начала?
– Да ничего подобного, – возмутилась Фрэн. – Мы просто отправились в постель. Не как оплата, а потому, что он был… ну… хорош. Конечно, он ужасно молод, но хорошо выглядит, и здорово… здорово…
– Понимаю. Итак, на следующее утро...
– Мы встали. В холодильнике было немного апельсинового сока, он приготовил кофе и тосты, и мы отправились в университет.
– Вы вместе подошли к машине?
– Точно.
– Машина была заперта?
Она снова нахмурилась, пытаясь вспомнить.
– Да, всё верно, я подошла к пассажирской двери и подождала, пока он не сядет и не потянется, чтобы открыть мне её. Потом он снял этот крючок, который у него на руле, и мы тронулись.
– Ясно. Ну хорошо, а что заставило тебя прийти сегодня?
Она явно удивилась.
– Ну как, когда я услышала... Естественно, я должна была прийти и сказать...
– Он просил тебя?
– О нет. Он очень расстроился, когда я сказала ему, что собираюсь. Он не хотел вмешивать меня. Был вроде как смущён. Понимаете, он ужасно молод.
Шеф Лэниган поджал губы, размышляя о ситуации. Что он на самом деле имел? История девушки, которую она могла бы выдумать вместе с Полом Крамером. В конце концов, они были сокурсниками и, по её собственному признанию, любовниками.
Лэниган встал и подошёл к карте города, прикреплённой к стене. Несколько минут он изучал рисунок, а затем ткнул пальцем:
– Вот Элм-стрит. И ты живёшь прямо здесь, насколько я помню.
– Да, возле Лорел-стрит.
– И ты ушла из дома…?
– Около восьми часов.
– И пошла по Лорел к Мейпл…
– Нет. Я спустилась с Элм к Мейну, а затем повернула на Мейн к Мейпл.
– Почему ты сделала круг, когда могла дойти до дома Крамера прямо по Лорел?
Фрэн даже растерялась из-за такой глупости.
– Бет живёт на Гейтскилл-Сёркл, так что мне пришлось идти в этом направлении, что тут странного?
– А, понял. А ты не встречала кого-то из знакомых? Не останавливалась с кем-нибудь поболтать?
Она немного подумала, а затем так энергично покачала головой, что серьги зазвенели.
– Нет.
Лэниган кивнул.
– Следовательно, никто не знал, что ты той ночью была в доме Крамера.
– Ну, Бет Макаллистер знала, – возразила девушка.
– Вообще-то нет. Всё, что у неё было – телефонный номер, по которому она так и не звонила. И твоя мать не знала, и никто не видел, как ты входила или выходила на следующее утро?
Она снова покачала головой и затем добавила с лёгкой похотливой улыбкой:
– Ну, Пол видел.
– Догадываюсь. Хорошо. Я хотел бы попросить тебя сделать заявление, чтоб я его напечатал, а ты – подписала.
– Ой! А мама узнает об этом?
– Зависит от обстоятельств. Возможно.
– Потому что я бы не хотела. Я… ну, вы понимаете, о чём я. С другой стороны, я не хочу, чтобы Пол отправлялся в тюрьму или куда-то ещё, когда он этого не делал. То есть это мой гражданский долг, правильно?


ПРИМЕЧАНИЯ.
86. Сберегательный сертификат — ценная бумага, удостоверяющая сумму вклада, внесённого в банк физическим лицом, и права вкладчика (держателя сертификата) на получение по истечении установленного срока суммы вклада и обусловленных в сертификате процентов в банке, выдавшем сертификат, или в любом филиале банка. По сути дела – обычный банковский вклад.
87. Правило Миранды — юридическое требование в Соединённых Штатах Америки, согласно которому во время задержания задерживаемый должен быть уведомлен о своих правах, а задерживающий его сотрудник правопорядка обязан получить положительный ответ на вопрос, понимает ли он сказанное.
Правило Миранды возникло вследствие исторического дела «Миранда против Аризоны» и названо именем обвиняемого Эрнесто Миранды, чьи показания были исключены из материалов дела как полученные в нарушение пятой поправки. Миранда, тем не менее, был осуждён на основании других материалов дела.
Пятая поправка к Конституции США (составная часть т. наз. Билля о правах») гласит, что лицо, обвиняемое в совершении преступления, имеет право на надлежащее судебное разбирательство, не должно привлекаться к ответственности дважды за одно и то же нарушение и не должно принуждаться свидетельствовать против себя, а также, что государство «не имеет права изымать частную собственность без справедливого возмещения».
88. Вечер пятницы, то есть – наступление шаббата. Телефонные звонки относятся к запрещённой работе. Исключением является необходимость спасения человеческой жизни.
89. День благодарения — североамериканский праздник, отмечается во второй понедельник октября в Канаде и в четвёртый четверг ноября — в США. С этого дня начинается праздничный сезон, который включает в себя Рождество и продолжается до Нового года. День благодарения изначально был праздником выражения благодарности и признательности Богу, равно как семье и друзьям за материальное благосостояние и доброе отношение. В США и Канаде этот праздник в значительной степени утратил религиозное значение и стал гражданским, общепринятым и общенародным.
90. «Статлер»: компания Statler Hotel – одна из сетей отелей в США, обслуживающих путешествующих бизнесменов и туристов.
91. Игра слов. Наезд на пешехода с последующим исчезновением с места происшествия называется «hit-and-run», «удар и побег», «наехал и скрылся».
92. Voilа! – здесь: оп-ля! (фр.)
93. «Пилтдаунский человек», также «Пильтдаунский человек» (Эоантроп) — одна из самых известных мистификаций XX века. Костные фрагменты (часть черепа и челюсть), обнаруженные в 1912 году в гравийном карьере Пилтдауна (Восточный Сассекс, Англия), были представлены как окаменелые останки ранее неизвестного древнего человека — «недостающего звена» в эволюции между обезьянами и человеком. В течение сорока лет образец оставался объектом споров, пока в 1953 году искусную подделку всё же не разоблачили и не установили, что это череп полностью развитого современного человека, намеренно соединённый с немного подпиленной нижней челюстью орангутана и обработанный бихроматом калия для имитации древней окраски. Вопрос об авторстве мистификации ещё до конца не решён, но главным подозреваемым считается адвокат и археолог-любитель Чарльз Доусон.
94. «Сирс» – американская сеть универмагов.
95. «Мазель тов, мазл тов» — фраза на идише, которая используется для поздравления в честь какого-либо события в жизни человека. Прямой перевод фразы — «удачи». Однако полное значение выражения определяется как поздравление с уже произошедшим хорошим событием. То есть грубо: «я рад, что тебе так повезло».
96. Несектантская – в данном контексте объединяющая или включающая все религии.
97. То есть католиком или протестантом.
98. Экуменическая свадьба (межконфессиональный брак) — это случай, когда молодожёны — христиане, но относятся к разным церквям.