Альберт

Утро наступило ласковое, светлое и приветливое, хотя и уже осеннее. Луч солнца проник в наше окно, разбудил нас и придал настроению спокойный, позитивный характер. Так вот, казалось бы, без причины солнечная погода в любое календарное время нам позволяет настраиваться на хорошее, мыслить не устало, а активно, хотя до восторга в нашей жизни было весьма далеко.
Кому не известна песня советского времени «Мы за мир и песню эту пронесём, друзья по свету…» Это прекрасно и хорошо в масштабах большой планеты Земля, но у каждого из нас есть свой маленький мир, из миллиардов которых складывается большой мир планеты, о котором поётся в песне. И тут уж в этом каждом своём маленьком мире сам человек отвечает за мир, чтобы воцарился он и поддерживался какое-то время. Это очень трудно человеку в любом возрасте, особенно тогда, когда на близком расстоянии живёт ещё другой человек со своими проблемами, желаниями, возможностями их осуществить. Ведь каждый из нас до конца дней способен мыслить, и стремиться к замысленному. Причем его мысли скорее всего не совпадают с нашими, а узнать о них нам не дано природой; можем только догадываться.
 

Вот и в это утро я по обыкновению поднялась с постели раньше мужа, чтобы приготовить на завтрак его любимые сырники. Хотелось порадовать супруга этим малым вниманием, потому что, Коля уже давно страдал от болезни сердца, и мне всё время оттого казалось, что своим вниманием и чуткостью я могу ему помочь.
- Доброе утро, Коля, завтрак на столе, - позвала мужа, когда услышала, что он проснулся и вышел на крыльцо нашего любимого   родного дома, чтобы вдоволь подышать осенним воздухом, взамен   для всех зарядки, которую уже давно запретили врачи. Теперь ему уже всякие нагрузки и волнения врачи запрещали, а я старалась не показывать виду, что всё понимаю. Не любил Коля, когда его жалели.
- Иду, дорогая, - всегда отвечал мне муж, а сам всё старался насладиться свежим воздухом раннего сентябрьского утра.
От соседа по коттеджу отделяла нас совсем не капитальная, а можно сказать весьма условная изгородь, увитая виноградной лозой, на которой в сентябре уже дозревали увесистые фиолетовые грозди Изабеллы, которые каждый год я собирала и одаривала ими родных и коллег. Двоюродный брат Коли любил превращать наш виноград в домашнее вино и это у него не плохо получалось. При случае брат приносил нам своё творение в старомодном литровом хрустальном графинчике с притёртой пробкой и торжественно преподносил со словами
- Вы мои первые дегустаторы божественного напитка, - и всегда добавлял при этом
- А графинчик антикварный, от вашей двоюродной бабушки.
Мы не очень верили, что графинчик антикварный, но не спорили, потому что выдумка нам нравилась, и бабушка общая была тоже знакома когда-то в детстве.
Соседи наши за виноградным заборчиком жили тихо, никого не трогали, и мы тоже как принято в русских интеллигентных семьях, не старались вторгаться в их собственный, как и наш, маленький мир. Мы только знали, что семья состоит из трёх человек: отца, матери, весьма пожилых, и сына, которого звали Альберт. Так звала его мать, когда он выходил со своей маленькой таксой гулять на улицу.
- Альберт, сынок, пора обедать, мы тебя ждём…
 Вот и в это сентябрьское утро с корзинкой в руках я вышла из кухни прямо в сад к виноградной лозе, чтобы насладиться спелым урожаем налитых душистым соком гроздьев. На эту же лозу смотрело и наше кухонное окно. Работа не трудная, и гроздья Изабеллы укладывались в корзинке, и настроение было у меня хорошее, но мне всё время казалось, что кто-то за мной наблюдает. В народе говорят: «кажется – перекрестись», но мы не всегда следуем народным советам, и я продолжала работать, а Коля уже завтракал на кухне. Как только мне пришлось повернуться спиной к кухонному окну, за моей спиной что-то с шумом пролетело и ухнуло прямо под окном. Не долетело, пожалуй, лишь на метр до стекла. Дверь на кухню из сада мы всегда оставляли приоткрытой, когда работали в саду, и Коля тоже услышал шум. Мы с ним очень удивились, увидев садовую скамейку, которую используют обычно для прополки или других садовых работ пожилые люди, оберегая спину и позвоночник от излишних нагрузок. Прилетела скамейка в наше окно конечно от Альберта. После того, как не стало его друг за другом ушедших родителей, Альберт жил один со своей таксой и время от времени пропадал куда-то, а потом появлялся опять. Его иногда навещала женщина, их бывшая помощница по хозяйству, но больше мы никого не видели с ним.
- Верочка, пойдём в дом, - обнял меня Коля, - будет тебе здесь возиться, почаёвничаем лучше.
- Как же это можно, Коля, надо как-то узнать, что это было, - начала я, но Николай Иванович не стал слушать и очень скоро меня убедил в том, что ничего страшного не произошло.
- Не стоит обращать внимания на больного человека, - почти весело сказал и попросил меня за чаем не отказываться от встречи выпускников через несколько дней. Он просил меня не лишать себя удовольствия встретиться с друзьями. И я согласилась позвонить и подтвердить своё присутствие на встрече выпускников. Тогда я и подумать не могла, что этот случай с садовой скамейкой так круто изменит мою жизнь.
Время шло и вроде бы ничего не происходило необычного, и происшествие с садовой скамейкой стало забываться, но однажды за ужином, неожиданно Николай Иванович, как бы невзначай, заговорил о переезде в городскую квартиру, которую мы сдавали внаем с тех пор, как купили дом за городом. Это было так давно, что я даже не сразу поняла, почему муж вспомнил об этом.
- Помнишь, Верочка, мы с тобой говорили, что нам здесь как-то скучновато, поликлиника далеко, магазин только один, да и дети нас там чаще будут навещать, - всё настойчивее находил и находил положительные моменты нашего возврата в городскую квартиру муж.
- Что ты вдруг придумал уезжать в город, ведь здесь так тихо, свежий воздух для тебя очень важен, а частые общения с людьми будут тебя утомлять, - пыталась я возражать, потому что не хотелось расставаться с нашим маленьким, но таким любимым мною мирком.
- Да и тебе, Верочка, меньше хлопот по хозяйству будет в квартире, чем в этом огромном доме, - настаивал Николай Иванович, - а я себе на балконе поставлю кресло и всегда буду на свежем воздухе, все-таки десятый этаж, даже выхлопные газы с улицы не долетают.
Так мы поговорили и каждый остался при своём мнении на какое-то время, но совершенно неожиданно к нам приехал давний знакомый Николая Ивановича, врач-психиатр Иннокентий Юрьевич Вельтман. Жил он довольно далеко от нас, тоже в пригороде, но на противоположной стороне города. Я немного удивилась, но опять не придала важного значения этому визиту, потому что многие знакомые обращались к Коле за протекцией, когда надо было что-то опубликовать в средствах массовой информации. И Коля всем помогал, благодаря своему имиджу главного редактора известного журнала, хотя уже не работал там.
- Приветствую прекрасную хозяйку дома прежде своего друга, - с порога рассыпался в комплиментах Иннокентий Юрьевич, - вы всё хорошеете и молодеете, а я вам привёз пламенный привет от моей супруги и очень рад передать вместе с самым фирменным её пирогом. Она тоже хотела посетить вас, но приболела и просила её извинить. А цветов не привёз, потому что с вашим цветущим раем великолепия в саду не может сравниться никакой букет.
Иннокентий Юрьевич всегда был многословен, но слушать его было приятно. И мы провели в беседе за столом больше часа. Потом мужчины уединились в кабинете, а я занялась хлопотами по хозяйству и вышла только проводить гостя.
Прошло семь лет. Тогда мы с Колей переехали в свою старую городскую квартиру, хотя мне очень не хотелось покидать наше загородное гнёздышко с лучезарными рассветами и лазоревыми закатами, тишиной зелёной улицы, по которой не идут потоком автомобили, как в городе, с колокольными звонами по праздникам из Богоявленского собора, хотя он был не близко от нас, с тогда установившимся бытом мечтательной надежды на всё хорошее и долгое. Я не старалась уединяться, но друзей, моих и Колиных мне приходилось видеть всё реже, а когда встречались, чувствовалась прохладность и неважность таких встреч. Коли не стало через два года после переезда в город. Мне было очень тяжело продолжать жить без него, да и телефонных звонков сразу стало так мало, что казалось живу в вакууме. Нет, дети, конечно, навещали, внуки сообщали новости по электронной почте, ведь все такие занятые были вокруг меня, что становилось не просто некомфортно, а даже порой невыносимо это одиночество в пустой квартире.
Я давно уже пользовалась только сотовым телефоном, а стационарный протирала от пыли во время уборки, но вдруг однажды вечером он зазвонил.
- Приветствую прекрасную хозяйку дома, - я растерялась и не сразу ответила. Мне показались знакомыми и фраза, и голос ее произнёсший.
- Боже мой! Иннокентий Юрьевич, - наконец сумела я ответить.
- Можете принять без предварительной записи Вашего явного поклонника, - как всегда с шуткой, но уже не так весело, как семь лет назад, - произнёс знакомый голос.
- Как вы можете сомневаться? Приходите, буду рада вас видеть и слышать.
Иннокентий Юрьевич был Колиным другом, но один из тех, которых я уважала и встреч с ним не чуралась. И супруга его была мне знакома, но теперь и её не было с нами уже год.
Через час после звонка я встречала Иннокентия Юрьевича в своём парадном платье и с угощением к чаю, что нашлось в доме. Наш друг не придавал особого значения столам, а был приятен в общении и то же ценил в людях. Он появился на пороге с букетом великолепных хризантем, которые были моими самыми любимыми осенними цветами, чем растрогал меня до слез.
- Вот видите, Верочка, теперь я с цветами, а не с пирогом, - продолжил диалог-воспоминание Иннокентий Юрьевич, - и я сразу поняла, о чем будем говорить и кого вспоминать. Да он и никогда бы не пришёл что-то взять, а только отдать, одарить, поддержать.
- Очень вам рада, будем чаевничать и вспоминать, - поддержала диалог я, нисколько не ошибаясь в намерениях друга.
Наша встреча длилась не так долго, но запомнилась мне на всю жизнь тем, что рассказал мне Иннокентий Юрьевич о событиях семилетней давности. Оказывается, тот давний визит Иннокентия Юрьевича в наш загородный дом был не случайным. Его пригласил тогда Николай Иванович, и не как друга, а как врача психиатра. И спасибо другу за тот визит. Уединившись в кабинете, друзья много говорили тогда об Альберте. Иннокентий Юрьевич был лечащим врачом Альберта, о чем я тогда не знала по причине своего весьма нелюбопытного характера. Врач рассказывал Коле о том, что, когда ещё были живы родители Альберта, да и после их ухода всегда при обострениях шизофрении больного забирали в клинику. Это часто длилось месяц или недели три, а я тогда думала, что он гостит у своих родственников. Николай Иванович же со своей стороны тоже весьма подробно обрисовал другу поведение больного в период ремиссии. Тогда считалось, что в период ремиссии Альберт не так опасен и не может причинить никому вреда. Коля вызвал друга после случая со скамейкой, но были и другие случаи посерьёзней.  Это происходило всегда, когда я отлучалась из дома. Один я точно запомнила на всю жизнь, хотя и узнала о нём только через семь лет.
      Николай Иванович любил тогда не просто так гулять по улице, а зайти в наш единственный поблизости магазин, не спеша поговорить с людьми по профессиональной привычке журналиста, обсудить новости посёлка. Это отвлекало его от болезни. И вот во время такой прогулки Коля заметил Альберта с вилами, но без своей собаки таксы. Коля ещё подумал: - зачем ему вилы? И вскоре узнал ответ на свой немой вопрос себе. Стоило закрыть калитку, как что-то просвистело сзади и вилы врезались в забор нашего дома. Случай этот был не единственный, но повторился однажды во всех подробностях. Мне, конечно, ничего не рассказал чуткий и тактичный Николай Иванович, но вызвал друга для консультаций, а чисто по врачебному – на консилиум. И вскоре мы переехали тогда в городскую квартиру.
Вот тебе и маленький наш мирок, за который мы все в ответе.


23 ноября 2024г.
Мытищи