Ковбои, глава 1-6

Название: «Дневник ковбоя: рассказ о старых тропах»
Автор: Энди Адамс РАССКАЗ О СТАРЫХ ДОРОГАХ» *** Рассказ о старых временах
 The Riverside Press, Кембридж _1903_.
 СОДЕРЖАНИЕ ГЛАВА  I. В ПУТИ II. ПРИЕМ III. НАЧАЛО IV. АТАСКОСА V. СУХАЯ ДОРОГА VI. НОЧЬ ВОСПОМИНАНИЙ VII. В КОЛОРАДО VIII. На БРАЗОСЕ И Вичите
IX. ПЕРЕПРАВА ДОАНА X. НИЧЕЙНАЯ ЗЕМЛЯ XI. ЗАБОЛОЧЕННЫЙ БРОД 12. СЕВЕРНАЯ РАЗВИЛКА XIII. УВЕРНУТЬСЯ XIV. МОСТ СЛОТЕРА XV. БОБР XVI. РЕСПУБЛИКАНЕЦ
 XVII. ОГАЛАЛЛАXVIII. НОРТ-ПЛАТТ XIX. ФОРД на СОРОКОВЫХ ОСТРОВАХ XX. ПОЕЗДКА ПРИ ЛУННОМ СВЕТЕ XXI. ЙЕЛЛОУСТОУН XXII. НАШ ПОСЛЕДНИЙ ПОХОДНЫЙ КОСТЕР
XXIII. Доставка XXIV. ВОЗВРАЩЕНИЕ В ТЕХАС
**********
ГЛАВА I.ВВЕРХ ПО ТРАССЕ

До сих пор я не знаю, почему мой отец переехал из Джорджии в Техас в конце Гражданской войны. Хотя мы и не принадлежали к числу бедных белых, мы жили в бедности, как и они,арендуя жильё, но я склонен думать, что мои родители интеллектуально превосходили этот распространённый на Юге тип людей. Оба они были иностранцами: моя мать была шотландкой, а отец — уроженцем Северной Ирландии.Каким я его помню, он был импульсивным, поспешным в действиях и медлительным в принятии решений -признаюсь, что был не прав. Именно его импульсивность привела к тому, что он записался добровольцем и четыре года служил в армии Конфедерации, — тяжкие годы для моей матери, которой нужно было кормить семерых детей, шить им одежду и содержать дом. Война сделала меня ковбоем, и теперь, по прошествии многих лет, бо;льшую часть которых я провёл со скотом, я отчётливо помню об этом. Армия Шермана, направляясь к морю, прошла через наш округ, опустошив его на многие мили.
 Отряды фуражиров прочёсывали местность по обе стороны от её пути.
Мама вовремя получила предупреждение и привела дом в порядок. Наш рабочий скот состоял из двух упряжек волов, а домашний скот — из трёх коров, и за то, что мы спасли их от фуражиров, нужно благодарить мою маму. Примерно в миле от нашей маленькой фермы был дикий тростник, в котором пасся скот, площадью в несколько сотен акров, и нужно было звонить в колокольчик, чтобы найти их, когда они были нужны. Но у коров была привычка приходить на дойку, а
солдат слышит колокольчик так же хорошо, как и любой другой. Мне тогда было восемь лет.В то время, когда два моих старших брата работали на наших немногочисленных полях, меня отправляли пасти скот на тростниковые заросли. Мы сняли колокольчики с быков и коров, но на одного быка каждый вечер надевали колокольчик, чтобы снять его на рассвете. Я всегда носил с собой колокольчик, набитый травой, чтобы он был под рукой, когда понадобится.
В первые несколько дней рейда мимо нашего дома прошло несколько конных отрядов,занимавшихся фуражировкой, но их бедность была слишком очевидна, и
они ничего не тронули. Несколько таких отрядов гнали стада
Скот и рабочий инвентарь всех видов, а днём и ночью
хижины и дома на плантациях предавались огню. Наша
однокомнатная бревенчатая хижина уцелела благодаря хитроумной
сказке, которую моя мать придумала о местонахождении моего отца; и всё же она учила своих детей бояться Бога и говорить правду. Моё бдение было тяжёлым для меня, потому что дни тянулись как недели, но важность того, чтобы спрятать наш скот, прочно засела у меня в голове. Мне тайно приносили еду, и под покровом темноты моя мать и старший брат
Брат приходил и доил коров, а потом мы все вместе возвращались домой. Затем, ещё до рассвета, мы шли в тростник, прислушиваясь к первому звону, чтобы найти скот и снять колокольчик. И мой день начинался заново.
 Только однажды я чуть не предал своё доверие. Примерно в середине третьего дня я очень проголодался и, когда скот лег,
прокрался к краю тростникового болота, чтобы посмотреть, не
приближается ли мой ужин. В поле зрения были солдаты, и это всё объясняло.
 Спрятавшись в тростнике, я стоял и наблюдал за ними. Внезапно появился отряд
Пятеро или шестеро из них натянули поводья и подъехали ко мне на расстояние пятидесяти футов. Я стоял как каменная статуя, отлично спрятавшись.
 Когда они проехали мимо, я сделал шаг вперёд, чтобы лучше видеть, как они удаляются, и тут из колокольчика выпала трава, и он зазвенел. Солдат с рыжими усами услышал звон и развернул лошадь. Я схватил хлопушку и лёг плашмя на землю, моё сердце билось как отбойный молоток. Он ехал в двадцати футах от меня,всматриваясь в заросли тростника и не замечая ничего необычного,
повернулся и поскакал прочь вслед за своими товарищами. Затем урок, преподанный мне моей матерью, о том, что нужно быть “верным в некоторых вещах”, вспыхнул у меня в голове, и хотя наш скот был оставлен нам, я почувствовал себя очень виноватым.Другим ярким воспоминанием о тех днях детства в Джорджии было возвращение моего отца из армии. Новость о капитуляции Ли дошла до нас, и все мы ждали его прихода. Хотя он долго не возвращался, когда он наконец приехал домой верхом на коричневом муле с отметинами от ласточки, для нас, детей, он был героем-победителем. Мы никогда не видели У него была лошадь, и он уверял нас, что это его собственное животное, и по очереди сажал нас на спину уставшего мула. Он объяснил матери и нам, детям, что, хотя он и был пехотинцем, он получил это животное в собственность. Однако теперь, когда я стал взрослым и разбираюсь в клеймах, я с сожалением должен сказать, что мул не был конфискован и на нём было клеймо «США». История, которую однажды рассказал мне Прист, «Бунтарь»,
проливает свет на этот вопрос. Он утверждал, что все хорошие солдаты
воруют. «Сможете ли вы захватить город Сент-Луис?» — спросили его.
Генерал Прайс. «Не знаю, смогу ли я это сделать, — ответил генерал своему начальству, — но если вы дадите мне войска из Луизианы,
я соглашусь её украсть».
 Хотя мой отец ничего не потерял из-за войны, ему не терпелось отправиться в новую страну. Многие из его бывших товарищей собирались в Техас,
и, поскольку наше имущество было мобильным, мы отправились в Техас. Наши
четыре вола были запряжены в повозку, в которую были погружены наши немногочисленные пожитки и в которой ехали мать и младшие дети, а коровы, собаки и старшие мальчики замыкали наш караван.
Мы отправились в путь: мой отец ехал верхом на муле, а я вёл волов. Это было путешествие длиной в целое лето, полное приключений, лишений и трудностей. Скот чувствовал себя хорошо, но несколько раз нам приходилось останавливаться и искать работу, чтобы пополнить нашу скудную кладовую. Однако на некоторых участках было много рыбы и дичи. Я помню, с каким энтузиазмом мы все чувствовали себя, когда добрались до реки Сабин и впервые увидели землю обетованную. Это было на пароме, и
река была глубокой. Когда мой отец сообщил паромщику, что он
У него не было денег, чтобы заплатить за переправу, и паромщик саркастически заметил: «Что, нет денег? Дорогой сэр, для человека, у которого нет денег, не имеет значения, на каком берегу реки он находится».

 Не испугавшись этого отказа, мой отец долго спорил с ним, пока паромщик не сжалился и не сообщил ему, что в десяти милях выше по течению реку можно перейти вброд. На следующий день мы добрались до брода. Мой отец проехал туда и обратно, проверяя уровень воды и дно реки, прежде чем въехать в повозку. Затем он Один из старших мальчиков, сидевших позади него на муле, чтобы облегчить повозку,загнал волов в реку. Ближе к середине вода была достаточно
глубокой, чтобы достать до кузова повозки, но, покрикивая и
свободно размахивая кнутом, мы благополучно переправились. На одном из
колесных волов, черном быке, которого мы называли «Попай», можно было
ездить верхом, и я оседлал его, когда мы переправлялись, и окунал
свои обожженные солнцем ноги в прохладную воду.
Следующими переправили коров, собаки плыли вплавь, и, наконец, мы, с багажом и без, оказались в Техасе. Осенью мы добрались до реки Колорадо, где остановились. Мы собирали хлопок в течение нескольких месяцев, заработав довольно много денег, и ближе к Рождеству добрались до нашего конечного пункта назначения на реке Сан-Антонио, где мы купили землю и построили дом. Это был счастливый дом; страна была новой и удовлетворяла наши простые потребности; у нас были молоко и мёд, и, хотя фигового дерева не было, вдоль реки росло бесконечное количество дикого винограда. В то время долина Сан-Антонио была преимущественно скотоводческой территорией, и когда мальчики из нашей семьи подросли, их привлекали лошади и седла.
сопротивлялся. Мои два старших брата ушли первыми, но отец и мать
прилагали все усилия, чтобы удержать меня дома, и делали это до тех пор,
пока мне не исполнилось шестнадцать. Полагаю, для каждого деревенского мальчика естественно интересоваться чем-то другим, а не тем, к чему его готовили. В юности я всегда думал, что хотел бы либо управлять дилижансом, запряжённым шестью лошадьми, либо работать продавцом в магазине, и если бы я мог достичь одной из этих высоких целей в том возрасте, я бы не просил ни о чём большем. Поэтому мой отец, не желая, чтобы я пошёл по стопам старших братьев, нашёл мне место в деревне
магазин примерно в двадцати милях от дома. Владелец магазина был земляком моего отца — из того же графства в Ирландии, — и
я был очень рад, что уезжаю из дома и окунаюсь в деревенскую жизнь.
Но моя радость была недолгой. Первые шесть месяцев я не должен был получать зарплату. Отец посоветовал торговцу нагружать меня работой и, если возможно, избавить от «глупой затеи», как он это назвал.
Хозяин магазина вылечил меня. Первую неделю, что я у него пробыл, он держал меня на заднем складе, где я лущил кукурузу. Вторая неделя началась не лучше.
Мне дали лопату и выгнали на улицу, чтобы я отрабатывал подушный налог
не только за торговца, но и за двух других приказчиков в магазине.
Работы было на две недели, но на третье утро я позавтракал дома.
Моя торговая карьера закончилась, и я сразу же отправился на пастбище,
как сын священника отправляется в бордель. К двадцати годам
во всей стране не было лучшего ковбоя. Кроме того, я мог говорить по-испански, играть на скрипке и не считал зазорным проехать тридцать миль до танцев. Я легко приспособился к бродяжническому образу жизни.
Рождество на Юге — это всегда время праздников, и магнит,
притягивающий нас к матери и дому, ежегодно влек нас к семейному очагу. Там мы, братья, встречались и обменивались рассказами о своих приключениях. Но однажды оба моих брата привезли домой новый опыт. Они побывали в горах, и
чудесные истории, которые они рассказывали о северных землях,
зажигали мою кровь. До этого я думал, что у меня были приключения,
но мои меркли по сравнению с их рассказами. Следующим летом мой старший брат Роберт сам должен был пасти стадо на тропе, и я
умолял его уступить мне место, но он отказал мне, сказав: “Нет",
Томми, трасса - это то место, где у бригадира не может быть любимчиков.
Трудности и лишение должны быть преодолены, и мужчины должны бросаться друг на друга в равной степени в ошейник. Я не сомневаюсь, но ты хорошая рука; еще
то, что ты мой брат может вызвать другие парни думали, что я
будет благоволить вам. Экспедиция должна работать как единое целое, и разногласия привели бы к краху». Я видел фаворитизм на ранчо и
понимал, что он прав. И всё же я чувствовал, что должен
эта поездка, если бы это было возможно. Наконец Роберт, видя, что я очень хочу поехать, подошёл ко мне и сказал: «Я подумал, что если я порекомендую тебя Джиму Флуду, моему старому бригадиру, он мог бы взять тебя с собой в следующем году. У него будет стадо, на откорм которого уйдёт пять месяцев, и это будет шанс всей твоей жизни. Я поговорю с ним на следующей неделе и буду убеждать его за тебя».
Верный своему слову, он пообещал мне работу у Флуда при следующей встрече, и через неделю я получил от Флуда короткое и
чёткое письмо, в котором он предлагал мне работу проводником на предстоящее лето.Отряд должен был проехать мимо нашего дома по пути к месту, где они должны были получить скот,который должен был составить придорожное стадо. Было назначено время и место,где я должен был встретиться с ними в середине марта, и я чувствовал себя так,будто меня создали для этого. Я помню, как моя мать и сёстры подшучивали надо мной из-за важности, которая появилась в моей походке после получения письма от Флуда, и даже утверждали, что я сижу на лошади прямо, как шомпол. Возможно! но разве я не поднимался по тропе вместе с Джимом Флудом, бригадиром Дона Ловелла, ковбоя и погонщика скота?
Наше маленькое ранчо находилось недалеко от переправы Сиболло на реке, и, поскольку Они проехали по стране, пересекли тот брод и подобрали меня.
Флуда с ними не было, что меня разочаровало, так как «Куинс»
Форрест в то время был _сегундо_. У них было по четыре мула на повозку,
в которой Барни МакКэнн был поваром, а _ремуда_ под руководством Билли Хонимейна, погонщика лошадей, насчитывала сто сорок два
человека, по десять лошадей на человека, плюс две дополнительные для бригадира. Тогда, в первый раз, я узнал, что мы направляемся к устью Рио
Гранде, чтобы принять стадо из-за реки в Старой Мексике; и
что они заключили контракт на поставку в индейскую резервацию Блэкфут
на северо-западе Монтаны. В том году у Ловелла было несколько
контрактов с Департаментом по делам индейцев, и ему была предоставлена
привилегия беспошлинно ввозить любой скот, который использовался для
выполнения контрактов с индейцами.
 Больше всего мне не хотелось уезжать из дома в утро
выезда. Мама и сёстры, конечно, пролили несколько слезинок, но мой
отец, суровый и непреклонный, благословил меня такими словами:
«Томас Мур, ты третий сын, покидающий наш дом,
но благословение твоего отца пребывает с тобой. Я покинул свой дом за морем.
я был в твоем возрасте. И пока они все стояли у ворот, я
вскочил в седло и уехал, чувствуя комок в горле, который
лишил меня дара речи для ответа.


ГЛАВА II. ПОЛУЧЕНИЕ
Это было приятное десятидневное путешествие от Сан-Антонио до реки Рио-Гранде
. Мы проезжали от двадцати пяти до тридцати миль в день, давая верховым
лошадям возможность пастись по пути. Вместо того чтобы стреноживать их,
Форрест пас их по ночам, используя пять охранников, по два человека на смену.
по два часа на каждого. “Поскольку у меня мало надежды когда-либо возвыситься до звания бригадира, ” сказал наш _segundo_, расставляя охрану, “ я
пользуюсь случаем, чтобы показать вам, шалуны, какой железной волей я обладаю.С тем количеством прислуги, которое у меня есть, я не собираюсь даже ловить ночную лошадь; и я прикажу повару принести мне чашку кофе и
сигарету, прежде чем я встану утром. Я уже поднимался по этой тропе и понимаю, что эта власть недолговечна, поэтому предлагаю воспользоваться ею по максимуму, пока она есть. Теперь вы все знаете свои места и не хотите навлечь на себя недовольство бригадира.
Отряд добрался до Браунсвилля 25 марта, где мы подобрали Флуда
и Ловелла и, спустившись по реке примерно на шесть миль ниже форта
Браун, разбили лагерь у брода для скота, известного как Пасо-Ганадо. Рио-Гранде в этом месте была шириной в двести ярдов и в то время почти
переливалась с берега на берег. Течение было очень слабым, и
при благоприятном ветре прилив из залива поднимался выше брода. Последние две недели Флуд провёл на другом берегу реки, принимая
и клеймя скот, так что, когда быки должны были добраться до реки
С мексиканской стороны мы были обязаны принять всё, что имело «круглую точку» на левом бедре. Контракт предусматривал поставку тысячи коров трёх-четырёхлетнего возраста и двух тысяч быков четырёх-пятилетнего возраста, которых, по оценкам, должно было хватить для выполнения контракта на поставку говядины на миллион фунтов. Опасаясь потерь в пути, наш бригадир принял на пятьдесят голов больше каждого класса, и наше стадо на момент начала пути насчитывало тридцать одну сотню голов. Они приближались
со стороны внутренних ранчо, и мы ожидали, что встретим их первыми
На следующий день после их прибытия. Несколько разных владельцев ранчо
пригнали скот, чтобы сформировать стадо, и Флуд сообщил, что он в
хорошем, крепком состоянии.

 Ловелл и Флуд были хорошей командой ковбоев. Первый из них в юности
носил мушкет в рядах армии Союза, а в конце той войны
попытал счастья в Техасе, где другие не видели ничего, кроме
разрухи, а Ловелл видел возможности для бизнеса и год за годом продвигался вперёд как погонщик скота и подрядчик по продаже говядины.
Он хорошо разбирался в животноводстве, но
раздражительный и склонный навлекать на себя неприятности, а потому не подходящий
для непосредственного наблюдения за выпасом коров. В спокойном состоянии
Дон Ловелл был медлительным, почти скучным, но в чрезвычайной ситуации
поразительно сообразительным и бдительным. Он никогда не настаивал на том, чтобы его люди воздерживались от алкоголя, и, хотя обычно был спокойным, когда не курил... Боже!
 Джим Флуд, с другой стороны, был полной противоположностью своему работодателю. Рождённый на техасской земле, он не знал ничего, кроме
скота, но знал его очень хорошо. Однако в своём призвании эта пара
они были гармоничной единицей. Он никогда не переходил мост, пока не доезжал до него, был снисходителен к своим людям и закрывал глаза на любые проступки, если они верно служили. Прист рассказал мне об этом случае: за год до этого Флуд нанял человека в Ред-Ривер, когда самопровозглашённый опекун отозвал Флуда в сторону и сказал: «Разве ты не знаешь, что этот человек, которого ты только что нанял, — самый большой пьяница в этой стране?»
— Нет, я не знал, — ответил Флуд, — но я рад, что он жив. Я
не хочу губить невиновного человека, а походная одежда не предназначена для
чтобы иметь хоть какую-то мораль. Просто чтобы стадо не считало шай в день доставки, мне все равно, сколько напитков выпьет наряд. ”
На следующее утро после того, как мы собрались в лагерь, первым делом было
выделить наших лошадей для путешествия. Флад выбрал первых и
срезал двенадцать гнедых и коричневых. Его предпочтение однотонным окрасам, хотя они были не самыми крупными в _remuda_, свидетельствовало о его практическом чутье в лошадях. Когда подошла очередь мальчиков резать, нам разрешили резать только по одному за раз, даже бросая жребий, чтобы выбрать первого. Нам пришлось Я достаточно поездил на этих лошадях, чтобы иметь чёткое представление об их достоинствах, и каждый парень судил о них по-своему. Так уж вышло, что во всём табуне было только три
пегих лошади, и эти три были последними из всей упряжки. Теперь маленький мальчик или девочка, а также многие взрослые люди думают, что пятнистая лошадь — это что-то особенное, но опытные скотоводы знают, что этот окрас у лошадей, выращенных на пастбищах, — результат близкородственного скрещивания, что приводит к физическому и умственному ухудшению. В то утро мне повезло, и я оседлал хорошую лошадь из лошадей — три гнедых, две серых, два койота, вороной, каурый и _грулла_. Вороной был моим вторым выбором, и хотя этот цвет не самый выносливый, его «корзина для хлеба» указывала на то, что он может нести еду во время долгой поездки и должен хорошо плавать. Моё мнение о нём подтвердилось во время путешествия, так как я использовал его в качестве ночной лошади и когда нам приходилось переправляться вброд через реки. Я дал этому негру имя «Ниггер Бой».Для поездки каждый должен был сам снарядиться.
Седла у нас были обычные техасские, с кожаными чехлами
Наши попоны покрывали наших скакунов от холки до бёдер и весили от тридцати до сорока фунтов, украшенные по последнему слову моды.
 Наши уздечки соответствовали сёдлам, поводья были длинными, как плуг, а удила часто были декоративными и дорогими.  Незаменимый дождевик, шинель из промасленного холста, всегда был под рукой, надёжно привязанный к подпруге.  Шпоры были делом вкуса. Если
всадник носил хлыст, он обычно обходился без шпор, хотя, когда
они использовались, обычно выбирали те, что с большими тупыми шипами. В
что касается леггинсов, то их было не более чем у половины нашего снаряжения, так как тропа, стадо всегда держалось под открытым небом, и, за исключением ночных пастушьих прогулок, летом в них было
слишком тепло. В нашем ремесле никогда не использовался хлыст для скота, но если требовалась чрезвычайная ситуация, вместо него использовался свободный конец веревки, и это было более гуманно.
Либо Флад, либо Ловелл каждый день ходили в город с кем-нибудь из ребят
, ожидая вестей от скотников. В одну из поездок они взяли с собой
повозку, в которую сложили припасы на месяц. Остальные
развлекались по-разному. Однажды днём, когда был прилив, мы
Мы попробовали искупать наших лошадей в реке, раздевшись до нижнего белья, и, не снимая с лошадей ничего, кроме уздечки, погрузились в воду. Мой Ниггер плыл от берега к берегу, как утка. На обратном пути я соскользнул с него и, взявшись за хвост, позволил ему отбуксировать меня на наш берег, куда он прибыл, фыркая, как буксир.

 Однажды вечером, когда они возвращались из Браунсвилля, Флуд сообщил, что стадо остановится на ночлег в пятнадцати милях от реки. На рассвете Ловелл и бригадир, а также «Фокс» Квартернайт и я
Мы отправились навстречу стаду. Ближайший паром был в Браунсвилле, и, когда мы добрались до скота, было уже одиннадцать часов. Флуд обошёлся без переводчика и взял с собой Квартернайта и меня. Скот был хорошо откормлен и в хорошей форме для такого раннего сезона, и при приёме скота наш бригадир был осторожен и принимал только тех, кто был готов к долгому путешествию.
Это были длинноногие, длиннорогие южные коровы, как правило, светлого окраса.
Они, как правило, обладали скоростью оленя и в обычной
Они могли передвигаться верхом на лошадях. У них было около тридцати вакеро под командованием капрала, которые гнали стадо, и скот был выстроен в ряд. Мы ехали с ними до полудня, а затем, договорившись, что они приведут стадо в Пасо-Ганадо к десяти часам следующего дня, мы отправились в Матаморос. В том году у Ловелла были и другие стада, которые он собирался перегонять по тропе, и он очень хотел перегнать скот на следующий день, чтобы успеть на еженедельный пароход — единственный вид транспорта, — который отправлялся из Пойнт-Изабель в Галвестон первого апреля.

На следующее утро было ясное и солнечное утро с восточным ветром, который
обеспечивал половодье в реке. Увидев стадо в то утро, мы приготовились
пересечь его, как только оно дойдёт до реки. Повозку подогнали к
броду на расстояние ста ярдов, и натянули большой загон из верёвок. Затем
пригнали весь конский состав, чтобы он был под рукой на случай, если
потребуется поспешная смена лошадей. К тому времени Хонимен знал лошадей каждого из нас, так что нам оставалось только
напеть имя нашей лошади, и Билли
Я бы накинул верёвку на одного и привёл его в чувство, прежде чем вы успели бы расседлать уставшего. Из-за наших лингвистических способностей нас с Квартернайтом должны были отправить через реку, чтобы загнать скот и взять его под контроль. На мексиканской стороне у брода была одна-единственная верёвка из высокой травы, которая начиналась далеко в воде и тянулась примерно на двести ярдов назад, так что у нас был полукруглый загон, чтобы заставить скот зайти в воду. Этот брод много лет использовался для перегона скота, но я думаю, что это было первое стадо, которое перегнали таким образом
мы собирались отправиться в путь или за пределы Техаса.

 Когда стадо приблизилось к реке на расстояние мили, мы с Фоксом сбросили
седла, сапоги и лишнюю одежду и побежали навстречу ему.  Вода была
прохладной, но мы с криками бросились в неё и под радостные возгласы
наших товарищей поплыли, как контрабандисты. Плавающей лошади нужна свобода,
и мы почти не трогали поводья, а одной рукой держались за гриву,
а другой слегка похлопывали по шее, направляя лошадей к другому берегу. Я проверял своего вороного, Фокс был
серые, одинакового водоизмещения, - оба хорошие пловцы; и на
достигнув мексиканского берега, мы спешились и позволили им поваляться в
теплом песке.

Флад дал нам общие инструкции, и мы остановили стадо примерно в
полумиле от реки. Мексиканский капрал был только рад
поручить нам командование и заверил нас, что он и его подразделение в нашем распоряжении командовать. Я сразу же назначил Фокса Куортернайта, чей возраст и опыт превосходили мои, капралом-гринго на этот день, на что
вакеро улыбнулись, но я заметил, что они никогда не использовали это слово. На Фокса По его предложению мексиканский капрал подогнал свою повозку и загнал лошадей в загон, как это сделали мы, а его повар, к нашей радости, пригласил всех выпить кофе перед отъездом. Этот повар заслужил наше вечное уважение, потому что его кофе был восхитительным. Мы высоко его оценили, после чего капрал приказал повару держать кофе под рукой для солдат в перерывах между перегоном скота. Мартовский
день на Рио-Гранде в мокрой одежде — это не лето, и
вакеро немного помедлили, прежде чем последовать примеру Квартернайта
и я, отказавшись от сёдел и сапог. Затем пятеро мужчин
должны были удерживать стадо как можно плотнее, а остальные,
всего двадцать семь человек, отделили около трёхсот голов и направились
к реке. Я пошёл впереди, потому что, хотя коровы по своей природе
менее общительны, чем другие животные, в возбуждённом состоянии они
следуют за вожаком. Был примерно полдень, и стадо жаждало, поэтому, когда
мы добрались до загона, все бросились к воде. Когда скот оказался внутри загона, мы быстро побежали, все четверо
вакерос выезжают за ограду, чтобы не дать скоту перевернуть желоб
достигнув воды для купания. Вожаки теснили меня вплотную.
когда Ниггер вошел в воду, а за ним несколько свинцовых животных
я направился прямо к американскому берегу. На вакерос принудительного
каждое копыто в реку, ниже и кричит насколько
переправе, когда они плавали так хорошо, Quarternight отменили
мужчины и все повернули своих коней обратно на мексиканскую сторону. На
выходе из брода наши люди удерживали скот, чтобы приманить следующую группу.

Я дал своей лошади отдохнуть всего несколько минут, прежде чем снова отправиться к воде,
но Ловелл убедил меня взять с собой ещё одну лошадь, чтобы была подмена на случай, если моя вороная устанет плыть. Четверть часа была суровым _секундо_, потому что, как только я добрался до другого берега, он отделил вторую группу из примерно четырёхсот человек и погнал их.
Отпустив Ниггербоя за изгородь из кустарника, чтобы он не мешался, я поскакал на своей второй лошади и, встретив скот,
развернулся и снова повел его к реке. Мой заместитель не
Я плыл со свободой и лёгкостью чернокожего, и несколько раз скот проплывал так близко от меня, что я мог положить руку ему на спину. Примерно на середине пути я услышал позади себя крики на английском и, оглянувшись, увидел, что Ниггер плывёт за нами. Несколько вакеро пытались его поймать, но он переплыл их и выбрался на берег вместе со скотом; он не мог упустить такую возможность.

 Каждое путешествие было повторением предыдущего, но с разными происшествиями. Каждый
конь был перевезён менее чем за два часа. Во время последней поездки, в которой
участвовало около семисот голов, лошадь одного из мексиканцев
У одного из вакеро, как предполагалось, начались судороги примерно на середине реки, и он утонул без предупреждения. Некоторые из нас услышали его испуганный крик и успели увидеть, как лошадь с всадником пошла ко дну. Все, кто был поблизости, бросились на помощь, и через мгновение всадник вынырнул. Фокс схватил его за рубашку и, вытряхнув из него воду, передал одному из других вакеро, который отбуксировал его обратно на берег. Как ни странно, лошадь больше не всплывала, что подтверждало предположение о судорогах.

После смены одежды для Квотернайта и меня, и довольно позднего
ужина для всей команды, оставался еще подсчет стада. В
Мексиканский капрал и двое его людей прибыли с этой целью, и
хотя Ловелл и несколько богатых ранчеросов, продавцов
крупного рогатого скота, присутствовали, Фладу и капралу оставалось принять решение.
окончательный подсчет, как между покупателем и продавцом. Там также присутствовал речной патруль, отправленный Таможенной службой Соединённых Штатов в качестве формальности при оформлении въездных документов, который тоже настаивал на подсчёте.
чтобы пересчитать стадо во второй раз, Ловелл приказал «Бунтовщику»
считать напротив человека из правительства. Мы выгнали скот, который теперь
напился воды, и, описав довольно большой круг, привели стадо туда, где
был довольно крутой берег реки. Стадо хорошо слушалось, и
четверть часа мы выстраивали его между нашими четырьмя всадниками. Единственная разница в способе подсчёта между Флудом
и мексиканским капралом заключалась в том, что американец использовал верёвку,
привязанную к луке его седла, на которой было десять узлов,
Считал, завязывая узелок на каждой чётной сотне, в то время как мексиканец использовал десять маленьких камешков, перекладывая камешек из одной руки в другую на сотнях. «Просто разница в национальности», — перевёл я Ловеллу для
продающих донов.
 Когда подсчёт закончился, только двое из мужчин сошлись в цифрах:
«Бунтарь» и капрал, у которых получилось по тридцать одна сотня и пять, —
у Флуда было на одну меньше, а у таможенника — на одну больше. Ловелл сразу же
согласился с доводами священника и капрала, а также с тем, что, как я узнал из последовавшего за этим перевода,
В ту ночь в Браунсвилле, после ужина, сделка была заключена.
Ловелл был вынужден покинуть нас, чтобы внести окончательный платёж за
стадо, и мы не виделись с ним ещё какое-то время. Все они сидели в
фургоне, готовые отправиться в город, когда ковбой сказал своему бригадиру:

— Итак, Джим, я не могу дать тебе никаких советов по уходу за стадом, но у тебя есть время до 10 сентября, чтобы добраться до агентства Блэкфут. Если ты будешь проходить в среднем по 15 миль в день, то успеешь вовремя, так что не торопись. Я постараюсь увидеться с тобой в Додже и Огаллале по пути.
Живите хорошо, потому что мне нравится ваш отряд. Ваше кредитное письмо подойдёт
везде, где вам понадобятся припасы, а если вам нужно больше лошадей на тропе,
купите их и оформите на меня по вашему кредитному письму. Если кто-то из ваших
людей попадёт в аварию или заболеет, позаботьтесь о них так же, как о себе,
и я оплачу все счета. И не скупитесь на расходы, потому что, если это стадо
не принесёт денег, нам с вами лучше бросить коров.

Меня задержали, чтобы я перевёл всё, что нужно, и на прощание
Ловелл поманил меня. Когда я подъехал к карете, он подал мне руку и сказал:

— Сегодня Флуд сказал мне, что ты брат Боба Квирка. Боб будет управляющим моего стада, которое я развожу в округе Нуэсес. Я рад, что ты здесь с Джимом, потому что это более долгая поездка. Да, ты увидишь весь этот цирк и останешься на концерт. Говорят,
Бог милостив к бедным и ирландцам, и если это так, то ты справишься. До свидания, сынок. И когда он крепко пожал мне руку, я не мог не проникнуться к нему симпатией, несмотря на то, что он был янки.

 После того, как Ловелл и доны ушли, Флуд приказал Макканну двигаться дальше.
Повозка отъехала от реки примерно на милю. Было уже слишком поздно, чтобы выгонять стадо, и мы хотели как следует его выпассти, так как это была наша первая ночь с ними. Примерно половина нашего отряда пасла их по большому кругу, готовясь загнать на ночлег с наступлением сумерек. На бескрайних просторах родной земли корова или бык
выберут старую сухую траву, чтобы прилечь, а если
на улице лето, то предпочтут возвышенность, чтобы поймать
проходящий мимо ветерок. Флуд был знаком с повадками скота и выбрал
На возвышенности, поросшей прошлогодней сухой травой, которая
лежала, как ковёр,

наши верховые лошади к этому времени уже довольно хорошо
приспособились к жизни в лагере, и, поскольку скот был под рукой, от ночного выпаса пришлось отказаться.
Однако Билли Хонимен заметил, что несколько лошадей в дневном табуне
были склонны уходить в сторону, и эти несколько вожаков так хорошо
отложились в его памяти, что из предосторожности он настоял на том,
чтобы на них надели верёвочные недоуздки. В каждом дневном и ночном лагере мы натягивали верёвку между
задним колесом нашей повозки и концом оглобли
вернёмся к кольям, вбитым в землю или удерживаемым человеком, образуя
треугольный загон. Таким образом, за несколько минут в любых условиях мы
могли соорудить временный загон для смены лошадей или для того, чтобы
ковбой мог стреножить ненадёжных лошадей. На тропе все лошади
свободны ночью, кроме обычных ночных лошадей, которые используются
постоянно на протяжении всего путешествия и в обычных условиях
остаются сильными и набирают вес.

Перед тем как загнать стадо на ночлег, во время ужина
Флуд объявил, кто пойдёт в дозор. Как обычно, мужчины
Они спали по двое, бригадир выбирал их, но ему приходилось делить две койки. «Род» Уит, Джо
Столлингс и Эш Борроустоун были назначены в первую смену, с восьми до десяти тридцати вечера. Боб Блейдс, «Бык» Дарем и Фокс
Куортернайт были назначены во вторую смену, с десяти тридцати до часу. Пол
Прист, Джон Офицер и я составляли третью вахту с часу до
полуночи. Мы с Бунтарем были в одной каюте, и такой выбор часовых,
хотя и не идеальный, был гораздо лучше, чем разделение на пары и
они раздражали друг друга, выходя и возвращаясь с дежурства по отдельности. Единственное, в чём я когда-либо упрекал Приста, так это в том, что он мог выбрать самое неподходящее место для наших одеял и всегда болтал и рассказывал мне истории, пока я не засыпал. Он и сам был чутким сном, в то время как я, будучи намного моложе, был совсем другим.
 Четвёртое и последнее дежурство, с половины четвёртого до смены после рассвета, выпало на долю Уайатта Раундтри, Куинса Форреста и «Мосса».
Стрейхорн. Таким образом, единственными мужчинами в отряде, которые не несли ночную вахту, были
Хонимен, наш конюх, Барни МакКэнн, наш повар, и Флуд, бригадир. Последний, однако, ездил верхом почти в два раза больше, чем любой другой человек в его бригаде. Он никогда не покидал стадо, пока оно не укладывалось на ночь, и мы всегда слышали, как он тихо будил повара и конюха за час до рассвета. Он всегда оставлял лошадь на ночь в карауле и часто перегонял стадо, когда оно покидало пастбище на рассвете.

 За полчаса до наступления темноты Флуд и все пастухи вышли, чтобы уложить скот на ночь.  После того как мы хорошо попаслись,
Я считал, и когда они подошли к пастбищу, среди них не было ни одного голодного или жаждущего животного. Казалось, все хотели лечь, и, медленно кружась вокруг и постепенно приближаясь, в течение получаса все улеглись на площади примерно в пять или шесть акров. Я помню, что среди скота было несколько мулов, и они не заходили в сплошное стадо, пока не улеглись остальные. Будучи безрогими, они инстинктивно учились защищаться, и
было заметно, что они первыми вставали по утрам, в
наступление их рогатых сородичей. Когда все улеглись, Флад и
первый стражник остались, остальные вернулись к повозке.

Охранники ездят по кругу примерно на четырех прутьях за пределами спящего
скота и, разъезжая в противоположных направлениях, делают невозможным для
любого животного побег незамеченным наездниками. В
охранники обычно спеть или непрерывно свистеть, так что спит стадо
знали, что друг, и не враг бодрствую над своими
мечты. Спящее стадо крупного рогатого скота создает красивую картину на чистом
Лунной ночью, жуя жвачку, похрюкивая и вздыхая, они
удовлетворенно перебирают копытами. Ночные лошади вскоре привыкают к своим обязанностям, и
всадник может заснуть или задремать в седле, но лошади будут
держаться на расстоянии, совершая свои неторопливые дозорные обходы.

 Вернувшись к повозке, мы с Пристом привязали наших оседланных лошадей там, где их было легко найти в темноте, и расстелили постель.
У нас было по две пары одеял на каждого, которые вместе с обычной простынёй,
использовавшейся в качестве брезента, а также пальто и сапогами в качестве подушек, дополняли
на нашем ложе. В остальное время мы спали в одежде, которую носили днём, и
если нам попадалась ровная песчаная земля, на которой можно было расстелить постель, мы без проблем засыпали после долгих часов в седле. Несмотря на все свои простительные недостатки, Бунтарь был хорошим товарищем и спутником, и это было его шестое путешествие по тропе. Он был с Ловеллом больше года, прежде чем они оба
обнаружили, что во время «поздней неприятной ситуации» они были по разные стороны. Сделав это открытие, Ловелл сразу же переименовал
Священник “Бунтарь", и это имя он всегда носил. В то время он был на пятнадцать лет старше меня.
удивительно сложная натура, закаленная
необычным опытом, превратилась в персонажа, гамма настроений которого простиралась от
от добродушного парня до человека неумолимой суровости в гневе
.

Мы спали в девять узлов Гейл, когда лиса Quarternight второй
охранник позвал нас на глазах. Была ясная, звёздная ночь, и наша
смена вскоре закончилась, скот спал, как уставшие солдаты. Когда
пришла последняя смена и мы вернулись к своим одеялам, я
Я помню, как Прист рассказывал мне об этом маленьком инциденте, когда я засыпал.

«Однажды я был на танцах в округе Лайв-Оук, и там был заикающийся парень по имени Лем Тодхантер.  Девушки, похоже, не хотели с ним танцевать и притворялись, что не понимают его.  Он приглашал на танец всех девушек на вечеринке и получал один и тот же ответ: они не понимали его. ‘ П-п-п-элл, п-п-п-иди к черту,
тогда. К-к-к-ты можешь это понять? - обратился он к последней девушке.
и ее брат пригрозил ужасно покалечить его, если он этого не сделает
извиниться, на что он в конце концов согласился. Он вернулся в дом и
сказал девушке: «Т-т-тебе н-н-не нужно п-п-п-идти в п-п-п-ад; т-т-твой
б-б-б-брат и я п-п-п-придумали д-д-д-другой в-в-в-вариант».




 ГЛАВА III

НАЧАЛО

Утром 1 апреля 1882 года наше стадо «Круглая точка» отправилось в долгий путь к агентству Блэкфут в Монтане. С шестью погонщиками с каждой стороны и растянувшимся на три четверти мили стадом его можно было сравнить только с каким-нибудь мифическим змеем или китайским драконом, когда оно двигалось вперёд извивающейся, похожей на улитку, поступью. Два погонщика, известные как
Дозорные, ехавшие впереди и позади стада, направляли его движение, выезжая вперёд и приближаясь по мере необходимости. Основная часть стада двигалась за вожаками, как армия в походном порядке, под охраной дозорных, известных как «свингмены», которые ехали впереди колонны, отгоняя скот и следя за тем, чтобы ни одно животное не отбилось от стада. Не нужно было подгонять скот; он двигался по своей воле, как при обычном путешествии. Флуд редко отдавал приказы, но, как и многие
Никто из нас раньше не работал на перегоне скота, и за завтраком в то утро, когда мы отправились в путь, он дал нам следующие общие указания:

 «Ребята, секрет перегона скота заключается в том, чтобы никогда не показывать стаду, что его сдерживают.  Пусть всё, что они делают, будет добровольным.  С того момента, как вы выпускаете их с пастбища утром, и до того, как вы загоняете их на ночлег, ни одна корова не должна сделать ни шага, кроме как в направлении пункта назначения». Таким образом вы можете бездельничать весь день и пройти от пятнадцати до двадцати
Пройдёт несколько миль, и стадо в это время будет наслаждаться свободой на
открытом пастбище. Конечно, для мужчин это долгие, утомительные часы, но
состояние стада и верховых лошадей требует жертв с нашей стороны, если
придётся чем-то жертвовать. И я хочу предостеречь вас, молодые люди, насчёт ваших лошадей:
бывает так, что в упряжке десять лошадей, а ты идёшь пешком. Вы все хорошо подготовлены,
и от состояния _ремуды_ зависит успех и безопасность
стада. Несчастные случаи с лошадьми случаются, но пусть это будет не ваш случай
Следите за тем, чтобы ваши попоны были сухими и чистыми, потому что о человеке нельзя сказать ничего лучше, чем то, что он заботится о своих лошадях. Обычно человек может управиться с шестью или восемью лошадьми, но в таких чрезвычайных ситуациях, с которыми мы можем столкнуться, у нас нет лишней лошади, а пеший человек бесполезен».

И, как мы, младшие, узнали впоследствии, в советах Флуда было много здравого смысла.
К концу путешествия в нашем отряде были люди, которые так же хорошо держались в седле, как и в пешем строю, а у других были их прежние лошади, каждая из которых подходила для седла. Флуд
Ловелл настоял на том, чтобы у нас были хорошие лошади, и он был достаточно опытным ковбоем, чтобы
понимать, что для армии мул — то же самое, что для стада — лошадь.

В первый и второй день не произошло ничего, о чём стоило бы упомянуть.
Мы ехали медленно, едва ли делая в день по несколько миль.  На третье утро Флуд покинул нас, чтобы найти переправу через Арройо-Колорадо.
Спускаясь, чтобы принять стадо, мы пересекли этот вялый залив
примерно в тридцати шести милях к северу от Браунсвилля. Это был обманчиво
неглубокий на вид ручей, более пятидесяти футов в глубину, с отвесными берегами. Мы переправились
наша повозка и оседланные лошади перевернулись, а свободные поплыли вплавь. Но
стадо держать неподалеку от береговой линии ради открытая страна, и
это был вопрос, если бы был Форд на фургон, а возле берега
как наш курс был заботиться о нас. Накануне до нас часто доносился ропот Залива
, и в прежние
годы было известно, что стада переправлялись с материка на остров Падре, промежуточный
Лагуну Мадре можно перейти вброд.

Был полдень, когда Флуд вернулся с новостью, что наш фургон невозможно будет переправить через байю в любом месте, и что мы
Нам пришлось бы переправляться вброд в устье ручья. Там, где в лагуне встречаются пресная и солёная вода, образовалась дельта, или мелководный перешеек, и, следуя по его контуру, мы не прошли бы по воде больше двенадцати-четырнадцати дюймов, хотя длина полукруга составляла почти две мили. Поскольку в тот день мы едва успели бы переправиться, стадо сразу же тронулось в путь, направляясь к устью Арройо-Колорадо. Добравшись до него примерно в середине дня, бригадир повел
людей дальше, так как утром уже переправился и знал брод. Повозка
Следом за ними шли верховые лошади, а стадо замыкало
колонну. На песчаной отмели было удобно, но вода в лагуне
была слишком солёной для скота, хотя свободные лошади ложились
и барахтались в ней. Мы переправлялись около часа и, добравшись
до материка, встретили вакеро, который указал нам на большое
пресноводное озеро в нескольких милях вглубь материка, где мы
разбили лагерь на ночь.

Это оказался идеальный лагерь: в изобилии были дрова, вода и трава, а
скота, который мог бы нас побеспокоить, было очень мало. Мы только что напоили стадо
до полудня, и прежде чем уложить их на ночлег, мы полили их ещё раз. В ту ночь у нас был великолепный костёр из сухих дубовых поленьев, и после ужина, когда первая стража отправилась пасти стадо, мы курили и рассказывали истории. Костёр для жизни на природе — то же самое, что вечерний огонь в доме. После завершения дневных трудов
мужчины собираются вокруг костра, и час общения
проходит в разговорах. Рассказываемые истории могут быть как возвышенными, так и
от реального случая до грубой выдумки или от трогательного пафоса до самой вульгарной пошлости.

«Рассказывал ли я когда-нибудь этому отряду о своём опыте общения с линчевателями, когда я был ребёнком?» — спросил Булл Дарем.  Все отрицательно покачали головами, и он продолжил. «Ну, в то время наши родители жили на Фрио, и в нашем районе был один человек, у которого была команда из четырёх человек, которые охотились за диким скотом в каньоне Нуэсес. Время от времени им нужно было привозить припасы, и однажды он попросил моих родителей взять меня с собой.
компания. В то время я был худеньким подростком лет четырнадцати, и, поскольку этот человек был нашим другом, мои родители разрешили мне поехать с ним. У каждого из нас была хорошая верховая лошадь и два вьючных мула с провизией и боеприпасами для охотничьего лагеря. В первую ночь, когда мы разбили лагерь, нас догнал мальчик с новостью о том, что брата моего товарища случайно убила лошадь, и, конечно, ему придётся вернуться. Ну, мы проехали двадцать миль, и, поскольку
нам потребовалось бы немного времени, чтобы вернуться и загрузить
мулы, я вызвался, как глупый мальчишка, пойти и нести вьюки.

 «Вопрос был только в том, смогу ли я их укладывать и распаковывать.  Я помогал ему в этой работе, но теперь, когда мне предстояло попробовать самому, он показал мне, как он называл индейскую лямку, с помощью которой можно укладывать вьюки одной рукой. Проведя меня через это один или два раза и убедившись, что я могу собрать вещи, он согласился отпустить меня, а сам с посыльным вернулся домой ночью. На следующее утро я без труда собрал вещи и отправился в путь. Это было бы
Мне потребовалось бы ещё два дня, чтобы добраться до охотников, если бы я тащился с тяжёлыми рюкзаками. Ну, в первое утро я не прошёл и восьми-десяти миль, когда, когда я свернул за поворот тропы, из-за камня вышел человек, направил на меня пистолет и приказал поднять руки. Затем с противоположной стороны появился ещё один человек с направленным на меня пистолетом. Не прошло и полминуты, как со всех сторон подскакали вооружённые до зубов люди. Уходя, мужчина дал мне на прощание
свой пистолет, один из этих старых капсюльных пистолетов
шестизарядные револьверы, но я, должно быть, забыл, для чего нужны пистолеты, потому что я
вежливо поднял свои маленькие ручки. Предводитель отряда расспросил меня о том, кто я такой, что я здесь делаю и что у меня в этих сумках. На этот раз, по крайней мере, я сказал правду. Каждый из них, будь то сын или дочь, ругался и допрашивал меня на одном дыхании. Они
сняли меня с лошади, забрали мой пистолет и принялись проверять мою историю,
распаковывая мулов. Такое количество боеприпасов вызвало у них подозрения,
но моя история была хороша и правдива, и они так и не отпустили меня.
Это была правда. Вскоре я узнал, что грабежи не были их целью, и
лидер объяснил ситуацию.

 «В том округе уже некоторое время действовал комитет бдительности,
пытавшийся избавить страну от беззаконных личностей. Но беззаконие
взяло верх, и на каждого члена этого комитета бдительности были выписаны ордера. Поскольку число линчевателей достигало нескольких сотен, не было достаточно большой тюрьмы, чтобы вместить такое количество людей, поэтому их отпустили под честное слово явиться в суд. Когда суд собрался, каждому из них вручили по «капиасу» —

“ Погодите! придержите коней минутку, ” перебил Куинс Форрест.
“ Я хочу услышать это слово. Я хочу заключить меморандум о нем, ибо я может
хотите использовать его как-нибудь сам. Арест? Теперь у меня есть это; идти вперед”.

«Когда суд собрался, все, кто был вызван повесткой от судьи,
председательствующего на процессе, присутствовали, и как только суд
приступил к работе, в зале суда поднялся отряд людей, и в следующий
момент судья упал, изрешечённый пулями. Затем фракции
рассеялись, чтобы разобраться между собой, а я проезжал через
округ, когда всё это происходило.

«Они конфисковали мой пистолет и все патроны в сумках, но
помогли мне собрать вещи и отправили в путь. Одному из мужчин пришла в голову
счастливая мысль дать мне письмо, которое помогло бы мне пройти
через границу без дальнейших проблем, но предводитель остановил его,
сказав: «Оставь парня в покое. Твоё письмо точно приведёт его к виселице,
не успеет он пройти и десяти миль». Я отказался от письма. Но даже тогда у меня не хватило ума повернуть назад, и через два часа меня схватили люди из другой фракции. К тому времени я уже отлично выучил свою историю
на этот раз, но эти тюки пришлось снова снять, чтобы всё
проверить. В них не было ничего, кроме муки, соли и тому подобного,
ничего такого, что могло бы показаться подозрительным. Одному парню из
этой второй группы приглянулась моя лошадь, и он предложил помочь
мне повеситься из принципа, но возобладали более гуманные
соображения. Они также помогли мне снова упаковать вещи, и я
снова отправился в путь. Прежде чем я добрался до места назначения
на следующий вечер, меня останавливали семь раз. Я так привык к этому , что каждый раз испытывал радостное разочарование
Я бы не прошёл мимо, если бы какой-нибудь мужчина не вышел и не направил на меня ружьё.

«Мне было трудно убедить охотников за скотом в том, что я пережил, но
отсутствие боеприпасов, в которых они больше всего нуждались, в конце концов заставило
их поверить моему рассказу. Я должен был вернуться домой через неделю, так как
мне нужно было спуститься к Нуэсу, чтобы поохотиться на коров, и
я отдыхал в лагере охотников всего один день. По их совету я выбрал другой путь домой, оставив мулов позади. На следующий день я не увидел ни одного человека, возвращавшегося домой, и чувствовал себя довольно уверенно.
Повезло. Когда наступил вечер, я заметил небольшой домик на ранчо
в стороне от тропы и решил подъехать к нему и переночевать. Подъехав, я увидел, что там кто-то живёт, так как там были куры и собаки, но ни одного человека. Я спешился и постучал в дверь, и тут дверь без слов распахнулась, и мне в лицо ткнули полдюжины ружей. Меня приказали
пройти в дом и дали возможность снова рассказать свою историю. Была ли моя
история правдивой или нет, они не стали рисковать и продержали меня всю ночь.
ночь. Один из мужчин отвёл моего коня в конюшню и позаботился о нём,
а меня хорошо накормили и предоставили место для ночлега, но никто не
сказал ни слова в своё оправдание, из чего я сделал вывод, что они не
принадлежали к фракции бдительных. Когда пришло время ложиться спать, один из
мужчин сказал мне: «А теперь, сынок, не пытайся сбежать и не вставай с
кровати, не предупредив нас, иначе тебя точно пристрелят». Мы не тронем ни волоска на твоей голове, если ты скажешь нам правду; только делай, что тебе говорят, потому что мы будем за тобой следить.

«К тому времени я уже научился подчиняться приказам, пока был в том округе, и
Я хорошо выспался, хотя всю ночь кто-то приходил и уходил. На следующее утро мне подали завтрак; мою лошадь, хорошо взнузданную и оседланную, подвели к двери, и с этим напутствием я получил разрешение ехать: «Сынок, если ты сказал нам правду, не оглядывайся, когда поедешь прочь. За тобой будут следить первые десять миль после того, как ты уедешь отсюда, и если ты солгал нам, тебе придётся несладко». А теперь запомни: не оглядывайся, потому что сейчас
никто не хочет, чтобы его узнали.’ Я никогда не сомневался в этом человеке.
совет: «Умри, но не сдавайся». Я сел на лошадь, помахал на прощание и уехал. Когда я свернул на тропу примерно в четверти мили от дома, я заметил, что из-за конюшни выехали двое мужчин и последовали за мной. Я вспомнил историю о жене Лота, которая оглянулась, хотя в то утро я боялся не чудес, а свинца.

«В течение первого часа я слышал разговоры мужчин и топот их лошадей,
которые ехали за мной на одинаковом расстоянии.
Примерно через два часа этой односторонней шутки, когда я проехал немного
Поднявшись на холм, я краем глаза посмотрел на своих спутников, которые
были примерно в четверти мили позади меня. Один из них заметил меня и
поднял ружье, но я тут же отвернулся и, как только холм скрыл меня,
дал шпоры своему коню, так что, когда они достигли вершины холма, я
был уже в полумиле впереди, сжигая землю, как поджарый пес. Они стреляли по мне, но моя лошадь увеличила расстояние между нами на следующие пять миль, после чего они полностью скрылись из виду. К полудню я выехал на старую почтовую дорогу, а к
В середине дня мы добрались до дома, проехав более шестидесяти миль в седле без остановки».

Как раз в конце рассказа Булла из стада подъехал Флуд и, привязав свою лошадь, присоединился к кругу. В ответ на вопрос одного из мальчиков о том, как отдыхает скот, он сказал:

«Это стадо хорошо привыкает к жизни на тропе». Если мы будем просто
осторожны с ними в течение первого месяца и нас не застигнут сильные штормы
ночью, то, возможно, за всё путешествие у нас ни разу не будет
забега. Последний глоток воды, который они сделали сегодня вечером,
обеспечил им ночной сон, которого хватит на
до утра. Нет, сегодня ночью не будет никаких проблем».

 Целый час после возвращения нашего бригадира мы сидели у костра,
разговаривая о том о сём. Но в конце концов Флуд, подытожив сказанное, предложил всем раздеться и лечь спать. Булл незаметно подмигнул нескольким мальчикам, и мы на время отстали.
Невинно повернувшись к Форресту, Дарем спросил:

«Где был... когда был... это ты рассказывал кому-то о побеге?»
ты был там прошлым летом? Я никогда не слышал, чтобы ты рассказывал об этом. Где это было?

— Ты имеешь в виду, в прошлом году на Симарроне, когда мы смешали два стада, — сказал Куинс, который заглотил наживку, как окунь, и теперь был полностью поглощён рассказом. — Мы были довольно близко друг к другу, стада впереди и позади нас, и однажды ночью на нас, как циклон, налетело стадо коров и пронеслось прямо через наш лагерь. Мы выскочили из-под одеял и побежали к нашим
лошадям, но не успели мы схватить их за уздечки, как

Бык подмигнул нам, и все в отряде повалились на землю, а храп, заглушивший рассказчика, был похож на хор циркулярных пил
продираясь сквозь сосновые сучки. Форрест с первого взгляда оценил ситуацию,
и когда он поднялся, чтобы уйти, оглянулся и заметил,--

“Вы, должно быть, все думаете, что это умно”.

Прежде чем он скрылся из виду, Дарем сказал остальным из нас,--

“Несколько таких доз излечат его от сосания яиц и умного поведения,
перебивая людей”.




ГЛАВА IV


АТАСКОСА

В течение следующих нескольких дней мы шли вдоль побережья, за исключением тех случаев, когда
нам приходилось углубляться в сушу из-за различных рукавов Лагуна-Мадре. Примерно через неделю после
того, как мы покинули Арройо-Колорадо, мы наткнулись на Солёную лагуну, которая
По меньшей мере в пятидесяти милях от побережья. Здесь мы в последний раз увидели солёную воду, и шум залива больше не доносился до нас. Теперь наш путь лежал на север через два крупнейших ранчо в
Техасе, «Раннинг У» и «Лорел Лиф», которые отправляли по этой дороге больше скота, выращенного на их собственных фермах, чем любые другие четыре ранчо в
Штате Одинокой Звезды. Мы почти неделю шли по их пастбищам
и, добравшись до ранчо Санта-Гертруда, узнали, что три стада,
каждое более чем по три тысячи голов, уже отправились в путь
по этим двум маршрутам, а ещё четыре должны были последовать за ними.

До сих пор нам очень везло с добычей воды для стада, по крайней мере, раз в день, а часто и по два-три раза. К этому времени наше стадо уже хорошо привыкло к перегонам, и на пастбищах скот успокаивался, становился послушным и удобным в обращении. Многолетний опыт Флуда на перегонах убедил его в том, что падёж скота обычно происходит из-за того, что стадо не наедалось травой и не напивалось водой перед тем, как лечь спать. Если не считать
несчастных случаев, которые могут произойти, его точка зрения верна, если соблюдать осторожность
в течение первых нескольких недель, чтобы приучить стадо к
тропе. Но хотя голод и жажда, вероятно, являются причиной
большего количества паник, чем все остальные причины вместе взятые,
от неожиданностей никто не застрахован. Паническое бегство — это естественное следствие страха,
и ночью или при слабом освещении эта робость может охватить
всё стадо из-за вспышки молнии или раската грома, в то время как
споткнувшийся ночью конь или запах какого-нибудь дикого животного
за мгновение могут напугать несколько голов и заразить всё стадо.
стадо, чтобы повергнуть их в самую дикую панику. Среди тысячи
стада, как наша, которых гнали по тропе в течение своего краткого
существования, ни один из них не совершил путешествие, не встречая более или менее
беда с трассы. Часто стадо становилось настолько избалованным таким образом,
что это перерастало у них в манию, так что они обращались в паническое бегство при
малейшей провокации - или без провокации вообще.

Через несколько дней после отъезда с ранчо Санта-Гертруда мы пересекли реку Нуэсес
Река, по которой мы следили в течение нескольких дней, поддерживая с ней связь
в поисках воды для стада. Но Нуэсес, после того как мы миновали Оквилл, резко поворачивает
на юго-запад, и Атаскоса, один из его притоков, становится нашим источником воды. Мы
начинали чувствовать себя слишком уверенными в хорошем поведении нашего стада, когда однажды ночью на третьей неделе нашего путешествия произошёл случай, в котором они продемонстрировали свои беговые качества к нашему полному удовлетворению.

Это произошло во время нашей смены, около двух часов ночи.
 Ночь была необычайно тёмной, а воздух — очень влажным.
После того, как мы пробыли в дозоре, возможно, около часа, мы с Джоном Офицером ехали в одном направлении по разные стороны от стада, а «Бунтарь» кружил в противоположном, и вдруг лошадь Офицера ударила передними копытами в нору суслика, и через мгновение и лошадь, и всадник растянулись на земле. Несчастный случай произошёл всего в нескольких ярдах от спящего стада, которое мгновенно вскочило на ноги как один бык и унеслось прочь со скоростью света. Я ехал верхом на своём Ниггере, и когда скот направился ко мне,
уходя от источника своего испуга, мне пришлось пустить в ход и плеть, и кнут
чтобы не попасть под натиск. К счастью, местность рядом с пастбищем была
свободной, и, пока перепуганный скот прижимался ко мне, моя лошадь
держалась впереди. В последовавшем грохоте все звуки
растворились в общем шуме, и я осознал, что я не один, только
увидев несколько ярких вспышек слева от себя, и, поняв, что у меня
тоже есть оружие, несколько раз выстрелил в воздух в ответ. Вскоре ко мне присоединились священник
и офицер, последний, не теряя времени, вернулся на своё место
мы втроём держались вместе на небольшом расстоянии,
потому что было бы бесполезно пытаться остановить или повернуть вспять это
нападение скота в его первом безумном порыве.

Фургон стоял лагерем примерно в двухстах ярдах от места ночлега, и
стадо предупредило спящих мальчишек, так что, если бы мы втроём
смогли удержать свои позиции впереди, помощь пришла бы к нам, как только
люди в лагере смогли бы добраться до своих лошадей. Заметив, что скот растянулся в
ширину, Прист послал Офицера налево, а меня — направо, чтобы
указать на вожаков и удержать стадо
от того, чтобы не разделиться и не рассеяться, в то время как он оставался в центре и вёл стадо. Вскоре я оказался с внешней стороны от вожаков и, отступая назад и продвигаясь вперёд, направлял их изо всех сил. Я повторял это несколько раз, даже объезжая скот по внешней стороне или подсыпая немного пороха в морду какому-нибудь упрямому вожаку, когда позади стада я увидел череду вспышек, похожих на светлячков, которые сказали мне, что ребята спешат нам на помощь.

Бегство — неестественная для крупного рогатого скота походка, и если бы мы только могли
если мы будем гнать их вместе и не позволим разделиться, то со временем они устанут, а на то, что задние животные будут следовать за вожаками, можно будет положиться. Всё, на что мы могли надеяться, — это заставить их бежать прямо, и в этом отношении мы прекрасно справлялись, хотя в какой-то степени это было гаданием на кофейной гуще. Когда они пробежали, возможно, милю, я заметил, что Прист догоняет всадника. Проехав немного вместе,
один из них подъехал к моему месту, и в следующую минуту наш бригадир
уже скакал рядом со мной. В нетерпении проверить ход работ он
Я последовал за ним, и, обогнав лидеров, мы добрались до левого фланга, к тому времени, когда подоспела остальная часть отряда. Теперь, собравшись с силами, мы ударили по левому флангу и на несколько мгновений отклонили их курс. Однако дюжина человек может охватить лишь небольшое пространство, и вскоре мы поняли, что развернули лишь несколько сотен человек, а основная масса продолжала двигаться вперёд. Бросив тех немногих коров, которых мы обратили в бегство, они вскоре
снова вырвались вперёд, и мы попытались
чтобы повернуть их налево. Выстроившись в ряд так, чтобы между людьми было около двадцати футов, мы направили наши силы в нужную сторону и погнали скот в надежде постепенно изменить его направление. Несколько минут казалось, что наша попытка увенчается успехом, но наш кордон был слишком слабым, и скот проходил между всадниками, и вскоре мы обнаружили, что часть наших сил находится по обе стороны от стада, в то время как несколько человек скачут впереди.

Обнаружив, что наши силы таким образом разделились, пятеро или шестеро из нас, оставшихся
справа мы довольствовались тем, что указывали на вожаков, потому что, насколько мы могли судить, скот бежал компактно. Однако наш бригадир был полон решимости повернуть стадо, и через несколько минут он присоединился к нам справа, когда мы под его руководством обогнули переднюю часть стада и собрались слева, где в третий раз повторили ту же тактику, пытаясь повернуть стадо. Но в этом, нашем последнем эксперименте, мы пытались
медленно вращать их по гораздо большему кругу, обещая
успех. Внезапно в темноте мы наткнулись на заросли мескитового дерева, в которые с треском ломающихся веток и грохотом рогов ворвалось стадо, отчего у меня по спине пробежал холодок. Но времени на раздумья не было, потому что наши лошади были в зарослях, а стадо приближалось к нам, и нам ничего не оставалось, кроме как продираться сквозь них, каждый сам за себя. Я дал Ниггеру волю, закрыв глаза и
схватившись за луку и хомут, чтобы не упасть; вороной
послушался и помчался сквозь заросли, местами выше моего
Я поскакал вперёд и вскоре оказался на открытом пространстве, значительно опережая
скот.

 Эта чаща, должно быть, была шириной в восемь или десять ярдов и немного замедляла
бег, но, когда они выбрались из неё, то рассыпались и снова побежали.
Будучи один и не зная, куда повернуть, я поскакал направо и вперёд и вскоре
очутился впереди довольно длинной вереницы скота. Мы с Ниггером
гнали их, куда они хотели, когда Джо Столлингс, сам без шляпы,
на взмыленной лошади, догнал меня, и мы вдвоём
Мы знали, что с этим упрямым скотом будут проблемы. Но мы не пытались его повернуть, потому что он набрался сил, продираясь сквозь заросли, и бежал лёгкой трусцой. Несколько разМы заставили вожаков перейти на рысь, но когда подоспел остальной скот, нам пришлось ослабить хватку и позволить им продолжить бег, иначе они разлетелись бы в разные стороны, как куропатки. На этом этапе погони мы понятия не имели, где находится остальная часть отряда, но оба были уверены, что стадо рассеялось, покинув заросли мескитового дерева, и, возможно, теперь бежит полудюжиной групп, как та, с которой мы были.

Лошадь Столлингса сильно запыхалась, и по моему предложению он
спрыгнул с неё, чтобы попытаться понять, сколько скота мы видели
впереди. Его не было какое-то время, и, пока Ниггер скакал легким галопом.
легко вырвавшись вперед, я сумел извлечь патроны из своего шестизарядного револьвера
и снова наполнить барабан. Когда Джо снова догнал меня, он доложил
что за мной следует стройная колонна крупного рогатого скота длиной в полмили
. Поскольку один человек мог легко вести это стадо до рассвета, я оставил Столлингса с ними и отъехал влево почти на четверть мили, прислушиваясь, не бежит ли какой-нибудь скот слева от тех, кого мы вели. Мне потребовалось всего несколько минут, чтобы
Я убедился, что наша группа была крайней слева, и после того, как я
вернулся к Джо, мы попытались проверить наши владения.

 Впереди нашей группы было около пятидесяти или шестидесяти крупных быков,
и, загнав их в галоп, мы открыли огонь из наших шестизарядных ружей, стреляя в землю прямо перед их мордами, и были вознаграждены тем, что они развернулись и побежали в другую сторону. Воспользовавшись моментом, мы вскочили на лошадей, преследуя отступающих
вожаков, и, пока задние ряды скота мчались вперёд, легко развернули
их. Оставив Джо разворачивать задние ряды, я поскакал к
Я поскакал вперёд, на ходу расстегивая дождевик, и, догнав отставших лидеров, которые бежали под углом к своему прежнему курсу, стал размахивать «рыбкой» у них перед носом, пока они не вернулись в арьергард нашей колонны, и вскоре мы устроили карусель, которая заняла их и дала нашим лошадям передохнуть. Как только мы устроили карусель, наши проблемы, связанные с бегом, закончились, потому что всё, на что мы могли надеяться, — это заставить их выложиться в этом бесконечном круге.

Тогда до рассвета оставался ещё час, и всё, что мы могли сделать, — это ехать
Мы огляделись и стали ждать рассвета. В темноте, предшествовавшей рассвету, мы не имели ни малейшего представления о том, сколько голов было в нашем стаде, но, судя по размеру и плотности скопления скота, оно должно было занимать акр или больше. Влажность воздуха, преобладавшая ночью, к рассвету сменилась густым туманом, который скрыл от нас всё вокруг и оставил нас в таком же неведении, как и раньше. Но с рассветом мы несколько раз проехали по нашей территории,
разгоняя и рассеивая мечущийся скот, и как
Когда рассвело, мы увидели, что они успокоились и принялись пастись,
как будто только что поднялись с земли. Прошло больше часа, прежде чем туман рассеялся настолько, что мы смогли понять, где находимся.
За это время мы со Столлингсом подъехали к ближайшему возвышению и сделали несколько выстрелов в надежде получить ответ от отряда, но ответа не последовало.

Когда солнце поднялось достаточно высоко, чтобы рассеять туман, висевший в
облаках, в поле зрения не было ни одного объекта, по которому мы могли бы определить
Мы не знали, куда бежали ночью, на восток, на запад или на юг,
хотя и Столлингс, и я были уверены, что не пересекали тропу, и всё, что мы знали наверняка, — это то, что у нас было от шестисот до семисот голов скота. Столлингс потерял шляпу, а у меня не было одного рукава и оба внешних кармана моего плаща были оторваны, а колючки мескитового дерева оставили следы на наших лицах, особенно уродливый порез был на правом виске Джо. — Последние десять лет я ношу леггинсы.
— Лет десять назад, — сказал мне Столлингс, когда мы осматривали наши увечья, — я продирался через заросли мескитового дерева, и это был единственный раз, когда я получил прибыль от своих вложений.
 Они как шестизарядные револьверы — носишь их всю жизнь, а они тебе ни к чему.

 Позавтракав сигаретой, я оставил Джо присматривать за нашей группой и, проехав несколько миль вправо, перерезал путь довольно большому стаду. Прослеживая этот след, я легко понял, что
кто-то шёл впереди, так как они не могли держать курс.
в одном направлении на любое расстояние, как это сделал бы свободный скот. Пройдя по этой тропе около трёх миль, я заметил стадо и, догнав его, обнаружил, что двое наших парней ведут примерно половину того, что было у Столлингса. Они сообщили, что Бунтарь и Боб Блейдс были с ними до рассвета, но, имея самых свежих лошадей, оставили их с рассветом и ускакали направо, куда, как предполагалось, убежало основное стадо. Поскольку отряд Столлингса находился примерно в трёх-четырёх милях позади и слева от этого отряда, Уайатт Раундтри
предложил ему пойти и пилотировать скот Джо, поскольку он был уверен в этом.
основные силы были где-то справа от нас. Получив от меня указания
, где он может найти наше хозяйство, он уехал, а я
снова поехал направо, оставив Рода Уита с их уловом.

Солнце теперь было на несколько часов максимум, а сила моего черных
пройдя испытания смело, я крестообразный надрез страны и вскоре был на
еще один след в нашей паническое бегство скота. Но, следуя по этому следу, я вскоре заметил двух других всадников, ехавших впереди меня. Зная, что мои услуги
было уже слишком поздно, и я проехал лишь столько, чтобы убедиться в этом. Следы, оставленные бегущим скотом, было так же легко заметить, как и дорогу, а в тех местах, где земля была песчаной, дёрн был изрезан, как будто по нему проскакал кавалерийский полк. Снова свернув направо, я поехал к возвышенности, с которой мне должен был открыться хороший вид на окрестности. Как бы ни было мало это возвышение, добравшись до него, я разглядел большое стадо скота, и когда я уже собирался подъехать к ним, то увидел, как наш фургон и верховые лошади тяжело дышат.
Я заметил их с северо-запада. Предположив, что они идут по самой большой тропе, я поскакал к стаду, где Флуд и двое парней пасли около тысячи голов скота. Сравнив записи, наш бригадир смог назвать имена всех мужчин, кроме двух, и, поскольку ими оказались Блейдс и Прист, я смог дать ему удовлетворительное объяснение их вероятному местонахождению. Когда я доложил, что заметил повозку и _ремуду_, Флуд сразу же приказал мне встретить их и поторопить, так как не только он, но и Стрейхорн с Офицером остро нуждались в смене лошадей.

Я узнал от МакКанна, который следовал за стадом в повозке, что
обычная тропа шла на запад, и стадо пересекло её в пределах четверти мили после того, как покинуло пастбище. Присоединившись к Хонимену, я
взял первую лошадь, которая оказалась в пределах досягаемости моей верёвки, и на свежей лошади мы проехали мимо повозки и вскоре догнали нашего бригадира. Там мы как можно лучше распрягли лошадей без помощи повозки, и к приезду МакКанна у всех были свежие лошади, и мы были готовы к приказам. Это была моя первая поездка
Я был голоден и хотел пить, и надеялся, что кто-нибудь скажет что-нибудь о еде, но, похоже, это была последняя мысль в голове нашего бригадира. Вместо этого он приказал мне взять с собой двух других парней и, отправив их по следам группы, за которой следовали «Бунтарь» и «Блейдс», гнать скот, которого мы держали слева от нас. Но по пути нам удалось встретить повозку и взять у МакКанна
глоток воды и флягу, прежде чем мы поскакали выполнять
наше задание. Проехав вместе около мили, мы разделились, и
Добравшись до ближайшего стада, я увидел, что Раундтри и Столлингс
подходят к более крупному стаду. Собрав два стада вместе,
мы погнали их в сторону лагеря. Вскоре мы заметили основное
стадо и увидели справа от нас, примерно в пяти милях, двух наших
людей, которые гнали ещё одно стадо. Как только мы загнали наш скот в стадо, Флуд приказал мне, из-за моего лёгкого веса, встретить эту группу, выяснить, где находится последний скот, и отправиться им на помощь.

 С голодным взглядом в сторону нашей повозки я повиновался и на
Встретившись с Даремом и Борроустоуном, они узнали, что внешний отряд справа, который свернул на обычную тропу, не проверяли до самого рассвета. Всё, что они знали об их местонахождении, — это то, что на подъёме из Оквилла они видели двух мужчин с кружком на шляпе, которые пасли скот примерно в пяти милях ниже, и передали через погонщика, что у них около четырёхсот голов. Вооружившись этой скудной информацией, я поскакал в том направлении, где, как можно было ожидать, находились наши пропавшие люди, и, проехав с час по местности, заметил
Одинокий всадник на возвышенности, в котором по серому коню я узнал Куинса Форреста. Он, очевидно, искал кого-то, кто бы их направил. Они бродили, как заблудившиеся овцы, с самого рассвета, но вскоре мы направили их скот в нужную сторону, и Форрест повел их, а мы с Квартернайтом придали им необходимый импульс. Оба они громко ругали меня за то, что я не принёс им флягу с водой, хотя они прекрасно понимали, что в такой чрезвычайной ситуации, как эта, наш бригадир никогда не подумает ни о чём, кроме
возвращение стада. Нам было не до комфорта; люди стоили недорого, но
скот стоил денег.

Мы добрались до лагеря около двух часов и увидели, что отряд
отбивает скот, который присоединился к стаду во время перегона.
Присоединившись к отряду, мы включились в работу, и хотя Форрест
и Квартернайт были хороши и в пешем строю, не было приказа менять
лошадей, не говоря уже о еде и питье. В стаде было несколько сотен голов смешанного скота, и после того, как мы их пересчитали, мы выстроили наш скот в ряд. В отсутствие Приста, Флуда и
Джон Офицер занялся подсчётом, и, поскольку время было позднее, скот шёл медленно, как будто никогда в жизни не делал ничего, кроме как шёл. Подсчёт показал, что не хватает шестнадцати голов из двадцати восьмисот, так что нам всё равно не хватало ещё трёхсот. Но хорошие люди шли по их следу, и, оставив двух человек присматривать за стадом, остальные последовали самому желанному приказу за весь день, когда Флад намекнул, что мы «перекусим и пойдём за остальными».

Мы были в седлах с часу или двух ночи
Не стоит и говорить, что наши аппетиты были под стать тому, что приготовил для нас повар. Наш бригадир, словно боясь упустить хоть минуту, отправил Хонимена за лошадьми ещё до того, как мы закончили ужинать. Как только _ремуда_ была загнана в загон, под натиском неутомимого бригадира ужин быстро закончился, и нам понадобились свежие лошади. Атаскоса,
ближайший к нам водопой, находился за обычной тропой, ведущей на запад, и
мы оставили приказ гнать стадо к нему и к воде,
Мы с Флудом отправились на поиски наших пропавших людей, не забыв взять с собой двух запасных лошадей для Блэйда и Приста. Вести этих запасных лошадей пришлось мне, но из-за того, что у Джима Флуда в руке был свободный конец верёвки, нам пришлось ехать быстро, чтобы не отставать от них.

Добравшись до следов пропавшего скота, наш бригадир задал темп на пять-шесть миль, который позволил бы нам пересечь Нуэсес к ночи, и нас остановил только Мосс Стрейхорн, который подъехал сбоку и перехватил нас на полном скаку. Пропавший скот
Они были в миле от нас справа, и мы развернулись и поскакали к ним.
 Стрейхорн объяснил нам, что скот наткнулся на недавно установленную ограду на своём пути и, пройдя вдоль ограды несколько миль, столкнулся с поворотом, и угол задержал отряд, пока «Мятежник» и «Лезвия» не догнали их. Когда офицер и он добрались до
них, они не смогли точно подсчитать, сколько там было
крупного рогатого скота, и сочли целесообразным поберечь
лошадей и не резать их, пока не прибудет подмога.
Мы подъехали к скоту, мой Бунко и Блэйдс с тоской посмотрели на наши сёдла, и, предвидя их желание, я отвязал свой дождевик, хорошо помня упрёки Квартернайта и Форреста, и достал полную флягу воды — конечно, тёплой, но не менее желанной.

Не успели мы переменить седла, как остановили табун, отделили
пасущийся скот, пересчитали и обнаружили, что у нас около трёхсот тридцати
с лишним «кругляшек» — наш счёт более чем полный. Теперь, когда
ничего не пропало, Флуд взял с собой свободных лошадей и двух
мальчиков и
вернулся к стаду, оставив троих из нас, чтобы привести в порядок этот последний отряд нашего разбредшегося скота. В этом отряде почти все были крупные быки, и они пробежали целых двадцать миль, прежде чем их удалось остановить благодаря углу в заборе. Когда наш бригадир ускакал прочь, оставив нас позади, Боб Блейдс сказал:

«Что-то босс сегодня не в духе!» Если бы он добрался до этого старого
мира, то сделал бы это за полдня и отправился бы на рыбалку
днём — если бы его лошади выдержали.

Мы добрались до Атаскосы вскоре после прибытия стада и
Подержав скот у воды в течение часа, мы пасли его до конца вечера, потому что, если в том, чтобы у него был полный желудок, и была какая-то польза, мы хотели воспользоваться ею. Пасясь тем вечером, мы пересекли тропу под углом и разбили лагерь на самой открытой местности, которую смогли найти, примерно в десяти милях ниже нашего вчерашнего лагеря. Были приняты все меры предосторожности, чтобы предотвратить повторение
побега; для ночного дежурства были выбраны наши лучшие лошади, так как
обычные были слишком измотаны; для ночлега было использовано
каждое преимущество возвышенности
Мы были в безопасности и, таким образом, защищены от случайностей, когда разбили лагерь на ночь. Но на тропе никогда не происходит того, чего ожидаешь, и на следующее утро солнце взошло над нашим стадом, мирно пасущимся в цветущих прериях, граничащих с Атаскосой.




 ГЛАВА V

 СУХОЙ ПЕРЕГОН

 Наш скот хорошо отдохнул после этого перехода, и в следующие несколько недель не произошло ничего заслуживающего упоминания. В низинных графствах не было обычных троп,
поэтому мы просто держались открытой местности.
 Весна наступала, пока прерии не покрылись травой и
цветы, а воду, хотя и в меньшем количестве, можно было найти хотя бы раз в день. Мы проехали к западу от Сан-Антонио — перевалочного пункта, который все стада проезжали по пути на север, — и Флуд с нашим поваром взяли повозку и отправились за припасами. Но отряд со стадом продолжил путь по широкой, хорошо обозначенной тропе, местами шириной в семьдесят пять ярдов, где все местные тропы сливались в одну общую, известную в те дни как Старая Западная тропа. В рамках этого повествования мы не будем рассматривать причину или происхождение
Эта скотопрогонная тропа, хотя и была проложена многими сотнями тысяч голов скота, которые предшествовали нашим «Круговым точкам», и предназначалась для того, чтобы обеспечить выход ещё нескольким миллионам голов, которые должны были последовать за ними. Сама тропа состояла из множества неровных проходов для скота, соединённых в один широкий проход, который сужался и расширялся по мере необходимости, но всегда вёл на север. После нескольких лет непрерывного использования он стал таким же чётко обозначенным, как русло реки.

Несколько стад, которые ушли дальше в глубь страны, опережали наше,
и мы считали это преимуществом, потому что куда бы ни ушло одно стадо,
это было разумно, что другие могут последовать. Флуд знал, что тропа, как
также любого другого мастера, но была одна вещь, он не
принимать во внимание: drouth предыдущего лета. Верно,
прошли местные весенние дожди, достаточные для того, чтобы трава начала расти
но количество воды в том количестве, в котором мы нуждались, увеличивалось с каждым днем
найти ее становилось все труднее. В первую неделю после отъезда из Сан-Антонио наш
бригадир отправился на разведку в поисках воды на целый день раньше стада.
Однажды вечером он вернулся к нам с новостью, что нам предстоит сухая
ехать, потому что после пересечения следующей цепочки озёр до следующей воды было шестьдесят миль, а сообщения о наличии воды даже после пересечения этого засушливого участка были очень противоречивыми.

 «Хотя я знаю каждый сантиметр этой тропы, — сказал бригадир, — кое-что выглядит подозрительно.  Впереди нас только пять стад, и первые три прошли по старому маршруту, но последние два после пересечения Индиан-Лейкс по какой-то причине повернули и пошли на запад». Эти последние стада, возможно, являются товарным скотом,
который вытесняют на запад, на новые пастбища; но мне не нравится такая перспектива. Это было бы
Мне потребуется два дня, чтобы проехать туда и обратно, и к тому времени мы могли бы проехать уже две трети пути. Я уже проезжал этот путь без капли воды в пути и не стал бы бояться его сейчас, если бы была хоть какая-то уверенность, что на другом конце есть вода. Я считаю, что ничего не остаётся, кроме как взяться за неё; но разве это не адская страна? Сегодня я проехал пятьдесят миль и не встретил ни души».

Индейские озёра, которых насчитывалось около семи, представляли собой естественные водоёмы с
каменистым дном и находились на расстоянии около мили друг от друга. На следующий день мы полили их в десять часов
и к ночи разбили лагерь в пятнадцати милях от них. Там было
Для скота и лошадей было достаточно хорошего пастбища, и в первую ночь мы не
столкнулись ни с какими трудностями. Макканн наполнил для этой поездки
дополнительный бочонок на двадцать галлонов. Вода была слишком ценным
ресурсом, чтобы расходовать её бездумно, поэтому мы стряхнули пыль с
одежды и не стали умываться. Это не было серьёзным лишением, и никто
не мог критиковать другого, потому что все мы были одинаково пыльными
и грязными.

На следующее утро, с рассветом, скот согнали с пастбища
и пустили пастись, пока солнце не высушило то немногое, что впитала
трава за ночь. Жара прошлой недели
Жара была очень изнуряющей, и, чтобы как можно больше от неё избавиться, мы выезжали рано утром и поздно вечером. Прежде чем повозка проезжала мимо стада во время утренней поездки, мы наполняли водой те немногие фляги, которые у нас были. Ремюда оставалась со стадом, и в течение дня мы четыре раза меняли лошадей, чтобы не утомлять ни одну из них. Несколько раз в течение часа или больше стаду позволяли
лежать и отдыхать, но к середине дня жажда заставляла их
быть нетерпеливыми и беспокойными, и погонщики были вынуждены ехать дальше
Мы ехали впереди, чтобы сдерживать скот, чтобы он шёл шагом. Несколько раз
в течение дня мы пытались его пасти, но это стало возможным только в сумерках.

 После четвёртой смены лошадей Хонимен поскакал вперёд
с вьючным скотом и догнал повозку. По приказу Флуда он должен был привязать всех ночных лошадей, потому что, если бы скот можно было заставить пастись, мы бы не уложили его спать до десяти вечера, и все рабочие были бы нужны для ухода за стадом. Макканн получил инструкции
лагерь на водоразделе, который, как мы знали, находился в двадцати пяти милях от нашего лагеря прошлой ночью или в сорока милях от Индейских озёр. Как мы и ожидали, скот охотно пасся после наступления темноты, и при ясной луне мы позволили ему свободно разбредаться, пока он пасся. За час до того, как стадо подошло к лагерю, мы развели костёр Маккэнна на водоразделе, и все остались, чтобы уложить измученный жаждой скот. Стаду выделили в три раза больше места, чем обычно требуется для
выгула, но даже тогда в течение почти часа лишь половина из них
легла.

Мы обращались с коровами настолько гуманно, насколько это было возможно в данных обстоятельствах. Ночная охрана была усилена: шесть человек на первой половине и столько же на второй, а Боб Блейдс помогал Хонимену ночью пасти верховых лошадей. Если кто-то из нас и поспал в ту ночь больше часа, то ему повезло. Флуд, МакКэнн и погонщики лошадей даже не пытались отдохнуть. Для тех из нас, кто мог найти время, чтобы поесть, наш повар был всегда наготове. Наш бригадир знал, что сытый человек может вынести невероятные трудности, и
оценил тот факт, что на тропе хороший повар является ценным приобретением
. Поэтому наше снаряжение было веселым для мужчины, а шутки и песни
помогли скоротать утомительные ночные часы.

Второй охранник, попавший под наводнение, согнал скот с постелей за
час до рассвета и, прежде чем их сменили, погнал стадо погонять
на третий день пути по этой безводной холмистой местности прошло более пяти миль
. Несмотря на то, что мы экономили воду, после завтрака в то третье утро её едва хватило, чтобы наполнить фляги на
день. Ввиду этого мы не могли пообедать в полдень
еды — кроме банки помидоров для мужчины; поэтому повозке было приказано ехать вперёд, к ожидаемой воде, а верховых лошадей держали наготове, как и накануне, для частой смены седоков. День выдался жарким, и к середине утра скот в отчаянии вывалил языки, а их угрюмое мычание разносилось от задних к передним и обратно в жалобной, но зловещей мольбе. Единственное, что мы могли сделать, чтобы облегчить их участь, — это ехать медленно, так как они отвергали любую возможность пощипать травку или прилечь.

[Иллюстрация: Жара и жажда]

Было почти двенадцать часов дня, когда мы достигли последнего перевала и увидели
редкие деревья, которые указывали на то, что мы приближаемся к реке.
Принятый накануне приказ — вести стадо шагом, чтобы не утомлять и не
перегревать животных, — теперь требовал, чтобы четверо мужчин шли впереди,
а остальные следовали за ними на расстоянии более мили, угрюмые и
напряжённые. Ближе к середине дня МакКэнн вернулся на одном из своих мулов и сообщил, что воды хватит только на то, чтобы напоить лошадей. По его словам, предыдущий отряд вырыл неглубокий колодец в
русло ручья, из которого он наполнял свои бочки, но запас воды был ничтожен. Получив это известие, мы в пятый раз за день сменили лошадей, и Флуд, взяв с собой Форреста, повара и конюха, поскакал с _ремудой_ к ручью, в котором не было воды.

 Перспективы были отнюдь не обнадеживающими. Флуд и Форрест проехали вдоль ручья десять миль в бесплодных поисках воды.
Отряд сдерживал стадо до наступления сумерек, когда
Флад вернулся и подтвердил сообщение Маккэнна. До него оставалось ещё двадцать миль
до следующей водопоя оставалось совсем немного, и если бы лошадей можно было как следует напоить, Флуд был бы готов попытаться провести стадо к водопою. МакКэнн копал дополнительный колодец и выразил уверенность, что, если вырыть несколько ям, можно будет обеспечить достаточное количество воды для верховых лошадей. Хонимен загнал лошадей в загон и
позволял лишь немногим из них подходить к воде, в то время как
ночных лошадей тщательно поили по мере того, как поднималась вода в
колодце.

 Чтобы удержать стадо в эту третью ночь, потребовались все
силы.  Лишь несколько человек
время от времени им разрешалось заходить в лагерь и есть, потому что стадо отказывалось даже ложиться. Те немногие коровы, которые пытались отдохнуть, не могли этого сделать из-за более беспокойных животных. Они кружили на одном месте, пока всадники не проносились через стадо с головокружительной скоростью, чтобы разбить группы.
 Во время этих кружений стада мы отъехали более чем на милю от лагеря, но благодаря лунному и звёздному свету и количеству всадников нам удалось не разбрестись. Поскольку лошади были на свободе всю ночь, мы
не могли отправиться в путь до рассвета, что дало нам возможность
Мы потеряли время, которое могли бы потратить на утреннюю передышку.

 Хорошая пасмурная погода могла бы нас спасти, но вместо этого было душное утро без единого дуновения ветерка, что предвещало ещё один день изнуряющей жары.  Мы не проехали и двух часов по дороге, как жара стала почти невыносимой для людей и животных. Если бы не состояние стада, всё могло бы ещё обойтись, но прошло уже больше трёх дней без воды для скота, и он стал беспокойным и неуправляемым. Головной скот несколько раз поворачивал назад.
Бесцельно бродя в любом направлении, стадо с большим трудом
можно было удержать на тропе. Позади идущие нагоняли
ведущих, и скот постепенно терял всякое подобие стада.
Однако наши лошади были свежими, и примерно через два часа работы мы снова растянули стадо в цепочку. Но не успели мы проехать и мили, как вожаки снова повернули, и скот сбился в кучу, беспорядочно мешаясь и мыча от жажды и лихорадки. Мешание только усиливало их страдания
от жары, и отряд снова и снова разделял и рассекал их на части в надежде, что эту злополучную вспышку удастся остановить. Как только они переставали метаться, они устремлялись в разные стороны, иногда на полмили, неуправляемые, как океанские волны. Проведя в таком состоянии несколько часов, они наконец повернули обратно на тропу, и все усилия отряда не смогли их остановить. Мы бросали им в лицо наши верёвки, а когда это не помогло,
мы прибегли к стрельбе, но, несмотря на выстрелы и
Дым, который они угрюмо выдыхали, стелился перед ними. Шестизарядные револьверы стреляли так близко к мордам вожаков, что опаляли им шерсть, но под полуденным солнцем они не обращали внимания ни на это, ни на другие попытки их повернуть, и полностью вышли из-под нашего контроля. В нескольких случаях дикие быки намеренно шли на наших лошадей, и тогда до нас впервые дошло, что у нас кровь стыла в жилах: _стадо слепло_.

Кости людей и животных , которые лежат, белея, вдоль троп
Это был не первый случай, когда равнина сбивала с толку решительных людей. Теперь стало очевидно, что ничто, кроме воды, не остановит стадо, и мы отъехали в сторону, чтобы пропустить их. Когда мы вернулись к повозке, наш бригадир, казалось, был ошеломлён внезапным и неожиданным поворотом событий, но собрался с духом и принял меры.

«Осталось сделать только одно, — сказал он, пока мы ехали, —
а именно — поторопить отряд с возвращением в Индиан-Лейкс. Стадо будет идти
днём и ночью, и можно рассчитывать на то, что инстинкт приведёт их к
Они знают только воду. Сейчас уже слишком поздно что-то предпринимать, но понятно, почему те два последних стада повернули к озёрам: кто-то вернулся и предупредил их о том, с чем мы столкнулись. Мы должны опередить их у озёр, потому что вода — единственное, что может их остановить. Хорошо, что они сильные, и пять-шесть дней без воды вряд ли убьют кого-то из них. Это было недвусмысленное заявление человека, который сказал, что если бы он владел адом и Техасом, то сдавал бы Техас в аренду, а сам жил бы в аду, потому что если это не ад Билли, то я хотел бы знать, как вы это называете.

Мы потратили час на то, чтобы напоить лошадей из колодцев в нашем лагере прошлой
ночью, и около двух часов отправились обратно по тропе к
Индейским озёрам. Днём мы догнали брошенное стадо.
 Оно растянулось почти на пять миль в длину и двигалось со скоростью
около трёх миль в час. Четырём мужчинам дали по две дополнительные лошади на каждого
и оставили догонять отставших с приказом следовать за ними до самой ночи, а утром — пока не закончатся фляги. Остальная часть отряда двинулась дальше без
остановить, кроме как поменять опоры, и достиг озера вскоре после
полночь. Там мы получили первый хороший сон любого последствия для
три дня.

Нам повезло, что на этих озерах не было пастбищного скота
и нам пришлось преодолеть всего около шести миль, чтобы догнать
дрейфующее стадо. Был почти полдень следующего дня, когда скот
начал прибывать к водопоям группами от двадцати до пятидесяти человек.
Какими бы жалкими они ни были, было в новинку видеть, как они добираются до
воды и утоляют жажду. Они заходили в озёра по пояс, пока
бока были наполовину покрыты шерстью, они стояли и тихо мычали, часто по полчаса, прежде чем попытаться напиться. Вопреки нашим ожиданиям, сначала они пили очень мало, но стояли в воде часами. Выйдя из воды, они ложились и отдыхали ещё несколько часов, а затем снова пили, прежде чем попытаться пастись, жажда побеждала голод. В том, что они были слепы, не было никаких
сомнений, но если устранить вызвавшие это причины, то, вероятно, их зрение постепенно восстановится.

 К вечеру вернулся арьергард нашего отряда и доложил
хвост стада отстал примерно на двадцать миль, когда они покинули его.
В течение дня к озёрам подошло не более тысячи голов, и ближе к вечеру мы загнали их в загон и легко удерживали там всю ночь.
Все четверо мужчин, составлявших арьергард, были отправлены обратно на следующее утро, чтобы снова подстегнуть отстающих, и за ночь к озёрам пришло ещё по меньшей мере тысяча голов, которых удерживали более сотни человек. С восстановлением поголовья скота наши надежды возросли, а с
постепенным пополнением стада уверенность снова полностью вернулась
восстановили. Наши верховые лошади, не пострадавшие так, как скот, были в рабочем состоянии, и, хотя для того, чтобы удержать стадо, хватало нескольких человек, остальные прочёсывали местность на многие мили в поисках отставших животных, которые могли не дойти до водопоя.

 Утром третьего дня у озёр к нашему лагерю подъехал Нэт Строу, бригадир первого стада Эллисона на тропе. Он
искал воду для своего стада и, когда ему объяснили ситуацию и
расспросили о потерявшемся скоте, дал нам
Хорошая новость заключалась в том, что никто из отставших в нашем отряде не
встретился с ними. Это была долгожданная новость, потому что мы ещё не
вели подсчёт и боялись, что некоторые из них в своём безумном состоянии
могли утонуть за ночь. Наше несчастье было дурным предзнаменованием,
которым воспользовался Стро, потому что он рассчитывал идти по старому
маршруту, но, когда наша катастрофа была у него перед глазами, он
решил, что такого опыта лучше избегать. Его стадо достигло озёр в середине дня и после водопоя повернуло на запад, в сторону новых
маршрут, по которому шли два стада, предшествовавшие нам. У него было стадо примерно из трёх тысяч бычков, и он гнал его на рынок в Додже. После того, что мы только что пережили, его стадо и снаряжение были желанным зрелищем. Флуд навёл справки о втором стаде Ловелла, которым управлял мой брат Боб, но Стро ничего о них не слышал, так как сам гнал скот из округа Голиад.

После того как стадо Эллисона прошло мимо и скрылось из виду, наш отряд, который
прочёсывал местность на север от того места, где оно прошло,
брошенное стадо вернулось и сообщило, что в той части пастбища больше нет скота и что они нашли только три головы, погибшие от жажды. На четвёртое утро, когда стадо покинуло пастбище, был проведён подсчёт, и, к нашему удивлению, мы насчитали на двадцать шесть голов больше, чем мы получили на берегах Рио-Гранде месяц назад. Поскольку до этого был только один случай, когда
приходилось считать, количество отбившихся от стада коров,
попавших в наше стадо, было легко подсчитано Пристом: «Если бы стадо быков могло увеличиваться на тропе,
почему бы и нет, если в нашем стаде было больше тысячи коров?» Это
наблюдение едва ли подтверждалось, если принять во внимание возраст нашего
стада. Но 1882 год в Техасе был либеральным временем и
поколением, и «кража скота» была слишком резким термином, чтобы использовать его для обозначения случайной добычи нескольких голов скота, когда основы княжеских состояний закладывались с помощью верёвки и клейма.

Чтобы дать стаду Эллисона хороший старт, мы только перевезли наш фургон к самому дальнему озеру и разбили лагерь на день. К этому времени стадо уже пришло в норму, и из
От забот прошлой недели не осталось и следа. Вместо этого наше стадо
неторопливо паслось на тысяче акров, в то время как, за исключением
нескольких человек, присматривавших за скотом, остальные бездельничали
у фургона и коротали время за картами.

 Мы пережили опыт, который мой напарник Бунтарь назвал «интересным
эпизодом в его бурной карьере», но даже он не стал бы повторять его. В ту ночь, когда мы вместе пасли скот,
который мирно отдыхал, мы проехали круг
вместе, и он, свернув сигарету, рассказал мне старую военную историю:

«В армии рассказывали историю о том, как во время одного из зимних отступлений кавалерист, ехавший ночью позади колонны, увидел шляпу, которая, казалось, плавала в грязи и воде. В надежде, что это может быть шляпа получше той, что была на нём, он спешился, чтобы достать её. Осторожно пробираясь по грязи, пока не добрался до шляпы, он с удивлением обнаружил, что под ней лежит человек, на котором она была надета. — Привет, товарищ, — пропел он, — не нужна ли тебе помощь?

«Нет-нет, — ответил парень, — я в порядке, у меня под ногами хороший мул».




Глава VI

Воспоминания о ночи

На девятое утро мы во второй раз отправились в путь от Индейских озёр.
Забавный случай произошёл в последнюю ночь нашего пребывания у этих водоёмов.  Койоты несколько дней крутились вокруг нашего лагеря, и в тихие ночные часы эти падальщики с равнины часто подходили к повозке в поисках объедков или чего-нибудь съедобного. Род Уит и Эш Борроустоун разложили свои постели на некотором расстоянии от повозки. Койоты, кружившие вокруг лагеря, подошли к их постели и принюхались
Проснулся Борроустоун. От этих трусливых тварей было не больше опасности, чем от полевых мышей, но их присутствие раздражало Эша, и, поскольку он не осмеливался стрелять, он бросал в них свои сапоги. Представьте его огорчение, когда на следующее утро он обнаружил, что один сапог упал в тлеющие угли костра и сгорел дотла. Это было воспринято отрядом как отличная шутка, так как никто не знал, когда мы доберёмся до магазина, где он сможет купить ещё одну пару.

 Новая тропа, несколько дней ведшая на запад, повернула
На север, параллельно старой тропе, и через неделю мы вышли на старую тропу в ста милях к северу от Индиан-Лейкс. За исключением одного тридцатимильного перехода без воды, в новой тропе не было никаких недостатков. Через несколько дней после выхода на старую тропу мы миновали Мейсон, место, где обычно останавливались на ночлег. Когда мы проезжали мимо в середине дня, повозка и несколько мальчиков отправились в город. Куинс Форрест и Билли
Хонимен были единственными в отряде, у кого были
письма, за исключением письма от Ловелла, которое было общим достоянием. Я никогда раньше не путешествовал по этой тропе и даже не знал, что можно получать письма из дома, поэтому не ожидал никаких писем; но в тот вечер, когда Ханимен зачитал нам некоторые отрывки из своего письма, которое было от его сестры, я почувствовал лёгкую тоску по дому. Письмо Форреста было от возлюбленной, и, прочитав его несколько раз, он сжёг его, и это было всё, что мы когда-либо знали о его содержании, потому что он был слишком хитёр, чтобы что-то говорить, даже если бы это было не так.
неблагоприятно. В тот вечер Борроустоун расхаживал по лагерю в новых сапогах, на которых была выгравирована «Одинокая звезда».

 В нашем последнем лагере у озер мы с Мятежником, будучи напарниками, были позорно обыграны Буллом Даремом и Джоном
Офицером в игре в «семерку» и потребовали сатисфакции в другой игре у костра в ту ночь. Мы одолжили у МакКанна фонарь и с его помощью
и при свете костра устроили игру. За неимением стола мы расстелили
постель и сели по-индейски вокруг неё.
карточная игра, в которой все дружеские отношения прекратились.

 Все участники, кроме меня, были из одного
района, и в письме Хонимена, вызвавшем много комментариев, говорилось о
свадьбе, которая состоялась после отъезда участников. Оказалось, что
некоторые из парней в прошлом ухаживали за невестой, и теперь, когда она
вышла замуж, они, естественно, вспомнили о своих старых возлюбленных.

«Насколько я понимаю, — сказал Хонимен, комментируя новость, —
девушка познакомилась с этим парнем в соседнем округе, когда
посетив ее кузины год назад. Моя сестра дает ее как
отзыв лошадях, что она была помолвлена с этим парнем почти восемь
месяцев; девочки, вы знаете, друг друга таким образом. Ну, это не
влияют на аппетит, если все девушки, я знаю, жениться пока я
пошли”.

“Вы, конечно, никогда не испытывал страсти нежной”, - сказал Фокс
Quarternight чтобы наши табунщики, как набил он свою трубку с
Головня из огня. — Теперь у меня есть. Вот почему я сочувствую
этим старым ухажёрам невесты. Конечно, я был слишком стар, чтобы стоять
Я не заметил ничего особенного в её поведении, и, по-моему, парень, который её заполучил, не так уж и силён, если не считать его внешности и того, что он был чужаком, что было большим преимуществом. Конечно, если она улыбнулась этому чужаку, то ни один другой парень не смог бы удержать её с помощью верёвки и столба. Я видел, как девушки проходили мимо дюжины хороших парней и лебезили перед каким-нибудь ничтожеством. Мой опыт подсказывает мне, что когда в деле замешана женщина,
это случайная удача, и никогда не знаешь, в какую сторону прыгнет кошка.
 Вы не можете играть по какой-либо системе, и заслуги мало влияют на общие
результаты».

— Фокс, — сказал Дарем, пока офицер тасовал карты, — ваш буравчик, кажется, хорошо смазан и сегодня работает на славу. Давайте-ка вы поделитесь с нами своим небольшим опытом в любовных делах. Это будет развлечением для тех из нас, кто никогда не был влюблён, и не помешает игре ни на йоту. Расслабьтесь, а?

— Это было давно, — задумчиво сказал Квартернайт, — и все шрамы уже зажили, так что я не против рассказать. Я родился и вырос на границе региона Блу-Грасс в Кентукки. К несчастью, я родился у бедных, но честных родителей, как это часто бывает в
ни один герой никогда не превосходил меня в этом отношении. Однако в любовных делах родиться богатым — это козырь в твоих руках. В окрестностях моего старого дома были хорошие школы, так что у нас было преимущество в виде хорошего образования. Когда мне было около девятнадцати, я на зиму уехал из дома, чтобы преподавать в школе — маленькой сельской школе примерно в пятнадцати милях от дома. Но в старых Штатах пятнадцать миль от дома — это почти что чужая земля. Попечитель городского совета лущил
кукурузу, когда я пришёл подавать заявление в школу. Я просто выхватил свой костыль
и помог ему избавиться от пары синяков, пока мы обсуждали школьные дела. Прозвенел звонок к ужину, и он настоял на том, чтобы я остался с ним поужинать. Что ж, он устроил меня в школу получше, чем я просил, — сказал он, — и велел мне поселиться у одной семьи, у которой не было детей; он объяснил почему, но это неважно. Они были его друзьями, как я узнал позже. Они оказались прекрасными людьми. Эта женщина была из тех добросердечных людей, которые
никогда не знают, когда остановиться. Она планировала и строила козни, чтобы выдать меня замуж
вопреки всему. В первый месяц моего пребывания у них она рассказывала мне обо всех
девочках в округе. На самом деле, она слишком сильно меня взволновала,
будучи юной и немного легкомысленной. Она очень подробно рассказывала
о девочке, которая жила в большом кирпичном доме, стоявшем на некотором
расстоянии от дороги. Эта девочка училась в школе-интернате для
девочек недалеко от Лексингтона, занималась музыкой и живописью и
была во всём хороша. Она описала мне её как черноглазую
с волосами цвета воронова крыла, как в романах.

“Все шло хорошо, когда за несколько дней до Рождества
маленькая девочка из семьи, жившей в кирпичном доме
, однажды утром принесла мне записку. Это было приглашение поужинать с ними
следующим вечером. Записка была написана красивым почерком
и подписана именем - теперь я уверен, что это была подделка.
Моя хозяйка согласилась со мной по этому вопросу; в самом деле, она может иметь
упоминал об этом прежде. Я не должен был посвящать её в свои планы. Но я хотел посоветоваться с ней, показал ей приглашение,
и спросила её совета. Она была на седьмом небе от счастья; велела мне
сразу же ответить, с удовольствием принять приглашение и много
чего ещё, чего я никогда раньше не делала, — она и сама когда-то была
молодой. Я исписала пять или шесть листов бумаги, сочиняя ответ,
испортила один за другим, а тот, что отправила, был полной неудачей
по сравнению с тем, что я получила. Что ж, на следующий вечер, когда пришло время начинать,
 я нервничала и чувствовала себя неловко. Когда я добрался до дома, было уже почти темно,
но я хотел, чтобы было так. Скажите, но когда я постучал в парадную дверь
В этом доме я был в страхе и трепете. «Это мистер Квартернайт?»
 — спросила очень любезная дама, которая меня приняла. Я знал, что я один из семи сыновей старика Квартернайта, и признался, что это моё имя,
хотя меня впервые назвали мистером. Меня приветствовали, провели в дом и представили всем. Там было несколько маленьких детей, которых я знал, так что мне удалось с ними поговорить. Девушка,
к которой я прижимался, не была ни капли переоценена, но
подтверждала репутацию Кентукки как страны красавиц. Она сделала себя такой
было так приятно и уютно, что мои страхи вскоре рассеялись. Когда вошёл хозяин дома, я окончательно успокоился. Он был грубоватым и сердечным,
открыл рот и громко рассмеялся. Я подошёл к нему. Мы говорили о скоте и лошадях, пока не объявили об ужине. Он очень сожалел, что я не пришёл раньше, чтобы посмотреть на трёхлетнего жеребёнка,
которому он придавал большое значение. Он показал его мне после ужина при свете фонаря. Отличный жеребёнок, тоже. Я почти ничего не помню об ужине,
кроме того, что он был хорош, и я несколько раз чуть не пролил свой кофе
Временами мои руки были такими большими, а рукава пиджака — такими короткими. Когда мы
вернулись, чтобы посмотреть на жеребёнка, мы прошли в гостиную. Послушайте,
друзья, это было самое милое место, в которое я когда-либо заходил.
 Ковёр, из-за которого казалось, что ты увязаешь в нём на каждом шагу,
пружинящий, как болотистая земля, и я был рад, что пришёл. Затем младшим
детям велели удалиться, и вскоре за ними последовали мужчина и его
жена.

«Когда я услышал, как старик бросил свои тяжёлые ботинки на пол в
следующей комнате, я понял, что остался наедине с их очаровательной
дочь. Все мои страхи, которые я испытывала в начале вечера, снова нахлынули на меня, но девочка, которая пела и играла на пианино, не обращая внимания ни на кого, кроме меня, успокоила меня. Затем она заинтересовала меня, рассказав о своих школьных годах и о том, как она рада, что они закончились. Наконец она достала большой семейный альбом и села рядом со мной на один из этих диванов с конским волосом. На этом альбоме была застёжка из чистого серебра, такая же, как на этих уздечках за восемнадцать долларов. Пока мы рассматривали фотографии, некоторые из этих старых негодяев сражались на
Война за независимость, так она сказала - Я заметил, как близко мы сидели
вместе. Просмотрев альбом, мы сели дальше друг от друга
по одному на каждом конце дивана и поговорили о районе,
пока я вдруг не вспомнил, что мне пора идти. Пока она забирала мою
шляпу, а я уходил, каким-то образом она заставила меня пообещать поужинать с ними
на Рождество.

“В течение следующих двух или трех месяцев было трудно сказать, живу ли я в своем
пансионате или в the brick. Если бы я не пошёл, моя хозяйка придумала бы какое-нибудь поручение и отправила бы меня. Если бы она не была такой хорошей
Женщина, я никогда не прощу её за то, что она привела меня к такой жертве. Ну, примерно за две недели до окончания учёбы я поехал домой на
субботу и воскресенье. Это были роковые дни в моей жизни. Когда я вернулся в понедельник утром, меня ждало письмо. Оно было от матери девочки. В тот день в нашем районе проходила выставка лоскутного шитья.
В субботу, на встрече местных сплетников, кто-то намекнул,
что, как только закончатся занятия в школе, состоится свадьба. Мама
присутствовала при этом и не подтвердила и не опровергла это обвинение. Но
Женщина, которая шила на этом квилтинге, когда-то жила по соседству с нами
и посчитала своим долгом просветить компанию о том, кто я такой. Позже я узнал об этом от своей хозяйки. «Ей-богу, — сказала эта женщина, — люди
здесь, в этом районе, думают, что наш учитель — сын того крупного фермера,
который разводит так много скота и лошадей. Я знаю обе семьи этих Квотернайтов почти тридцать лет. Наш
учитель — один из сыновей старого Джона Фокса, ирландца из Квотернайта,
который живёт неподалёку от соляных карьеров на До-Ран. Они всегда были такими бедными, что
у детей никогда не было достаточно еды и почти не было одежды».

«Это простое изложение фактов обрушилось на маму как гром среди ясного неба. Она
начала собственное расследование, и её вердикт был в этом письме. Это был удар в самое сердце. В тот вечер, когда я заперла дверь школы, это было в последний раз, потому что я больше никогда её не открывала. Моя хозяйка, милая пожилая женщина, изо всех сил старалась, чтобы я хотя бы преподавал
в школе, но я так не считал. Дело
образования в Кентукки, возможно, отправилось бы прямиком в ад, прежде чем
Я бы остался в том районе ещё на день. У меня было достаточно денег,
чтобы добраться до Техаса, и вот я здесь. Когда в человека что-то впечатывается,
как клеймо, это остаётся с ним надолго. В следующий раз он будет
знать, что делать».

«Это было довольно жёсткое обращение с человеком», — сказал офицер,
который слушал, играя в карты. «Разве ты больше не видел эту девушку?»

— Нет, и ты бы не захотел, если бы это письмо было адресовано тебе. А некоторые люди утверждают, что семь — счастливое число; в нашей семье было семеро мальчиков, и ни один из них не женился.

— Этот случай с Фоксом, — заметил Ханимен после короткого молчания, — почти такой же, как у меня. До того, как Ловелл и Флуд усыновили меня, я работал у коневода в Нуэсе. Каждый год он перегонял по тропе большое стадо лошадей. Каждый год мы приезжали в одно и то же место на тропе, и я познакомился там с семьёй, в которой было несколько девочек. Младшая девочка в семье
и я, казалось, довольно хорошо понимали друг друга. Большую часть времени мне приходилось оставаться в лагере для лошадей, и так или иначе я не
Я не мог видеться с ней так часто, как мне хотелось бы. Когда мы распродали стадо, я задержался там на неделю или около того и потратил месячную зарплату на то, чтобы показать ей, что у каждой тучи есть светлая сторона. Она тоже стойко всё это переносила. Когда мы возвращались домой, я, конечно, поехал с ними. Однако я был уверен, что в следующем году, если на лошадей будет хороший спрос, я заберу её с собой. Я откладывал свою зарплату и
подрабатывал, и когда в следующем году мы отправились в путь, у меня в табуне было
сорок собственных лошадей. Я рассчитывал, что они принесут мне
тысячу долларов, а ещё была моя зарплата.

«Когда мы добрались до этого места, мы гнали стадо двадцать миль, так что прошло какое-то время, прежде чем я добрался до города, чтобы увидеться с девушкой. Но в первый раз, когда я её увидел, я узнал, что её старшая сестра, которая примерно за год до этого сбежала с каким-то ренегатом из Техаса, недавно вернулась домой со слезами на глазах и большим толстым мальчиком на руках. Она предупредила меня, чтобы я держался подальше от дома, потому что мужчины из
В тот момент в этой семье техасцы были в небольшом дефиците. Девушка, казалось, сожалела об этом и говорила разумно, и я подумал, что могу её понять
поощрение. Я не торопил события, и её родители не забыли обо мне,
когда услышали, что Байлер вернулся с табуном лошадей из
Нуэса. Летом я несколько раз встречался с девушкой вне дома
и узнал, что они держат наготове горячую воду, чтобы облить меня,
если я когда-нибудь осмелюсь появиться. Один зять из Техаса просто
переполнил эту семью — других вакансий не было. Примерно в то время, когда мы закончили работу и
снова были готовы отправиться домой, в этом маленьком городке
проходил съезд скотоводов. Мы остались на несколько дней, чтобы
поучаствовать в этом
бал, так как у меня были свои планы. Моя девушка была на балу, и всё шло как по маслу, но она предупредила меня, что её брат следит за мной. Я не обращал на него внимания и танцевал с ней, умоляя её сбежать со мной. Это был единственный выход. Но чем больше я её уговаривал, тем больше она злилась. Семья была настроена враждебно, как волк, и с ними было бесполезно спорить. После того, как я протанцевал с ней около часа, её брат хладнокровно вмешался и увез её домой. На следующее утро он счёл своим долгом, как её брат,
сестры протектор, чтобы найти меня и сообщить мне, что если я даже говорил
к сестре снова, он пристрелит меня, как собаку.

“Это блеф, или вы имеете в виду настоящую игру?’ - Спросил я.
вежливо.

“Ты увидишь, что это будет достаточно реально", - сердито ответил он.

«Что ж, очень жаль, — ответил я, — мне правда жаль, что я не могу пообещать выполнить вашу просьбу. Но вот в чём я вас уверяю: в любой момент, когда у вас будет свободное время и вы захотите меня застрелить, просто отпустите свою собаку. Но помните, что это будет мой второй выстрел».

“Ты уверен, что сам не был в блейзере, или ветер
просто усиливается?” - спросил Дарем, пока я тасовал карты для
следующей раздачи.

“Ну, если бы это было так, я бы повесил свой нежный гудок перед его глазами и ушами и
дал ему полную свободу называть это. По правде говоря, я обратил на него не больше
внимания, чем обратил бы на пустую бутылку. Я думаю, что с девушкой всё было в порядке, но её семья была настоящими дикарями. Когда я думаю об этом, у меня до сих пор всё внутри переворачивается.
Они бы меня засудили, если бы я это сделал, но я должен был пристрелить его и пресечь эту породу.

“ Почему ты не сбежал с ней? ” сухо осведомился Фокс.

“ Ну, конечно, человек с твоими нервами всегда способен дать совет.
другим. Но, видите ли, я силен в этой породе. Теперь девушка не может показать
свое истинное лицо, как это сделал брат девушки, но наденьте на нее упряжь
один раз, и тогда она покажет вам белок своего глаза, откажется и
возможно, опрокинуть язычок повозки. Нет, я верю в породу — кровь не обманет».

«Я однажды работал на скотовода, — сказал Булл, не к месту, — и они рассказали мне, что он проиграл двадцать тысяч долларов в ту ночь, когда женился».

«Как, в азартные игры?» — спросил я.

— Нет. Женщина, на которой он женился, утверждала, что стоит двадцать тысяч долларов,
а у неё не было ни цента. Пики козыри?

 — Нет, червы, — ответил Бунтарь. — Я знал одного бригадира в
округе ДеВитт, его звали «Честный» Джон Глен. Он утверждал, что
единственный шанс, который у него был, — это жениться на вдове, но он не
женился на ней, потому что был слишком честен, чтобы воспользоваться
смертью человека.

Хотя мы мало обращали внимания на ветер и погоду, это была идеальная
ночь, и мы не спешили искать свои одеяла. Одно за другим,
почти каждый из нас, будь то из любопытства или
практический опыт, поверхностное знакомство с великой
владеющей страстью. Но поэтическое начало не было развито в нас в достаточной
степени, чтобы мы могли оценить его, поэтому мы обсуждали рассматриваемую
тему так же, как если бы речь шла о лошадях или скоте.

Наконец игра закончилась. Все, кто сидел у костра, зевнули. Вторая стража сменилась, и когда подъехала первая, Джо Столлингс, остановив лошадь у костра, дружелюбно крикнул: «Этот мул, белый четырёхлетний бычок, не хотел ложиться вместе с остальными, поэтому я позволил ему выйти и лечь рядом».
сам. Ты найдёшь его на дальнем краю стада. Вы все
помните, каким диким он был, когда мы только начали? Что ж, сегодня вечером ты можешь проехать в трёх футах от него, и он будет мычать, вести себя дружелюбно и никогда не предложит встать. Я пообещал ему, что он может спать один, если будет хорошо себя вести; я просто обожаю хороших быков. Расстели нашу постель, напарник; я вернусь, как только привяжу свою лошадь.