Остров призрения

Остров призрения.

Глава 1.
Дана имела удивительную компетенцию, которая позволяла ей с легкостью общаться на равных со всеми — будь то генеральный менеджер Газпрома или вокзальный бомж. Она сразу находила с ними общие темы и свободно вливалась в их пространство, словно у нее был ключ от любой двери. Каждый человек был ей интересен. Рядом с ней люди чувствовали себя очень свободно и комфортно — так, как будто они давние друзья и, встретившись, раскурили кальян или косячок. Раньше у индейцев это называлось «выкурить трубку мира».
Дана была одновременно проста и загадочна. Никто не знал, откуда эта женщина появилась в городе, есть ли у нее семья, дети, чем она занимается, кем работает и работает ли вообще… В целом, и возраст было не определить. Ей могло быть и около двадцати, и около сорока. Сама она, шутя, говорила, что ей уже сто лет. Судя по тому, как Дана одевалась и держала себя, создавалось впечатление, что она не ограничена в средствах.
Женщина была выше среднего роста, стройная, очень ухоженная, с приятными чертами лица и широкой обворожительной улыбкой. Ее медово-рыжие волосы всегда были слегка растрепаны и небрежно спадали на плечи. Они так сочетались с ее нефритово-зелеными глазами, что в Средневековье ее тотчас сожгли бы на костре. Сама же она, иногда смеясь, говорила, что ее глаза цвета влюбленной жабы. Да и юмор был у Даны своеобразный: порой только она одна понимала смысл своих шуток и так заразительно над ними смеялась, что и окружающие не могли устоять.
В это холодное солнечное осеннее утро Дана встала, как обычно, около десяти и вышла на маленький балкончик. Такие еще сохранились в старинных домах Санкт-Петербурга. Она сделала глубокий вдох. Если закрыть глаза, то можно подумать, что еще весна. Воздух такой же прозрачный и прохладный. А солнце все еще яркое и нежгучее.
— Ах, как хорошо было бы, если после осени сразу же наступила весна... — мечтательно произнесла вслух девушка и решила выпить кофе.
Она прошла в просторную гостиную, полностью залитую ярким солнечным светом, и открыла ежедневник. Это был ее ритуал: она каждое утро записывала (именно ручкой на бумаге) предстоящие дела, причем все до мелочей. Она была в этом педантична: фиксировала и покупки для кошки, и посещение салона красоты, и пробежки в парке, и многое другое, уделяя особое внимание рабочим моментам.
Дана прошла на кухню. Есть еще не хотелось, позавтракать можно и в городе, поэтому она выпила большой стакан воды и насыпала корм своей любимице — тайской изящной кошечке, которая грациозно сидела на высоком венском, стилизованном под старину стуле и смотрела на нее незабудковыми глазами.
— Ах, Несси, моя принцесса.
Кошечка, ласково мурлыча, потянулась не к миске, а к руке хозяйки. Несси была очень деликатна и аристократична. Дана провела ладонью по немного жесткой короткой цвета кофе с молоком шерстке кошечки, отчего та еще громче замурлыкала.
Потом женщина надела стильный брючный костюм из тонкой шерсти лавандового цвета и туфли на высоких каблуках. Уже в прихожей она остановилась у зеркальной стены и подкрасила губы золотистым блеском. Она улыбнулась по привычке своему отражению и стремительно вышла на улицу, где ее уже ждало такси.
***
Дарья Осиповна присела на лавочку перед домом, чтобы отдышаться и оглядеться вокруг. Последнее время с ней происходили странные вещи, которые иногда ее пугали. Она не всегда узнавала свой дом. Даже было одноместо в ее жилище, которое казалось ей чужим. Чтобы узнать, что это все-таки часть ее квартиры, старушке приходилось подходить к окну, возле которого росли дубы и где часто сидели ее любимицы галки. И тогда при виде старушки птицы подлетали и успокаивали ее своим карканьем: «Ты дома!», а она в ответ крошила им остатки булочки, а потом начинала заниматься домашними делами.
Так и сейчас, сидя на скамейке, пожилая женщина не узнавала, где это она. Воспоминания прошлых лет наслаивались одно на другое, и часто вспоминаемое становилось каким-то безжизненным и истонченным. Хотелось снять все это как шелуху или истлевшую бумагу, в которой завернуто что-то важное. Но она забыла что. Дарья Осиповна достала из капроновой сумки сверток, аккуратно его развернула и, вынув сладкую булочку, отщипнула от нее кусочек и отправила в рот, а второй кусочек она бросила уже бродившей около нее кругами галке, которая, словно кошка, вопросительно заглядывала ей в лицо. Так, не спеша, они подкрепились. Старушка было собралась подниматься с лавочки, как к ней подошла молодая женщина и улыбнулась, словно старой знакомой.
— Доброе утро, я вам не помешаю? — спросила женщина, присаживаясь рядом на скамеечку.
— Утро доброе, — медленно проскрипела старушка. — Нисколечко.
Дарья Осиповна чуть растерянно и при этом с любопытством стала разглядывать свою внезапную собеседницу, пытаясь вспомнить, из какой же она квартиры.
— А вы слышали, как сегодня ночью трубы гудели, а потом воду черпали. Опять, наверное, дед Матвей день с ночью перепутал.
Девушка заинтересованно переспросила:
— Дед Матвей? А в какой он квартире живет?
Старушка немного напряглась.
— А вы разве не отсюда? Вы не знаете, что он года три назад, как уж помер. Я только сейчас вспомнила, но у меня нелады с памятью. Ко мне даже доктор приходила, таблетки пить настаивала, но я забыла какие... А вы не доктор? — вопросительно и заинтересованно заглянула в лицо девушке Дарья Осиповна.
— Да, можно сказать и так, — ответила собеседница и бережно приобняла старушку, отчего той стало так спокойно и приятно, будто ее обняла мама.
— Пойдем ко мне пить чай. А как тебя звать? Хоть я теперь, может, и забуду.
— Дана. Если что, я вам напомню. Сейчас я тороплюсь, но очень скоро непременно загляну. А лекарства начинайте пить, рецепт у вас в сумочке, наверное.
Девушка встала, поправила непослушные кудри, кивнула старушке и быстрым шагом удалилась.
«Кого это она мне напоминает? И имя такое необычное — Дана. Может, и вправду запомню». В голове у бабульки внезапно прояснилось: она узнала свой подъезд и даже вспомнила номер квартиры деда Матвея. Образ соседа, немного походившего на домового, — взъерошенного, седого, с бородой-лопатой — проплыл мимо нее как облако. Это даже был не весь дед Матвей, а только его голова, которая, как ей показалось, приветливо ей подмигнула.
Старушка перекрестилась и бодро, пока память ей еще служила, направилась в свой подъезд.

Глава 2.
Олимпиада Андреевна — пожилая женщина, худенькая и сгорбленная, сидела, укутавшись в фиолетовую выцветшую вязаную шаль, и расфокусированным взглядом смотрела в мутное окно. На улице который день шел холодный моросящий дождь. Сентябрь в этом году выдался по-осеннему промозглым и пасмурным. В садовом домике, в котором она вместе с супругом и больной внучкой проживала уже более тридцати лет, тоже было зябко и неуютно. Хотелось плотнее укутаться и замереть.
Издали старушка походила на большого серо-фиолетового мотыля, нашедшего пристанище от дождя и холода в стенах хлипкого летнего домика. Складывалось впечатление, что она погружена в свои мысли, но женщина ни о чем не думала.
Ее супруг, плотненький краснощекий старичок, примостилсявозле компьютера и старательно, одним пальцем набирал какой-то текст. Чуть поодаль в инвалидном кресле, ссутулившись, сидела пухленькая женщина неопределенных лет с короткой стрижкой и большими очками. Она была в наушниках и полностью погружена в компьютерную игру.
Все трое были настолько далеки друг от друга, что казалось, будто они даже и не замечали присутствия кого-то еще в этом маленьком пространстве. Будто каждый из них, словно космонавт в скафандре в открытом космосе, был окружен своей оболочкой.
Они не мешали друг другу и не взаимодействовали.
В какой-то момент дед, почувствовав легкий голод, первым вышел из своего пространства и, кряхтя, шаркающим шагом направился к супруге. Он бережно обхватил ее за плечи. Шаль соскользнула на пол, и старушка, поежившись от холода, зашевелилась.
— Олимпушка, пора кушать, сейчас я ужин быстренько приготовлю. Может, и ты мне поможешь?
Старушка слегка оживилась и подняла на мужа огромные василькового цвета глаза, совершенно неподходящие к ее сморщенному лицу. В них еще брезжил свет прежних лет, будто сияние далекой звезды, доносящееся с другой галактики, которая, возможно, уже давно потухла.
Олимпиада Андреевна встала из кресла-качалки и, неуверенно ухватив мужа под руку, последовала за ним на кухню.
Женщина, сидящая за компьютером, тоже очнулась и, сняв наушники, спросила:
— А что сегодня на ужин? Может, макароны по-флотски? Я помню, как в детстве ты их часто готовила… Почему-то сейчас про них вспомнила.
Старушка робко обратилась к мужу:
— А как это — по-флотски? Что-то знакомое… Это с морепродуктами, что ли?
Леонид Осипович похлопал ее по худенькому плечу.
— Да, сделаем. Не переживай, сейчас все вспомнишь.
Олимпиада Андреевна неуверенно и послушно пошла за мужем на кухню и опять села у окна. Как давно она не выходила на улицу, кажется, с тех самых пор, как объявили карантин. Наверное, с прошлой весны, а в каком году это было? Мысли Олимпиады вновь перестали ей подчиняться: они крутились где-то рядом, но стоило ей попытаться поймать одну из них, как мысли разлетались во все стороны, а потом опять жужжали в голове, словно назойливые мухи. И тут она вспомнила своего соседа, доктора наук, который в старости стал жаловаться на то, что у него в голове завелись насекомые. «А может, это и правда», — призадумалась старушка. А тогда она ему не верила.
Волнующий запах тушеной говядины из открытой мужем жестяной баночки вернул Олимпиаду в действительность. Она вспомнила, как частенько по вечерам готовила такой незамысловатый ужин для своей семьи. Она всегда делала это быстро. Впопыхах пробовала тушенку на вкус и могла незаметно для себя съесть полбанки, ведь это было так вкусно. А днем она чаще всего забывала о еде и иногда пила крепкий кофе, полностью погруженная в научную деятельность. И только вечером вся семья собиралась и Олимпиада выступала в роли хозяйки, но достаточно неумело: она очень быстро выходила из нее и убегала дописывать очередную работу по ядерной физике. Ее муж обижался на это, но все равно ему приходилось домывать за всеми посуду. Он понимал и принимал ее авторитет в научной среде, так как они работали в одном институте. Он редко выходил из ее тени, хотя с годами к этому привык и ему даже нравилось.
Олимпиада же любила блистать. Обладая острым и пытливым умом, она порой забегала вперед в своих изысканиях; ее статьи были новаторскими и часто дебютировали в зарубежных научных журналах, что раздражало советскую академическую элиту. Ее же это только раззадоривало. Неудивительно, что у нее было всегда огромное количество поклонников, в том числе и из ее студентов и последователей. Они влюблялись в нее не только благодаря ее уму. Их пленяли и яркая внешность, и энергичность, и некоторая дерзость. Когда Олимпиада читала лекции по ядерной физике, ее удивительные васильковые глаза сверкали, как прожекторы космического корабля, и слушателей даже помимо их воли будто выбрасывало в новую реальность. Им становилось понятно то, что доселе казалось недоступным для восприятия.
Запах тушенки будоражил ее обонятельные рецепторы.
Леонид Осипович стоял рядом, протягивая на вилке кусочек мяса.
— Попробуй, Олимпушка, кажется, в этот раз хорошая тушеночка попалась.
Она, как птенчик, открыла рот и, почувствовав знакомый вкус, расплылась в довольной улыбке.
Как удивительно: буквально за несколько мгновений старушка побывала в своем далеком прошлом.
И так вот бывает: какая-то музыка, песня, фотография, а еще быстрее, запахи возвращают нас в моменты прошлого, когда мы были по-настоящему счастливы. Это словно ключи в то время, в то пространство. Но, к сожалению, ими нельзя часто пользоваться. Если вы будете в настоящем часто включать ту музыку, вдыхать те ароматы, ходить по тем местам, то настанет момент, когда эти ключи уже не подойдут к прежним замкам. Это как открывать ими другие двери уже в этом пространстве. И в какой-то момент ключик уже не сможет отворить портал в милое прошлое. Возможно, есть другие ключи от тех счастливых моментов, но их еще придется поискать.
Из приоткрытого окна послышался шум подъезжающей машины.
— Кто бы это мог быть? — недоумевающе произнес дед, помешивая деревянной ложкой слипшиеся макароны в большой чугунной сковороде.
— Может, мне переодеться? — вдруг встрепенулась жена. — А то я как-то по-домашнему… Может, это мои аспиранты.
К Олимпиаде Андреевне на несколько мгновений вернулся жизненный тонус и интерес. Но переодеться она так и не успела.
Послышался стук в дверь — та скрипнула и открылась.
Перед ними стояла молодая загорелая женщина, которая улыбалась им широкой обескураживающей улыбкой, как старым знакомым.
— Мм, как вкусно пахнет, — звонко произнесла незнакомка, — как в детстве. А я вот решила вас навестить!
Каждый из пенсионеров подумал, что это хорошая знакомая другого, потому что они видели эту женщину впервые.
— Присоединяйтесь, — услужливо пригласил незнакомку дед, смахивая грязной тряпкой крошки со стола прямо на пол.
Девушка присела на краешек стула и поправила рыжие волосы.
— Меня Дана зовут, если вы забыли, — представилась гостья.
— А, так вы, наверное, социальный работник, — оживленно вымолвила старушка, садясь напротив.
Дана с удивлением и восхищением смотрела в васильковые глаза собеседницы. Казалась, остатки жизни этой хрупкой старой женщины были сосредоточены в них. Это как угольки от уже почти догоревшего костра. Они тоже бывают такими — притягательными, наполненными пульсирующим синим светом.
— Вы насчет пенсии или по какому другому вопросу?
— Да, по-другому... Ну как вы тут живете, как ваше здоровье?
Леонид Осипович, откашлявшись, включился в беседу:
— Да вот неважно. Я-то ладно, скриплю понемногу, а Олимпушка вот сдает совсем. Почти не помнит ничего, боюсь, и нас с внучкой скоро узнавать перестанет. Хуже всего, что ей ничего не интересно стало, сядет у окна, замрет, как моль на стенке, и молчит.
— Что ты на меня наговариваешь, — неожиданно живо включилась старушка, легко пихая деда под бок. — А с памятью у меня хуже, конечно, стало, но спроси любую формулу по физике — я тебе отвечу. А какой день — не всегда.
Дед с приятным удивлением смотрел на разговорившуюся и слегка разрумяненную супругу.
— Ой, как давно я не видел Олимпиаду такой оживленной! Это ваш приход так на нее подействовал.
В этот момент из комнаты раздался вопросительный крик:
— Дедуля, к нам гости?
— Это Мариночка, внучка наша. Я сейчас вернусь, только ужин ей отнесу, — пролепетал дед, суетливо накладывая в тарелку подгоревшие макароны по-флотски.
Олимпиада вновь потухла. Она сидела безучастно рядом с гостьей, теребя пальцами кисти холщевой скатерти.
— А что-то все же вас интересует, Олимпиада Андреевна? — дружелюбно и ласково спросила пришедшая. — По телевизору то что-то смотрите, может сериалы какие?
— А у нас нет телевизора, — глухо ответила старушка, — муж с внучкой все на компьютере смотрят. Я раньше тоже много за ноутбуком работала, а теперь не хочу. Не хочу, — повторила старушка уже более живо.
— А что вам хочется?
— Спать хочется. Я, бывает, жду не дождусь, когда уже день закончится, на время часто смотрю. Обед уже прошел, сейчас вот ужин, а там и до сна недалеко. Наконец-таки лягу в кровать и смогу наслаждаться сном.
— Ой, так вам, наверное, сны разные волшебные снятся, — заинтересовалась Дана.
— Может, и снятся, я их все равно не помню.
— А я тут проходила и заметила, какой у вас милый участочек около дома. Там летом что-то выращиваете, может цветы?
— Нет, тут почва плохая. Да я и не высаживала, мне это безразлично, — больше из вежливости ответила Олимпиада.
Ее уже стала тяготить затянувшаяся беседа: давно она так долго не разговаривала. Старушка поглядывала на дверь в надежде, что вернется Леонид Осипович, но тот все не шел.
Дана, будто не замечая дискомфорта старушки, как ни в чем не бывало продолжила расспросы:
— Вот мне интересно, а вы помните тот момент, когда вам было очень-очень хорошо. Куда бы вы хотели вернуться, если бы это было возможно? Вот если бы вам предложили, что вы можете отправиться в любой из дней прожитой жизни, как на машине времени, куда бы вы отправились?
Опущенная голова Олимпиады Андреевны медленно поднялась, словно у робота, вышедшего из режима гибернации. В глазах вспыхнули мягкие синие огоньки, а лицо озарила мечтательная улыбка.
— А знаете, я вам скажу. Есть у меня такое воспоминание. Давно это было, мы с Леней еще молодые были. Только купили машину и вместе с дочкой, матерью Маришки (ей тогда только шесть лет исполнилось), поехали путешествовать по России. Стоял жаркий июльский полдень. Это было на Волге. Мы долго ехали; духота и зной все больше овладевали нами, и мы решили сделать остановку и освежиться. Машину поставили в тени деревьев, а сами пошли к реке. Как сейчас помню: на мне — легкое маркизетовое платье солнце-клеш с васильками под цвет глаз, — лукаво подмигнула Олимпиада и продолжила: — А вокруг желтое, золотистое, уже поспевшее поле. Я не знаю, что там было посажено, но на солнце оно так красиво контрастировало с жемчужно-голубым небом. Мы высыпали из практически раскаленного москвича и наперегонки побежали вниз к воде. Вот я как бы смотрю со стороны и вижу эту картинку: мы втроем стоим на берегу босиком, потом заходим в воду. Я зашла по колено — вода теплая, но все равно освежает. Ноги становятся совсем легкими. И тут мимо нас вдоль по Волге стремительно проносится водная ракета. И волна от нее накатывает — бодрящая, освежающая, чистая. Вода доходит мне до пояса, даже мурашки по спине, весь подол мокрый, брызги даже на голове, и это такое наслаждение. Мы смотрим друг на друга, смеемся, кричим что-то и ждем следующей волны… Вот именно туда мне бы и хотелось вернуться.
Дана тоже постепенно вышла из небольшого оцепенения, а где-то на заднем плане еще витала картинка: яркое полуденное солнце, золото ржи, синева реки, переходящая в голубизну неба, и трое счастливых людей на берегу.
Девушка мечтательно улыбнулась:
— Я прямо там побывала, спасибо вам.
Олимпиада Андреевна сидела, выпрямившись, подняв голову и наивно улыбаясь. Она уже не походила на серую моль. Теперь она больше напоминала эфемерную нежную бабочку с огромными синими пятнами на крыльях, опустившуюся на стул, словно на лист, и вот-вот готовую улететь.
И тут с пустой тарелкой, виновато улыбаясь, вошел Леонид Осипович.
— Уже, наверное, меня заждались. Ой, Олимпушка, макароны-то совсем остыли, я разогрею, а ты тарелочки расставь, — он боязливо дотронулся до плеча гостьи и больше из вежливости спросил: — Вы-то с нами отужинаете?
— Да, конечно, не откажусь, — ответила Дана.
Старичок немного обескураженно вздрогнул и добавил еще тушенки в чугунную сковородку.
Олимпиада же этим временем успела удалиться из кухни и уже возвращалась, бережно неся в руках стопку тарелок. Она выставила их на стол и начала протирать принесенным с собой чистеньким белым полотенцем. Тарелки оказались почти произведением искусства — фарфоровые, с золотой каемочкой по краям и размытыми фиалковыми цветами посерединке. Можно было предположить, что они из коллекции императорского фарфорового завода и, конечно, совсем не подходили для предстоящего ужина.
Дана знала, что совместная трапеза во все времена сближала людей. И что старым людям очень приятно накормить кого-то. Тем самым они чувствуют себя взрослыми и нужными.
Девушка вынула из своей просторной дизайнерской сумочки коробочку с пирожными и пакетик винограда и поставила на стол.
А старички радостно хлопотали на кухне, как в былые времена, когда у них собирались большие компании друзей-ученых.
И только они уселись за стол, как из комнаты опять донесся немного встревоженный голос:
— Деда, что у вас там происходит? Где бабуля?
Леонид Осипович соскочил с табуретки и, прихрамывая, отправился в комнату. Дана вопросительно посмотрела на Олимпиаду Андреевну:
— А почему ваша внучка к нам не присоединяется?
— Так она у нас инвалид, вы что, не знаете? — настороженно произнесла Олимпиада и, тяжело вздохнув, добавила: — С детства. А вы точно социальный работник?
— Да, только я не из государственной службы. Я, скорее, волонтер.
Пока Леонид Осипович был в комнате (а пробыл он там минут двадцать), женщины успели поужинать. За чаем вприкуску с пирожными Олимпиада Андреевна поделилась своими переживаниями по поводу внучки, бремя ухода за которой легло на их плечи. По мере того как плечи становились все более слабыми, бремя становилось непомерно тяжелым.
— Может, вы нам как-то поможете? — наивно спросила Олимпиада Андреевна.
— Да, обязательно, — уверенно ответила Дана. — Непременно, — добавила она, уже вставая со стула. — А сейчас мне надо уехать. До скорого. Можете меня не провожать.
Женщина прошла по темному захламленному коридору и открыла дверь, за которой слышался разговор.
В просторной комнате, застланной половиками, почти в самом центре на высоком кресле сидела полноватая женщина неопределенных лет с короткой стрижкой и в больших очках. На стене напротив нее висели постеры с корейскими группами. С фотографий загадочно улыбались молодые азиатские юноши, а вокруг мерцали развешанные вдоль стены китайские фонарики.
Дед сидел рядом с внучкой на низенькой табуреточке и чистил яблоко. Она же в своем высоком кресле, как на троне, казалась заколдованной принцессой.
Дана немного оторопела от увиденного и постаралась отвести взгляд в сторону, чтобы не задеть чувства больной девушки, но он все равно возвращался к ней.
А тем временем Марина приветливым хрипловатым голосом поздоровалась и пригласила ее в комнату.
— Нет-нет, я уже ухожу, приятно было познакомиться, — кивнула она Леониду Осиповичу и мягко закрыла за собой дверь… Хотелось на улицу.
Когда Дана вышла, то с удовольствием вдохнула прохладный, бодрящий, с запахами яблок и осенних листьев воздух. Медленно пройдя по заросшей тропинке одичалого садика, в котором из посадок остались только несколько яблонь да кустик черноплодной рябины, Дана остановилась у одной низенькой яблоньки, сорвала большой душистый плод и откусила кусочек. На вкус яблоко оказалось вяжущим и кислым. Возможно, без ухода яблони тоже дичают. Она отбросила плод в густую траву, и на него сразу же налетели осы.
Женщина вышла за ограду, аккуратно завязала проволокой хлипкую калитку и решила побродить по поселку — такому таинственному, но в то же время будто знакомому ей. Встреча с Олимпиадой Андреевной всколыхнули в Дане и свои так тщательно спрятанные воспоминания. Она представила бабушкин деревенский дом, будто из другой жизни. Старые вещи, которые она никак не могла выбросить.
Иногда старые вещи способны возвращать нас в прошлое. Как машины времени с очень маленькой мощностью. Ненадолго… Удивительно, но все, кто мечтал о создании машины времени, хотели попасть на ней не в будущее, а в прошлое. Она словно вспомнила картинку из будущего, если вдруг она туда приедет.
«Вот я вхожу в комнату в деревенском доме и нажимаю на клавишу старого радиоприемника. И сразу же попадаю в тот летний день.
Мы с мамой заняты изготовлением карт желаний. Перед нами — листы ватмана и стопки журналов, из которых мы вырезаем картинки нашего желаемого счастливого будущего.
Но тут на улице сгущаются тучи, начинается летний проливной дождь. Бабуля, горбясь и держась за дверной притвор, заходит в комнату. На ее лице — маленькие дождинки, а озорные зеленые глаза светятся. Она, как и мы с мамой, любит такую погоду. За окнами — прозрачная льющаяся дождевая стена, и мы словно в волшебном хрустальном замке, унесенные каким-то добрым или злым волшебником и спрятанные им на небо, а может быть в подземелье...
И кто-то из нас предлагает послушать старые пластинки на радиоле, что стоит в углу комнаты — бесполезная громоздкая вещь из далекого прошлого. На удивление, бабушка, обычно строгая и немного ворчливая, с ребяческим азартом принимается за дело. Мы нажимаем на различные клавиши, и приемник начинает в ответ шипеть. Звуковые волны выплескивают какие-то звуки. Вот-вот — и они сложатся в слова. Может быть, это послания из параллельных миров или из космоса? Мы прислушиваемся к ним, а потом достаем и рассматриваем старые пластинки в пожелтевших бумажных футлярах. Мы так увлечены всем этим, смеемся, что-то говорим друг другу и опять смеемся…
О, если бы мы знали тогда, составляя эти наивные карты желаний и вырезая картинки красивого будущего, что наивысшая точка счастья именно здесь, в этом простом деревенском домике в летний ливень. Если перевести на математический язык, то это не просто максимум, а наивысшее ощущение счастья, которое достигается только в одной точке. По сравнению с ним все наши коллажи с картинками теряют смысл и значимость — они просто листки и обрезки бумаги. Даже пожелтевшие обертки пластинок намного ценнее их, потому что хранят в себе частицы тепла рук, когда-то их державших.
За окнами дождь; я одна в деревенском доме. Подхожу к радиоле, моей маломощной старенькой машине времени. Клавиатура — пульт управления, и я нажимаю на белую клавишу…»


Глава 3.
На следующее утро Дана встала раньше обычного. Ей приснился странный, слегка пугающий сон. Это удивило и немного обеспокоило. Ведь последнее время она точно знала, что наконец-таки следует своему предназначению. Ее жизнь вернулась в нужное русло, и это радовало и наполняло девушку энергией. Дану теперь даже не особо беспокоило некоторое охлаждение в отношениях с мужем. Она прекрасно знала, что он сейчас тоже увлечен своей работой. Ее супруг Михаил Борисович был главным врачом и ведущим нейрохирургом в одной из престижных клиник города. Часто его приглашали в Москву для консультаций и даже привлекали как эксперта зарубежные коллеги, поэтому он много времени проводил в командировках. Раньше Дану обижало, что Михаил не может уделять ей достаточно времени. Она часто ездила вместе с мужем в Москву и за границу, но чувствовала себя более одинокой, чем сейчас, когда у нее появилось собственное любимое дело. А с Михаилом они не виделись более месяца, и она уже по нему соскучилась.
Вчерашняя поездка в дачный поселок немного выбила ее из колеи. Несколько лет назад, когда не стало бабушки, Дане так часто снился деревенский домик, в котором она проводила в детстве каждое лето. И сегодня ночью ей опять приснилось лето. Она, подросток, выходит из дома, дверь захлопывается. Там, за этой дверью, осталось все: там солнце, там детство. А она стоит в полутемном коридоре, где холодно и тоскливо. Он длинный, с множеством дверей. Она приоткрывает некоторые из них и заглядывает внутрь, но ей кажется, что что-то не то и она опять ошиблась. Некоторые из дверей тут же исчезают. И вот как только еще одна дверь исчезла, Дану пронзила пугающая мысль: «А может, это и была моя?»
Тогда во сне она почувствовала себя совсем потерянной. Она вспомнила, что всегда плохо ориентировалась в незнакомом месте. И даже когда Дана поступила в институт, первый год бабуля жила вместе с ней в квартире и встречала ее у остановки трамвая, чтобы девушка не заплутала в пока еще незнакомом ей городе. Наверное, тот, кто хорошо ориентируется, всегда придет куда хочет. А кто не умеет, может оказаться где угодно. Это как в сказке: поди туда, не знаю куда. И нет того клубочка от Бабы-яги, который не даст заблудиться.
Чтобы скинуть с себя грустные воспоминания и тревожные ощущения, Дана приняла контрастный душ и, накинув шелковый халатик цвета шампанского, пошла на кухню, где ее уже ожидала Несси. Кошечка щурилась от мягкого осеннего солнца и негромко мурлыкала. Казалось, что она улыбается. Эта удивительная кошка умела улыбаться, причем у нее была сдержанная улыбка Моны Лизы. От этой улыбки сразу стало теплее на душе. Странные все же существа — эти кошки. Какими-то невидимыми ниточками они связаны со своими хозяевами и способны быстро уловить любые перепады настроения близких им людей, мягко утешить, снизить тревогу, уныние. Наши пушистые ангелы-хранители. Хотя у них порой и зверский аппетит.
Первым же делом девушка открыла баночку с мясными консервами и положила корм своей любимице. Несси немного лениво потянулась и, спрыгнув с венского стула, не спеша направилась к мисочке.
— Ах, моя хвостатая аристократка, — умилилась Дана.
Девушка заварила крепкий кофе, достала из холодильника большой кусочек кремового торта, украшенного клубникой и голубикой, и села напротив окна. Она впитывала глазами и каждой клеточкой кожи это осеннее доверчивое солнце. Оно насыщало ее своим спокойствием и безмятежностью. Не хотелось никуда торопиться, но на сегодня были запланированы очень важные дела, поэтому Дане пришлось применить строгий тайм-менеджмент. С утра девушка собиралась в хоспис к своим подопечным. Дана не стала наносить макияж, а просто собрала рыжие волосы в пучок, надела синие джинсы и объемный вязаный свитер. В этот раз она решила добраться на своей машине, тем более ей предстояло заехать в несколько мест по просьбе знакомых из хосписа. Это были такие простые и немного приземленные желания, будто с их помощью люди хотели немного зацепиться за этот мир. Хотя бы ненадолго. Шурочке — женщине лет семидесяти, кандидату биологических наук, немного стервозной и гордой в прошлом, а сейчас находящейся на четвертой стадии онкологического заболевания — вдруг захотелось свежей брусники с сахаром. Оказалось, что в начале октября не так-то и легко найти в мегаполисе эти привычные для наших широт ягоды. Дане пришлось объехать несколько рынков, и только на одном из них прямо на выходе она увидела старичка, скромно стоящего с двухлитровой баночкой брусники. Первое желание было выполнено. Со вторым все оказалось значительно проще: паренек лет восемнадцати, умирающий от саркомы, в последнюю встречу попросил привезти баночку красной икры (оказывается, он ее ни разу не пробовал), пачку сигарет и пару бутылок пива.
Уже не впервые она бывала тут, но каждый раз, подходя к дверям, чувствовала озноб. Хотелось съежиться и свернуться в бутон. Но ни в коем случае она не могла позволить себе, чтобы ее состояние заметили обитатели этого дома. Поэтому Дана расправила плечи и легкой пружинящей походкой впорхнула в двери. Внутри было уютно: в аквариуме плавали золотые рыбки, на подоконниках по-домашнему цвели бальзамины и герани. Но все равно сквозь терпкий аромат герани и вкусной еды пробивался запах страдания и смерти, который последнее время Дана могла распознать среди множества других.
Уже у дверей палаты приветливая молоденькая санитарочка сообщила, что Шурочка с самого утра ее поджидает. Дана вошла в комнату, ярко освещенную солнцем. Дверь на балкон была приоткрыта, и свежий осенний, настоянный на хвое и опавших листьях воздух заполнял пространство. Посреди помещения на высокой ортопедической кровати лежала женщина, больше похожая на девочку-подростка благодаря худобе, бледному цвету кожи и светящимся глазам. Она очень обрадовалась Дане и протянула к ней изящные, совершенно гладкие руки со свежим розовым маникюром. Девушка взяла ее ладони, которые были такие легкие и хрупкие, будто две рыбки, каким-то удивительным образом выброшенные на берег.
— А я уже боялась, что ты не придешь сегодня, дел-то наверняка у тебя полно. Не то что у нас тут.
— Да нет, что вы, Шурочка, я же обещала. Вот брусничка, как вы хотели.
Девушка села на краешек кровати, и, что удивительно, внутренний озноб исчез. И здесь все было гармонично и прекрасно — и просторная комната, и эта одухотворенная красивая женщина в кокетливом беретике, лежащая на чистой постели. Шурочка слегка пригубила воду с брусникой и как начала разговор, так все никак не могла остановиться. Вначале она рассказала о своих снах, потом вспомнила родителей и родительский дом. Что этой ночью она планировала, как можно его перестроить. У нее на щеках разыгрался румянец. Дана внимательно слушала, кое-где кивая или задавая немногочисленные вопросы, но поток слов не прекращался. Шурочка говорила об очень простых житейских вещах, добрым словом вспоминая всех родных и близких. Казалось, что она боялась пропустить что-то очень важное для нее. Голос становился медленнее и тише…
В какой-то момент, закашлявшись в белоснежный шелковый платочек, она устало спросила:
— Тебе, Даночка, наверное, идти пора? Что я тебя все задерживаю. Как будет время, заезжай еще.
— Да, непременно. — Дана подошла, погладила прохладные, лежащие поверх покрывала ладони женщины. — Выздоравливайте, дорогая, — ободряюще улыбнулась она и не оглядываясь вышла.
Девушка прошла по душноватому коридору в комнату Олега.
Худущий бритый парень в спортивных штанах и красной футболке сидел на подоконнике в наушниках, прислонившись к холодному окну. Вначале он не заметил вошедшую. Мальчишка покачивался в такт одному ему слышимой музыке: иногда плавно, иногда интенсивно, словно в конвульсиях. За окнами — светлые деревья, нарядные, будто собравшиеся для ведомого только им и жителям этого дома торжества. Дана почувствовала себя неуютно, словно случайно заглянула в щелочку чужой двери.
— Привет, Олег, — как можно звонче постаралась произнести она, чтобы он ни в коем случае не почувствовал жалость или печаль в ее голосе.
Паренек резко соскочил с подоконника и внезапно обнял ее.
— Привет, подруга, ой, Дана, — произнес он и слегка потупил свои огромные карие, как у олененка, глаза.
Она обняла его в ответ, еле сдерживая слезы. Ей так хотелось передать ему хотя бы частичку своего жизненного тепла. «Первые святые лечили прикосновениями, — промелькнула глупая мысль. — Хотя с чего я решила, что была бы святой».
— Я принесла тебе то, что ты просил.
— Последний айфон? — пошутил он и залился детским смехом.
— Мой вроде не последний, но если хочешь — забирай, — она достала из сумочки свой телефон.
Олег смутился:
 — Ты что, шуток не понимаешь? Зачем он мне, я не успею его освоить.
Капелька слезинки блеснула в ресницах Даны.
— Олег, брось говорить ерунду, я уверена, что ты справишься.
Чтобы переменить настроение, Дана стала доставать из сумочки гостинцы.
— А что за музыку ты слушал?
— Реквием Моцарта.
— Опять шутишь, — покачала головой женщина.
Олег, выпив полбутылки пива и затянувшись сигаретой, вдруг осмелел, немного дерзко улыбнулся и попросил Дану:
— А возьми меня с собой…
Девушка с нежностью улыбнулась в ответ и, поцеловав парня в щеку, ответила:
— Обязательно.
От смущения лицо Олега залилось румянцем.

Глава 4
Дана не спеша шла по своему двору. Стояло ее самое любимое время года — преддверие лета. Около подъезда она остановилась у кустика сирени. Ее привлек яркий, сладкий и густой аромат. Одна веточка с гроздью розово-фиолетовых цветочков легко коснулась ее щеки своими шелковыми лепестками. Райское дерево... Где-то она читала или слышала от бабули, что раньше этот кустарник так называли. Действительно, необыкновенная красота, что-то сказочное. Буйство цветения и ароматов особенно в наших суровых краях кажется чем-то неземным, небесным. Хочется зарыться в заросли сирени и вдохнуть ее душу — вечно юную, игривую, легкую, манящую.
Девушка отломила веточку и, придя домой, поставила ее в стеклянный цветной бокал на кухне. Несси, осторожно вскочив на венский стул и привстав на задние лапки, уткнулась черной мордочкой в душистую гроздь. Теперь и она почувствовала весну.
Дана опять была одна: Михаил снова находился в командировке. Девушка уже к этому привыкла, ей это даже нравилось. Она взяла недочитанную книгу и уселась в кресло, поджав ноги. Запах сирени доносился из открытых окон или из кухни, окружая, обволакивая, даря предвкушение чего-то очень хорошего. Это как аромат надежды.
Дана вспомнила, как ровно год назад после затяжной болезни, на время лишившей ее обоняния и вкуса, она очень ослабла и долгое время не выходила из дома. А потом они с мамой приехали в деревню. И тогда все-все казалось Дане удивительным, будто она чувствовала и видела это в первый раз. Так, наверное, дети проживают любой день каждой частичкой своей души, каждой клеточкой своего тела. Казалось, она пьянела от этого воздуха, от всей этой красоты. Для взрослых это ощущение доступно только в начале лета. Недаром раньше на Руси считали, что весной вместе с природой просыпаются души умерших предков и начинают говорить с нами звенящими ручейками, тонкими запахами, яркими красками, теплыми прикосновениями солнечных лучей. Так они питают нас своей любовью.
Дана не заметила, как уснула. Сквозь сон она почувствовала, что на кресло запрыгнула кошка, прислонилась к ее ногам теплым тельцем и начала громко мурлыкать. И Дана уловила в своем теле вибрации — отклик на это мягкое мурлыканье, на нежно струящийся запах, сиреневые облака, проплывающие по небу за закрытыми шторами окнами, на как всегда внезапно случившееся лето. Она ощутила себя частичкой в этом огромном океане мироздания, полном любви и созвучия.
Утром Дана проснулась непривычно поздно. Она абсолютно не помнила, что ей снилось, и чувствовала себя обновленной, легкой и как всегда полной планов на это лето. Действительно, лето — это как загадочная страна, хотя, может, это ощущается только в наших широтах, поэтому мы так ждем солнца и так ему рады. Издревле наши предки поклонялись солнцу, в отличие от южан, почитающих луну. Но ведь луна так прекрасна только благодаря тому, что она отражает солнечный свет, а источник тепла и жизни — это все-таки солнце.
Вначале Дана, по обыкновению, думала позавтракать в соседнем кафе и сразу же оттуда отправиться по делам. Но решила, что такой чудесный и почти летний день можно полностью посвятить себе, а дела оставить на потом. Хотелось почувствовать самое начало лета, побыть наедине с природой и разделить с ней эту радость, это наслаждение, ведь для природы это время подобно раннему солнечному утру. Девушка пошла на кухню, включила индийские мантры и быстренько приготовила себе омлет, не забыв, конечно, покормить свою красавицу.
Плотно покушав, Несси разлеглась на подоконнике, подставив брюшко ласковым солнечным лучам. Дана случайно выронила из рук вилку. Кошка встрепенулась и, поняв, что это очередная неловкость хозяйки, громко замурлыкала, посмотрела на Дану васильковыми глазами и прищурилась. Девушка уже давно знала, что так кошки посылают любимым воздушные поцелуи. Она прищурилась в ответ и, звонко смеясь, произнесла:
— Ладно, уговорила, возьму тебя с собой.
Быстро собравшись, надев бирюзовый спортивный костюм и покрасив губы коралловой помадой, Дана взяла в руки переноску с кошкой и спустилась к своему новенькому бежево-золотистому внедорожнику, который ей подарил Михаил на прошлую годовщину свадьбы.
Внутри машины она открыла дверцу переноски. Несси не спеша вышла, а затем вальяжно, почти по-королевски, разлеглась на заднем сиденье. Девушка внесла в навигатор название пригорода и только отъехала, как ей позвонили. Она машинально взяла трубку, не разглядев, что звонок был с незнакомого номера. В последнее время телефон Даны знали только самые близкие, поэтому она решила ограничить себя от посторонних ненужных контактов.
Приятный мужской голос спросил:
— Это Дана? Доброе утро.
— Доброе. А вы кто?
— Александр. Мы с вами не знакомы. Я нашел вашу визитку в квартире моей бабушки. Она куда-то пропала.
— А как ее имя-отчество? — задумчиво и удивленно произнесла девушка и добавила: — Я, вообще-то, никому свои визитки не даю, да у меня их и нет. Все связываются через моего администратора.
— Дарья Петровна Осипова.
— Ой, что-то припоминаю, может, я ее рисовала… А напомните, какая улица.
Мужчина назвал точный адрес.
Девушка вздохнула:
— Да, я несколько раз к ней ездила. У нее такое интересное лицо, удивительный взгляд — веселый, как у ребенка. Я думала, она одинокая… А потом она действительно куда-то пропала. Я решила, что ее родственники забрали. А вы сейчас у нее?
— Да, я два дня как приехал, а до этого никак не мог дозвониться.
— Я сейчас как раз мимо проезжать буду, может, смогу чем-то помочь. И вы мне покажете визитку, все это очень странно.
— Хорошо хоть одного человека, кто общался с бабулей в последнее время, удалось найти. Спасибо, я встречу вас у подъезда.
А солнце светило все ярче и ярче, и не хотелось думать о плохом. Наверное, старушка отдыхает в каком-нибудь санатории, а парень сам виноват, надо чаще навещать своих пожилых родственников.
Дана надела солнцезащитные очки, включила французскую музыку и помчалась по дороге, которая была удивительно свободной, несмотря на будний день. Несси на заднем сиденье подмурлыкивала беззаботной мелодии.
Когда девушка заехала в знакомый дворик, она заметила, что на скамеечке, где обычно ее ждала Дарья Петровна, сидит симпатичный молодой мужчина. Дана взяла переноску в руки (она никогда не оставляла свою любимицу одну в машине) и направилась к парню.
— Александр? — лениво улыбаясь, спросила девушка.
Парень выглядел немного растерянным и расстроенным. Но увидев такую милую парочку, широко улыбнулся и соскочил со скамейки.
— Дана? Рад познакомиться. Я не думал, что вы такая молодая и красивая, —засмущавшись, добавил он.
Девушка поставила переноску с кошкой под высокий дуб, на который сразу же прилетели галки и стали громко, словно дразня Несси, галдеть.
— Я хотела бы посмотреть на свою визитку. Я точно не могла ее отдать. Дарья Петровна такая доверчивая. Может, это мошенники? Но почему там мой номер? — размышляла вслух Дана.
— Ой, я ее, кажется, дома у бабушки оставил. Сейчас сбегаю или, может, вы подниметесь со мной?
— Да, конечно, меня саму эта история очень взволновала. Я уверена, что вы найдете свою бабушку.
Девушка взяла кошку. Та уже пыталась вырваться из переноски, чтобы ответить на оскорбления неугомонных галок, одна из которых, особо наглая, прыжками приблизилась почти к самому носу обескураженной Несси.
Александр и Дана поднялись по лестнице старого неухоженного подъезда и вошли в чистую, уютно и по-старушечьи обставленную квартирку.
Дана определенно уже здесь бывала. Вот и ковер такой же, как у ее бабушки. В детстве, засыпая, она рассматривала его узоры — причудливые, как какие-то тропинки либо лабиринты, по которым можно попасть неизвестно куда. Всякий раз в своих мечтах Дана приходила по ним в новое сказочное место, чем-то похожее на предыдущие, но отличающееся от них.
Вот и окно — новое, но со старомодными тяжелыми занавесками, а напротив на веточках дуба раскачиваются все те же галки и с любопытством заглядывают в комнату. Это давние знакомые Дарьи Осиповны. Что они хотят: разгадать, куда же подевалась их приятельница или подсказать, где она? Девушка подошла к окну, и будто в ответ на ее мысли две птички подлетели к самому стеклу и уселись на перила маленького декоративного балкончика. Такие еще кое-где остались в старых домах.
А Александр в это время пытался освободить кошку из переноски, ходившей ходуном от прыжков недовольного хищника.
Выпрыгнув на волю, Несси вновь обрела свою царскую стать и слегка лениво прогарцевала мимо парня к Дане. Она легко запрыгнула на подоконник и уже хотела разлечься, но увидев все тех же настырных и наглых птиц, не смогла сдержать гнев и, порыкивая, принялась стучать лапами по стеклу.
Парень открыл большой массивный холодильник ЗИЛ, достал оттуда кольцо краковской колбасы, которую так любила его бабушка, и, разрезав на мелкие кусочки, подозвал пушистую гостью. Но та не повела и ухом. Она, почти не шевелясь, как египетская статуэтка, сидела на подоконнике, устремив васильковые глаза в бесконечность.
— Александр, а где же моя визитка?
Парень суетливо стал открывать ящики комода, осмотрел стол и карманы висящей в прихожей одежды и растерянно произнес:
— Ой, я в этой суете, наверное, ее куда засунул. Она точно была, иначе откуда же я узнал ваш телефон?
Дана снисходительно и в то же время с сочувствием улыбнулась:
— Ну мы тогда пойдем?
Но Александру не хотелось оставаться одному. Он чувствовал, что Дана — это единственный известный ему путь к разгадке исчезновения бабушки. И он искренне выпалил:
— Я чувствую, что вы одна можете мне помочь! Я сам понимаю, что виноват, и сейчас в полной растерянности. Вы действительно наверняка знаете больше, чем я. Может, выпьем кофе?
Парень пристально посмотрел на Дану большими, слегка навыкате серыми глазами.
«Как странно… Оказывается, люди тоже могут целоваться глазами и для этого совсем не надо прищуриваться», — пронеслось в голове у девушки.
— Спасибо, не откажусь.
Дана села на высокое кресло, стоящее в кухне. Перед ее глазами возник образ Дарьи Осиповны, которая так любила рассказывать истории о своей юности, послевоенных годах, поклонниках и работе. И Дана точно знала, где та сейчас находится. Девушка сделала глоток обжигающего кофе и, ласково посмотрев на парня, сказала слегка изменившимся голосом:
— Саша, с твоей бабушкой все хорошо. Она мне рассказывала, что собирается на некоторое время уехать куда-то, но куда не сказала. Я тогда не стала расспрашивать, на то ее воля. Извини, — немного жестко произнесла она, — мне действительно пора.
— Несси!
Кошка, беспрекословно повинуясь окрику хозяйки, запрыгнула в переноску.
— Можно, я вам позвоню? — обескураженно спросил парень.
— Да, конечно, — уже в дверях, не глядя на него, ответила девушка.
Александр подошел к окну и проводил их взглядом. Стройная рыжеволосая девушка с кошкой села в машину, и автомобиль, прорычав, как верный зверь, увез эту удивительную парочку по каменистым тропам огромного города.

Глава 5.
С рисунков Даны на Александра смотрели эльфы, феи и ангелы. У некоторых из них были морщинистые старые лица с яркими детскими глазами, у других на свежих детских личиках — мудрые, будто выцветшие, всепонимающие глаза много поживших людей.
Он сидел за ноутбуком в квартире своей бабушки, потягивал сухое красное вино, которое было припасено Дарьей Осиповной, и с интересом и удивлением рассматривал картины Даны. Да, она несомненный талант. Это были какие-то беззащитные, раненые ангелы. Его внимание привлекла еще одна картина. Над пропастью — тоненькая зеленая ветка, непонятно на чем держащаяся, на ней — двое со сложенными крыльями: один с детским лицом уснул, другой обнимает первого и смотрит поверх бездны огромными изумрудными глазами. В них бесстрашие и смирение одновременно.
У парня после встречи с художницей осталось неоднозначное впечатление: будто она что-то знает, но скрывает от него. Выпив еще бокал, Александр вновь набрал номер девушки.
Дана ответила не сразу.
— Что-то прояснилось? — участливо спросила она.
— К сожалению, нет, но мне показалось, что вы что-то знаете. Мы можем еще встретиться?
— Да, завтра после шести вечера, — как-то покорно и равнодушно ответила Дана. — Я к вам заеду.
Парень положил трубку, уже полностью убежденный в том, что девушка каким-то образом связана с пропажей его бабушки.
На следующий день Александр проснулся рано и понял, что почему-то его волнует предстоящая встреча с Даной. Ему показалось, что она начинает ему нравиться. Мужчина недавно развелся, и новые романтические отношения абсолютно не входили в его планы, тем более он заметил у Даны обручальное кольцо. Наверняка она замужем. До вечера он пытался себя чем-то занять, но мысли разбегались и постоянно возвращали его к истории с исчезновением бабушки. Казалось, что все вещи в ее квартире ждут возвращения хозяйки и напоминают ему о ней. Периодически, то натыкаясь на ее бархатную кофточку, которую она любила надевать на выход, то наливая чай в ее любимую кружку с Эйфелевой башней, то случайно наступив на домашние уютные тапочки с розовыми помпонами, то проходя мимо тумбочки с раскрытой книгой и заметив пометки, написанные на полях бабушкиной рукой, парень проваливался в детские воспоминания. Здесь ничего не изменилось с той поры, как он школьником гостил у бабули на каникулах. Терпкий и сладкий аромат ее любимых духов, еле уловимый запах нафталина, ее одежды, старого дерева, просачивающийся из створок громоздкого черного шифоньера, украшенного причудливыми фигурками игривых эльфов и фей, смешивался с запахом множества книг, комнатных цветов, беззаботного детства, когда лето было бесконечно долгим, полным тайн, приключений и новых открытий. Особенно в таком мистическом городе, как Санкт-Петербург, и с таким проводником, как его бабушка. Дарья Осиповна вставала очень рано, делала зарядку и за завтраком обсуждала с Сашей программу на сегодняшний день. До обеда они занимались исследованием загадочных мест города и его ближайших пригородов.
В течение двух-трех лет бабушка писала книгу о мистических местах Петербурга. Тогда ее многие считали чудачкой. Иногда собиравшиеся у нее в квартире друзья-филологи порой подшучивали над ней, полагая, что несолидно кандидату наук заниматься такой чепухой, предостерегали, что ее труд останется невостребованным. Кому интересно читать сказки, опирающиеся на альтернативные исторические источники? Она только улыбалась и говорила:
— А что, если ошибались ваши историки? Пишут многое, но я верю самому городу, который делится со мной своими тайнами.
«А ведь сейчас, — подумал Александр, — такой популярностью пользуются экскурсии по мистическим местам Питера. И люди даже не подозревают, что в далеких нулевых они с бабушкой были первопроходцами. И многие экскурсоводы пользуются бабушкиной книгой как путеводителем».
Ему захотелось пролистать книгу еще раз, но почему-то нигде — ни на книжных полках, ни в письменном столе — он не смог найти ни одного экземпляра. Отодвинув один из ящиков, парень обнаружил стопку старых фотографий, снятых на полароид. Александр бережно, словно это были детские сокровища, достал их и стал рассматривать. Вот они с бабушкой в Петергофе, вот в садах Ораниенбаума. На глянцевых квадратиках — смешной мальчишка в длинной футболке, солнцезащитных очках и в кепке козырьком назад. Тогда он считал себя очень крутым, читал рэп и мечтал стать знаменитым. А рядом Дарья Осиповна — любимая бабуля с химической завивкой — статная, такая нарядная и на каблуках. А вот он стоит на извилистой лестнице ротонды. Александр вспомнил прохладу и акустику старого дома. Тогда туда свободно мог зайти каждый. И они с бабушкой были вдвоем. Высокий свод, где он непременно зачитывал свои бесхитростные рифмованные тексты… Звук его голоса заполнял собой все пространство, а бабушка аплодировала. И было такое странное состояние, что он даже хватался за перила, будто звуковые волны могли подхватить его и поднять в небо или сбросить в страшные подвалы, о которых заботливая бабуля ему рассказала почти сразу, как они вошли. Ее рассказы будоражили, а иногда наводили леденящий ужас. Но кто в детстве не любил слушать страшные истории? Он стал вспоминать, что его так напугало в рассказе о подвалах, что там была такого устрашающего. То ли в этом подземелье собирались масоны, то ли сатанисты, а в полночь иногда появлялся и сам дьявол, который может исполнить любое желание. В ушах Александра и сейчас звучал бабушкин голос — то усиливающийся, то стихающий, то совсем замолкающий, чтобы обрушиться на него с новой силой. Недаром все студенты почитали Дарью Осиповну как выдающуюся рассказчицу, а на ее лекциях свободных мест не было. Некоторые студенты приходили послушать бабушку даже с других курсов и факультетов, а в университете о ней ходили легенды.
После страшилок о подвалах Дарья Осиповна тогда рассказала ему, что позже, уже в советское время, это место, названное Центром Мироздания, облюбовала творческая интеллигенция: начинающие поэты, музыканты, художники. В те годы бабушка там частенько бывала и даже встречалась с Цоем, которой тогда еще мало кому был известен. В тот период сложилась традиция записывать свои желания на стенах. Они и по сей день испещрены надписями. Бабушка долго искала свою, но возможно, как она потом предположила, после побелки стены поверх старых надписей появились новые. Тем более ее желание уже исполнилось. Александр, вдохновленный бабушкиным рассказом, тоже что-то написал, но сейчас, как ни старался, не мог вспомнить, что же это было. Наверное, какая-нибудь мелочь наподобие новенького велосипеда, тамагочи или поездки в спортивный лагерь. Как жаль.

Глава 6.
На берегу казавшегося бескрайним озера в круглых плетеных качелях сидела пожилая дама в кружевной панаме и длинном льняном сарафане. На ее коленях лежал закрытый томик стихов Тютчева. Женщина не могла отвести взгляда от кружащихся над водой стрекоз с изумрудными крылышками. Они были похожи на танцующих эльфов, переговаривающихся друг с другом на особенном стрекочущем волшебном языке. Они то летели в одну сторону, то резко меняли направление, то зависали над водой, то садились на хрустальную блестящую поверхность водоема. Женщина приходила наблюдать за ними уже не первый день и изучила некоторые их особенности. Что ее больше всего поражало, так это умение стрекоз летать назад так же хорошо, как и вперед. Чередование резких и плавных движений завораживало. А еще цвет крыльев, изменяющийся в зависимости от освещения от голубого до ярко-зеленого, их декоративность и изящество. В какой-то момент старушка даже представила, что кто-то открыл шкатулку с драгоценностями и оттуда выпорхнули эти искусно созданные гениальным ювелиром брошечки. Будто в ответ на эти мысли одно из сказочных созданий опустилось на ее голубой сарафан. Женщина от восторга вскрикнула, а стрекоза плавно соскользнула вниз и полетела к своим подружкам.
Накануне пожилая дама, изменив своим принципам не пользоваться интернетом и мобильной связью, сходила в местную библиотеку и, так и не найдя книг о насекомых, воспользовалась ноутбуком. В сети она провела почти весь вечер, читая научные статьи, легенды и рассказы о стрекозах. Оказывается, они самые быстрые насекомые и очень-очень древние. В одной статье было красиво написано, что они «присутствовали и в прежних версиях Матрицы», а в другой говорилось, что в переводе с латинского стрекоза — это «рожденная от аромата Вселенной».
В жизненном цикле этих удивительных созданий соединены две стихии. Стрекозы рождаются в воде и первую часть жизни проводят там, а потом, легкие и почти невесомые, окунаются в воздушные потоки. А за счет своего умения одинаково летать вперед и назад и зависать во время полета стрекозы у некоторых народов были символом управления временем.
«Ах, хотела бы я, если реинкарнация существует, в следующей жизни стать стрекозой», — мечтательно улыбнулась старушка.
— Дарья Осиповна, обедать, — раздался молодой мужской голос.
— Иду, внучок, — прокричала пожилая дама, нащупала ногой сандалии, надела их и бодрым шагом направилась в сторону домиков, построенных в стиле дворянской усадьбы.
После простого и очень вкусного обеда довольная старушка опять отправилась в библиотеку. Ей не терпелось вновь окунуться в изучение мира стрекоз. Она уже твердо решила в ближайшее время приступить к написанию книги в жанре фэнтези, главными героями которой будут эти сказочные насекомые. В какой-то момент почти машинально она открыла свою почту. И взгляд сразу же упал на множество писем от Сашеньки. Как же она могла забыть сообщить ему о своем отъезде! А ведь когда-то (будто вчера!) они были родными душами. В памяти внезапно, как в калейдоскопе, замелькали картинки: вот мальчишка с ясным любопытным и открытым взглядом задает ей наивные бесчисленные вопросы во время их бесед и прогулок. Очень часто эти вопросы ставили ее в тупик, но в его глазах она была обладательницей всех знаний. Он верил каждому ее слову, даже если это вымысел. Им было так интересно вместе, что казалось, они творили свою вселенную, которую ничто не может разрушить. Как бункер, состоящий из кусочков тех незабываемых, наполненных яркими эмоциями дней и защищающих их от всех ударов судьбы.
И сейчас ей так захотелось вернуться туда. Вот она идет с ним по улице, и мальчишка еще не знает куда. Это как в сказке: поди туда — не знаю куда… Они сворачивают в полутемный типичный для Петербурга двор-колодец, открывают дверь и оказываются в ротонде. На улице жаркий солнечный день, а тут прохлада и торжествующий покой. Мальчишка ловит каждое ее слово, а потом сбегает по лестнице и читает смешные рифмованные строки, в которых среди наивных детских фраз как бриллианты блещут мудрые мысли.
А потом он подходит к стене желаний и пишет: «Хочу, чтобы бабушка жила вечно».
Она пытается скрыть слезы. И начинает рассказывать очередную историю о том, что это место как портал, через который можно попасть и в прошлое, и в будущее…
А ведь в прошлое мы и так можем попасть, нам для этого и дана память. В будущее же мы попадем неизбежно. Мы все как стрекозы, летающие взад и вперед…

Глава 7.
Дана приехала около семи вечера, обескуражив Александра своим звонком в домофон. Он ожидал, что они еще заранее созвонятся и договорятся о встрече. Но Дана уже стояла у него под окнами. Девушка отказалась подниматься и сказала, что сегодня они едут на озеро. Это ее поведение напомнило парню их путешествия с бабушкой. Наскоро собравшись и захватив плавки и полотенце, Александр в легкой эйфории от предстоящей встречи сбежал по лестнице. Будто ему восемнадцать, он студент и бежит на первое свидание.
Дана была восхитительна. Легкое шелковое платье, женственно струящееся по ее телу; рыжие распущенные волосы, будто впитавшие всю радость и свет этого лета и, как луна, отражающие его; лучащиеся азартом и притягательностью малахитовые глаза на загорелом красивом лице — все это могло свести с ума. Девушка по-деловому поприветствовала Сашу и жестом пригласила сесть с ней в автомобиль. Так как был будний день, они очень быстро выехали из города и помчались по курортному району. За окошком мелькали уютные фешенебельные домики, стоящие среди сосен, ресторанчики, спа-отели. Молодые люди почти ни о чем не разговаривали, и это было удивительное состояние, которое бывает только между близкими людьми, когда молчание не напрягает, а только дает ощущение неги и расслабленности. Все вместе с теплым летним воздухом, струящимся из открытого окна, привкусом предстоящих приключений, как это бывает в детстве, мелодичной французской музыкой, которая всегда ассоциируется с состоянием беззаботности и легкой влюбленности… Пребывая в этом полутрансовом состоянии, Александр не заметил, что они уже завернули в поселок и подъехали к озеру, затерянному среди соснового бора.
Когда они подошли к темным глянцевым водам, обрамленным высокой травой и желтыми кувшинками, им одновременно так захотелось искупаться, что они, опять не говоря ни слова, синхронно скинули с себя одежду и, лишь улыбнувшись друг другу, вошли и сразу поплыли на глубину такого гостеприимного и освежающего водоема. Озерная вода отличается от речной, морской и океанической своей нежностью и шелковистостью. Будто оказываешься в каком-то чудесном, самой природой предоставленном спа-салоне. И мягкие волны, как волшебные руки массажистов, бережно стирают с тебя весь негатив, все плохое, привнесенное, и ты в состоянии очищения, как после причастия, ныряешь в глубину и полностью доверяешься водной стихии.
Наплававшись вдоволь, они легли на мягком, пушистом пледе, который Саша заботливо расстелил на песке под ветвистой сосной. Отсюда они могли, не щурясь, любоваться лучами заходящего светила.
Дана стала говорить, что раньше предки впитывали в себя этот красный свет, чтобы потом отправить его в ту часть тела, которая нуждается в исцелении. Она поведала ему эту технику, которой обучилась на шаманских курсах.
Саша, улыбнувшись, сказал:
— Знаешь, Дана, у меня окна выходят на запад, и почти каждый вечер после напряженного рабочего дня я просто смотрю, как солнце медленно заходит, уменьшается, сужается, превращается в красную точку, и просто ни о чем не думаю. Как и в этот день…
Александр замолчал. А Дана посмотрела на него и непроизвольно залюбовалась им. Лучи солнца отражались в его больших, по-детски восторженных глазах, и весь он был освещен светом, будто исходящим изнутри. Казалось, его тело становилось телом света.
И девушка подумала: «А ведь действительно, многие мистики годами придумывают всякие практики лишь для того, чтобы добиться состояния освобождения от мыслей. Но это все так просто».
А солнце становилось все меньше, опускалось все ниже, и вот оно, как волшебный аленький цветочек, блеснуло и затерялось в лесной чаще.
«Странно. Этот день тоже, как аленький цветочек, среди многих других», — подумал Александр, взглянул на Дану и непроизвольно инстинктивно притянул к себе эту загорелую красивую рыжеволосую женщину, похожую на средневековую ведьму. А она с любовью посмотрела на него, закрыла глаза и прильнула к его губам. От неожиданности у Александра все внутри екнуло, а по животу разлилось такое тепло, как будто солнце теперь спряталось именно там. Он хотел, чтобы этот поцелуй длился долго-долго. Но Дана, как встрепенувшийся юркий зверек, уже бежала к озеру. И вот она уже плывет, подхваченная заботливыми темными водами. Александру же внезапно стало зябко и страшно, как ребенку, которого оставили одного в этой неопределенности: вернуться ли к нему или оставят навсегда одиноко сидеть в ожидании.
От этого странного и неприятного ощущения его отвлекло уведомление в телефоне. Парень взял трубку и увидел сообщение от бабули: «Сашенька, как ты? Я волнуюсь. Прости, что не известила тебя заранее. Я отдыхаю в пансионате, тут обо мне заботятся. Жаль, что пока запрещены свидания. Целую».
Волна облегчения, восторга и успокоения охватила его. Сколько эмоций можно вместить в один вечер? А рыжеволосая ведьмочка уже выбралась из вод и смотрела на него слегка отстраненно и изучающе своими еще более позеленевшими то ли от долгого купания, то ли от обрамляющих озеро сосен глазами.
— Дана, бабушка нашлась, — восторженно закричал Саша, схватив ее в объятия и закружив.
«Разве так можно… — пронеслось в голове у Даны. — Завтра приедет муж…»

Глава 8.
Дана проснулась от нежных поцелуев солнца. Было около шести утра, но именно летом так легко вставать рано, созвучно природным ритмам. Несси грациозно потянулась, зевнула и зависла в недоумении, раздумывая, то ли присоединиться к хозяйке и последовать за ней на кухню, то ли продолжить свой отдых. Она любила подольше понежиться в кровати, как истинная аристократка, а солнышко ей в этом нисколько не мешало, наоборот, оно так приятно прогревало ее шоколадную шерстку, что хотелось растянуться в хозяйской кровати без соседства и мурлыкать в ответ солнцу. Так она и сделала.
А Дана перешла в соседнюю комнату, открыла балконную дверь, повесила гамак для аэройоги и, включив музыку с пением птиц и журчанием воды, приступила к упражнениям. Ее тело было одновременно сильным и расслабленным. Зависнув вниз головой, прикрыв глаза и покачиваясь, она представляла, что вместо привычной обстановки ее окружает дикая природа и она сама ее частичка. Как много нужно успеть за день: сделать сюрприз мужу, встретив его в аэропорту, съездить вместе с ним в свой пансионат, предварительно закупив все необходимое, и провести прекрасный романтический вечер на острове. Она даже разучила новый танец для него и купила для этого воздушное платье апельсинового цвета. Летом так хочется яркости, радости и удивления; летом мы все становимся чуть-чуть детьми. Лето ведь и само дает нам больше красок, запахов, звуков, даже вкусов, и нам хочется вновь и вновь изучать этот мир, будто мы видим его впервые.
Наскоро перекусив и насыпав вредной кошке, которая так еще и не проснулась, сухого корма, Дана выпорхнула из квартиры.
Время имеет такую удивительную особенность: его течение неравномерно. Бывает, недели и месяцы мелькают, как одно мгновение. А бывает, что день вмещает в себя столько много впечатлений, событий и эмоций! И вот сегодня был один из таких дней для Михаила.
Он, немного сонный после длительного перелета, шел к выходу из аэропорта и параллельно заказывал себе такси в приложении. Когда он поднял глаза, то увидел, что к нему идет, почти бежит, радостная загорелая Дана с букетом ромашек. Она кинулась в объятия мужа, и он понял, как же по ней соскучился и что наконец-то он дома.
Наскоро перекусив на летней террасе одного из ресторанчиков, где было очень уютно и малолюдно в такое раннее время, они обсудили планы на сегодняшний день. У Даны все уже было продумано. А так как Михаил был свободен, а в выборе досуга ему очень нравилось полагаться на жену, он позволил себе ослабить самоконтроль и побыть ребенком, готовым к новым приключениям.
После ресторанчика пара заехала в ближайший торговый центр и провела там достаточно много времени. Дана бегала из одного магазина в другой, выбирая подарки для подопечных, а Михаил следовал за нею, расплачивался и забирал тяжелые пакеты. С легкими Дана справлялась с удовольствием сама.
К полудню закупки были завершены, и супруги уже мчались по загородному шоссе. Михаил слегка задремал под приятное щебетание Даны: она рассказывала ему о делах в клинике, событиях, своих планах.
Когда они приехали к озеру, Дана с разгона въехала в воду и припарковалась на дне. Михаил почувствовал, что задыхается. Увидев это, его жена превратилась в огромную птицу и, схватив его клювом, вынырнула на поверхность. Пакеты с гостинцами она несла в мощных когтистых лапах. Так благополучно супруги добрались до острова. Дана, покружив над сушей, стала сбрасывать пакеты довольным жителям. Михаил напрягся, подумав, что он будет следующим.
Дана ласково теребила мужа за плечо:
— Приехали.
И он сразу же, чтобы не забыть, давясь от смеха, стал пересказывать свой сон. Дана была в восторге.
— Ах, хотела бы я иметь такую суперсилу.
На берегу уже стоял катер. Михаил еще из торгового комплекса договорился, чтобы их ожидали. До острова плыть около получаса. Было жарко и безветренно. Голубое небо и небольшие белые облачка отражались в озере, и можно было подумать, что они плывут по небу и отражаются в зеркальной поверхности воды. Водитель катера, молодой мужчина, вел уверенно и резко, наслаждаясь скоростью, а брызги так приятно освежали, что хотелось плыть и плыть. Может быть, выплыть так в море, океан.
Но их новенький белоснежный катер быстро приближался к небольшому, около трех километров в диаметре, острову. Судно причалило к пристани, и парень, взяв все пакеты, перепрыгнул на пирс и уже подавал руку Дане.
«Неужели я старею», — промелькнула у Михаила мысль.
И он, отмахнувшись от руки парня, выпрыгнул из судна, которое некстати покачнулось. И тут же потеряв равновесие, Михаил чуть было не растянулся в ногах у Даны и рулевого. Но в последний момент он ухватился за локоть жены и восстановил баланс, но не репутацию.
Дана ласково поцеловала его в щеку, будто не заметив конфуза.
— Наконец-то приехали. Я так скучала по ним!
Михаил же предпочел бы провести весь этот день наедине с Даной.
— Я тоже так соскучился по тебе... — произнес он и поцеловал жену в губы. Они стояли вдвоем на берегу озера, парень с пакетами уже скрылся из вида. И только стрекозы со стеклянными изумрудными крылышками застыли в полете и, управляя временем, с любопытством наблюдали за нежной парой.



Глава 9.
Дарья Осиповна сидела на террасе в зеленом крепдешиновом платье и задумчиво крутила в руках шариковую ручку. Ветер развевал ее седые кудри; со двора слышались крики играющих в домино дедов; пахло озерной водой, свежескошенной травой и крепким кофе. Старушка представляла себя героиней новой книги. Там она была юной озорной феей с сиреневыми глазами и прозрачными крылышками, которая могла превращаться в стрекозу. Так феи всегда скрываются от людских глаз. Она была очень озорной и любознательной, ее интересовал такой загадочный и абсурдный мир человеческих существ. И однажды феечка решила пренебречь правилами безопасности (что было характерно и для самой Дарьи Осиповны в юности) и ненароком попалась на глаза одному мальчишке. Тот оцепенел от ужаса.
— Неужели я так безобразна? — спросила фея.
В ответ мальчишка завопил и бросился прочь.
А у нее в этот момент включился азарт погони. Она поднялась на своих зеленых крылышках и стремительно ринулась за ним, догнала и преградила путь.
Мальчишка со страхом посмотрел на нее, в ответ фея звонко расхохоталась. Он не смог удержаться и с облегчением рассмеялся тоже. Так началась их дружба…
Дарье Осиповне приходили на ум воспоминания из детства, юности: мелкие шалости, которые они вытворяли с подругами, да и не только мелкие. Многие из них вновь оживали на страницах ее романа, быть может, в несколько измененном виде.
Ей вспомнился эпизод из молодости, когда они с подружкой отдыхали в санатории и за ними ухаживали двое очень интеллигентных молодых человека, один из которых был ученым-физиком, другой — хирургом. Оба были из аристократических семей и очень красиво и даже вычурно ухаживали, что так забавляло Дарью Осиповну. И обоим парням нравилась, конечно, Дарья. В молодые годы она была очень хороша. Она вспоминала слова бывшего мужа, который говорил, что она сказочно красива. Тонкая талия, вьющиеся каштановые волосы, немного сдержанная загадочная улыбка и чертики в глазах. Несмотря на то что родом Дарья была из простой крестьянской семьи, а ее родители почти не владели грамотой, она окончила школу с золотой медалью и первая и почти единственная из деревни поступила в университет.
При этом у нее был особенный вкус: она так изысканно одевалась, что можно было подумать, что на ней наряды из последних коллекций именитых модельеров. Хотя почти всегда она шила платья сама, а первый свой сарафанчик смастерила в пять лет, когда родители пошли на покос.
К тому же она обладала королевской осанкой и врожденными манерами, поэтому все думали, что она из дворянской семьи.
Так и в тот раз на отдыхе. Оба парня уже были тайно в нее влюблены. Молодые люди чаще вчетвером проводили свободное время, гуляли, плавали, ходили в кино. Но сердце Дарьи уже было занято, и к парням она относилась просто по-дружески, что не мешало ей флиртовать с ними, принимать милые безделушки, знаки внимания. Ее подружка иногда даже обижалась на Дарью. Почему все внимание только ей одной?
Однажды в жаркий летний день парни предложили девушкам прокатиться на лодке по небольшому озеру и устроить на маленьком зеленом островке пикник. Они заранее заготовили все необходимое и уложили это в специальную корзину для пикника. Раньше Дарья таких и не видывала. Они тоже брали с собой еду на покос, но чаще съестное складывали в обычные корзины, с которыми ходили в лес по грибы да по ягоды.
Вместе молодые люди благополучно добрались до островка, там парни расстелили красивое габардиновое покрывало, и физик из семьи потомственных дворян Санкт-Петербурга открыл корзину и достал оттуда приборы с вензелями: хрустальные бокалы и красивые фарфоровые тарелочки. Другой парень в это время откупоривал шампанское. А ее подружка суетливо разворачивала и раскладывала продукты. Дарья же собрала букетик лютиков, васильков и ромашек, зачерпнула воды из озера в свой бокал и поставила в него цветы. На вопрос подружки, из чего же она будет пить шампанское, Дарья, кокетливо подмигнув парням и выпустив чертиков из серо-голубых глаз, задорно ответила:
— А я пью из бутылки.
После пикника молодые люди еще больше развеселились и решили поиграть в прятки. Когда физик начал водить, а доктор спрятался за сосны, Дарья утянула подружку в заросли травы и шепнула:
— Надоели они мне, давай уедем, вот смеху-то будет, они нас обыщутся.
Подружка было попыталась возразить, но она знала, что Дарья все равно не изменит своего решения. Поэтому так и сделали. Уже к вечеру Дарья, обнаружив, что парней нет, попросила местных ребят съездить на остров. Вернувшись, незадачливые ухажеры за ужином не проронили ни слова и даже старались не смотреть на коварных подружек. Но на следующий день за завтраком Дарья как ни в чем не бывало предложила парням покататься на велосипедах по окрестностям. Она уже договорилась с местными и нашла два велосипеда. Подружка кататься не умела, поэтому вместо того, чтобы обижаться, парни кинулись выяснять, кто первый поедет с Дарьей, и уже искали монетку, намереваясь кинуть жребий.

Глава 10.
Перед отъездом в Москву Александр очень хотел встретиться с Даной, но она не отвечала на его звонки, а потом и вовсе пропала из сети. Несмотря на то что бабушка наконец-таки нашлась, в душе не было той легкости, которую он ожидал. Вот уже третью ночь во сне он видел Дану, а просыпаясь, вспоминал только отрывки снов, и что-то тревожащее и недосказанное было в них. Один раз ему приснилось, что она вошла в его комнату, приблизилась и наклонилась. Его щеке стало щекотно от ее волос, он почувствовал рядом с губами ее теплое дыхание со вкусом карамели. Он трепетно обнял ее за талию, ощутив шелк одежды, от которого стало жарко... Внезапно кто-то окликнул ее, и девушка выскользнула из его объятий. Саша открыл глаза — на губах чувствовался вкус карамели, а сердце было готово выскочить из груди и побежать за Даной.
Билет до Москвы был на завтра, и Александр решил прибраться в квартире бабушки, чтобы порадовать ее к приезду из санатория. К тому же должны были привезти новый диван. Он понимал, что пожилые люди привыкают к своим вещам, будто они связаны с ними какими-то невидимыми нитями, возможно состоящими из воспоминаний.
Александр несколько ночей спал на стареньком диване, который был так сильно деформирован за долгие годы использования, что стал не просто неудобным, но даже вредным для здоровья его любимой бабушки. Парень с утра начал его разбирать, чтобы выбросить, и нашел внутри несколько коробок с обувью. Он открыл их из любопытства: в одной были лакированные лодочки на каблуках, в другой — белоснежные босоножки, которые надевала бабушка во время их прогулок. А еще в коробке лежал пакет со старыми открытками и фотографиями, бережно обернутый газетой и перевязанный шелковой ленточкой.
Он отложил его в сторону, туфли засунул на антресоли и пошел выкидывать остатки бабушкиного ложа, служившего ей верой и правдой в течение нескольких десятков лет. Пока робот-пылесос — еще один подарок для комфортной жизни бабули — почти бесшумно плавал по паркету старенькой квартиры, Саша открыл пакет. Вот бабушка, которая моложе его теперешнего на десять, а то и больше лет. Школьница, студентка, первые годы работы... С черно-белых фотографий на него смотрела совершенно незнакомая, загадочная, одухотворенная девушка. По фильмам советских лет женщин того времени он представлял совсем другими. Утонченная, аристократичная, со взглядом светлых глаз, которые смотрят как будто в глубину, не обращая внимания на снимающего. Таинственная, редкая красота. Вот бы встретиться с ней там, о чем бы тогда они разговаривали? О чем она думала, мечтала, что видела в той глубине? Хрупкая, немного отстраненная, задумчивая — такой он никогда не мог ее представить. В его жизни бабушка всегда была достаточно мощной, волевой, сильной, с ней он чувствовал себя в безопасности. А ту, с фотографий, хотелось защитить, оградить, сохранить ее хрупкость и неземную красоту. Почему люди стареют?
С обратной стороны некоторых фотографий ее сокурсниц, родственниц, подруг были наивные надписи, что-то типа «пусть этот мертвый портрет напоминает тебе о нашей дружбе». Хотя удивительно, сейчас многие, кто запечатлен на этих снимках, уже сами в мире теней, а фотографии все еще здесь, в реальном мире.
Его внимание привлекла черно-белая открытка с видом какого-то европейского города. Что это за город? Что-то знакомое. А на обратной стороне каллиграфически, очень аккуратно ярко-фиолетовыми чернилами было послание от некого Виктора. Бабушка как-то рассказывала, что она чуть было не вышла за него замуж, но что-то их разлучило. А тогда, видимо, у них все было хорошо, и он писал, что на фото — кусочек Риги. И в конце: «Эти места пока не напоминают тебе ни о чем. Так пусть же они дадут представление о будущем».
Холодная волна прокатилась по позвоночнику. Они любили друг друга. Возможно, этот Виктор мог бы защитить ее — ту хрупкую, утонченную, нежную, но это была бы совсем не та бабушка, которую Александр знал с детства. Действительно, в нашей жизни бывают моменты, точки на линии судьбы, где она разветвляется, и какое-то даже малейшее событие может унести на непредсказуемую линию. В ту реальность, где ты уже совершенно другой персонаж и почти не помнишь себя прежнего. Это описано в русских сказках, когда герой стоит перед камнем с надписями, куда ведут пути. Но чаще всего этого камня мы не видим, или это просто маленький камешек: мы или споткнемся, или кинем его, и он поменяет свое направление.

Глава 11.
Утром Дана проснулась от истошных криков чаек и мягких солнечных лучей, пробивающихся сквозь голубой шелк занавесок. Она с умилением посмотрела на спящего мужа, вспомнив, как он вчера неуклюже спускался с катера на берег. Сейчас он был похож на большого, посапывающего во сне ребенка.
Интересно, а что сейчас ему снится? Ей подумалось, что во сне даже самые злые люди становятся теми, кем они должны были стать. Спящие всегда такие расслабленные, беззащитные, умиротворенные. Девушка подошла к мужу, слегка растрепала его волосы, отчего он еще больше стал похож на мальчишку, и с нежностью поцеловала в щечку. «Да, нежность, возможно, выше любви», — подумала Дана. Ведь ради любви совершалось столько злодеяний, а ради нежности — ни одного.
Михаил почувствовал прикосновения и, не открывая глаз, обхватил ее большой теплой рукой и постарался привлечь к себе. Засыпая, он обнимал ее, как ребенок любимую плюшевую игрушку. Но Дане хотелось посмотреть на остров ранним утром, потому что с каждым рассветом мир будто рождается заново, и еще ничто не нарушает гармонию и его красоту. Он еще такой чистый, наивный и бесконечно прекрасный. Поэтому девушка бережно отстранила руку мужа и выскользнула из его объятий. Она как была в кокетливых шелковых шортиках и маечке, так и выбежала из дома. Остров был залит солнечным светом, каждая травинка будто светилась изнутри, как драгоценный камень, благодаря преломлению света в капельках росы. Все вокруг было такое живое, настоящее. Мир заряжался живительной силой и щедро делился ею со всеми. Дана шла босиком по мокрой, немного прохладной росистой траве, без всяких мыслей, как в детстве. Она даже не знала, куда пойдет. Мир опять был полон загадок и новизны, щедр и наивен.
Дана некоторое время бродила по острову, никого не встречая на пути, и вдруг заметила на одной террасе группу старушек в длинных ночных сорочках. Они сидели на деревянных лавках и не спеша пили чай из блюдечек. Рядом, блестя пышными боками на солнце, красовался самовар. Девушка подошла поздороваться и залюбовалась пожилыми дамами. Сейчас их никак нельзя было назвать старушками, хотя некоторым из них уже перевалило за девяносто. На их щеках играл румянец, а глаза, видимо тоже подзарядившись от рассветного солнца, дарили тепло всему вокруг.
Глаза пожилых людей чем-то похожи на детские, их взгляд зачастую такой же наивный, удивленный и доверчивый. Дана с радостью приняла приглашение присоединиться к чаепитию и села подле Дарьи Осиповны, которая немного суетливо наливала чай с запахом мяты и черной смородины из краника самовара в глиняную чашку. Возможно, этот чайный сервис был произведен их собственными руками. Не так давно Дана приобрела гончарный круг для трудотерапии, и некоторое время многие подопечные с азартом осваивали гончарное дело, благо среди отдыхающих нашлась народная умелица, которая с радостью передавала свое мастерство. Небольшой деревянный столик был усеян вазочками с различными сладостями, было даже варенье из лепестков роз и грецкого ореха. Дана взяла кусочек булочки и щедро намазала его малиновым вареньем — таким же, как у бабушки на даче, и на душе — такое же спокойствие, благодать и умиротворение.
Старушки о чем-то неторопливо беседовали, но Дана не вслушивалась в их разговор, она как бы зависла в этом мгновении: запахе луговых трав, пропитанных солнцем, ароматного чая, добрых морщинистых лицах. Это чьи-то бабушки, прабабушки… Чувствовалась их необыкновенная связь с землей, с природой, в их глазах, кроме света солнца, отражался свет ушедших поколений. Чуть-чуть расфокусировав взгляд, Дана представила их молодыми. Красивые, статные, трудолюбивые, терпеливые и безмерно любящие. Она могла вообразить, как они сажают картошку, нянчат детей, гладят белье, даже рубят дрова, чтобы развести очаг, заунывно поют и нежно льнут к любимому...
И ведь так же испокон веков женщины во всем мире собираются беседовать за общем столом, при этом в Мексике пьют мате из калабасов, в Японии — зеленый чай из миниатюрных фарфоровых пиал, в Италии, оживленно жестикулируя, потягиваютлатте из ярких стаканов. И так в любом уголке мира, только везде свои традиции, церемонии, напитки. Неизменно лишь одно — ощущение уюта, умиротворения и созвучия с этим миром. Дана подумала, что эти женщины разных возрастов, собирающиеся вместе, будто аккумуляторы энергии, и, возможно, наша планета и питается солнечным светом и теплом их сердец. Через них с нами говорит душа планеты. Наши мамы, бабушки, прабабушки хотя бы частично сохранили эту связь с землей. Женщины прежних поколений тоже собирались вместе и встречали солнце, может, водили хороводы, обязательно держались за руки. Они понимали эту планету, и она понимала их, они говорили с ней на языке песен, танцев, прикосновений. А ведь сейчас в некоторых племенах Африки, еще уцелевших от натиска современной цивилизации, все еще сохранилась эта глубинная связь. Многие считают их отсталыми, но возможно, представители этих племен обладают другими знаниями, неподвластными нашему уму. Это все равно что сомневаться в умственных способностях дельфинов, оперируя лишь тем фактом, что они не строят себе подводных городов, не изобретают технику, не пользуются гаджетами. А зачем им это? Ведь весь океан — их дом, они легко могут передвигаться, у них уйма времени, чтобы наслаждаться, играть, исследовать и познавать водный мир — куда больший, чем суша. Им и так достаточно места, ресурсов, поэтому нет никакой необходимости в войнах, истреблении друг друга, излишнем потреблении. Они знают, что ресурсов хватит для всех.
Пока Дана размышляла, солнце встало высоко, и бабульки по одной начали расходиться по своим комнатам. Дарья Осиповна взяла девушку за руку и загадочно прошептала:
— Даночка, у меня к тебе деликатная просьба. Я тут перебирала свои бумаги, наткнулась на один рассказ, написанный мной много лет назад. Посмотри, пожалуйста, я хочу предложить его для печати в один литературный журнал знакомому редактору, но как-то робею.
Пожилая дама бережно достала из белого лакового ридикюля тоненькую тетрадку и вручила ее Дане.
— Хорошо, я обязательно и с удовольствием прочту, Дарья Осиповна, — ободряюще ответила девушка и быстрым шагом направилась к себе.

Глава 12. Королева эльфов.
(рассказ из тоненькой тетрадки Дарьи Осиповны)
Что мешает тебе быть счастливой рядом со мной? — спросил юноша королеву эльфов.
Эльза задумчиво посмотрела на него глазами цвета лесной черники. И он опять удивился, как они умеют менять цвет, ведь пару часов назад ее глаза были ярко-изумрудными, как луговая трава, по которой юноша и Эльза шли к ее хижине.
— Я построю нам большой просторный дом на берегу озера, у нас родятся дети, такие же красивые, как ты, — продолжал юноша. Он прикоснулся к ее прохладной, как речная вода, руке.
— Пойдем со мной. Ты будешь плести венки из луговых цветов, которые ты так любишь. И даже, засохнув, они продолжат дарить свою нежность, аромат и красоту тому, кто наденет их на голову. Будешь рассказывать сказки и загадочные истории нашим детям. Научишь их разговаривать с деревьями, ветром, цветами. Пойдем со мной. Ну что тебе мешает?
Девушка улыбнулась ласково и немного грустно и пристально посмотрела на парня. Существуют поцелуи глазами, когда души только прикасаются друг к другу так бережно и нежно, как в детстве.
— Что мне мешает? — нараспев повторила Эльза. — В общем-то, ничего... Только слишком яркие звезды на небе, — она запрокинула голову.
— Каждую ночь они распускаются, как удивительные цветы, я вдыхаю их аромат, ощущаю бархат или шелк лепестков, слышу их шепот. Они манят меня к себе, называют по имени. Я чувствую их легкие прикосновения. И если долго смотреть на небо, они начинают пульсировать, как сердца. А если прикрыть глаза, то можно подсмотреть сквозь ресницы, как они медленно кружатся под волшебную чарующую музыку. И я тоже вскакиваю и с полузакрытыми глазами начинаю кружиться вместе с ними. И все становится неясным, изменчивым, нет ни четких границ, ни времени, ни пространства… Здесь все — и прошлое, и настоящее, и будущее, и все, кто был когда-то со мной или будет. И ты тоже здесь, со мной.
Эльза прильнула губами к щеке юноши и сразу же отстранилась.
— Здесь все было уже и все еще будет. И только слишком яркие звезды в небе. Они прожигают насквозь, наполняют своим светом, шепчут лепестками губ: «Мы с тобой одной крови. Ты и я».
Юноша смотрел на небо. Казалось, что на звездных рунах было записано все: судьба каждого и всего человечества. Эльза взяла его за руку. Ее глаза горели, отражая свет далеких звезд, а руки были почти невесомы и так пронзительно нежны, как листья, наполненные ночной прохладой.
— Давай потанцуем, — сказала Эльза.
Он прижал девушку к себе, и они закружились в плавном танце среди луговой травы. Где-то запел соловей. А яркие звезды смотрели на них с любопытством и, может быть, даже с завистью. И юноша забыл все, что было с ним до этого, и свои мечты о будущем. Только темная бархатная ночь, как драгоценная шкатулка, украшенная бриллиантами звезд, хранящая в себе бесценное сокровище единения их тел, дыхания, чувств. Их души соприкасались своими глубинами, и где-то там, во тьме столетий, был их общий исток.
И хотелось только одного — чтобы эта ночь длилась как можно дольше… А звезды над ними целовались своими лучами. И теперь он знал: что бы с ним ни случилось потом, с кем бы он ни жил в своем просторном доме на берегу озера, в сердце у него всегда будет эта драгоценная шкатулочка из черного бархата, хранящая тепло поцелуев, трепет ярких звезд и эту бесконечную пронзительную нежность, которую не высказать словами, ту, что выше любви, длиннее жизни. Нежность, из которой все родится и куда все возвращается.Искать, находить, собирать по крупицам в чужих глазах, словах, губах. Повсюду.
И от этого чувства детской беспомощности, невозможности удержать, овладеть его ощущения становились предельно острыми до невыносимости, мощными волнами окатывая его тело с головы до ног…
А потом наступил рассвет. И звезды закрыли свои лепестки, растворились в прозрачной голубизне неба либо просто уснули на его дне. Вокруг проявились очертания реального мира.
Лес, река, цветы. Проснулись пчелы, дневные птицы защебетали в плотной, напившейся ночной влаге, листве… Юноша поцеловал девушку в губы. В ее бирюзовых глазах таилась пронзительная нежность. Он не стал ничего говорить ей на прощание… А королева эльфов поправила растрепанные черные, хранящие частицы ночи, волосы и пошла к реке.
— Здравствуй, речка, — прошептала она и прямо в одежде погрузилась в слегка прохладные ласкающие волны.
Солнечные лучики играли с ее волосами, слепили глаза, вызывая на губах легкую улыбку.
— Я благословляю тебя во имя нежности, — шептала девушка вслед уходящему мужчине. И ее слова растворялись в солнечных лучах, воде, прибрежных травах, листве, в стрекоте кузнечиков и пении птиц.
— Благословляю тебя во имя нежности, — повторяло все вокруг. — Благословляю тебя…


Глава 13.
Через три дня у Михаила должна была состояться сложная операция, и Дана решила вместе с ним вернуться в Питер, так как очень соскучилась и не хотела оставлять его одного. Они быстро добрались до города. Несси не сразу вышла их встречать, но услышав голос Михаила, плавно выплыла из гостиной, высокомерно глянула на Дану васильковыми глазами и стала, нежно мурлыкая, тереться о ноги хозяина, мягко рисуя вокруг него восьмерки, тем самым заключая его в знак бесконечности. Хозяин с такой радостью подхватил Несси, они так влюбленно смотрели друг на друга, что Дана почувствовала себя лишней и пошла на кухню разогревать ужин. В холодильнике не оказалось нужных продуктов, и девушка быстро заказала в любимом ресторанчике пару салатиков, запеченную рыбу и десерт. Пока супруг мурлыкал с кошкой, а затем принимал душ, Дана достала из холодильника бутылочку легкого французского вина и стала накрывать стол на лоджии, выходящей окнами во двор. Застелив стол белой холщовой скатертью с желтыми лимонами, она достала из шкафчика голубые фарфоровые тарелки, серебряные вилки и бокалы из синего богемского стекла, которые засверкали, наполнившись лучиками летнего закатного солнца. Дана пригубила это солнце из фужера. Так дети, играя во взрослых, пьют и едят понарошку. Солнце оказалось пьянящим и сладко-терпким на вкус. Слегка закружилась голова. Дана еще раз осмотрелась кругом и осталась довольна — это ее любимое место в квартире.
Оно было кусочком ее сада, и Дана, начиная с ранней весны, с любовью высаживала тут растения. Среди обильно цветущих разноликих петуний и плетистых роз возвышались деревца цитрусовых в кадках. На мандарине уже наливались ярко-оранжевые маленькие плоды, а лимон только зацветал. Здесь веяло и Италией, и, может, Провансом. Это был островок тепла, расслабления и ароматерапии. Даже присев ненадолго и впитывая в себя ароматы, краски, ощущения, Дана вдохновлялась, отпускала от себя все плохое и, как в батискафе, погружалась в океан удовольствия и тишины.
И сейчас, покачиваясь в качелях-гнезде, словно дельфин на волнах, она отплывала куда-то далеко, а затем погружалась в глубину — мягкую, доброжелательную, как облака, на которых проявлялись причудливые, потрясающие образы, сменяющие друг друга. И почему-то ей хотелось их запечатлеть.
Из этих грез ее вывел бархатистый и заботливый голос Михаила:
— Даночка… Малыш, ужин уже привезли. Ты утомилась?
Дана нехотя открыла глаза, прищурилась от света фонариков и закатного солнца.
Муж бодро растирал свои обгоревшие за эти дни плечи пушистым розовым полотенцем и широко ей улыбался.
Девушка встрепенулась и поняла, как же она проголодалась.
На следующее утро Дана, просыпаясь, хотела прижаться и обнять любимого. Она протянула руку и коснулась чуть жестковатых волос, немного удивившись, почему они такие, слегка потрепала мужа по голове и когда уже потянулась к нему для поцелуя, внезапно получила пощечину мягкой лапой без когтей. Рядом с ней на подушке мужа гордо и самодовольно восседала Несси. Она будто охраняла место хозяина от посягательств. Дана погладила пушистую соперницу, и та быстро замурлыкала свою утреннюю радостную песню.
Позавтракать девушка решила на лоджии. Кошка с удовольствием присоединилась — это был и ее любимый уголок. Дана полила цветы, которые с благодарностью откликнулись ей ароматом и легкими прикосновениями. Утреннее солнце текло сквозь листья и бутоны прямо в чашку с кофе, и Дана почувствовала, как оно наполняет ее, даря вдохновение. Вокруг столько ароматов, красок, цвета, структуры, фактуры... Захотелось создать что-то новое, смешать краски, запахи, формы, эмоции и выплеснуть. Да, она ведь давно собиралась на плэнер...
— Неська, поехали со мной.
Кошка так обрадовалась, что даже подпрыгнула от удовольствия и чуть не опрокинула мандариновое дерево. Наконец-то ее любимая хозяйка опять с ней. Несси так нравилась Дана-художница — свободная, легкая, игривая, любопытная. Такая же, как и она.
Наконец-то чопорная и статусная вечная спасительница Дана канула в просторах бессознательного, и кошка так надеялась, что это навсегда. Сколько раз, и этим утром тоже, устроившись рядом с хозяйкой на подушке, она пела свои баюльные песни, чтобы навек усыпить ту часть личности Даны, но так остерегалась, боясь ненароком загубить и свою любимицу.
Подкрепившись, девушка с кошкой сели в машину и помчались к финскому заливу. Утром буднего дня на берегу было почти пустынно. Дана достала из машины мольберт, сумочку с красками и кистями, другой рукой схватила кошку в переноске и, с трудом справляясь с такой ношей, стала спускаться к воде. Дана раскрыла мольберт, разложила краски и выпустила Несси. Художница никогда не боялась выпускать свою любимицу, так как прекрасно знала, что она будет кружить неподалеку на территории, примерно равной площади ее квартиры.
Любопытная Несси подошла к воде, брезгливо потрогала ее лапой. Набежавшая волна окатила пушистую исследовательницу, изрядно подмочив брюшко. Кошка отошла подальше, легла рядом с хозяйкой на теплый песочек и начала прихорашиваться.
Никто не купался, и только сейчас, глядя на серо-зеленую воду залива, Дана вспомнила, как плавала вместе с Александром в лесном озере, как он подхватил ее на руки, и их внезапный поцелуй. Как давно это было? Где он сейчас? Нестерпимо захотелось ему позвонить. Чтобы отогнать эту мысль, девушка встала и решила искупаться. Кошка в этот раз за ней не последовала. Дана скинула летнее платье и вошла в воду, которая оказалась удивительно теплой. Она брела вдоль берега, чтобы найти лучшее место для заплыва. Около ног булькнул камешек. Она оглянулась. На берегу стоял мальчик примерно трех лет. В его ручках была маленькая согнутая палочка — тоненькая, как прутик. Она имитировала удочку. Ребенок внимательно следил за ней, будто ждал, когда клюнет рыба. Ничто не отвлекало его от этого важного занятия: ни крики чаек, летающих над серой рябью воды и занимающихся, видно, одним с ним делом — рыболовством, ни теплые, по-летнему яркие лучи солнца, норовившие просочиться прямо в глаза, ни подошедшая незнакомка.
Дана с улыбкой смотрела на мальчишку, сосредоточенного на своем деле.
— Мальчик, а что ты хочешь поймать, щуку? — спросила она.
Мальчишка нехотя обернулся, улыбнулся в ответ:
— Рыбку.
— Какую рыбку?
— Золотую, — не задумываясь, ответил малыш.
— А что бы ты попросил у Золотой Рыбки?
— Камешек.
«Но ведь их здесь и так столько», — пронеслось в голове у Даны.
Какая же наивность, простота и в то же время полнота в ответе ребенка. Ему ничего не надо. У него уже все есть. Он проживает полностью каждое мгновение своей жизни. Наверное, поэтому, став взрослыми, мы не помним, что с нами было до трех или четырех лет. Мы просто жили там всем телом, всей душой, каждой своей клеточкой, и всего было достаточно.
Девушка улыбнулась малышу и пошла к глубине, где с удовольствием нырнула. А что бы она попросила у Золотой Рыбки?
«Чтобы всегда можно было вернуться в тот вечер, где они плавали с Александром, и целовались, как подростки, и чтобы этот вечер длился всю жизнь», — промелькнуло в ее голове.
Дана нырнула, чтобы вымыть из себя эти смутные неправильные мысли, которые могут разбить ее такую спокойную, счастливую, устоявшуюся реальность.
Вернувшись на берег, она села за мольберт и лихорадочно стала рисовать. Лесное озеро, белые кувшинки, обрамляющие берег, высокий парень с сильным спортивным телом. Его зеленые глаза, в которых отражается она. В одном и в другом. Ей захотелось сорваться, поехать туда, она в панике схватила телефон и стала искать его номер, но не нашла. И переписки не было. Она ее удалила. Где найти Александра? Она уже собиралась ехать на квартиру к той старушке. Наспех собрала мольберт, покидала краски и понеслась к машине. Уже отъезжая, Дана заметила, что переноска пуста.
— Несси! — заорала она.
Дана выскочила из машины и стала искать место, где оставила кошку. С горящим безумным взглядом девушка носилась по пляжу, взывая к Несси и пугая немногочисленных отдыхающих. Наконец-то она нашла то место. Кошка сиротливо сидела и смотрела на хозяйку испуганными глазами, как бы спрашивая: «Неужели ты могла меня забыть?»
Девушка схватила кошку, прижала к груди и медленно побрела к авто.

Глава 14.
После такой неожиданной эмоциональной встряски страшно захотелось есть. Дана завезла кошку домой, и Несси сразу же побежала к своей миске с сухим кормом, видимо, и ее потрясение требовало восполнения сил.
А Дана решила прогуляться пешком и зайти в любимый уютный ресторанчик недалеко от дома. Она села на веранде. Посетителей было немного, как и обычно днем. Ей достаточно быстро принесли холодный борщ, и она с аппетитом приступила к обеду. И тут ее внимание привлек чей-то взгляд. Смотрели сзади. Она почувствовала, что кто-то пристально рассматривает ее. Дана резко повернулась. Неподалеку сидела группа людей, по-видимому, из ближайшего бизнес-центра. Одна из них, худенькая блондинка в шелковой блузке цвета пудровой розы, не отрываясь, смотрела на нее. Их взгляды соприкоснулись, и девушка помахала Дане рукой.
Где-то они встречались. Пока Дана вспоминала, где это могло быть, девушка уже уверенно подошла и обняла ее за плечи.
— Вот неожиданность, мы со школы не виделись. Я сразу тебя узнала. По рыжим волосам и осанке. Ты до сих пор танцами занимаешься?
Дана удивленно смотрела на незнакомку, и одновременно в ее памяти, как в компьютере, распаковывались файлы с образами той жизни. Вот она в красивом ярком блестящем платье на сцене кружит в танце с улыбающимся парнем. Они так хорошо чувствуют движения друг друга. Их окружают волны музыки. А где-то далеко, как на берегу, публика, которая завороженно смотрит на них. Парень прижимает ее к себе, и стук его сердца заглушает музыку. Дана ободряюще улыбается. Они оба хотят одного — победить.
Урок математики. Молоденький учитель запутался в решении, а звонок еще нескоро. Тогда Дана внезапно выходит к доске, молча пишет решение, которое занимает всего две строчки, и молча садится. Растерянный учитель, виновато улыбаясь, пытается объяснить задачу классу, одновременно сам силясь разобраться в решении. После этой выходки многие одноклассники стали считать ее надменной, слишком самоуверенной. Мальчишки боялись подойти, хотя исподтишка смотрели восхищенно. Много подруг у нее не было. Умницы с ней соперничали, а с глупыми ей было скучно.
А с Мариной, которая жила с ней в одном подъезде, было легко. Дана помогала подружке с математикой и физикой, а Марина читала ей стихи. Как-то на школьной олимпиаде Дана познакомилась с одним парнем из соседней школы. Он был почти гениален в математике и отличался дерзким поведением: прогуливал занятия, дрался, курил. Выйдя из аудитории, они поспорили над решением одной из задач и долго не могли разойтись по домам. Мальчишка, имя которого все никак не всплывало из архивов памяти (может, Сережа?), стал заходить за ней после тренировок, и они долго гуляли по городу. Иногда брали с собой и Марину. И тогда у них и случился любовный треугольник. Сейчас это вызывает только улыбку, а в то время они все чуть не поссорились. К счастью, семью мальчика перевели в другой город, так как его отец был военным. Марина какое-то время еще переписывалась с ним. А Дана нарисовала его портрет на берегу осенней речки и забыла так быстро, как умела только она.
Марина коснулась плеча Даны, и та мгновенно вернулась в настоящее. «Да, машина времени существует, она каким-то образом встроена в нас», — подумала девушка, приветливо улыбаясь подруге детства.
А Марина уже пересела к ней за столик и, как раньше, оживленно рассказывала о своей работе, семье, карьере.
— Ты стихи еще пишешь? — спросила Дана.
Марина даже не поняла сначала, о чем речь, а потом как-то растерялась и на мгновение стала похожа на ту робкую мечтательную девочку.
— Я и забыла, что когда-то этим увлекалась. Да и кто в юности не пишет стихи.
— Я, — ответила Дана и с нежностью посмотрела на подругу. Как же ей не хватало общения с ней. Она поняла это только сейчас.
Они сидели за столиком, уже заказали себе по бокалу белого вина, а Марина даже договорилась по телефону с начальником, что остаток дня будет работать удаленно, поэтому подружки могли никуда не торопиться. Они погрузились в воспоминания. Сейчас их не связывало ничего. Марина работала бизнес-аналитиком в достаточно крупной IT-компании, замужем, воспитывала сына. Каких-то общих интересов у женщин уже не было, но зато было гораздо большее — общие воспоминания, впечатления, эмоции. И чем больше они разговаривали, тем больше они возвращались к самим себе — тем искренним, открытым, дерзким, доверчивым, мечтательным, тем настоящим… Дана с удивлением поняла, что и она тоже изменилась. Возможно, мы храним в себе, как фотографии, отпечатки тех людей, с кем часто общаемся. В юности мы всегда почти соответствуем своему эталонному образу. И он каким-то невероятным образом хранится в бессознательном тех, кто был нам тогда близок. И при встрече уже через много лет этот образ неожиданно входит в нас, и мы с ним соединяемся хотя бы на время.
Две подружки долго сидели, громко смеялись, а потом пошли гулять. Они катались на трамвае, как в детстве, затем вышли на незнакомой остановке. Был теплый летний вечер. Парни-студенты, гулявшие шумной компанией, приняли их за своих сверстниц и пригласили пойти потанцевать в клуб. Марина было согласилась, но Дана напомнила, что у той дома уже есть и муж, и сын. Марина удивленно посмотрела на подругу, и девушки, громко расхохотавшись, побежали прочь.

Глава 15.
Александр проснулся очень рано и чувствовал себя достаточно бодрым. До поезда оставалось еще много времени. Он наспех позавтракал овсянкой, которую нашел у бабушки в шкафчике, запив крепким кофе. Как хорошо, что у нее все благополучно и домой он может ехать со спокойной душой. Но внутренний голос спросил: «А может, все же позвонить Дане? Мысли о ней не дают тебе покоя уже несколько дней».
Парень не привык быть навязчивым, но в этом случае у него уже появилась тревога за девушку. Не случилось ли что с ней, может, ей нужна помощь? Он еще раз набрал номер, и на том конце через некоторое время ответила Дана. Голос у нее был немного сонным.
После встречи с Мариной она еще нежилась в кровати и не совсем поняла, с кем разговаривает. Но как узнала, что звонит Александр, очень обрадовалась и внезапно сама предложила ему встретиться.
Они договорились погулять по Елагиному острову. В этот раз Александр сам предложил заехать за девушкой, что было очень кстати, так как накануне она позволила себе несколько лишних бокалов. Дана быстро приняла ароматную ванну и ярко накрасила губы помадой цвета цикламен. «Чтобы он не вздумал поцеловать», —пронеслось в голове у нее. Сбрызнула рыжие локоны любимыми духами с фруктовым ароматом и убрала волосы в узел. День был по-питерски пасмурным, но теплым, накрапывал мелкий дождик.
Парень взял машину в каршеринг и выехал сразу же после их разговора. Ему пришлось ждать девушку около часа. Усидеть в машине он не мог, непонятное волнение, совсем несвойственное ему, скребло где-то внутри. Александр быстрыми шагами бродил недалеко от ее дома и ждал, когда она выйдет. Он не замечал дождя, ему нравился этот район, он рассматривал пятиэтажный дом. «А если бы ее мужем был я?» От этой мысли стало тепло и в то же время пронзила ревность. Зачем тогда эта встреча, зачем он приперся сюда? «У нее все хорошо, как, кстати, и у бабушки. Я здесь вообще лишний». Город показался чужим, надменным и сумрачным. Тут так мало солнца, а люди живут как дельфины, почти под водой.
Парень подошел к арендованной машине с желанием сейчас же умчаться. Он открыл дверь, и вдруг с другой стороны быстрее его проскользнула на пассажирское сиденье Дана. Она была в коротком светло-голубом платье с длинными рукавами. С искренней улыбкой Дана чмокнула его в щеку. Внезапно внутри него будто щелкнул переключатель — и все изменилось вокруг. Предвкушение интересного дня, общения с красивой, веселой, умной и симпатичной ему девушкой; маленькое приключение в этом чудесном городе, где каждый закоулок, сквер, парадная, мостик хранят чужие тайны, загадки, истории и чудеса, о которых так любила рассказывать ему бабушка. И этот дождик… Он, может быть, записывает эти истории и сохранит на каком-нибудь мостике Елагиного острова и их тайну.
Когда молодые люди доехали до ЦПКО , дождь уже закончился. Было тепло, но не жарко. Вся природа казалась расслабленной и пребывающей в удовольствии, так же как и люди, которые встречались им на аллеях парка.
— А у меня сегодня вечером «Сапсан», — неожиданно для себя с грустью сказал Саша.
— Знаешь, когда-то в юности я умела растягивать время. Хочешь, постараюсь сделать это и сейчас? — подмигнув, ответила Дана.
И у нее это получилось… Они гуляли по витиеватым прохладным аллеям парка; прошлись босиком по масляному лугу; на Северном пруду острова кормили белых и черных лебедей; надолго остановились у клетки с двумя мудрыми печальными огромными воронами, и Дана всерьез предложила их выпустить, пробравшись в парк ночью. Обедали в ресторанчике и опять бродили и неспешно, и быстро; дождь то начинал идти, то прекращался. В какой-то момент они взялись за руки — и время вообще перестало существовать. Проходя мимо Елагиноостровского дворца, прочли на афише, что сегодня вечером состоится очередной костюмированный бал, и спонтанно купили билеты.
Во дворце перед самым балом их провели в костюмерные, где каждый мог подобрать себе наряд той эпохи. Дана долго выбирала платье и остановилась на небесно-голубом с открытыми плечами, дополнив образ длинными перчатками и диадемой с перьями. Александр облачился в черный фрак, который ему необыкновенно шел. В большом зале с огромными зеркалами на стенах звучала классическая музыка, из хрустальной люстры лился теплый живой свет, наполняющий зал атмосферой легкости, романтизма, праздника. Распорядитель бала показывал незамысловатые па, и пары грациозно скользили по паркетному полу, будто это далеко не первый бал в их жизни. Дана и Александр молчали и просто смотрели друг на друга, и перед их глазами проносилась иллюзия непрожитой жизни, возникшая в этот момент в этом зале, отраженная и усиленная множеством зеркал и хрустальных льдинок люстр. Музыка без слов рассказывала их историю: вот они впервые встретились на балу — она в голубом платье с открытыми плечами, а он молодой дворянин; первый танец; первое признание в любви; их имение под Петербургом — двухэтажный особняк, окруженный садом. Поездки на Кавказ, на воды. Прогулки верхом по горам, пахнущим травами, туманом и солнцем, дарящим ощущение необыкновенной легкости, могущества и преклонения перед неимоверными силами природы, восхищение ими. Чтение книг друг другу у камина либо в тени деревьев. Быстрая езда на тройке по хрустящему снегу, пышные приемы и опять балы, восхищенные взгляды. Музыка ускорялась, картинки летели все быстрее. Просторная детская, наполненная смехом нарядных и очаровательных ребятишек, домашние спектакли, рождественская елка, путешествие по Европе… Внезапно музыка оборвалась, все пошли фотографироваться. Но осколки иллюзий только что танцевавших здесь людей, созданные этим пространством, некоторое время еще кружились под отголоски музыки, а потом оседали в глубине зеркал.
Дане стало грустно, будто ее обманули. Так в детстве ей пообещали подарить красивую куклу, а в итоге купили новый ранец. Тогда оказалось, что куклы закончились. Так и здесь. Та жизнь — изящная, красивая, воздушная — уже закончилась. Женщина прижалась к плечу Александра, он обнял ее и погладил по волосам.
— Пойдем отсюда, — сказала она, смахивая белой кружевной перчаткой слезинки.
В фойе среди сувениров ручной работы девушка заметила на себе взгляд печальных глаз куклы. Эта была прехорошенькая балерина в алом платье. Дана взяла ее в руки: игрушка чем-то она напомнила ей ту куклу из детства, но уже повзрослевшую. Александр заметил ее по-детски горящие глаза и спросил:
— Девочка моя, куклу хочешь?
Она кивнула, готовая расплакаться.
На улице стояла прохлада летнего вечера. Закатное солнце мягко золотило яркую сочную зелень, играло лучами на волнах каналов, как на клавесине, тем самым еще немного продлевая жизнь их эфемерным иллюзиям.
— А знаешь, у меня для тебя есть подарок.
— Да? — удивленно произнес парень.
— Я тебя нарисовала.
Они сели в машину и почти молча, не думая ни о чем, под сопровождение дождя ехали по Петербургу, зажигающему огни. Дана смотрела в окно, будто через иллюминатор батискафа. Дождь словно размывал картинки привычного мира, смешиваясь с сумраком, и ей казалось, что они не едут вперед, а погружаются все глубже и глубже. И почему-то ей вспомнилось путешествие на Эльбрус. Она тогда доехала по канатной дороге до самой высокой точки, откуда начинали восхождение альпинисты. То ли от перепада давления, то ли еще от чего-то там стояла оглушительная тишина, она была не гнетущая, а вездесущая. Бесконечная тишина. И даже когда шел разговор или звучала музыка из горного кафе, все равно преобладала эта космическая тишина, останавливающая время. Она была и снаружи, и внутри. Дана только потом поняла, что именно там внутренний диалог и круговорот мыслей прекращались. Это была изначальная, первородная, священная тишина, из которой потом все и произошло.
Внезапно машина остановилась, и девушка услышала шум проезжающих авто, детские голоса с площадки, смех, музыку из открытого окна. Внешняя тишина отступила, но некоторое время внутри сохранялось чистое безмолвие, которое есть, наверное, только у новорожденных. Дана посмотрела на парня: его зрачки были слегка расширены. Она поняла, что он испытывал те же ощущения и они вместе только что вынырнули из их глубины на поверхность. Они одновременно потянулись друг к другу и неожиданно поцеловались. И на время поцелуя они вновь погрузились в это удивительное состояние бесконечности, невесомости, безмерности, безвременья, но уже не поодиночке, а вместе. И реальный мир опять отступил.
Выйдя из машины и вернувшись в реальность, в этот сырой, прохладный, немного высокомерный и ставший вновь отстраненным город, Александр опять вспомнил, что Дана замужем, и почувствовал себя максимально неловко в роли героя-любовника из бульварного романа. С какого этажа ему предстоит прыгать, если вернется муж? А если он там, то поддерживать формальный пустой разговор с ним ему совсем не хотелось.
Александр посмотрел на часы: еще можно успеть на поезд. Он остановился.
Дана же взяла его под руку и настойчиво повлекла за собой.
Войдя в просторную прихожую, он уловил легкий аромат цитрусовых и лилий. Почти на пороге, будто охраняя жилище от чужаков, устроилась голубоглазая кошка. Она принюхалась и нервно вздрогнула, не сдвинувшись с места и явно не желая пропускать постороннего, так что парню пришлось переступить через недружелюбную красавицу. Дана же, не обращая внимания на выкрутасы кошки, прошла на кухню, и Александр проследовал за ней.
Дверь на лоджию была открыта, и он понял, откуда шел этот волнующий аромат. Маленькое мандариновое дерево, покрытое спелыми оранжевыми плодами, стояло совсем рядом со стеклом.
— Что будешь пить? Вино, чай, кофе, а может быть сок?
Александр сел в мягкое кресло и попросил сока. Воцарилась неловкая пауза.
— А можно посмотреть картину? — вдруг вспомнил Александр.
Дана задумчиво посмотрела за окно на маленькие рыжие мандаринки, улыбнулась и, подмигнув, сказала:
— Ах, пойдем.
В небольшой комнате, служившей ей мастерской, она зажгла причудливый канделябр с электрическими свечами, наполнившими комнату тусклым загадочным рассеянным светом. Они будто очутились в чьей-то картине. Со стен на Александра с любопытством смотрели ясные и добрые глаза стариков. Там было много портретов и всего несколько пейзажей.
— Найди себя, — игриво и с вызовом произнесла девушка, выходя из комнаты и закрыв за собой дверь.
«Ловушка, — промелькнуло в голове у парня. — А ведь в комнате нет окон. А может, и я останусь здесь одним из этих полотен? Может, я и есть мой портрет?»
Боковым зрением он уловил на одной из картин легкую усмешку статной нарядной старушонки, чем-то напоминающей его бабушку. Пока он рассматривал портрет сурового деда в тельняшке и с горящим бравым взглядом, Дана неслышно подошла сзади и шепнула ему на ухо:
— Неужели ты подумал, что я так поиздевалась над тобой?
Она обняла его за плечи и поцеловала в шею. Он резко повернулся, посмотрел на нее и сказал:
— Я тебя люблю.
Дана почувствовала, как мозг ее раскалывается. Ей хотелось одновременно броситься ему в объятия и указать на дверь.
Она подошла к стене и повернула стоявшую на полу картину: сосновые шишки на песке, клонящееся к закату, немного ленивое умиротворенное солнце, деревья, от жары опустившие ветви в прохладу озера. И он.
— Извини, но я не отдам тебе ее. Ты навсегда останешься со мной, я не хочу тебя отпускать, — еле сдерживая слезы, сказала девушка и нервно рассмеялась. — Хочешь, забери какой-нибудь пейзаж.
— А можно вон того деда в тельняшке, у него глаза на твои похожи, — произнес парень, и они оба рассмеялись.
— Я хочу, чтобы ты остался со мной, хоть и нарисованный…

Глава 16.
Рано утром Несси проснулась в чудесном расположении духа, ведь ее любимая хозяйка — Дана-художница — опять была с ней. Они обе что-то мурлыкали себе под нос, быстро поглощая завтрак. Дана случайно разбила чашку.
«Ах, к счастью», — подумала Несси, лениво потянувшись, и вопросительно посмотрела на девушку. Кошка всегда предчувствовала, когда ее хозяйка куда-то собирается в поисках приключений.
Но на этот раз Дана покачала головой и твердо произнесла:
— Нет, котов туда не берут!
Несси обиделась немного и направилась принимать солнечные ванны в апельсиновую оранжерею. Ей тоже нравилось ощущать себя хозяйкой своего маленького мира. В такие дни кошке снились особенно яркие сны, в которых она видела свои предыдущие воплощения. Там она была то пантерой, охотящейся в тропических зарослях, то тигрицей, мурлыкающей под шум водопада и чувствующей, как ее тигр, мягко ступая, охраняет ее покой. Отчего-то во всех своих грезах и фантазиях Несси принадлежала к великолепному семейству кошачьих, а ее партнер — тигр, лев или барс — всегда чем-то отдаленно напоминал рыжего соседского кота Ластика. Его в этой жизни Несси с презрением обходила стороной, несмотря на все похотливые взгляды и громкое призывное урчание, которое можно было услышать даже через стенку. При пробуждении Несси всегда было стыдно, что этот презренный беспородный кот посещает ее в каждой фантазии. Если бы ее черная удлиненная мордашка могла краснеть, то в те моменты, когда они сталкивались взглядами на балконе, она становилась бы пурпурной, как любимая роза хозяйки. Иногда ей чудилось, что он все знает и специально на нее так смотрит, и это ее страшно злило. Однажды от негодования Несси попыталась перепрыгнуть к нему на соседний балкон в открытое окно и, быть может, вцепиться в его толстую рыжую морду острыми когтями, а может быть, замереть от нежности в его пушистых мощных лапах и наконец все выяснить.
Дана тем временем одела белые свободные брючки и майку, прихватила солнцезащитные очки и незаметно для Несси выскочила из квартиры. Сегодня они со Светланой, давней подругой Даны, которая последнее время серьезно увлеклась литературным творчеством и достаточно известным поэтом Трифоном Павловичем, отправляются в деловую поездку в древнюю столицу Руси — Старую Ладогу. Там они встретятся с местными поэтами и писателями, а может и художниками, в целом — с творческой интеллигенцией, чтобы осенью провести фестиваль. Дана, как всегда, за рулем.
Рядом с ней сел Трифон Павлович — сухощавый подтянутый невысокий мужчина лет семидесяти двух в походной одежде и с большим рюкзаком. Он был больше похож на какого-то геолога из прошлого, и как потом оказалось, поэт действительно много времени проводил в экспедициях. В молодости он был биологом и изучал растения в разных географических широтах, а в дальнейшем работал в Эрмитаже, помогая защитить экспонаты от грибкового поражения и воздействия окружающей среды. Но начиная с юности писал стихи. Трифон Павлович рассказывал, что в литературные круги ввела его одна в свое время очень знаменитая поэтесса преклонных лет, влюбленная в него. А сейчас, выйдя на пенсию, он смог наконец-то полностью окунуться в стихию творчества. Когда пожилой поэт рассказывал, глаза его горели, как у мальчишки, он задорно шутил, делал неожиданные комплименты своим спутницам, отчего те тоже чувствовали себя с ним девчонками.
Когда они подъезжали к Ладоге, Светлана заговорила о своем новом увлечении эзотерикой и предстоящей поездке в Крым. Она вещала об инопланетянах, контактах с внеземными цивилизациями. Дане эта чепуха уже порядком поднадоела, а Трифон Павлович, задорно подмигнув ей, вдруг сказал:
— А ведь я родился в то время, когда шел метеоритный дождь. Мне мама рассказывала, что тогда тоже все ждали гостей из космоса. У меня на груди есть родинки в виде звезд, я бы вам показал, будь я помоложе.
— Звездный мальчик! — воскликнули обе девушки.
Поездка выдалась веселой и немного сумбурной. Дана не ожидала, что так быстро найдет общий язык с достаточно взрослым незнакомым поэтом. Они общались, будто были знакомы тысячу жизней.
Самое удивительное место в Старой Ладоге — это курганы, в одном из которых, по древней легенде, покоится прах Вещего Олега. Трифон Павлович и тут учудил: взлетев на самый высокий курган, как подросток, он расставил руки и, вскрикнув: «Я сейчас полечу», почти ринулся вперед. Светлана схватила его за руку, боясь, что ее наставник свалится вниз, а Дана представила, как он летит, на лету превращаясь в большую одинокую птицу, и становится наконец-то свободным, полностью сливаясь со стихией творчества. И еще она подумала, что, если бы Маленький принц повзрослел, он бы точно выглядел как Трифон Павлович. Слегка кудрявые полуседые волосы развевались на ветру, озорной и немного удивленный взгляд больших серо-голубых глаз, невысокий рост и резкие движения подростка. А может быть, это он и есть, и в этой ветке реальности Маленький принц дожил до преклонных лет, пока так и не улетев на свою планету. А что же его тут так привлекло и задержало? А может быть, только сейчас он пришел на курганы, чтобы встретиться со змеей, которая сотню лет назад ужалила Вещего Олега, а ему когда-то давно пообещала безболезненно и мгновенно отправить домой. Дана с опаской посмотрела на траву и, бережно взяв под руку Трифона Павловича, предложила спуститься и отобедать в аутентичном ресторанчике. Кафешка была оформлена в русском народном стиле: повсюду висели половики, даже на окнах. Сидеть на длинной скамейке оказалось удивительно удобно. Пельмени и вареники ручной лепки тоже были неплохи, особенно они понравились поэту, а медовуха еще больше вскружила ему голову, и он начал читать стихи, чем привлек внимание отдыхавших за соседним столом туристов. Дана заслушалась и даже залюбовалась, но внезапно в голове прозвучало: «Как же он одинок и не понят… Ему так хорошо и спокойно будет там, на моем острове…» Эта мысль ей не принадлежала. Кто подумал ее?
Девушке стало не по себе. «Я же не шизофреничка. Какой остров?»
Они шли по Варяжской улице, самой древней в России. По мнению археологов, она была основана в IX веке нашей эры. Простенькие деревенские домики с огородами с видом на Староладожскую крепость и реку, монастыри, старинные церкви — и все это в таком небольшом поселке. Тут ощущалась сила, исходящая, казалось, изнутри земли. Тут просто чувствовалось, что такое сила рода, сила предков, и становилось понятно, почему в русских сказках богатыри носили с собой мешочек с родной землей. Здесь хотелось творить, гулять, молиться, раствориться до неба и земли, а потом собраться воедино. А подруга уже воодушевленно рассказывала о сокровищах и золотом гробе князя Рюрика, до сих пор хранящихся в подземельях, скрытых под рекой. Захотелось спуститься в знаменитые пещеры, но уже стемнело.
На обратном пути поэты задремали, и под тихую инструментальную музыку Дана, единственная бодрствующая, вела машину и смотрела на дорогу, а внутренним взором все еще любовалась синевой реки, переходящей в синеву неба, облаками, манящими и спускающимися, будто птицы или кораблики из заморских стран. Ей так хотелось это запечатлеть. И она вспомнила цикл картин великого Рериха «Из варяг в Греки». Он побывал тут впервые совсем юным, а написал эти работы уже значительно позже, но краски от воспоминаний об этих местах не поблекли даже после путешествий по Парижу, Швейцарии, Италии, Тибету. А вид на реку Волхов и крепость, открывающийся с курганов, он считал одним из самых красивых на земле. Наверное, просто он испытал то же ощущение, что и Трифон Павлович — ощущение, что он может летать… Параллельно с этими размышлениями мозг Даны пытался найти ответ на вопрос: «А на какой такой остров она собиралась отправить поэта? Чьи это были мысли?» Она вспомнила, что в скандинавском эпосе существует Остров Блаженных, но ведь туда попадают после смерти? «Ах, неужели я желаю кончины такому прекрасному человеку…» — подумала Дана перед тем, как полностью погрузиться в нежный и приятный освобождающий сон. И ей снилось, что они опять на курганах. Он превращается в большую серую птицу, смотрит на девушку и властно спрашивает:
— Ну что, полетели?
— Да, полетели.

Глава 17.
На «Сапсан» Александр так и не успел, но в этот вечер ему неожиданно позвонила бабушка. Они долго болтали: Евдокия Осиповна взахлеб рассказывала о своих буднях в пансионате, о внезапном увлечении восточными целительскими практиками, о новых подружках и даже поклонниках, о том, что она почти дописала книгу и ей не терпится узнать его мнение.
— А кстати, — добавила она в конце разговора, — завтра у нас день посещений, как родительский день в лагере, помнишь?
И Александр с удовольствием остался еще на несколько дней. Он как будто обжился здесь, и жизнь в Москве казалась ему такой далекой и тусклой. Он вспомнил, как в детстве всякий раз не хотел уезжать из Питера и говорил бабушке: «Я останусь здесь навечно». Может, и пришло время осуществить свое детское намерение. К тому же он теперь точно знал, что хочет быть рядом с Даной.
На следующий день Александр рано утром купил фрукты, конфеты и любимый бабушкин торт «Графские развалины». Наконец-то они встретятся и целый день проведут вместе. Он обязательно расскажет ей о Дане, тем более, как оказывается, они тоже знакомы.
Мужчина был удивлен, когда, ознакомившись с маршрутом, увидел, что пансионат находится на острове. Взяв такси, он быстро доехал до озера, а там уже ждал свободный катер. И с несколькими посетителями, желающими увидеть своих родственников, Александр за достаточно небольшую плату добрался до места. Бабушка в длинном ситцевом платье с накинутым на плечи павловопосадским платком, который он подарил ей в предыдущий свой приезд, встречала внука на берегу. Парень обнял ее худенькие плечи и расцеловал в обе щеки. Казалось, что бабуля немного изменилась: стала чуть выше и даже помолодела. Пребывание в пансионате явно пошло ей на пользу.
Стоял теплый и прозрачный медлительный осенний день. Бабушка распланировала его до мелочей, и парню было приятно, как в детстве, прожить целый день под ее руководством.
Они погуляли вдоль берега, вкусно пообедали на открытой террасе уютной столовой, после чего Дарья Осиповна повела внука в местный экопарк, где кормили забавных, будто плюшевых, альпак.
А когда зашло солнце, они решили устроить пикник прямо на берегу озера. Александр откупорил бутылку шампанского, разложил на клетчатом пледе в одноразовые тарелки фрукты и конфеты, разрезал торт. И они устроили «пирушку», как любила называть пикник когда-то бабушка. Только сейчас вместо лимонада было шампанское. По обыкновению, Дарья Осиповна стала читать ему свои сказки.
Король устал.
(последний рассказ из книги Дарьи Осиповны)
Король устал воевать, наводить порядок в собственной стране, издавать указы, принимать важные решения, думать о судьбах своих подданных, забывая о собственной. Он считал своей миссией вывести страну на новый уровень, объединить народ, дать ему свободу и высшие смыслы, чтобы его подданные шли своим путем — самобытным, духовным, чистым и честным. Об этом мечтали их предки, ради этого он пожертвовал собственным счастьем: отказался от семьи, вел аскетичный образ жизни, во многом себе отказывал. Работал с утра до ночи. Он был очень доверчив, так как сам был прямолинейным и честным, потому что считал, что так проще.
Сам он вышел из совсем простой семьи, но отличался внутренней дисциплиной и целеустремленностью. Это и помогло ему получить образование, добиться хорошей должности. В дальнейшем случай помог ему взлететь так высоко, как он никогда и не мечтал... Король благодарил за это Бога и обещал ему не подвести и не разочаровать. Когда на нем уже была корона, в дальних монастырях, встав на колени, он молил Бога не о себе, а как в детстве, о родителях, своих подданных, чтобы они были счастливы. Его министры были его близкими друзьями, и им он доверял как самому себе, ведь они начинали еще тогда — юными, с общими важными целями, вдохновленными. Вместе они хотели вырваться из рамок обыденности и поменять мир к лучшему. Это желание и давало ему энергию работать день и ночь, оно вселяло в него неимоверные силы, и когда он увидел, что в королевстве начались первые позитивные изменения, он радовался и ликовал как ребенок. Жители и правда на первых порах слагали о нем песни, они стали жить более спокойной, размеренной жизнью, могли позволить себе то, о чем только мечтали их родители. Куда бы он ни приехал — в маленькую деревню или многолюдный город — люди тянулись к нему, благодарили так искренне, что это все больше зажигало в нем уверенность, что он следует правильным путем. Он, как Данко, искренне был готов вырвать свое сердце, чтобы осветить путь подданных. Да, он избран высшими силами, и он не вправе подвести их. А личное счастье, отдых, семья, увлечения, благосостояние — это не для него, он может потерпеть. Он умел отказывать себе ради высших целей, чувствуя себя орудием высших сил, просто проводником. Его не радовала всеобщая слава, он не искал поклонения, он по долгу своей прежней службы умел оставаться в тени. И ему это даже нравилось. Он мечтал когда-нибудь, когда его народ уже будет счастлив и полностью защищен, тихо уйти, возможно, поменяв имя, и пожить для себя хоть сколько-то. У него даже не было отпуска. Но иногда он мог себе позволить на два-три дня уйти куда-то в лес или на речку, или в дальний монастырь, побыть наедине с природой, Богом, самим собой, сбросить этот груз миссии хотя бы на мгновение и ощутить себя просто живым человеком, частицей этого великолепного ошеломительного мира.
Его друг был магом, и иногда они вместе, бродя по глухим тропам, призывали силы земли, солнца, ветра на защиту своей благословенной родины. И тогда он чувствовал, как земля становилась мягкой и теплой и ветер раздувал его одежды. А закатное солнце он впитывал глазами и, как его предки, повторял про себя: «Свет моя сила». Именно тогда он чувствовал себя счастливым. Но возвращаясь в свой дворец, он терял связь с солнцем, землей и ветром. Толстые стены давили на него. И ему иногда казалось, что он узник, а не повелитель. И в какой-то момент он стал догадываться, что окружающие, которых он считал близкими и которым доверял как самому себе, воспринимают все его идеи о счастье людей как некую игру, а все их помыслы заняты жаждой личного обогащения, власти. Самым близким ему существом была его собака. «Как и у Понтия Пилата», — думал он в момент отчаяния.
Он пытался читать, чтобы найти ответы на свои вопросы, но ответов было так много, что они противоречили друг другу. В его стране бушевала эпидемия, придворные врачи рекомендовали всем изолироваться и не выходить на улицу, так как методов лечения этого заболевания никто не знал. А когда эпидемия кончилась так же внезапно, как и началась, король вышел к своему народу и не увидел в его глазах прежнего доверия и любви. Там был страх, отчуждение и холод, и этот холод достиг его сердца. Королю стало казаться, что он живет в ледяном дворце. Ко всем несчастьям в эту пору с соседним королевством начались взаимные упреки и конфликты, вскоре переросшие в вооруженные столкновения. Король очень устал, ему хотелось все бросить и уйти на покой. Но слова из его любимой книги намертво впечатались в его сердце: «Мы в ответе за тех, кого приручили…» Король не мог уйти сейчас, пока все так неспокойно и его миссия не выполнена. Он думал о преемнике, но только он выбирал кого-либо, как другие, кому он тоже доверял, открывали ему глаза на истинную сущность этого человека и его ужасные поступки.
Однажды королю стало так тяжело от дум, что он никак не мог уснуть. И он решил вспомнить что-то хорошее, что наполнило бы его сердце спокойствием и радостью.
И чаще всего в таких случаях король вспоминал свое детство. Вот они с мамой садятся в плацкартный вагон, поезд трогается. Стук колес. Мама вытаскивает из матерчатой сумки вареные яйца, огурчики и лимонад. За окошком проплывают новые места, и все еще впереди.
И так он уснул. Всю ночь ему снилось, что он вместе с мамой на берегу моря. Тогда он впервые его увидел, море — бесконечное, соленое, живое. И как же это его впечатлило! Раньше он не мог представить, что это так ошеломительно, раньше это было просто слово — море. Во сне он опять ощутил эту новизну, соленость на губах и свою защищенность, ведь рядом мама. А вот они уже на смотровой площадке, высоко в горах, он вдыхает свежий воздух, облака теперь ближе, а чистое, прозрачное море далеко внизу. Он раскрывает руки и бежит, и в этот момент ему кажется, что он может взлететь. В этот момент ему кажется, что и это у него получится, что все возможно. Восторг переполняют его. Ему хочется поделиться этими чувствами со всеми. Мама — молодая, загорелая — светится в лучах солнца, улыбается и говорит: «Запомни, этот мир — твой, и это небо, и солнце, и горы, моря, леса, птицы и животные… Он весь твой…»
Король проснулся, но так не хотел открывать глаза. Он так мечтал опять вернуться в этот сон, но не смог. Было раннее утро... Этот мир теперь ему не принадлежал. Каждый день ему приходилось делать усилия, отвоевывая хотя бы его частичку... Слезы навернулись на его глаза. Пес подошел и лизнул его ладонь. Силы покидали короля... Неужели он не может позволить себе сесть в поезд и поехать туда, где он еще никогда не был, туда, где этот мир его принимает, любит просто так… Как мама ребенка… Сейчас он бесправнее любого нищего в своем королевстве, ведь тот может пойти куда глаза глядят, и весь мир будет принадлежать ему…
И тут к королю пришло осознание: чтобы мир был твой, его не нужно завоевывать, подчинять, кому-то что-то доказывать, ему нужно доверять, любить, как это умеют дети. Ведь недаром в великой книге сказано: «Будьте, как дети, ибо их царствие небесное». И тогда мир доверится тебе... Зрачки короля расширились. Он смотрел на стены своего уже ненавистного дворца и видел что-то необыкновенно прекрасное и удивительное. Наконец-то король почувствовал давно утраченный вкус жизни…
Через несколько дней в вагоне скорого поезда, попивая за столиком сладкий чай из граненого стакана, сидел немолодой уже мужчина с детским любопытным взглядом, рассматривающий мелькающие пейзажи. У его ног устроился золотистый ретривер, преданно положив голову мужчине на колени. Впереди их ждали приключения, и весь мир опять был их.