Субботин. Белая КРиница. 6

Глава 18
Поставление Онуфрия в сан епископа браиловского, наместника митрополии.

Как только решена была участь Амвросия и был он отправлен на место ссылки, а находившийся при нем инок Алимпий с Иеронимом, предназначавшихся для сопутствования Амвросию в Цилли, возвратился в Белую-Криницу270, инок Павел с своими ближайшими советниками и сотрудниками решил, что согласно не отмененному новыми правительственными учреждениями императорскому декрету от 18 сентября 1844 года об учреждении у липован в Белокриницком монастыре собственной архиерейской кафедры и согласно высочайше утвержденному „уставу“ Белокриницкого монастыря271, наместник Амвросия – Кирилл должен фактически занять его место, и в качестве „действительного святителя“ липован немедленно поставить нового епископа в наместника себе. Исполнение этого неотложного действия находили тем более удобным, что при донесении о нем правительству, кроме указанного императорского декрета и монастырского устава, можно было сослаться в оправдание и на новейший декрет, дозволявший липованам иметь духовенство именно такое, коим бы не возбуждалось неудовольствие соседственных государств, т. е. по его объяснению собственное, не отынуда заимствуемое, и кроме того можно было указать на трудные обстоятельства времени, требующая именно обеспечения правильно устроенного и неугрожаемого прекращением священства у липован, так как в это время и в пределах Буковины появилась холера, распространившая в народе уныние и чаяние смерти. Избрать наместника Кириллу, занявшему место Амвросия, было не трудно, – он уже давно имелся в виду и за отсутствием Геронтия не мог иметь соперника: это быль монастырский ризничий Онуфрий, незадолго перед тем рукоположенный тем же Кириллом во „священноинока“272. Избрание это инок Павел учинил надлежащим законным порядком. 26 августа 1848 г. составлен был в Белокриницком монастыре под председательством Кирилла „духовный собор“ из всего монастырского и „окрестных единоверных селений“ духовенства, на который приглашены были и „первостатейные господари от всех липованских селений“: на этом соборе, „с общего всех согласия“, и избран „во епископа и наследника верховному архипастырю из числа Белокриницкого монастыря жителей честный отец священноинок Онуфрий Иванов“. Тогда же подписан был всеми присутствовавшими на соборе духовными лицами „соборный акт“, предварительно сочиненный Павлом: здесь кроме, всевысочайшего указа“ 1844 г., в каноническое основание избрания положены „28 и 29 заповеди (Иустиниана), напечатанные в Кормчей во гл. 42-й“, указывающая порядок избрания в епископы и требуемые от избираемого качества273; затем говорится о „единогласном всех нижеподписанных лиц удостоверении“, что избранный имеет требуемые сими заповедями качества, – „есть трезвого, воздержного и чистого жития, честного и похвального поведения, давнее время находился в Белокриницком монастыре, проходил все касающаяся до него монастырские службы и многие поручения со всякою усердною деятельностию, ни в каких пороках никогда замечен не был, почему и к предназначенному епископскому сану всяко есть достоин“. Тогда же представителями липованских обществ белокриницкого, климоуцкого, соколинцевского и мехидрского подписано, сочиненное, очевидно, самим же Павлом, „свидетельство“, что все они „при соборном избраний Онуфрия лично были и яко свидетели с своей стороны удостоверяют, что избранный беспристрастно с общего всех согласия в наместника священноинок Онуфрий Иванов действительно давнее время в оном монастыре находился и есть трезвого и воздержного жития, честного поведения и ни в каких пороках никогда замечен не был, почему всех липованских сел староверческие общества на сие избрание согласуют и остаются довольны“274.

Через три дня после соборного избрания, именно 29-го августа, назначено было произвести и самое поставление Онуфрия в епископы. Но перед этим ото нужно было решить два трудные и важные вопроса. Во-первых: какому граду епископом поставить Онуфрия? Вопреки 7-му правилу Сардикийского собора (по старопечатной Кормчей) Кирилл, при поставлении, наречен был, по особым соображениям, епископом не города, но малого селения Майнос, на азиатском берегу Турции275. Теперь не хотели поступить вопреки канонов и не признали удобным наречь Онуфрия, как преемника Кириллова, Майносским же епископом, что, казалось бы, всего проще было сделать. Не решились, быть-может, именно в виду указанного правила, назначить ему вместо престольного города и какое-либо из местных липованских селений, по числу жителей не уступающих Майносу, хотя это было бы согласно императорскому декрету 1844 года, коим дозволялось белокриницкому верховному святителю поставлять духовных лиц только для местных липован. Предпочли нарушить, как и не раз уже делали, этот императорский декрет и наречь Онуфрия епископом одного из иностранных городов, имеющих среди населения некоторое количество старообрядцев поповщинского толка, скопом молдо-влахийского города Браилова. Другой более трудный вопрос касался самого поставления. Известно, что Кирилла Амвросий поставил единолично, в нарушение основных церковных правил, требующих, чтобы на поставлении епископа присутствовали если не все епископы области, то в крайнем случае не менее трех. Тогда оправдывали это нарушение канонов необходимостью, неимением ни единого древлеправославного епископа, кроме только что принятого от мнимой ереси – Амвросия, и разными святоподобиями. Но теперь, считая Амвросия, у старообрядцев было уже три епископа. Отсутствие Амвросия на поставлении Онуфрия можно было оправдать благословными винами; но необходимо было пригласить, и на соборы для избрания и особенно на поставление Онуфрия, другого из отсутствующих епископов – Аркадия Славского. В виду того, что этот последний, недавно выпущенный из тюремного заключения, по своему стесненному положению не мог предпринять трудного пути в Австрию, нельзя было рассчитывать на его участие в этих действиях, и отсутствие его тоже могло быть оправдано благословными винами. Но, согласно церковным правилам, надлежало по крайней мере получить от него письменное согласие на избрание и поставление нового епископа (каковое, по всей вероятности, мог бы, и скорее Аркадия, прислать даже Амвросий, к которому, однако, не нашли нужным обратиться с просьбою о том). Павел, действительно, признал необходимым послать к Аркадию письменное от имени Кирилла приглашение – прибыть на собор для избрания и поставления епископа-наместника митрополии, или же, в случае невозможности исполнить это приглашение, изъявить посредством грамоты свое согласие на это избрание и поставление с предоставлением Кириллу права совершить это последнее единолично. Но соображая, что для получения грамоты от Аркадия потребуется долгое время, а поставлением Онуфрия, по обстоятельствам, необходимо спешить, и с другой стороны питая полную уверенность, что Аркадий изъявить свое согласие на избрание и поставление Онуфрия, Павел решил, что не существующее и не полученное еще согласие его можно признать как бы за существующее и полученное, а потому и поставление Онуфрия, ни мало не отлагая, Кирилл может совершить единолично. Мало того, – он решился признать действительным и полученным согласие Аркадия, когда и сам еще не просил его об этом согласии, когда еще не писал и не посылал ему приглашения на собор для избрания и поставления наместника276. Так продолжал лукавствовать, обходя церковные правила и попирая всякую правду, пресловутый учредитель белокриницкой иерархии!

29 августа действительно совершено было Кириллом единоличное поставление Онуфрия в сан епископа Браиловского, и тем же числом подписана выданная ему ставленная грамота277. Здесь-то, в этой грамоте, имеющей значение церковного акта и начинающейся торжественными словами: „Великоименитая премудрость Отча, непременный образ присносущия Его“ и проч., инок Павел не посовестился написать, а Кирилл подписать эту несомненную ложь, что будто Аркадий, не могши лично прибыть на собор для избрания и поставления Онуфрия, к тому времени уже „прислал от себя отношение“, т. е. согласие на избрание и поставление Онуфрия. Вот что именно говорилось в ставленной грамоте: „Аз, смиренный Кирилл епископ, Божиим всепремудрым промыслом удостоившийся доныне быть белокриницкой митрополии наместником, ныне же, по совершенном отнятии от нас господина митрополита Амбросия, и блюстителем престола его, предусматривая для святого престола сего вся полезная и прочная к неупустительному его существованию, в предосторожность на всякий час смертного случая, а наипаче по нынешней обдержащей смертоносной болезни – холеры, дабы не довести здешний староверческий народ в прежнее бедствование священством и не навести неудовольствий соседственных держав в принятии иностранного священства, заблагоразсудил благовременно избрать и поставить другого епископа, так как и всевысочайшим указом от 18 сентября 1844 года в обязанность поставлено, дабы в Белокринице настоящий святитель всегда другого себе наследника имел. Для того и созвал весь свой духовный собор в 26 день сего же августа месяца в белокриницкую митрополию. А как другой епископ, задунайский Аркадий, находясь под следствием у турок, не мог лично прибыть на собор, прислал от себя отношение, более же иных единоверных епископов на известии не предвидится, то на основании староцерковного законоположения“ и проч. (следует выписка из приведенного выше соборного акта) избран во епископа священноинок Онуфрий Иванов, и „аз смиренный епископ Кирилл сего числа соборне и надлежащим чином хиротонисал его во епископа, который до времени будет находиться при сей митрополии“.

В приведенных сейчас словах ставленной грамоты Павел старался посредством лжи оправдать антиканоническое единоличное поставление Онуфрия в епископы без действительного получения на то согласия от другого существовавшего тогда раскольнического епископа; далее же в грамоте шла речь о противозаконном действии при поставлении Онуфрия, учиненном в явную противность императорским декретам о липованской иерархии, коими дозволялось белокриницкому епископу поставление священных лиц только для буковинских липован, почему об этом действии, записанном в грамоту, предполагалось хранить (и всегда хранилось) полное молчание в сношениях с правительством. В грамоте говорилось именно: „А как единоверные нам древлеистинной христианской религии народы (!) и целые общества таковых находятся в разных государствах, в числе коих известно сведали мы, что в мутнянском волохийском княжестве во граде Ибраилове единоверных наших христиан имеется общество, но не имеет своего законного епископа, для чего по благоусмотрению нашему со всеосвященным собором и определяется во оный град к своим единоверным христианам на епископский престол сей возлюбленный нам по Духу Святому брат и сослужитель преосвященный епископ Онуфрий, яко достоин восприяти архиерейское предстательство и пастырский жезл новоопределенной Ибраиловской епархии, и отныне да именуется Ибраиловский епископ“278.

Таким образом и поставление нового наместника Белокриницкой митрополий Павел устроил с нарушением и церковных и гражданских законов, употребив притом и явную ложь. В таком важном церковном деле он заботился, как и всегда, не о соблюдении полной законности, а лишь о том, чтобы, пользуясь благоприятным для него смутным положением дел в правительстве, устроить как можно скорее необходимо нужное для обеспечения учрежденной его трудами раскольнической иерархии поставление нового епископа – наместника митрополии. С такою же поспешностью он позаботился представить это дело официальным порядком на утверждение правительства. Нужные документы, именно соборный приговор об избрании Онуфрия и свидетельство липованских громад, 29 августа, в самый день поставления, были предъявлены для засвидетельствования в местную Думению279; а 3-го сентября, в тот же день, когда писано известительное письмо к Аркадию с приглашением прибыть на предстоящий собор для избрания и поставления Онуфрия, Кирилл подписал сочиненное Павлом донесение в Крайзамт об учиненном им в Белой Кринице 29 августа рукоположении нового епископа Онуфрия. Донесение составлено было очень искусно и в твердых выражениях. В нем говорилось:

„По всевысочайшему повелению его императорского величества вызванный от нас митр. Амбросий в Вену в декабре прошлого 1847 г., как видно по министерским резолюциям... уже в Буковину к липованам возвратиться не может. Почему я, нижеподписанный, наместо предместника своего, как есмь епископ известный высокому правительству, поступил в надлежащее мне управление и существую ныне бело-криницкой и всех здешних липованских старообрядцев верховный святитель... А как всевысочайшим указом 18 сент. 1844 г. всемилостивейше дозволено липованскому староверческому святителю находящихся в Белой-Кринице иноков до высочайших степеней посвящать и тоже долгом поставлено и своего наследника высвятить: я, по праву сему, и по долгу моего звания и ответственности моей пред Богом и пред правительством и пред всеми нашими людьми, дабы не довести народ сей в прежнее бедствование священством и не навести опять неудовольствий соседственными державам касательно в принятии к себе иностранного священства280, да и в предосторожность по настоящему ныне зело опасному времени смертельной болезни, так как мы все и кроме того каждый час находимся под смертию, неопустительно предположил избрать себе наследника и хиротонисать во епископа. В каковую степень и избран на всеобщем нашем духовном соборе 26 августа (7 сентября) текущего сего года, из числа монастырского духовенства, благоговейный священноинок Онуфрий Иванов, достойный сего сана по самому избранию его, как прилагаемые при сем два акта свидетельствуют; а 29 августа (10 сентября) в Белокриницкой сельской церкви он же, Онуфрий Иванов, надлежащим чином произведен во епископа. О чем славному К. К. Крайзамту сим почтеннейше доношу и покорнейше прошу довести о сем до сведения, куда следует, высочайшему правительству281.

Представив таким образом в донесении правительству все, какие мог, основания для законности произведенного Кириллом избрания и поставления епископа в „наследники“ себе, как действительному „верховному святителю липованских старообрядцев“, Павел, предусмотрительно умолчал только об одном, что епархия этому епископу назначена в „соседственном государстве“, избран из „находящихся в Белокринице иноков“, но поставлен для старообрядческих обществ в Мутнянском Волохийском княжестве“, чем этому княжеству несомненно могла быть причинена „неприятность“. Понятно, что упоминать об этом в донесении правительству было весьма неудобно, – и Павел, по обычаю, сохранил столь опасное для митрополий обстоятельство в тайне.

Для доставления донесения в Крайзамт и для личных по сему делу, равно как по другим, касающимся митрополии, объяснений с крайзамтскими чинами, признано было нужным отправиться в Черновцы самим депутатам Белокриницкого монастыря Павлу и Алимпию. Доверенность на звание депутатов они получили от монастыря еще в то время, когда начали свои хлопоты об учреждении иерархии: этою доверенностию оба они, особенно же Алимпий, и пользовались до последнего времени. Но теперь, при переменах в правительстве и при изменившихся обстоятельствах в самой митрополии, признано было необходимым, чтобы монастырь выдал Павлу и Алимпию новую доверенность, с указанием двух особенно пунктов, по которым они уполномочивались „где нужно, по своему благоусмотрению, лично просить и письменные подавать прошения“. Они касались 1) временно закрытого Белокриницкого монастыря, о котором депутаты должны ходатайствовать, „чтобы на будущее время был открыт, как и прежде“, и 2) удаленного из митрополии Амвросия, чтобы относительно его депутаты делали, „что сами по их усмотрению найдут и признают полезным“. Все сделанное ими монастырские власти обязывались „принимать так, как бы ими самими было сделано“, и никаких на то неудовольствий и жалоб не представлять282. Доверенность была подписана 9 (21) сентября верховным святителем Кириллом, епископом Онуфрием и духовником Иеронимом, и в тот же день выдана во владение депутатов283. С этою новою доверенностью Павел и Алимпий и отправились в Черновцы для представления Кириллова донесения о поставлении Онуфрия, а вместе, как надобно полагать, и для справок по означенным в доверенности пунктам. 18(30) сентября они лично явились к президенту Крайзамта Изическулу и вручили ему донесение с прочими по делу Онуфрия документами, засвидетельствованными Думенией284.

Хлопоты об утверждении Онуфрия правительством в сане епископа-наместника митрополии увенчались полным успехом. Через год, именно 17 октября 1849 г., из Крайзамта уже последовали на имя Кирилла и на имя самого Онуфрия уведомления о признании последнего в епископском сане и звании наместника285. В уведомлении Онуфрию говорилось: „Высокое министерство народного просвещения (Das hohе ministerium des offentliches Unterrichtes) принимает к сведению совершившееся избрание и поставление ваше в наследника (zur Nachfolger) нынешнего верховного архипастыря Кирилла Тимофеева, согласно высочайшему повелению от 23 августа сего года за № 95286, извещая вместе с тем, что вы должны воздержаться от всяких епископских действий и в вашем звании должны находиться в полном подчинении нынешнему верховному святителю“ (dass sie sich aller bisch;flichen Funktionen unthalten und in diеser Eigenschaft dem gegenw;rtigen Oberhirten ganz unterordnet sind). В уведомлении же, присланном Кириллу, говорилось еще, что „липованский монастырь и впредь остается еще закрытым“, хотя в нем уже восстановлены были все прежние порядки и производилось даже поставление епископов, о чем делалось официальное донесение правительству и что утверждалось самим правительством287.

Глава 19
Производство новых ставленников в Белой-Кринице. – Поставление первого лжеепископа для русских раскольников.

Совершив благополучно поставление наместника митрополии, белокриницкие деятели занялись, с заметной поспешностью, производством других ставленников для монастыря и даже за границу. 29 августа, в самый день поставления Онуфрия, за тою же службою, Кирилл произвел в диаконы белокриницкого инока Аркадия, „с тем предназначением, чтобы немедленно произведен был во пресвитера“288, – и через неделю (5 сент.) он действительно поставлен тем же Кириллом во священноинока. Этому Аркадию предстояла довольно высокая чреда в австрийской иерархий: он был потом произведен в архимандриты Белокриницкого монастыря, а затем сделался архиепископом Васлуйским. В конце октября явилась в Белую-Криницу целая депутация из молдавского селения Мануиловки с своим беглым попом, известным Алексеем Булгаковым: депутация эта явилась просить, чтобы прибывшего с нею мануиловца Якова Алексеева Кирилл поставил в диаконы. Просьба была охотно исполнена, и 1-го ноября Яков Алексеев был рукоположен Кириллом „во диакона к мануиловской церкви, иже есть во имя Пресвятые Богородицы честного и славного Ея покрова“289. Диакон этот должен был служить при попе Алексее, и этим самым, что Алексей допускал его до служения с собою и даже сам приехал в Белую-Криницу просить о его поставлении, этим самым он, как единственный за границею „бегствующий иерей“, изъявлял свое решительное согласие на признание австрийской иерархии290. Павел был очень доволен этим, хотя лично к попу Алексею не питал никакого уважения. Зная его тщеславие, Павел придумал даже наградить его при сем случае, малинового бархата скуфьею“, которую Кирилл и пожаловал попу Алексею в знак благодарности за все его подвиги для старообрядчества, с надлежащей грамотой за собственной печатью291. В одно время с мануиловской депутацией прибыл в Белую-Криницу с подобною же просьбою настоятель Мануиловского монастыря Иоиль: он представил своего инока Иоасафа для поставления во священники. 4-го ноября Иоасаф поставлен Кириллом в диаконы, а 8-го во священноинока. Это последнее поставление происходило в церкви села Соколинцев, которую в этот день освящал Кирилл в сослужении с Онуфрием292. Так уже деятельно работала тогда, говоря языком Павла, белокриницкая „фабрика“, хотя официально и значилась закрытою.

Вскоре затем сделано было и самое важное дело, которое имелось в виду учредителями Белокриницкой иерархии при самом замысле об ее учреждении. В конце декабря, перед праздником Рождества Христова, явился в Белую-Криницу из России претендент на поставление в епископа для всех российских старообрядцев, – получивший потом такую печальную известность в истории австрийской иерархии – Степан Трифонов Жиров. Он был крестьянин Калужской губернии, из-под Боровска; но жил большею частию в Москве, где содержал некоторое время постоялый двор (в Рогожской части) и находился в близких отношениях к Рогожскому кладбищу, – состоял даже в числе кладбищенских дьячков. Человек умный и хитрый, хорошо начитанный и большой ревнитель раскола, он умел заслужить расположение и доверие влиятельных в старообрядчестве лиц, каковы были напр. конторщик Рогожского Кладбища Дмитрий Корнеев и даже известный Аффоний Кочуев, бывший первым начинателем дела об учреждении самостоятельной раскольнической иерархии. У этого последнего Жиров пользовался таким доверием, что был некоторое время главным у него приказчиком по торговой части. Но при указанных, особенно ценимых в расколе качествах, снискавших ему покровительство видных раскольнических деятелей, Жиров отличался, как это бывает нередко в расколе, крайним самомнением, любостяжательностью и дерзостью, ради наживы и личных интересов был способен на всякое преступление, готов пожертвовать и совестью и всем святым, если только было для него что-нибудь святое. Даже своему благодетелю, – Кочуеву, за полное его доверие заплатил самой черной неблагодарностью, – выдал его правительству, как причастного к делу об учреждении Белокриницкой иерархии. Во время, оскудения священства“ у старообрядцев он занимался также выгодным ремеслом отыскивания для раскольнических обществ беглых попов, приобретение которых оплачивалось большими деньгами, и была молва, что одного из таких попов (Егора) он утопил, или, по другим известиям, хотел утопить, чтобы воспользоваться находившейся при нем значительной суммой. Учреждение собственной заграничной иерархий у раскольников грозило если не совершенным прекращением, то во всяком случае сильным подрывом для этого доходного промысла, и Жиров сообразил, что теперь всего лучше и выгоднее сделаться самому поставителем раскольнических попов, т. е. получить в Белой-Кринице архиерейский сан. И вот с этою целию он явился в Белую-Криницу. Ни Павлу и никому из белокриницкой братии Жиров не был знаком; но он привез с собою и представил какое-то, неизвестно когда и как полученное, даже, как впоследствии подозревали, фальшивое, рекомендательное за него письмо Аффония Кочуева. Павел глубоко чтил своего старого знакомца и друга Аффония Кузьмича, и потому принял рекомендованного им пришельца с полным доверием и великою радостию, как достойного кандидата в епископы для российских старообрядцев. Надобно полагать, что сам Жиров своими повествованиями о Кочуеве и о своих близких к нему отношениях, равно как своим обращением и беседами, показывавшими в нем умного и сведущего в Писании человека, умел расположить Павла в свою пользу и подкрепить рекомендацию Кочуева. Притом же, и это главное, Жиров явился в самое благоприятное для его искательств время: тогда Павел и его сотрудники именно сгорали желанием поставить епископа для России, что было главною целию учреждения и самой иерархии, а вместе желанием чрез это поставление отомстить русскому правительству за Геронтия и за Амвросия. Мало того, – в это именно время им необходим был новый епископ, который вместе с Онуфрием мог совершить возведение Кирилла в сан митрополита, о чем Павел, тогда очень заботился и чего один Онуфрий, за отсутствием Аркадия, не имевшего возможности приехать в Белую-Криницу, исполнить не мог. По всему этому Павел был очень рад приехавшему из России, едва ли не с самого Рогожского Кладбища, искателю архиерейства и решил не медлить его поставлением, вполне полагаясь на отзыв о нем такого уважаемого лица, как Кочуев, не наводя о нем и справок у своих московских приятелей, которые, наверное, открыли бы ему кое-что весьма не лестное об этом кандидате в российские архиереи293. Дело было кончено, действительно, с необыкновенной быстротой: приехав перед Рождеством в Белую-Криницу, Степан Жиров был уже 29 декабря пострижен в иноки под именем Софрония, а на другой день, 30-го, поставлен в диаконы, 31-го в священники, а 3-го января был уже произведен в епископы, все кончено в течение шести дней! 294 Эта, никакими каноническими правилами не оправдываемая быстрота, с какою Софроний проведен был по всем степеням священства295, делала еще беззаконнее и без того уже беззаконное дело, которым явно нарушались и гражданское и церковные законы. Императорскими декретами, как мы видели, прямо воспрещалось белокриницкому митрополиту поставление духовных лиц (тем паче епископов, разумеется) не из липован и не для австрийских липован, т. е. для заграничных старообрядцев; а по случаю поставления Аркадия в епископы для турецких раскольников, о котором дозналось правительство, монастырю даже сделано было строгое замечание с воспрещением на будущее время таких поступков296; и объявленный последнею следственною комиссиею императорский декрет также воспрещал хиротонии, могущие возбудить неудовольствие соседственных держав. Значит, поставление Софрония в раскольнические епископы для России, и именно на досаду русскому правительству, было прямым нарушением гражданских законов, или императорских декретов. А о соблюдении канонического правила об участии в избрании и поставлении епископа всех наличных епископов области, Павел на сей раз даже и не позаботился, не послал даже и приглашения третьему епископу Аркадию прибыть для сего на собор; он ограничился только уведомлением о состоявшемся уже поставлении Софрония297.

За отсутствием Аркадия Софроний рукоположен был Кириллом и Онуфрием. Пред поставлением он произнес присягу, – такую же, как и Аркадий, – где обещал, как и этот последний, быть в полном подчинении Кириллу и являться беспрекословно по его приглашению на соборы. По отношению к последующей деятельности Софрония имели особенную важность следующая обещания, данные им в присяге: „Именьми получающих (а тем паче дающих) сан извержению достойных быти сужду, якоже и Симона волхва, стяжанием благодать сию получити мневшего... Обещаваюся врученную мне паству по обычаю Апостол посещати и назирати не ради лихоимания и чести, но в исправление дел благих, и наипаче священников... Вся буду действовать по совести моей, не работствуя лихоприятию, не болезнуя враждою, завистию, упрямством и мздоимством, но со страхом Божиим, со искреннею Бога и ближнего любовию. Если же сотворю что-либо таково запрещенное без повеления без грамоты верховного святителя298, или преступлю что и едино от всех сих написанных зде, тогда абие лишен да буду сана своего и власти без всякого извета и слова“299. Невозможно допустить, чтобы Софроний давал все эти обещания искренно, с действительным намерением исполнять их, так как с самого приезда в Россию и начатия своего мнимо-архиерейского служения у раскольников он стал нагло и открыто попирать их. Надобно полагать, что и тогда Софроний смотрел на эту присягу и на все эти обеты, как на пустую формальность, как на фальшивую подделку под правила и действия древлеправославной церкви (каковою действительно и были все белокриницкие мнимые священнодействия), почему впоследствии и относился к ним с полным пренебрежением.

Хотя Павел и писал, что Софрония сопровождали будто бы в Белую-Криницу, „поверенные депутаты от Казани, Москвы и Калуги“, и что будто бы они же именно просили поставить его, как „избранного ими человека им в епископа“, однако Софронию была назначена кафедра не в Москве, не в Казани, даже не в Калуге, а почему-то в Симбирске, и наречен он был епископом Симбирским300. Но, имея в виду, что это был пока единственный епископ, поставленный для российских старообрядцев, Павел нашел нужным дать Софронию полномочие – исполнять архиерейские обязанности для раскольников во всей России, впрочем до того только времени, когда будут поставлены для России другие раскольнические епископы, которым он должен будет уступить тогда право самостоятельного действования в пределах их епархии, и отнюдь не вмешиваться в относящиеся до их епархии дела. В этом именно смысле Софронию выдана была от Кирилла особая сочиненная Павлом грамота, в которой говорилось:

„Возлюбленный брать и сослужитель по Духу Святому преосвященный епископ Софроний! Поручаем вам сверх определенной собственно под вашу паству Симбирской епархии еще на время и в прочих местах по всей России, где будет настоять потребность, исправлять все христианские требы, непосредственно сами и чрез поставленных по благоусмотрению вашем у священников, беззавистно, но единственно во славу Божию и во общую всех православных пользу. А как скоро услышите в пределах России благодатию Божиею еще от сея митрополии нашея посланного на таковую службу другого епископа, тогда абие полагается вам запрещение от тех месть России, какие другому епископу определены будут, и вы тогда получите особое о том предуведомление“301.

Этим полномочием ставить попов старообрядцам и управлять церковными их делами по всей России Софроний был доволен как нельзя более и в свое время воспользовался им в самых широких размерах, вовсе не думая обращать внимания на указанные в грамоте ограничения этого полномочия, что и было потом причиной великих согласий, раздоров и разделений в австрийской иерархий, возникших у русских раскольников. Вообще надо сказать, что если избранием и поставлением слабоумного Кирилла в наместники митрополии и потом в митрополиты промысл Божий уготовал явную кару на незаконное дело учреждения раскольнической иерархии, то еще более основания видеть такую справедливую кару на это нечестивое дело в избрании и назначении первым епископом для русских раскольников человека такой потерянной совести и темной жизни, причинившего столько волнений и беспорядков в расколе, продолжающихся доселе, каков был Софроний. Господь, в наказание, как бы отнял разум у Павла, попустив ему так спешно и опрометчиво, без надлежащих справок, положившись только на сомнительную рекомендацию Кочуева, принять Софрония под свое покровительство и, с необыкновенною даже у раскольников быстротою проведя его по всем священным степеням, произвести в первого епископа для российских старообрядцев. Скоро понял он свою роковую ошибку, горько сетовал об ней; но исправить ее, при всех своих стараниях, уже не мог, и она была одною из главных причин, сокративших его жизнь.

Глава 20
Возведение Кирилла в сан митрополита.

Мы видели, что Кирилл уже действовал в Белой-Кринице как настоящий преемник Амвросия и был даже самим австрийским правительством признан в качестве верховного пастыря липован вместо удаленного в ссылку первого их верховного пастыря, как законный его преемник. Но Павел находил все это недостаточным с своей „древлеправославной“ точки зрения, и для устранения могущих последовать со стороны противников иерархии и даже от некоторых ее собственных членов каких-либо возражений против занятия Кириллом кафедры еще живого и канонически не устраненного с нее, т.е. не изверженного, архиерея, он признавал необходимым устроить это дело на твердых канонических основаниях, строго церковным порядком; а имея в виду, что Кирилл, как преемник Амвросия, должен получить звание верховного пастыря, или митрополита, „всех древлеправославных христиан“, у которого должны находиться в подчинении и все прочие их епископы, находил нужным совершить новое архиерейское поставление его именно в сан митрополита, как получали таковое российские патриархи. Правда, австрийское правительство не признавало и не называло Амвросия митрополитом липован302 (равно как никогда потом не усвояло этого титла и его преемнику); но для Павла и его сотрудников это „непризнание“ от внешней власти ничего не значило, всю силу усвоял он своим внутренним „церковно-каноническим“ постановлениям и решениям. Это церковное возведение Кирилла на Амвросиев митрополичий престол он, конечно, устроил бы немедленно после состоявшегося окончательного решения участи Амвросия, немедленно по отъезде его в безвозвратное заключение, если бы только имел к тому возможность. Но в то время он не мог именно исполнить это, потому что недоставало тогда надлежащего числа епископов, которые могли бы возвести Кирилла на митрополичий престол. Кроме самого Кирилла был в то время один только епископ Аркадий Славский, да и тот сидел в тюрьме. Когда же поставлен был в епископы Онуфрий, Павел не решился допустить, чтобы он единолично, притом будучи наместником Кирилла, совершил такое важное дело, как возведение того же Кирилла в сан митрополита. Но теперь, с поставлением Софрония, препятствия к этому делу устранялись, – Павел находил, что два епископа уже могут исполнить его удобно. О третьем епископе – Аркадии Славском, хотя он уже находился на свободе, Павел не имел при этом и помышления, так как ожидать его приезда или письменного согласия на поставление Кирилла в митрополиты, за дальностью расстояния и при трудном положении Аркадия, было бы слишком долго, а делом он считал необходимым поспешить. Мы видели, что и самое производство Софрония в епископы было кончено с такою неосмотрительною и небывалою поспешностью между прочим потому именно, что нужен был второй епископ для давно желаемого поставления в митрополиты Амвросиева преемника. И вот, действительно, в тот же самый день, когда Софроний поставлен был в епископы, т.е. 3-го января 1849 г., начато было дело и о поставлении Кирилла в митрополиты, а в следующий день, 4-го числа, совершено и самое поставление.

Произведение Кирилла в сан митрополита Павел позаботился обставить такою же формальною законностию и торжественностию, для устранения всяких могущих возникнуть сомнений, как и провозглашение первого раскольнического митрополита – Амвросия. 3-го числа, в полдень, значит немедленно после того, как совершилось поставление Софрония в епископы, составлен был в Белокриницком монастыре „собор“ для решения, на основании канонов и святоподобий церковных, вопроса о том, следует ли произвести нового митрополита на праздную, по удалении митрополита Амвросия, белокриницкую кафедру. „Соборное деяние“, излагавшее основания, по которым избрание нового митрополита признавалось дозволительным, было уже заранее сочинено Павлом, и все „соборные рассуждения“ ограничились, конечно, прочтением и подписанием этого „деяния“303. В начале сего церковного акта говорилось, что возвратившиеся из Вены 24 августа 1848 г. послы, священноинок Иероним и инок Алимпий, находившиеся при Амвросии, „о обстоятельстве митрополита, пред свидетелем Богом, 26 числа того же месяца, дали митрополии свое письменное показание, притом представили и копии с высочайших декретов по именному императорскому решению о заточении митрополита Амвросия на вечное пребывание в городе Цилль, так что уже не только в Буковину к липованам никогда возвратиться не может, но дабы и не имел и никакого влияния на внутренних и заграничных липованов, и даже всякого с ними сношения отнюдь никаким способом не имел, и уже к тому не именоваться Белокриницким митрополитом“ (чего, в действительности, и прежде не было ему дозволено). „Вследствие сего, – говорится далее, в митрополии сей было соборное рассуждение 3 числа генваря сего 1849 года, по полудни, в присутствии трех преосвященных архиереев – Кирилы, Онуфрия и Софрония и всего прочего монастырского и светского духовенства: а задунайский епископ Аркадий, находясь под следствием у турок, не мог лично прибыть на собор, прислал от себя отношение, более же иных единоверных епископов не предвидится“. Таким образом и здесь, в столь важном акте, как „Соборное деяние“, Павел, по своему обычаю, на память „предбудущим“ родам старообрядцев и в назидание современным, дабы они ведали, что будто бы все сделано было на законных основаниях, употребил явную ложь, – написали, что будто бы Аркадий и в начале 1849 года все еще находился под следствием, тогда как он уже пользовался свободою, и будто бы „прислал от себя отношение“, т. е. согласие на то, что постановить собор, тогда как даже и извещения Аркадию о предстоявшем соборному рассмотрению деле еще не было послано из Белой-Криницы304. Далее говорится в „Деянии“, что будто бы „собор “ тщательно рассматривал все представленные послами письменные акты об Амвросии и „исследовал от начала до конца все обстоятельства“ его дела, „все клеветные (!) российского Двора доносы на него и запросы и цареградского патриарха епистолию, убеждающую его возвратиться в Царьград, и против того Амвросиевы ответы“, из которых обнаружилось, что он, Амвросий, „увидев воскипевшее море русского клеветника (!) не утихающим, но горшую беду его ради и всему белокриницкому кораблю уготовляющим “, решился по примеру святых отец Златоуста и Евсевия, повинувшихся царской власти“, идти в заточение с обязательством никуда ни под каким предлогом оттуда не выезжать и „никакового сношения или влияния к липованам не иметь, как ко внутренним, так равно и заграничным“. Имея в виду все эти обстоятельства и „выведенные на справку из священных книг правила и разные древлеправославной церкви события“, собор и приступил к решению вопроса: „есть ли возможность при жизни еще не изверженного архиерея, а удаленного, или удалившегося с своего престола, возвести на место его другого?“

Правила и святоподобия были „выведены“ Павлом и применены к делу с обычным ему в подобных случаях искусством. Указав сначала 16-е пр. первовторого собора, коим воспрещается возводить епископа на место другого, при его жизни, если он не извержен по законному суду, и на пример признанного незаконным Арсакиева поставления на кафедру св. Златоуста при его жизни, Павел подробно объяснял в „Деянии“, что это правило и этот пример к делу об Амвросии не относятся. „А чтобы точно подобно нашему событию, – продолжал он, – кроме воли и желания православного собора, силою царскою изгнав был какой-либо святитель с своего престола и неволею сослан на вечное заключение, а наипаче если бы еще который по необходимости сделался вынужденным отказаться даже и именоваться титлом своего престола, какое бы где соборное правило могло найтися, подтверждающее ожидать – доколе таковый святитель не умрет в заточении, иди неожиданно как освободится, или возбраняющее православному собору на место оного заточенного на праздный престол его другого соборне избранного святителя поставить, – таковых правил отнюдь православная церковь искони и доднесь в законе своем не имела и не имеет, и никогда никаким образом изложить не может, понеже таковые правила если бы были положены в церковном законе, то могли бы служить не к созданию стада Христова, но к разорению и даже к великому подрыву церковному“. А что, напротив, в указанных обстоятельствах церковь дозволяла возводит новых святителей на место удаленных, или удалившихся не по церковному суду, еще при жизни их, в доказательство этого приведены „несколько святоподобных событий“, именно в пример указаны цареградские патриархи Нектарий, Игнатий, Стефан и Фотий, и в нашей русской церкви – патриарх Гермоген, поставленный еще при жизни Иова патриарха, и Кирилл, возведенный на Ростовскую кафедру вместо Филарета, находившегося в плену у поляков. После такой справки в правилах и „древлеправославной церкви событиях“ состоялось следующее соборное определение.

„Так как из всего христианского века самые деяния соборные и церковные летописи аки живым гласом свидетельствуют, что по примеру оных в таковых случаях, каковое событие последовало ныне у нас, т. е. на место митрополита Амбросия, хотя и совершенно безвинно, но без воли и без всякого умысла нашего собора, а единственно по иностранной клевете, силою царскою от Белокриницкого престола удаленного и конечным царским решением на вечное заточение сосланного, и притом, хотя и неволею, но уже отказавшегося именоваться титлом своего престола и строго запрещенного никакого не иметь влияния, или сношения с единоверным нашим народом, внутренним и заграничным: то уже теперь немедленно на праздной митрополитский престол поставить общим собором другого законного архиепископа (митрополита) достойно есть и праведно, памятствуя заповедь святого Иоанна Златоустого, рекшего сице: „не может бо церковь без епископа быти, и егоже аще поставлять в церкви, по нужде, или советом всех, то вы повинуйтеся ему, якоже и мне, и тако милость приимете от Бога“, и по Свитку новых заповедей, под страхом за медленность свыше 6 месяцев, да не беду душам своим приимем“.

Итак „соборне“ решено – поставить на праздный „митрополитский“ престол в Белой-Кринице преемника Амвросию. Преемник был уже готов, мало того, уже давно действовал как преемник Амвросия и признан в этом звании правительством: значит, о выборе, или избрании тут не могло быть и речи. Однако признано было необходимым и здесь соблюсти формальный порядок. На другой день, 4 января, составлен был якобы новый собор, по крайней мере подписан, заранее же написанный Павлом „соборный акт“, подписан теми же лицами, которые подписали накануне „Соборное деяние“, только, разумеется, за исключением Кирилла, подлежавшего избранию. В этом акте говорилось305: „Мы, нижеподписавшиеся, будучи сего числа в Белокриницкой митрополии на всеобщем духовном соборе, учинили сей соборный акт в том, что на основании определения вчерашнего числа, в Соборном Деянии заключенного, избрали мы беспристрастным нравом, с общего всех согласия, вместо заточенного по царскому решению на вечное пребывание в удаленный город Цылль, бывшего митрополита Амвросия, преосвященного епископа Майносского г-на Кирилу митрополитом на праздный ныне Белокриницкий архиепископский престол, которого предпочитаем преимущественнее пред всеми прочими нашими духовными особами“. И затем исчисляются эти „преимущественные пред всеми прочими липованскими духовными особами“ достоинства и права Кирилла, из коих действительное значение в данном случае имело только следующее, упомянутое в заключении: „наконец, когда митрополит Амбросий, по высочайшему императорскому повелению вызванный из нашей Белокриницкой митрополии в вену в декабре 1847 г., получил министерские резолюций, что к липованским староверам возвратиться не может и даже удержан всякого содействия, влияния и сношения с липованами, потому с объявления таковых решений, на место митрополита Амвросия г-н епископ Кирил, так как есть уже известный высокому правительству, существовавший наместником, тогда же вступил в надлежащее ему правление и стал существовать Белокриницким и всех здешних староверцев верховным святителем, а при том поставил в наместника себе другого епископа именем Онуфрия, и обо всем том 3(15) сентября прошлого 1848 года чрез кесарево-королевский крайзамт к высокому правительству сделал донесение; но только дело еще требовало докончания, по внутреннему законоположению нашей религии, т. е. до собрания нескольких епископов наших, дабы соборне, установленным в церковном законе порядком, сделать на нового митрополита избрание и учинить наречение титлом митрополита, и так возвести по чину на архиепископский Белокриницкий престол и вручить ему митрополитский жезл“. Из этих слов само собою следует, что в действительности никакого соборного избрания“ из числа „духовных особ достойнейшего“ кандидата на занятие митрополичьей кафедры в Белой-Кринице не было и кроме Кирилла никто не мог быть назначен: происходило только „довершение по внутреннему законоположению“ того, что уже существовало и утверждено „внешнею“ властию. О избрани в „Соборном акте“ напрасно поэтому говорилось. А между тем этот новый липованский собор (если только он был в действительности, а не ограничилось все дело подписанием сочиненного Павлом акта на память „предбудущим“ родам) изложил свое определение в следующих словах:

„По вышепрописанным обстоятельствам мы, нижеподписавшиеся, с общего и единодушного всех согласия определили: г-на преосвященного епископа Майносского Кирилу, соборне избранного в митрополита Белокриницкого, сего же числа, по обычном наречении, абие за божественною литургиею возвести на архиепископский престол и надлежащим порядком вручить его преосвященству митрополитский жезл“.

В тот же день, 4-го января 1849 года, Онуфрий, при участии Софрония, действительно произвел Кирилла в сан митрополита, совершив над ним вторично архиерейское рукоположение306.

О возведении Кирилла в сан митрополита, разумеется, не было донесено правительству; напротив, найдено было нужным тщательно скрывать это, по внутреннему законоположению религии“ совершенное, действие, о котором внешней власти тем менее подобало ведать, что она, как мы говорили, никогда не признавала за белокриницким владыкой права называться митрополитом. Но была настоятельная надобность сообщить об этом задунайскому епископу Аркадию с братией, от которого надлежало бы даже и предварительно испросить согласие на возведение Кирилла в сан митрополита, чего однако не было сделано, хотя в „Соборном Деянии“, как мы видели, и упоминалось, что якобы согласие это было даже получено в то время. Павел не только понимал нужду послать извещение Аркадию о состоявшемся поставлении Кирилла в митрополиты, но и чувствовал неловкость и виновность пред ним, что дело это устроено без всяких с ним сношений. Неловкость эту он испытывал тем сильнее, что подозревал какую-то холодность и нерасположенность к митрополии со стороны задунайских Аркадиев, не получая от них долгое время никаких сведений и даже ответов на письма. Поэтому, решившись наконец, 7-го января, через три дня по возведении Кирилла в митрополиты, уведомить Аркадия об этом событии, он старался всячески оправдать его и для этой цели прибег даже, по привычке своей, опять ко лжи. В письме этом, писанном якобы по благословению „архипастырей“, Кирилла и Онуфрия, и начинающемся именно жалобами, что „неоднократные их письма, к крайнему их удивлению, оставляются Аркадием, или паче сказать повидимому презираются несоответствованы столь долгое время ниже единою чертою“, в этом письме Павел извещал задунайских своих собратий сначала о поставлении Софрония, и при этом употребил первую ложь, сообщая, как мы уже упоминали, что будто бы Софроний „от России“, т. е. всею старообрядческою Россиею, избран в епископы и прибыл в Белую-Криницу с „послами, т.е. поверенными депутатами от Казани, Москвы и Калуги“ и что будто бы только „по неотступным и жалобным молениям“ этих депутатов решено было в митрополии поставить Софрония в епископы для России. Переходя затем к извещению о возведении Кирилла на „митрополитский“ престол, Павел без зазрения совести решился написать своим о Христе братиям еще более грубую ложь, что будто бы и самое поставление Кирилла в митрополиты произведено было по настоятельному совету тех же российских „поверенных депутатов“, которые будто бы требовали этого, ссылаясь на те самые слова Златоуста „не может церковь без епископа быти“ и проч., которые приведены в „Соборном Деянии“, и на указанные там же каноны, коими воспрещается более шести месяцев оставлять праздным какой-либо архиерейский престол. „При том же, – писал он, – еще побуждены мы будучи настоятельным советом вышереченных господ российских депутатов касательно до митрополита словами святого Златоуста, якоже он при неправедном изгнании от своего престола тако наказывал своим верным и духовным детям... егоже аще поставят в церкви по нужде, или советом всех, то вы повинуйтеся ему, якоже и мне, не может ба церкви без епископа быти. А как наша церковь и митрополитский престол столь долгое уже время без своего законного пастыря вдовствует, за что и каноны соборные, аще более шести месяцев не будет на престол поставлен свой пастырь, виновным казнию претят, – сими словами мы, будучи убедившись, на второй день (по поставлении Софрония) еще торжественнейшее празднество учинили, с приглашением со всех здешних обществ наших священников и почтенных жителей, и возвели тогда на престол Белокриницкой митрополии всем освященным собором бывшего Майносского епископа Кирилла и поставили Белокриницким архиепископом и всех православных христиан митрополитом. О чем извещая ваше преосвященство, дабы вы отныне молили Бога, на ектениях и возношениях, о настоящем ныне митрополите нашем Кирилле; прежде бывший же г-н митрополит Амбросий остается в судьбах Божиих образом заштатного“307. Итак, возведение Кирилла в митрополиты на место живого еще Амвросия, Павел оправдывал пред задунайскими Аркадиями небывалыми настоятельными требованиями небывалых „российских депутатов“, не сообщив даже о бывшем 3-го января „Соборном Деянии“, в котором ни о каких российских депутатах не упоминается, тогда как о них непременно было бы упомянуто, если б они действительно приезжали в Белую-Криницу и принимали такое близкое участие в деле о производстве Кирилла в митрополиты308. Однако убедить Аркадиев в законности этого производства Павлу не удалось своим лживым посланием. Месяца через два, именно 26 февраля, в митрополии получено было от Славского Аркадия, сочиненное Аркадием Лаврентьевским, послание; но это был ответ на извещение о производстве Онуфрия в епископы, писанный еще 2 октября 1848 г., и содержавший беспрекословное согласие Аркадия на это производство. На извещение же о возведении Кирилла в сан митрополита от Аркадия не последовало никакого ответа, и Павлу пришлось потом, как увидим, прибегнуть к другому способу, чтобы получить от него согласие на признание Кирилла Белокриницким митрополитом.

Еще важнее то обстоятельство, что для возведения Кирилла на Амвросиев митрополичий престол не было испрошено согласия от самого Амвросия, а также и о состоявшемся возведении не было дано ему известия. Между тем Павел, в оправдание этого возведения Кирилла в преемники Амвросию ссылавшийся на пример Златоуста, который, удаляясь в ссылку, не только сам изъявлял готовность на произведение законного ему преемника, но и требовал от своей паствы беспрекословного ему повиновения, из этого самого примера должен был знать, что и согласие бывшего митрополита Амвросия на избрание и поставление законного ему преемника совершенно необходимо. Не сделал же он этого необходимо нужного дела не потому, что не имелось возможности войти в сношение с Амвросием (вскоре потом нашли к тому возможность), а потому, что не надеялся получить от него согласия, каковое он мог бы дать, если бы хотел, даже и при отправлении в Цилли. Правда, он был уверен, что Амвросий дал бы это согласие, если бы вручить ему достаточную для того сумму; но такою суммою митрополия в то время не располагала. Со временем Павел надеялся достигнуть цели именно этим способом, а теперь не затруднился обойтись и без всяких сношений с Амвросием, объявив даже его самого „остающимся в судьбах Божиих образом заштатного“...

Вообще, и возведение Кирилла в сан митрополита, как все подобного рода белокриницкие деяния, не смотря на заботы Павла соблюсти формальную законность, сопровождалось беззакониями и ложью, – ложью не только пред правительствами австрийским и русским, которое он еще обвинял притом в каких-то клеветах на беглеца-Амвросия, но и пред своими собственными архипастырями и собратиями – Амвросием. Аркадием и прочими... И однако с этого именно дня, 4 января 1849 г., когда и „по внутреннему законоположению религии“ Кирилл объявлен был митрополитом Белокриницким, начинается его действительное управление „церковно-иерархическими“ делами раскольников в качестве „митрополита всех „древлеправославных христиан“, хотя в сущности и теперь он ничего не делал и не мог делать без руководства, указания и совета инока Павла до самой кончины этого последнего.