Субботин. Белая КРиница. 9

Глава 5
Заботы об устроении церквей, о поставлении попов и возвышении народной нравственности; награда ясскому попу Никифору; окружная грамота и особая белокриницному обществу.

Много всякой лжи, обмана и лукавства употребил инок Павел при учреждении Белокриницкой иерархии и потом для ее поддержания и распространения, кощунственно называя этот обман „устроением Божия промысла“; но нельзя не указать в его деятельности и черту, достойную похвалы, – именно то, что как в самом учреждении иерархии, так и в дальнейших заботах об ней он постоянно имел целию по возможности очистить и возвысить религиозную и нравственную жизнь старообрядчества. К достижению этой цели он стремился постоянно со всей, свойственной ему, ревностью, твердо и настойчиво. С течением времени все яснее и яснее становилось, что эти заботы и старания его совсем напрасны, что цель остается недостижимою. Лучше всех видел и понимал это сам Павел, сокрушаясь и глубоко страдая от того; только, к сожалению, он не видел и не понимал причины такой бесплодности своих забот, – не понимал, что доброй цели хочет достигнуть худыми, неверными средствами, что строит здание на песке, ложь выдает за истину...

В видах именно возвышения религиозной и нравственной жизни старообрядчества, грубые недостатки которой до крайности огорчали Павла, он много заботился о построении церквей среди старообрядческих обществ и о поставлении к ним священников, о внушении и священникам и их пасомым строгого исполнения христианских обязанностей. В самый день возвращения в Белую-Криницу из поездки к Амвросию состоялось, к немалому его утешению, освящение новоустроенной церкви в Климоуцах, где ему особенно желательно было учредить благолепную священническую службу в назидание беспоповцам, ради которых, надобно полагать, и самое освящение совершено было с особою торжественностию, обоими архиереями, и Кириллом и Онуфрием371. Тогда же и в самой митрополии старая монастырская трапеза приспособлялась к устройству при ней церкви, которая и была освящена, с небольшим через месяц, во имя особо чтимого Павлом святителя Николы, но почему-то на „подвижном престоле“372. Что касается попов, которые поставлялись к открываемым церквам и приходам из той же невежественной и грубой раскольнической среды, то Павел, конечно, не мог быть особенно доволен ими; зато тех, которые начитанностью и добрым поведением умели приобрести в своих обществах уважение и влияние, старался поощрять наградами, скуфьями и крестами, следуя в этом случае примеру „великороссийской“ церкви, что некоторые ревнители раскола даже ставили ему в вину. Таков был напр. ясский Никифор Панкратьев, который еще Амвросием поставлен в священники для старинной, в своем роде знаменитой, раскольнической церкви в Яссах: Павел особенно чтил его и посоветовал Кириллу наградить его наперсным сребропозлащенным крестом, с „жалованною грамотою“, на сочинение которой употребил особенную тщательность. Грамота и крест отправлены были в Яссы с нарочитым послом 22 ноября 1849 года. В грамоте были указаны сначала подвиги Никифора, учиненные еще до учреждения иерархии, в звании уставщика ясской церкви, а затем говорилось373:

„Наипаче по принятии тобою благодати священнического сана, от того часа и доныне открыта нам есть твоя всеискреняя к нашей митрополии во всем верность, к духовной власти любовь и смиренная покорность, к порученной тебе словесной пастве смиренномудрая твоя деятельность, так что в самых напастех и смертных бедах, грех ради человеческих от Бога попущенных, каково было в прошлом 1848 году, во время ужасной тлетворной моровой язвы – холеры, оказанные тобою в исправлении христианских потреб мужественные подвиги, и беспримерное твое великодушие и к погибающим сострадание и всевозможное содействие, даже не щадя живота своего, а даже и доднесь, уже при старости лет твоих, производишь службу Божию и все христианские духовные требы со всякою тщательностию, без малейшего опущения; при всем же том, еще ныне святую Божию церковь, иже есть в вашем граде во имя Успения Пресвятые Богородицы, украсил еси, яко невесту, красотою, в особенности же весь иконостас позлатил еси златом собственным своим иждивением. А потому, за толикие твоя неутомимые службы и святые труды и богоугодное тщание, в знак искреннего к тебе нашего благоволения и чувствительной благодарности от всей нашей митрополии, ныне пожалован еси, благоговейный священноиерей Никифор, крестом из чистого серебра под золотом, носить в церкви и народной публике“.

„Итак, благословляя тя, честнейший отец, благословением Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа, и настоящую сию грамоту за собственным нашим подписом и печатью, чрез посланного монастырского депутата и совета нашего члена, тебе вручаем: аксиос, аксиос, аксиос! то-есть: достоин!“.

„Монастырский депутат и член совета“, привезший крест и грамоту в Яссы, был не кто другой, как сам инок Алимпий, имевший от митрополии еще какая-то „особые поручения“ в Молдавию. Он получил наставление от Павла произвести награждение Никифора Панкратьева со всею подобающею торжественностью, – во время литургии, именно по заамвонной молитве прочитать во всеуслышание Кириллову грамоту, и когда произнесены будут ее заключительные слова, „оба лика“ должны пропеть громогласно трижды же „аксиос“, после чего и надлежало „вручить крест удостоенному“374. Все это, надобно полагать, инок Алимпий и исполнил в точности. Хотя вручение, или возложение креста на „удостоенного“ приличнее было бы сделать самому Кириллу, или Онуфрию, вообще священному лицу, а простому иноку совсем уже не подобало; но для Алимпия, как знаменитого деятеля по устроению иерархии, допущено было „пременение закона“.

Продолжая свое благоволение к ясскому, уважаемому у местных старообрядцев, духовному пастырю, Кирилл, руководимый Павлом, менее нежели чрез год возвел его в сан протоиерея375. Но Никифор Панкратьев, если только справедливо описаны в грамоте его труды и подвиги, был счастливым исключением среди современных ему новых раскольнических попов. Что касается этих последних, то Павел с сокрушением видел, что они мало заботятся об исполнении своих обязанностей и что народ, не наставляемый ими, по-прежнему коснеет в невежестве и пороках. Это побудило его, в феврале 1850 г., пред наступлением великого поста, составить и разослать во все липованские приходы от имени Кирилла „окружную грамоту, как к парахиальным священникам, равно и ко всем православным христианам, с наставлением и наказанием, к исправлению истинного христианского жительства376. В грамоте этой изложены семь пунктов, или „заповедей“, которые предписывались к тщательному исполнению. В них Павел достаточно показал, какими мерами думал поднять нравственность липован и их духовенства, а также и то, на какой низкой степени стояла нравственность тех и другого.

В первой заповеди „о каждогодном исполнении непременного христианского долга“, после краткого объяснения важности и необходимости для каждого христианина хотя единожды в год приступать к исповеди и причастию, Павел писал:

„Поставляем каждому парахиальному иерею в непременную обязанность, дабы при истечении, или по истечении святого великого поста, усматривал лишенных, своих токмо единоверных, и лично испытывал, кто по какой именно вине лишился такового великого дара, сиречь св. тайн Христовых, или почто не исполнил по крайней мере необходимого христианского долга в исповедании грехов. Аще ли кто объяснит, что по совести он был у другого иного некоего духовника на исповеди, то не препятствовать; обаче он должен о действительности представить своему парахиальному священнику от того духовника своеручную записку. Если же кому какие благословные обстоятельства воспрепятствуют таковой христианский долг исполнить великим постом, то наставить его, да не упустить исполнить оное в другом коем либо посте, рождественском, или успенском. Буде же троекратным от своего парахиального священника наставлением не исправится, то с прописанием сделанного ему исправления и о его причине отчуждения по духовности донести своему архиерею для принятия других мер.

„А притом и сам парахиальный священник непременно должен в удобное по его усмотрению время сей необходимый долг христианства каждогодно исполнять, а также и настоящих причетников его церкви и ближайших родных домовников своих, которые за совесть не могут вступить к нему на исповедь, непременно должен побуждать, да исполнить святой долг сей у другого священника соседственной парахии, или где изволит; только воспретить, дабы отнюдь не ходили к простым инокам на дух, а наипаче к бельцам. Что бо оные могут, не приемше власти от Духа Святого вязати и решити? Постыднее же, аще прислуживающие церкви и священнику, или домовники священнические пойдут к неосвященному мужу на дух! Хотя и были, неизъяснимые ради нужды таковые случаи и за случай в Номоканоне допущенные; но, по писанному, яко „еже чрез правил не приносится во указ, или в причту, и несть закон церкви скудное“; тем убо преступающие закон не оправдятся. Понеже ныне благодатию Христовою имеется законное священство не только в разных местах в возможной доступности, но и в самой ближайшей соседственности“.

Любопытно, что и Павел, ссылаясь на известное изречение Номоканона о старчей исповеди, считал дозволительным, ради нужды, даже простолюдину совершать таинство исповеди и только теперь уже, когда он дал старообрядцам якобы „законное священство“, находил это недозволительным и решительно воспрещал. Так заражены были беспоповщинскими понятиями даже лучшие представители поповщинского раскола!

Второю заповедью „о почитании воскресных дней и праздников“ Павел предписывал „всем непременно“ в эти дни „приходить во святую церковь на соборное богослужение“, как требует 159 правило Номоканона и 61 карфагенского собора. На священника он возлагал обязанность тщательно наблюдать „при крестном ограждении“, кого из прихожан нет в церкви, и чрез знакомых отсутствующего сделать ему замечание. Так предписывалось делать до трех раз, – „по третием же неприбытии должен священник сам дойти в дом его и лично вопросить причины неприсутствия в церкви и сотворить ему исправление духом кротости. Аще ли же тем не уцеломудрится, но пребудет и далее в том же самовольном лишении кроме всякой благословной вины, тогда немедленно донести своему архиерею“.

В третьей заповеди „о субботней литургии“ предписывалось, чтобы во все субботние дни, кроме праздников, из каждого семейства „определяли по крайней мере одного человека, хотя старого, или молодого, мужеска, или женска пола, который бы только с разумом мог входить в церковь, принося свой синодик и кутию, или мало грецарей в проскомидию на поминовение за упокой прежде усопших душ рода своего и всех отец и братий в вере почивших... Аще же и того у кого-либо не случилось бы иметь, но убо на богослужение субботней литургии от каждого семейства человек приити должен, кроме разве какой благословной вины в невозможности“.

Особенно достойна внимания четвертая заповедь „о церковном благочинии“. Мы приведем ее вполне.

„Поставляем непременным долгом следующее: а) самому священнику, сверх данной ему ставленой грамоты, еще ныне подтверждается, да наблюдает во всей исполнительности все предписанное ему в оной, а наипаче о св. олтаре; б) уставщик же церковный наблюдает чин и порядок за крылошанами; в) а далее за всеми предстоящими, от мала до велика, для мужеска пола и женска, избрать и поставить особого степенного и строгого мужа надзирателем. Сему надзирателю поручить иметь строгий надзор, дабы за всякою службою Божиею приходящие стояли каждый на своем месте скромно, в молчании, со вниманием, безвременно же и без крайней нужды не выходили из церкви. Аще ли кто сие нарушит, сиречь в церкви празднословие, или смех обнаружить, или изшед из церкви в ночное время и замедлит в суетном забавлении с подобными ему, а наипаче кто замечен будет в каком-нибудь бесчинии, в тот час взять таковых и объявить священнику, да с повеления его поставятся среди церкви на поклоны, на много, или мало, смотря по степени вреда. Буде же кто надзирателя не послушает и вопреки станет, тогда немедленно священник должен вступиться (и наказать отлучением от церкви в той день). Аще ли таковые противники не уцеломудрятся, то по первом и втором наказании донести своему архиерею для принятия других мер. Ибо таковых непокорных преслушников и бесчинников, по указу государеву и по силе соборной грамоты патриарха московского Иосифа, узаконено посылать на смирение в монастырь под крепкий начал, в работу. В женском же пределе, так как надзиратель не может в случае молвы и бесчиния усмотреть виновных, для того подобает избрать благоговейную из жен надзирательницу, которая бы не входила ни в какое распоряжение, или словесное поучение (понеже запрещено 11 правилом Лаодикийского собора), но одно только имела бы надзирание, и в случае какого бы между жен бесчиния, молвы, иди шептания, словом донесла надзирателю и показала бы виновных; а надзиратель, по вышереченному примеру мужчин, поставлял бы и женщин виновных на поклоны среди женского отделения, с ведома священника. По избрании же надзирателя, дать ему в руководство с сей 4-й заповеди точный список, за подписом священника и прочих почетных людей; а кто именно избран будет, немедленно своему архиерею донести. Буде же сам священник вознерадит о сем деле, а помимо священника дойдет сведение до своего архиерея, тогда и священник за свое нерадение понесет достойную кару“.

Итак обычные беспорядки, происходившие (и происходящие) во время длинных раскольнических служб, особенно же во время дополнительных к службам продолжительных чтений, когда раскольники выходили (и выходят) из моленных для разных бесчиний и безобразий, Павел хотел прекратить чисто полицейскими мерами и разного рода наказаниями, начиная с поклонов, на которые предписывал ставить публично, в церкви, не только мужчин, но и женщин, и кончая „монастырским смирением, под крепким началом и в работах“, по силе указов царя Алексея Михайловича и патриарха Иосифа, должно быть с употреблением и цепей, составлявших принадлежность таких монастырских смирений! Подчинялись ли жившие под скипетром императора Иосифа, недавно награжденные конституционными правами, буковинские липованы и старообрядцы других стран этому закону о наказаниях, изданному от имени липованского митрополита, и способствовал ли он прекращению беспорядков и безобразий за раскольническими службами, хотя бы в первое время по издании, в точности не знаем; а что инок Павел издал такой закон, это несомненно.

Остальные три закона, или заповеди, касались общественной и семейной жизни старообрядцев, принявших австрийское священство.

Пятою заповедью воспрещалось общение с иноверными в ястии и питии: „аще же кто, по потребе нужней, таковое сотворит“, тому вменялось в обязанность являться к священнику и испросить у него „прощение“. Правило– имеющее более беспоповщинский характеру, а у поповцев мало соблюдаемое. Главным же образом пятая заповедь направлена против пьянства по корчмам, – порока, особенно распространенного среди липован. Заметив, что, входящие в корчму, или в шинок, кроме всякой нужды, только для пиянства и излишнего истощания“, а особенно те, которые и ночи там проводят в ближайшем от дому своего расстоянии“, что они не могут быть, уцеломудрены“ духовными мерами, что и самое отлучение таковых не будет пользовать“, Павел находил нужным принять против них „другие меры нижеследующим образом“:

„По объявлении сей грамоты аще кто столь безстуден окажется, яко и при доме его сущу отходит в приместную корчму, или шинок, пиянствовать, в сем случае именем Господним возлагается обязанность на общественного начальника (значит, где дворник, или староста), дабы он непосредственно сам ходил в корчмы, или по крайней мере посылал десятника, узнать, не находится ли из числа наших христиан кто занимающийся пиянством, и праздношатающийся: такового тотчас взять и, если не восхощет начальник собирать общество и наказывать, то непременно присылать в монастырь в работу на некое время. Аще даже за недосмотром или за потворством общественного начальника будут таковые пияницы не емлемы, то священник непременно обязан донести на общественного начальника своему архиерею“.

Шестая заповедь направлена против безнравственных забав, которые были в обычае у липован, – против вечерниц и катаний

„Аще который хозяин дому, или какая вдова дерзнет (после объявленного запрещения) принимать в дом свой сборище младых девиц в нотное время, таковых священник непременно должен к себе потребовать и сам лично им возбранить. Аще ли же кто священника не послушает, тогда скоро, с прописанием делаемого исправления, донести своему архиерею для принятия других мер. А притом именем Господним возлагается непременная обязанность на общественного начальника, дабы возбранял, – в воскресные дни и в праздничные и во время свадебное, – безобразно тройками и более по улицам ездить на конях и играть бесовские песни“.

Наконец в последней седьмой заповеди „о благочестивом воспитания детей и законном бракосочетании“ пространно, с выписками из церковных правил и отеческих творений, излагалось наставление родителям заботиться о сочетании браком детей, по достижения ими законных лет, а священникам предписывалось „в точности исполнять изложенные в 51 гл. Кормчей книги правила относительно совершения браков.

„Окружная грамота“ с этими семью „заповедями“ разослана была во все приходы, подведомые митрополии, с предписанием священникам, чтобы „вычитали ее в церкви всем православным христианам в воскресные или праздничные дни по отпусте божественной литургии, со всяким вниманием; да и на будущее время повторяли бы приличествующие по времени статьи, то-есть пред наступлением поста прочитывали заповедь о непременном христианском долге касательно исповеди и причастия св. таин, при наступлении же мясоястия заповедь о благочестивом воспитании детей и о бракосочетании их, а в зимнее время о воспрещении вечеринок, или посиделок, также и прочие заповеди прочитывали бы по своему усмотрению377.

Как бы мы ни судили о всех этих мероприятиях к возвышению нравственности липован и прочих, подчиненных Белокриницкой митрополии, старообрядцев, особенно о карательных мерах против нарушителей религиозных и нравственных обязанностей, при чем белокриницкому митрополиту предоставлялось никем недозволенное право подвергать мирян монастырскому смирению и монастырским работам, но нельзя не согласиться, что самые заботы Павла об искоренении господствующих в расколе религиозных и нравственных безобразий, достойны уважения. Надобно заметить впрочем, что к изданию „окружной грамоты“ с ее семью заповедями побуждали Павла и некоторые ревнители из самих белокриницких липован, – они указывали ему и просили обличить именно те раскольнические бесчиния, о которых сказано в „окружной грамоте“378. Но было одно крайне безобразное бесчиние, указанное этими ревнителями, как существующее собственно у белокриницких липован, о котором, поэтому, Павел не нашел удобным говорит в „окружной грамоте“, а признал необходимым по сему поводу тогда же издать от имени Кирилла, особое послание Белокриницкому обществу“. Приводим его вполне, чтобы дать понятие о липованским нравах379:

„Дошло до сведения нашего, что внутрь общества Белокриницкого открываются такие безстуднии человецы, даже ни Бога не боящиися, ни людей стыдящиеся, яко в самую глубину зол беззаконных блудных деяний погрязнули и паче бесчувственных скотов обезсрамились, ибо до такой дерзости простерлись, что, будучи приглашаемы в домы единоверных на некоторые празднования и пирования, среди круга на трапезе сидящих и в лице предстоящего дому владыки, сиречь хозяина, торжественно друг пред другом похваляются о своих содеянных беззакониях и скверных блудных делах. Это кому уподобляются? Воистину, даже превосходят самих древним содомлян и гоморян! Сие богопротивное, студное и нестерпимое зло удивляет наше слышание. На таковый конец объявить на церковном собрании и впредь строжайше предписываем всем, кого касаться может, если еще таковые слухи до нас дойдут, абие все усилия употреблены будут возвести на такового безстудника все наижесточайшая духовные казни и поносные кары, дабы столь бессрамные глаза его и безстудную совесть поне мало пробудить в познание себя и дать почувствовать ему, что есть вера и что христианство“.

Затем предписывалось белокриницкому попу Тимофею строго следить, не окажется ли где „такового злохульного безстудия“ и немедленно доносить в митрополию о виноватых в нем, а за умолчание грозилось попу запрещением.

Глава 6
Поездка Кирилла в Молдавию.– Вторая поездка Павла к Амвросию.– Поставление епископа в Тульчу и учреждение Славской архиепископии.

В апреле 1850 г. Кирилл, в качестве митрополита, совершил путешествие к соседним, особенно расположенным к митрополия, молдавским старообрядцам, хотя путешествие за границу Австрии было прямым нарушением императорских декретов относительно липованского верховного пастыря, дозволенного к существованию только у одних буковинских липован, с решительным воспрещением иметь подчиненных старообрядцев в других государствах. Пред отъездом, 4 апреля, он подписал грамоту на имя наместника – Онуфрия, в которой говорилось: „По случаю моего отъезда за границу в пределы княжества Молдавского, паче же (?) по долгу моей епархиальной обязанности для осмотрения и исполнения разных духовных дел в тамошних обществах единоверных наших христиан, здесь же в Буковине и в самой нашей митрополии какие касаться будут духовные дела поручаю вашему преосвященству исполнять, как-то божественную службу и епархиальные дела вместо меня, все по закону в полной мере, до обратного моего возвращения, будучи в той надежде, что вы никакого упущения не сделаете, для того отечески вас и благословляю380. Какие „духовные дела“ призывали Кирилла в Молдавию, не известно; и трудно допустить, чтобы без Павла, который не ездил с ним, мог он делать какая-либо духовные дела в Молдавии. Имеется только сведение, что 16 и 17 апреля Кирилл служил в Мануиловке и за этими службами поставил сначала в дьяконы, затем в попы некоего „почтенного мануиловского жителя Иеремию Стефанова, предызбранного от среды всего общества“381. Надобно полагать, что Кирилл ездил в Молдавию собственно за тем, чтобы повеличаться в своем митрополичьем звании, и Павел дозволил ему исполнить это тщеславное желание, быть может, даже и в интересах митрополии.

Но как ни смело в разных окружных грамотах и при других случаях Павел выставлял Кирилла в звании действительного и полновластного митрополита Белокриницкого, его однакоже сильно смущало то обстоятельство, что ни Аркадий Славский, ни сам Амвросий все еще не давали своего согласия на признание Кирилла в митрополичьем сане, а потому с канонической точки зрения, как произведенный в это звание без их ведома и согласия, Кирилл не имел права называться митрополитом и действовать как митрополит. Что Амвросий отказался признать Кирилла в сане митрополита, это мы уже видели. Точно так же и Аркадий, на известное, лукаво составленное письмо Павла о поставлении Софрония в епископа для России и о возведении Кирилла в митрополиты, после продолжительного молчания ответил решительным отказом признать Кирилла в этом сане, живу сущу митрополиту Амвросию, и даже прямо уподобил его за это „Арсакию ****ивому“382. Понятно, что Павел с своими ближайшими советниками весьма озабочен был изысканием способов, как бы склонить несговорчивых архиереев к признанию Кирилла действительным митрополитом. Амвросия надеялись склонить подарками и деньгами, когда повезут ему во второй раз жалованье в Цилли; а Славского Аркадия задумали подкупить почестями, – предложить ему поставить в пределах Турции еще епископа, который находился бы в подчинении ему, в качестве его наместника, а самого произвести в архиепископы, и учредить таким образом Славскую архиепископию, которая однакоже была бы в зависимости от Белокриницкой митрополии, причем Кирилл само собою уже был бы признан митрополитом. Попытка в этом роде была сделана еще в июне 1849 г. Аркадию послано было из митрополии сообщение о предполагаемом учреждении Славской архиепископии с предложением избрать достойного человека для поставления в епископы, и именно на Майносскую епархию, которая числилась прежде за Кириллом. Для совершения этого дела Аркадий приглашался в Браилов, куда к назначенному времени прибыль бы и Кирилл, или Онуфрий с Павлом383. Тогда этот замысел не удался, быть может, потому, что положение Аркадия и в самой Славе было еще весьма не прочно, а путешествия с подобными целями грозили ему даже большой опасностью; но самое предложение учредить архиепископию в Славе, как видно, принято было благосклонно Аркадием и его советниками384. Начало этому делу было таким образом положено, и для того, чтобы довести его до конца, решили теперь не приглашать уже Аркадия в Браилов, а отправить к нему, в Славу, депутацию из митрополий. Решили, что в Славу съездит сам Павел с наместником Онуфрием и что эту поездку они соединят с поездкою в Цилли к Амвросию, – побывают сначала у Амвросия, с ним решат дело, а от него возвратятся в Вену, и из Вены, по Дунаю, проедут прямо в Добруджу.

Срок уплаты жалованья Амвросию приближался, деньги из России на этот предмет были получены, и в начале августа 1850 года Онуфрий и Павел снарядились в путь. Кроме червонцев, они взяли с собой старопечатный Потребник и крещальные принадлежности, так как в Белой-Кринице имелись известия, что в семействе Амвросиева сына ожидается приращение и новорожденного младенца потребуется окрестить в липованскую веру. Пред отъездом Онуфрий получил подписанную Кириллом 9 августа грамоту, коею уполномочивался лично содействовать Аркадию в рукоположении епископа – наместника Славской епархии, „а потом учредить архиепископию и произвести самого Аркадия из епископа в архиепископа законным правом, дабы он впредь мог сам, с содействием своего наместника, поставлять других епископов в Европейской Турции и в Азии и в Африке, по его собственному благоусмотрению“; далее говорилось в грамоте, что о поставленных епископах в Турции, Азии и Африке будущий архиепископ Славский „должен давать известие“ митрополии и сам „должен зависим быть непременно от митрополии“385. Таким образом грамота, полученная Онуфрием, на основании которой он должен был действовать по приезде в Славский монастырь, уже точно определяла права будущей архиепископии и ее отношение к митрополии.

Павел и Онуфрий приехали в Цилли 31 августа 1850 г. Приезд их на этот раз не был неожиданностью для Амвросия. В предупреждение могущих последовать с его стороны жалоб и упреков за промедление в уплате 500 червонцев, ему заранее послано было уведомление о предстоящем приезде белокриницких гостей. Амвросий даже с нетерпением ожидал их, и так как промедление все-таки случилось, то, по собственным словам Павла, он „уже было отчаялся“ в их приезде и встретил их „за то маленьким выговором, но обаче с великою радостию“. Между тем незадолго до их приезда родилась у Амвросиева сына дочь Измарагда. Предугадывая, что ожидаемые гости будут требовать, чтобы она окрещена была в липованскую веру, Амвросий с сыном поспешили окрестить ее по православному обряду, пригласив православного священника, которого значит не трудно было отыскать, хотя Павел, после первой поездки к Амвросию, и уверял старообрядцев, что в Цилли нет ни одной души восточного исповедания. Явившись теперь к Амвросию, Павел и Онуфрий после первых приветствий, вручив привезенные деньги, побеседовав и из бесед узнав о приращении Амвросиева семейства, завели речь о крещении новорожденной. Когда же получили ответ, что Измарагда уже крещена, были до крайности смущены и опечалены; но делать упреки Амвросию за то, что для крещения внучки пригласил „иноверного“ священника, или требовать „навершения“ этого „еретического“ крещения, не посмели из опасения раздражить его и тем повредить успеху главного дела, за которым приехали, то-есть признанию Кирилла в сане митрополита386. И на этот раз им действительно удалось устроить это дело. Особой грамоты, которою утверждал бы Кирилла, как преемника своего, в звании белокриницкого митрополита, Амвросий, правда, и теперь не дал; но изъявил согласие – отселе называть его митрополитом, и в письме, которое опять сочинил от его имени Павел, чтобы доставить в Белую-Криницу, дозволил сделать такое заглавие: „восприемнику моего престола, господину митрополиту Кириле“387. Письмо это Амвросий подписал собственноручно, и этим самым, очевидно, усвоял уже Кириллу звание митрополита. Воздав в нем Кириллу с братией, чувствительное благодарение за неоставление его в забвении чрез почтенных послов, господина епископа Онуфрия и инока Павла“, Амвросий посылал чрез них же мир и благословение господину епископу Аркадию Славскому и всем последователям австрийского священства, „в Буковине, в Молдавии, в Волохии и в Турции живущим“. О живущих же в России и имеющих даже своего епископа, Павел опять не нашел удобным сообщить Амвросию, и потому в письме не преподавались им мир и благословение. Нарочитое же упоминание об Аркадий Славском на сей раз имело для Павла особенную важность, при предстоявшем свиданий с Аркадием: вручая ему для прочтения письмо Амвросия, в котором преподается ему мир и благословение, Павел вместе с этим представлял ему документальное доказательство, что и сам Амвросий признал Кирилла в звании белокриницкого митрополита, а потому для него, Аркадия, нет уже никаких оснований отказывать Кириллу в этом признании и с своей стороны388. Вообще, Павел и Онуфрий ехали в Славу с полной уверенностью благополучно окончить дело о Кирилле. Совершив путешествие от Цилли до Вены и от Вены по Дунаю до Тульчи, они приехали в Славский скит в конце сентября 1850 г.

Положение Аркадия в качестве епископа некрасовцев было тогда уже значительно упрочено со стороны турецкого правительства. Этим Аркадий весьма много обязан был Осипу Семенову Гончарову. В 1848 году Гончаров ездил хлопотать по его делу нарочно в Константинополь, где находилась тогда депутация от сарыкойцев, прибывшая ходатайствовать пред высшим турецким правительством о предании новому суду и Аркадия и всех добруджинских последователей белокриницкого священства. На пути туда, в Тульче, Гончаров виделся с каким-то важным турецким вельможей, которому рекомендовали его константинопольские друзья-поляки, и был обнадежен этим сановником в благополучном исходе дела. В Константинополе, по ходатайству Чайковского, он был принять военным министром, сераскир-пашей, и изложил ему свое дело, а тот отправился даже хлопотать за него к самому великому визирю. Тогда последовало предписание рущукскому губернатору Сеид-паше кончить дело некрасовцев примирением обеих враждующих партий. Предписание это, в запечатанном пакете, вручено было для доставления губернатору самим сарыкойским депутатами, которые совсем и не знали об его содержании, – они полагали даже, что это есть последнее, грозное решение Аркадию и его сторонникам. К удивлению их, губернатор, прочитав предписание из дивана, послал приказ бабадагскому начальству – позаботиться о прекращении раздора между некрасовцами; а когда начальство бабадагское, державшее сторону сарыкойцев, медлило исполнением губернаторского приказа, то Сеид-паша послал в Бабадаг своего чиновника Бинь-пашу покончить дело. Старики и выборные некрасовских селений были собраны выслушать решение. Бинь-паша объявил, что сарыкойцы и журиловцы должны одни до других не иметь никакого дела относительно священства и жить смирно: „вы не хотите иметь этих попов, сказал он сарыкойским и славским старикам, – так и напишите; а вы, журиловские, напишите, что попов этих держать будете“. Журиловцы немедленно составили приговор, и подписались, что судом остаются довольны; сарыкойцам же очень не хотелось давать подписку, но по приказу начальства, скрепя сердце, подписали приговор, что до журиловцев и до священства их никакого дела иметь не будут. Таким образом дело о новом, австрийском священстве у некрасовцев было решено правительством: желающим иметь это священство дозволялось беспрепятственно им пользоваться, и вместе с тем они ограждены были от всяких притязаний со стороны противников этого священства389. Решение состоялось в сентябре 1848 года, и затем, даже из среды некрасовцев, восстававших против белокриницкого священства, начали являться желающие принять его. В 1849 году паства Аркадия была уже довольна обширна и многолюдна. Он поставил не мало священников и дьяконов для старообрядческих обществ, где образовались таким образом приходы, и освятил несколько церквей. 10 мая было, например, освящение церкви в городе Браилове, 20 августа – в селении Камень, 28 августа– в Тульче. Особенною торжественностью отличалось это последнее. О нем писали в Белую Криницу: „Чудное позорище! Вси язы;цы в сем граде ужаснулися, видя и слыша торжественное освящение сей церкви, видя епископа нашего с шестью священники и двомя диаконы освящающего церковь сию! Иноки и инокини редкие остались по своим келиям, но вси подвигнулись быть на освящении! Весь град наполнился народа нашего!“ 390 Потом освящена была церковь в Славском скиту. Тогда же священноинок Евфросин, разделявший первоначальные труды и огорчения Аркадия, вместе с ним сидевший в тюрьме, возвратился в Белокриницкий монастырь, так как миссия его кончилась, надобности в нем уже не было, ибо некрасовские селения и монастырь более не нуждались в священниках. Евфросина проводили с почестями: Аркадий наградил его наперсным крестом391, а журиловское общество препроводило в митрополию благодарственное за него послание, в котором говорилось о нем с великим уважением: „мы лишаемся из среды нашего духовенства одного и самого первого священника нашего, отца Евфросина, претерпевавшего с нами тюремное заключение; он присутствовал и первенство имел во всех торжествах наших; он был у нас первый священник по епископии. Он ныне оставил нас; возвращается к вам. Мы благодарим Господа, благодарим и ваше преосвященство за кроткого и любимого нами сего священника. Возгласим ему вси: аксиос, аксиос, аксиос! Достоин высшей степени за его кротость! Да просветится свет его пред человеки! Сие наше начертание вручаем священноиноку отцу Евфросину для поднесения вашему преосвященству со всем вашим освященным собором и боголюбивыми иноки“392.

При таком умножении паствы и расширении епархии Аркадия, поставление другого епископа в помощь ему и возведение его самого в архиепископы не представлялось делом излишним, Аркадия же и очень льстило. Поэтому, когда Онуфрий, по приезде в Славский скит, предъявил грамоту Кирилла от 9 августа, которою уполномочивался содействовать Аркадию в рукоположении нового епископа для некрасовцев и его самого возвесть в сан архиепископа, предложение это всеми славскими отцами было принято с удовольствием. Решили поставить епископа в Тульчу, а не в Майнос, как прежде предполагалось, имея в виду, что и сообщения с этим азиатским селением неудобны и что сами майносские некрасовцы враждебно относятся к новой, Белокриницкой иерархии, тогда как Тульча город, с значительным старообрядческим населением, и имеет уже новоосвященную церковь. Без затруднения выбрали и кандидата в епископы. Самым достойным считали, конечно, Аркадия лаврентьевского; но в виду того, что еще Амвросий, по известной причине, нашел невозможным произвести его в священный сан, не решились его избрать, а выбрали лаврентьевского же выходца, смиренного и уже довольно старого священноинока Алипия, хорошо знакомого и Онуфрию393. Формальное избрание происходило в Тульче, 26 сентября, в день местного храмового праздника, в общем собрании всего духовенства и представителей славского и тульчинского обществ. Здесь подписали следующий „соборный приговор“ о избрания Алипия:

„Благоволением Божиим, по благословению г-на Белокриницкого митрополита Кирилла и во исполнение грамоты его преосвященства, последовавшей от 9 августа сего 7358 г. на имя Ибраиловского епископа Ануфрия, мы нижеподписавшиеся, будучи сего числа собравшись в городе Тульче, учинили сей соборный приговор в том, что на вновь определенную Тульчинскую епархию избрали во епископа из среды всех освященных и иночествующих лиц одного Славской обители благоговейного священноинока Алипия, который есть человек пожилых лет, честного и трезвого поведения, проходил довольное число лет в иночестве и до самых своих седин нося духовное оно иго беспрерывно в виде действительного инока, со всяким тщанием и усердием, находился в смирении и послушании во всяких монастырских службах, а наипаче рано и поздно трудился в пономарской должности много лет, при наблюдении церковной чистоты и порядка; потом был и оком церковного устава, сиречь церковным уставщиком; наконец во священноиноках доныне существовал для всего братства в епископии и для здешних единоверных граждан и прочих окрестных духовником: а потому по видимости нашей и судили его быть достойна сего епископского сана по самой истине“394.

В следующий же день, 27 сентября, происходило поставление Алипия в епископы: рукополагал Аркадий при соучастии Онуфрия. А затем, 28 числа, производилось дело об учреждении Славской архиепископии. Первоначально все три епископа подписали, вероятно, заранее составленный Павлом и совокупно с обоими Аркадиями рассмотренный предварительно, „Устав“ славской архиепископии, состоявший из трех следующих пунктов:

„1) Согласно предназначению митрополитскому (от 9 августа) Славский архиепископ подведомственно себе иметь должен все единоверные епархии ныне существующая и впредь еще учредитися могущие, по течению реки Дуная на правой стороне расположенные, и имеет право во оные епархии поставлять епископов, по его благоусмотрению, с содействием своего наместника, а если будет беспрепятственная возможность, и со всеми вкупе подведомственными своими епископы; а о поставлении давать только сведение Белокриницкой митрополии. Аще ли же не будет возможность которому епископу, благословного ради некоего случая, прибыть на собор, тот должен писанием свое согласие сообщить архиепископу Славскому, согласно соборных грамот.

2) Все епископы, подведомственные Славской архиепископии, отныне впредь на поставлении своем должны, по чину, в Чиновнике изображенному, исповедание веры, присяжные листы за своим собственным подписом давать прямо архиепископу Славскому.

3) Сам архиепископ Славский должен непременно зависим быть от митрополии, то-есть без предварительного согласия Белокриницкого митрополита не должен вступать на престол архиепископский. А в самом произведении во архиепископа исповедание веры должен сделать пред собором своих епископов по образу первого, и в то же самое время по наречении, но д;ндеже еще не взыдет на архиерейский престол, обязан своеручно на сем уставе подписаться, присяжный лист за собственным его подписом представить в Белокриницкую митрополию. И тако сей учрежденный на славскую архиепископию устав хранить во веки свято и ненарушимо. Аминь395

Тогда же состоялся „соборный приговор“ о произведении во архиепископа Славского „согласно назначению митрополитскому“, г-на епископа Аркадия, „понеже он г-н епископ Аркадий есть достоин такового сана и власти пред всеми ныне в здешней епархии сущими священными лицы“396. Приговор подписали два епископа, Онуфрий и Алипий, потому те же духовные и мирские лица, кои подписались под приговором о избрании Алипия на тульчинскую кафедру; а сам Аркадий, согласно требованию только-что утвержденного Устава, сделал тогда новую под самым уставом подпись такого содержания: „На все прописанное в сем уставе согласую и своеручно подписуюсь: Божиею милостию первый Славский архиепископ нареченный, смиренный епископ Аркадий“.

Немедленно по подписании этих документов происходило и возведение Аркадия на архиепископскую кафедру397. Его совершил Онуфрий, при соучастии Алипия, так же точно посредством вторичного епископского рукоположения, как возвел и Кирилла на митрополичью кафедру398. Если при этом последнем случае, Павел, по наставлению которого действовал Онуфрий, мог руководиться примером вторичного архиерейского рукоположения древле-российских патриархов, к которым он приравнивал Белокриницкого митрополита, как верховного святителя „всех древлеправославных христиан“, то где же в древлероссийской церкви Павел и сами славские книгчии, Аркадий и Евфросин, нашли пример, или образец вторичного архиерейского поставления архиепископов?

Приведенные документы, подписанные Аркадием, уже показывают, что он признал Кирилла в сане митрополита, так как в них везде Кирилл именуется этим званием; а подписавши устав Славской архиепископии, Аркадий даже обязался быть в „непременной“ зависимости от Кирилла, как митрополита. И с этих пор действительно устанавливаются между ними отношения как между митрополитом и подчиненным ему архиепископом. Таким образом цель, ради которой Павел и Онуфрий ездили в Славу, была достигнута, и они, вполне довольные, отправились обратно в митрополию399. Возвращались они тем более довольные, что и поездка в Цилли на этот раз увенчалась успехом,– и Амвросий согласился именовать Кирилла митрополитом. Одно огорчало их, – что внучку свою Амвросий дозволил окрестить „еретическим“ крещением и к липованской вере оказал явное пренебрежение, поспешив совершить крещение до приезда белокриницких гостей, которых ожидал; но об этом они условились хранить полное молчание, чтобы не смущать своих древлеправославных“ собратий, окормляемых священством, происшедшим от Амвросия.

Глава 7
Назначение нового архимандрита Белокриницкого монастыря и первые его распоряжения.

Преемник Амвросия мог теперь беспрекословно пользоваться всеми его правами и званиями: был утвержден правительством в должности „верховного пастыря липован“ и самим Амвросием с прочими раскольническими епископами – Аркадием, Онуфрием, Софронием – признан в звании „митрополита всех древлеправославных христиан“. Упрочив таким образом положение Кирилла, Павел был спокоен относительно дальнейшего существования митрополии, которому так недавно угрожала крайняя опасность, равно как и существования самой иерархии белокриницкой. Правда, яснее, нежели кто-либо другой, видел Павел и понимал совершенную ничтожность личности Кирилла; но он был уверен, что, держа его в руках, не допустить никакого с его стороны опрометчивого и вредного для иерархии поступка, – находил, что полная ничтожность и слабость Кирилла даже и полезны, ибо дают возможность управлять и распоряжаться им без всякого затруднения, без опасения каких-либо с его стороны противодействий. Так действительно и было. Все легкомысленные, безобразные действия Кирилла, причинившие столько зла белокриницкой иерархии и бывшая именно последствием его ничтожества, слабоумия и корыстолюбия, начались уже по смерти Павла, когда не стало этого сильного и искусного руководителя, которому он беспрекословно подчинялся.

Кончив хлопоты об утверждении Кирилла на Амвросиевой кафедре, Павел нашел нужным избрать преемника и другому заточнику – архимандриту Геронтию. Хлопоты об освобождения Геронтия, начатые при посредстве австрийского правительства, оказались тщетными и едва ли возобновлялись после того, как и самого Амвросия постигла печальная участь и все старания удержать его на месте, кончились неудачей. В Белой-Кринице, равно как и в Москве, не знали даже, где находится Геронтий, куда он заточен,– не имели никаких вестей, „аки от камня, пущенного в глубину моря“, по характерному выражению Павла. Он только спрашивал иногда своих московских друзей: „не слыхать ли чего о нашем прикащике?“ – и только прибавлял: „как мы об нем соболезнуем“400! Надежды на возвращение Геронтия таким образом нельзя было иметь; а между тем, по уставу монастырскому, утвержденному правительством, в монастыре должен быть настоятель; да и положение монастыря требовало ближайшего надзора за братией и отправления других, принадлежащих настоятельской должности, обязанностей. Итак надлежало избрать настоятеля. У Павла, разумеется, было уже намечено лицо, достойное, по его мнению, занять эту должность, – именно тогдашний монастырский уставщик Аркадий, три года тому назад произведенный в священноиноки. Избрание его Павел устроил законным порядком, на общебратском соборе. Собор этот, составленный из всех монастырских священноиноков, иеродиаконов, иноков и бельцов, происходил в присутствии „господина митрополита и его наместника“ 14 декабря 1851 года. Павел написал соборный акт о „выборе архимандрита“, который и был подписан всем братством401. В нем указаны сначала основания, почему приступлено к избранию нового архимандрита, – именно: а) „отсутствие бывшего архимандрита Геронтия еще с 1847 года и безвестное его удаление от насильственной руки врагов (липованской) веры, которое даже доднесь терпели в ожидании по крайней мере какое-либо слышать известие, но несть того, аки от камене, пущенного во глубину моря“, и б) „без надлежащего в общебратстве отца и хозяина увеличение остановки в благочинном распоряжении в делах церковного положения и в общебратском и разном хозяйственном обхождении“. „А по таковым причинам, – говорилось далее,– вынужденными себе нашли, с благословения г-на нашего митрополита, избрать из среды нас способного к сей должности и достойного сего сана, другого себе отца архимандрита, и по многоиспытном рассуждении единогласным от всех нас словом избрали пречестного священноинока Аркадия, церковного нашего уставщика, во отца себе, яко достойного настоящим быть архимандритом“. Затем изображались высокие качества новоизбранного, как „человека скромного и смиренномудрого нрава, трезвого и воздержного поведения... доднесь не только не показавшего каких-либо телесных страстей, или слабостей, или волнения в братстве и восстания на монастырские уставы, но ниже слухом, или манием в том когда замеченного“. Упомянуто также, что „пречестный отец Аркадий долго не соглашался на принятие сего ига, но убедительный глас всего общего собора и усердное прошение превозможе“.

Быть может, Аркадий и не очень охотно принял предложение Павла занять должность настоятеля Белокриницкого монастыря; но трудно допустить, чтобы на самом соборе он „долго не соглашался на приятие сего ига“, равно как и то, чтобы на соборе же происходило „многоиспытное рассуждение“, кого избрать в архимандриты, прежде чем избрали Аркадия. Несомненно, что собор составлен был только для формы и беспрекословно утвердил уже сделанное Павлом избрание архимандрита. Относительно же высоких нравственных качеств Аркадия, изображенных в акте избрания, нужно заметить, что он без сомнения стоял в этом отношении выше прочего белокриницкого братства, иначе Павел не остановил бы на нем и выбора; но в действительности ни умственными, ни нравственными качествами он не отличался, и Павел изобразил их в столь привлекательном виде только в назидание предбудущим родам, дабы ведали каких достойных якобы и безукоризненных по жизни людей избирали в новоучрежденной раскольнической митрополии для занятия церковных должностей402.

Достойно внимания в общебратском акте об избрании Аркадия в архимандриты следующее прибавление, которого, очевидно, само общебратство придумать не могло: „обаче предварительно упреждаем, – кто знает! – аще Бог благоволит, да прежний наш архимандрит Геронтий здрав и благополучен в нашу обитель возвратится, тогда по смерть его сей пречестный отец Аркадий должен быть по нем вторым, сиречь наместником его“. В этой оговорке ясно отразилась искренняя приязнь, какую Павел питал к Геронтию; и это тем любопытнее, что о подобных оговорках Павел не имел и помышления при назначении преемника другому заточнику – Амвросию, напротив сам поспешил, еще до свидания с ним в Цилли, объявить его „заштатным“ и рад был, когда Амвросий при этом свидании сказал, что не желает быть действительным митрополитом у липован, даже и в том случае, если бы возвратился в Белую-Криницу. „Болезнуя“ о Геронтии и питаясь надеждою на его возвращение, Павел, очевидно, равнодушен был к судьбе Амвросия, если только не был и рад, что избавился от соблазнительного для липован присутствия его в Белой-Кринице.

Через день после соборного избрания, 16 декабря, происходило возведение Аркадия в сан архимандрита, которое совершил „всесоборне“ сам Кирилл за литургией, при чем вручил ему и настоятельский жезл403. Тогда же вручено Аркадию, сочиненное Павлом и подписанное Кириллом „архипастырское наставление“, имеющее смысл как бы произнесенного публично при вручении ему жезла404. В нем именно говорилось: „се чрез смирение наше возведен еси на начальство духовное во святую обитель сию архимандритом и вручается тебе от нас пастырский жезл сей в знамение правления духовного“. За сим указаны были главнейшие обязанности, лежащая на архимандрите, как настоятеле монастыря, говорилось именно:

„Паси богоданное тебе стадо, яко отец чадом равную любовь показуя, малодушные утешая, немощные утверждая, и согрешающие духом кротости исправляя, непокорные иноческим уставам, и противные, и в соблазн иным бывающие и преслушанием ожесточенные благопокорны и благоумны твори словом и духовными повествовании, а ко покоряющиеся слову учительну подлагай должным запрещением за целомудрие другим... праздные иноки не восхощи никогда видети, ниже слышати. Во иных монастырех обеты сотворшие иноки, кроме благословных вин, под свою паству не приемли, но всячески увещевай их во свою их обитель отходити: подчиненным же неполезных прохождений во грады и веси возбраняй, и пристрастия сродник и любимых, еще в мире сущих, конечно отсецай“, и т. д.

Во исполнение указанной в том же „наставлении“ обязанности, иметь попечение, да всяк живяй во обители, инок же и мирский, часто святым покаянием очищает душу свою“. Аркадий, на другой же день по поставлении в архимандриты 17 декабря, издал приказ „ко всем отцем и братиям, живущих в монастыре, исключая архиереев, иереев и диаконов“, чтобы в наступающую, последнюю неделю рождественского поста непременно говели. Приказ этот, составленный очевидно Павлом же, гласил:

„Отцы святии и братия! Не новое вам се предаю, но древнее святых отец законоположение возвещаю и подтверждаю, с благословения владыки нашего г. митрополита, дабы все до единого нынешнего поста в настоящую сию седмицу упразднились на пост и молитву с особенным благоговением, к приготовлению каждый по силе своей к причастию св. таин, по уставу монастыря сего405, как и прежде во всякий пост исполняли. Уповаю, что и ныне сего отеческого моего к вам приказания не откажетесь“.

К приказу приложен был разграфленный лист, в котором каждый из монастырской братии должен был собственноручно, а не умеющий грамоте поручить умеющему отметить, что слышал указ и желает говеть, или в особой графе объяснить, почему не может исполнить приказа. Первый росписался: „Слышал и желаю инок Павел“406. Лист этот, равно как и самый „приказ архимандрита“ служат свидетельством, что „древнее святых отец законоположение“, повелевающее инокам во все четыре установленные церковию поста говеть, исповедываться и приобщаться св. таин, в Белокриницком монастыре плохо исполнялось, почему Павел и нашел нужным прибегнуть к формальному, так сказать, обязательству всей братии – непременно исполнить долг говенья в последнюю неделю Рождественского поста. Вообще, как видно, устав монастырский находился у белокриницких иноков в пренебрежении, и Павел, смущавшийся этим, воспользовался назначением нового настоятеля, чтобы чрез него, как обязанного к тому самою должностию, напомнить братству о „непременном исполнении“ требований устава. Вскоре же после приведенного „приказа“, именно 28 числа того же декабря месяца, Павлом издано от имени Белокриницкого архимандрита новое „приказание ко всем отцам и братиям, живущим в монастыре, от священников, даже до последних бельцов, исключая только архиереов“, которым „на основании монастырского Устава, иже изначала соборне учиненного“, „подтверждались к непременному исполнению“, пять его пунктов. Эти пункты, как видно, наиболее пренебрегались, и потому в настоящем „приказании“ не только вновь повторены, „подтверждения“ ради, но и дополнены разъяснениями и подробностями407. Так видно, что белокриницкое братство не стеснялось нарушать ту статью Устава, которою требовалось „за ограду монастыря без позволения настоятеля не выходить“408. Поэтому в первом пункте „приказания“ говорилось:

„Без благословения настоятельского никому никуда из монастыря ни по какому делу, а наипаче без дела, не выходить ниже за святые врата409. А если кому истинная какая и неблазненная потреба будет куда вне монастыря сходить, тогда каждому нужно принять от настоятеля благословение и идти в подобно время. Буде же кто пойдет за святые врата безвременно, или ночью, паче же без благословения, то уже прямо подлежит наказанию по нашему монастырскому обыкновению, и да не смеет тогда никто защищаться ни священническим, ни диаконским чином, ниже старостию, или младостию лет: никакой убо не приемлется извет“.

Во втором пункте „приказания“ делалось подтверждение и разъяснение статьи Устава, говорящей о посещении иноками церковных служб 410, которая также многими пренебрегалась, как об этом и прямо даже замечено:

„Вся братия без изъятия, от священника и до бельца, исключая расслабленных и больных, должны непременно воставать по звону и приходить в церковь на полунощницу каждодневно. Для того, сверх звону, будильник по назначенному ему чину, каждого побуждая, с одним аминем от дверей да не отходит, но, по изречении: востане брате, должен получить ответ: спаси Христос, то значит здрав и на службу идти готов; а если кто не может на полунощницу идти, да отзовется ясно сими словами: прости, отче, нездоров. Тогда о таковых будильник, по окончании утрени, да объявит настоятелю непременно. Буде же кто, здоров сый, но за леностию не восхощет востать и приити к полунощному прощению и к утрени, то уже прямо подлежит наказанию по монастырскому обыкновению, и не приемлется извет ни по сану, ни по ремесленным заслугам его: понеже не раз и не два за иным эта леность и нерадение замечается“.

В третьем пункте подтверждалась (3-й главы XVII) статья Устава о монастырских трудниках, предписывалось им в свободное от трудов время присутствовать за утренними и дневными службами, „в вечер же, по ужине, непременно в числе прочих стоять за паверницею, а по прощальном отпуске отходить прямо в свою келью, а по монастырю не блукаться411 и ни с кем по павечернице не производить бесед“.

В четвертом пункте предписывалась осторожность относительно принятия посетителей, в дополнение к изложенному в I и II ст. 7-й главы Устава:

„Приходящих со стороны и слободских людей, если к кому из братии по знакомству (придет), может принять к себе на час, или, по касающейся нужде довести его до епископа, или г. митрополита. А если приходящему человеку нужно будет в монастыре ночевать, или пробавиться целый день, то о таковом должен приниматель возвестить первее, ни к епископу, ни к митрополиту, но к настоятелю, и сказать вину его пришествия в монастырь. Буде же кто постороннего человека продержит у себя без докладу настоятельского, таковый повинен будет монастырскому наказанию по достоянию.

Наконец, пятым пунктом, на основании монастырского устава412, строго запрещалось, что-либо тайно работать и вне монастыря без настоятельского благословения отдавать: святотатство бо есть и без наказания таковый не проминует“.

Таким образом инок Павел, заботясь о исправления нравов липован и их духовенства посредством издаваемых от имени Кирилла обличительных грамот, озаботился и исправлением смущавших и огорчавших его недостатков в жизни самих иноков белокриницких, всего монастырского братства, с каковою целою избрал именно настоятеля и издал от его имени приведенные „приказы“ монастырскому общебратству. Сам по себе настоятель монастыря, особенно такой, каков был Аркадий, не мог иметь значения, когда в монастыре были уже такие начальники, как митрополит и его наместник; но в руках Павла, как орудие для воздействия на братство, он был нужен и полезен. Когда же не стало Павла, то и значение настоятеля монастыря, или архимандрита, совсем упало, так что после Аркадия, когда он произведен был в архиепископы, преемники его по настоятельству не возводились уже и в сан архимандрита, и братство относилось к ним пренебрежительно, а в самом братстве Белокриницкого монастыря началась полная распущенность.

В то самое время, когда инок Павел так заботливо (хотя и тщетно) старался упорядочить жизнь темных липованских „громад“ и самих иноков липованского Белокриницкого монастыря, были получены им от Аркадия из Славского скита приятные известия об упрочении белокриницкого священства в турецких пределах, а с другой стороны, из Москвы и с родины, очень тревожные слухи о положение этой иерархии в российских пределах и, что было всего прискорбнее для Павла, о незаконных и соблазнительных действиях поставленного туда, по его указанию, первого епископа – Софрония.