Субботин. Белая Криница. 17

Глава 24
Приготовления к суду над Софронием: формальное требование его на суд; предписание Антонию. – Уклонение Софрония от сношений с Антонием и полный разрыв с митрополией.

Написанное иноком Павлом пространное „Изложение“ имело вид и значение обвинительного акта в Софрониевом деле: здесь представлены были во всей полноте, с указанием оснований и разъяснением, все пункты обвинения, по которым требовалось от Софрония дать ответ на суде, Его, по порядку, и следовало вручить Софронию. Но Павел нашел, что вручать ему, или отдавать в полное владение этот пространный обвинительный акт неудобно, и будто бы потому, что в нем все писано „не под завесою, а открыто“, на самом же деле может-быть потому, что и сам чувствовал, как легко против многих его объяснений и доказательств Софроний может сделать основательные возражения, опираясь на издавна утвердившиеся в расколе мнения и обычаи, строго соблюдаемые старообрядцами. По этим, или иным соображениям он признал за лучшее как „Изложение“, так и другие соединенные с ним документы препроводить к Антонию, и поручить ему, как архиепископу российских старообрядцев, предъявить их Софронию только для прочтения или для выслушания, а Софронию – послать формальное объявление о предании его суду, с предписанием немедленно явиться, вместе с своим епископом Виталием, к архиепископу Антонию, у которого может прочитать, или выслушать подробное „Изложение“ предъявляемых митрополиею обвинений против него, который также объявит ему о месте и времени соборного над ним суда. Для вручения Софронию „формального требования“ и для доставления Антонию „Изложения“ с прочими документами признали за лучшее отправить из митрополии нарочных послов, опасаясь вверять почте столь важные документы.

Итак оставалось Павлу написать „формальное требование“ Софронию и сообщение Антонию о возлагаемых на него поручениях: то и другое с большим тщанием было составлено им от имени Кирилла и Онуфрия602.

В „формальном требовании“ Софронию Павел искусно воспользовался некоторыми его собственными выражениями из того дополнительного письма, при котором было послано им в митрополию известное письмо к Антонию. Так, в самом же начале Павел писал:

„Вы, г. епископ Софроний, изволите просить нас в письме своем от 12 июля сего года сицевыми словами: „а что пишете о доносах на меня, то я прошу формально раскрыть и желаю судим быти, если это окажется справедливо“. Потому ныне хиротонисатели ваши вызывают вас на духовный суд, да по писанному от словес своих оправдишися, или осудишися. Притом же еще просят формального суждения и праведного по исследовании решения и те самые лицы, которых вы акибы в зело тяжких религиозных преступлениях и в пороках дознали и прежде суда сами от себя окружным чином уже распубликовали, да и всю Белокриницкую митрополию акибы внесенными новшествами поврежденную письменно опорочили и на самом деле уже противоположное показали. В таком случае необходимо вы должны по сему требованию прибыть к г. архиепископу Антонию непременно сами, и вкупе с вами потребовать прибыть новопоставленного вашего епископа Виталия с его подлинными документами и со всеми вашего учреждения на его епархию правами, да архиепископ Антоний укажет вам, где есть собору место, или вкупе с ним прибудете на известной ему пункт“.

„Итак, ваше преосвященство, вы ныне от сего требования отнюдь отказываться не должны... Когда вы могли возыметь способ приехать к нам за священным сановосприятием, кольми паче ныне, в толиком сану будучи, непременно должны прибыть, где назначен будет собору пункт603 для законного оправдания“.

„Хотя вы рукоположение восприяли не от самого белокриницкого митрополита, но от двух епископов, Майносского и Ибраиловского, иже суть от предел турецких604, обаче присягу вы сделали на самом хиротонисании своем, стоя во святей церкви, и изрекли: „обещаюся, егда позовет мя к себе господин верховный святитель митрополит Белокриницкий, без всякого извета и слова идти мне на собор; хотя бы и сам державный владетель, или сильнии от светского начальства, или от людей кто, удерживать мя хотели, отнюдь не буди мне ослушатися повеления г. верховного святителя митрополии Белокриницкой николиже“, и проч.

Здесь первоначально и хотел Павел окончить это „формальное требование“ Софронию, и уже поставил под ним год и месяц, также инициалы имен Кирилла и Онуфрия, с особым объяснением, почему не написал полные их имена. Но затем рассудил, что пространного „Изложения“, которое притом не должно поступить во владение Софрония, которое, быть может, он не захочет и прочитать, или выслушать у Антония, недостаточно, а нужно еще в самом „требовании“, которое имеет быть вручено Софронию лично белокриницким послом, кратко повторить существенное содержание пространного „Изложения“. И вот Павел, зачеркнув дату, инициалы и объяснение к ним, написал действительно „Краткое извлечение из пространного изложения“, которому предпослал следующие строки, воспользовавшись опять словами самого Софрония из того же его письма:

„Так как вы, г. епископ Софроний, пишете к нам, глаголя: „никогда не почию, д;ндеже все устроится на основании древних книг, буду митрополию день и нощь о истине и правде побуждать“. Но вот теперь время благоприятно, уже не на словах токмо, а показать на самом деле; и не нужно в побуждении нас много беспокоиться вам, но мы паче побудим вас – не обленитесь на предназначенной собор предстать и подобающий ответ дать, а именно“...

За сим и следовало „Краткое извлечение“, состоящее также из 30 пунктов, или статей, как и самое Изложение“, хотя не все они соответствуют порядку пунктов этого последнего, а только каждый имеет ссылку на тот, или другой из них. Чтобы познакомить читателей с характером этого сделанного Павлом, „извлечения“, приведем некоторые его пункты.

„3. Епископ Софроний (якоже явствует по статье 3-й), держась обычая внешних церквей, осенял рукою креста знамением с кадилом святые иконы, стоя пред царскими дверьми, а священноинока Арсения за указание православного обычая палкою чрез посредника угрожал“.

„5. Из обстоятельного рассмотрения по статии 5-й явствует, что епископ Софроний пристрастно оклеветал еретиком священника Арсения за то, что он в литургии пред (?) причащением вычитал на память стих, которого наряду в Служебнике не напечатано, но в конце причастных молитв в Псалтыре со воследованием, сице: „Се приступаю к божественному причащению“ и прочее. А епископ Cофроний превратил сии глаголы, пишет сице: „Се прикоснуся устом моим“ и указал сему стиху место в новом Служебнике Александра И-го, и притом сам же епископ на ся призасвидетельствовал, что Арсению сего стиха наизусть выучить негде, как в митрополии. А потому и требуется от него на суде верное доказательство по речению сему.

„6. Епископ Софроний, как явствует по ст. 7-й, обносит пороком в отступлении веры священноинока Арсения потому только, что Арсений из любопытства сроду единожды, по прилучаю, тайно сходил посмотреть Успенский собор (а не крещенскую службу в Успенском соборе?); но и то епископ сию сплетню (?) принял от клевещущей страстно одной молодой черницы605 и без всякого суда, ниже митрополии до сведения доведя, ужо распубликовал от себя окружным чином.

„26. Почто поздно епископ Софроний вздумал запросами утруждать митрополию только теперь, что могут ли два лица, сиречь митрополит и епископ, других архиереев поставлять, а не тогда, когда он был еще сущий мирянин и на поставлении своем, имея только двух епископов, Майносского и Ибраиловского, да и в небытие митрополита, а еще сущего третьего Славского задунайского архиерея не потребовал. Итак, если достойное Антониево постановление, согласно 1-го правила св. Апостол, повелевающего двум, или трем епископам поставляти епископа, Софроний не признает, то убо первее сам он епископом да не будет, также и от него одного только самого поставленного епископа Виталия да упразднить“ (статьи 17 и 18).

Любопытен особенно последний (30-й) пункт „Краткого извлечения“:

„Какой извет (своему отделению от митрополии) может представить вежественный и разумный епископ Софроний? Неужели столь важное дело правильно так должно происходить, еже за частные лицы, Арсения и Павла и Антония, о коих выше речено, или за епископа Онуфрия и попа Алексея, и за митру, и за наперсный крест, и за саккос (о коих довольно ясно и достоверно доказано в том же пространном изложении под статьями 27, 28 и 29), всю православную нашу митрополию облагать ересию?606. Оле крайнего душепагубного бесчувствия, в какое впал премудрый епископ Софроний!“

Повторив в заключение, что Софроний требуется к ответу на суде по всем исчисленным пунктам, инок Павел выставил опять число „ноября „??“ дня 7361 (1853) года“ и инициалы М. К. Е. А., а затем снова привел и зачеркнутое выше объяснение:

„А за имена наша знает совесть ваша. Поскольку как наши подписи не только под завесою, но ниже подлинные не могли вас уверить, потому ныне вместо того посылаем нарочито к вам известного и достоверного нам и вам человека одного, да вы сию нашу к вам грамоту лично получите от него, аще в лицо познаете его. А когда прибудете к г. архиепископу Антонию, у которого на все ваши вопросы надлежащие ответы, в пространном изложении изображенные, вкупе и на самих вас немалые винословии, по которым вы ныне требуетеся на суд, можете там видеть, но не получать прежде собрания всех наших архиереев, понеже все оные ответы и винословии не под завесою писаны суть, но открыто. Аминь607.

В письме к Антонию, после краткого сообщения обстоятельств, вынудивших митрополию вызвать Софрония на суд, Павел подробно изложил поручения, какие возлагались по этому делу на самого Антония, с подробными же наставлениями, как их исполнить.

„Прилагая при сем, – писал опять он от имени Кирилла и Онуфрия,– во-первых, Изложение, приуготовленное к соборному суду, состоящее из 30 ответных и возразительных статьей на „*“ листах608, таже принадлежащие к нему документы, числом 12, на 25 листах609 в особенности же к самому епископу Софронию формальное требование с краткими 30 вопросами, на 5-ти писанных листах, вызывающее его на соборный суд, все таковое с нарочными двумя надежными послами посылаем к вашему преосвященству и поручаем привести в пользу общего блага, по нашему предположению, если и вы признаете согласно, нижеследующее:

„1) Фокальное требование к епископу Софронию отправить с нарочным из числа наших послов, с иноком Афанасием, которому от нас лично приказано, каким поступить образом, т. е. первее на словах его спросить, и потом бумагу, лично самому вручив, ему оставить.

„2) Самое Изложение наше и документы, когда явится к вам епископ Софроний для предварительного выслушания (это делается по особому нашему к нему снисхождению), тогда вычитать ему все без изъятия, или самому ему дать прочитать, но бумаги от себя отнюдь не отпускать. Или вы признаете лучше и безопаснее поручить К. Д. К.610, да он, пригласив его к себе в дом, точнее сию препорученность нашу исполнит?

„3) Если и за вычитанием вышереченного нашего Изложения с документами не сознает (Софроний) свое толикое погрешительное преткновение, и не будет письменно просить себе в том прощения, тогда объявить тому епископу Софронию при двух, или триех посторонних достоверных свидетелях соборный суд, с тем, дабы он с часу протестования того отправлялся на соборный пункт. Соборный же пункт назначается, как есть средоточен и для задунайских архиереев, и по силе правильного основания, как изображен в особом к нему требовании, не иначе как в Белокрынице, внутрь самой митрополии611, а самопоследний срок на собрание со дня объявления ему полагается два месяца. В слышании же всего объявляемого ему получить от него, епископа Софрония, расписку; а если он сего не сделает, то да засвидетельствуют посторонние свидетели, в числе коих по необходимости могут быть и наши послы. Сие потребно на тот конец, дабы собор (в случае Софрониева уклонения) мог бы судить и дело решить и в неприсутствии его, по силе 19 правила Карфагенского собора.

„4. Таким же образом поступать и с новопоставленным его епископом Виталием612.

В заключении письма выражена просьба, чтобы Антоний „о благополучном прибытии послов и о последствий дела“ не замедлил прислать уведомление в митрополию. Письмо подписано было Кириллом и Онуфрием 19 ноября 1853 г.; а через неделю отправились из Белой-Криницы в Москву, со всеми документами по делу Софрония, назначенные для сего послы – инок Платон и инок Афанасий613.

Так тщательно сделаны были иноком Павлом все приготовления к суду над мятежным епископом Софронием, дерзнувшим восстать против митрополии и поставленного ею Владимирского архиепископа. Повидимому, Павел не сомневался в успехе своих распоряжений по этому делу. Он даже не терял надежды, что Софроний смирится пред теми грозными против него обвинениями, которые так старательно указаны в „Изложении“ и „Кратком извлечении“, принесет повинную, – „письменно попросит себе прощения“, и тогда, восстановления ради мира в иерархии, готов был простить ему и дерзости против митрополии, и личные оскорбления и все его беззакония; в противном же случае находил все так тщательно соображенным и законно обставленным, что не считал возможным для Cофрония ни в каком случае избежать кары суда, в личном ли его присутствии, или, в случае неявки его на суд, заочно произнесенного. Однако, Павлу пришлось жестоко обмануться в своих расчетах. Владыка Софроний был не такого сорта человек, чтобы подчиниться какому бы то ни было суду, особенно суду митрополии, за которою не признавал и права судить его. На „Изложение“ он, без сомнения, дал бы не менее подробный и обстоятельный ответ, если бы получил его и если бы вообще захотел продолжать препирательства с митрополией; но уже то одно, что посредником между ним и митрополией назначен был ненавистный ему Антоний, должно было вызвать его, минуя все дальнейшие объяснения с митрополией, на окончательное от нее отделение. Павел повидимому и сам опасался, что посредство Антония может оказаться неудобным, почему и предлагал, если и Антоний признает за лучшее, воспользоваться посредством влиятельного в расколе лица – рогожского конторщика Дмитрия Корнеева. Но и это посредство не могло принести пользы, когда в „формальном требовании“ Софронию прямо говорилось, чтобы он явился для предварительных объяснений именно, к архиепископу Антонию непременно сам“, вместе с Виталием.

Надобно полагать, что белокриницкие послы приехали в Москву не ранее половины декабря. Антония, хотя и не имевшего в то время определенного местожительства, им не трудно было отыскать по указанию знакомых старообрядческих деятелей, особенно через самого рогожского конторщика Дмитрия Корнеева. Чрез них же узнали, где находился тогда и Софроний. К нему отправился, согласно наставлению Павла, инок Афанасий, чтобы сначала словесно объявить ему цель своего прибытия, а затем вручить и формальное требование на суд, с приглашением явиться к архиепископу Антонию для более обстоятельного ознакомления, по „Изложению“, с предъявленными против него обвинениями. По всей вероятности, чрез своих сторонников, какие были у него среди подобных ему ревнителей раскола и в Москве и, быть может, в самой митрополии, Софроний имел уже некоторые сведения о том, что предпринято против него белокриницкими властями, равно как о самом прибытии в Москву митрополичьих послов с документами по его делу, и тогда же решил не входить ни в какие сношения ни с этими послами, ни с Антонием, ни с самой митрополией, – окончательно порвать всякие связи с последней и открыть свою особую российскую старообрядческую иерархию. И вот когда Афанасий, вероятно не один, явился на указанное ему место тогдашнего Софрониева жительства, ему ответили, что Софрония там нет и неизвестно, где он находится. Постарались потом митрополичьи послы отыскать Виталия, хотели по крайней мере его потребовать к Антонию для объяснений по касающемуся его делу; но и Виталий, конечно, по наставлению Софрония, не принял их614. Белокриницкие послы таким образом потерпели полную неудачу, – вручить Софронию формальное приглашение на суд не имели возможности; равным образом и Антоний не мог исполнить возложенных на него митрополиею поручений по делу Софрония. Обращались ли они к посредству Дмитрия Корнеева, чтобы добиться свидания с Софронием и ознакомить его с присланными из митрополии документами, неизвестно.

Между тем Софроний, действительно прервал всякое общение с Белокриницкой митрополией и учредил свою особую старообрядческую иерархию, несравненно высшую Белокриницкой: он произвел некоего Израиля, под именем Иосифа, в сан патриарха Московского и всея России, самого себя и Виталия в митрополиты615, а митрополию Белокриницкую и ее ставленника – архиепископа Антония открыто объявил впавшими в ереси, Антония кроме того открыто называл не имеющим даже правильного крещения616, почему и всякое общение с ними невозможными. Такими действиями и такою проповедью он успел найти много сторонников среди ревнителей раскола, особенно в восточных губерниях, которые часто посещал617, и этим внес большое расстройство и великие смуты в среду новой Белокриницкой иерархии, только-что начинавшей распространяться в России, о чем со всею ясностию свидетельствует дальнейшая ее история.

Глава 25
Затруднения, вызванные в митрополии делом Софрония.– Болезнь и смерть инока Павла. Ее значение для австрийского раскола.

Новый 1854 год начался печально для инока Павла и для митрополии. В самом начале января (4-го числа), как мы видели (см. гл. 14), пришлось издать окончательную грозную грамоту по делу Спиридония, не перестававшего и по извержении называть себя епископом. Затем получены были из Москвы, привезенные возвратившимися послами, известия, неожиданные и тревожные: намеренное, решительное уклонение Софрония от всяких сношений с белокриницкими послами и с Антонием, чего Павел никак не ожидал, расстроивало весь, так искусно повидимому задуманный, план суда над ним и заставляло опасаться с его стороны новых возмутительных против митрополии действий, которые он уже и начал, но о которых в Белой-Кринице еще не знали в то время. Правда, по плану инока Павла, суд над Софронием, в случае его нераскаянности и отказа явиться к назначенному времени и в назначенное время на соборное рассмотрение дела, мог состояться и заочно; но для этого требовалось именно, чтобы приглашение явиться на суд было объявлено Софронию и от него последовал отказ явиться, а теперь он имел бы полное основание не подчиниться заочному суду и объявить его незаконным, сославшись на то, что приглашения на суд не получил и отказа явиться не давал. Что было делать? Павел поставлен был в большое затруднение, и не нашел ничего лучше, как отложить на время суд, дождаться новых известий о Софронии. Он решился даже послать еще раз в Россию верного человека, который навел бы о Софроние нужные справки, разыскал бы его, если можно, повидался бы с ним и объяснил что нужно по его делу. А так как наступило время получить в Москве обычно выдаваемую сумму на содержание митрополии, то уполномоченный посол мог зараз исполнить оба поручения. Решили послать именно Алимпия, который, большею частию и ездил в Москву за деньгами, а теперь, как человек авторитетный и лично знакомый с Софронием, мог лучше других разведать о нем и добиться свидания с ним. В генваре месяце Алимпий отправился в путь; но доехать до Москвы, или даже пробраться в Россию, не мог, вследствие усиленного, по случаю войны, надзора за приезжающими из-за границы, и ни с чем возвратился в митрополию, к великому огорчению Павла” 618.

Инок Павел в это время был уже болен. Его здоровье, расстроенное и прежними усиленными трудами по учреждению иерархии, давно внушало опасения; окончательно же оно было потрясено возникшими в этой, учрежденной им, иерархии беспорядками и бесчиниями, особенно двумя последними столь позорными для нее событиями – делом Спиридония и делом Софрония. И то и другое было тем тяжелее для Павла, что в них не мог он не признать виноватым и себя самого, видя теперь, как поспешно и опрометчиво поступил, содействуя поставлению в епископы, и притом для России, таких развращенных расколом людей, как Спиридоний и Софроний, тогда как требовалась особая осторожность и разборчивость в избрании первых епископов именно для российских старообрядцев, ради которых, для их облагодетельствования, были предприняты им и все труды по учреждению иерархии. И хотя он писал, что его подвиг уже совершен, „лавры уже пожаты, плоды собраны и кросна снаряжены“, но в виду указанных прискорбных явлений в иерархии приходилось сознаться, что лавры эти значительно поблекли, плоды оказываются горьки и гнилы. Доискиваясь причин тому, он, как разумный человек, казалось, должен бы понят, что источник зла находится в самом его подвиге, в незаконности и лживости самой иерархии, им учрежденной в расколе. Мысль об этом несомненно и против воли возникала в голове Павла; но он всячески отгонял ее, и был слишком самообольщен, продолжая считать себя свыше предназначенным – совершить под покровительством святителя Николы мнимое восстановление „древлеправославной“ иерархии, чтобы мог усумниться в совершенном уже подвиге этого восстановления. Теперь, в это тяжелое время внешних и внутренних тревог, снова и даже гораздо чаще, стали посещать его, во сне и в полудремоте, разные видения, которыми подкреплял он уверенность в мнимой правоте своего дела619. Этим видениям не мало способствовало, конечно, и болезненное состояние Павла.

Между тем, во время его болезни почти остановились „иерархические“ дела в митрополии, а если что и делалось, то опять не к утешению Павла. Так, напр., в марте месяце возникло дело о попе Кирилле. Это был сын уже известного попа Егора Масляева, оказавшиеся таким же, как и отец, даже еще большим бесчинником и буяном, кончивший впоследствии ссылкой в каторжные работы: его соборне судили и подвергли извержению из сана620. Тогда же приходили тревожные вести о задунайских архиереях. Из Ясс получено было известие, что в виду начавшегося бегства некрасовцев из Добруджи, пред вступлением в нее русского войска, Аркадий и Алимпий рукоположили Аркадия лаврентьевского во „епископа странствующих христиан“. После того, как сам митрополит Амвросий не нашел возможным рукоположить Аркадия в архиереи по причине его брака со вдовою621, теперешнее поставление его в епископы являлось вдвойне незаконным, как противное и правилам и решению Амвросия; но Павел, по приязни к Аркадию и прежде хлопотавший о возведении его в епископский сан, снисходительно отнесся к этому незаконному делу, и даже утешен был, при тогдашних печальных обстоятельствах иерархии, появлением в ней, после Спиридония и Софрония, столь начитанного и строгого епископа, каков был Аркадий. Притом же оставить состоявшееся рукоположение Аркадия без возражений и тем сохранить добрые отношения к задунайским архиереям требовали интересы митрополии в виду предстоявшего суда над Софронием, в котором задунайские епископы должны были принять участие622. Но утешаться пришлось не долго: из Ясс же пришло известие, что сам Аркадий Славский и Алипий, по распоряжению русского правительства, арестованы и отправлены в Россию.

При таких печальных обстоятельствах инок Павел доживал свою жизнь. Великий пост и Пасху он еще провел с братией: но в праздник Преполовения, 5-го мая. в 9-м часу вечера его не стало. Весть о его кончине встречена была с большими сожалениями и в Белой-Кринице и во всех старообрядческих обществах, принявших новую, основанную им иерархию623.

Это была действительно великая, можно сказать, невознаградимая потеря для митрополии и иерархии Белокриницкой. В лице Павла они лишились человека, положившего начало самому их существованию, давшего им первоначальное устройство и затем все время властно и твердо управлявшего всеми их делами. И вообще в истории раскола это был деятель несомненно выдающийся, достойный занять в ней видное место, как начинатель новой, важной эпохи в поповщинском расколе. Умный, весьма начитанный, одаренный замечательным даром слова, обладавший твердым, настойчивым характером, безукоризненно строгий по жизни и горячо преданный старообрядчеству, с немалой притом наклонностью к религиозной экзальтации, он смело выступил к осуществлению дела, совершить которое считал себя призванным свыше, – с редкой настойчивостью, не пренебрегая никакими средствами, даже и нечестными, прибегая ко лжи и обману, которые выдавал притом за особое устроение Промысла ко благу старообрядчества, он неустанно стремился к предположенной цели, – и достиг ее, осуществил свое предприятие, учредил или, как выражался он, восстановил на два столетия прекратившуюся у старообрядцев „древлеправославную“ иерархию в ее трехчинном устройстве, и затем так же неустанно, до конца жизни, трудился для ее утверждения и распространения. Всем этим инок Павел и заслужил особое уважение у старообрядцев, принявших Белокриницкую иерархию; это же дает ему право и на видное место в истории раскола. Но история должна также произнести, и произносить уже, правый суд об его деле. Свое здание иерархии он построил на песке; дело, которое он сделал, носило зачатки разрушения в самом себе, как фальшивое и незаконное, – и зачатки этого разрушения обнаружились очень скоро, еще при нем. В своем самоослеплении, Павел не хотел признать незаконности учрежденной им иерархии; однако не мог и сам не приметить этих признаков начавшегося в ней распадения и разложения, которого, при всем старании, не мог предупредить и прекратить, как явления неизбежного и неотвратимого, – и это именно причинило ему тяжкое огорчение, ускорившее и самую его смерть. Умирая, он должен был с горьким чувством помыслить: что же станется с его делом? – что произойдет в учрежденной им „древлеправославной“ иерархии после него, если и сам он, при всех своих заботах об ней, был не в состоянии остановить начавшееся в ней разложение? Опасения Павла, если только он имел их, скоро оправдались: в связи с начавшимся при нем делом Софрония в австрийской иерархии настает нескончаемый ряд всяких безобразий, распрей и раздоров, ведущих ее к полному распадению и громко обличающих всю ее лживость и незаконность.