Баррикады. Глава 4. Люди в чёрном

Трамвай маршрута №3 мчал Калинкову по утреннему городу. Ника достала из кармана смартфон и попыталась отсканировать QR-код, расположенный возле входной двери. Руки у девушки не слушались, а в глазах двоилось. На повороте её качнуло так, что она едва не влетела в окно и лишь в последний момент схватилась за поручень.

Мужичок в очках поднялся с переднего сиденья, расположенного спиной к кабине водителя. Как оказалось, уступал место Нике. Он достал из кармана кошелёк, вынул оттуда билет, прокомпостировал и вручил девушке. Другие пассажиры сочувственно смотрели на неё, стоящий у двери мужчина в плаще даже цокнул языком. Сидящие напротив неё женщины, одна с корзиной яблок, другая с авоськами, шёпотом переговаривались: «Ай-ай-ай, бедная девочка. Кто же её так?»

У Ники закружилась голова. В области под глазом, куда вчера пришёлся удар об люк, неприятно заныло. Тем не менее, в этом стареньком красном вагончике и с этими людьми, которые ей были незнакомы, а потому не навязывались с лишними расспросами, она чувствовала себя в безопасности.

Часы на мобильном показывали без пяти семь. Куда ехать в такую рань, Ника не знала. У неё были ключи от работы, но в это время редакция ещё пуста. Она могла бы и поехать домой. Но что она скажет родителям? Знают ли они о том, что с ней вчера произошло? Стоит ли их огорчать? На всякий случай Ника достала телефон и проверила. Звонков от родителей не было. Это её успокоило.

Трамвай подъехал к следующей остановке.

– Старый ЖД вокзал, – объявил водитель в микрофон и открыл двери.

Женщина напротив достала из корзины спелое яблоко и со словами «На здоровье» вручила Нике. Вместе со своей подругой с авоськами она вышла из вагона. Ника пересела на их двойное место, выбрав сиденье у окна.

В этот момент водителя кто-то набрал на мобильный.

– Да, хорошо. Подожду, конечно, – коротко ответил он.

Водитель, мужчина лет тридцати, худой и подтянутый, с озорными мальчишескими глазами, в ярко-синей жилетке с логотипом горэлектротранса, вышел с гаечным ключом из вагона и стал осматривать колёсные пары.

Тем временем, опираясь на деревянную палочку, к остановке приковылял какой-то косматый дедок с неряшливой белой шевелюрой и густой бородой. На нём была ватная фуфайка. Он влез в вагон через переднюю дверь и, сделав несколько шагов по площадке, умостился на свободное место рядом с Никой. Старик поставил перед сидением свою трость, изготовленную из чёрного дерева и гладко отполированную, с внушительной металлической рукоятью, на которой был отчеканен адмиралтейский якорь. «Такой и отбиваться можно», – подумала Ника. Несмотря на то, что присевший рядом с ней мужичок был одет просто и небогато, трость была явно дорогая и отдавала стариной.

– Милая, подскажи, который час? – обратился к ней дедок.

– Семь ноль две, – ответила Ника, глянув на мобильный.

Дедок блеснул своими карманными часами на цепочке с вычеканенным легендарным бригом «Меркурий» на крышке. Ника видела такой же экземпляр в краеведческом музее, экскурсовод рассказывала, что их давали офицерам флота за особые заслуги перед отечеством. Возможно и эти часы были семейной реликвией, доставшейся старику от его деда или даже прадеда, которому их вручил лично великий адмирал, один из тех, чьи бюсты стоят у музея судостроения и флота.

Нажав кнопочку, он их открыл. Маленькая стрелочка стояла аккурат на цифре семь. Большая была сдвинута на два деления.

– Минута в минуту. Им уже больше ста лет. А они всё так же исправно идут, – похвастался старик и принялся аккуратно вращать колёсико. – Тут главное, чтобы завод был. Пока завод есть – они живут и работают. Завода не будет – остановятся. Вот так же и город: пока завод есть – он живёт и работает. Завода не станет – и жизнь остановится.

Эта игра слов заставила Нику задуматься. Смысл был явно глубже, чем просто старческие размышления. Пожилые люди часто заговаривали с ней. То жаловались на высокие тарифы на коммуналку, то сетовали на плохое здоровье и очереди в поликлиниках. Кто-то засматривался на Никины ярко-малиновые волосы и вспоминал, что в их время мода была иной: девушки ходили в юбках, а не рваных джинсах, носили туфли, а не армейские ботинки, и тем более не красили волосы в такие яркие тона.

Но этот дедок был особенный. И разговоры он вёл другие.

– Кстати о заводе, – продолжал старик. – Ты случайно не туда едешь?

И только сейчас Ника сообразила, что села в трамвай, идущий в сторону Второго судостроительного завода. Ни до редакции, ни до района, где находится её дом, он её не довезёт.

Ника встала, собираясь покинуть вагон.

– Ты что, выходить надумала? – Старик дёрнул её за куртку, как будто поняв, что она ошиблась. – Не выдумывай. Этот трамвай идёт по кольцу. Сейчас он доедет до Второго судостроительного и повернёт в сторону Первого. Я, кстати, туда направляюсь. Говорят, там такая суета и возня! Охота своими глазами увидеть. Если ты туда же едешь, могу составить тебе компанию.

Старик с часами пытливо посмотрел на Нику. Взгляд у него был хитрый, с прищуром. Ника кивнула и постаралась выдавить из себя улыбку.

Посмотрев в окно, она вдруг увидела чёрный автомобиль, который ехал прямо по рельсам. Девушка напряглась. Сейчас он притормозил на остановке, словно тот, кто в нём сидел, тщательно рассматривал находящихся в салоне пассажиров.

Дедок встал со своего места и, спустившись на ступеньки, окликнул водителя.

– Вадик, хватит возиться с колёсами! Поехали!

Вадик впорхнул в кабину, как воробей в гнездо, и, закрыв двери, повёл трамвай дальше. Вагон доехал до Второго судостроительного завода и остановился. Двери открылись, выпуская пассажиров. Ника и странный дед по-прежнему оставались в вагоне.

– Конечная! – проговорил водитель, доставая из кармана жилетки пачку сигарет.

– А нам у тебя понравилось. Ещё покататься хотим, – шутливо бросил старик.

Трамвайщик рассмеялся, закрыл кабину и, плотно застегнув жилетку, вышел к небольшому киоску, расположенному у остановочного павильона. Там он взял стаканчик горячего кофе, аромат которого доносился даже в салон. Стоя у киоска, он достал из пачки сигарету и закурил, запивая чёрным кофе.

Тем временем чёрный автомобиль снова показался из-за поворота, наводя на журналистку ужас и панику.

– Ты, милая, так дрожишь, что аж я чувствую, – внезапно выдал старик. – Замёрзла, бедненькая. А знаешь что? Сейчас я тебя отогрею.

Ника дёрнулась. Обычно после такой фразы говорящий доставал из-за пазухи флягу со спиртным и начинал им угощать собеседника. Дед облокотил свою палочку о сидение и тоже полез в карман, но достал оттуда потёртый кожаный кошелёк. С ним в руках он направился к киоску. Сейчас без палки он шёл даже увереннее.

– Ну что, Вадик, рассказывай, как твоё ничего, – бодрым голосом он окликнул водителя и протянул руку.

Тот поставил стаканчик на круглый металлический столик и с сигаретой в зубах поприветствовал старика рукопожатием.

– Вижу, кофейком греешься. Никак замёрз? – с прищуром заметил дед, указывая на дымящийся стакан.

– Да, сегодня свежо, – ответил трамвайщик, потирая руки. – Надо будет курточку всё же прихватить. Я её в депо оставил.

– Ну ничего, это временно. Скоро такая жара начнётся – мама не горюй! – многозначительно произнёс старичок.

В этот момент чёрный автомобиль выехал на тротуарную часть и, чуть протянув вперёд, встал на рельсы аккурат напротив вагона, блокируя трамваю дальнейший путь.

– Эй, так нельзя! – прокричал в его сторону водитель трамвая и, бросив недокуренную сигарету, помчался к машине, перегородившей движение.

Трамвайщик постучал в окно. Двери открылись. Из салона вышли двое крупногабаритных мужчин в чёрных пальто.

– На рельсах парковаться запрещено! – строго произнёс водитель трамвая.

– Мужик, не психуй. Мы скоро уедем, – буркнул один из них, фамильярно похлопав трамвайщика по плечу. – Пей свой кофеёк.

Один из мужчин стал у средней двери, другой поднялся в салон через переднюю и умостился на место деда рядом с Никой.

– Калинкова Вероника Николаевна? – спросил он, опрокинув на девушку пристальный взгляд.

Более тяжёлого взгляда она в своей жизни ещё не припоминала.

– Департамент государственной безопасности, – представился мужчина.

Второй тоже вошёл в вагон через средние двери и своим грозным видом навис над журналисткой. В душе у Ники всё похолодело.

– А вот и кофеёк! – раздался бодренький стариковский голос за их спинами.

Дед стоял с двумя стаканчиками дымящегося ароматного кофе. Он посмотрел сначала на одного мужчину в чёрном, потом на другого, и вручил один стаканчик Нике.

– Дед, выйди, пожалуйста, из вагона, – требовательно и очень холодно обратился к нему стоящий мужчина, даже не глядя на старика.

– Это почему же? – полюбопытствовал дедок.

– Вы плохо слышите? Вам повторить? – спокойно, но уже гораздо грубее отреагировал другой мужчина, бросив не терпящий возражений взгляд на старика.

– А чего это ты здесь раскомандовался? – не растерялся дедушка. – Это общественный транспорт, а не твой личный. И вообще, я каждое утро здесь езжу.

– Сейчас вы выйдете и дождётесь следующего трамвая. Вам ясно? – произнёс мужчина, сидящий рядом с Никой.

– Нет, не ясно, – совершенно безобидно отвечал, пожимая плечами, дедок. – Я каждое утро езжу именно на этом трамвае. Не намерен изменять своей традиции и в этот раз.

Дед отпил кофе из стаканчика и вёл себя с незнакомцами так, словно общаться с подобными людьми в таком тоне ему было не впервой.

– И вообще, здесь я сидел. С какого перепугу вы заняли моё место? Знаете, как говорят – уступай место старшим. Свободных мест вон сколько – весь вагон в вашем распоряжении. Вот и будьте добры, пересядьте. Не расстраивайте дедушку.

Старик подошёл ещё ближе и взялся свободной рукой за сиденье рядом с Никой.

– Я понимаю, что вам понравилась эта молодая девушка с волосами цвета розы, – продолжал старичок. – Но уж извольте: это мой собеседник. Я с ней первым заговорил. И право на её компанию имею не меньше вашего.

– Так, мужик, пошли отсюда! – не церемонясь, человек в пальто схватил старика за руку, в которой тот держал стакан, и попытался поволочь его к выходу.

– Ай! Ай! – закричал старик и сделал движение рукой, в результате чего часть содержимого его стакана выплеснулась прямо в лицо мужчины, который пытался его принудительно выпроводить из вагона.

Тот заорал и схватился за глаз. Шумно дыша, второй попытался схватить старика за вторую руку. И в момент, когда он поднимался с места, старик пролил остатки обжигающего кофе ему на брюки в области паха. Человек в пальто дёрнулся и рефлекторно отскочил.

– Ты чё, дед, ошалел? – заорал дэгэбист, бросив на старика полный негодования взгляд, пока его товарищ вытирал платком глаза.

– Ой, ну что вы хотите от старенького дедушки? Руки дрожат, не слушаются, а вы так грубо его хватаете. Надо же просчитывать последствия своих действий! – нравоучительно вымолвил, отряхиваясь, старичок.

– Вы это сделали нарочно!!! – оппонировал первый, промакивая носовым платочком с лица остатки горячей и сладкой жижи.

– То есть вы меня хватали за руки нечаянно, а я дёрнул рукой специально? – Старик сделал недоумевающее лицо. – Мне, знаете ли, трудно удерживать в руках наполненный до краёв стакан, когда два бугая меня тянут за руки.

– Да ты никак в КПЗ захотел?!! – озверел мужчина с платочком.

– За что? За пролитый кофе? – Дедушка вдруг ядовито засмеялся. – Ты сначала машину свою перепаркуй. Ты же её прямо на путях поставил. Знаешь, как про таких говорят? «Я паркуюсь как…» Продолжение помнишь?

Тот стоял, не в силах шелохнуться, и пронзительно глядел на деда, не зная, как реагировать.

– Ну, чего стоишь, как статуя? – смотрел ему в лицо старик в фуфайке. – Я говорю: машинку передислоцируй. Ты путь загородил, движение трамваю заблокировал.

– Хорошо. Сейчас перепаркуем, – ехидно бросил мужчина, которому «сердитый дедушка» опрокинул кофе на брюки.

Он резко схватил Нику за руку. Журналистка вскрикнула, стаканчик с недопитым кофе упал и расплескался по полу. Мужчина тащил девушку к двери. Ника начала неистово кричать и цепляться за перила, укусила его за руку, которой он её держал. Второй дэгэбист подбежал помогать, отрывая журналистке руки и фиксируя голову.

Услышав крик пассажирки, в вагон забежал всклокоченный водитель.

– Оставьте девушку в покое! Я сейчас полицию вызову! – заорал трамвайщик.

Вскочив в кабину, он нажал на кнопки, закрывающие двери. После этого схватился за рацию.

– Диспетчерская! У меня в вагоне драка! Пытаются похитить пассажирку!

Водитель не успел договорить, так как один из мужчин выхватил у него из рук рацию и резко дёрнул на себя.

В этот момент дед схватил свою трость и с размаха ударил ею по руке мужика, держащего Нику. Тот вскрикнул от боли и на секунду ослабил хватку. Среагировав мгновенно, Ника вырвалась у него из рук и со всех ног бросилась к кабине. Там его напарник пытался принудить водителя открыть двери, больно схватив того за шею. Неожиданно он получил от деда удар тростью по спине. Втолкнув Нику внутрь, дед выволок мужика из кабины за шиворот. Вслед за ними водитель тут же захлопнул дверь и провернул круговой замок.

В этот момент второй подкрался сзади и, пока старик тащил его товарища, выдернул трость у него из подмышки.

– Ну что, дед, доигрался? – проговорил дэгэбист, когда старик повернулся к нему лицом.

– Это вы, ребят, доигрались, – лукаво произнёс дедок, рассматривая нападающих.

Внезапно трамвайная дверь открылась и из динамика прозвучал голос водителя, который предложил зачинщикам драки добровольно покинуть вагон. В ответ раздались звуки ударов по кабине.

Совершенно отчаявшись от невозможности повлиять на ход событий, Ника достала мобильный и начала снимать происходящее. Её руки дрожали от нервного перенапряжения.

Озверевший мужчина стал со всей силы бить в окно кабины металлической рукояткой трости, которую до этого выдрал у старика. От ударов калёное стекло треснуло и осыпалось, после чего дэгэбист протянул в кабину руки. Ника закричала и отскочила в сторону, не дав схватить себя. Стоя в правом углу и практически вжавшись в лобовое стекло кабины, она продолжала снимать, как один из нападавших пытался с разгона выбить дверь, которую предусмотрительный водитель заблокировал ломиком, каким обычно переводят стрелки, а тот, что пытался её схватить, теперь проламывал фанерную стену кабины.

Пока двое дэгэбистов в чёрном крушили кабину, дед оглядывал вагон в поисках предмета, который мог бы стать орудием защиты. Его взгляд упал на фанерную табличку с номером маршрута, вставленную в верхней части окна средней двери на специальном металлическом держателе.

Водитель взял в руки рацию, чтобы ещё раз связаться с диспетчерской, но заметив оторванный провод, лишь нецензурно выругался.

От очередного удара пробитое фанерное полотно частично вдавилось внутрь, образовав небольшую дыру. Трамвайщик оторопел. Он посмотрел на перепуганную Нику, вжавшуюся в лобовое стекло, на разбитую дверь и смятую стену кабины, перевёл взгляд на чёрный автомобиль, продолжающий стоять на рельсах, загородив путь, и взялся за контроллер.

– Присядь и держись! – скомандовал водитель Нике, указывая на откидное сиденье с правой стороны, на котором обычно сидели стажёры.

Ника присела и схватилась за поручень.

– Ну, была не была. Сами напросились, – выдохнул Вадик.

Выругавшись про себя, он взялся за контроллер и перевёл ручку с нулевой позиции влево. Ника разглядела отметку «-1». Вагон двинул назад. Так они проехали метров десять, водитель снова поставил контроллер на нулевую отметку. Вагон остановился. Шумно выдохнув, трамвайщик перевёл контроллер в правую сторону до упора. Ника наблюдала, как менялись отметки: 1-2-3… За окнами всё быстрее проносились киоски и частные дома с большими воротами, открывающими въезды во двор. Трамвай набрал скорость и на полном ходу протаранил стоящую на рельсах чёрную машину. От удара о борт её смяло и отбросило в сторону.

В салоне послышались маты и ругань по поводу испорченного автомобиля и угрозы о том, что он, водитель, об этом ещё пожалеет. Но трамвайщик на них уже не реагировал, а лишь погнал ещё быстрее. Не останавливаясь и не снижая скорости, вагон пошёл на разворотный круг.

Конечную с обратной стороны они проехали, не открыв дверей и не взяв пассажиров. Стоящие на остановке люди удивлялись мчащемуся на всех парах трамваю, который перед этим на их глазах смял стоящий на рельсах автомобиль. Кто-то снимал происходящее на телефон. Другие же наблюдали, как из-под капота повреждённого авто текло на асфальт радиаторное масло. Женщина, убирающая мусор у торгового павильона, начала вызывать по мобильному пожарных и полицию.

Один из дэгэбистов предпринял очередную попытку дотянуться через проём в двери до стажёрского места, на котором сидела Ника, но внезапно получил удар фанерной табличкой по голове, после чего был схвачен стариком за плечи и отброшен в сторону. Второй удар ждал мужчину с тростью, который так увлёкся пробиванием бреши, что не заметил, как хозяин трости отоварил его напарника. Оттолкнув нападавших, старик передислоцировался и теперь закрывал подступ к кабине собой.

Ника с ужасом наблюдала, как два дэгэбиста вступили в схватку со стариком, который её защитил. Но, к своему удивлению, обнаружила, что дедок ловко уворачивался и стойко держал себя в схватке с обоими. На него замахивались его же тростью, но он довольно точно просчитывал направление удара и выставлял вперёд табличку с номером маршрута, то отбивая удары, то прикрываясь ею как щитом. Ника даже представить себе не могла, что её можно использовать столь странным образом.

Тем временем трамвай подъезжал к старому ЖД вокзалу.

– Вадик! Останавливай и открывай дверь! – донёсся крик деда.

Водитель выполнил просьбу. Входящие в салон пассажиры были шокированы происходящим: на их глазах двое мордоворотов накинулись на старого деда, один замахивался на него тростью, рискуя пробить череп, а бедный дедушка защищался табличкой с номером маршрута. В это время второй нападавший пытался эту самую табличку выхватить. В какой-то момент ему это даже удалось. Выдрав из рук старика табличку, он отбросил её в конец вагона. В этот момент старик извернулся и схватился за свою же трость, которой замахивался на него второй противник. Всё это происходило на фоне разбитой двери кабины и проломленной стены – повреждений, с которыми этот трамвай явно бы не выпустили на маршрут.

Кто-то, видя потасовку в вагоне и не желая попасть под раздачу, уносил с остановки ноги. Но были и другие. Несколько поднявшихся в вагон мужчин тут же стали оттаскивать нападавших от старика.

– Вы что, охренели?! – крупный мужчина лет сорока с мощными кулачищами, ударил одного из нападавших по лицу.

Участники разыгравшейся сцены словно поменялись местами: уже не люди в чёрном хватали пассажиров и вытаскивали из вагона, а вошедшие пассажиры – людей в чёрном. К остановке подбежали пять или шесть железнодорожников – их Ника узнала по спецовкам. Они тоже вскочили в трамвай и стали силой выволакивать нападавших наружу.

Работяга средних лет смачно врезал одному из мужчин в чёрном по физиономии. Другого отоварили в ухо, после этого он получил подзатыльник. Дэгэбисты что-то им отвечали, но слов было не расслышать из-за криков железнодорожников, о том, что таким мордоворотам место у параши, а не в органах, и что раз их матери не научили уважать старших, то они сейчас научат.

– Дедушка, вы как? – спросил молодой пассажир, помогая старику подняться на ноги и подавая трость. – Не сильно вас помяли?

– Не переживай, милок, – прокряхтел старикашка, отряхиваясь. – У дедушки железное здоровье и нервы как корабельный трос. А вот им я не завидую.

Как ни в чём не бывало он обошёл вагон в поисках таблички, поднял её и вставил обратно в держатель на окне.

Разборка за окном тем временем становилась ещё горячее. К месту стычки подбежали другие железнодорожники – человек десять или даже пятнадцать!

Водитель повреждённого вагона по мобильному связался с диспетчером и, объяснив ситуацию, попросил предоставить другой вагон, чтобы пересадить туда пассажиров.

– Ну что, милая, перепугалась? – спросил старик, когда они доехали до диспетчерской и пересели в другой трамвай. – Я во всей этой суматохе совершенно забыл представиться. Григорий. Можешь называть меня дедушка Гриша. А ты, стало быть, Вероника? Я слышал, как они к тебе обратились.

Старик улыбнулся и протянул девушке руку. Та кивнула и протянула в ответ свою.

– Дедушка, а где вы так научились защищаться? – спросила всё ещё взволнованная Ника.

– До того, как окончательно выйти на пенсию, я служил на десантном корабле.

– Десантник? – с восхищением отреагировала Ника. – Я почему-то совсем не представляла, какие они бывают в возрасте.

– А разве возраст что-то меняет? Сил чуть меньше, устаёшь быстрее. А навыки и сноровка, они остаются. А что, ты думала, десантники только в фонтанах могут купаться да кирпичи о голову бить? – спросил старик и раскатисто расхохотался.

– А вы это тоже умеете?

– Умею, лапушка, умею. Но не практикую, – ответил старик. – Я свою голову берегу. Она мне нужна для другого.

– А ловко вы с табличкой придумали. Я бы и подумать не могла, что она может быть орудием самозащиты.

– Знаешь, что отличает десантника от любого другого бойца? Острый ум, мгновенная реакция и отсутствие страха. В руках десантника любой предмет может стать орудием самозащиты. Будь то табличка или стаканчик горячего кофе.

– Даже обычный карандаш? – спросила Ника, которая слышала про подобное от своего крёстного – военкора Ярослава Пожарского.

– Если остро заточить, вполне. Я могу человека даже бумажным самолётиком убить. Тут главное правильно сложить и метко запустить…

Дедок осмотрелся, дабы убедиться, что опасность миновала, и сказал:

– Выходить сейчас тебе точно нельзя. Надо держаться людей. Не двух-трёх, а большого количества. При их скоплении тебя уже не тронут. Видала, как народ их быстро отделал? Вот такая народная масса тебе сейчас и нужна… Ну чё? На завод поедешь, али передумала?

– Поеду, – решительно проговорила Ника. – С таким десантником мне ничего не страшно…


* * *


Проехав по улице Потёмкинской, трамвай остановился у бывшего ДК Первого судостроительного завода. Дедок по-молодецки бойко вышел из вагона и подал Калинковой руку.

Дедушка Гриша рассказал Нике историю своей семьи – потомственных кораблестроителей по материнской линии и морских офицеров по отцовской. Один из его предков участвовал в русско-турецкой войне, получил ранение в битве под Севастополем и в госпитале его выхаживала сестра милосердия Дарья – та самая знаменитая Даша Севастопольская, изображение которой находится на барельефе, украшающем знаменитую Севастопольскую панораму. Его предки были знакомы с Корниловым и Нахимовым. Прапрадед лично знал Казарского, капитана легендарного брига «Меркурий», который вступил в неравную битву с двумя турецкими галеонами и сохранил жизни своей команде, а корабль – на плаву.

Карманные часы, которые он с таким трепетом носил, были вручены его прадеду лично адмиралом Макаровым за доблесть и отвагу, проявленную во время службы. А трость с вычеканенным якорем подарили благодарные студенты его деду по материнской линии. Он преподавал в среднем механико-техническом училище, на базе которого в 1930 году и был создан Адмиральский кораблестроительный университет.

Когда Ника и дедушка Гриша переходили дорогу, мимо снова проехала чёрная машина, странно притормозив. У журналистки снова всё похолодело внутри.

– Видала, как всполошились? – Дед указал на странных сопровождающих. – Вместо того, чтобы бороться с бандитами, представляющими реальную опасность для государства, они пустились в погоню за молодой девицей и стариком. Но ничего, держись меня. Со мной ты в безопасности.

– Дедушка Гриша, а вы не боитесь, что вас арестуют? – Ника опасливо огляделась по сторонам.

– За что? За пролитый кофе и табличку? Ну тогда им придётся и про свои действия рассказать… Моё дело маленькое: вступился за даму, которую на моих глазах начали выволакивать из трамвая. Потом напали на водителя, рацию в кабине вырвали – именно в тот момент, когда он докладывал диспетчеру о происшедшем. Это не только превышение полномочий, но и преступление. И тут по закону как раз действовал я, а не они.

– А что же с водителем будет? Он же им машину раздавил.

– А ничего с ним не будет. В начале года горсовет принял новые правила работы электротранспорта. И там есть предписание, что если машина стоит на рельсах и мешает движению, трамвай имеет право идти по намеченному пути, не обращая внимания на внешнюю преграду. В этом случае вся ответственность ложится на владельца транспортного средства, и впоследствии он ещё и возмещает ущерб, причинённый подвижному составу горэлектротранса.

И тут Ника вспомнила. Действительно, в январе перед сессией горсовета проходил большой пикет работников коммунального предприятия «Адмиральскэлектротранс». Они просили принять меры против автовладельцев, которые часто-густо оставляют свой транспорт прямо на рельсах или впритык к ним, из-за чего трамвай не может проехать, а сами в этот момент уходят по своим делам. Бывали случаи, когда из-за таких нерадивых водителей трамваям приходилось часами простаивать в одном месте, из-за чего образовывались целые пробки, что приводило не просто к нарушению графиков движения, но и к массовым возмущениям пассажиров, которые были вынуждены стоять всё это время на остановках, без возможности добраться домой или на работу. А среди этих пассажиров были работники заводов, больниц и прочих объектов критической инфраструктуры, длительное отсутствие которых на рабочем месте могло быть чревато. Часто это приводило к конфликтам, в ходе которых страдали водители электротранспорта, которые вынуждены были покидать кабину, чтобы найти нерадивого автовладельца. Их работа стала сопряжена не только с необходимостью управлять трамвайным средством, но и с риском нарваться на автохамов, которые иногда начинали откровенно угрожать и лезть к водителям с кулаками.

Тогда депутат горсовета Наталья Кодыма – в прошлом асфальтоукладчица, а ныне председатель постоянной депутатской комиссии по вопросам транспорта и промышленности – вынесла на сессию горсовета проект решения, которым утверждались Правила безопасной работы электротранспорта. В этих правилах говорилось о том, что водитель трамвая, видя перед собой препятствие в виде автотранспортного средства, которое в нарушение правил дорожного движения перегородило ему путь, он вправе отодвинуть преграду с рельсового полотна бампером своего трамвая. В шутку эти правила назвали «законом Кодымы». После утверждения депутатами «Правил работы электротранспорта» владельцы автомобилей стали намного дисциплинированнее при парковке своих транспортных средств.

– А то, что он протаранил не простую машину, а департамента госбезопасности? – не переставала беспокоиться Ника.

– А в правилах не написано, что есть какие-то особые машины, для которых надо делать исключение. И водитель не обязан выяснять, кому она принадлежит. Тем более, данное нарушение усугублялось другой экстренной ситуацией – в вагоне была явная попытка похищения человека, а ответственность за безопасность пассажиров в салоне в ряде случаев несёт именно водитель…

Старик повёл девушку через уютный скверик, расположенный посредине магистральных дорог и простиравшийся прямо до заводоуправления. С каменными львами на входе, фонтаном в окружении деревянных скамеек и бронзовой статуей девушки, бегущей по металлическим волнам, которые вздымаются над каменным постаментом, в тёплое время года он был идеальным местом для отдыха.

Сюда приходили компаниями, дети играли у фонтана, пока взрослые, сидя на скамейках, вели светские беседы. По вечерам публика смеялась, на некоторых сидели целующиеся парочки, на других молодёжь распивала слабоалкогольные напитки. По ночам в сквер приходил абсолютно другой контингент, и, подобрав пустые стеклянные бутылки, оставленные после отдыхающих, занимал свободные лавочки и устраивался на ночлег. А утром, сгоняя бомжей и пьяниц, здесь присаживались на отдых дворники и работники коммунальных служб, ухаживающих за зелёными насаждениями. Сейчас же лавочки были пусты. И только голуби восседали на их деревянных спинках, как на шесте.

Крупная женщина в оранжевой жилетке, надетой поверх чёрного пуховика, энергично водила метлой по каменной плитке возле фонтана.

– День добрый, Мария! – салютовал ей дедок. – Как ваше ничего?

Женщина опёрла метлу о постамент «Бегущей по волнам» и подошла к старику.

– И вам не хворать, Григорий! – Она просияла радостью. – У нас тут с утра такие движения! Я только что у заводоуправления убирала, там столько машин понаехало со спецномерами. Куча людей в чёрном. Часть зашла внутрь, остальные ходят вокруг завода. Вопросы всем задают. Интересовались: может, я накануне что-то видела…

Тут она бросила взгляд на Калинкову с огромным синяком.

– О господи, что с ней?

– Производственная травма, – промолвил старик и хитро улыбнулся. – Машуня, у меня тут к тебе маленькое дело имеется.

Он что-то шепнул женщине, та кивнула, и они вдвоём отправились к обратной стороне фонтана. Как оказалась, там дворничиха поставила вместительную клетчатую сумку. Она вынула оттуда огромный красный термос, разрисованный китайскими розочками, сверху в него был вмонтирован специальный краник. Из этой же сумки она достала стопку бумажных стаканчиков и сняла три. Поставив термос на фонтан, начала старательно качать помпу. Из краника потекла бордово-малиновая дымящаяся жидкость, наполняя стаканчики.

– Подходи, милая, – старик подозвал Калинкову, держа в руках наполненный стаканчик. – Тёть Маша готовит самый лучший в мире чай. В своей основе он содержит лепестки суданской розы и ещё несколько травок, которые придадут тебе сил. Будешь такая же выносливая, как она.

– Ну прям расхвалил, – зарумянилась Мария, пряча термос обратно в сумку и доставая оттуда ароматно пахнущие ватрушки. – Попробуйте ещё одно моё творенье. Вчера тесто замесила, сегодня раненько напекла – как чувствовала, что гости будут. Ну всё, объявляю перерыв. Будем пить чай и завтракать.

Она пригласила дедушку Гришу и его спутницу занять скамейку возле фонтана. Ника, которая ничего не ела со вчерашнего вечера, жадно кусала ещё тёплое тесто с ванильно-творожной начинкой, щедро сдобренной изюмом. Глядя на неё, дворничиха умилялась, продолжая беседу со стариком.

– Вкусно?

Ника кивнула в ответ, прожёвывая очередной кусок.

– Малый мой тоже их любит. Только со своих занятий возвращается – и с порога: «Мамочка, а что ты испекла?»

– Как он, кстати?

– Да вот, вчера с одноклассниками сияние над городом снимал. Пришёл и на телефоне мне показывает. Говорит: первый раз в жизни такое вижу.

– Да, есть чему восхититься. Красотища! Подумать только: в Адмиральске – Северное сияние! Последний раз я его видел лет тридцать назад. Но тогда это было частое явление. Это потом оно стало уникальным, – многозначительно сказал Григорий и, как показалось Нике, подмигнул ей.

– Наши говорят, рабочие на заводе что-то включили, – продолжала тётя Маша.

Услышав про рабочих, которые что-то включили, Ника вздрогнула.

– Так вот. О чём я говорила? Сегодня эти хмыри спрашивали у меня, не видела ли я чего странного вчера вечером. Может, когда с работы шла. Может, на завод пробирался кто-то. Спрашивали про каких-то двух людей – девушку в куртке защитного цвета, примерно как эта, – дворничиха указала на куртку, в которой сидела Ника, – и «парня какого-то лет двадцати». Я спрашиваю – что вы, мол, Маршака мне цитируете? Я это стихотворение ещё со школы помню. А они мне такие: «Нам не до шуток. Мы серьёзное дело расследуем. Дело государственной важности». Я говорю: «Я с работы ухожу рано, вечером дома борщ варю и пироги пеку. А потом рано спать ложусь, потому что в шесть утра мне заступать на работу. Вы, мол, лучше у сторожа спросите, или кого из охраны». А сама такая думаю: да уж, расследуете вы. Разгони всю вашу шайку – никто и не заметит.

– Значит, ничего ли странного не видела… – Григорий усмехнулся себе в бороду.

– Я-то поняла, на что они намекают, но говорить не стала. Нет у меня доверия к ним после январского погрома. До сих пор перед глазами весь тот ужас.

Тут дворничиха замолчала, заметив мужчину с сигаретой в руках, который подошёл к статуе «Бегущей по волнам», делая вид, что увлечённо рассматривает позолоченные буквы на каменном постаменте. Надпись гласила, что эта скульптура установлена в честь 140-летия со дня рождения великого писателя Александра Грина, при поддержке Международного Черноморского Клуба, мэрии города Адмиральска и неравнодушных горожан. Отдельной строчкой было отмечено, что одним из меценатов является почётный гражданин города Адмиральска – Юрий Алексеевич Раздольский.

Докурив сигарету, мужчина в пальто бросил окурок под ноги и достал телефон.

– Ну это уже наглость! – возмутилась дворничиха.

Оставив дедушку Гришу и его спутницу на скамейке, она подошла к курильщику и, сделав замечание за брошенный на плитку окурок, снова взяла в руки метлу и принялась старательно подметать возле постамента. Испугавшись разоблачения, мужчина поспешил ретироваться.

– Интересно: как простые люди их не бояться? – удивилась наблюдавшая за сценой Ника.

– А чего им бояться? – рассмеялся дедушка Гриша. – Они выполняют свою работу. Беда многих больших людей как раз и состоит в том, что таких маленьких людей они не замечают. Был большой начальник, ва-а-ажный такой, не подъедешь… Потом раз – и нет большого начальника. Власти меняются, низвергаются авторитеты, на место одних приходят другие. А вот такие простые люди продолжают работать на своих местах: наводить в городе чистоту, водить общественный транспорт, запускать тепло в дома горожан…

Мимо них прошла группа мужчин среднего возраста и несколько мужчин постарше. Все они здоровались с дедушкой Гришей. Было видно, что они его знают.

Сидя на лавочке со стаканчиком горячего чая и наблюдая, с каким уважением его приветствуют эти самые «маленькие люди», Ника догадывалась, что человек он непростой. Богатое воображение девушки даже нарисовало образ некоего градоначальника, который переодевался в рабочую одежду и выходил общаться с простыми работягами. Она бы даже заподозрила, что общается с мэром Адмиральска, если бы не знала того в лицо. Но предположила, что дедушка Гриша вполне может быть тайным советником молодого мэра. Ведь каким-то же образом удалось вчерашнему выпускнику Академии управления Леониду Колокольцеву без денег и связей выиграть выборы и занять этот пост. «Вот как раз благодаря таким «маленьким людям», – подумала Калинкова.

С ними поравнялась ещё одна группа заводчан. Один из рабочих обратился к старику и стал ему показывать фотографии на телефоне. Это были снимки вчерашнего сияния над городом.

Григорий поблагодарил Марию, отдав дань её таланту готовить самый вкусный и ароматный чай, и вместе с Никой и новыми попутчиками они двинулись дальше к заводу.

По аллейкам к проходной тянулись, словно речки, группки людей – работники завода. Там, за воротами, каждый из них приступит к своей повседневной работе – кто-то станет за станок, кто-то возьмётся за сварочный аппарат, а кто-то нависнет над чертежом и будет делать новые пометки, работая над проектом очередной баржи или крупнотоннажного судна.

Каждый день к заводу шла толпа его рабочих. Так продолжалось уже два века. Десятки поколений изо дня в день… Ника, рабочий день которой начинался значительно позже, поймала себя на мысли, что она никогда ранее не ощущала себя в центре этой толпы – толпы людей, идущих на смену. Она шла вместе с рабочими к проходной и ощущала себя их частью. Со стороны могло сложиться впечатление, что она тоже работник завода. Эта мысль вызвала у журналистки улыбку.

Дедушка Гриша тем временем показывал на разных людей и словно бы даже знакомил Калинкову с ними – называл их имена и должности: тот работает там-то, а этот там-то. Многих из них Калинкова не знала, хотя проблемами завода интересовалась искренне и, став журналистом, довольно часто о нём писала. И удивлялась ничем не приметному внешне дедушке Грише, который знал их всех поимённо и которые, что удивительно, знали его.

– А я на заводе кочегаром работаю. Я там столько жару поддаю – тебе и не снилось, – многозначительно произнёс он, словно знал, о чём она сейчас подумала.

Оглядевшись по сторонам, Ника вдруг заметила подозрительного человека в чёрной куртке, который шёл за ними. Вскоре журналистка увидела ещё двух людей, идущих с разных сторон аллеи. Ей стало не по себе.

Через пару мгновений к ним присоединились несколько женщин, которые тоже направлялись в сторону завода и явно были чем-то озадачены.

– А что случилось? Опять что-то снесли? – взволнованно спрашивала одна из работниц завода.

– Ой, да я сама в недоумении. Все на ушах, всех проверяют. Сейчас позвоню Петровичу, узнаю, – отвечала та, набирая кого-то по мобильному.

Этот же вопрос они адресовали компании заводчан, которые шли в обратную сторону – видимо, возвращались с ночной смены.

– Да чёрт его знает, – пожал плечами какой-то мужичок. – Вроде ничего пока не сносили. Но ночью сработало оборудование. Произошёл нештатный запуск.

– Ой, да тут всю ночь творилось невесть что. Охрана шмонала всю смену! По всем кабинетам рыскала!

– Зачем? – изобразил удивление дедушка Гриша.

– Искали диверсанта, который совершил запуск.

– Надо же. Прям диверсанта? – изумился дедок.

– Ну, для нового директора, запуск оборудования, стало быть, диверсия... Сначала думали, что это кто-то из заводских. И начали всех трясти. Завод стоял! Никто не мог работать! Отдельно прибрежную полосу проверяли. В цеха забегали. «Кто его укрыл?! Куда вы его спрятали?!» «Кого?!»

– Такое творилось! Мы уж подумали, повторение январских событий, – отвечала женщина из числа возвращавшихся со смены.

– Ой, ужас. Не напоминай, – махала рукой другая.


* * *


О событиях, которые с ужасом вспоминали работники завода, Калинкова знала. Первого января вся их редакция, как и редакции всех других изданий Адмиральска, была на ушах. Журналистам, которые, как и все нормальные люди, отмечали Новый год, пришлось срочно выводить себя из расслабленного праздничного состояния, а кто принимал спиртное – трезветь, потому что город сотрясли жуткие и нетипичные для первых дней наступившего года события.

Всё началось в мае минувшего года. Строительная корпорация «Сити-Индастриал» предложила городу крупный инвестиционный проект, в рамках которого обещала провести модернизацию всех трёх судостроительных заводов. На втором, где когда-то изготавливали авианесущие крейсера, предлагалось соорудить малотоннажную верфь для строительства яхт и катеров. Учитывая, что заказы на авианосцы после развала СССР завод не получал и стапеля простаивали десятилетиями никем не востребованные, его директор был не против такого предложения. Предприятие и так уже находилось на грани банкротства и было вынуждено отказаться от части своей территории, передав её под склады хранения зерна, строительства элеватора и перегрузочного терминала. Третий судостроительный завод в последнее время и вовсе строил баржи для перевозки зерна и овощей. Проект модернизации включал в себя оснащение его современными технологиями по строительству судов тех же типов, что тоже было для него неплохо.

Абсолютно по-другому обстояло дело с проектом модернизации Первого судостроительного завода. Он находился практически в центре города и был тесно связан с Адмиральским кораблестроительным университетом. Наличие такой мощной и взаимосвязанной научно-производственной базы, а также выгодное месторасположение и завода, и вуза, «вдохновило» инвесторов на предложение построить между ними современный технопарк.

Первым, кто обратил внимание на некоторые нестыковки, был чиновник из мэрии Иван Стешкин – в прошлом инженер-конструктор, а ныне начальник управления земельных ресурсов. На одном из заседаний, на котором обсуждался инвестиционный проект, он указал на размытую фразу, которая содержалась в проекте – «территория, прилегающая к АКУ». Стешкин попросил уточнить, о какой именно территории идёт речь, в чьей собственности она находится и каковы её границы. Когда участники заседания сравнили данные инвестпроекта с данными Генплана Адмиральска, стало понятно, что технопарк имеет более значительные размеры, чем проговаривалось изначально, и будет занимать не только территорию пустыря между заводом и университетом, как об этом заявляли представители фирмы-инвестора, но и часть территории завода, где располагаются заводские строения и полигон с университетским оборудованием. Стешкин предложил мэру пригласить на встречу директора Первого судостроительного завода Караваева, так как принятие таких решений без его участия невозможно.

Оказалось, что с Караваевым эти моменты никто не согласовывал, все подготовительные работы велись за его спиной. Под документами стояли подписи ректора АКУ Тобольского, который не возражал против сноса университетского оборудования и строений, и профессора АКУ Альберта Графченко, который уверял, что университетское оборудование уже устарело и ни производственной, ни научной ценности не представляет. Но был один существенный нюанс, который и представители инвестора, и руководство АКУ старательно обходили стороной: земля под этими сооружениями принадлежала не университету, а заводу, и распоряжаться ею ректор вуза никак не мог.

Мэр дал задание Стешкину как начальнику управления земельных ресурсов подыскать для технопарка подходящий участок за счёт земельного фонда Адмиральска. А инвесторам дал письменный ответ, что их проект невозможно реализовать на запрашиваемой территории и в ближайшее время им подготовят другой земельный участок.

А в сентябре, когда мэр Колокольцев был в отпуске, в Адмиральске анонсировали мероприятие с пафосным и многообещающим названием: «Инвестиционный форум: из прошлого – в будущее». К участию в нём были приглашены руководители предприятий всех форм собственности и видов деятельности – всем предлагалось озвучить проблематику своей сферы и подать заявку на получение инвестиций. Была у этого «форума» и часть, которая держалась в секрете и преподносилась участникам как некий сюрприз – торжественное подписание меморандума о сотрудничестве судостроительных заводов Адмиральска с компанией «Сити-Индастриал».

Под вспышки фотокамер своими подписями документ скрепили вице-мэр Владимир Крючков и руководитель строительной корпорации Стефан Зарев – молодой представительный брюнет европейской внешности с правильными чертами лица, который, казалось, сошёл с обложки журнала про влиятельных и успешных людей. Крючков нахваливал инвестиционный проект, говоря о том, какие возможности он откроет для города в будущем. А Стефан Зарев рассказывал о своём восхищении Илоном Маском, который с детства был его кумиром, и говорил о том, что так же, как и он, намерен реализовывать амбициозные проекты, которые будут «двигать человечество по пути прогресса».

Ещё до того, как документ подписали директора судостроительных заводов, для подписи был приглашён ректор Адмиральского кораблестроительного университета Олег Тобольский. Это выглядело странно, ведь о модернизации университета речь пока не шла. Он рассыпался комплиментами, сказал, что счастлив работать «в одной команде с этим молодым, прекрасным, перспективным человеком», имея ввиду Стефана Зарева, и что технопарк, который будет сооружён при содействии АКУ, наконец, прославит Адмиральск не только как город корабелов, но и как город технологий будущего, подобно Силиконовой долине в США.

После этого меморандум должны были подписать директора судостроительных заводов. Их речи были более скупы и лаконичны и сводились к тому, что они, безусловно, рады обещанным поставкам нового оборудования, и выразили надежды, что простаивать оно не будет – намекая на новые заказы и заключение выгодных для своих предприятий контрактов.

Когда очередь дошла до директора Первого судостроительного завода, он демонстративно закрыл папку с соглашением, так и не поставив под ним своей подписи. Зрители сначала это восприняли за шутку и некий фарс, кто-то даже рассмеялся и захлопал в ладоши – вероятно подумав, что сейчас Караваев разразится бравурной речью о том, что как, мол, можно не поставить свою подпись под таким перспективным проектом. Однако спустя несколько мгновений смех и аплодисменты стихли: стало понятно, что в своём нежелании подписывать этот документ Караваев был твёрд и шутить не собирался.

– Неужели вы считали, что в более торжественной обстановке и при большей публичности я выскажу иное мнение, чем то, которое озвучивал ранее, когда мы встречались с инвесторами за закрытыми дверями? – сказал он, обращаясь к организаторам форума. – Я же сказал, что проект, который вы предлагаете, я подписывать не буду, и говорил это вам ещё весной. А в него, судя по тексту меморандума, которые вы даёте мне на подпись, не внесено ни единой правки. Технопарк по-прежнему планируется построить на заводской территории, отчуждать которую вы не имеете права.

Караваев посмотрел в сторону ректора АКУ Тобольского.

– Олег Афанасьевич! Ведь на этой территории находится оборудование вашего университета. Причём там есть уникальные образцы. Что будет с ним? Пойдёт под снос?

– Вы правильно выразились – университета. Не завода и не ваше, – попытался осадить его вице-мэр Владимир Крючков, который был тогда мрачнее тучи. – И решение по нему в АКУ уже принято. О чём и свидетельствует подпись, которую поставил под инвестиционным проектом его ректор. Почему вас так волнует университетское оборудование?

– Потому что летом ко мне приходили представители университета с просьбой посодействовать в его восстановлении. Сейчас же, насколько я понимаю, это всё предлагается отправить под снос.

– Объясните, пожалуйста, всем присутствующим: почему вы расписываетесь за чужое оборудование? – с нервной улыбкой говорил Крючков, полагая, что Караваев не сможет дать на это аргументированный ответ.

– Потому что на него завод выделил государственные деньги. На ВОССТАНОВЛЕНИЕ, о чём и просили меня, как директора завода, два члена учёного совета – руководитель научно-исследовательской группы и ведущий инженер. Из их рассказов я понял, что на учёном совете данный вопрос не обсуждался.

– Это их внутреннее дело. Какое вы имеете к этому отношение? – Крючков ещё пытался улыбаться, но уже выходил из себя.

– Потому что речь идёт о территории НАШЕГО предприятия! Насколько мне известно, начальник управления земельных ресурсов предложил инвестору два альтернативных земельных участка. Но он по-прежнему настаивает на строительстве технопарка именно здесь, где находится уникальное университетское оборудование.

– Это «уникальное оборудование» уже давно прогнило и поросло ржавчиной!

Крючков демонстративно расхохотался, бросая озорные взгляды на всех присутствующих – видимо, в надежде на их поддержку. Но его смех утонул в общем недопонимании.

– Что же касается «решения ректора», – продолжал Караваев, – то такие решения Тобольский не имеет права принимать единолично, без учёта мнения учёного совета. И тем более игнорируя позицию нашего предприятия. Как директор Первого судостроительного завода от подписания данного Меморандума я отказываюсь! – закончил свою речь Караваев под гробовое молчание присутствующих.

Он взял свой портфель и под вспышки фотокамер направился к выходу из зала.

– Вы понимаете, что вы всех этим подставляете! – бросил ему вдогонку первый вице-мэр. – Вы предаёте свой завод, своих коллег, предаёте весь город! Из-за вашего позорного демарша другие заводы не смогут рассчитывать на получение инвестиций и переоборудование!!!

– Это почему же? – повернулся, дойдя до дверей, Семён Караваев. – Директора других заводов поставили свои подписи под соглашением. Ничто не мешает компании «Сити-Индастриал» приступить к их модернизации. Или весь инвестпроект был задуман только ради того, чтобы дать возможность этой фирме зайти на территорию именно НАШЕГО предприятия?

Последнюю фразу Караваев произнёс, скорее, как сарказм, а не как заявление. Но по резко изменившемуся лицу вице-мэра было видно, что он попал в точку.

А 18 декабря состоялась сессия городского совета, на которой депутаты должны были утвердить бюджет города на следующий год. Мэр с ещё несколькими чиновниками в это время был в командировке в Японии, где обсуждали вопрос предоставления Адмиральску кредита под строительство объездного моста, и провести эту сессию он планировал позже. О решении вице-мэра Крючкова перенести бюджетную сессию на более раннюю дату, мэр узнал уже по факту и был этим крайне недоволен, но поделать ничего уже не мог.

Однако срочность её проведения Крючков объяснил тем, что компания «Сити-Индастриал» предоставляет городу большие инвестиции для модернизации судостроительных заводов, и до 20 декабря горсовет должен принять решение об утверждении инвестпроекта и готовности принять эти средства на свой баланс.

На эту сессию был неожиданно вызван директор Первого судостроительного завода Семён Караваев. Ника помнила его ожесточённый спор с первым вице-мэром Владимиром Крючковым, который в отсутствие мэра Леонида Колокольцева вёл эту сессию. Он кричал:

– Город рискует лишиться масштабных инвестиций, которые нам предлагает международная строительная корпорация! Из-за самоуправства директора завода, который тормозит процесс! Вам деньги плывут прямо в руки, а вы так бездарно их прохлопываете!

– В данном случае деньги прохлопываете вы. За это время вы могли убедить инвестора рассмотреть альтернативные варианты с подходящей логистикой, – оппонировал Караваев.

– Двое ваших коллег всё подписали! Один только вы встали в позу!

– Потому что территорий других заводов, которые возглавляют мои коллеги, это не коснулось. А у нас хотят снести действующее оборудование, часть корпусов и распорядиться нашей землёй.

– Что сносить?! Чем распорядиться?! – бил кулаком об стол разъярённый вице-мэр. – Этим старьём – полусгнившим, полуразрушенным?!

– Ещё раз повторяю. Наличие технопарка на территории судостроительного завода не предусматривается.

– А эти ржавые конструкции и обугленные коробки – предусматриваются?! – неистовствовал Крючков.

Председатель бюджетной комиссии предложил принять проект решения за основу, дав пять дней на его доработку, так как в противном случае город рискует потерять инвестиции, которые помогли бы судостроительным заводам решить свои многолетние проблемы. Однако председатель комиссии по промышленности Наталья Кодыма, которая славилась своей поддержкой судостроительных заводов, заявила, что даже за основу такой проект решения быть принят не может, так как в самой своей сути содержит нарушение: не может город санкционировать строительство на земле, которая ему не принадлежит, ещё и брать на это деньги, так как в будущем это решение может быть обжаловано в суде. И предложила представителям инвестора разделить проект на составные части, выразив уверенность, что по Второму и Третьему судостроительным заводам сложностей не возникнет.

Однако Крючков, повысив голос, начал доказывать, что не могут депутаты указывать инвестору, где и как ему тратить свои деньги. Из-за чего возникла перепалка уже с Кодымой, которая пыталась выяснить, почему инвестор заинтересован в строительстве технопарка именно на территории Первого судостроительного завода и почему были проигнорированы предложения земельного управления, в которых предлагались альтернативные участки.

На второй день сессии вице-мэр Владимир Крючков вынес на утверждение проект обращения депутатов Адмиральского городского совета к министру обороны Причерномории, в котором содержалась настоятельная просьба рассмотреть целесообразность пребывания Караваева в должности директора Первого судостроительного завода, учитывая его позицию, «вызывающую большое недоверие и возмущение у депутатов», а также указывающую на его «незаинтересованность в развитии и модернизации предприятия», что может привести к «невозможности выполнения предприятием государственных заказов в оборонной сфере в дальнейшем» и, как следствие, «ставит под угрозу обороноспособность страны». Принимать такое обращение депутаты отказались. А Кодыма потребовала «не приписывать депутатам того, чего они не говорили», после чего и вовсе выступила с предложением поставить на голосование вопрос о целесообразности пребывания Крючкова на посту вице-мэра.

Гневное письмо, тем не менее, всё же ушло в министерство, но за подписью лично вице-мэра Крючкова и пятерых депутатов из подконтрольной ему фракции.

А уже 29 декабря, через десять дней после скандальной сессии, в Министерстве вышло распоряжение об увольнении директора Адмиральского судостроительного завода №1 Семёна Караваева и назначении на эту должность некоего Анатолия Сердюкова. Что это за человек, на заводе никто не знал, с трудовым коллективом его кандидатуру не согласовывали. Добавил возмущения тот факт, что никакого отношения к судостроению он не имеет – работал в строительной отрасли, более того – имеет прямое отношение к компании «Сити-Индастриал» и участвовал в разработке проекта технопарка.

После распоряжения о снятии Семёна Караваева с должности директора, профсоюз Первого судостроительного завода, который возглавлял Николай Архипов, объявил забастовку, а делегация заводчан во главе с заместителем главы профсоюзного комитета Агатой Мичман отправилась в столицу и развернула перед зданием министерства палаточный лагерь, требуя отмены незаконных распоряжений.

С ними встретился заместитель министра обороны Причерномории. Выслушав заводчан, он согласился с их доводами, сказал, что решение о смене директора Адмиральского судостроительного завода №1, возможно, преждевременно, и пообещал, что пока утверждение кандидатуры Сердюкова не пройдёт все процедуры и согласования, выполнение распоряжения о его назначении будет поставлено на паузу.

Заводчане решили не расслабляться – и остались в столице «до победного конца». В протесте их поддержали многие другие профсоюзы и общественные организации. Каждый день под министерством проходили митинги, о которых писали столичные СМИ. Калинкова регулярно созванивалась с Агатой Мичман, беря у неё комментарии.

В Адмиральске же тем временем стали происходить странные вещи. 1 января по городу начали распространяться слухи, что на Первом судостроительном заводе творится что-то непонятное. Никто из тех, кто работал в новогоднюю ночь, со смены не вернулся. С теми же, кто ушёл на смену утром 1 января, пропала связь. Ни до первых, ни до вторых дозвониться было невозможно.

Обеспокоенные родственники начали звонить на завод. Часть номеров, до которых они всегда дозванивались, не отвечала. В приёмной директора вместо секретаря незнакомый голос – почему-то мужской – отвечал, что вскоре состоится представление нового директора, и по этому случаю на завод прибыл якобы сам министр. А отсутствие мобильной связи на территории предприятия объяснял мерами безопасности.

Информация о приезде целого министра тут же просочилась в СМИ и вызвала среди них оживление. Во-первых, о приезде таких высокопоставленных чиновников им обычно сообщают заранее, и такие мероприятия всегда освещаются. Здесь же оказывалось, что никого из журналистов не позвали и о приезде министра, который собирался представить новоназначенного директора, не сообщили, что выглядело довольно странно.

Во-вторых, зачем на заводе понадобилось включать «глушилки» мобильной связи? Если это действительно было сделано из соображений безопасности, то в связи с чем?

А в-третьих… Какое назначение? Заводчанам же пообещали, что пока не будут пройдены все процедуры, Сердюкова никто не назначит. Получается, их обманули?..

Громов тогда направил Калинкову к заводу, а сам позвонил Мичман. О том, что с рабочими пропала связь, она уже знала. Но о том, что на заводе представляют нового директора, ей ничего известно не было. Она тут же обратилась в министерство, но её уверили, что министр в столице, и никакой поездки в Адмиральск не планировал.

Было ясно, что кто-то врёт. Но кто?

Находившиеся в Адмиральске журналисты тут же потянулись к Первому судостроительному – выяснять, что же всё-таки происходит. Никаких фешенебельных машин, на каких обычно ездят первые лица государства, у проходной завода не было. Впрочем, они могли заехать и вовнутрь. Проходная завода была закрыта и зачем-то обложена с внутренней стороны мешками с песком. Но зачем? Чтобы никто не мог зайти? «Или выйти!» – мелькнула в голове Калинковой ещё более ужасная мысль.

Ника тогда залезла на забор, как делала уже неоднократно, и была потрясена увиденным: на заводе шла настоящая бойня. Люди в масках бегали с оружием по территории предприятия, а в рабочих, которые пытались им противодействовать, бросали взрывпакеты.

Через несколько минут на аллею, где находился этот лаз, подъехали сразу два экипажа полиции. Калинкову они тогда буквально стащили с забора, выясняя, с какой целью и для кого она снимает оборонное предприятие.

Дрожащими от волнения руками журналистка начала показывать им видео всего того, что она сняла на заводе – в надежде, что правоохранители как-то на это отреагируют. Однако те начали отбирать у неё фотокамеру, повторяя, как мантру, что это – стратегический объект и съёмка запрещена.

Её уже готовились упаковывать в машину и везти в райотдел. Но вдруг в их сторону, услышав крики Калинковой, начала бежать съёмочная группа отдела новостей телеканала «Фарватер» – худенькая журналистка с рыжей кудрявой головой – Юлия Алютина, и огромный, как богатырь, телеоператор Михаил Потапов. Он держал камеру на плече и снимал, как полицейские заталкивают их коллегу в машину, но та кричит и сопротивляется. Левой рукой Потапов оттолкнул двух полицейских, словно щенков, и встал между ними, заслоняя собой Веронику и продолжая вести съёмку.

Один из полицейских попытался распылить газовый баллончик, другой направил на Потапова табельное оружие. И тут с обратной стороны аллеи показалась ещё одна группа журналистов – скандально известный телеведущий Герман Галактионов со своим оператором Сергеем Комаровым. Тот тоже включил камеру и снимал уже, как полицейские наносят удары Потапову и пытаются вытащить из-за его спины кричащую Калинкову. Её закрывала маленькая и худенькая Алютина, которая, несмотря на свою комплекцию, обладала громким и пронзительным голосом, звонким, как полицейская сирена.

– Там людей убивают! – кричала она, указывая на высокую стену из ракушняка. – А вы сражаетесь с журналистами, которые пытаются это показать?!

Когда на забор заскочил Герман Галактионов с радиомикрофоном и начал вести репортаж уже оттуда, стало ясно, что задерживать Калинкову потеряло всякий смысл. Галактионов специализировался на развлекательных и политических телешоу, самым рейтинговым из которых была его авторская программа «Коридоры». В ней он освещал конфликты власти и жителей города, рассказывал о превышении полномочий правоохранителями и проводил журналистские расследования. Поняв, что оскандалились, полицейские поспешили ретироваться.

Очень скоро информация о том, что на заводе орудуют непонятные вооружённые лица, и что рабочие находятся у них в заложниках, появилась во всех адмиральских СМИ. Ника помнила, сколько раз и она, и другие журналисты пытались получить хоть какой-то комментарий от городского управления полиции и ДГБ. На все звонки и письма по электронной почте и в мессенджерах их просили «не поднимать панику» и «не поддаваться на провокации», а также обещали, что вся интересующая их информация будет «дана позже». Силовики уверяли, что ситуация под контролем, а если в действиях какой-то из сторон обнаружится нарушение законов, виновные обязательно будут привлечены к ответственности.

Ника тогда попросила своего крёстного – военкора Ярослава Пожарского – посодействовать, чтобы о силовом захвате завода в Адмиральске узнали и за границей. Он тогда при ней позвонил своему давнему другу – французскому журналисту Пьеру Маре, с которым когда-то работал, освещая военный конфликт на Балканах. От увиденных кадров, снятых Калинковой, Маре пришёл в ужас. Но сказал, что поскольку сейчас он находится в командировке на Ближнем Востоке, в Адмиральск вылетит его помощник, который уже не раз снимал для Маре кадры вооружённых конфликтов.

А через два дня информация о силовом захвате судостроительного завода в Адмиральске облетела все мировые СМИ. Иллюстрировались эти новости фотографиями известного французского информагентства “Nouvelles du monde”. На снимках было видно, как из заводского цеха группа людей в масках выводит женщин. Судя по лицам, они рыдали и молили о помощи. Из-за стен цехов и других производственных помещений поднимались столбы дыма. На некоторых кадрах была зафиксирована группа поджигателей в масках, которая обливала бензином помещение. Из его окон – с глазами, полными ужаса – выглядывали люди.

Но особенно шокировали снимки, на которых были зафиксированы тела погибших. Двое с повреждениями, характерными для падения с большой высоты. Несколько тел внутри одного из цехов со следами ожогов. Фото мёртвого мужчины в спецовке с логотипом первого судостроительного завода, которая была забрызгана кровью. Судя по всему, его забили насмерть.

В Адмиральске эти снимки возымели эффект разорвавшейся бомбы. Все улицы вокруг завода вмиг были обнесены заградительной лентой, на всех подъездах и подходах к нему были выставлены кордоны полиции. В некоторых местах им приходилось сдерживать натиск горожан, которые пытались с криками и слезами прорваться к заводу.

Скрывать состояние дел на заводе было уже невозможно – и чтобы снять накал страстей, руководители правоохранительных структур решили провести пресс-конференцию. Начальник Адмиральского городского управления полиции Данил Варфоломеевич Пастыка сообщил, что открыто уголовное дело по статье о массовых беспорядках. Однако всю ответственность за «массовые беспорядки» он переложил на бастующих рабочих, которые отказывались выполнять приказы руководства, а в новогоднюю ночь и вовсе «устроили саботаж», начав выяснять отношения с охраной. Когда их призвали к порядку и потребовали разойтись по рабочим местам, они закрылись в цехах и стали выводить из строя оборудование. В слесарном цехе и вовсе подожгли складское помещение, в котором хранились заготовки из ДСП, а когда пламя разгорелось, не смогли выбраться наружу. Помощь им оказать не успели, поскольку они закрылись изнутри. В результате пятеро рабочих сгорели заживо, ещё двое задохнулись продуктами горения.

Также, по словам Пастыки, несколько рабочих распивали спиртные напитки и между ними возникла перепалка, в ходе которой они насмерть забили своего коллегу, а после продолжили выяснять отношения на крыше уже между собой. В результате один столкнул другого с крыши и не удержался сам.

На вопрос главреда «Баррикад» Александра Громова, действительно ли за эти дни им не поступило ни одного заявления о происходящем на заводе, начальник городского управления полиции был вынужден признаться, что в ночь на 1 января им звонил «гражданин Караваев». На место прибыл наряд полиции, взял пояснения у представителей охраны. А вот заявителя на месте они не обнаружили и связаться с ним не смогли. Охрана же объяснила, что посторонние лица на предприятии замечены не были. Беспорядки на заводе действительно происходили, но со стороны рабочих, которые саботировали работу предприятия. Инцидент с поджогом слесарного цеха они прокомментировали так: «Сами себя сожгли»…


* * *


– А тебя я, между прочим, тоже здесь тогда видел. Как ты снимала завод, а легавые стаскивали тебя едва ли не за ноги… – прервал дедушка Гриша воспоминания журналистки. – Я ещё тогда обратил на тебя внимание. Все тогда утёрли нос и чего-то ждали. Одна ты пыталась что-то выяснить. Ты и ещё пара-тройка твоих коллег.

Когда они подходили к проходной, перед ними проехала ещё одна машина. Но шли они такой большой компанией работяг, что никто из этих странных людей подойти к ним близко не решился.

Тем временем к потоку рабочих стали примешиваться отдельные фигуры в чёрном.

– Вот смотри, сколько их ходит, – показал рукой старик. – И все из конторы. Эти по гражданке, но тоже оттуда. Прям десятки! Как мухи на говно слетелись.

– А вы что, их всех знаете?

– Тех, кто постарше, знаю. Но они хоть маскироваться умели: в упор будешь смотреть – не поймёшь! А эти, молодые… Погляди на них – все на одно лицо. У меня уже глаз на них намётан. Я их сразу отличаю.

– А как? Если человек ничем себя не выдаёт, как можно понять, что он – из этих? – полушёпотом спрашивала Ника, предчувствуя, что в будущем ей эта информация пригодится.

– Ну у тебя же, когда ты видишь собаку, не возникает сомнений, что это – собака. Так и я этих гэбнявых за версту чую. Ходят в одинаковой одежде, у всех одинаковый взгляд, одинаковые повадки. Даже внешность одинаковая… Вот в наше время государственная безопасность – это было целое искусство! За тобой могли так следить, что ты и не заметишь! Маскировка была на высшем уровне! Талант и навык там требовался не меньше, чем у актёра, каскадёра и режиссёра-постановщика в одном лице! Внедрялись в группировки, добывали позывные, места расположения, другую ценную информацию прямо под носом у объектов наблюдения. Преступники с толку сбивались, кто же их сдал. А их накрывали внедренцы у них же в тылу! А сейчас что? Ведут себя нагло, бросаются на людей. Тьфу! И всё у них прям чёрное. И одежда, и машины. Наверное, чтобы боялись. И душонка за всем этим тоже чернючая. Ибо порядочный человек, со светлой душой, так бы себя не вёл. Да и на службу эту сейчас такой человек не пошёл бы. А пойдёт – там его быстро перекрасят. Будет такой же чёрный. – Старик говорил достаточно громко, так что идущие за ними люди вполне могли его слышать. – Да что я тебе рассказываю? Сама же видела.

У людей, на которых указал Григорий, вид действительно был особый – чёрные пиджачки, у некоторых зачем-то солнцезащитные очки, хотя утреннее солнце светило не так ярко. Ника предположила, что они их надевают, когда выходят к скоплению людей, чтобы их было трудно узнать. Однако даже по этим внешним атрибутам нетрудно было догадаться о профессиональной принадлежности этих «людей в чёрном», как их, по аналогии с персонажами известного фильма, называли простые люди. И выглядели они так же, как и те двое, которые подсаживались к ней в трамвае, а затем пытались её оттуда выволочь.

Кто-то из них пристально смотрел по сторонам, спрятав руки в карманы брюк. Кто-то держал возле уха мобильный, кому-то докладывая или что-то уточняя. Но в целом выглядели они практически одинаково. Даже взгляд у них был один и тот же – пристальный и зловещий, как у хищника, высматривающего добычу.

И один из этих взглядов сейчас был устремлён прямо на неё. Ника испугалась. Ей показалось, что человек, который неотрывно на неё смотрел, даже знал, кто она. Не спуская с неё глаз, этот человек подошёл к другому сотруднику, который говорил кому-то что-то по мобильному – и теперь на неё был устремлён и его взгляд тоже.

– А как ты считаешь, почему они прицепились именно к тебе? – спросил старик, цепко поглядывая на следящих за ними людей. – Почему ты стала объектом их пристального внимания? Ты же вроде как законопослушный, добропорядочный гражданин. Не шпион, не провокатор. Что в тебе такого, что они не побоялись тебя, на глазах у меня, водителя трамвая и других посторонних, так настырно вытаскивать из вагона, блокируя при этом движение транспорта? Ведь сработали они сегодня очень грязно. Что их заставило на это пойти? Я же должен понимать, за кого я вступился? Что в тебе такого? Чем ты им можешь быть так интересна?

– Ну… Я не знаю… – пожала плечами журналистка.

– Да всё ты знаешь, – посмотрел на неё с прищуром старик. – Ты же от чего-то сбежала? Не просто же села в трамвай, явно не понимая, куда тебе ехать. Ты пыталась именно скрыться. От них. Вот я и пытаюсь у тебя выяснить, чем ты вызвала у гэбнявых такой интерес. Раз убежала, значит чего-то боялась. Предполагала, что тебя ищут. За что они тебя могли искать?

Ника молчала, растерянно глядя на деда.

– Вижу, тайны ты хранить умеешь. Это хорошо. Но чтобы ты сама себя не корила, давай я тебе подскажу. Ты на заводе вчера была?

– Я – на заводе?..

– Ну была ведь. И на кран лазила, и сияние над вышкой снимала.

Старик говорил так, словно лично был свидетелем их вчерашней вылазки на завод.

– Снимала, – сдалась под его натиском Ника.

– И не только сияние, но и человека, который выбегал из операторской и пытался скрыться.

– Да, – сказала Ника, уже догадываясь (и даже надеясь), что этот дедушка может быть связан либо с доцентом Столяровым, либо с Агатой Мичман.

– Так вот. Ты тут давеча за всех переживала – то за меня, то за водителя. А главного не учла. У человека, которого ты сняла на видео, могут быть большие проблемы. Похлеще, чем у тебя и чем у нас с Вадиком. Вот за кого действительно стоит переживать.

– А вы его знаете?

– Скорее догадываюсь, откуда ноги могут расти, – вдумчиво произнёс старик. – Как ты думаешь, если бы это оборудование действительно снесли, кому больше всего было бы обидно?

– Ну, вам, заводчанам, – предположила Ника. – Университету. Это же всё-таки их оборудование.

– Ты в корень зри, – ухмылялся старик.

Ника пожала плечами, а старик продолжил:

– Представь: ты художник, ты пишешь картину. Такую красивую, замечательную. А какие-то уроды её хотят порвать, растоптать, выбросить на помойку. Кому от этого будет обиднее всего?

– Мне, как художнику.

– А применительно к той установке, что на вышке? Её ведь делал не художник.

– Вы хотите сказать, изобретателю? – сказала Ника и сама опешила от своего предположения.

Дед рассмеялся и похлопал её по плечу.

– Изобретателю уже никак не будет. Он мёртв. Но ход мыслей у тебя правильный.

– А как изобретателю может быть обидно, если он умер? – неуверенно задала уточняющий вопрос Ника, предположив, что дед намеренно ведёт её к какому-то умозаключению.

– А если картина не дописана? – всё так же улыбаясь и щурясь спросил старик.

– Получается, тому, кто её дописал?

– Или дописывает, – поправил Григорий.

– Теперь понятно, зачем ему этот запуск был нужен, – предположила Ника. – Хотел доказать, что оборудование рабочее и что демонтировать его нельзя…

– Поступок, конечно, рисковый, чреват последствиями. Но чтобы ты понимала: то, что он устроил на вышке, он сделал скорее от большого отчаяния, чем от небольшого ума. Теперь снести это оборудование будет сложнее, – лукаво улыбаясь и щуря глазом, говорил Григорий.

– Так а что за оборудование-то находится на той вышке?

Рот деда растянулся в улыбке, словно она сказала то, что он хотел от неё услышать.

– Ты что-нибудь знаешь о загоризонтной системе лазерного поражения «Северное Сияние»?

Ника отрицательно покачала головой.

– Ну ещё бы, информация секретная и оборудование тоже. В Советском Союзе за разглашение о таком и сесть можно было.

– Вы хотите сказать, что оборудование, которое установлено на вышке, и есть то самое «Северное Сияние»?

– Браво! – Старик захлопал в ладоши. – А теперь хочешь, дам тебе дельный совет? Ты бы это видео, которое вчера наснимала, куда-то спрятала и не светила им. Если действительно за судьбу завода ратуешь, а не сенсации ищешь.

– Так если это было видно не только на заводе… и если его снимали другие люди, как рассказывала тётя Маша… – заволновалась Ника.

– Другие люди снимали свечение. Но ты же не только его сняла, верно? – Дедушка её не осуждал. – Само сияние ни о чём не говорит. Это может быть всё что угодно – начиная от подсветки и заканчивая сильнейшими магнитными бурями, которые способствовали тому, что это явление дошло и до наших широт. А ты снимала человека. И по твоему видео его можно опознать. Идентифицировать, говоря на их языке.

Ника снова огляделась по сторонам. Ей показалось, что чёрные люди начали окружать их с дедушкой уже со всех сторон, и это кольцо постепенно сжималось.

– Так что их целью была не столько ты, сколько видео, которое содержалось у тебя на телефоне, – подытожил Григорий. – Потому что их камеры, установленные на заводе, каким-то образом не сработали, и видеофиксации запуска оборудования, как и того, кто это сделал, у них нет. Вот за твоей записью они и гоняются. Так что постарайся сделать всё, чтобы это видео к ним не попало.

И тут до Ники стало доходить, зачем Агата удалила эти файлы с её телефона.

А тем временем люди чёрном уже направились в её сторону, не спуская с журналистки взгляда. Внутри у Ники всё похолодело. Её лицо стало совсем бледным, и только синяк на левой части лица выделялся огромным багровым пятном.

И вдруг Калинкова увидела, как по аллейке, на которой она стояла, со стороны проходной завода движется микроавтобус «Рено Трафик» с символикой телеканала «Фарватер», и в него практически на ходу запрыгивает с камерой на штативе оператор. Подняться ему помогла журналистка с рыжими кудрявыми волосами – это были те самые Михаил Потапов и Юлия Алютина, которые в январе помогли ей отбиться от «легавых», как называл их дедушка Гриша.

Старик в фуфайке подошёл к дороге и взмахнул рукой, останавливая микроавтобус телевизионщиков.

– Ребята, вы сейчас не в центр едете?

– В центр. А что?

– Девчонку эту знаете?

– Конечно.

– Подвезите её до работы. А то она травмировалась, бедненькая…

Подвезти коллегу из «Баррикад» труда для них не составляло, тем более что редакция находилась недалеко от завода, практически по пути.

Когда она уже села на задний ряд, оказавшись рядом с Алютиной, глаза у той расширились.

– Боже, Ника, что с тобой случилось? – спросила телевизионщица, глядя на лицо коллеги. – Откуда у тебя такой синяк?

– Упала, – сухо ответила та, не желая озвучивать обстоятельства своего падения.

– А что ты здесь делаешь? У тебя же гематома на голове! Это Громов тебя в таком состоянии сюда отправил?

– Нет. Он не знает.

– Как это не знает? Ты что, ему ничего не сказала? – Голос Алютиной приобрёл оттенок возмущения.

– О том, что я здесь, не сказала.

– Ника! Об этом говорят в первую очередь! – негодующим тоном принялась наставлять молодую коллегу Алютина. – Если ты ударилась, травмировалась, это совершенно нормально – поставить в известность начальника, что ты работать не можешь! Это же не просто какая-то прихоть! Ну представь – приходишь на интервью, а у тебя такой вид!

Тут с переднего сиденья повернулся оператор Потапов.

– Да при чём тут вид? Работать как она будет? Даже если она замажет этот бланш тональным кремом и его не будет не видно. А если она вдруг плюхнется во время этого интервью? Если ей станет плохо – солнце пригреет, душно станет в помещении… Это серьёзные вещи! С этим шутить нельзя!

Ника посмотрела на себя в зеркале заднего вида и ужаснулась – синяк расплылся по левой стороне лица, и если бы это был конец октября, а не начало марта, ей можно было бы выходить на Хэллоуин без всякого макияжа.

В этом зеркале она увидела и другую, более тревожную для себя картину. За ними ехал автомобиль. Чёрный.

– Это что ещё за хвост? – опасливо поинтересовался водитель.

– ДГБ. Номеров, что ли, не видишь? – недовольно пробурчал Потапов, оглядываясь назад с переднего пассажирского сиденья.

– Нахрена? Нас же осматривали при входе на завод, – тут же снедовольничала Алютина.

– Может, остановиться? Спросить, что им нужно? – постарался проявить гражданскую сознательность водитель.

– Не надо. Поехали, – буркнул, махнув рукой, оператор. – А то сейчас начнётся: покажите, что вы наснимали… То удалите, а это в эфир не давайте… Они это любят. Пусть идут нахер. Они и так уже отличились возле Второго судостроительного. Блюстители порядка херовы.

– А… что возле Второго судостроительного? – осторожно поинтересовалась Ника.

– Поставили машину на рельсах, – ответил оператор, всё так же недовольно оглядываясь назад. – Трамвай её снёс. А перед этим какого-то деда избили.

– Прямо в трамвае. Представляешь? – звонким голоском добавила Алютина. – На глазах у десятков людей.

– Туда поехали Галактионов с Комаровым. Так что смотри вечером «Коридоры». Как дэгэбисты трамвай изнутри раскурочили и напали на водителя и пассажира.

Потапов достал свою камеру и высунул её в окно, которое перед этим открыл – начал снимать машину со спецномерами, преследующую их микроавтобус. Автомобиль ДГБ практически сразу же оторвался. Или сидящие в нём передумали за ними ехать, или поехали по другой улице.

Нике было беспокойно. Она догадывалась, что едут, скорее всего, за ней. И если бы не телевизионщики, выехать с территории завода самой ей бы, наверное, уже и не дали. И подсобил ей в этом тот самый дедушка Гриша. Который перед этим помог ей вырваться из цепких лап дэгэбистов.

Ника пришла к выводу, что этот неприглядного вида старик в рабочей фуфайке был чересчур осведомлён. Вещи, о которых он говорил, могут быть известны людям, имеющим допуск к такой информации. Предположить, что простой кочегар обладает такими знаниями, ей было сложно. Или он не только кочегар? Или не кочегар вовсе!

Возможно, когда-то этот старик имел дело с тем самым оборудованием, про которое ей рассказывал, а сейчас на пенсии и работает кочегаром. Калинкова даже загорелась идеей спросить об этом дедушке Грише у Агаты. Ведь если его знают другие рабочие, она, глава профсоюза, уж не может не знать.


* * *


Телеоператор Потапов проводил Калинкову до двери редакции «Баррикад». Они поднялась на второй этаж. Попрощавшись с Потаповым, Ника закрыла дверь с внутренней стороны. Она знала, что если придут свои, то откроют ключом, а посетителей в такую рань ещё нет.

Ника включила компьютер. После слов дедушки Гриши ей было тревожно, ведь инцидент на заводе снимала не только она, но и Артур! Причём не на телефон, как Ника, а на профессиональную фотокамеру! Журналистка очень волновалась за парня на вышке, и, вспомнив свой ночной сон, загорелась желанием удалить с сайта снимки и видео, по которым парня можно было опознать, пока до него не добрались сотрудники ДГБ.

Однако, пролистав новостную ленту, она увидела только материал о незаконном сносе заводских корпусов, написанный, судя по стилю, их главным редактором. Репортаж получился скандальным, собрал едва ли не рекордное количество просмотров, сотни возмущённых комментариев и десятки репостов. Но ни про вышку, ни про несанкционированный запуск оборудования в нём ничего не было. Более того – ни одного снимка вышки в репортаже Ника не увидела, хотя Артур её снимал активно, и ради более выгодных кадров даже лез на кран.

Получается, что эту информацию либо вообще не ставили на сайт, либо потом удалили. Отдавая дань дальновидности и принципиальности своего главреда, Ника остановилась на первой версии. Предположение о том, что оборудование на вышке действительно могло быть секретным, находило очередное подтверждение.

Калинкова стала забивать в поисковик запрос «Северное сияние». На экране появились ссылки на различные сайты и ряд красивых фотоснимков с небом, охваченным разноцветным заревом. Ника для себя отметила, что это невероятно похоже на то, что она видела с Артуром, находясь вчера вечером рядом с вышкой. И ещё больше похоже на то, что она видела во сне. Зайдя на пару сайтов, она увидела пояснения, что такое северное сияние, как это явление происходит. Но это было не то, что она искала.

Тогда к словосочетанию в поисковом запросе она добавила слова «установка», «загоризонтная система» и «оборудование». Поисковик её вывел на какой-то старый – старше, чем она сама – сайт «Наследие СССР». Он был выполнен на старой разметке, в которой публиковались статьи во всемирной паутине ещё в 90-х и начале 2000-х. Фотографии были свёрстаны вместе с текстовыми блоками, их невозможно было увеличить при нажатии курсором. Речь на сайте шла об уникальных достижениях СССР, в том числе и в военной сфере, которым в мире нет аналогов. На одной из вкладок она обнаружила фразу, которую слышала слово в слово от дедушки Гриши, – «Загоризонтная система лазерного поражения «Северное Сияние».

«Единственный такой аппарат был построен в Адмиральске в 1989 году», – говорилось на сайте. В материале было несколько старых, обесцвеченных фотографий, на которых Ника узнала ту самую вышку, и несколько фото самого оборудования в процессе его монтажа.

Было также несколько фото учёных, которые работали над этой установкой. Один групповой снимок – в лучших традициях того времени: инженеры стояли на фоне той самой вышки. На других фото они работали над отдельными её элементами – кто-то сидел за пультом, кто-то стоял с указкой рядом с чертежами, обсуждая что-то с коллегами. Ника начала разглядывать лица на фото. На одной из фотографий она узнала молодую Агату Мичман – в прошлом инженера-конструктора, а ныне председателя профсоюза Первого судостроительного завода. Одного из мужчин, но уже постаревшего, она неоднократно видела в мэрии. Это был начальник управления земельных ресурсов Иван Стешкин, в прошлом тоже инженер-конструктор. На фото он был значительно моложе (ведь прошло почти сорок лет), но черты лица узнавались. Других журналистка не знала.

Наконец, Ника дошла до фотографии, где трое участников были подписаны. Инженеры Иван Стешкин и Агата Мичман, а также руководитель конструкторской группы Милош Лучич. Ника начала искать информацию о руководителе группы, вбив в поиск его имя и фамилию. Поисковик направил её на ряд сербских сайтов. На одной из публикаций она увидела фотографию этого же черноволосого изобретателя с улыбчивым лицом, так похожего на молодого Николу Теслу, только без усов. Под фотографией значилась надпись: «Рођен двадесет седмог јуна хиљаду деветсто седамдесет. Умро је шести априла хиљаду деветсто деведесет девете». Сербского языка Ника не знала, но онлайн-переводчик дал ей понять, что это дата рождения и дата смерти – 27 июня 1970 года и 6 апреля 1999 года соответственно.

Очередная ссылка вывела её на сайт Адмиральского кораблестроительного университета. Ника обрадовалась, найдя наконец информацию на родном языке. На сайте АКУ говорилось, что Милош Лучич с 1987 по 1999 год работал в АКУ и возглавлял научную группу, которая в числе прочего занималась «лазерными системами, необходимыми для исследования космического пространства и очистке околоземной орбиты от космического мусора».

Ника удивилась такой странной трактовке на официальном сайте ведущего технического вуза страны, но вспомнила, что в тот момент ЗСЛП «Северное Сияние» было засекречено. Уникальное оборудование, которое разрабатывалось для поражения целей за горизонтом, было замаскировано под такое, целью которого стоит очистка орбитального пространства. Вдумавшись во фразу глубже, Ника поняла, что авторы публикации и не соврали. Ведь если речь шла про вражеские спутники космической разведки, которые летали над территорией Советского Союза, они вполне подходили под определение орбитального мусора.

В том же материале было написано, что эта установка располагалась на вышке на территории Первого судостроительного завода, потом планировалось, что она будет установлена на специально подготовленное судно «для лучшей мобильности и маневренности». Для этого Адмиральским кораблестроительным университетом совместно с КБ «Ингульское» был разработан проект научно-исследовательского судна «Юрий Гагарин», который включал в себя выполнение поставленных задач. На нём и должна была находиться ЗСЛП «Северное Сияние». Всё это было проиллюстрировано эскизными проектами и фотографиями. Ника всматривалась в каждый снимок, пытаясь выхватить важное, заметить детали.

С одной из фотографий на неё смотрел всё тот же изобретатель – Милош Лучич. Здесь он был совсем молодой, чуть старше её самой. На лоб падали отросшие чёрные волосы. Его лицо с заострённым подбородком было обращено к ней, а губы слегка приоткрыты, будто он что-то намеревался сказать. Но больше всего Нику поразили глаза. Цвета глубокого космоса с мерцающими в нём синими вспышками. Зрачки как два чёрных зеркала. Ника смотрела и не могла оторваться от этого взгляда. Он проникал в её душу, словно изобретатель пытался мысленно что-то донести именно ей, чтобы она увидела то, что видит он.

Ника закрыла глаза. Образы из фотографий словно ожили, представая в её мыслях кадрами старой кинохроники.

Милош Лучич стоит в лаборатории за кульманом с карандашом и дорабатывает чертёж. Молодой аккуратного вида парень в очках, вероятно его студент или помощник, смотрит на чертёж не отрывая глаз.

Пультовая. Перед ним странная панель с прозрачными кнопками и рычагами. Как только он передвигает рычаг, кнопка загорается определённым цветом. Движение рычагов меняет яркость и цвет кнопки. Заходит изящная и грациозная женщина с волнистыми рыжими волосами ниже лопаток. Приветствует его по имени. Надевает белый халат, закалывает свои шикарные волосы, поднимается к аппаратуре и начинает вместе с ним вращать рычаги.

Конструктор возле вышки на заводе. К нему подходит высокий представительный мужчина с мягким лицом и очень сосредоточенными глазами. Его светло-русые волосы чуть тронуты сединой. Они оба в тёплых защитных куртках. Перед ними металлическая лестница, ведущая на ту самую вышку. Они лезут вверх. Высокий мужчина открывает операторскую и они заходят внутрь, садятся за пульты, включают мониторы, запускают оборудование. Ника видит удивительный луч. Пространство над ней начинает сиять уже знакомым и таким манящим светом…

Тем временем на лестнице, ведущей на второй этаж, послышались шаги. Кто-то подошёл к входной двери редакции и несколько раз дёрнул за ручку. Нику словно окатило холодной водой.

Послышались мужские голоса. Ника хотела подойти поближе, чтобы услышать, о чём говорят, но не смогла даже двинуться с места, продолжая сидеть в оцепенении. Журналистка очень боялась услышать своё имя и фамилию, и приказ срочно открыть дверь и впустить сотрудников органов. Боялась, что дверь начнут проламывать с той стороны, как до этого проламывали кабину трамвая. Хотелось отсюда срочно убежать. Но куда? Сковавший её страх разливался холодом по телу, кисти рук немели как на морозе, дрожали засохшие губы. И только глаза продолжали охватывать окружающее пространство, а уши – прислушиваться к доносящимся из коридора звукам.

С монитора на неё смотрел всё тот же изобретатель. Они словно встретились глазами, и Ника в отчаянии одними губами прошептала: «Защити меня…»

Тот, кто находился за дверью, дёрнул ещё несколько раз. Возле двери послышались ещё чьи-то шаги. Недовольный женский голос и что-то отвечающие мужские голоса. И опять звук шагов. Теперь уже по лестнице вниз. Но выходить Ника не торопилась.

Собравшись с силами, Калинкова наконец встала со своего места и, подойдя к двери, закрыла её на ещё один, верхний замок. Она отошла от входа, но возвращаться на своё рабочее место уже не стала. Взяв один из редакционных ноутбуков, вошла в дальнюю комнату, где находились рабочие места Алексея Ярова и Никиты Железнова, и закрыла ещё и эту дверь изнутри.

Открыв всё тот же сайт «Наследие СССР», она продолжила чтение.

«В конце 1970-х правительство поставило перед советскими инженерами задачу: максимально обезопасить наше государство от внешней угрозы. Тогда же началась космическая гонка и гонка вооружений. Наши были первыми в космосе, но столкнулись с проблемой проникновения на воздушную часть СССР спутников-разведчиков враждебных к нам государств, которые, летая над нашей большой страной, вели спутниковую съёмку секретных объектов и предприятий, военных баз, морских и аэропортов, электростанций и объектов критической инфраструктуры. Нужно было разработать сверхмощную и в то же время мобильную систему для поражения целей на орбите. К этому проекту подключились лучшие умы Советского Союза. И такую установку удалось создать. В единой связке над ней работали инженеры-конструкторы Адмиральского судостроительного завода № 1 и Адмиральского кораблестроительного университета. Первая такая модель должна была быть установлена на военном корабле, отвечающем за охрану не только морских границ нашего государства, но и воздушно-космического пространства над ним. Корабль начали возводить семимильными шагами, строили и оборудовали его по последнему слову техники. В это время оборудование было установлено на специально сооружённой для этого вышке. Находится она по ту сторону реки», – говорилось в статье.

Ника ещё раз вспомнила свой сон с лучом, уничтожающим спутник. «Вот что оно такое, оказывается», – произнесла она про себя.

Вдруг кто-то начал проворачивать ключ в замочной скважине. Ника замерла. Она сидела, стараясь не шелохнуться. Она пыталась продолжить чтение, но уже не могла ни на чём сосредоточиться, кроме того, что могло происходить за дверью. Ника шарахалась от всякого звука, но успокаивала себя тем, что это могут быть клиенты банка или салона красоты, расположенных на том же этаже, что и редакция. Но учитывая, что в такое время свою работу эти учреждения ещё не начинали, звуки за дверью казались ей подозрительными и внушали страх. Кто может быть в пустом здании? Когда она заходила в редакцию, на этаже не было ни души. У Ники уже начиналась паника.

Руками, дрожащими от нервного напряжения, Ника отложила ноутбук. Начала осматривать комнату, словно ища в ней что-то, чем можно защищаться. На столе стоял электрочайник, наполовину наполненный водой. А у дальней стены отражала утренний свет, льющийся из окна, старая советская гитара. Увидев на столе заточенный карандаш, Ника засунула его в рукав своей куртки.

«Эх, дедушка Гриша, как жаль, что вас нет рядом», – с отчаянием подумала она.

По комнате редакции тем временем уже послышались шаги и чьи-то голоса, почему-то женские. Раздался звук постукивания каблучков на туфельках и звук включения кофе-машины, которая стояла на столе справа от входа в редакцию.

Ника медленно распахнула дверь комнаты, в которой находилась, и посмотрела на человека, стоящего у кофейного автомата. Это была её коллега – журналистка «Баррикад» Анжела Байкова.

– Ника? Ты в своём уме? Ты чё уборщицу не пускаешь? – спросила та, повернувшись на звук открывшейся двери.

– Какую уборщицу? – в недоумении спросила Ника.

– Нашу уборщицу, Ника! Я поднимаюсь и вижу её стоящей у двери. Она говорит, что здесь закрыто на ещё один замок, ключа от которого у неё нет. Если бы у меня не оказалось ключа от второго замка, я бы тоже не зашла. Вот это ты даёшь, подруга. Ты чего так забаррикадировалась?

– Да просто… я одна в редакции.

– Я тоже бываю одна в редакции. Но я же не закрываюсь, – пожала плечами Анжела.

Байкова ходила по кабинету со стаканчиком латте, собирая принадлежности, необходимые для работы. Она подошла к Нике поближе и осмотрела с разных сторон её бледное лицо и гематому вокруг левого глаза.

– Да-а-а. Видок, конечно, у тебя паскудненький. Ну, раз на ногах стоишь, значит тело целое. Ты сядь, не стой. Тебе в таком состоянии вообще лежать полагается. Артур вчера как наговорил в наш чат, что с вами произошло на заводе – я была в шоке. А когда Громов написал, что тебя увезли в больницу, то вообще в осадок выпала.

В коридоре послышался голос уборщицы. Она принесла ведро с водой и швабру с тряпкой.

– Анжелочка, спасибо тебе большое. Даже не знаю, что бы я без тебя делала. Какая ты умничка – с утра уже на работе.

– Тёть Даша, не томите душу. Если б не это ЧП, я б не раньше, чем через час пришла.

– О, Никочка, здравствуй, родненькая? Как ты, детка? – заулыбалась уборщица. – Мне Анжела как сказала, что с тобой вчера случилось, у меня аж сердце в пятки ушло. Это ж надо, а? Вот беда-то…

Но ответить ей что-либо сил у Ники не оказалось. Она думала о другом: какое ЧП имела в виду Анжела?

– Ник, ты представляешь? Сейчас тебе кое-что покажу.

Анжела сделала большой глоток из стакана и взяла свою сумку. Она достала из неё фотоаппарат и подошла с ним к Нике, показывая снимки.

– Видала такое, а? Посмотри на номера! Это ДГБ! – с восторгом говорила Анжела.

На снимках был солидный чёрный автомобиль с разбитой и вдавленной вовнутрь водительской дверью, стоящий у трамвайных рельс.

– Они ещё хотели снять их, чтобы скрыть, кому автомобиль принадлежит. Так появились какие-то мужики в железнодорожных спецовках, которые не дали им этого сделать. Говорят, там целая потасовка была. Я как в нашей медиатусовке об этом прочитала, так сразу вызвала такси и мигом туда. Новость быстренько с мобилки поставила, сейчас отдельный репортаж напишу. А недавно туда Кодыма приехала. Образовался целый митинг. Такой крутой комментарий дала! «Те, кто должны обеспечивать соблюдение закона, сами же его и нарушили». Хочу это в заголовок вынести. А дэгэбэшники пытались ещё и запретить нам снимать. Следственные действия, мол, проводят. Какие нахрен следственные действия?! Вы машину на рельсах оставили, заблокировали путь трамваю! Говорят, шпионку какую-то задерживали, и с ней был какой-то пожилой подельник.

– Шпионку? – с опаской переспросила Ника.

– Ага! – с задором ответила Байкова, отпив из стакана латте. – Не знаю, где они в мирное время шпионов находят. Понятно же, что отговорка. А один из них ещё и спрашивает: «Где там ваша Калинкова? Навестить её хотели». «Как где? В больнице». «Её там нет». «А я по чём знаю?» Я ещё подумала, что зубы заговаривают. Но теперь, видя тебя здесь, понимаю, что насчёт отсутствия тебя в больнице он не врал. Хотя зачем ты им понадобилась, ума не приложу. Видать, вылазка ваша вчерашняя на завод вызвала у них раздражение. Так что готовься, они и сюда могут заявиться.

– А тут уже крутились двое, прямо у вашего офиса, – сказала тётя Даша.

– Когда? – удивилась Байкова.

– Минут десять назад. Я в салоне красоты убиралась. Выхожу, а там какие-то мужики. Один стоит, телефон возле уха держит. Второй ручку туда-сюда дёргает. Я спрашиваю: «Вы к кому?» «А мы в редакцию». «Здесь никого ещё нет. Они с девяти приходят». «Как это нет? Мы знаем, что есть». «Как вы можете знать, что есть, если дверь заперта?» Они ещё такие наглые, говорят: «У вас ключ от этого помещения есть?» Я говорю: «Есть. Но я вам не открою». «Это почему же?» «Потому что вы посторонние люди. Я вас не знаю и в помещение пускать не собираюсь». И предупредила: «Уходите отсюда. Иначе я сейчас буду звонить хозяину помещения». Они после этого развернулись и ушли.

Анжела застыла на месте и вдумчиво посмотрела на Нику.

– Да уж. Начудили вы вчера… Думаю, надо сказать об этом Громову, – добавила она и потянулась за мобильным.

В коридоре снова раздались шаги и послышался рингтон мобильного телефона. Сидящие в редакции девушки насторожились и дёрнулись, когда звуки раздались прямо у них под дверью и когда эта самая дверь открылась. Однако тут же перевели дыхание: вошедшим оказался их главный редактор Александр Громов. Он сбросил вызов, который делала ему на телефон Анжела, и с осуждением посмотрел на Нику.

– В чём дело, Ника? Ты на койке должна лежать, под присмотром врачей. Какого рожна ты сюда приехала? – отчитывал главный редактор.

Поведением своей сотрудницы он был крайне недоволен.

– Александр Васильевич, ну не ругайте девочку, – нерешительно начала заступаться за Нику чуткая уборщица. – Характер у неё бойкий, неусидчивый. А в больнице сами знаете какая скукотища. Она у вас такая молодчинка! Даже в таком состоянии на работу приехала.

– А на заводе перед этим в таком состоянии что она делала, не расскажете? – обратился к ней главный редактор. – Или вы это ещё не обсуждали?

– На заводе? – с недоумением посмотрела на Нику Анжела.

– Я выхожу из дома к парковке. Поеду-ка, думаю, ко Второму судостроительному, «порадуюсь» за наших дэгэбистов. Думал, больше, чем они, сегодня меня уже никто не «обрадует», – начать рассказывать Громов. – Только выезжаю со двора – звонит Алютина. «Саша, у меня к тебе есть маленький деликатный разговор. Я, конечно, понимаю, что это не моё дело. Но когда ты Нику отправлял на завод, ты видел, в каком она состоянии?» Я ей сперва не поверил! «На завод? Когда?» «Сегодня, Саш, сегодня! Она с таким вот бланшем пришла на завод снимать рабочих и брать у них комментарии… Я понимаю, что она у тебя трудяжка и готова вкалывать в любое время суток и при любой погоде. Быть может, она и тебе не решилась сказать, что с ней случилось. Но коль уже она постеснялась отпроситься с работы, позволь тогда это сделать мне. Отпусти её домой. Работать в таком состоянии ей точно не стоит. И с ней поговори! Нельзя так себя ухайдокивать». Я ещё, дурак, спрашиваю: «Ты уверена, что видела именно Нику?» «Как я могу быть не уверена, если мы её довезли до редакции?» – Громов подошёл к Калинковой поближе. – Ника, как это понимать? После того, что с вами произошло вчера на заводе, ты додумалась ещё раз туда заявиться? Ты знаешь, что там сейчас происходит?

– Уже знаю, – виновато говорила Ника, но глаз от главреда не прятала.

– Прекрасно! «Уже знаю». Тебя вообще там быть не должно! Там сейчас полный швах, работа предприятия парализована! Там ДГБ, из Министерства обороны за ночь уже примчались – разбираются, что произошло. И ты после вчерашнего, зная, в какой переплёт вы с Артуром попали, додумалась сегодня туда пойти! Ты понимаешь, что ты засветилась? ЗАЧЕМ?

– Александр Васильевич, это получилось случайно, – попыталась оправдаться Ника.

– Как это – случайно? Как из городской больницы можно «случайно» оказаться на заводе? Может быть, в больнице тоже произошёл какой-то «несанкционированный запуск» – и ты телепортировалась обратно на завод?.. Ты даже на ногах не стоишь, тебе лежать надо. А ты ещё бродишь по городу, внимание к себе привлекаешь.

– Александр Васильевич, тут произошёл ряд серьёзных эксцессов…

Но договорить Нике Громов не дал.

– Серьёзные эксцессы мы будем обсуждать у меня в кабинете, – прервал он её. – А ты, Анжела, не трать время. Делай репортаж о приезде Кодымы. Обязательно позвони в электротранс, возьми и у них комментарий. И молодец, что утром так оперативно сработала. Отрабатывай теперь эту тему по максимуму. Бери комментарии у всех, у кого только можно, вплоть до мнений отдельных депутатов и общественных деятелей. Вечером зайдёшь ко мне за премией.

Разомлев от похвалы начальника, Анжела гордо воссела за компьютер и начала старательно набирать текст, просматривая сгружённые на компьютер видео. Тем временем Громов завёл Калинкову в свой кабинет и говорил с ней уже наедине.

– Во-первых, как оказалось, ту запись, которую я делала вчера на заводе, Мичман удалила с моего телефона.

– Да, я знаю. Она приезжала ко мне вчера ночью, говорила, что немного похозяйничала в твоём телефоне – убрала одну очень опасную запись, и сделала это в целях безопасности, в том числе и твоей. Надеюсь, теперь ты уже понимаешь, насколько всё серьёзно?

– Уже понимаю, – ответила Ника.

Она рассказала ему о разговоре со странным и уж очень осведомлённым дедом, с которым спонтанно познакомилась в трамвайном вагоне, и об оборудовании, размещённом на вышке, запуск которого они вчера с Артуром умудрились заснять.

– Значит, загоризонтная система лазерного поражения, – вдумчиво произнёс главред после её рассказа. – Теперь понятно, почему они и «Гагарина» собирались на слом отправить, и вышку эту с оборудованием снести.

– И ещё, Александр Васильевич. Как я поняла, вы уже в курсе того, что произошло сегодня с трамваем и машиной дэгэбистов у Второго судостроительного…

– Ха! Тут уже весь город в курсе!

– Анжела привезла оттуда очень хорошие фотографии. Но… думаю, вас это заинтересует не меньше. Вот что удалось заснять лично мне.

Ника протянула недоумевающему главреду свой смартфон, где как раз была уже открыта запись потасовки в вагоне трамвая. Запись велась из кабины водителя, в которую вламывались двое людей в чёрном, им противодействовал какой-то дед в ватной фуфайке, на которого те двое безжалостно замахиваются. Водитель в микрофон просит зачинщиков драки покинуть вагон, но те не унимаются. После этого трамвай отъезжает назад, набирает скорость. Камера меняет ракурс, смещается на смотровое окно, за которым всё быстрее начинают мелькать расположенные сбоку от трамвайных путей дома частного сектора. Затем в объектив попадает чёрная машина, стоящая на рельсах. Трамвай в неё врезается и сносит в сторону, издавая характерный треск.

От увиденного глаза у Громова расширились.

– Ты была свидетелем? Ты это всё снимала?

– Не просто свидетелем, а причиной, – сразу же призналась Калинкова. – Перед этим они пытались силой вывести меня из вагона. Если бы не этот дед, меня бы здесь уже не было.

После этого Ника рассказала всё с самого начала – как она проснулась в больнице от звонка неизвестного, который спрашивал, как у неё оказалось видео с запуском оборудования на вышке; как услышала странный разговор по телефону с поста дежурной медсестры, у которой спрашивали про Калинкову и требовали отдать её кому-то в распоряжение; как видела чёрный автомобиль, подъехавший в самую рань к главному корпусу больницы, из которого вышли двое людей в чёрном.

– Теперь я понимаю, почему ты оттуда сбежала, – покачал головой Громов и перебросил записи с Никиного телефона себе. – Не понимаю только, почему не позвонила сразу мне.

– Не хотела вас беспокоить.

– Ага. Ещё скажи «по такому поводу», – без особой радости усмехнулся Громов.

Вдруг его телефон разразился громогласной мелодией. Звонила Агата Мичман.

– Саша! У нас тут в университете такое! Приехали из ДГБ, забрали нашего доцента, Столярова, с которым я вчера была на сессии, и всю его научную группу! А теперь проводят обыски в его лаборатории и на наших кафедрах!..