Александр Грин в Слободском. Краеведение

Что произошло с маленьким Сашей Гриневским в Слободском, когда ему было 4 года? Это событие оставило след в памяти Александра Грина на всю жизнь. Сколько раз судьба заносила его в наш город? В какой деревне Гриневский остановился на ночлег по пути из Вятки в Слободской? Где находился трактир, в котором обедал писатель и даже принял на грудь стаканчик водки, когда в феврале 1900 года проходил наш город, направляясь на Урал? Почему Александр Грин в своих воспоминаниях указал своим крестным отцом совсем другого человека, который не числится в церковных записях Никольской церкви? Далеко не на все вопросы я готова ответить. Давайте рассуждать и анализировать даты, события и факты, которые были в своё время опубликованы в различных источниках на официальных сайтах. Также обратимся к его творчеству, чтобы найти ответы на интересующие нас вопросы.

Всем известный факт, что Александр Грин (Гриневский) родился в городе Слободском Вятской губернии в 1880 году и крестился в этом же году в Никольской церкви в центре города. Через 5 месяцев после рождения младенца Гриневские перебрались в Вятку. Но в этой истории есть продолжение. Гриневские возвращались в город Слободской, когда Саше было 4 года. Вот что пишет об этом Александр Грин в «Автобиографической повести»*, над которой работал в конце своей жизни, цитирую:

«Может быть, следует упомянуть, что я не посещал начальной школы, так как меня учили писать, читать и считать дома. Отец временно был уволен со службы в земстве, и мы прожили год в уездном городе Слободском; тогда мне было четыре года. Отец служил помощником управляющего пивным заводом Александрова. Мать стала учить меня азбуке; я скоро запомнил все буквы, но никак не мог постигнуть тайну слияния букв в слова.
Однажды отец принес книжку «Гулливер у лилипутов» с картинками, – крупным шрифтом, на плотной бумаге. Он посадил меня на колени, развернул книжку и сказал:
– Саша, давай читать. Это какая буква?
– М.
– А эта?
– О.
– Верно. Как же сказать их сразу?
В моем уме вдруг слились звуки этих букв и следующих, и, сам не понимая, как это вышло, я сказал: «море».
Так же сравнительно легко я прочел следующие слова, не помню какие, – и так начал читать.»

Как символично, что первое прочитанное слово Сашеньки Гриневского было именно «море»! И вдвойне приятно, что это произошло в нашем родном городе!
Итак, семья Александра Гриневского повторно проживала в городе Слободском примерно в 1884-1885 годах, согласно его воспоминаниям. Вполне возможно, что в различные периоды своей жизни (1880г и 1884-85 годы) семья снимала углы в разных районах города.
 
Предположим, что Гриневские в один из своих приездов проживали в доме на ул. Глазовской (Советской) под номером 125, что был расположен напротив пивоваренного завода Александрова. Ранее считалось, что именно этот дом был местом рождения писателя. Почему-то мне хочется думать, что именно так оно и было, хотя сейчас имеется много других версий на эту тему. Существует расхожее мнение, что свою феерию «Алые паруса» Александр Грин написал, увидев в детстве неповторимую красоту труб завода Александрова. Мог ли маленький Саша видеть новые строения Александровского завода с парусами на навершиях труб? Категорически нет, потому что новая шестиэтажная солодовня с фигурными коваными дымниками над трубой в виде парусов была построена в 1913 году. Вспомним год рождения Александра Степановича – 1880 и поймём, что ему в ту пору исполнилось 33 года, и он был уже состоявшимся писателем.

К вопросу о том, почему Александра Грина крестили в Никольской церкви, а не на Демьянке, по предполагаемому месту его рождения. Вспомним, что освящение каменного храма во имя Сошествия Святого Духа на Демьянке произошло 15 августа 1865 года. Выходит, что на момент рождения Грина (1880г) службы в храме продолжались уже 15 лет. Копаем дальше.  В 1879 году к храму были пристроены два новых придела и колокольня. Престолы освящены в августе 1882 года. Полагаю, что во время перестройки церкви (1879-1882 годы) церковные службы в ней не проводились.

Ещё один краткосрочный визит Александра Грина в Слободской состоялся в феврале1900 года во время его пешего путешествия на Урал***. В Слободском он пытался найти своего крестного отца, но попытки оказались неудачными.
Впрочем, предоставляю слово Александру Грину и вновь привожу текст из его «Автобиографической повести». Не могу себе отказать в большой и длинной цитате, в которой описано путешествие 20-летнего писателя по Вятской земле:
«В феврале 1900 года я решил отправиться на уральские золотые прииски.
Всю эту зиму я прожил бедствуя изо дня в день… Там (на Урале) я мечтал разыскать клад, найти самородок пуда в полтора – одним словом, я все еще был под влиянием Райдера Хаггарда и Густава Эмара.

Отец дал мне три рубля. На мне были старые валенки, подшитые кожей, черные ластиковые штаны, старая бумазейная рубашка, красная, с черными крапинками, теплый пиджак из верблюжьей шерсти, подбитый беличьим мехом, и шапка из бараньего меха. Я ничего не нес и ни на что не надеялся…

…Числа, кажется, 23 февраля (обязательно запомним дату, это важно!), в снежный, мягкий день, я перешел реку Вятку и остановился у кабака села Дымкова, на другом берегу, памятуя, что каждый путешественник, отправляясь в далекий путь, выпивает в трактире за чертой города стакан виски.
И я выпил «сотку», закусив ее горячей бараниной.

Весь остаток рано темнеющего дня я шел по тракту на уездный город Слободской, до которого было тридцать верст. Когда я прошел верст пятнадцать, было уже темно, как ночью. Встретив огни деревни, я постучался в одну избу, в другую, но везде слышал один ответ: «Ступай, много вас таких шляется». Не зная, что делать, я постучался в один дом не совсем крестьянского типа и попал к молодому дьякону, жившему с такой же молоденькой женой во втором этаже. Дьякон оказался человеком простым и, как я, – поклонником Густава Эмара; у него я и переночевал на полу, подостлав половик. Его жена накормила меня лапшой с грибами и попоила чаем с сушкой. (Очень любопытно, в какой деревне или селе останавливался писатель, можно попробовать это вычислить, предполагая, что в ней находилась церковь, где служил молодой дьякон. - примечание автора.)

Утром я отправился дальше, иногда проезжая некоторое расстояние на крестьянских санях. Попутные мужики охотно подсаживали меня; однако ударил мороз, отчего выгоднее было идти, чем сидеть; движение согревало. К тому же мне торопиться было некуда.

Дорога была – широкий почтовый тракт, обсаженный столетними снежно-кружевными березами. Изредка попадались деревни, куда я заходил погреться в избе, купить хлеба и молока…

…Около двух часов дня показались крыши уездного города Слободского. Придя в город, я сделал попытку разыскать семью ссыльного поляка Тецкого, который был моим крестным отцом, так как я появился на свет в Слободском, когда мой отец служил там в конторе пивоваренного завода. Однако Тецкий с семьей уехал в Сибирь. Выпив в придорожном трактире стакан водки, а также пообедав, я тронулся в дальнейшее странствие, которое продолжалось восемь дней…»

Итак, прервёмся на несколько минут и поразмышляем. Ориентировочно 24 февраля 1900 года (мы же запомнили дату начала путешествия – 23 февраля) около двух часов дня двадцатилетний Александр Гриневский вновь попадает в Слободской. Это уже третье посещение Грином нашего города! Его цель - попасть на Урал через Глазов. Самая короткая дорога через Слободской на Глазов шла через Вятский тракт, улицу Вятскую и затем по Глазовской дальше, на восток. Дореволюционные названия улиц замечательны тем, что они указывают реальное направление движения по ним. Если улица Тверская в Москве вела в Тверь, то Глазовская улица в Слободском вела в Глазов, а Вятская – в город Вятку! И все дороги в Слободском приводили на главную площадь. Эта традиция сохранялась и в советское время. Первая автостанция в городе находилась рядом с этой площадью.
 
В каком же месте города находился этот трактир, где отобедал писатель? Вопрос остаётся открытым! Далеко не каждый уездный город может похвастаться тем, что один из его трактиров посетил Александр Грин! Кроме того, Гриневский в городе пытался найти своего крестного отца, которого в своём повествовании назвал Тецким (На самом деле, крестным отцом Саши Гриневского по церковным документам был бывший ссыльный Лев Миштовт). По некоторым данным, он проживал в доме, который находился на углу улицы Шестаковской, которую позже переименовали в улицу Гоголя, и улицы Кузнечной, переименованной в советское время в улицу Грина**. Было бы заманчиво предположить, что Грин шагал по улице, которую позже назовут его именем. Узнать об этом сейчас невозможно. Но побродил Александр Степанович по городу прилично. Есть, есть в Слободском гриновские места, о которых мы ещё не знаем! Посещение города было коротким, Грин покидает его в тот же день, 24 февраля 1900 года.

Также смею предположить, что писатель возвращается в Вятку из своего уральского путешествия в 1901 году тоже через город Слободской, поскольку другой дороги в Вятку с Горнозаводского направления на Урале в ту пору не было. Хочется напомнить читателям о том, что это будет уже четвёртый визит писателя в наш славный город!

Продолжу цитату из «Автобиографической повести» Александра Грина, где описывается его дальнейшее путешествие в Глазов по вятским деревням. Кстати, Глазов в те времена находился в составе Вятской губернии.
 
«Я прошел от Слободского до Глазова сто восемьдесят верст, ночуя по деревням. Редкая семья соглашалась взять с меня деньги за ужин или ночлег. Я предпочитал останавливаться в бедных избах, так как хозяева таких жилищ гораздо радушнее и приветливее, чем зажиточные крестьяне.

Обыкновенно семья садилась ужинать – вся – за большой стол, в известном порядке старшинства и зависимости. Молодка или старуха-бабка подавала еду. Эта садилась последней. Перед каждым трапезником лежал большой ломоть хлеба, который, кстати сказать, нигде не умеют так печь, как в Вятской губернии. Едой управлял очень строгий этикет, нарушить который считалось верхом невежества.

Прежде всего каждый крестился на иконы и, облизав деревянную лакированную ложку, ждал своей очереди зачерпнуть ею из большой общей чашки щей или молока. Вначале ставилось толокно, разведенное квасом и сдобренное постным маслом; затем квашенная в печи простокваша. В самых бедных семьях ели только вареный картофель и квас с накрошенным луком.

Черпать ложкой надо было по очереди, кругом, в сторону движения солнца. Во время ужина господствовало чинное, сосредоточенное молчание, даже дети вели себя, как взрослые. Труженик земли уважает свою пищу, которая добывается тяжелым трудом. Он уважает час насыщения – награды за труд. Если странник, зайдя в избу во время общей еды, скажет: «хлеб да соль», ответ бывает такой – или «садись с нами», то есть садись и ешь (отказаться – значит обидеть), или «благодарим!», то есть приглашать есть не хотят.

Там, где на стол подавались мясные щи, этикет требовал, чтобы, зачерпнув ложкой горячей жижи с накрошенным в нее мясом, очередник оставил себе на ложке каждый раз один кусочек мяса, лишнее мясо стыдливо стряхивалось обратно.
Со мной был чай, и я видел, с каким худо скрываемым удовольствием ставился самовар, причем чаепитие происходило так же чинно, молчаливо, как ужин. Я заметил, что женщины более радовались чаю, чем мужчины, и пили его с жадностью, потея от удовольствия. Напившись, каждый перевертывал свою чашку дном вверх, кладя сверху на дно оставшийся недогрызок сахару.

Я спал на печке или полатях; на печке сушились мои валенки и портянки…
Утром, еще в темноте, при свете лучины, хозяйка пекла ржаные лепешки, ставила молоко или чай; наевшись, я затемно выходил на дорогу и в глубокой тишине медленного зимнего рассвета скрипел своими просохшими валенками на восток, к городу Глазову…»

Итак, мы с вами глазами писателя увидели дорогу Вятка - Слободской, полюбовались на «столетние снежно-кружевные берёзы» на обочинах тракта, которые были ещё живы в 70-е годы прошлого века, заглянули в деревенские избы, что встречались на его пути, отведали деревенский ужин, отметили хлебосольность вятских крестьян, делившимися с незнакомым путником порой последним куском хлеба с квасом, вспомнили деревенский хлебушек, который, по словам автора, нигде не умеют печь так, как в Вятской губернии.
 
Нашему герою 20 лет, впереди у него – тяжёлые, почти каторжные работы на Урале, революционная деятельность, тюрьмы, ссылки, неудачные побеги, военная служба, голодный и холодный Петроград, где, в очень трудное и тяжёлое время, он напишет свои самые лучшие бессмертные вещи. Великий странник пройдёт свой трудный путь до конца.

В заключение хочу напомнить, что за четверть века (1906—1932 годы) Грин опубликовал около четырёхсот своих произведений. Четырёхсот! Это шесть романов, около 350 повестей и рассказов, автобиография, стихи. Сколько из них мы читали?! Навскидку я могу вспомнить такие его произведения, как «Алые паруса», «Бегущая по волнам», «Зелёная лампа». Кто больше?! Время читать классиков, дорогие друзья!


 
Использованная литература:
*Александр Грин «Автобиографическая повесть» 1932 г.
**Надежда Мокерова «Истории города С» 2022 г.
***В некоторых источниках указан 1901 год начала путешествия Александра Грина на Урал.