Сонаследники. Глава XVI

     Прошло три месяца со смерти Люси. Ольга снова заказала Сорокоуст за упокой её души. Часто вспоминала покойную тётушку, но на память приходили не очень радостные моменты их общения, и она корила себя за то, что ворошит старое и осуждает Люсю.

     В середине мая позвонил встревоженный Коля: на карточку ему Вика перечислила деньги только один раз, больше не перечисляет, а долг по квартплате растёт. Ольге это было совершенно безразлично, и она нетерпеливо спросила, есть ли какие более важные новости.
     — Ну, даже не знаю, что тебе ещё рассказать, — протянул Коля. — к нотариусу я сходил, заявление она у меня не приняла. Но сказала, что на всякий случай надо готовить документы.
     Ольга знала, что в случае отказа от наследства или смерти наследника у наследников следующей очереди есть в запасе три месяца, и сказала об этом Коле. Тот почему-то воспринял её слова с недоверием: «Нда-а, как знать, как знать...»   

     В июне-июле они пару раз поговорили по телефону: Коля снова жаловался, что Карпэнкы не звонят и не переводят денег, а платёжных квитанций собрались  пачки. А в начале августа позвонил крайне возбуждённый, спрашивал свидетельство о рождении деда Ивана, хотя этот вопрос давно уже обсудили  и поняли, что такого свидетельства никогда не было и разыскать его невозможно.
     — Ну, какие там ещё документы у тебя есть?
     — Свидетельство о  браке дедушки и бабушки, но оно никак не доказывает родства нашего деда и деда Миши.
     — Дашь мне его на полчаса? Я сделаю ксерокопию и через полчаса принесу.
     — Ну, оно только как память имеет значение. Я его тебе навсегда отдам, у меня есть  другие бабушкины документы.

     Коля был в Люсиной квартире, писал пейзаж, который видел из окна: берёзы, рябины, старая ива с поникшими до самой земли ветвями. Договорились, что,  возвращаясь домой, зайдёт за свидетельством. А вечером Ольга долго выслушивала речи, показавшиеся странными. Например, Коля предлагал ей прийти в квартиры на Липовской и на Желябова и взять там вещи: «Мне ничего не нужно. Но там полные шкафы одежды, и мужской, и женской. Есть и обувь. Чужим людям достанется». Ольга, уже много лет подряд видевшая вороха старой одежды и обуви, которые люди оставляют возле мусорных контейнеров, спокойно сказала об этом, прибавив, что ношеные тряпки  в её глазах ценности не имеют.
     — На Желябова кресла в идеальном состоянии, — не сдавался Коля, — в одном, правда, Люся умерла, так что обивка испорчена, а второе как новое.

     Ольге надоел дурацкий разговор, и она сказала, что ей надо идти в магазин за продуктами. Коля провожал до «Пятёрочки», продолжая  зазывать в квартиры покойных тётушек:
     — Там книг много, есть авторы, про которых я и  не слышал! Там фарфоровые статуэтки красивые: балерина, косуля, собачки, котята!
Ольга, уже с трудом сдерживая раздражение, сказала, что она взяла бы только фотографии на память. Коля помолчал, а потом снова принялся за своё:    
     — У Люси две большие шкатулки бижутерии! Может, что и ценное есть, но я не разбираюсь в таких безделушках, это надо женщине смотреть.
     — Послушай, — тихо сказала Ольга, когда они уже подходили к супермаркету. — ценность имеют три вещи: недвижимость, банковские счета и золото, остальное — хлам. Люся показала тебе, где лежит золото, а ты отдал его Гале.
     — Оно мне не нужно! — взвизгнул Коля.
     — Мне оно тоже не нужно. Но золота у тёток  было немало, и его можно было сдать в скупку, чтобы навести порядок на кладбище, там ведь зимой всё разрушили, когда копали  могилу; поставить памятники Римме и Люсе. Или ты думаешь, что памятниками займутся Галя и её дети?
     — Ничего я не думаю! Только памятник можно ставить через год, когда земля осядет.
     —  А у тебя в следующем году появятся на это деньги? У меня не появятся: я пенсионерка.

     Коля снова пытался заговорить о каких-то вещах в квартирах покойных тётушек, но Ольга  разговора не поддержала и, попрощавшись, направилась к магазину.  От общения с братцем она порядком устала: поношенная одежда, кресла, бижутерия… Брать на память что-то из квартир тётушек не хотелось. Хотя бы потому, что, вспоминая Римму и Люсю, она вспоминала случаи, которые лучше было бы забыть, да не получалось.


     Прошло чуть больше года после того, как дядина Ванина жена в Павловске объявила Женю бездельником, и Валя поведала ещё более неприятную историю.

     Накануне Рождества она зашла к дяде поздравить, принесла ему иконку святого Пантелеймона-целителя, лечо собственного приготовления, баночку мёда. Андрей был в Москве на сессии, тётя Валя у сестры. Сидели с дядей и бабушкой Наташей, тихо разговаривали. Пришла тётя Валя и стала рассказывать про Андрееву учёбу, про то, что в Москве у него появились друзья, у которых он останавливается, приезжая на сессию, про дороговизну в столице. Потом задала вопрос, который Валя не сразу поняла: «А хромой там что, учится?» А когда поняла, едва сдержалась, чтобы не обрушить поток брани на тётю. Но был Рождественский Сочельник, она только что вернулась с вечерней службы, поэтому спросила  спокойно:
     — Почему это вы Олиного сына так называете? У него имя есть, очень красивое — Женя, Женечка. 
     —  А что ж он не хромой разве? Люся  приезжала, показывала, как он ходит.
После этих слов тётя встала и начала ковылять по комнате, подволакивая одну ногу. Валя оглянулась на дядю Ваню: он смотрел  жалким взглядом, казалось, вот-вот заплачет, но не говорил ни слова. Молчала и бабушка Наташа.
     — Святой вечер, люди Богу молятся, а вы какой грех на душу берёте, — сказала Валя и, пожелав всем светлого Рождества, ушла.

     На следующий день, не сдержавшись, всё в подробностях передала родителям. Те переглянулись. Тётя Рая, помявшись, сказала, что они уже слышали, что павловские Карасёвы называют Женю хромым, и не только они, но и Галя из Воронежа. А прозвали его так, скорее всего, Римма с Люсей: они же  видели, как он ходит. Родители говорили Вале, что не надо рассказывать об этом Ольге: они с мужем и так переживают за сына. Но она позвонила и рассказала.

     Женя, между тем, хромал уже не так сильно, как год назад. Выполнял все рекомендации врача, занимался лечебной физкультурой, делал массаж больной ноги. Старался побольше ходить пешком и вырабатывал новую походку: чуть вразвалку. Через три года после травмы, если шёл не спеша, хромота была почти незаметна. 


     В июне 2006-го Валя, неизменно информировавшая о павловском житье-бытье, сообщила печальную новость: умер дядя Ваня. Ольге три недели назад сделали сложную операцию, двадцатисантиметровый вертикальный шов не позволял нагибаться, садиться в кресло или на диван тоже пока нельзя, только на твёрдый стул — так что поехать на похороны она никак не могла. У Жени сессия, и на день похорон назначен экзамен. Ольга, уже два раза выходившая на прогулку, решила что соберётся с силами и дойдёт до Коли,  принесёт ему деньги на цветы, потому что ехать в автобусе с венком он наотрез отказался. А завтра рано утром Коля и Люся выедут первым автобусом в Воронеж. 

     На следующий день после похорон позвонила растерянная Валя: Коля завтра уезжает, но категорически отказывается брать какие бы то ни было гостинцы. Гостинцы они с тётей Раей приготовили, конечно, не только для Ольги, но и для него тоже, и для Нины с Алёной. Но он говорит, что ничего не повезёт. И вообще с ними трёх слов не сказал, общается с Галей и Люсей, а Галя так та  от него не отходит. Ольга, как могла, успокоила Валю, но на душе было погано: за что Коля так обижает родственников?

     Вернулся он через три дня: из Павловска заехали с Люсей в Воронеж, погостили у Гали. Вечером зашёл рассказать о похоронах, и Ольга спросила, почему он невежливо обошёлся с Валей и тётей Раей. Ответ прозвучал неожиданно:
     — Лезут какие-то толстые с глупыми расспросами, а я их и не знаю.
     — Как не знаешь? — удивилась Ольга. — Тётя Рая — дочь бабушкиной младшей сестры бабы Веры (бабушка маму мою в честь неё назвала), они и в войну и после войны одной семьёй жили, у обеих мужья погибли, одна коровка общая была. Бабушка столько рассказывала про те годы.
     — Что-то говорила бабушка про войну, я уже подробности забыл. Помню, что голодно было, что лебеду и ещё какую-то траву в хлеб добавляли. А родственников с бабушкиной стороны я  не знаю.

     Рассказывая, как прошли похороны и поминки, Коля упомянул про деньги, которые Ольга давала на цветы:
     — Твою тысячу я тёте Вале отдал, она просила передать «спасибо».
     — То есть цветы ты не купил?
     — Зачем цветы? — пожал плечами Коля. — Деньги нужнее.   


    Ольга поправилась после операции и вышла на работу. Потекла привычная жизнь, и каждый день был до отказа наполнен делами и мыслями о близких. Женю, сдавшего за первый год учёбы экзамены за два курса, перевели сразу на третий. Он усиленно занимался и подрабатывал электриком, появились клиенты, которые рекомендовали его своим знакомым, и заказчики звонили  почти каждый день. Тёма приезжал часто, рассказывал, как развивается пиццерия, которую они с Вадимом и его женой Юлей открыли в Подольске. Юля родила сына, но в кафе приходила ежедневно: проследить, как  пекари соблюдают технологию, попробовать пиццу и пирожки, которые тоже начали понемногу выпекать. По мнению всей семьи Власовых, выпечка, которую привозил Тёма, была отменной. Отношения Лены и Лёши развивались ровно, без ссор. Только устроить свадебное торжество в Волово, как мечтали родные Лёши, не получилось: младший брат сватьи разбился на машине. Так что молодые просто расписались. Забеременела Лена только через год, за который  они с Ольгой успели поволноваться. Но в двадцать девять Лена родила своего первенца, мальчика назвали Мишей в честь деда. 

     Женя во второй год учёбы сдал экзамены за третий и четвёртый курс. Математика ему давалась легко, но без занятий с Андреем Семёновичем и другим своим репетитором — преподавателем кафедры физики — он бы, конечно, не справился. За занятия надо немало платить, поэтому Женя не отказывался ни от каких заказов: выезжал за город, работал в выходные и праздники — тогда, когда было удобно заказчикам. На пятом курсе ему и ещё одной его однокурснице предложили работу в школе. В конце октября ушла в декрет молодая учительница, и со второй четверти Женя стал вести математику в шестых классах — пока двенадцать часов в неделю (две трети ставки), больше брать побоялся. Его однокурсница согласилась на девятые классы: она постарше Жени, окончила педучилище и уже успела поработать в школе вожатой. Подготовка к урокам занимала много времени, и сын перестал расклеивать объявления, однако, когда ему время от времени звонили, шёл чинить розетки и выключатели, вешать люстры — работа электрика ему нравилась. В школе нравилось не всё, но надо было привыкать. А сдав зимнюю сессию, он стал ещё и репетитором: два раза в неделю после уроков начал занимался с девятиклассниками, готовить к экзаменам. Учеников к нему направила их молодая классная руководительница Марина Викторовна, о которой Женя несколько раз упоминал в разговорах, а в начале февраля привёл  в гости. Высокая брюнетка модельной внешности показалась Ольге и Виктору не парой сыну. Он, конечно, симпатичный, хорошо сложен и ростом немаленький, но то, что прихрамывает, за несколько месяцев можно было разглядеть. Да дело не только в этом. Надменное выражение лица девушки, её жесты, позы, не говоря уже о супер стильной одежде — всё было рассчитано на внешний эффект, на то, чтобы обратить на себя внимание. Ольга с Виктором не подали вида, что удивлены, ни о чём сына не расспрашивали, а через некоторое время он сам рассказал им про Марину. И рассказ его сильно удивил.

     Марина закончила исторический факультет и второй год работает в школе. Она из Хлевного, где у её родственников хороший бизнес, понемногу перемещающийся в Воронежскую область. В Липецке для неё и её двоюродной сестры снимают хорошую трёхкомнатную квартиру (хотя на Нестерова живёт их родная бабушка), сестра на пятом курсе истфака, и, когда закончит институт, они планируют вдвоём ехать в столицу и покорять модельный бизнес: их отцы, родные братья, обещают материальную поддержку на высоком уровне.

     Трёхкомнатная квартира, которую снимают для двух молодых девушек, заставила Ольгу и Виктора задуматься. После услышанного о Марине им хотелось бы пообщаться с ней, получше узнать, но сын сказал, что больше она к ним домой не придёт. Встречаются они на её территории, там места хватает для гостей обеих сестёр. К нему девушка напросилась сама: лучше один раз увидеть. И увидела маленькую хрущёвку, чистенькую, но бедную. А ей и её сестре Алине нужны олигархи, не меньше.

     Ольга с Виктором понимали, что отношения Жени с Мариной не чисто дружеские: вечера он проводил у неё, и не только чай там пил. Но удивляло в словах и интонациях сына отсутствие какой-то романтики, он был совсем не похож на влюблённого. А когда родители узнали подробности его репетиторства, и вовсе растерялись: и хотели бы что-нибудь сказать, да не могли подобрать слов. Марина, познакомившись поближе с Женей, предложила ему заниматься с учениками из её девятого класса и поставила такое условие: четверть от того, что  будут платить, отдавать ей. Два мальчика и две девочки стали приходить к нему по вторникам и пятницам после уроков, а  Марина, уходя домой, заглядывала в кабинет, Женя выходил за дверь и отсчитывал причитающиеся ей деньги.