Глава 3. Светлая печаль

                Какая светлая печаль? -
                Душа кричит кровавыми слезами.
                Вокруг твердят: -Как жаль,
                что Лизонька уже не с нами.
                А он теперь не хочет жить -
                за нею вслед стремится.
                Такое невозможно пережить,
                и даже под наркозом не забыться.
                А враг твердит,
                во все колокола звоня:
                - Сам виноват -
                зачем вцепился в Лизу?
                Отстал -
                осталась бы жива.
                Я сколько раз просил тебя?
                За то и ненавижу -
                Ты виноват во всём -
                не я!

                { „Светлая печаль“  З.Т.В.}


Было раннее хмурое утро — тусклый свет просачивался через окно больничной палаты, делая все предметы в помещении серыми, мало заметными .  На кровати лежал очень молодой человек — почти мальчик, хотя ростом он был вполне со взрослого человека.
Бледность его лица ещё более оттеняла повязка на голове через которую слегка проступало кровавое пятно.
В палату вошла женщина вся в чёрном с ведром воды шваброй и тряпкой — явно из технического персонала но пол мыть не стала а  быстрым шагом подошла к кровати и тихо но зло и вполне внятно сказала:
-Спишь, урод?! А Лизку твою уже хоронить повезли!
Парнишка в ужасе открыл глаза и стал смотреть на чёрную женщину с откровенной  опаской, ведь это была мать его давнего врага Хлынцева Сергея — Хлынцева Лидка.
Именно Лидка — так её называют все в городе — и взрослые и дети. Скажете, что не уважительно так относиться к взрослой женщине? Так не с чего уважать то — семейка весьма неприятная: муж сидит в тюрьме больше четырёх лет, и ещё сидеть столько же. Сама Лидка не просыхает от пьянки и собирает всех не просыхающих, как и она, мужиков. Средний сын — Сергей уже как пару- тройку лет не вылазит из полицейского участка: сколотил группу таких же непутёвых, как сам ,пацанов и наводит страх на местное население а заодно и соседних сельских поселений. Драки, пьянки, кражи — и в садах-огородах — это меньшее, чем они занимаются в свободное от учёбы время. Хотя какая там учёба — одно название. Вообще не понятно зачем им эта школа — прямая дорога многим из них — в места не столь отдалённые: по крайней мере Сергею и его дружку Витьку Быковскому по кличке Витька Бугай — уж точно.
Хотя Хлынцев сказал однажды, что в школу он ходит только из за одной девчонки, которую может видеть только там, потому как она шугается от него, как от чёрта.
-Глупая тёлка: не понимает что только такой как я смогу и защитить от любого и дать ей всё чего захочет. А она от этого Димона оторваться никак не хочет, словно этот чудик может ей что то дать?! Он и защитить её не сможет: вымахал с каланчу а даже моего кулака шугается, хотя при людно называет недомерком. А я ему в ответ: - Мал золотник — да дорог.
Надеюсь вы поняли, что парнишка на кровати и есть тот самый чудик о котором говорил Серёга, как его называли дружки: Серёга или Малой. И это более всего бесило Хлынцева: у его врага Димона такой рост, что ему и в прыжке не достать, а у него — рост — метр с кепкой, как говорят все его недруги. Ну да: с детства он такой — всегда был меньше своих сверстников, но никогда ни перед кем не клонил головы и никогда никого не боялся: боялись его -недомерока, как говорила даже его мать. Зато злости на пятерых — он и мать не праздновал, как она не старалась подхалимничать к нему, словно чувствуя, что с ним лучше не ссорится — боялась его также как и его отца, которого Слава Богу посадили на целых девять лет.
А вот этого великовозрастного ботаника Димку Смирнова она не боялась — потому и нападала так агрессивно:
-Ну что разлёгся на кровати — не слышал что ли, что твою зазнобу Лизку хоронят сегодня?
-Что ты сказала, карга старая?! -  не выдержал Дмитрий.
-Лизку твою хоронят а ты тут валяешься как собака бродячая! — рявкнула чёрная женщина.
Паренёк резка сел на кровати — лицо его перекривила судорога боли — показалось, что комната заходила ходуном, пытаясь скинуть его вниз.
-Живой, урод?! — продолжала издеваться чернавка. — А мой сынок теперь из за тебя вынужден скрываться!
-Это твой сынок- урод! — ответил Дима. — и скрывается он из за себя самого. И ты это прекрасно знаешь! Ничего — долго не побегает и скоро отправится вслед за своим папочкой в места не столь отдалённые — обетованные. В тюрягу то бишь.
-На себя посмотри! — зашипела  чернавка. — ты тут валяешься — за дверью охранник с оружием — следователь требует от врача заключение по твоему состоянию, и уверяю тебя: мой брат даст такое заключение, какое нужно нам — не тебе. И ты даже девку свою в последний путь проводить не сможешь!
В душе Дмитрия  Бушевала целая буря: это семейство умело издеваться над другими людьми.
Превозмогая боль и головокружение Дмитрий поднялся с кровати гася в себе желание надеть этой чёрной женщине на голову то самое ведро с водой. Лидка, словно понимая это, кинулась к двери, грозя притащить охранника, чтобы он скрутил Дмитрия и приковал наручниками к кровати.
Дмитрий кинулся к окну — другого способа уйти из палаты у него не было.
Чёрная женщина кинулась за ним но Дима вернулся назад вылил ведро воды на пол и потом подтолкнул Лидку к окну — та проехав юзом по скользкому полу полетела вниз, не добежав до окна. И в это время открылась дверь и на пороге появился охранник — Дима прижался плотнее к стене, словно она одна могла защитить его, но охранник, увидев раскрытое окно, бросился к нему. Проскользив по мокрому полу, наткнулся на лежащую женщину, вылетел в окно,  и через пару секунд оказавшись внизу на земле заматерился довольно громко, понимая что его надули.
Лидка начала странно верещать как курица, которой собираются рубить голову. Дмитрий поднял её заставил жестами снять чёрный халат и напялив его на себя, довёл её до своей кровати укладывая на неё и закрывая одеялом с головой.
-Видец конечно ещё тот, но всё таки — не больничное одеяние! — решил он и выскользнул за двери в коридор. К счастью он был пуст и даже медсестра дремала за своим столом, уронив голову на руки.
Дмитрий взял со стола шапочку, которую оставил доктор с осторожностью напялил на свою раненную голову достал из сумочки медсестры кошелёк и быстро зашагал прочь к выходу, пока охранник, выпавший в окно не вернулся назад. Ему повезло: успел скрыться, так сказать с места преступления, до появления разозлённого вконец охранника.
Доехал до кладбища: весь автобус говорил только о нём обвиняя именно его и в изнасиловании, и в убийстве бедной Лизы Вересовой. Говорили что этот зверь — то бишь он, грыз бедную девочку, как собака или волк. И никто даже слова сомнения не высказал, хотя до этого ни одного плохого поступка Дмитрия припомнить не мог. И  Дима понял, что это постарались мать Хлынцева и его дружки, которые были там — на месте преступления и прекрасно знали кто истинный преступник, но признаться в этом значит признать, что и они соучастники, а этого никто из них делать не собирался.
Как выдержал всё это и не сорвался — даже не понятно и только позже понял что это спасло ему жизнь.
Дойдя до кладбища, Дмитрий почувствовал такую усталость словно протопал километров десять — не меньше: ноги держали с трудом, кружилась голова и время от времени  темнело в глазах.
Шагнув за ворота,  услышал приглушённый гул толпы в правой стороне кладбища и повернул туда. Шёл на голоса, которые сливались к неприятный ропот. Когда взор начал различать тёмное скопление людей прибавил шаг и уже подойдя ближе различил в ропоте высокий мужской голос размеренно читающий молитвы отпевающие  усопшую Елизавету — имя он услышал очень отчётливо. Как не свалился тут же на дорожке и сам удивился, но только одна мысль держала его:
-Я должен в последний раз взглянуть на Лизоньку — иначе никогда себе этого не прощу.
Подняв ворот халата и,надвинув шапочку на самые глаза, пробился вперёд.
Ближе вех к гробу стояли две женщины в чёрном: две матери — мать Лизы и Дмитрия. Они держались друг за друга как за спасательный круг  и рыдания сотрясали их тела, как в лихорадке.
Вокруг недовольно шипели:
-Ну и наглая морда эта Машка: её сын убил бедную девочку, а она делает вид, что горем убита.
Кто то ядом добавил:
-Да её саму тут же нужно прикончить!
Дмитрий готов был уже вцепиться этому говоруну в горло, но тут батюшка, читающий молитвы, наконец смолк и сказал довольно громко:
-Можно уже прощаться!
И только теперь Дмитрий поднял глаза на гроб — то что он увидел — было как обухом по голове и именно в то же место, куда его приложили три дня тому назад и в том месте запульсировала кровь и что то лопнуло с таким треском, словно рвалась его больная плоть и что то тёплое потекло вниз по шее за ворот одежды.
Совершенно белое, не живое лицо, изуродованное рваными ранами, словно лицо и губы девушки рвал злобный зверь. Эту ужасающую маску обрамлял белоснежный подвенечный убор, создавая настолько ужасающую картину, выдержать которую был неспособен даже самый жестокосердный человек. Ноги Дмитрия подкосились и он с трудом устоял на месте -крик сам рвался из горла но кричать было нельзя: вся толпа могла кинутся на него и мать и живьём похоронить их вместе с Лизой- не за себя боялся — за мать: у неё и без этого сердце с трудом выдерживало такую нагрузку. Дмитрий не понимал, как она вообще пошла на эту церемонию — видимо только затем чтобы поддержать тётю Наташу — мать Лизы.
Наконец женщины оторвались и одна за другой подошли к гробу попрощаться с девушкой — поцеловали в лоб и отошли на прежнее место. Дмитрий подойти к девушке не посмел — зачем дразнить толпу которая и без того едва сдерживается?
И в это время рабочие кладбища закрыли гроб крышкой и начали забивать её гвоздями, а Дмитрию казалось что эти гвозди забивают ему в голову.
Гроб начали опускать в яму, зияющую своей чернотой и болью, и ноги Дмитрия сами собой шагнули к этой черноте, которая притягивала его как магнитом: там была его Лизонька — его чистая воздушная девочка, к которой он даже прикоснутся боялся чтобы не обидеть её чистоту и нежность, а теперь её отбирают у него — отбирают навсегда.
Мать каким то десятым чувством поняла угрозу для своего единственного сына и, подняв глаза увидела Дмитрия, всё сразу поняла: Дима хочет броситься следом за Лизой.
Мария вцепилась в сына, пытаясь удержать его, но сил явно не хватало, и тогда прозвучал отчаянный её вскрик:
-Да помогите же кто-нибудь — мне его не удержать!
Но толпа, настроенная Хлынцевой и его дружками, помогать матери не собиралась — руки потянулись к ней с единственной целью столкнуть и мать, и сына в яму и похоронить их живьём. Но тут на передний план выдвинулся участковый Крутов  Иван Иванович вместе со своим сыном Борисом.
-Стоять! — скомандовал старший Крутов. — Назад: ещё шаг и я буду стрелять!
Рука мужчины скользнула к кобуре, подтверждая его намерение, и толпа отшатнулась назад, пряча руки за спину.
-Бориска, — скомандовал отец — бери Димку под левую руку а я — под правую  и ведём его к машине: у него шов на голове разошёлся -нужно срочно везти в больницу.
Толпа недовольно загудела, но сделать ничего не посмела, зная характер участкового: может и выстрелить если обещал.
Едва Крутовы взяли Дмитрия под руки, он обмяк в их дружеских руках.
Кто то из матерей не выдержав напряжения забился в истерике, и сопровождающая их медсестра кинулась на помощь.
Наша троица ушла с кладбища беспрепятственно: толпа ошарашенная таким исходом дела, осталась на месте, ругая участкового, который вечно лезет не в своё дело.
А как бы всё было хорошо: покончить одним махом с этой семейкой  Смирновых! — думала толпа, не сомневаясь ни на йёту в праведности своего гнева.

Когда наши герои прибыли в больницу там уже все знали, что  Дмитрий не виноват ни в изнасиловании,  ни в смерти Лизы Вересовой: доктор Морозов не пошёл на поводу своей двоюродной сестры Хлынцевой, проведя честный анализ всех улик,  и доказал, что и укусы были нанесены человеком с узкими и острыми зубами, и оставленная насильником сперма принадлежит совсем другому человеку — не Дмитрию.
Николай Павлович понял что Хлынцева выгораживает своего сына Сергея и хочет всё свалить на Дмитрия, ведь тот, в силу своего ранения, не способен защищаться, да и помнить не может, что произошло на самом деле: открытая черепно-мозговая травма, сотрясение мозга и большая потеря крови не позволили бы даже стоять на ногах — а тем более производить насильственные действия.
Именно такое заключение они вручил следователю, доказав наглядно и подробно все свои выводы и тот, отругав  охранника, отправил его по месту назначения и убрался восвояси обещая  найти настоящего преступника. Найдёт ли?
Кроме Хлынцевой не знает никто что её любимый сыночек давно уж  местах далёких от Балаково: в тот же вечер после преступления, когда сын явился домой в крови и пытался запихать окровавленную одежду — и верхнюю и нижнее бельё, Хлынцева поняла, что виноват во всём её сын. Она заставила его хорошо помыться переодеться в свежую одежду постирала его окровавленную одежду — но даже сушила над газом чтобы никаких дополнительных улик не было — сынок и без того их много оставил на месте преступления. Одна надежда что её брательник поимеет совесть и все улики повернёт против врага сына — Смирнова Димки.
-Если бы у меня были деньги?! — злилась она. — То можно было купить этого правдолюба вместе с потрохами и он написал всё что она хотела. А сейчас — напишет ли?
Ну и чёрт с ним — Серёженька теперь далеко — на Украине а это теперь совсем другая страна которая на все российские органы плевать хотела и даже если придёт запрос на розыск делать ничего не станет.
Лидия сама предложила сыну уехать из города этой же ночью.
-Никуда не поеду! — заявил Сергей.
-Ты что не понимаешь, что ни сегодня-завтра к нам придёт милиция — на тебя наденут наручники и отправят туда где Макар телят не пас? — начала злиться мать. — Едешь — и всё! За свои художества ты получишь двадцатку с хвостиком — я столько не проживу чтобы хотя бы посмотреть на тебя в последний раз.
-За что это интересно? — окрысился Сергей. -У нас всё было по взаимности!
-и грыз ты её тоже по взаимности а потом придушил — с её разрешения? — окрысилась мать. -Надеюсь есть письменное согласие на это? Не придуривайся, сын своего отца, — не тот случай. Тебя мать спасти хочет, а ты выделываешься — не перед своими корешами — я тебя, как облупленного, знаю.
-Зато как видно не знаешь что меня отыщут по моим же документам везде куда бы я не уехал! — запротестовал сын.
Не боись: и это предвидела: сейчас метнусь к Антониде и выпрошу у неё свидетельство о рождения её сына — Лёшки и полетишь под его документами. Кто будет искать Алексея Одинцова — искать станут Хлынцева!
-О чём ты ,Лидия Васильевна?! — удивился Сергей. — Лёхе только 15, а мне скоро 17 будет. Чувствуешь разницу? Кто же поверит что это я — Одинцов и есть?
-Ну и что что 17?! — запротестовала Лидия. — С твоим маломерным ростом ты едва на 14 тянешь. Скажи Господу спасибо, что он тебя ростом обделил: вот где твой  малый рост и пригодился, словно Господь сделал это именно для такого случая! — убеждённо произнесла Лидия и никто не мог ответить ей, что Господь преступников не покрывает, а наказывает. Но ведь она и не поверит, даже если сам Господь внезапно заговорит с ней.
-Так она и отдаст тебе его свидетельство?! — запротестовал Сергей.
-За так конечно не отдаст, а за серёжки золотые, что батя подарил на свадьбу, отдаст — давно выпрашивает. Я их всё равно не ношу — не по Сеньке шапка!
-Ну, попробуй — согласился сын.
У Лидии всё получилось и уже в полночь они двигались на старой отцовской машине по дороге к Саратовскому аэропорту.
Хлынова написала сопроводительное письмо для дядьки, сопроводив его напутствием к сыну, сказав если всё сделает так как она написала в письме, то его ждёт прекрасное безбедное будущее. И Сергей пообещал, что выполнит всё что задумала мать — её план понравился ему. Лидия купила билет до Одессы посадила сына на самолёт и, вернувшись домой, поставила машину на своё место, словно ничего не происходило этой ночью. Так что утром её любимый сыночек был уже на месте а она злорадствовала по поводу предположений о том что не Смирнов виноват в смерти Вересовой, а Хлынцев, и это его нужно арестовывать.
-Ищи его — свищи его! — мысленно хохотала она и убеждала сомневающихся, что именно Смирнова нашли на месте преступления именно он был в крови, а её сына там не было и быть не могло — в это время он был дома и помогал  по хозяйству — это может и дочь старшая подтвердить — она тоже была в это время дома у  них.
И толпа тут же резко поменяла своё мнение, начав обвинять во всём Дмитрия.  На то она и толпа.А тут ещё и дружки Хлынцева подтвердили, что просто гуляли и, наткнувшись на окровавленного Смирнова подняли крик, даже ещё не понимая в чём дело.
Не даром говорят, что злые языки страшнее пистолета — толпа мысленно уже распяла Дмитрия, даже не пытаясь понять, почему так яростно все эти люди валят все шишки  на того, кто никогда ничего плохого никому не сделал, и им даже упрекнуть Смирнова не в чем.
А настоящий преступник в это время уже был в Одессе и понятия не имел что творится в Балаково а если бы знал то радовался и удивлялся хитрости своей матери, которую всегда считал недалёкой.
Дядька — брат матери оказался весьма жёстким и  строгим мужиком и, прочитав записку сестры понял, что всё это неспроста: и появление племянника по чужим документам может говорить только о том, что он натворил что то  такое, что даже сестру Лидку, которая не побоялась даже замуж пойти за уголовника Хланцева Георгия, хотя вся их семья была против, испугалась за своего любимого сыночка. Сказала: - Я  решила так, и своего решения не изменю, и ничего вам не сделать против материнской любви даже ваши законы бессильныы!
Ничего делать как видно и не стали — вот теперь и му приходится  расхлёбывать последствия, и его — брата старшего  Лидка решила втянуть в свои проблемы. Но куда деваться — родная сестра же и племянник — родной.
Посмотрел пронзительным взглядом на недомерка — сказал, как отрезал:
-В школу я тебя устрою, но если восьмой класс закончишь хоть с одной тройкой, даже пальцем не пошевелю, чтобы тебе помочь и устроить в мореходное училище.
Сергей-Алексей преклонил голову в знак согласия: Лидка сказала, чтобы Михаилу Васильевичу не перечил — иначе просто на улицу выставит и всё — как хочешь так и кувыркайся — сам, без помощи.
Сам бы никогда не поверил: из кожи лез чтобы угодить дядюшке и всё таки закончил восьмой класс без троек — даже две пятёрки получил — по физ-ре и пению.
Дядя крякнул с недоверием, но — дал обещание — держи: устроил в мореходку с тем же предупреждением: или — или.
Что было дальше — оставим пока в неведении — нужно возвращаться в Балаково.
После похорон обе матери попали в больницу: У Анны сердечный приступ, а у Натальи инсульт.
Доктор сказал Вере Петровне, которая неотступно находилась в больнице рядом и с Дмитрием  и с обеими матерями:
-Ну с С Анной ещё всё может быть нормально, если сделать шунтирование, а вот Наталье помочь мы ничем не сможем: если сейчас и выкарабкается, то парализованная может пролежать неизвестно какое время, но закончится всё летально — это я даже сейчас могу сказать с уверенностью. Наталья умерла даже раньше, чем сказал доктор: как видно организм сознав, что больше жить незачем и не для кого, слался без боя. Похоронили её рядом с дочерью и больше всех над её гробом убивался отец, понявший наконец как дороги для него были и внучка, и дочь, но как сказала его Нюрка:
-Что теперь волосья на голове рвать, когда поезд ушёл?
Дима в это время, как и его мать находился в больнице и даже поплакать не мог над могилой своей Лизоньки: бабушка Вера бдела над его кроватью, опасаясь, что он снова сбежит на похороны, хотя теперь ему  сообщить о похоронах никто не мог: доктор уволил Хлынцеву, и охраннику наказал даже близко не подпускать её  к больнице.
Шунтирование в их больнице сделать не могли -не было таких специалистов, а везти её в Саратов  - значит подвергать риску, и Вера Петровна извелась, не зная как можно помочь снохе, которая для неё давно уже была, как родная дочь.

После похорон Натальи Вера Петровна поняла, что медлить больше нельзя и нужно срочно заняться здоровьем Марии — иначе она может потерять и сноху и внука и останется одна. Димку она держала только тем, что жизнь его матери -Марии зависит только от его жизни.
Вера Петровна позвонила своему педагогу из московского медицинского института где училась, уже даже страшно сказать когда, но несмотря на эту страшную дату связи с педагогом она не теряла и время от времени звонила, когда был нужен совет замечательного доктора и человека — Шалаева Павла Григорьевича. На этот раз просила совета, как можно помочь Марие и кто может сделать это, потому как перевозить Машу не позволяет состояние её  здоровья.
-А что, Верочка, сама ты не сможешь разве сделать операцию?
-Кто мне позволит: я уже почти 10 лет у операционного стола не стояла?
-Помнишь  Мишу Воронина? — спросил педагог.
-Конечно — ответила Верочка. — Он на третьем курсе за мной пытался ухаживать, а я всё нос воротила — не знаю на что рассчитывала. Но почему вы его вспомнили?
-Он сейчас в клинике Лео Бакерия один из лучших хирургов — созвонись с ним — думаю что он тебе сможет помочь. Я с ним разговаривал недавноб и он до сих пор помнит тебя и переживает, что в своё время упустил тебя. Педагог дал ей номер Дмитрия Воронина и Вера перезвонила своему бывшему однокашнику.
Дмитрий, услышав голос Верочки очень обрадовался, сказал что голос у неё всё такой же нежный и певучий, как во времена их молодости.
Выслушав её просьбу, Дмитрий вполне искренне удивился, словно действительно не мог или не хотел верить что столько времени они не виделись и не общались:
-Как летит время Верочка: вот туже твоему внуку 16, а я помню тебя почти такого же возраста, и у меня перед глазами всё та же  девчонка с двумя косами и глазами-звёздами.
-Увы, Митя, и кос давно нет и звёзды давно погасли, и теперь я только внуком живу, которого тоже Димой зовут и его мамой  Машенькой, которую срочно нужно спасать- нужно срочно делать шунтирование а в нашем городе сделать этого не могут — нет нужных специалистов.
-Чем могу помочьб Верочка? — участливо спросил бывший однокашник. — Для тебя я готов на всё. Когда вылетать?
-А ты сможешь прилететь к нам? — не могла поверить Вера Петровна - так неожиданно быстро согласился Дмитрий.-Как сможешь — сразу звони — я встречу тебя. Сам понимаешь — чем раньше сделать операцию, тем будет больше надежды на то, что Машенька будет жить.
-Что брать с собой? — поинтересовался Дмитрий. — Как у вас с инструментами?
-Инструменты есть — хирурга-кудесника нет к ним — ответила Верочка.

Это был счастливый звонок: четыре четыре дня Мария уже находилась в реанимационном отделении после прекрасно проведённой доктором Ворониным операции. И вся больница только и говорила о московском хирурге в превосходной степени, а он в такой же степени говорил о Верочке Светловой,  которую буквально у него из под носа увёл красавчик лейтенантик Смирнов Вовка и увёз на край земли. И вот теперь спустя столько лет такая нечаянная встреча и он не может наглядеться и наговориться о своей невероятной любви к этой женщине, с которой так коварно их развела судьба. Когда он узнал что Мария не дочь Веры, а сноха был удивлён безмерно и сказал восхищённо:
-Я всегда считал тебя удивительной женщиной но сейчас понял что потерял настоящее сокровище.
Это высказывание услышал главный врач больницы и решил сыграть на прекрасном отношении москвича к Вере Петровне попросил её убедить Дмитрия Михайловича перейти работать к ним в качестве ведущего хирурга.
-О чём вы, дорогой доктор? — удивилась та. — Кто в добром уме согласиться уехать из такой всемирно известной клинике в какую то пятисортную больницу в маленьком городишке, который известен лишь тем что в нём находится АЭС?  Оставить Москву — ради какой то старухи?!
-Не ради старухи, а ради первой любви! — возразил доктор.
-Ну, первая любовь у Дмитрия я думаю была ещё в школе, а в институте — скорее мимолётное юношеское увлечение. — возразила Вера.
-А вы всё же попробуйте поговорить с Дмитрием Михайловичем и поймёте, что я прав.- настаивал на своём доктор не желая мириться с мыслью что заполучить этого московского кудесника ему не получится.
И Верочка подтвердила его мысль заявив просто и авторитетно:
-Я и в молодости считала что навязываться молодому человеку не только не принято, но и постыдно, а теперь  тем паче думаю, что это делать не нужно, чтобы не позорить своего доброго имени. И давайте больше не будем возвращаться к этому вопросу, дорогой доктор?

Поэтому Вера Петровна не пошла встречать внука, когда его выписали из больницы — не хотела встречаться с однокашником — не была уверена, что доктор сам не станет разговаривать с Дмитрием по поводу их взаимоотношений.
И Дмитрию пришлось одному возвращаться домой через половину города. И вот тогда он во всей красе почувствовал отношение горожан и к нему и к его семье: каждый второй шипел ему в спину, что он — убийца, а каждый первый плевал в лицо. Одна, совершенно незнакомая женщина,чтобы все слышали весьма громко сказала:
-Как только ноги носят такого урода?!
Дмитрию хотелось кричать, что он ни в чём не виноват, но люди прятали глаза, словно им было стыдно за него и ему, в это мгновение было жаль только одного, что Бугай не убил его и что теперь он должен отвечать перед людьми за то что не совершал.

Вера Петровна ждала внука дома но когда он переступил порог испугалась не на шутку: на парне лица не было — сплошная серая маска искажённая болью и страхом.
Дмитрий кинулся перед ней на пол обхватил ноги, прижавшись к ним лицом,  зашептал в полном отчаянии:
-Бабушка, родная, что мне делать? Весь город ненавидит меня и обвиняет в смерти Лизы
Доктор же доказал, что я не мог этого сделать, но они не верят и ненавидят меня готовые разорвать на месте. За что бабушка — за что?! Как мне жить теперь?
-Как жил раньше- так и живи. — ответила Вера.
-Как раньше уже не получится — возразил Дмитрий. -Я теперь и сам начал чувствовать, что виноват в смерти Лизоньки — не смог защитить её. Вместо того, чтобы книжки читать и стишки учить, мне нужно было заниматься боксом и самбо — тогда бы я мог дать отпор шайке Хлынцева.
-Один против семерых? — удивилась бабушка — Они бы тебя просто убили.
-Да уж лучше убили бы! — воскликнул Дима — чем сейчас слушать незаслуженные оскорбления и обвинения.
-Ну нет — это не слова моего внука Дмитрия — это слова труса  - парировала бабушка.
-Я не трус, но мне страшно — парировал Дмитрий — я не знаю как мне жить дальше, бабушка.
-Храбрый человек не тот, кто кланяется  каждому встречному и оправдывается перед каждым несправедливым обвинением а тот, кто идёт по жизни с гордо поднятой головой, потому что знает, что ни в чём не виновен — ответила бабушка, с откровенной печалью глядя на любимого внука, которому в таком раннем возрасте пришлось столкнутся с людской несправедливостью.- Храбрый идёт по жизни не забывая делать своё дело.
- Какое дело? — удивился внук.
-Выучиться, изобличить и обличить настоящего преступника. — ответила Вера Петровна. — Кто кроме тебя сделает это — не мы же с матерью? Так что вытираем слёзы и сопли и берёмся за голову, думая как сделать это. Вот за это я стану уважать своего внука даже больше чем любить!





                Продолжение следует: