Как мы двигались вместе с сыном

Володя родился в Архангельске 26 мая 1976 года. Его рождение стало поворотным пунктом в моей жизни. Изменилось решительно всё!
И с первых дней его жизни мы с ним стали двигаться строго вместе.

Начинать надо с предыстории, поскольку это предельно важно.
В нашем купеческом старинном доме в центре Свердловска была по сути коммуналка: девять семей в девяти комнатах второго (первого) этажа. Дом был полутораэтажный и имелся полуподвал, где жили шумные постояльцы. Но для меня в детстве существовал только наш этаж и его жители – наши соседи. В самой первой от входа «квартире» жила семья героя гражданской войны Нечаева.
Он был очень болен и ходил по коридору в туалет (один на весь дом!) очень медленно. У него было три дочери и два сына. Старший сын в семье был самый здоровый, умный, красивый, открытый. Ему было двадцать лет, когда это случилось. Вечером я видел его сильного, прекрасного, стройного около общего умывальника, а утром мне Рона сообщила, что ночью он внезапно умер!! Отчего? У него вечером сильно заболело ухо и вызвали скорую. Фельдшер осмотрел больного и предложил прогреть ухо. Диагноз: острый отит. А в три часа ночи он скончался от мгновенного воспаления оболочек головного мозга. В общем я запомнил с детства: нет ничего страшнее чем острый отит – воспаление среднего уха когда воспалительный процесс может переброситься на мозг!! Всю жизнь я ничего так не боялся как болей в ухе. Такое сильное впечатление на меня произвела смерть юного Нечаева.

Когда Любаша рожала Володю, всё вроде шло нормально. Но в последний день перед выпиской у нее начался подъём температуры. Я привёз её домой на Ильича 33 квартира 42 из роддома с сыном на такси.  И через час у нее температура была сорок один градус. Мама Шура возражала, но я вызвал скорую и Любашу с диагнозом «острый метро эндометрит» увезли в областную больницу на Павлина Виноградова (ныне Троицкий проспект).
Оперативно я выяснил, что Руфа и Володя пока уехали в деревню и можно с сыном пожить у них в квартире буквально в ста метрах от больницы, чтобы носить Володю на кормление к болеющей маме.
Так мы с Володей в самом начале июня 1976 года оказались в квартире Руфы на период пока Любашу спасают в больнице от родильной горячки. И тут у Володи в первый же вечер поднялась температура под сорок! Вызванный врач выписал мне таблетки и успокаивающе сказал: «Это у него острый отит так протекает. Надеюсь, за недельку всё пройдёт»…
Это был удар судьбы гораздо ниже любого пояса.
Ничего страшнее в моей жизни не случалось ни до, ни после.
У моей крошечки тот самый отит!
Смертельно опасная зараза!
Самая страшная зараза, какую я только мог себе вообразить.
Я шел сквозь приступ ужасного северного холодного ветра к аптеке на Гагарина с Володей, завернутым в конверт, в новенькой коляске и слёзы текли по моему лицу, конкурируя с каплями дождя.
На почтамте я взял декретный отпуск по уходу за ребенком и вопрос о переводе на другую работу обозначился во всей полноте и объёме.
Первое – это пеленки и подгузники. Я подсчитал, что оптимально иметь сорок пеленок и подгузником чтобы непрерывно стирать и сушить одни пока используются другие. Квартира превратилась в маленький комбинат по стирке. Просушке и проглаживанию пеленок. Спали мы так: я укладывал его на диван рядом с собой и сам ложился с краю, чтобы во сне невзначай не задавить малютку. А вообще спал в полглаза и в пол уха. Исправно вставал, менял промоченное и мой сынуля засыпал в чистом, стерильном, сухом.
Больше всего я оберегал его с его отитом от сквозняков. И он действительно пошел на поправку. Через две недели Любаша и Вовуля наконец воссоединились на Ильича. Но эти первые две недели его жизни уже не вычеркнуть из истории никакими чернилами. Эти две самые важные недели мы с ним двигались строго вместе!

Продолжение даст Бог последует.