Жан Кокто. Орфей

ОРФЕЙ
Фильм Жана Кокто
в пересказе Алексея Бакулина
Есть такие люди, которые любят в деталях пересказывать знакомым содержание поразивших их фильмов. Вот и я из числа таких пересказчиков. Здесь я пересказываю фильм замечательного французского поэта и режиссёра Жана Кокто. За семь лет до постановки «Орфея» Кокто уже успел основательно разработать тему «вечного возвращения» - в фильме, который так и называется «Вечное возвращение». В нём говорилось о новом воплощении древнего архетипа – мифа о Тристане и Изольде. В «Орфее» мы тоже видим возвращение мифа – мифа об Орфее и Эвридике, о том, как безутешный поэт идёт вызволять свою возлюбленную из царства смерти. Однако, Кокто значительно усложнил древнюю легенду, превратив пару Орфей-Эфридика в любовный треугольник – Орфей-Эвридика-Смерть. Если не в четырёхугольник – Орфей-Смерть-Эвридика-Эртебиз (Ангел Смерти)…

«Orph;e»

Сценарий и постановка — Жан Кокто
Оператор — Николя Айе
Композитор — Жорж Орик
Художники — Жан д'Обонн, Марсель Эскоффер, Альбер Вольпер
Монтаж — Жаклин Садуль
Продюссер — Андре Польве

Премьера 1 марта 1950 года

ДЕЙСТУЮЩИЕ ЛИЦА и ИСПОЛНИТЕЛИ

ГЛАВНЫЕ ГЕРОИ
Орфей — Жан Марэ
Принцесса Смерть — Мария Казарес
Эртебиз — Франсуа Перье
Эвридика — Мари Дэа

ВТОРОЙ ПЛАН
Жак Сежест — Эдуар Дермит
Издатель — Анри Кремьё
Первый поэт — Роже Блэн
Алгонис — Жюльетт Греко
Первый судья — Поль Амьо
Второй судья — Рене Ворм
Третий судья — Жак Варенн
Секретарь суда — Андре Карнеж
Комиссар — Пьер Бертен
Второй поэт — Филипп Бордье
Третий поэт — Жан-Луи Бро
Первая вакханка — Клод Борелли
Вторая вакханка — Рене Козима
Рассказчик (за кадром) — Жан Кокто

ТИТРЫ
Титры  — это рисунки самого Кокто, выполненные в его неповторимой манере. В основном это портреты неких фантастических персонажей, так или иначе варьирующие черты лица исполнителя главной роли — Жана Марэ. Звучит исполненная мрачного пафоса увертюра, говорящая нам о неотвратимости рока.

Последняя надпись в титрах гласит:
«Этот фильм посвящается Кристиану Берару»

Наконец на экране устанавливается один рисунок — профиль Орфея, украшенный лирой.

Вступает Рассказчик:

— Легенда об Орфее хорошо известна. Согласно греческой мифологии, Орфей был певцом из Фракии. Своими песнями он зачаровывал даже диких зверей. Но песни отвлекали его внимание от жены, Эвридики. Смерть похитила ее. Он сошёл в царство мёртвых и очаровал самый Ад, чтобы добиться разрешения вернуть Эвридику в мир живых, — при условии, однако, что никогда не взглянет на неё. Но он всё-таки взглянул и был растерзан вакханками. Где произошла наша история? В какое время? Привилегия легенды — быть вне времени и пространства. Понимайте ее, как хотите…

 

1. Смерть НА УЛИЦАХ ГОРОДА
Ясный летний день.

Кафе Поэтов. Посетители здесь в основном очень молодые люди. Несколько юношей, сидя на мостовой, играют на гитарах нечто средневековое. Столики полны, но шума нет - каждая компания ведёт сдержанную, вдумчивую беседу.

Слышны голоса:

— …Ну, всё, — завтра жду!..

— …Привет!..

— …Эй, ты…

Пожилой официант подходит к посетителю спортивного вида, блондину лет сорока. Выписывает счёт. Посетитель хочет уйти, но медлит… Смотрит сквозь стеклянную витрину на улицу… Что-то привлекло его внимание, — должно быть чёрный легковой автомобиль, медленно въезжающий на площадь.

Мы видим, как отворяются дверцы чёрного автомобиля, выходит шофёр в форменной ливрее и фуражке и помогает выйти молодой даме.

Эта дама не может не обратить на себя внимание. Тонкая, стройная, богато, но не броско одетая; её густые чёрные волосы сплетены в толстую косу; её движения быстры, легки и уверенны, её голос полон непререкаемой властности. Она деловито командует водителю:

— Эртебиз, помогите Сежесту перейти площадь.

Водитель извлекает из машины второго пассажира — очень молодого человека, худенького блондина. Блондин этот, как видно, совершенно не в состоянии держаться на ногах самостоятельно. Однако, он изо всех сил пытается оттолкнуть шофёра, крича:

— Я не пьян! Я сам дойду!

ДАМА (с лёгким презрением). Нет, вы пьяны.

Все трое идут в сторону Кафе Поэтов.

В дверях дама сталкивается с тем самым сорокалетним посетителем спортивного вида. Она не обращает на него никакого внимания, зато он потрясён такой встречей.

Дама приветливо бросает кому-то:

— Салют! — и уходит вглубь кафе.

Сорокалетний задумчиво смотрит ей вслед.

И вновь столкновение: на сорокалетнего натыкается пьяный юноша, приехавший с дамой. Молодой, очевидно узнал старшего, и не испытал к нему никакого почтения, — до такой степени, что даже рыгнул ему в лицо, — очевидно, намеренно. Старший молодого не узнал, а на хамство решил не реагировать.

Он выходит из кафе, идёт мимо столиков, расставленных на площади и тут слышит:

— Орфей!

Пожилой джентльмен, сидящий за одним из уличных столиков зовёт его. Двое соседей джентльмена, возмущённо глянув на Орфея и пробормотав: «Да вы с ума сошли!» - тут же демонстративно удаляются. Орфей садится на освободившийся стул. Пожилой, — а это известный издатель, — начинает беседу:

— Мои приветствия! Присядьте на минуту.

ОРФЕЙ. От меня бегут, как от чумы…

ИЗДАТЕЛЬ. Что ж, ведь вы входили в логово льва…

ОРФЕЙ. И хотел найти выход…

ИЗДАТЕЛЬ. Что мы будем пить?

ОРФЕЙ. Спасибо, ничего. Я уже выпил свою чашу до дна!

ИЗДАТЕЛЬ. Это просто пиво.

ОРФЕЙ. Вы храбрец, раз говорите со мной.

ИЗДАТЕЛЬ. Куда там!.. Я больше не участвую в драке. Я сдался и не пишу уже тридцать лет: за всё это время я не смог сказать ничего нового. Они уважают мое молчание.

ОРФЕЙ. Не сомневаюсь, они думают, что и я не могу сказать ничего нового, и что поэт не должен быть слишком знаменит.

ИЗДАТЕЛЬ. Они вас не очень-то любят.

ОРФЕЙ. Скажите лучше - ненавидят.

К поэтическому кафе приближаются две девушки — длинноволосая брюнетка, раскованная и насмешливая, и скромная деловая блондиночка. Это предводительница вакханок Алгонис и её секретарша.

Между столиками легко пробирается элегантная дама, приехавшая на чёрном автомобиле, вслед за ней ковыляет хмельной блондин.

ОРФЕЙ (издателю). Кто этот не слишком любезный юный пьяница? Он, кажется, не питает отвращения к роскоши…

ИЗДАТЕЛЬ (шепчет Орфею на ухо). Это Жак Сежест. Поэт. Ему 18 и его все здесь обожают. (С восторгом смотрит на даму). Его спутница - принцесса! Она финансирует журнал, который опубликовал его первые стихи.

ОРФЕЙ. Принцесса прекрасна и очень элегантна.

ИЗДАТЕЛЬ. Она иностранка и не может шагу ступить без общества поэтов. Вот её журнал!

Протягивает Орфею простую белую брошюру, на обложке которой значится — «Обнажённость».

Орфей листает журнал и тут оказывается, что все страницы в этом издании чисты, как в новеньком альбоме для рисования.

ОРФЕЙ. Но здесь ничего нет!

ИЗДАТЕЛЬ. Потому и называется «Обнажённость». Это стихи Сежеста.

ОРФЕЙ (швыряет журнал на столик). Бред какой-то!

ИЗДАТЕЛЬ. Это было бы бредом, если он был полон бредовых стихов. В любой крайности что-то есть!.. А вы, Орфей… Ваша роковая ошибка в том, что, заходя даже слишком далеко, вы всегда знаете, где остановится!

ОРФЕЙ (упрямо). Публика любит меня.

ИЗДАТЕЛЬ. Публика — и только!

И в самом деле: поэты, в отличии от публики, смотрят на Орфея весьма скептически. Их небольшая группка кучкуется неподалёку. Старший среди них — худой, старообразный брюнет с трубкой, толкает товарища в бок:

— Смотри-ка!.. Они о нас говорят!..

Насмешливо и злобно косится на Орфея. Второй поэт обращается к стоящей рядом принцессе:

— Нам Сежест тоже обещал стихи!

ПРИНЦЕССА. Они здесь. Сохраните их. В теперешнем состоянии он способен оставить их где угодно.

Принцесса достаёт из сумочки несколько скомканных листков, но тут чья-то рука выхватывает у неё стихи:

— Отдай!

Это невесть откуда взявшийся Сежест.

Кто-то из молодых поэтов пытается вернуть стихи принцессе:

— Жак, оставь их!

СЕЖЕСТ (с пьяной яростью). Я тебе мозги выбью!

Начинается нешуточная драка, но вскоре Сежеста останавливают.

Принцесса решительно врезается в клубок переплетённых тел, бросает Сежесту в лицо:

— Прекрати! Ты знаешь, я терпеть не могу скандала!

СЕЖЕСТ (упрямо). А кто его начал?

И драка сама собой вспыхивает вновь — с новой силой и размахом.

 
*****
Осторожно косясь на дерущихся, шофёр принцессы Эртебиз поспешает к телефону-автомату. Рукой в перчатке набирает номер.

— Полицию, срочно!.. «Кафе Поэтов»… Тут драка!..

 
*****
А молодёжь разошлась не на шутку. Валятся столики, звенит посуда, каждый стоит против каждого. Над месивом человеческих тел висит разноголосый женский визг.

Мимо столика, где сидят Орфей с Издателем пролетает юный азиат,  рушится спиной на газон, но, нимало не смутясь, тут же вскакивает на ноги и спешит обратно в побоище.

Орфей с видом благородного презрения к этой щенячьей сваре, встаёт из-за стола:

— Ну что ж, до свиданья. (С усмешкой). Ваше кафе меня забавляет: оно претендует на центр вселенной.

ИЗДАТЕЛЬ. Да. Оно таковым и является. И вы страдаете от этого.

Орфей задумался, огорчился…

— Вот как? Стало быть, я для них безнадёжен?

ИЗДАТЕЛЬ. Нет. Иначе бы вы не вызывали столько ненависти.

ОРФЕЙ. Что же мне теперь делать? Лезть в драку?

Издатель встаёт со стула, чтобы придать веса своим словам, и бросает, как вызов:

— Удивите нас!

И тут же лицо его меняется: на противоположном конце площади он увидел нечто, что его встревожило.

…А именно — огромный полицейский фургон. Чуть ли не рота полицейских — в форме и в штатском — вываливается из него и начинают наступление на расходившихся юных поэтов.[1]
(ПРИМЕЧАНИЕ: Так — небрежно, не принимая величественной позы пророка, — Кокто предсказывает студенческую революцию, имевшую быть через 18 лет после выхода «Орфея» на экраны.)

Женский визг усиливается до нестерпимости.

Полиция постепенно загоняет молодёжь внутрь кафе. Слышны крики:

— Полиция!..

— Документы!..

— Вали отсюда!

— Ваши документы!

— Да нету у меня документов!

— Так, все проходим сюда!

Один из полицейских в штатском подходит к Орфею и Издателю. Приказывает свысока:

— Документы.

Но, едва заглянув в паспорт поэта, тут же теряет свою властность и расплывается в подобострастной улыбке:

— Простите меня, мэтр, я в первый момент вас не узнал! А ведь комната моей дочери сплошь увешана вашими портретами!..

Издатель тоже протягивает свой паспорт, но Орфей небрежно роняет:

— Мсьё со мной.

Полицейский козыряет, прикладывая руку к обвислым полям своей шляпы:

— Ещё раз извините!

Удаляется, счастливый тем, что пообщался с небожителем.

ИЗДАТЕЛЬ (Орфею, с бесконечным сарказмом). А вы, я смотрю, в дружбе с полицией!..

ОРФЕЙ (растерянно). Я?..

ИЗДАТЕЛЬ (по-прежнему). И всё же я советую уйти. Вас вполне могут затянуть в эту грязную историю.

ОРФЕЙ (обиженно). Ах, даже так?..

 
*****
Двое бугаёв в штатском безуспешно пытаются скрутить худенького Сежеста. Тот рвётся, как тигр, и оглушительно рычит:

— Пустите меня!!! Пустите меня!!!

Как из-под земли появляется принцесса и властно кричит полицейским:

— Вы не имеете права забирать этого юношу!

Один из полицейских, терпя удары юноши отвечает:

— У него нет документов!

ПРИНЦЕССА. Я за него отвечаю!

ВТОРОЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Это вы расскажете в комиссариате!

ПРИНЦЕССА. Ну, это уж слишком!

ВТОРОЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Служба, мадам!..

Кажется, они, наконец, одолели поэта, но тот всё ещё пытается убежать. Стражи порядка вцепились ему в бока и волочатся следом, как два бульдога. Сежест оглушительно кричит:

— Оставьте меня в покое!.. Пустите меня!.. Подонки!.. Ничтожества!.. Не трогайте меня, свиньи!.. Да отлепитесь вы от меня!..

Свирепо хватает зубами запястье Второго полицейского. Тот орёт:

— Он озверел!

И всё-таки Сежест вырвался! Полицейские хотят броситься за ним, но тут в глазах у них вспыхивает ужас… Они видят что-то страшное, чего не видим мы…

В испуге вскакивает с места Издатель.

Кто-то запоздало кричит:

— Осторожно!

Слышен близкий треск двух мотоциклов.

Сежест, как сломанная кукла, кубарем летит на брусчатку, и застывает на ней в неестественной позе.

Мотоциклы, сбившие его, — совершенно одинаковые, с совершенно одинаковыми мотоциклистами в сёдлах — быстро исчезают в глубине улицы. Несколько поэтов пытаются из догнать, но это бессмысленно.

Полицейский в штатском, говоривший с Орфеем, подходит к двум постовым в форме:

— Номер запомнили?

— Мы его не разглядели…

— Сообщите постам!

Сежест — юный, светловолосый — беспомощно лежит на брусчатке. Почти конвульсивно пытается поднять голову, но безуспешно. Их уголка рта его густо течёт кровь.

Несколько человек поднимают его на руки, куда-то несут… Голова юноши безжизненно свесилась.[2]
(ПРИМЕЧАНИЕ: Что-то очень важное есть для Кокто в этом зрелище свесившейся, запрокинутой головы... Что?.. Точно так же болталась голова у Париса в «Вечном возращении» (сцена в «Вело-Баре» — после драки с Морольтом) — и камера долго, настойчиво фиксировала эту запрокинутую голову. Потом, чуть позже, уже в замке Марка, Натали, лёжа перед камином на медвежьей шкуре, тоже запрокидывает голову — но, в отличии от Патриса, сознательно... И камера вновь старательно фиксирует такую её позу, не давая зрителю подумать, что это случайный кадр... И в Орфее запрокинутая голова появится позже ещё раз... Нет, не раз — больше...
Итак, что же хочет сказать Кокто с помощью этого образа? Может быть, просто пытается избавится от какого-то личного, мучительного воспоминания? Нет, не похоже...)

Принцесса командует:

— Несите его скорее в машину. Я сама займусь поэтом.

Сежеста долго несут вдоль длинного ряда взволнованно переговаривающихся поэтов, — несут к чёрному роллс-ройсу принцессы, где его ждёт вымуштрованный, бесстрастный Эртебиз.

ПРИНЦЕССА. Эртебиз, помогите.

Водитель послушно распахивает дверцу, и Сежеста кладут на сиденье в салоне роллс-ройса.

Кто-то из поэтов, возвращаясь мыслью к таинственным мотоциклистам, замечает вслух:

— Здесь же всегда была пешеходная зона…

Сежест уложен на сиденье. Принцесса заботливо оглядела его, обернулась в толпу и не без раздражения бросила кому-то:

— Ну, а вы? Так и будете маячить в толпе?

Это она обращалась к Орфею. Тот очень удивлён, и нерешительно выходит вперёд:

— Я?..

ПРИНЦЕССА (нетерпеливо). Да, вы, вы! Вы мне нужны!

Орфей послушно подходит к машине.

ПРИНЦЕССА. Необходимо ваше свидетельство. Садитесь в машину! Скорее, скорее, не раздумывайте!

И Орфей повинуется, точно загипнотизированный.

Роллс-ройс трогается с места, толпа поэтов недоумённо смотрит ему вслед.[3]
(ПРИМЕЧАНИЕ: Это неплохо звучит: «толпа поэтов»! Между прочим, в «Орфее» всякий раз, когда в кадре появляется толпа, она неизменно состоит из стихотворцев, то есть, людей, по определению чуждых (как будто бы) всякой стадности. И тем не менее, в фильме поэты неизменно собираются в стадо — бодливое, брыкливое, оглушительно мычащее.)

 

2. ЗЕРКАЛА ДОЛЖНЫ БОЛЬШЕ ОТРАЖАТЬ
Внутри роллс-ройса. Принцесса, собранная и деловитая, разместилась на заднем сидении. Сейчас видно, что дама эта, пожалуй, уже не первой молодости, — лет, наверное, к сорока. Но она прекрасно ухожена, стильно одета, а главное, светится изнутри мощной энергией, которой почти невозможно противится. Красива ли она? Оставим этот вопрос без ответа.[4]
(ПРИМЕЧАНИЕ: Один из старых советских кинорежиссёров (Лев Копелев, кажется...), впервые посмотрев «Орфея», с восторгом отзывался о Марии Казарес: «Она вся словно вышла из стихов Лорки!..» Неплохо сказано: действительно, энергетика поэзии Гарсиа Лорки одного происхождения с энергетикой образа, созданного Марией Казарес. Во всяком случае, можно с уверенностью сказать, что успех «Орфея» — это процентов на 70 её заслуга. (Да, а на долю Кокто и всех прочих остаются процентов 30...)
Ну, может быть, я и хватил лишку... И тем не менее.
К слову говоря, у Марии Казарес был один (в числе прочих) замечательный талант: отнюдь не будучи Самой Красивой Женщиной на Свете, она великолепно умела играть красавиц. Тут она показывала просто чудеса виртуозности и убедительности. Подобным талантом обладала, кстати, и наша Людмила Касаткина, которая тоже всю свою красоту создавала одной лишь игрой и делала это весьма успешно. В качестве отрицательного примера можно привести, к сожалению, многих и многих, — допустим, ту же Грету Гарбо, настоящую красавицу, которая просто сама себе в лицо плевала, бездарно маяча перед камерой.)

Принцесса молча раскуривает сигарету, пускает дым через ноздри… Потом, точно впервые заметив бездыханное тело Сежеста, склоняется над ним. Внимательно смотрит в залитое кровью лицо, потом обращается к Орфею:

— Платок дайте, пожалуйста.

Орфей протягивает ей платок и озабоченно замечает:

— Да, но он совсем плох…

ПРИНЦЕССА (сворачивая платок). К чему этот пустой разговор?

ОРФЕЙ (взглянув в окно). Но мы же едем мимо больницы!..

ПРИНЦЕССА (раздражённо). А почему вы решили, что я везу его в больницу?

Она аккуратно стирает кровь со щеки Сежеста. Орфей прикасается ко лбу юноши. Этот жест можно истолковать как желание взять Принцессу за руку, — что Принцесса, видимо, и решает, вскрикнув:

— Не прикасайтесь к нему!

Но Орфей уже забыл о своей попытке, его поражает другое:

— Мёртв!.. Этот парень мёртв!..

ПРИНЦЕССА (с презрением). Займитесь-ка лучше собственной персоной. Вы любите вмешиваться в чужие дела, как я посмотрю?

ОРФЕЙ. Да, но это вы велели мне сесть в машину…

Принцесса глубоко затягивается, швыряет окурок в окно и устало вздыхает:

— Помолчите…

Режет уши пронзительный свисток локомотива. Роллс-ройс стремительно приближается к железнодорожному переезду, но тормозит у опущенного шлагбаума. Грохочет недлинный состав. Орфей в ужасе разглядывает труп Сежеста.

Шлгабаум не поднимается, но сдвигается в сторону. Роллс-ройс трогается с места и катит по узкому шоссе проложенному в редком лиственном лесу. Впереди на капоте согнулся, готовясь к пружку, серебряный ангел-ныряльщик (эмблема роллс-ройсов). Кажется, что этот ангел указывает путь автомобилю. Наступают летние сумерки. Принцесса командует:

— Эртебиз, поезжайте обычной дорогой!

И дорога тут же становится необычной: автомобиль словно попадает в мир, вывернутый наизнанку, где все цвета даны в негативе. Принцесса вновь командует водителю:

— Радио!

Рука Эртебиза в белой перчатке уверенно крутит шкалу приёмника. После недолгих поисков, волна найдена. В салоне раздаётся чёткий голос диктора:

— «Молчание движется быстрее, пятясь», — три раза. «Молчание движется быстрее, пятясь», — три раза.

Авто по-прежнему движется в мире-негативе. Диктор продолжает:

— Повторяю. «Молчание движется быстрее, пятясь», — три раза. Внимание, слушайте!

И Принцесса вся обратилась в слух. Кажется, она зачарована этими загадочными фразами, — она слушает их, как прекрасные, полные глубокого смысла стихи.

ДИКТОР. «Стакан воды несёт свет миру», — два раза.

ОРФЕЙ. Куда мы едем?

ДИКТОР. Повторяю. «Стакан воды несёт свет миру», — два раза. Повторяю…

ПРИНЦЕССА (с досадой, но не отрывая глаз от приёмника). Неужели нужно заставить вас замолчать?

Авто несётся через мир-негатив.

 
*****
И вот наступила ночь. Тёплая, тёмная летняя ночь. Негатива больше нет, теперь контуры деревьев по обочине шоссе снова угольно-черны, а фары роллс-ройса горят ослепительным белым огнём.

Навстречу авто принцессы движутся ещё два огня — два мотоцикла. Они тормозят одновременно с роллс-ройсом. Принцесса бодро приветствует прибывших из окна машины:

— Салют!

Орфей вглядывается:

— Но это… Это те мотоциклисты, которые сбили его!

ПРИНЦЕССА. Вы что, глупы? Прошу вопросов больше не задавать.

Авто вновь трогается с места и движется дальше в сопровождении мотоциклов. Шоссе проложено через обширное, пустое поле.

Они подъезжают к большому загородному дому под высокой, островерхой крышей. Если немного дать волю фантазии, то этот дом можно даже назвать замком.

Кавалькада останавливается во дворе замка. Мотоциклисты покидают сёдла, вышколенный Эртебиз чинно распахивает дверцу перед Принцессой.

ПРИНЦЕССА (Орфею). Выходите, мсьё, и не мешайте больше моим людям. (Мотоциклистам). Теперь вынесете тело и поднимите его наверх.

Мотоцклисты молча повинуются. Вновь в кадре безжизненная, запрокинутая голова мёртвого Сежеста.

Мотоциклисты, грохоча сапогами, поднимаются по лестнице на второй этаж замка. Теперь можно рассмотреть их получше. Они молоды, стройны, мускулисты. Они немы и зловещи. Их круглые, гладкие шлемы и тёмные мотоциклетные очки делают их похожими на насекомых. Или, быть может, на инопланетян: очки их имеют своеобразную вытянутую форму — точно так рисуют порой глаза пришельцев из космоса. Или вот ещё сравнение: они похожи на средневековых самураев — их просторные одежды стянуты широкими кожаными поясами…

Поражённый Орфей следует за ними, по-детски раскрыв рот, — но смотрит он не на них, а на труп Сежеста. Принцесса насмешливо бросает ему:

— Вы что, спите стоя?

ОРФЕЙ (поразмыслив). Я думаю, да.

ПРИНЦЕССА (мотоциклистам). Можно живее? Не люблю, когда еле тащатся.

На втором этаже, у входа в комнату она останавливает Орфея:

- Подождите меня здесь, мсьё.

А сама заходит внутрь и вслед за ней мотоциклисты.

Комната имеет нежилой вид, — похоже, люди очень давно выселились отсюда. Грязный плиточный пол, чугунная буржуйка, пустые столы, обшарпанные стены…

ПРИНЦЕССА. Положите его на пол.

Мотоциклисты почти швыряют мёртвого поэта на каменные плитки, под ноги Принцессе. Она выходит к Орфею:

— Идите за мной, мсьё! (Но Орфей, видимо, не слышит её слов). Вы в самом деле спите?

ОРФЕЙ. Да. Я сплю. Всё это удивительно…

Принцесса нетерпеливо отворачивается и идёт в комнату.

ОРФЕЙ. Но в конце концов, мадам!.. Вы объясните?..

ПРИНЦЕССА. Нет. Если вы спите и видите сон, то примите его — это удел всех спящих.

ОРФЕЙ. Я вправе потребовать объяснений!

Принцесса садится на кровать, застеленную неожиданно чистым, свежим, дорогим бельём, включает небольшой торшер, и мёртвая комната становится почти уютной.

ПРИНЦЕССА. У вас все права, дорогой мсьё. И у меня тоже. Мы с вами в равном положении.

Включает изящный транзистор. Комнату наполняет нежный, прерывистый, музыкальный плач глюковской флейты… Впечатление таково, словно с этими звуками раскрылась дверь в иной мир. Но Орфей возмущён:

— Мадам, музыка неуместна! В соседней комнате покойник!.. И его убийцы!.. Я требую выключить радио!

ПРИНЦЕССА (не менее возмущённо). А я требую, чтобы вы не прикасались к нему!

На фоне музыки звучит знакомый голос диктора:

— «Зеркала должны больше отражать», — три раза.

Принцесса садится за столик напротив круглого зеркала. Это зеркало, точно повинуясь приказу диктора, отражает и её, и Орфея, стоящего поодаль. Принцесса снимает белый жакет и остаётся в одном чёрном платье. Бросает Орфею.

— Сидите спокойно!

Из чёрного изящного транзистора несётся бесстрастный голос:

— «Зеркала должны больше отражать», — три раза. Повторяю! «Зеркала должны больше отражать», — три раза.

Вдруг зеркало перед Принцессой разбивается. Не Орфей ли швырнул в него чем-то? Одновременно смолкает диктор. Принцесса вскакивает с места:

— Вы абсолютно несносны! Сядьте же, ну!

Вновь включает радио, вновь звучит Глюк. Она продолжает, уже спокойнее:

— Ждите меня тут. Мои слуги принесут вам шампанское и сигареты.

Тут же на пороге комнаты появляются двое миниатюрных лакеев-вьетнамцев и кланяются госпоже.

Уходя, принцесса добродушно улыбается:

— Будьте как дома. Вы слишком многое хотите понять, дорогой мсьё. Это недостаток!

ОРФЕЙ. Прошу прощения, но меня ждут, мадам!

ПРИНЦЕССА. Пусть ваша жена подождёт. Тем радостней будет встреча!

Уходит в соседнее помещение.

Комната Орфея вся во власти Глюка. Один из вьетнамцев, нежно ступая, вкатывает столик с замороженным шампанским.

 
*****
В соседней комнате мотоциклисты точно в карауле стоят возле большого — от пола до потолка — зеркала. Принцесса по-генеральски подходит к ним:

— Всё готово?

— Да, мадам.

Она приближается к трупу юноши и небрежно командует:

— Сежест, встаньте!

Мёртвое тело неловко, не по-человечески ворочается на полу, а затем одним махом, не сгибаясь, не отталкиваясь, встаёт на ноги.

ПРИНЦЕССА. Салют!

Сежест делает глубокий вдох и открывает глаза. Взгляд его равнодушен и мёртв. Он бесстрастно отвечает:

— Салют!

ПРИНЦЕССА (властно). Вы знаете, кто я?

СЕЖЕСТ. Да, знаю.

ПРИНЦЕССА. Скажите.

СЕЖЕСТ. Вы — моя смерть.

ПРИНЦЕССА. Хорошо. Отныне вы у меня на службе.

СЕЖЕСТ (равнодушно). Я у вас на службе.

ПРИНЦЕССА. …И будете повиноваться мне.

СЕЖЕСТ. Буду повиноваться.

ПРИНЦЕССА. Превосходно. Тогда в путь!

Она становится напротив зеркала и продолжает командовать Сежесту:

— Возьмите край моего платья. Не бойтесь и не отпускайте его.

Вытянув вперёд руку, принцесса… — впрочем, пора назвать её подлинным именем — Смерть — решительно, не сбавляя шаг, идёт к зеркалу.

И проходит сквозь него.

И, оказавшись в зазеркалье, двигается уже не так, как в мире людей, — словно летит по воздуху или погружается в прозрачную воду.

В комнату рассеянно заходит Орфей и застывает с расширенными глазами: он становится свидетелем этого перемещения.

Поражённый, он видит, как один за другим ныряют в зеркало мотоциклисты.

Он бросается следом, но зеркало не пропускает его.

Мы смотрим на Орфея из зазеркалья. Ошеломлённый, он трогает поверхность стекла, с силой бьёт по нему — ладонью, кулаком — зеркало не поддаётся.

Он снова и снова водит по зеркалу ладонями, точно пытается нащупать отверстие…

И тут его нервы не выдерживают груза чудес, которые принёс этот вечер, и Орфей теряет сознание. Он без сил прислоняется щекой к зеркалу и сползает на пол. Пальцы его, скользя по стеклу, издают характерный скрип.

 

3. СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ

В сознание Орфей приходит, находясь вдалеке от замка принцессы. Он лежит на песке, отражаясь уже не в зеркале, а крохотной лужице.

Орфей приподнимает голову, недоумённо оглядывается. Встаёт на ноги. Кругом песок… Можно было бы предположить, что поэт очутился в пустыне, если бы не кустарник, что растёт чуть поодаль.

Орфей громко кричит, сложив руку рупором, но ответа на его крик не слышно.

Низкое пасмурное небо, обширный песчаный карьер, ни души вокруг.

Орфей решительно шагает по рытвинам, пробираясь к зелёной рощице невдалеке. Громко жужжат целые рои невидимых мух.

И вот, под песчаным откосом он видит грунтовую дорогу и мирно стоящий на обочине роллс-ройс. На сиденье спит, раскрыв рот, Эртебиз в своей форменной ливрее. Орфей бесцеремонно будит его:

— Где мы?

Эртебиз просыпается, недоумённо смотрит на поэта, потом быстро приходит в себя, выскакивает наружу и угодливо распахивает перед Орфеем заднюю дверцу.

ОРФЕЙ. Я вас спрашиваю: где мы?

ЭРТЕБИЗ (почтительно). Не знаю, мсьё. Мне приказано отвезти вас домой.

ОРФЕЙ. Но где же принцесса? Где замок?

ЭРТЕБИЗ. Будьте добры, мсьё, садитесь в машину.

Бросив ещё раз недоумённый взгляд на песчаный откос, Орфей повинуется. Роллс-ройс трогается с места.

 
*****
И вот мы, наконец, видим Эвридику. Это красивая тридцатилетняя женщина, худощавая, в простеньком домашнем халате. Её волосы курчавы, светлы и коротко острижены. На лице её — глубокое страдание. Она сидит в прихожей своего загородного домика.

Рядом с ней — двое: предводительница вакханок Алгонис — жгучая, длинноволосая брюнетка, и полицейский комиссар, с виду — типичная канцелярская крыса. Идут поиски Орфея и принцессы, с которой его видели в последний раз. Алгонис говорит по телефону, комиссар слушает разговор через дополнительный наушник.

АЛГОНИС. Да-да! Эта дама жила в гостинице «Терм». Позовите директора!

В гостинице «Терм» портье, говоривший по телефону с Алгонис, кричит:

— Господин директор!..

Директор берёт трубку:

— Слушаю вас! Гостиница «Терм»! Алло!

Алгонис передаёт трубку комиссару.

КОМИССАР. Говорит чрезвычайный комиссар. Извините за беспокойство, проверьте, пожалуйста…

ДИРЕКТОР. Одну минуту.

Прикрывает трубку ладонью и даёт рекламный проспект подошедшей к стойке посетительнице.

КОМИССАР. Алло! Алло! Не вешайте трубку!

ДИРЕКТОР (посетительнице). Это вам!

ПОСЕТИТЕЛЬНИЦА. Спасибо. (Уходит).

ДИРЕКТОР (в трубку). Но я могу только повторит вам, господин комиссар: не было тут такой дамы, которую вы описали нам. И никакого роллс-ройса.

КОМИССАР. Я заеду к вам через два часа! Извините меня. (Вешает трубку). Это невообразимо! Непонято! Ни в «Терме», ни в гостинице «Фабиус», ни в гостинице «Дю Монд».

Обессиленная горем, Эвридика роняет голову на стол:

— Он не вернётся больше…

Алгонис нежно приникает к ней:

— Ну что вы! Не может быть! Все мужчины возвращаются… Да, они непредсказуемы.

Рядом со жгучей Алгонис Эвридика, несмотря на всю свою классическую, античную красоту кажется совершенной простушкой.

ЭВРИДИКА (в слезах). Но где он? Боже, где?

АЛГОНИС. Я не стану вам лгать: он с этой женщиной.

ЭВРИДИКА (в ужасе вскакивает). Нет! Нет, я не верю этому! (Хватает комиссара за лацканы). Ну же, ну, господин комиссар! Скажите ей, что это ложь! Вы же знаете Орфея!

КОМИССАР (пытаясь развести руками). Но, мадам…

ЭВРИДИКА. Скажите ей!..

КОМИССАР. Я не хочу так думать: ваша семья образцовая… Но бывает, что мужчины теряют голову…

ЭВРИДИКА. О, Боже!..

Отходит в сторону, убитая горем.

КОМИССАР (к Алгонис). Хм!.. История весьма неприятная!

АЛГОНИС. А вы не опасаетесь скандала в прессе?

КОМИССАР. О, нет-нет-нет! Я уже отдал распоряжение! К тому же журналисты ещё ничего не знают.

И тут же звенит звонок на калитке сада. В сад проник молодой человек, чрезвычайно смахивающий на журналиста. С видом ищейки, напавшей на след, он идёт к дому.

АЛГОНИС (ехидно). Это журналист, мой дорогой комиссар!

КОМИССАР. Что?!

ЭВРИДИКА. Что такое?

Она поспешно вытирает слёзы и идёт навстречу незваному гостю.

 
*****
И вот какой разговор у них происходит на крыльце дома:

ЖУРНАЛИСТ. Мадам!..

ЭВРИДИКА (с высоты крыльца). Да, мсьё…

ЖУРНАЛИСТ. Я пришёл от газеты «Солей». Ваш муж дома?

ЭВРИДИКА (из последних сил улыбаясь). Да, но он сейчас спит, к сожалению.

ЖУРНАЛИСТ. Ах, спит?..

ЭВРИДИКА. Он всю ночь работал.

На крыльцо выходит комиссар:

— Я тоже нанёс ему визит, но будить его не велел.

ЖУРНАЛИСТ. Понятно, я ухожу. Может, отвези вас, господин комиссар?

КОМИССАР. Нет, не нужно — я тоже с машиной.

ЭВРИДИКА. А что вы хотели?

ЖУРНАЛИСТ. Взять интервью о несчастном случае. Того юноши нет в больнице, и мои товарищи хотят знать, как дела…

Комиссар сурово прерывает его:

— Успокойтесь, он в порядке! Я сам заеду в редакцию.

ЖУРНАЛИСТ. Мадам!.. (Уходит).

ЭВРИДИКА. Мсьё!..

Едва журналист отвернулся, на её лице вновь проступает отчаяние.

Они с комиссаром возвращаются в дом.

АЛГОНИС. Ну что ж, браво!

Эвридика рыдает:

— Ах, это ужасно! Ужасно!

КОМИССАР. Не впадайте в панику. Я заеду в журнал и всё узнаю.

 
*****
Но журналист не ушёл: он притаился за воротами и ждёт развития событий.

К дому подъезжает чёрный роллс-ройс. Орфей, вылезая из него, приказывает Эртебизу:

— Следуйте за мной. Старайтесь не шуметь.

Машина движется за ним.

ОРФЕЙ. Езжайте сюда, я открою гараж.

И он распахивает перед машиной ворота гаража. Над воротами темнеет гипсовая конская голова.

ОРФЕЙ (Эртебизу, сидящему в машине). Значит, договорились? Жена всё равно ничего не поймёт.

И он выходит из гаража через задние двери, возле которых стоит античная статуя Артемиды.

И возле статуи Аполлона натыкается на журналиста. Тот, хищно улыбаясь, спешит представиться:

— Корреспондент газеты «Солей». Так значит, вы спите?

ОРФЕЙ (в недоумении). Я?..

ЖУРНАЛИСТ. Продолжайте спать! Пребывайте в грёзах, ведь вы поэт!

ОРФЕЙ. Можете убираться!

ЖУРНАЛИСТ. Моя газета оценит ваше поведение должным образом!

ОРФЕЙ. Прощайте! Выметайтесь!

ЖУРНАЛИСТ. Вы пожалеете о своей дерзости!

ОРФЕЙ. А я плевал на вашу прессу!

ЖУРНАЛИСТ (обиженно). Что-то новое…

ОРФЕЙ. Да. Новое. (Уходит).

 
*****
В прихожей Алгонис, стоящая у окна, радостно вскрикивает:

— Эвридика, это он, он!

На пороге появляется Орфей. Эвридика со всех ног бросается к нему:

— Любовь моя! Орфей!

Орфей машинально обнимает её и тут же грозно вопрошает гостей:

— А вы что здесь делаете?

АЛГОНИС. Очень любезно! Что вам не понятно, Орфей? Когда вы покидаете жену, она зовёт тех, кто её любит!

ЭВРИДИКА (извиняющимся тоном). Я умирала от волнения и вызвала Алгонис.

ОРФЕЙ. Ну, а комиссар?

КОМИССАР. Вы отдаёте себе отчёт в серьёзности ситуации?

ОРФЕЙ. Я отдаю себе отчёт в том, что в моём доме полиция и особа (смотрит на Алгонис), которой я запретил переступать порог моего дома!

ЭВРИДИКА. Орфей!..

АЛГОНИС. Ваша грубость становится просто невозможной! Вы пожалеете об этом! (Направляется к выходу). Идёте, комиссар? Или думаете, что вам тут больше рады, чем мне?

ОРФЕЙ. Идите, идите, я вас не держу.

КОМИССАР (Орфею). А вас я жду завтра в своём бюро. Прощайте, мадам!

Надевает шляпу, уходит вслед за Алгонис. Через окно видно, как они гордо удаляются.

ЭВРИДИКА. Орфей, Алгонис очень опасна! Ведь её Лига вакханок всемогуща! Ты с ума сошёл!

ОРФЕЙ. А может, я действительно с ума схожу!..

ЭВРИДИКА (почти умоляющим тоном). Где ты был?

ОРФЕЙ (в величайшем раздражении). О!.. Не надо!.. Я тебя прошу!.. Не устраивай мне никаких допросов, прошу тебя! Никаких допросов!

ЭВРИДИКА. Но ты впервые не ночевал дома! Могу я спросить…

ОРФЕЙ (чеканя слова). Не надо!.. Ни о чём не спрашивай, не надо!..

Наливает в бокал вина, жадно пьёт.

ЭВРИДИКА. Орфей… Орфей, ты никогда не пил!..

ОРФЕЙ. Да, я пью!.. Тебе не нравится?

ЭВРИДИКА. Вот… Вот каким ты вернулся… А я тебя так ждала! Хотела сообщить тебе важную новость…

Достаёт из корзинки для вязания крохотную белую пинетку…

ОРФЕЙ (не замечая этого). О, не надо мне никаких новостей! Особенно важных!.. Не хочу! Эти новости всегда дурные и мне на них наплевать!

Пинетка падает на пол и тут же попадает под башмак Орфея.

ЭВРИДИКА. Орфей!..

ОРФЕЙ (раздражённо жестикулируя). Надоело! Хватит! Иду спать!

По лестнице поднимается в спальню, с грохотом захлопывает за собой люк.

 
*****
И тут же в спальне распахивает окно и по приставной лестнице воровато выбирается во двор.

Эртебиз — уже без ливреи, в чёрном костюме — следит за ним с большим неодобрением.

Словно пьяница в бар — с нетерпением и с чувством вины — Орфей спешит в гараж, к роллс-ройсу, к радио, к таинственным передачам…

 
*****
А Эртебиз — официальный, как правительственный чиновник — появляется в дверях дома.

Эвридика замечает его, сильно вздрагивает от неожиданности:

— Кто вы?!

И тут же громко и властно вступает глюковская флейта: Эвридика почувствовала приближение нездешнего.

ЭРТЕБИЗ (дружелюбно). Это я привёз вашего мужа.

ЭВРИДИКА (побегая к нему). Где он был?

Они стоят лицом к лицу и чуть медлят со своими репликами, — и в паузах говорит Глюк.

ЭРТЕБИЗ. Я шофёр той дамы к которой он вчера сел в машину.

ЭВРИДИКА. Он провёл ночь у неё…

ЭРТЕБИЗ. Нет, мадам. Моя госпожа везла с собой раненого, а ваш муж поехал с ней как свидетель несчастного случая. Правда, она не любит, чтобы вмешивались в её дела.

ЭВРИДИКА (с горечью). А дальше?..

ЭРТЕБИЗ. А дальше она оставила нас на дороге. Возле её дома была другая машина, которую она водит сама. На ней и увезла больного.

ЭВРИДИКА. А мой муж?

Она начинает машинально, по привычке, убирать посуду. Эту привычную домовитость не в силах разрушить даже глубокое волнение, которое она испытывает в присутствии своего странного гостя.

ЭРТЕБИЗ. У меня в машине отказало зажигание, — пришлось ждать до утра. Ваш муж спал в салоне. Он о вас беспокоился!

ЭВРИДИКА. Хм… Хотела бы вам верить…

Она приступает к мытью посуды.

ЭРТЕБИЗ. Я, может быть, и солгал бы вам, если бы был настоящим шофёром…

ЭВРИДИКА. А кто же вы?

ЭРТЕБИЗ. Студент без единого су. Две недели назад меня наняли шофёром. Меня зовут Эртебиз.

ЭВРИДИКА (приветливо улыбаясь). Вы возвращаете меня к жизни… Мой муж… Вы знаете его?

ЭРТЕБИЗ. Ах, кто же его не знает?

ЭВРИДИКА. Мой муж меня обожает, но только что закатил сцену… Я не узнаю его! Вина выпил…

Сквозь их обоюдную приличную приветливость явственно чувствуется, как в душах обоих начинает твориться что-то новое… Об этом говорит и флейта…

Эртебиз бережно поднимает с пола растоптанную Орфеем пинетку:

— Вы уронили ваше рукоделье.

ЭВРИДИКА (борясь со слезами обиды). Благодарю. Хотела обрадовать его этой новость, а он меня слушать не пожелал, ничего не видел, ничего не слышал… Наступил на пинетку и даже не заметил…

ЭРТЕБИЗ. Это от усталости. В машине плохой сон.

ЭВРИДИКА. Возможно… Он кричал, что спать хочет… (Улыбается гостю). Вы тоже, должно быть, валитесь с ног! Я приготовлю вам кофе. Где вы должны встретиться с вашей хозяйкой? О, простите! - с этой дамой… Садитесь.

Эртебиз уже явственно заворожён её обаянием. Садится за стол, отвечая на вопрос о хозяйке:

— Не было приказа. Буду ждать её в городе.

ЭВРИДИКА (хлопоча у плиты). Подождите у нас, если хотите. Над гаражом есть маленькая комнатка, — конечно, не очень удобная, зато вы поставите свою машину рядом с нашей и будете спокойны…

ЭРТЕБИЗ. Скажите честно: вы хотите иметь под рукой свидетеля всей этой истории? И всё равно вы очаровательны…

Трагически-нежная флейта уверенно ведёт свою мелодию к апогею.

ЭВРИДИКА (с приличной холодностью). Вы ошиблись. Я простая женщина. Вы понимаете, что женщина моего класса должна опасаться определённых особ.

ЭРТЕБИЗ. Ваш муж не из тех, кто может потерять голову.

ЭВРИДИКА (горько). Он красив… Да ещё знаменит… Это чудо, что он верен мне.

Громко шипит молоко, заливая газовую конфорку. Эвридика вскрикивает:

— Ах! Убежало! Извините…

Она опрометью бросается к плите, снимает ковшик, вытирает молоко… Но не спешит выключить газ… Эртебиз встревожен:

— О… Газ!

ЭВРИДИКА. Что газ?

ЭРТЕБИЗ. Газ выходит… Вы поосторожней… Не люблю этот запах! Есть причина.

ЭВРИДИКА. Есть причина?

ЭРТЕБИЗ (подчёркнуто небрежным тоном). Я покончил с жизнью, отравившись газом. Этот запах меня преследует с самой смерти.

Похоже, он рисуется своей смертью, хочет произвести впечатление на прекрасную собеседницу. И ему это удаётся.

ЭВРИДИКА. С самой смерти?!.

 

Эртебиз равнодушно поправляется:

— То есть, я хотел сказать: чуть было не покончил с жизнью.

Эвридика, испугавшись было, улыбается с облегчением:

— Вы не похожи на призрак!

ЭРТЕБИЗ. Я полюбил девушку… Ну, да Бог с ней! Жаль, она не была похожа на вас! А что, правда вас зовут Эвридикой?

ЭВРИДИКА. К вашим услугам! А вас, простите…

ЭРТЕБИЗ. Эртебиз. К вашим услугам!

ЭВРИДИКА. Эртебиз?..

 
*****
А в гараже, на переднем сиденье роллс-ройса восторженный Орфей, самозабвенно и торопливо записывает очередную таинственную фразу, доносящуюся из приёмника:

— «Птица поёт пальцами», — один раз. «Птица поёт пальцами», — один раз.

 

4. СКАНДАЛ РАЗГОРАЕТСЯ
Ночь. Спальня Орфея. Поэт спит один на кровати.

В большом трюмо смутно прорисовывается прозрачный силуэт Смерти.

Смерть шагает через зазеркалье, проходит сквозь зеркало и оказывается в спальне. Здесь она теряет свою призрачную прозрачность и становится материальной. На ней длинный древнегреческий пеплос, которым она укутана с ног до головы.

Она походит к ложу Орфея и останавливается у изножья. Поэт беспокойно двигается, не просыпаясь. Смерть смотрит на него долгим печальным взглядом.

РАССКАЗЧИК. В эту первую ночь смерть Орфея пришла посмотреть на него, спящего.

Смерть переводит взгляд на соседнюю кровать, где безмятежно и крепко спит Эвридика.

 
*****
Утро. Орфей, Эртебиз и Эвридика сидят в роллс-ройсе. Негромко попискивает радио. Эвридика, которая занята каким-то рукоделием, спрашивает с лёгким укором:

— Разве радио есть только в машине?

ОРФЕЙ. Такого приёмника нет нигде.

ЭВРИДИКА. Значит, чтобы быть с тобой, надо жить в машине?

ОРФЕЙ. Никто тебя не заставляет!

ЭРТЕБИЗ. Орфей!..

ЭВРИДИКА (пытаясь нежно обнять мужа). Ну, любовь моя!..

Но тут раздаётся голос диктора, и Орфей с досадой откидывает её руки, наклоняясь к приёмнику.

ДИКТОР. …повторяю! «Тридцать восемь, тридцать девять, сорок», — два раза. Повторяю! «Тридцать восемь, тридцать девять, сорок», — два раза. Внимание, слушайте!

Орфей внимательно слушает, ожидая чего-то большего. Эвридика обижена, почти разгневана. В поисках сочувствия она переводит взгляд на Эртебиза. Тот, пытаясь её успокоить прикладывает палец к губам, говоря:

— Обычно тут звучат малозначащие фразы…

ОРФЕЙ (с жаром). Но вчера была одна, которая потрясла меня!

ЭРТЕБИЗ. Вы можете отдохнуть немного?

ОРФЕЙ (в досаде). Спасибо! Я уйду, а фраза придёт!

ЭВРИДИКА. Орфей, можно просидеть всю жизнь в говорящей машине[5]! Это не серьёзно!
(ПРИМЕЧАНИЕ: Для желающих могу подкинуть информацию к размышлению. Если читали и помните: в «Шлеме ужаса» у Пелевина фантастический джип роллс-ройс, являющий собой в другом измерении обнажённую женщину, прикрывающуюся букетом цветов. Подумайте, в чём связь между «говорящей машиной» Кокто и джипом-женщиной Пелевина? Заметьте себе: я ни в коем случае не хочу сказать, что Пелевин тупо взял напрокат свой роллс-ройс у Кокто, — нет, это будет неправильный ответ.)

ОРФЕЙ. Не серьёзно?! Моя жизнь зашла в тупик! Дальше некуда! От неё смердит успехом и смертью! Ты пойми, что любая из этих фраз прекрасней всех моих стихов! Да я все свои сочинения отдам за пару таких фраз! В них тайна… Я ищу…

ЭВРИДИКА. Орфей, но наш ребёнок не может жить на эти фразы!

ОРФЕЙ. Вот тебе женщины, Эртебиз!.. Хочешь открыть им мир, — а у них на уме налоги и пелёнки!

ЭРТЕБИЗ. Извини меня, Орфей! Я много раз слышал эти фразы, но не придавал им никакого значения.

ОРФЕЙ (задумчиво, с волнением). Всё-таки, откуда они, Эртебиз? По другим приёмникам их не передают… Я уверен, что они адресованы только мне!

ЭВРИДИКА. Орфей! Для тебя больше ничего не существует! Умри я — ты не заметишь!

ОРФЕЙ (равнодушно). Мы уже были мёртвыми и не заметили этого.[6]
(ПРИМЕЧАНИЕ: Фразу можно понимать двояко. Во-первых, «мы уже были мёртвыми», — то есть пребывали в небытии, подобном смерти, до нашего рождения. Согласно этой точке зрения, человеческая жизнь есть краткая вспышка между двух бездн небытия — бездна до рождения и бездна после смерти. Первой бездны мы и в самом деле не заметили, так зачем же бояться второй? Впрочем, всё действие фильма построено на отрицании этого взгляда, и, следовательно, Орфей по фильму глубоко не прав (в чём вскоре и убедится).
И во-вторых, «мы уже были мёртвыми», — следовательно, мы уже приходили на Землю, рождались, жили и умирали, и эта жизнь не первая. Тут, разумеется, речь идёт не о пошлом метемпсихозе, а о том Вечном Возвращении, которое суждено лишь воплощениям древних Пра-Образов (то бишь, архетипов). Орфей из фильма есть, несомненное воплощение вечного Орфея, известного нам по греческому мифу (который тоже не более, как одно из воплощений Пра-Образа...)

ЭРТЕБИЗ (со всей серьёзностью). Орфей, бойтесь сирен!

ОРФЕЙ (усмехается). Ничего! Я их очарую!

ЭРТЕБИЗ. Ваш голос прекрасен, они не вынесут этого.

Вновь прорезывается голос диктора.

ОРФЕЙ. Ш-ш!

ДИКТОР. Внимание, слушайте! «Две тысячи двести девяносто четыре…»

ЭВРИДИКА (с печальной иронией). Ах, как это поэтично!..

Орфей раздражён, но не утомлён:

— Кто знает, что поэтично, а что не поэтично?.. А если тебе не нравится, ты можешь уйти. Оставь же меня в покое в конце то концов!

И Эвридика, потеряв терпение, вылезает из роллс-ройса. Эртебиз предупредительно подаёт ей руку:

— Пойдёмте, Эвридика.

ОРФЕЙ. От неё можно сойти с ума!

ЭВРИДИКА (со слезами). Это ты сошёл с ума от своей машины!

ОРФЕЙ (захлёбываясь раздражением). О, отведите же её, Эртебиз, поскорее!

ДИКТОР. …две тысячи двести девяносто четыре…

 
*****
Опираясь на плечо Эртебиза, всхлипывающая Эвридика поднимается на второй этаж:

— Орфей был ужасен!

ЭРТЕБИЗ (он сама почтительность). Да нет! Он же гений, а у гениев могут быть капризы.

Помогает даме сесть на стул. А Эвридика едва сдерживает слёзы:

— Меня не говорящая машина пугает, а то, что он не меня ищет…

Эртебиз накидывает ей на плечи тёплый халатик:

— С той женщиной он точно так же обошёлся бы. Он думает только об этих фразах!

Эвридика благодарно улыбается ему:

— Эртебиз! Может, я не понимаю, но я чувствую… Впервые он обращается со мной, как с собакой!

ЭРТЕБИЗ. Зачем же так? Это просто маленькая семейная ссора.

ЭВРИДИКА. С маленьких семейных ссор всё и начинается.

Эртебиз ведёт её к кровати:

— Сейчас вы ляжете и закроете глаза…

Звонит телефон.

ЭВРИДИКА. Я вас прошу, ответьте.

И обессиленно падает на подушку. Эртебиз снимает трубку:

— Слушаю вас. Да, квартира Орфея. Нет, у телефона не Орфей. Да… Хорошо, господин комиссар! Обязательно передам ему всё это.

Разжимает пальцы и трубка, как по волшебству, сама мягко падает на рычаги телефона.

 
*****
А сам Эртебиз исчезает из дома и появляется, сгустившись из воздуха, у ворот гаража, рядом со статуей Артемиды.

Навстречу ему из гаража выходит Орфей, опечаленный безрезультатным ожиданием.

ЭРТЕБИЗ. Комиссар звонил. Он ждёт вас в своём бюро. У вашей жены было лёгкое недомогание.

ОРФЕЙ. Естественно в её положении.

Они стоят друг против друга, между ними, точно третья собеседница, статуя Артемиды.

ЭРТЕБИЗ. Зашли бы к ней…

ОРФЕЙ. Хорошо. А вас я попрошу вывести машину из гаража.

ЭРТЕБИЗ. Мою машину?

ОРФЕЙ. Нет, мою. Вашу знает весь город, — пусть стоит здесь. Я не хочу, чтобы её видели.

Уходит.

Эртебиз направляет в гараж к автомобилю Орфея, и тут с улицы доносятся такие знакомые, резкие звуки: треск двух мотоциклов.

Встревоженный Эртебиз распахивает ворота. Мимо него по шоссе проносятся на мотоциклах немые охранники Смерти.

 
*****
Орфей поднимается по лестнице к Эвридике:

— Что с тобой? Плохо себя чувствуешь?

Он старается проявить заботу и ласку.

ЭВРИДИКА (улыбаясь). Всё в порядке.

ОРФЕЙ. Хочешь, я вызову сиделку?

ЭВРИДИКА. Сиделку?..

ОРФЕЙ. Я же не могу оставить тебя одну, а мне нужно в город.

Эвридика светло улыбается:

— Я же не одна!..

ОРФЕЙ (повязывая галстук у трюмо). Прости мне моё дурное настроение, — я слишком долго почивал на лаврах! Пришла пора проснуться!

ЭВРИДИКА. Возвращайся!

Влюблённо смотрит на мужа.

ОРФЕЙ (с лестницы, с обаятельной гримасой). Ты мне простила? Это всё нервы!..

Уходит. На стене мелькает его тень.

 
*****
Эртебиз в белой рубашке и галстуке выводит из гаража машину Орфея. Вслед за ним появляется и сам поэт в светлом пиджаке. Он хмурится.

ЭРТЕБИЗ. Что такое? Вы чем-то встревожены?

ОРФЕЙ. Нервы на пределе… Я не смогу везти машину.

ЭРТЕБИЗ. А вы не боитесь, что меня узнают?

ОРФЕЙ. Вы меня отвезёте подождёте подальше от того квартала, где вас могу узнать.

Сели в автомобиль, пустились в путь.

 
*****
Автомобиль Орфея появляется на пустынной улице города. Остановился. Орфей выходит, говоря Эртебизу:

— Я только в префектуру — и быстро вернусь.

ЭРТЕБИЗ. Нельзя быть уверенным, вернёшься ли из полицейской префектуры!

ОРФЕЙ (с неудовольствием). Вы весельчак!..

Начинает восхождение по длинной, изогнутой лестнице. Ни души вокруг, ни лица в окне.

Его путь всё время в гору, но он идёт, не уставая. Кругом по-прежнему безлюдно, только маленькая девочка со скакалкой крутится где-то поодаль, что ещё более подчёркивает пустынность летнего города.

Вдруг Орфей переходит на бег. Мы ещё не понимаем, куда он бежит.

Оказывается, вдалеке показалась Смерть. Одетая так же, как в свой первый визит в город, она идёт лёгким шагом по пустым улицам. И скрывается в подворотне.

Орфей бегом устремляется следом.

Смерть выходит из галереи на улицу. Озабоченно смотрит на часы.

Орфей бежит за ней, почти нагоняет.

Смерть сворачивает за одну из колонн галереи.

Орфей сворачивает следом, но Смерти там уже нет. Поэт озадаченно оглядывается, бежит по галерее наугад.

Двое юношей и девушка садятся в грузовик. Орфей обращается к одному из юношей:

— Простите, мсьё, вы не видели — здесь не проходила дама?

Парень усмехается:

— Подружку — да, а дамы — нет, не видели!

Орфей вновь бежит наугад.

На пустом рынке среди навесов и лотков Смерть вдруг появляется из воздуха и вновь уверенно шагает куда-то.

Орфей едва не пробежал мимо неё. Заметил в последний момент и устремился следом. По пути он чуть не сшибает с ног молодого стекольщика с длинной лестницей на плече.

СТЕКОЛЬЩИК (весело). Господин Орфей, горит что-нибудь?

Орфей, не отвечая, бежит по рынку. В тени навеса слилась в самозабвенном поцелуе парочка. Орфей обращается к парню:

— Извините, мсьё…

И поняв всю неуместность вопроса, бежит дальше. Обращается к работникам рынка — мужчине и женщине:

— Здесь молодая женщина не проходила?

Женщина — толстуха в летах — заинтересована:

— А, господин Орфей всё бегает за девушками!..

ОРФЕЙ. Красивая дама!.. Элегантная!.. Изящная!..

ТОЛСТУХА. Так это же я! (Смеётся).

Орфей выбегает на большую, мощёную улицу и тут на него налетает девушка-поклонница.

ПОКЛОННИЦА (едва ли не со слезами). Ой, автограф, пожалуйста, господин Орфей!

ОРФЕЙ. Но я тороплюсь…

ПОКЛОННИЦА. Ну, пожалуйста!

ОРФЕЙ. У меня нет авторучки.

ПОКЛОННИЦА. Моника, авторучку!

Тут же появляется Моника с авторучкой, и, увидев Орфея, приседает от изумления:

— А!..

ПЕРВАЯ ПОКЛОННИЦА. Это он!

Через секунду налетает и ещё с десяток поклонниц. У каждой на лице написана готовность немедленно упасть в объятия кумиру. Они обступают поэта жадной толпой и зовут новых подруг:

— Сюда, сюда!..

Цепляются за рукава, за плечи, за лацканы, тащат в разные стороны…

И в это время Смерть в двух шагах от Орфея садится в открытое авто и уезжает.

ОРФЕЙ. У меня нет времени! Пустите меня! Отпустите меня!

Вырывается, убегает вслед за уходящим авто. Одна из поклонниц возмущена таким поведением:

— Ненормальный!

Девушки опечалены. И тут из кафе выходит ещё одна поклонница с газетой в руках. Размахивает ею, как флагом, зовёт подруг:

— Скорее идите ко мне! Вот, что здесь написано, — взгляните-ка.

Развёрнутая газета закрывает экран.

 
*****
И вновь  та же газета на весь экран, но теперь она в руках у комиссара.

Комиссар явно шокирован прочитанным:

— Да, статья неприятная, я вам скажу!

В ответ раздаётся гул возмущённых голосов. Это поэты пришли в комиссариат заявить о пропаже Сежеста.

КОМИССАР. Не все сразу! Нам с вами нужно будет спокойно разобраться. Вы говорите, мсьё, что эта фраза — из стихотворения? Ну-у… Ну что ж!.. Я могу допустить.

Теперь мы видим собеседников комиссара. Это Издатель, предводительница вакханок Алгонис со своей флегматичной секретаршей и двое поэтов — Первый (старообразный) и Второй.

 

КОМИССАР (Издателю). Ваше слово!

ИЗДАТЕЛЬ. Орфей прислал мне эти стихи ещё вчера, — они удивительны! Я это утверждаю. Я их показал своим товарищам…

ПЕРВЫЙ ПОЭТ. Могу сказать, что один стих своей удивительной формой напоминает мне трансцендентность!

КОМИССАР. Вы имеете в виду это: «Птица поёт при помощи пальцев»? За точность не ручаюсь.

ПЕРВЫЙ ПОЭТ. Но юноша был тогда слегка не в себе…

КОМИССАР. Юноша, ставший жертвой?

ПЕРВЫЙ ПОЭТ. Жак Сежест должен был отдать нам эти стихи. Во время драки в «Кафе Поэтов» я поднял листки… (Этот эпизод немедленно появляется на экране). Фразу, которую вы прочли, — он написал!

ИЗДАТЕЛЬ. Но Орфей не знаком с Сежестом! Он был за моим столиком и мне об этом сказал. Юный поэт после того несчастного случая исчез, а фраза его возвращается нам через Орфея, который уехал в той же машине, но не знает, что случилось с Сежестом.

КОМИССАР (к Алгонис). Мадам! Вы руководите коллегией женщин-вакханок. Они собираются поздно ночью…

СЕКРЕТАРША АЛГОНИС. С шампанским, мсьё комиссар!

АЛГОНИС. Да, это так.

КОМИССАР. Что вы можете сказать?

АЛГОНИС. Орфей взял в жёны бывшую нашу служанку. Мы её очень любим. То, что здесь (в газете) написано просто потрясло её — до глубины души!

КОМИССАР (в волнении снимая очки). Дамы и господа! Я ничуть не сомневаюсь в правдивости изложенных фактов и в вашем желании всячески содействовать правосудию, но всего этого слишком мало, чтобы обвинить нашу национальную славу! Орфей!.. Хочу напомнить вам, как его величают сотрудники нашего муниципалитета: «Орфион!»

Алгонис в знак протеста покидает комиссариат. Секретарша идёт следом за ней.

КОМИССАР (в отчаянии). Дамы!.. Господа!..

ПЕРВЫЙ ПОЭТ. Наплевать нам на вашу славу, суд мы устроим сами!

КОМИССАР. Орфея я вызвал, жду его с минуты на минуту. Он объяснит!..

ИЗДАТЕЛЬ. Если вы решили остаться в стороне, мы начинаем действовать!

КОМИССАР. Господа!..

ИЗДАТЕЛЬ. Всё, комиссар!

Все посетители выходят вон.

КОМИССАР (бросается следом). Господа… Господа, постойте!.. Дамы!..

 
*****
Раздосадованный Орфей возвращается к Эртебизу. Тот читает газету, сидя за рулём.

ЭРТЕБИЗ. Вы прочли статью?

ОРФЕЙ. Нет, и не собираюсь читать.

ЭРТЕБИЗ. Вы правы — это низость.

ОРФЕЙ. Только не говорите моей жене, прошу вас!

ЭРТЕБИЗ. Людей было много?

ОРФЕЙ. Нет. Мне улицы показались пустынными. Встретил только девушек — они просили автограф. (Садится в авто). А вы?

ЭРТЕБИЗ. Никого. Ах да, моя патронесса!.. Она проезжала мимо на своей машине и крикнула мне, чтобы я оставался со своим роллс-ройсом у вас и ждал её.

ОРФЕЙ. Вы должны были ехать следом! Вы должны были её остановить!

ЭРТЕБИЗ. Я не могу отдавать приказания. Как шофёр, я должен их только получать.

ОРФЕЙ. А она вам их отдала?

ЭРТЕБИЗ. Чтобы я ждал её приказов у вас. Так что сказал комиссар?

ОРФЕЙ. Не был я в префектуре. Подождёт!

Авто трогается с места.

 

5. ПОХИЩЕНИЕ ЭВРИДИКИ

Ночь. Спальня Орфея. Смерть, укутанная в древнегреческий пеплос, смотрит неподвижным взглядом на спящего поэта.[7]
(ПРИМЕЧАНИЕ: Собственно, не смотрит. Глаза у неё закрыты, а на сомкнутых веках нарисованы зрачки. Этот искусственный взгляд кажется совершенно безумным, нечеловеческим.)

РАССКАЗЧИК. Каждую ночь Смерть Орфея приходила к нему в комнату.

 
*****
Утро. Сумрачная Эвридика не без раздражения смотрит на невидимого нам Эртебиза.

ЭРТЕБИЗ. Нет, Эвридика, нет!

ЭВРИДИКА. Я должна знать, Эртебиз! Поеду к Алгонис за советом. Только она мне поможет.

ЭРТЕБИЗ (склоняясь к ней). Думаете, ему это понравится?

ЭВРИДИКА (с горечью). Его волнует только машина и эта мадам!..

ЭРТЕБИЗ. Даже если я и соглашусь отвезти, — Орфей всё время в гараже, и он увидит вас!

ЭВРИДИКА. Тогда поеду одна. Возьму велосипед!

ЭРТЕБИЗ. Но это смешно в вашем положении!

ЭВРИДИКА. Я еду!..

Вскакивает с места, бежит к выходу. Эртебиз догоняет её:

— Эвридика!.. Запретить вам я не имею права… Но я прошу!

Хватает её за руку.

ЭВРИДИКА (в отчаянии). Нет, не просите меня. И не вздумайте мешать! Я с ума схожу!!!

Вырывается и убегает во двор. Эртебиз всё ещё пытается образумить её:

— Алгонис не скажет вам ничего нового! И вы только переутомитесь…

Поняв, что всё напрасно, возвращается в комнату.

И тут с улицы доносятся отчаянные звонки велосипеда и ровный рёв приближающихся мотоциклов.

Эртебиз выглядывает в окно. Мы видим только его лицо — напряжённо ожидающее, когда свершится рок.

И рок совершается. Скрипят тормоза, за обочину падает брошенный велосипед, по шоссе удаляются два мотоцикла.


*****
А в гараже, ничего не подозревая, сидит задумчивый Орфей и, шевеля губами, пытается расшифровать звучащую по радио морзянку.

 
*****
Эртебиз, совершенно спокойный, вносит по лестнице в спальню безжизненное тело Эвридики. Кладёт его на кровать.

Распахивается закрытое трюмо и в комнату из зазеркалья входит Смерть в чёрном платье с блёстками:

— Салют!..

ЭРТЕБИЗ. Салют.

СМЕРТЬ (оборачивается к трюмо). Ну же, Сежест! Привыкайте следовать за мной! Закройте дверь.

СЕЖЕСТ (выходя из зазеркалья). Какую дверь?..

Кажется, он стал несколько туповат, — что отражается и у него на лице.

СМЕРТЬ. Вот же — зеркало! Вы никогда не понимаете с первого раза!

Сежест покорно закрывает трюмо. Смерть подходит к изножью кровати Эвридики, продолжая распоряжаться:

— Кроме зеркала — ведь этот люк! (К Эртебизу). Всё в порядке?

ЭРТЕБИЗ (с недовольной гримасой). Не всё!

СМЕРТЬ (подозрительно). Что вы хотите этим сказать?

ЭРТЕБИЗ. Ничего, мадам.

СМЕРТЬ. Тем лучше. Любой бунт меня бы разгневал. Орфей ещё в гараже?

ЭРТЕБИЗ. Да, мадам.

Сежест закрывает люк, ведущий на первый этаж. При этом он не без ужаса смотрит на Смерть.

СМЕРТЬ (с добродушной усмешкой). Что с вами, Сежест? Что это вы на меня так смотрите? Вы, наверное, ждали, что я буду работать в саване и с косой? (Улыбается). Если бы я появлялась перед людьми в том виде, в каком они меня представляют, меня узнавали бы. А это не облегчило бы нашу задачу. Поставить аппаратуру вам поможет Эртебиз. Шторы я задвину сама, раз об этом никто не подумал. (Задёргивает пёстренькие шторы. В спальне воцаряется густой сумрак). На столике оставьте только радиопередатчик. Сежест, займитесь передачей фраз. Ну же, Сежест! Шевелитесь быстрей!.. Вы бросили пить, да видно зря. Времени у нас нет.

СЕЖЕСТ (в наушниках, у аппарата). «Траурный креп юных вдов — истинный праздник солнца», — один раз. Повторю: «Траурный креп юных вдов — истинный праздник солнца»…

Смерть медленно подходит к нему. Её чёрное платье с блёстками мерцает, точно змеиная кожа.

СМЕРТЬ. Ваши фразы — совершенно удивительные находки.

Сежест работает ключом. Лампочка в передатчике вспыхивает и гаснет сообразно с ходом морзянки.

СЕЖЕСТ. Один… Один, шесть… Три, пять…

Эртебиз что-то протягивает хозяйке.

СМЕРТЬ. Спасибо. Где мои перчатки?

ЭРТЕБИЗ. В чемодане их нет.

СМЕРТЬ (Сежесту, в гневе). Вы что, забыли их, растяпа?!

СЕЖЕСТ (растерянно). Да, мадам. Извините меня…

СМЕРТЬ. Что ж, давайте мне свои! Живей, живей! (Сежест подаёт ей свои резиновые перчатки). Имейте в виду, я требую дисциплины безоговорочной. Как на военном корабле!

Надевает резиновые перчатки поверх своих длинных, дамских.

Сежест старательно работает ключом. Мигающая лампочка освещает безжизненное лицо Эвридики.

ЭРТЕБИЗ (Смерти). А вы получили приказ?

В гневе и ужасе Смерть сдёргивает резиновые перчатки. Настороженно бросает Эртебизу:

— Повторите…

ЭРТЕБИЗ (непреклонно). Вы приказ получили или ещё нет?

СМЕРТЬ. Когда я исполняю чьи-то приказы, я требую, чтобы исполняли мои.

ЭРТЕБИЗ. Потому-то я вас и спрашиваю. Вы получили приказ?

СМЕРТЬ. Да как вы смеете!..

ЭРТЕБИЗ. Я жду, когда ваши убийцы закончат свою работу.

СМЕРТЬ (подходит к нему вплотную). Вы что, влюбились в эту дурочку?!

ЭРТЕБИЗ. А если бы и так?

Неожиданно становится видно, что чёрное платье Смерти поменяло цвет и стало белым.

СМЕРТЬ. Вы не вольны любить ни на этом свете, ни на том.

ЭРТЕБИЗ. Вы тоже!

СМЕРТЬ. Что?!..

В очередной раз вспыхивает лампочка и ярко освещает Эртебиза и Смерть. Теперь ясно видно, что платье на ней действительно белое.

ЭРТЕБИЗ. Это не порядочно!

СМЕРТЬ. Я вам приказываю молчать!

ЭРТЕБИЗ. Вы сами влюблены в Орфея, а у меня отнимаете возможность…

СМЕРТЬ (истерически). Закройте рот!!..

ЭРТЕБИЗ (испуганно). Что?..

И в то же мгновение он исчезает.

Смерть склоняется над Сежестом. Платье её вновь стало чёрным.

СМЕРТЬ (Сежесту). Только не прерывайтесь! Придумайте, что хотите, только передавайте!

СЕЖЕСТ (с надеждой заглядывает ей в лицо). Мадам!.. Я бы тоже смог… быть в роли Эртебиза…

СМЕРТЬ (презрительно). Вы слишком нерасторопны!

Сежест покорно поправляет наушники и отчётливо произносит в микрофон:

— «Юпитер любит тех, кого ждёт смерть». Повторяю…

 
*****
В гараже Орфей склонился над приёмником, откуда доносится голос Сежеста:

— «Юпитер любит тех, кого ждёт смерть»…

Рядом с автомобилем возникает Эртебиз. Тревожно произносит:

— Орфей! Орфей! Орфей!..

ГОЛОС СЕЖЕСТА. …один раз…

ОРФЕЙ (раздражённо Эртебизу). Ну что? Неужели вы не можете оставить меня в покое?

ЭРТЕБИЗ. Ваша жена в опасности — вы слышите? Верьте мне!

ОРФЕЙ. Тише!..

ЭРТЕБИЗ. Я говорю: вашей жене очень плохо!

ОРФЕЙ. Вы мне мешаете.

ЭРТЕБИЗ. Вы меня будете слушать?

ГОЛОС СЕЖЕСТА. «Ночное небо — это изгородь в мае»…

ОРФЕЙ. Подождите, дайте записать!

ГОЛОС СЕЖЕСТА. …три раза…

ЭРТЕБИЗ (с силой). Орфей! Ваша жена умирает!

ОРФЕЙ (с усталой иронией). Вы её не знаете!.. Это комедия, чтобы заманить меня домой!..

Эртебиз сердито поджимает губы и убегает.

ГОЛОС СЕЖЕСТА. «Ночное небо — это изгородь в мае». Повторяю…

 
*****
В спальне Смерть склоняется над мёртвой Эвридикой. Руками в резиновых перчатках, надетых поверх матерчатых, щупает пульс на шее у покойницы.

Отходит в сторону, встаёт вполоборота к Эвридике и командует:

— Встаньте!

Эвридика тут же встаёт, не разгибаясь. Потом слезает с кровати, встаёт напротив Смерти. Смерть вновь щупает ей шею и говорит крайне неприязненно:

— Вы знаете, кто я?

ЭВРИДИКА (тихо). Да…

СМЕРТЬ. Кто?

ЭВРИДИКА. Моя Смерть…

Сежест с любопытством косится на них.

СМЕРТЬ. Отныне вы принадлежите иному миру.

ЭВРИДИКА. Отныне я принадлежу иному миру…

СМЕРТЬ. Вы будете повиноваться моим приказам.

ЭВРИДИКА. Буду повиноваться…

Из люка, ведущего на первый этаж, появляется Эртебиз.

СМЕРТЬ (Эвридике). Превосходно. (Эртебизу). А, вот и вы! Орфей сюда, видимо, не придёт?

ЭРТЕБИЗ (с угрозой). В другом месте я отвечу.

СМЕРТЬ (с натянутой улыбкой). Прекрасная мысль! И мне есть, что вам сказать! (Швыряет резиновые перчатки на кровать). Не вздумайте забыть тут аппаратуру! Я вижу, Эртебиз, что вы хотите остаться на земле? (Злобно хохочет). Вы как из могилы выходите из люка! Вы сейчас адски смешны!

ЭРТЕБИЗ. Не я один!

СМЕРТЬ (возмущённо). Запомню и эту вашу наглость!

Идёт к закрытому трюмо. Безвольная Эвридика покорно шагает за ей. У самого зеркала Смерть резко оглядывается на замешкавшегося Сежеста и яростно кричит:

— Сежест!! Когда я научу вас не оглядываться назад?! Так вы превратитесь в соляной столб — не забывайте!

В одно мгновение платье её становится белым.

Смерть с размаху бьёт кулаком по зеркалу. Звон осколков. Бросив: «В путь», — она решительно ныряет в зазеркалье. За ней следуют Эвридика и Сежест, нагруженный радиоаппаратурой.

Осколки взлетают и вновь складываются в целое зеркало.

Эртебиз подходит к трюмо и, убедившись в том, что путь в зазеркалье закрыт, идёт к постели Эвридики.

Оказывается, тело мёртвой женщины по-прежнему лежит на кровати. Эртебиз нежно трогает ладонью холодный лоб.

 

6. Первое нисхождение Орфея
Утро. Из гаража выходит усталый Орфей. Из окна спальни к нему обращается Эртебиз:

— Орфей! Я предупреждал, но вы опоздали.

ОРФЕЙ. Опоздал?..

ЭРТЕБИЗ. Влезайте. (Указывает на приставную лестницу).

ОРФЕЙ. А что вы делаете в моей спальне?

ЭРТЕБИЗ. Влезать этим способом так же удобно, как и вылезать.

Орфей поднимается по приставной лестнице и, перемахнув через подоконник, возмущённо обращается к Эртебизу:

— Я вас спрашиваю, что вы делаете в моей спальне?!

ЭРТЕБИЗ (с каменным бесстрастием). Ваша супруга…

ОРФЕЙ. Что моя супруга?

ЭРТЕБИЗ (так же). Ваша супруга умерла.

ОРФЕЙ. Вы шутите?..

ЭРТЕБИЗ (не дрогнув ни мускулом). Это была бы очень странная шутка… Вы же не хотели меня слушать…

Орфей начинает что-то понимать:

— Эвридика…

Ошеломлённый, подходит к мёртвому телу. Эртебиз пытается его удержать:

— Орфей!.. Орфей, слушайте меня!

Орфей отталкивает его и склоняется над покойницей:

— Эвридика! Эвридика…

ЭРТЕБИЗ. Слишком поздно, Орфей. Слушайте меня…

ОРФЕЙ (он потрясён). Но как это произошло? Я вас спрашиваю — как?!

ЭРТЕБИЗ. Неудачное падение. Но мне кажется, я догадываюсь…

Орфей хватает его за плечи:

— О чём вы догадываетесь?! О чём?!

Падает на колени перед ложем:

— Эвридика!.. Этого не может быть… Послушай… Посмотри на меня!.. Поговори со мной!

ЭРТЕБИЗ. Ещё есть средство искупления вашей вины перед ней.

ОРФЕЙ (не слушая его). Нет, это мне снится дурной сон! Мой кошмар продолжается!.. Я должен проснуться! Разбудите меня!

ЭРТЕБИЗ. Вы не хотите меня слушать! Слушайте меня! Слушайте меня, Орфей!

ОРФЕЙ. Всё напрасно…

ЭРТЕБИЗ. У вас есть возможность…

ОРФЕЙ (нимало не веря ему). Какая?..

Эртебиз рывком поднимает его на ноги:

— Орфей! Орфей, вы же знаете Смерть!

ОРФЕЙ. Да, я писал о ней… воспевал… грезил ею… Воображал, что знаю её!.. Но я ошибался!

Он плачет.

ЭРТЕБИЗ (мягко). Нет, вы её знаете! Виделись с ней!

ОРФЕЙ. Виделся?..

ЭРТЕБИЗ. Были у неё в гостях!

ОРФЕЙ. В гостях?..

ЭРТЕБИЗ. В её спальне! В её собственной спальне!

ОРФЕЙ (дошло наконец). Принцесса!

ЭРТЕБИЗ. Она!

ОРФЕЙ. О Боже! (Бросается к трюмо). Это зеркало!..

ЭРТЕБИЗ (встаёт у него за плечом). Вам я открою тайну из тайн: Смерть входит в большие зеркала, как мы в обыкновенные двери. Всю жизнь вы смотрите в зеркала и наблюдаете, как там работает Смерть. Как пчела в стеклянном улье — не так ли?

Орфей проводит ладонью по зеркалу. Раздаётся характерный скрип. Оборачивается к Эртебизу:

— Откуда вам известны эти страшные тайны?

ЭРТЕБИЗ. Не будьте наивны!.. Быть таким шофёром, как я, и не видеть того, что творится вокруг, невозможно.

ОРФЕЙ (вновь готов заплакать). О, Эртебиз!.. Для меня нет выхода!

ЭРТЕБИЗ. Есть! Идти туда!

ОРФЕЙ. Это не удалось ни одному человеку… Разве что умереть…

ЭРТЕБИЗ. Поэт — больше, чем человек!

ОРФЕЙ. Но моя жена мертва! Вот она, на ложе смерти!

С рыданием подбегает к постели.

ЭРТЕБИЗ. Это всего лишь оболочка! Как и Принцесса — лишь один из обликов Смерти. Всё это только видимость, форма! А сама она уже давно в ином мире. Вот туда вам и нужно идти!

ОРФЕЙ. Я пошёл бы за ней даже в ад!

ЭРТЕБИЗ (при слове «ад» слегка задумался). Так много от вас не требуется.

ОРФЕЙ (решительно). Эртебиз! Я хочу пойти за Эвридикой!

ЭРТЕБИЗ. Не надо меня просить — я сам предлагаю это!

Берёт Орфея за плечи, заглядывает ему в лицо:

— Посмотрите мне в глаза: вы пойдёте за Эвридикой или к Смерти?

ОРФЕЙ (неуверенно). Я?.. Но…

ЭРТЕБИЗ. Я задал прямой вопрос! Вы отдаёте себе отчёт — к Смерти вы хотите идти или к Эвридике?

ОРФЕЙ (поколебавшись мучительно). К обеим…

ЭРТЕБИЗ (жёстко). И если будет возможность, измените одной с другой?

ОРФЕЙ. Я пойду!

Вырывается.

ЭРТЕБИЗ (сам себе, горько). Я рад, что больше не живу на земле. (Орфею). Тут у вас забыли перчатки…

Поднимает резиновые перчатки, брошенные Смертью на постель.

ОРФЕЙ (не понимая). Перчатки?..

ЭРТЕБИЗ. Наденьте их! Надевайте, надевайте!

Орфей подносит перчатку к ладони и она сама, подпрыгнув, обволакивает его руку. Так же и вторая.

Эртебиз подходит к трюмо:

— Надев их, вы сможете войти в любое зеркало, словно в воду.

Поднимает два пальца, точно клянётся. Но Орфей не верит:

— Докажите это.

ЭРТЕБИЗ (с лёгкой улыбкой). Испытайте. Смелее, я с вами!.. Взгляните на часы.

На часах без минуты шесть утра.

ЭРТЕБИЗ. Вперёд руками!..

Выставив вперёд руки в перчатках, Орфей нерешительно приближается к трюмо. Коснувшись зеркала, останавливается.

ЭРТЕБИЗ. Вы что, боитесь?

Орфей отступает:

— Нет… Но это всего лишь зеркало… Я вижу в нём несчастного человека.

ЭРТЕБИЗ. Не надо поддаваться сомнениям. Надо только верить.

Становится за спиной у Орфея и кладёт ему руки на плечи.

Поэт опускает пальцы в зеркало, точно в воду. По поверхности стекла расходятся круги.

Оба, один за другим ныряют в зазеркалье и скрываются в этом призрачном мире. Часы начинают бить шесть.

 
*****
А на улице тем временем почтальон на велосипеде подъезжает к воротам дома Орфея, дважды звонит в колокольчик и, не дождавшись ответа бросает письмо в почтовый ящик.

 
*****
Эртебиз и Орфей в зазеркалье. Они движутся в сумраке среди каких-то мрачных развалин. Орфей чуть отстал от своего провожатого; он идёт с трудом, точно под водой, движения его замедленны, он оглядывается в изумлении.

Эртебиз смотрит только вперёд. Он обогнал Орфея, он как бы летит стоя, не шевеля ни ногами, ни руками. Волосы его треплет встречный ветер, между тем, как шевелюры Орфея ветер явно не касается.

Звучит медленная, гипнотическая музыка.

ОРФЕЙ. Где мы?

ЭРТЕБИЗ. Промежуток между жизнью и смертью. Некая Зона… Здесь ветер прошлой жизни, убогие руины наших прошлых привычек и чувств…

ОРФЕЙ. И любое зеркало в мире может привести в эту Зону?

ЭРТЕБИЗ (с лёгкой улыбкой). Очень возможно. Но мне совсем не хочется остаться здесь. Впрочем, я знаю обо всём не больше, чем вы.

И он оборачивается к поэту, который начал выбиваться из сил. Делает решительный жест:

— Идите же! Идите!

Судя по его волосам, ветер поднялся нешуточный. Впрочем, у Орфея ни один волос на голове не шевелится.

ОРФЕЙ (останавливаясь). Мне трудно следовать за вами! Можно сказать, что вы идёте неподвижно…

ЭРТЕБИЗ (с той же улыбкой). У меня всё по-другому.

Неожиданно перед ними проходит молодой стекольщик, — тот самый, на которого ещё недавно наткнулся бегущий через пустынный город Орфей. Стекольщик протяжно выкрикивает:

— Вставляю стёкла!..

За спиной у Орфея проходит старая нищенка с громоздкой тележкой.

ОРФЕЙ. Что делают здесь эти люди? Они живые?

ЭРТЕБИЗ. Они думают, что да, — ведь самое прочное в человеке — это его профессиональные привычки.

СТЕКОЛЬЩИК (издали). Вставляю стёкла!..

ОРФЕЙ. Далеко нам идти?

ЭРТЕБИЗ. Эти понятия не имеют здесь никакого значения.

ОРФЕЙ. Здесь безветрие… Почему же вы идёте, словно против ветра?

ЭРТЕБИЗ. Ну вот, опять… Почему? — не знаю. Не спрашивайте меня сейчас ни о чём. Пошли!

Он пролетает ещё несколько метров, потом, видимо, решив снизойти к немощи, оборачивается к поэту:

— Может, мне повести вас за руку?

И величественным жестом протягивает ему руку. Далее он ведёт Орфея на буксире, при этом сам он вынужден не лететь, а шагать по земле, как простой смертный.

Они выходят из разрушенного здания и шагают мимо длинного ряда развалин. Орфей держится за плечо Эртебиза.

 
*****
Комната в разрушенном доме. Голые стены без обоев, разбитые ставни на окнах.

За длинным столом сидят четверо солидных, немолодых мужчин. Они похожи на высокопоставленных чиновников, их респектабельный внешний вид весьма не соответствует убогости комнаты.

Это судьи потустороннего мира. Идёт суд над Смертью.

ПЕРВЫЙ СУДЬЯ. Вы получили приказ вести радиопередачу?

СЕЖЕСТ (за кадром). Да.

ПЕРВЫЙ СУДЬЯ. Приказ передавать определённые тексты, или всё, что вам захочется? Вы должны были отдавать их на проверку? Только обдумайте свой ответ!

Сежест появляется в кадре:

— Нет… Я сочинял цифры и фразы. И ещё передавал фразы, написанные  давно.

ВТОРОЙ СУДЬЯ. А вы не заметили что-нибудь особенное в поведении Эртебиза?

СЕЖЕСТ. Н-нет… Ничего. Я восхищался свободой его передвижений. Я ведь и сам о том же мечтал, но Смерть сказала, что я так не смогу, что я нерасторопен…

ПЕРВЫЙ СУДЬЯ. Хватит! Хватит!

ВТОРОЙ СУДЬЯ. Уведите его!

Сежест выходит из зала. Один из мотоциклистов распахивает перед ним дверь.

ВТОРОЙ СУДЬЯ. И введите сюда Смерть!

Мотоциклист выходит в соседнюю комнату и оттуда появляется Смерть, — как всегда хмуро-невозмутимая, в длинной чёрной юбке и тёмном жакете с блестящими пуговицами. Спокойно обращается к судьям:

— Позволите сесть?

ПЕРВЫЙ СУДЬЯ. Да, садитесь.

СМЕРТЬ (открывая золотой портсигар). Курить можно?

ПЕРВЫЙ СУДЬЯ. Пожалуйста. Вы обвиняетесь в том, что без приказа…

ТРЕТИЙ СУДЬЯ. Вы могли хотя бы спросить!

ПЕРВЫЙ СУДЬЯ. …взяли на службу молодого человека. Кроме того, увели с собой женщину… То есть, проявили самоволие. Это противоправные действия! Что вы скажете на это?

СМЕРТЬ (пуская табачный дым). Ничего. Всё это произошло в силу особых обстоятельств.

ВТОРОЙ СУДЬЯ (жёстко). Какие могут быть особые обстоятельства, когда есть приказы? Вы знали об этом!

СМЕРТЬ (снисходительно). Законы, которые действуют у нас, совсем не подходят к тому миру. Я переступила рамки дозволенного безотчётно.

Первый судья шепчет что-то на ухо Второму, потом Третьему. Вслух говорит:

— В добавление к следствию и для обсуждения вашего допроса, мы вызвали ещё одного обвиняемого и свидетеля.

МОТОЦИКЛИСТ. Они здесь!

Он оборачивается к большому зеркалу. Оттуда медленно, словно из-под воды появляются Эртебиз и Орфей. Впрыгивают в зал суда. Орфей подлетает слишком близко к столу и Первый судья вынужден остановить его немецкой командой:

— Halt![8]
(ПРИМЕЧАНИЕ: Этот возглас «Halt!» («Стоять!»), признаться, всегда меня смущал. Смысл его ясен: Кокто хотел показать, что порядки в потустороннем мире столь же жёстки, как при немецкой оккупации (в 1950 году память о ней была жива), но как-то уж слишком это в лоб...)

СМЕРТЬ (Орфею). Салют!

Изумлённый Орфей, не ожидавший такого оборота, пятится к Эртебизу. Тот тоже несколько испуган:

— Мы в западне!

СМЕРТЬ. Вы не ошиблись, господа: здесь сидят мои судьи. Сохраняйте спокойствие.

ПЕРВЫЙ СУДЬЯ. Подойдите!

Эртебиз подходит к столу.

СМЕРТЬ (чуть заметно усмехаясь). Ну, Эртебиз, самое время сказать то, что вы хотели!

ЭРТЕБИЗ. Мне нечего сказать.

ТРЕТИЙ СУДЬЯ (самый сердитый). Вы замешаны в противоправных акциях, которые Смерть совершала, не получив на то приказа! Как вы можете объяснить это?

ЭРТЕБИЗ. Я следовал за ней, как помощник.

ПЕРВЫЙ СУДЬЯ. И вы задержались в том мире по человеческим делам, не имя на то никакого права?

Смерть смотрит на своего шофёра, злорадно улыбаясь.

ЭРТЕБИЗ. Но…

ПЕРВЫЙ СУДЬЯ. Никаких но! Отвечайте! И быстрее!

ЭРТЕБИЗ. Я не думал, что нарушаю приказ.

Орфей, внимательно слушая допрос, снимает резиновые перчатки.

ПЕРВЫЙ СУДЬЯ (Орфею). Подойдите. Ну!.. Вы, вы!..

ОРФЕЙ. Я?

ПЕРВЫЙ СУДЬЯ. Да, вы! Ваше имя?

ОРФЕЙ. Орфей.

ПЕРВЫЙ СУДЬЯ. Профессия?

ОРФЕЙ. Поэт.

СЕКРЕТАРЬ СУДА. А в карточке написано «писатель»!..

ОРФЕЙ. Это почти одно и то же.

ВТОРОЙ СУДЬЯ. Здесь нет «почти». Так кто же, по-вашему, поэт?

ОРФЕЙ. Это тот, кто пишет, не будучи писателем.

Судьи переглядываются.

ПЕРВЫЙ СУДЬЯ (к Смерти). Вы знаете его?

СМЕРТЬ. Да.

ПЕРВЫЙ СУДЬЯ. Вы признаётесь в похищении его жены?

СМЕРТЬ. Да.

ПЕРВЫЙ СУДЬЯ. Чтобы, избавившись от неё, завладеть её мужем?

ОРФЕЙ (поражён). Но…

СЕКРЕТАРЬ СУДА. Тихо!

СМЕРТЬ (Орфею). Успокойтесь, мсьё, успокойтесь!.. Сохраняйте выдержку!

ПЕРВЫЙ СУДЬЯ (Смерти, почти с сочувствием). Вы его любите?

Смерть медлит, пускает табачный дым…

ПЕРВЫЙ СУДЬЯ. Вы любите этого человека?

СМЕРТЬ. Да.

ПЕРВЫЙ СУДЬЯ. Вы приходили к нему в спальню, смотреть на него, спящего? Это правда?

Смерть проявляет признаки некоторого женского смущения, потом решительно произносит:

— Да.

Орфей изумлённо смотрит на неё.

Секретарь встаёт с места, подносит отпечатанную на машинке бумагу.

ВТОРОЙ СУДЬЯ (Смерти, указывая на бумагу). Подпишите протокол.

Смерть встаёт со стула и с язвительной улыбкой подходит к Орфею:

— У вас ручки не найдётся? Ах, я забыла: вы же поэт, а не писатель!..

 

Возвращается к столу, подписывает протокол, пером, которое протягивает ей Второй судья.

ПЕРВЫЙ СУДЬЯ. Отведите этих двоих в комнату.

Мотоциклист берёт Орфея за локоть и выводит из зала. Смерть тоже идёт к выходу, за ними следует и Эртебиз, но Первый судья останавливает его:

— А вы куда? Останьтесь!

Эртебиз возвращается. Мотоциклист вводит в зал Эвридику. Первый судья обращается к ней:

— Подойдите. Подойдите сюда.

Безвольная Эвридика подходит к нему походкой загипнотизированного человека.

ПЕРВЫЙ СУДЬЯ. Вы знаете этого человека?

Эвридика механически оборачивается к шофёру и вдруг её каменное лицо расцветает живой, тёплой улыбкой:

— Да, это Эртебиз.

ПЕРВЫЙ СУДЬЯ. Он пытался говорить с вами в отсутствии мужа? Произносил ли он предосудительные речи?

ЭВРИДИКА (тоном мягкого укора). Предосудительные?.. Но это же Эртебиз!..

ПЕРВЫЙ СУДЬЯ. Эртебиз, вы любите эту женщину?

Эвридика смотрит на Эртебиза с тем же изумлением, с каким Орфей только что смотрел на Смерть. Эртебиз не без смущения, хмуро косится на неё.

ПЕРВЫЙ СУДЬЯ. Я повторяю: вы любите эту женщину?

ЭРТЕБИЗ (мрачно). Да.

ПЕРВЫЙ СУДЬЯ. Это всё, что нам хотелось знать. Подпишите.

Протягивает Эртебизу протокол. Шофёр молча подписывает.

 
*****
В соседней комнате — Орфей и Смерть. Нежные объятия, глубокие, полные любви взгляды.

ОРФЕЙ. …И ты сказала им да?

СМЕРТЬ. Здесь невозможно лгать.

ОРФЕЙ. Моя любовь!..

СМЕРТЬ. Я любила тебя ещё до нашей встречи…

ОРФЕЙ. Каким же глупым я тебе казался!..

СМЕРТЬ. Что тебе сказать? Что не имею права любить? А я люблю!

Приникает к его губам, точно к своему единственному спасению. Долгий поцелуй.

Потом встаёт перед ним на колени и смотрит снизу вверх, точно на божество.

Орфей тут же опускается рядом.

ОРФЕЙ. Но ты же всесильна!

СМЕРТЬ. Ты думаешь?.. У Смерти сто обличий, но во всех она подчиняется приказу, — и в старых, и в молодых, и в совсем ещё юных…

ОРФЕЙ. А если ты не станешь их слушаться? Ведь это не они, а ты убиваешь!

СМЕРТЬ (с отчаянием или с ненавистью). Их власть сильнее смерти.

ОРФЕЙ. Откуда идут приказы?

Смерть печально гладит его по щеке:

— Их разносят тысячи вестовых — как тамтамы диких племён Африки. Они звучат, как эхо — эхо ваших гор и лесов…

Орфей шевелит губами, точно повторяет за ней те же слова. Потом шёпотом восклицает:

— Я отыщу Того, Кто отдаёт приказы!

СМЕРТЬ. Любовь моя!.. Думаешь, это возможно?.. (Кажется, в её глазах засветилась надежда). Одни думают: Он — наша мысль; другие, что мы — Его мысль… А может быть, мы — Его сновиденья, Его кошмарные сны?

Ложится навзничь на ложе, застеленное белоснежным бельём. Откуда взялось это ложе? В предыдущем кадре его не было.

ОРФЕЙ. Я вырву тебя отсюда, раз нас оставили на свободе!

СМЕРТЬ (с чуть заметной усмешкой). На свободе!..

Орфей ложится рядом. В кадре только их головы, — кажется, что они запрокинуты назад, как когда-то у мёртвого Сежеста.[9]
(ПРИМЕЧАНИЕ: Знаменитый кадр, — им обычно иллюстрируют всякий рассказ о фильме «Орфей». Но вот вам снова запрокинутые головы!.. Причём, голова Смерти, наполовину утонувшая в перине, как бы теряет женские черты, становится головой бесполого, безвозрастного существа — истинного потустороннего жителя.)

ОРФЕЙ. Я с тобой не расстанусь!..

СМЕРТЬ. Я пока ухожу… но клянусь, что найду возможность быть вместе.

ОРФЕЙ. Скажи: «навсегда»!

Она гладит его по щеке:

— Вместе навсегда…

ОРФЕЙ. Поклянись.

СМЕРТЬ. Клянусь.

ОРФЕЙ. Но почему не сейчас вместе?

Она поднимается и садится на кровати:

— Сейчас здесь из полиция.

ОРФЕЙ (садится рядом). А если чудо произойдёт?

СМЕРТЬ. Чудеса бывают только у вас.

Орфей прижимается щекой к щеке:

— Но все миры любви подвластны…

СМЕРТЬ (с ненавистью). В нашем мире правит не любовь, а трибуналы и трибуналы…

Входит мотоциклист и командует:

— Выходите!

Они встают.

СМЕРТЬ. Иди. Я люблю тебя. Ничего не бойся.

ОРФЕЙ (обнимая её). Я не хочу тебя терять!

СМЕРТЬ. Иди, не то погубишь нас!

МОТОЦИКЛИСТ. Следуйте за мной!

Смерть и Орфей идут в зал суда.

 
*****
Мотоциклист распахивают двери. В зале на скамье сидят Эртебиз и Сежест.

СЕКРЕТАРЬ СУДА (Эртебизу и Сежесту). Подойдите!..

Те молча повинуются.

Первый судья встаёт:

— Я прочитаю приговор, вынесенный нашим судом. «Мы, высокий суд, решили: временно оставить на свободе Смерть и её помощников; Орфей свободен при  условии неразглашения того, что он здесь видел; Эвридика свободна и возвращается к жизни при условии, что Орфей никогда не взглянет на неё; один взгляд — и он потеряет её навсегда».

Камера скользит по спокойным лицам заговорщиков. Все они почти бесстрастны, но Сежест слегка удивлён, Эртебиз скрывает презрение, Смерть — ненависть, а Орфей — глубокое волнение. Услышав последние слова судьи он не выдерживает и пытается протестовать:

— Но…

СЕКРЕТАРЬ. Молчать!!

ПЕРВЫЙ СУДЬЯ. Вот ваша жена.

Орфей поворачивается в ту сторону, где должна быть Эвридика, но тут Эртебиз вскрикивает:

— Осторожно! Не смотрите на неё!

Орфей, вздрогнув, отворачивается и закрывает глаза ладонью. Теперь мы видим Эвридику, — на лице её страдание.

ПЕРВЫЙ СУДЬЯ (подавшись к шофёру). Неплохо, Эртебиз.

ЭРТЕБИЗ (точно так же подаётся к судье). Прошу позволить мне сопровождать Орфея домой. Я опасаюсь, что ему будет трудно выполнить ваше предписание без контроля.

ПЕРВЫЙ СУДЬЯ. Мы разрешаем вам сопровождать Орфея и Эвридику, но (с ехидной усмешкой) исключительно под нашим наблюдением.

Все судьи встают и готовятся к выходу.

ЭРТЕБИЗ (Орфею). Перчатки у вас?

ОРФЕЙ. Перчатки?.. Ах, да…

Достаёт из кармана резиновые перчатки и с усилием натягивает их. Видимо, в зазеркальном мире они не прыгают на руки, как в мире человеческом.

ЭРТЕБИЗ. Наденьте! Закройте глаза, я поведу вас. Сейчас будет легче, чем вначале.

Сзади к нему подходит светящаяся от любви Эвридика. Услышал её шаги, Орфей поспешно закрывает глаза и спрашивает у Эртебиза:

— Послушайте… а на неё… я могу взглянуть?

ЭРТЕБИЗ (резко). Ни под каким предлогом! Ни в коем случае не открывайте глаз! (Эвридике). Положите руки ему на плечи. (Берёт Орфея за руку и ведёт его к зеркалу, следом, положив руки на плечи мужа, идёт Эвридика). Пошли.

Слышен нежный звон зеркала, пропускающего сквозь себя людей.

Стол, за которым сидели судьи, пуст. Никто не видел, как суд удалился. Смерть стоит, положив руку на плечо Сежеста. Юноша изумлён:

— А где судьи?.. (С глубоким презрением). Что за свиньи!

 

СМЕРТЬ (устало). Сежест… Знаете, что я сказала бы сейчас — в вашем мире? Выпьем!

 

7. НЕ СМОТРЕТЬ НА ЭВРИДИКУ
Пока в преисподней творились все эти дела, в земном мире не прошло и секунды. Двор Орфея. В почтовый ящик падает письмо, только что опущенное почтальоном. Почтальон ещё раз звонит в колокольчик и уходит.

 
*****
Орфей спускается по лестнице из спальни. Часы продолжают бить шесть утра. За Орфеем идёт Эртебиз, за ними с опаской следует Эвридика.

ОРФЕЙ. Как? Шесть часов? Но ведь в шесть часов мы вошли в зеркало!

ЭРТЕБИЗ. Молчите! Об этом ни слова — вы обещали мне!

ЭВРИДИКА (смотря через окно во двор). Что там в ящике?

ОРФЕЙ (не глядя на неё). Я пойду посмотрю.

ЭРТЕБИЗ. Будете возвращаться — предупредите! Эвридика спрячется. (С сарказмом). Очень удобно!..

ЭВРИДИКА. Какой кошмар!

 
*****
Орфей через двор подходит к почтовому ящику, достаёт письмо, вскрывает конверт. Читает письмо. Хмурится.

 
*****
Эвридика спокойно поправляет воротник кофточки, когда раздаётся сдавленный, яростный крик Эртебиза:

— Берегитесь!

Эвридика вздрагивает и жалобно спрашивает:

— Посмотреться в зеркало-то можно?

Оказывается, то, что мы видели, было её отражением в кухонном зеркале. К ней подходит Эртебиз. Теперь они оба в зеркале, как на семейном портрете.

ЭРТЕБИЗ. Орфей не должен видеть даже вашего отражения!

ЭВРИДИКА (благодарно улыбается). Что бы я без вас делала!..

Он кладёт ей руку на плечо:

— Эвридика… Вы не сердитесь на меня за то, что я сказал на суде?

ЭВРИДИКА (с детской наивностью). А что вы сказали?

Он так поражён, что не находит слов. Тут раздаётся голос Орфея:

— Эртебиз! Я иду!

ЭРТЕБИЗ. Извините меня… (Уходя). Когда Орфей войдёт, спрячьтесь под стол.

ЭВРИДИКА (метнувшись к столу). Да, хорошо…

 
*****
Орфей поднимается на крыльцо и протягивает Эртебизу послание:

— Анонимное письмо. Текст наоборот.

Прежде чем войти на кухню, Эртебиз громогласно предупреждает:

— Осторожно! Внимание, Эвридика! Орфей! (Входят в комнату). Берегись, Орфей! (Склоняется над столом). Эвридика, вы здесь, под столом?

ЭВРИДИКА (из-под стола, покрытого длинной скатертью). Да!.. Где ты, Орфей?

ОРФЕЙ. А ты где?

ЭРТЕБИЗ. Там, там, под столом!

ОРФЕЙ. Вот и хорошо.

Проходят вдвоём в дальний конец комнаты. Эвридика, не видимая ими, пытается выглянуть из-под скатерти.

Орфей достаёт подмётное письмо и показывает его зеркалу. Читает, глядя на отражение:

— «Вы — вор и убийца, отправляйтесь в свою могилу»…

ЭРТЕБИЗ. Предупреждаю, бойтесь зеркал!

ОРФЕЙ (со вздохом). Могли бы этого и не говорить.

ЭРТЕБИЗ. Я имею ввиду отражение в них Эвридики.

Слышен голос Эвридики:

— Эртебиз запретил мне глядеться в зеркало!

ЭРТЕБИЗ. Это письмо надо порвать!

Обирает листок у Орфея.

ЭВРИДИКА (из-под стола). Можно выйти?

Орфей и Эртебиз испуганно вопят:

— Нет! — Нет!

ЭРТЕБИЗ. Одну минутку… Повернитесь! (Отворачивает Орфея к стене, потом обращается к его жене). Вы свободны!

ОРФЕЙ (в великом гневе). Даже трудно себе представить, до какой степени может дойти напряжение из-за этого дурацкого условия!

ЭВРИДИКА (с печальной улыбкой). Со временем привыкнешь!..

ОРФЕЙ. Странная будет привычка!

ЭВРИДИКА. Разве лучше ослепнуть? Или ногу потерять?

ОРФЕЙ. Да, мудрая мысль! Тем более, что у нас нет выбора!

ЭВРИДИКА. В этом есть и что-то хорошее, Орфей: ты не увидишь моих морщин.

ОРФЕЙ. Прекрасно, прекрасно! И вообще, я вижу, ты уже начинаешь привыкать.

ЭРТЕБИЗ. Что же ещё остаётся вашей жене?

ОРФЕЙ. Как это — что ещё?..

Забывшись, пытается оглянуться. Эфридика с испуганным криком садится на корточки. Эртебиз удерживает Орфея, разворачивает его обратно. Говорит с укором:

— Вы опасны, мой дорогой.

ОРФЕЙ. Только не думайте, что я проведу всю жизнь, уткнувшись носом в стенку!

ЭВРИДИКА (поднимаясь). Я налью вам вина. Глаза пока закрой, — Эртебиз тебя усадит, а я открою холодильник.

Эртебиз усаживает его на стул, лицом к окну.

ОРФЕЙ. А я могу сказать, что моя жена должна сделать ещё. Во-первых, понять весь ужас ситуации, в которой я очутился…

ЭРТЕБИЗ. Орфей, а разве она не страдает?

ОРФЕЙ. Ни коей мере! Это всего лишь сложности, которые она обожает!

ЭВРИДИКА (подходя с подносом). Закрой глаза!..

ОРФЕЙ. А что, если мне просто завязать глаза платком?

Прикрывает глаза рукой.

ЭВРИДИКА (ставит поднос  прячется у мужа за спиной). Нет, Орфей, нет, так нельзя. Лучше уж сразу… смириться. Разумеется, это трудно, но ты привыкнешь.

ОРФЕЙ. Ну, принеси стул, что ли… Сядь — я отвернусь.

Машинально листает журнал мод.

ЭРТЕБИЗ. Знаете, вы опасны.

И тут на одной из страниц журнала Орфей видит большой портрет своей жены. С испуганным воплем он прикрывает страницу рукой.

ЭРТЕБИЗ (наставительно). Портрет вашей супруги — это ещё не она сама.

Эвридика садится за стол и в изнеможении опускает голову на руки:

— О, я устала…

ОРФЕЙ. Нужно принять какие-то меры — немедленно! И я приму их. А всё время играть в прятки с женой не желаю.

ЭВРИДИКА. Хочешь, чтобы я исчезла?

ОРФЕЙ. О!.. Опять одни крайности!

ЭРТЕБИЗ. Ну, Орфей, Орфей!..

ОРФЕЙ. Нам нельзя спать в одной комнате!.. Ну что же, лягу на диване!

ЭВРИДИКА. Ты же всё портишь, Орфей!..

ОРФЕЙ. Да что ты… !

Пытается повернуться к ней, и Эртебизу лишь в последний момент удаётся отвернуть его:

— Не поворачивайтесь!

ОРФЕЙ. Это всё из-за неё! Она и мёртвого выведет из себя!

ЭВРИДИКА (с печальным укором). Зачем я не мёртвая?..

ОРФЕЙ. О!.. Это ужасно! Я взбешён невероятно! Ещё немного, и я попросту сойду с ума!

ЭРТЕБИЗ. Орфей, вы довели до слёз вашу жену.

ОРФЕЙ. Ах, я всем мешаю? В таком случае, я удаляюсь.

Убегает. Кажется, он только того и желал, нарочно разыгрывая истерику.

ЭРТЕБИЗ. Орфей, Орфей, куда вы?

ОРФЕЙ (стоя на лестнице и пряча лицо в отверстие люка). К себе в комнату!

ЭРТЕБИЗ. Успокойтесь…

Но Орфей уже скрылся в спальне.

Эртебиз и Эвридика остались наедине, и тотчас вновь зазвучала «Мелодия» Глюка — печальный мотив их любви.

Эвридика рыдает:

— Он ненавидит меня!

Эртебиз склоняется над ней, нежно кладёт ей руку на плечо:

— Что вы, разве тогда он вырвал бы вас у Смерти? (Печально). Орфей любит вас.

ЭВРИДИКА. Он совсем не из-за меня туда пошёл.

ЭРТЕБИЗ (с укором). Эвридика!..

ЭВРИДИКА. И вы знаете об этом. И не в комнате он сейчас, а в её машине!

Вновь разражается рыданиями.

 
*****
Ночь. Открывается крышка люка и Эвридика в халате спускается из спальни в гостиную.

Там на диване спит Орфей.

РАССКАЗЧИК. Эвридика не узнавала Орфея. Не в силах вынести такой перемены, она решила освободить его от себя. Для этого было только одно средство…

Эвридика приближается к спящему Орфею. На её лице — бесконечная любовь. Она пытается разбудить мужа, чтобы исчезнуть при первом же его взгляде:

— Орфей! Орфей, Орфей!..

Но Орфей крепко спит и во сне повторяет слова судьи, обращённые к Смерти:

- Вы любите его?.. Вы любите этого человека? Отвечайте…

ЭВРИДИКА. Орфей!..

Он просыпается, но тут же гаснет лампа на столике. В гостиной воцаряется темнота и Эвридика становится невидимой для мужа.

ОРФЕЙ. Это ты?

ЭВРИДИКА. Это я, Эвридика. Я знаю, ты никогда не засыпаешь, не погасив лампу, не выключая свет… А я спустилась сюда за книгой…

ОРФЕЙ. За книгой? Чтобы читать в темноте?..

ЭВРИДИКА. Орфей, пойми, я…

И вдруг лампа снова вспыхивает. Орфей успевает упасть лицом в подушку.

ОРФЕЙ. Знаешь, что сейчас может произойти? Поднимайся! Закрой люк за собой! Ты меня здорово напугала!

Она прижимается к его спине:

— Напугала…

ЭВРИДИКА. Ну, конечно… Поднимайся, надо спать.

Он выключает лампу, она нехотя уходит.

РАССКАЗЧИК. Внезапно выключенный свет помешал Эвридике достичь своей цели. Надо было жить дальше, наступило утро нового дня.

 
*****
Утро. Орфей в Роллс-Ройсе — слушает морзянку и грызёт карандаш.

Входит Эртебиз.

ОРФЕЙ. Вы являетесь, как мессия… Вы понимаете эти сигналы?

ЭРТЕБИЗ (прислушиваясь к морзянке). Биржевые сводки.

Морзянка сменяется долгими гудками.

ОРФЕЙ. А эти?

ЭРТЕБИЗ. Орфей, осторожнее, идёт ваша жена.

ОРФЕЙ. Опять!..

ЭРТЕБИЗ. Ну будьте благоразумнее!..

Слышен голос Эвридики:

— Можно войти, Орфей?

ЭРТЕБИЗ. Зажмурьтесь всего на минуту.

Орфей роняет голову на руку и размахивает карандашом в такт морзянке.

ЭРТЕБИЗ (впуская в гараж Эвридику). Да, входите!.. Ваш муж слушал биржевые сводки. Прошу вас, проходите сюда.

ЭВРИДИКА (влюблённо глядя на мужа). Не помешала?

ОРФЕЙ. Это я обосновался здесь, чтобы не мешать тебе в доме.

ЭВРИДИКА. Какие тревожные звуки…

ЭРТЕБИЗ. Смотрите, будьте осторожны!

ЭВРИДИКА. Не бойтесь, Орфей не видит меня, и я лишь коснусь его щеки. (Что и делает). Моя любовь!..

Прижимается щекой к его затылку.

И отражается в зеркале над щитом управления.

ЭРТЕБИЗ. Зеркало!

В зеркале — лицо смертельно испуганной Эвридики. Орфей видит её отражение.

Миг — и Эвридика исчезла.

ОРФЕЙ (в ужасе оборачиваясь). Эвридика!..

ЭРТЕБИЗ. Это было предрешено.[10]
(ПРИМЕЧАНИЕ: Весь этот трагический эпизод решён Кокто в стиле фарса: жена прячется от мужа, муж прячется от жены... Однако, легко увидеть, что главный герой эпизода — не Орфей, не Эвридика, а зеркало. Зеркало — дверь в потустороннее. Через него мир смерти атакует мир живых. В зеркале Эртебиз и Эвридика — счастливые любовники, едва ли не супружеская пара: мёртвый властно претендует на живую и зеркало помогает ему в этом. Письмо с угрозой написано зеркальным способом, его можно прочитать только через зазеркалье, — и в этом письме содержится приказ Орфею умереть. Наконец, зеркало похищает Эвридику...)

 

8. ВТОРОЕ НИСХОЖДЕНИЕ ОРФЕЯ
И тут же с улицы доносится гулкий мерный бой барабанов и дружные, яростные крики:

— Се-жест! — Се-жест! — Се-жест!

Орфей и Эртебиз выскакивают из авто.

На улице толпа молодых поэтов, вооружённых палками и булыжниками, скандирует:

— Верните — нам — Сежеста! Верните — нам — Сежеста!

ОРФЕЙ. Вот и конец пришёл! Неизбежное, Эртебиз! (Выходит из гаража). Кончились полумеры, хватит! (Эртебиз едва уворачивается от брошенного камня). Нельзя пасовать, Эртебиз! Нужна драма, нужно идти до конца!

Бежит к дому.

ЭРТЕБИЗ (бежит следом). Орфей!.. Орфей!..

Ещё один булыжник пробивает оконное стекло.

ОРФЕЙ. И камни, камни! Толпа как всегда бросает камни!

ЭРТЕБИЗ. Давайте, уйдём!

Орфей бросается прочь от дома, подбегает к забору, укрывается за ним от камней:

— Ну вот они, мерзавцы! Я их ждал! Это они — авторы анонимного письма!

ЭРТЕБИЗ. Я поговорю с ними…

ОРФЕЙ (в волнении хватает его за руки). О чём думает мрамор, когда из него высекают шедевр? Он думает: меня бьют, разрушают, унижают!.. Но смерть… Смерть — мой скульптор! Пусть она закончит свою работу.

Эртебиз бросается в гараж, достаёт из бардачка Роллс-Ройса пистолет, снимает с предохранителя и несёт его Орфею.

У самого лица Орфея пролетают булыжники. Он тихо произносит:

— Негодяи…

ЭРТЕБИЗ (протягивает Орфею пистолет). Защищайтесь, Орфей! Это же ваш дом!

Толпа за забором надрывается:

— Се-жест! — Се-жест! — Се-жест!

Слышен шум мотора. К дому Орфея подкатывает открытое авто, наполненное вакханками.  Алгонис яростно командует:

— Вперёд! Что вы стоите?! Открывайте ворота быстро! Смелее врывайтесь во двор!

Толпа поэтов бросается на штурм. Кто-то лезет через забор, кто-то барабанит в ворота. Слышны крики:

— Открывайте дверь! Дверь!

Один из поэтов первый перелезает во двор, подходит к воротам и снимает засов. Толпа врывается внутрь, но, ворвавшись, робеет, останавливается. Вероятно, поэтов что-то напугало.

Вперёд выходит Первый поэт и негромко произносит:

— Отдайте пистолет. Я требую: отдайте пистолет!

Орфей с пистолетом в руке подходит к нему вплотную:

— А я требую немедленно покинуть мой дом. Вы не войдёте в него.

ПЕРВЫЙ ПОЭТ. Надо будет — и войдём.

ОРФЕЙ. Вы хотите меня убить?

ПЕРВЫЙ ПОЭТ. Мы хотим знать, где Жак Сежест! Он у вас!

Пытается зайти к Орфею сзади.

ОРФЕЙ. Не приближайтесь — я выстрелю! Стреляю!..

Но тут юноша азиатской наружности выкручивает Орфею руку и пистолет стреляет в воздух, потом падает на песок. Кто-то из поэтов поднимает его. Орфей пытается отобрать оружие, бросается в драку и ударом валит этого поэта с ног. Молодой человек падает и стреляет — возможно, случайно.

Орфей вздрогнув и судорожно выпрямившись, валится на землю.

Поэты бросаются прочь, как стая испуганных птиц.

Вновь вступают барабаны смерти. Их дробь быстра и зловеща.

Эртебиз медленно поднимает выпавший пистолет.

Перепуганные поэты в панике заскакивают в свои автомобили. Народу слишком много, а машин всего три. Подкатывает чёрный полицейский фургон.

И тут во двор Орфея въезжают мотоциклисты Смерти.

Полицейские заталкивают в фургон визжащих и брыкающихся поэтов.

Один из мотоциклистов и Эртебиз поднимают тело Орфея и волокут его в гараж. Второй мотоциклист с немецким автоматом в руках прикрывает их от полиции. На него наступает группа полицейских:

— Отойдите! Отойдите от дверей!

МОТОЦИКЛИСТ С АВТОМАТОМ. Не двигаться — он ранен! Ему не причинят зла! Ну!..

Эртебиз выводит из гаража роллс-ройс.

Машина мчится прочь от дома, мимо последних, ещё не арестованных поэтов. За ней летят чёрные мотоциклисты.

Полицейские, свистя в свистки, бегут следом. Кто-то стреляет наудачу.

 
*****
Через узкую арку в могучей стене роллс-ройс и мотоциклисты покидают город. Возле стены останавливаются.

Один из мотоциклистов подходит к Эртебизу:

— Салют. Исполнено?

ЭРТЕБИЗ. Исполнено.

С этими словами он оборачивается к заднему сиденью. Там лежит Орфей. Вернее — мёртвое тело Орфея. Страшная, безжизненная голова запрокинута, зубы оскалены, глаза раскрыты.

Роллс-ройс вновь пускается в путь. Мотоциклетный кортеж следует за ним.

Они уезжают по узкой грунтовой дороге между невысоких плодовых деревьев.

 
*****
В потустороннем мире Эртебиз вводит заторможенного, безвольного Орфея в зал суда. Орфей смотрит перед собой невидящими глазами. В зале суда никого нет, в беспорядке стоят пустые стулья.

 
*****
Между развалин в зазеркалье стоят, застыв, как изваяния, Смерть и её слуга, бывший поэт Сежест.

Они разговаривают, не двигаясь, не меняя позы, не смотря друг на друга.

СМЕРТЬ. Сежест!..

СЕЖЕСТ. Да, мадам.

СМЕРТЬ. Я, может, впервые поняла, что такое время. Должно быть, для людей ждать — самое ужасное.

СЕЖЕСТ. Я уже не помню.

СМЕРТЬ. Вам грустно?

СЕЖЕСТ. А что это такое?

СМЕРТЬ. Извините. Я говорю сама с собой.

 
*****
Между развалин идут Эртебиз и Орфей. Точнее — они ползут, цепляясь за стену, точно сопротивляясь сильнейшему ветру, или, быть может, силе притяжения, изменившей свой вектор.

РАССКАЗЧИК. Теперь это совсем иное путешествие. Эртебиз ведёт Орфея туда, куда не должен был вести. Где его величественная неподвижность? Орфей и его спутник передвигаются с большим трудом…

Они проходят, вернее, проползают по стене мимо старухи в чёрном, преспокойно сидящей в нише стены. Видимо, на старуху изменившаяся сила тяжести не действует.

РАССКАЗЧИК. …То им мешает что-то, то вдруг срывает с места и несёт вперёд какая-то необъяснимая сила.

Орфей дополз до угла здания, завернул за угол и вдруг его, точно пёрышко, подхватывает неведомая сила и уносит вдоль по стене. То же самое случается и с Эртебизом.

Пролетев какое-то расстояние они падают на землю и дальше бегут совершенно обычным образом, — хотя и несколько замедленно. Выбегают из разрушенного здания…

 
*****
Смерть и Сежест по-прежнему неподвижны. Ждут.

СЕЖЕСТ (услышав некий сигнал). Они идут.

Смерть срывается с места и бежит навстречу Орфею. За ней волочится длинный газовый шлейф.

СМЕРТЬ. Орфей!

Поэт обнимает её — нежно, осторожно, точно хрупкую вазу:

— Я нашёл средство вернуться к тебе!

СМЕРТЬ. Я позвала тебя, и ты пришёл!

ОРФЕЙ (гладит её по щеке). А я так ждал, так ждал этого!

СМЕРТЬ (трепеща от любви). Я похитила тебя у людей!

ОРФЕЙ. Куда же скрыться?

Сливаются в тесном, страстном объятии, прижимаются щека к щеке.

СМЕРТЬ. Нам не нужно скрываться. Мы свободны…

ОРФЕЙ. Навсегда?

СМЕРТЬ (со счастливой улыбкой). Навсегда. (И тут же, в глубоком отчаянии). Обними меня крепче, мой дорогой!

ОРФЕЙ. Ты сжигаешь меня ледяным огнём…

СМЕРТЬ. В тебе ещё тепло человека… Хорошо!

ОРФЕЙ. Я люблю тебя…

СМЕРТЬ. Люблю тебя… (Внезапно отстраняется и резко спрашивает). Ты в моей власти?

ОРФЕЙ. Я в твоей власти.

СМЕРТЬ. Ты обещаешь повиноваться?

ОРФЕЙ. Обещаю повиноваться.

СМЕРТЬ. Всегда и во всём? Что бы ни случилось?

ОРФЕЙ. Я принадлежу тебе! И не брошу тебя никогда!

СМЕРТЬ. Не бросишь меня? (Счастливая улыбка).

И она устремляется к Эртебизу:

— Эртебиз! (Властно). Вы знаете, чего я от вас жду.

ЭРТЕБИЗ. Но, мадам…

СМЕРТЬ. Наша власть подходит к концу и нам дорого каждое мгновение!

ЭРТЕБИЗ (взволнованно). Всё же подумайте!..

СМЕРТЬ. И думать нечего, Эртебиз!

ЭРТЕБИЗ. Нет, думать надо всегда! И в этом мире тоже.

СМЕРТЬ (гневно). Вы что, испугались?!

РАССКАЗЧИК. Смерть поэта должна пожертвовать собой…

СМЕРТЬ (подходя к возлюбленному). Орфей!

РАССКАЗЧИК. …чтобы сделать его бессмертным.

СМЕРТЬ (Орфею). Последнее, о чём вас прошу: не пытайтесь понять, что я сделаю. Надо верить! Это будет трудно понять даже в нашем мире.

Эртебиз сильным движением прижимает Орфея к кирпичной колонне:

— Встаньте здесь.

СМЕРТЬ. Быстрей, быстрей! Сежест, за работу!

Одним прыжком подлетает Сежест и, нагнувшись, хватает Орфея за ноги. Эртебиз сжимает горло Орфея. Поэта попросту душат, причём, не в шутку, а с намерением довести дело до конца.

СМЕРТЬ. Орфей, не сопротивляйся! Ты обещал повиноваться! Работайте, работайте!

Эртебиз старательно душит извивающегося Орфея. Сежест сжимает ноги поэта, не давая ему упасть.

СМЕРТЬ. Эртебиз, я с вами, я помогаю вам! Только не сдавайтесь, держите!

В какой-то момент Сежест перестаёт понимать, что он делает и вопросительно, удивлённо оглядывается на Смерть.

СМЕРТЬ (со слезами на глазах, яростно). Выкладывайтесь до боли — как я! Так!! Соберите всю вашу волю! Давайте! Без воли человек — не человек, а мразь! Давайте! Давайте, давайте!

ЭРТЕБИЗ. Я не могу больше…

СМЕРТЬ. Нужно смочь, Эртебиз! Нужно!..

Руки Орфея слабеют.

ЭРТЕБИЗ. Не могу…

Но рука Орфея уже безжизненно повисла.

Сежест, продолжая сжимать колени поэта, с любопытством смотрит на свою хозяйку, видимо, ожидая объяснений.

СМЕРТЬ (Эртебизу). Вы плохо стараетесь! Давайте! Погружайтесь в себя! Теперь покиньте себя и бегите, бегите, летите! Бегите, сметайте всё на пути! Вы близко к цели… Вы приближаетесь, я вижу! Я уверена…

Эртебиз закрывает глаза и отнимает руки от Орфея:

— Приближаюсь.

СМЕРТЬ. Ещё последнее усилие, Эртебиз! Сделайте его! Делайте его! Вам удалось! Мне страшно: вам удалось…

ЭРТЕБИЗ. Удалось.[11]
(ПРИМЕЧАНИЕ: Смысл сцены ясен: Смерть вопреки всяким правилам отпускает Орфея на свободу. Здесь действуют законы зазеркалья: если в земном мире человек умирает, то в зазеркалье он живёт; и, следовательно, если убить человека в зазеркалье, то в нашем мире он вернётся к жизни. Смерть руками своих слуг убивает Орфея среди потусторонних развалин, чтобы он ожил в своём милом, уютном домике на земле. Как и всякое убийство, убийство в зазеркалье весьма строго преследуется; Смерть знает это, но жертвует собой ради любимого.)

СМЕРТЬ (изнемогая от усталости). Отлично, тогда в путь…

И Орфей с Эртебизом пускаются в путь — вновь через развалины, но теперь спинами вперёд. Над ними звучит слабый голос Смерти:

— Возвращайтесь туда, в жизнь, и пусть того, что случилось, как бы не было вовсе.

И вновь Орфей шагает, а Эртебиз скользит, не касаясь земли. Вновь им навстречу попадается молодой стекольщик:

— Вставляю стёкла!.. Стёкла!.. Вставляю стёкла!

Но он тоже пятится задом наперёд. Так же проходит старушка с тележкой…

 
*****
И в то же самое время Эртебиз сидит рядом со Смертью. Мёртвая голова Орфея покоится у него на плече. Глаза Эртебиза закрыты:

— Я безумно устал…[12]
(ПРИМЕЧАНИЕ: Не трудно к концу фильма понять, что Эртебиз — тот самый Ангел Смерти, что уносит души людей в потусторонний мир. Но в этом эпизоде у него иная задача: вернуть душу на землю. При этом мёртвое тело — в зазеркалье, как и на земле, - остаётся неподвижным.)

СМЕРТЬ (с отчаянием, — ведь она только что навсегда потеряла любимого). Забудьте об этом. Работайте. Работайте, приказываю вам!

 
*****
И Эртебиз вновь в пути, сопровождая душу Орфея на землю. Он скользит над землёю, на Орфей старательно шагает, пятясь спиной вперёд.

И вот, за спиной у Орфея возникает рама большого зеркала. Поэт проходит сквозь стекло, выныривая в земной мир, точно из воды. По зеркалу расходятся круги.

Орфей и Эртебиз в спальне Орфея. На кровати лежит Эвридика.

 
*****
СМЕРТЬ (всё там же, в зазеркалье). Ну, где вы?

ГОЛОС ЭРТЕБИЗА. Я в спальне.

СМЕРТЬ. Тогда скорее! Перчатки!

 
*****
Орфей у себя в спальне снимает резиновые перчатки. Протягивает их Эртебизу. Перчатки сами перепрыгивают в руки Ангела Смерти.

 

9. ЭПИЛОГ
Эртебиз долгим, прощальным взглядом смотрит на спящую Эвридику; больше ему уже не видать свою любимую.

А Эвридика просыпается, и не замечая Эртебиза, нежно говорит Орфею:

— Ты смотрел на меня, пока я спала?

ОРФЕЙ (с нежностью, какой мы у него ещё не видели). Да, любовь моя!..

ЭВРИДИКА. А я такой кошмарный сон видела!..

ОРФЕЙ. Ты себя плохо чувствуешь?

ЭВРИДИКА (кокетливо). Нет… Голова болит.

ОРФЕЙ (целует её в висок). Сейчас вылечим…

Улыбается, счастливый.

ЭВРИДИКА. Ты работал?

ОРФЕЙ. Работал.

ЭВРИДИКА. Ты много работаешь, отдохни.

ОРФЕЙ. Но ведь книги сами не пишутся.

Эртебиз, уже невидимый для них, смотрит на этих воркующих голубков с бесконечной печалью.

ЭВРИДИКА. Твои книги пишутся сами!

ОРФЕЙ. А я им помогаю… Как ведёт себя наш мальчик?

ЭВРИДИКА. Орфей!.. А если девочка?

ОРФЕЙ. Нет, это сын!

ЭВРИДИКА. Да, он лупит меня, как боксёр!

Обнявшись, они опускаются на белоснежные подушки. Невольно вспоминается такой же кадр, в котором вместо Эвридики была Смерть. Этот кадр перевёрнутый: теперь камера стоит в ногах, а не в головах. Он перевёрнут и по смыслу: вместо трагической любви здесь сладкое сюсюканье.

ОРФЕЙ. Он будет таким же несносным, как и его отец!..

ЭВРИДИКА. Несносным? Разве?

Эртебиз беззвучно и осторожно пятится к зеркалу. Медлит на секунду, коснувшись спиной стекла. Потом растворяется в зазеркалье.

ОРФЕЙ. Многие считают меня несносным.

ЭВРИДИКА. Не жалуйся, тебя обожают!..

ОРФЕЙ. И ненавидят…

ЭВРИДИКА. Это оборотная сторона любви.

ОРФЕЙ. Только одна любовь важна — наша любовь.

Эти слова он произносит со всей возможной серьёзностью и с глубокой верой в собственную правоту.

 
*****
В потустороннем мире Сежест скорчился, спрятав голову между коленями. Он тоскует, хотя сам не понимает причины своей тоски. Наконец, почувствовав, что в мире что-то изменилось, поднимает голову, встаёт. Перед ним стоят Смерть и Эртебиз.

СМЕРТЬ (Эртебизу). Всё в порядке?

ЭРТЕБИЗ (с каменным спокойствием). В порядке.

Из-за развалин неторопливо выходят двое мотоциклистов.

СЕЖЕСТ. Мадам, мадам! Ваши помощники!.. Они идут вас арестовывать…

Мотоциклисты останавливаются и смотрят выжидательно.

СМЕРТЬ. Да, Сежест.

СЕЖЕСТ. Бегите!

СМЕРТЬ (на глазах её горькие слёзы). Куда?

СЕЖЕСТ. Когда здесь арестовывают, что бывает?

ЭРТЕБИЗ (внушительно). Плохо!

СЕЖЕСТ (недоумённо). Так всюду же плохо…

Смерть решительно шагает к мотоциклистам.

ЭРТЕБИЗ. Здесь это намного хуже.

Смерть уже взяла себя в руки, слёзы её высохли… На полпути она останавливается и оборачивается к своим бывшим слугам:

— Эртебиз!..

Ангел смерти тут же застывает перед ней по стойке смирно:

— Да, мадам.

СМЕРТЬ (мягко). Спасибо.

Кажется, она вновь готова расплакаться.

ЭРТЕБИЗ (с глубоким сочувствием). Не за что. Так было надо — вернуть их в тот грязный поток…

Мотоциклисты решительно кладут им руки на плечи: пора. Смерть, точно пытаясь оттянуть последний миг, оборачивается к юноше:

— Прощайте, Сежест.

И всё — их уводят.

Взволнованный Сежест бросается было следом, но сделав два-три шага, останавливается.

Смерть и Эртебиз под конвоем мотоциклистов скрываются между развалинами. Последнее, что мы видим — их огромные тени на щербатой стене.

 

Конец фильма