Татарин. Часть 4. Настя

          Раннее утро. Донбасс просыпался.
          Группа Беса, возвратившаяся на базу два дня назад, уже 20 минут накручивала беговые петли по асфальтовым дорожкам лагеря. Зарядка, холодная вода, растирание жёстким полотенцем взбодрили парней, а солнышко, весело улыбающееся через листву, подняло настроение. Это были уже не бойцы, это были 13-летние ребята, гоняющиеся друг за другом, хлопающие друг друга, подначивающие, громко смеющиеся, забывшие всё на свете, но с ясным ощущением — сегодня их ожидает что-то хорошее. Неважно что, неважно сбудется ли. Важно, что это чувство возникло. Значит ты молод, здоров, полон энергии и по твоей гладкой тугой коже весело бегают пупырышки от свежего солнечного утра.
          — Надо бы к девочке в госпиталь заехать, заодно браслет отдать — подумал Татарин, — Что с ней и её семьёй? Хотя их уже наверное, куда-нибудь перевезли, в более спокойное место.
          Заехать к спасённой девочке не удалось.
          На следующий день группа отправилась на новое задание, потом их перебросили под Одессу. Потом Сирия. Так и не смог Татарин ничего узнать о здоровье девочки. Он даже имени её не знал. Её браслет лежал в верхнем отделе тумбочки вместе с орденами и документами. Это не значит что он думал о ней. Нет! Ну если честно, то чуть-чуть, самую капельку вспоминал, но не более. Зачем он хранил это девчачье украшение, он и сам не знал. Ну лежит и пусть лежит! Может это талисман его? Вдруг разразиться война? Всё к тому идёт. Нацики  совсем перестали соблюдать соглашения.

                Г О С П И Т А Л Ь
         
                В госпитале Настя пришла в себя только на второй день после того как Татарин принёс её.
          У кровати, на стуле, положив левую руку на тумбочку сидел мальчишка в синей больничной пижаме и смотрел на неё широко открытыми глазами. Она не сразу узнала в нём брата, Ромку.
            Мальчик испугался. Два дня он видел её неподвижной и вдруг у неё тихо раскрылись глаза. Он чуть отодвинулся и прошептал:
          — Ты что, ожила?
          — Где я? — спросила она.
          — Здесь. В больнице, — ответил брат.
          — А мама где?
          — Она тоже раненная. В соседней палате. Она уже встаёт. Скоро придёт. А меня чуть-чуть задело.
          — А папа?
          — Папа в Донецке. Позвоним и он заберёт нас.
          Осторожно открылась дверь. Вошла женщина. Увидела девочку с открытыми глазами, всплеснула руками, ойкнула, подбежала, упала на колени перед койкой и уткнулась лицом в девочку обхватив её руками. Послышался плач и возгласы.
          — Настенька, моя девочка, родненькая, Настенька, родненькая моя. Всё хорошо, всё хорошо. Настенька, золотце моё …….
          Никто не заметил как подошёл хирург с сестрой.
          — Э-э-э-э-э! Это что за ярмарка? Ну-ка марш все отсюда. Чего собрались? Больная слабая ….., Он не досказал, увидев открытые глаза девочки, — Вот те на! Пришла в себя. Не моргала, не моргала и вдруг заморгала. Разрешите? — он опустился на стул, который поспешно освободил Ромка. Взял руку девочки, сосчитал пульс. Откинул одеяло, посмотрел ногу, пощупал пульс на ноге. Все тревожно смотрели на него.
          Врач обернулся, — Всем выйти!
          Мама и брат поспешно вышли и сели на кушетку в коридоре.
          — Ну-ка девочка, подними сначала левую ногу. Так, так. Не больно? Теперь правую. Не бойся, не бойся! Не спеши. Болит? Это хорошо. Болит это хорошо. Я сейчас буду постукивать, а ты говори, чувствуешь или нет, хорошо …...
          — Всё в порядке, — сказал он сестре, — После обхода в перевязочную. Посмотрю шов. Пока не кровоточит. Посмотрим. Скажите спасибо молодому человека! Успел её привезти! Без него всё было бы хуже. Намного хуже.
           Через 3 дня позвонили в Донецк отцу. Он страшно расстроился, рассердился и обрадовался что все живы. Выедет за ними завтра утром. Возьмёт в Донецк. С хирургом договориться. Настя долечиться в городе. Никаких уговоров слушать не хотел.
                После разговора ребятишки и мать почувствовали облегчение. На сердце стало спокойнее. Все заботы взял отец, а он всегда знает что делать.
           На следующий день утром приехал Арсений. С двумя солдатами. Сразу же побежал к дочке, потом поговорил с хирургом. Вышел счастливый и оживлённый. И тут же попал в объятия жены и сына. Им сообщили о его приезде. Восклицания, опять слёзы, опять утешения, но самое главное радость. Бьющая через край радость. Слава Богу, все живы.
           — Лена почему не сообщила, раньше? — спросил жену.
           — Не хотела беспокоить.
           — Да-а-а-а! Плохо, очень плохо! Запомни мать. Ты Ромка тоже запомни, — повернулся он к Ромке, — что бы не случилось сразу же звоните мне. Уяснили?
           Пары счастливых глаз повернулись к Арсению и он понял — сейчас они рады ему и готовы дать хоть какое обещание. Хмыкнул. Навалилась нежность к этим беззащитным созданиям. Поцеловал обоих и, обняв, сказал.
          — Пойдёмте к Насте. Врач разрешил. Там расскажете, что случилось. Дочурка оказывается ничего не знает. Партизаны несчастные.
          В палате Рома и Лена взахлёб, перебивая и дополняя друг друга рассказали Арсению о своей жизни после того как ополченцы ушли из Славянска в Донецк.
          Он внимательно слушал, а в памяти, помимо его воли, возникали события первого боя ополченцев Донбасса со спецподразделением альфа ВСУ 5 мая на перекрёстке в Семёновке.
          Нацики двигались с двух сторон. У заправки стояли разбитые гражданские машины. Полосатый шлагбаум, как палец, показывал в небо. У края дороги, красуясь стоял дом с щегольской черепичной красной крышей. Из него, то и гляди, выбегут маленькие смешные гномики. То здесь, то там мелькала скорая помощь с цифрой 103.
          Украинские БТР стояли посередине дороги. Высыпавшие из них спецназовцы в чёрных касках и чёрной форме напоминали издали голливудских боевиков. Они кучковались чёрными горошинами за машинами, сливаясь с ними. Автоматные очереди и гранаты из подствольников бойцов Моторолы, Медведя и других командиров не давали им развернуться и размолотить пулями ненавистную москальную сволоту.
          В том бою оказывается была и Лена. Она приехала на скорой с другими врачами оказывать помощь раненным. Их скорая стояла у Череповки, поэтому он её не мог встретить.
                Потом она рассказывала, что слышала как на перекрёстке идёт жестокая пальба. Шальные пули пролетали мимо.
          — Мы прятались в сквере за деревьями. Перед нами многоэтажные дома. Видим открывается балконная дверь, высовывается голова девушки. Смотрит туда-сюда. Слышит шум боя. Но ещё не знает, что это опасно. Выходит на балкон. Берётся за перила, чуть нагибается посмотреть. Пуля снайпера отбрасывает её голову и она падает уже мёртвой на незакрытую дверь. Внутри кто-то страшно кричит и быстро втаскивает уже не её, а её тело внутрь.
          Лена замолчала. Взглянула на Арсения и продолжала.
          — А с нижнего этажа кто-то орал нашим ополченцам, показывая в сторону нациков, «Господи! Вы же их убиваете! Это наши мальчики, зачем вы стреляете в них, они наши!!» Знаешь Сеня для меня «наши мальчики» на БТР-ах с крестами с того боя стали врагами
          — Там моего друга убили, Славку Руднева. — перебил её Арсений, — Он с пулемётом остановил БТР с нациками. Другой БТР подъехал с другой стороны и расстрелял его почти в упор. Мы ничего сделать не могли.
          — А ты знаешь, Медведь тогда не погиб. Его вытащил молоденький паренёк — ополченец. Как он вытащил такой груз, ума не приложу. Герой! Мы раны у него затомповали и сразу в машину. До больницы довезли. Но раны были смертельные. Хирурги сделали всё   возможное. У паренька какой-то странный позывной был. То-ли «Воин», то-ли «Громила», не помню.
          — Вандал! Это паренёк из Киева. Казак. Наш парень!
           Арсений незаметно взглянул на жену. Уж очень контрастировал её рассказ с его представлением о ней. Ещё в школе, они встречались в общих компаниях, несколько раз он провожал её. Но он и тогда и после, когда был женат, не предполагал в этой девчонке, а затем в вечно занятой на работе и дома женщине какое-то геройство. Девчонка как девчонка, жена как жена. Постарался вспомнить что-то необычное в ней. Не вспомнил.
          — Ты слышишь что мы говорим? — услышал он голос Лены, — Что задумался?
          — Да нет всё нормально. Слушаю, — ответил Арсений.
          Он встал, подошёл к ней сзади, обнял, наклонил голову, поцеловал и сказал тихо;
          — Ничего Ленушк, прорвёмся. Ну а вы чего сопите? — повернулся он к ребятне, — Всё прошло!
          Арсений родился и жил в Славянске, отслужив в десантуре. Один из первых ушёл в ополчение и сразу же был назначен командиром отряда. Действовали смело, даже нахально. Это они заполучили самоходку «Нону», автоматы и миномёт у сдавшейся роте днепропетровских десантников и других перешедших на их сторону украинских солдат и офицеров. К сожалению повоевать не успел. Отозвали и поручили организацию работ по обороне города, а Лену, прямо из больницы, перекинули на работу в мэрию по обеспечению здоровья жителей города. На обоих свалилась незнакомая работа, а её в осаждённом Славянске было выше крыши, дома почти не ночевали. Всё домашнее хозяйство свалилось на Настю.
          Лена похудела.
         — Видишь как висит кофта. Раньше в обтяжку была, — говорила она мужу собираясь на работу.
         — Тебя куда? — Спрашивал Арсений усаживаясь в машину.
         — Сегодня нужно отправить несколько детей в Краматорск. Вроде бы обо всём договорились. Не сорвалось бы. Да по пути не случилось бы чего. Спасибо тебе — охрану дали. Как отправим, сразу же примемся собирать детей для отправки в Севастополь. Там тоже договорились. А ты?
         — Секрет.
         — Ну-ну. Поехали. Секретщик. Или как это говориться?
         — Такого слова нет.
         — Всё-то ты знаешь!
         Много повидали и много пережили они за почти трёх месячную осаду города Славянска нациками.

                Д О Н Е Ц К

          Из госпиталя Лена и дети ехали в Донецк с чувством настороженности. Что будет на незнакомом месте? Какие появятся соседи, товарищи, какая будет работа и школа? Как примут? Вопросов много. Раньше они редко появлялись, не подошло их время. А сейчас, в машине эти вопросы галдящей толпой стояли внутри Лены, Насти и Ромы. Ждали решения. Но ответа они не знали. Посматривая на спокойного отца все успокаивались, но не на долго. Особенно тревожилась Лена. Ещё бы! После Славянска её преследовали только несчастья. Одно за другим, одно за другим! Да и последние дни в Славянске были не лёгкими.
          5 июня 2014 года ополченцы организованно покинули Славянск. В Славянск зашли нацики. Среди оставшихся были люди, которые косо смотрели на провозглашение Республики и после прихода нациков, могли донести в Службу безопасности Украины на всех кого они считали пророссийскими. Оставаться в Славянске Лене с детьми было опасно. Эвакуировать их с колонной бойцов Стрелкова было так же опасно.
           После размышлений и раздумий Лена и Арсений пришли к единому мнению — безопаснее всего отправить семью в Семёновку к старшему брату Аркадию. Он тихо и мирно жил один, работал, политикой не занимался и никакой угрозы для СБУ не представлял.
            Неизвестно как у СБУ оказался полный список лиц участвующих в референдуме. Откуда? Как он попал в их руки? Непонятно. СБУ войдя в город сразу же кинулись арестовывать людей по этим спискам. Кто знает, что творили они с ними в застенках? В этих списках были Лена и Аркадий. Как только Лена узнала об арестах в Славянске, они с Аркадием в тот же день собрались и на его машине выехали в Донецк. Не доехали!! Аркадий убит, у остальных раны, контузия, стрессы.
            Вспоминая пережитое Лена вздохнула, прижалась к Арсению. Его близость успокаивала.
           Арсений понимал её. Обняв, прижал себе и убаюкивающе шептал на ухо
          — Ну что ты? Всё хорошо! Не переживай. Смотри, все живы — здоровы. Сейчас приедем в новую квартиру. Работа у тебя будет. Договорился о школе. Всё что нужно на первое время — купил. Чего ещё? Всё хорошо. О чём переживать? Не о чем!
           Ничего не скажешь! Арсений мог успокоить. Но всё равно беспокойство не оставляло Лену.
           Первым делом, что сделали ребята в новой квартире — выбежали на балкон и стали спрашивать показывая пальцами в разные стороны, — А это что, а это, а вон там? Расспросам не было конца.
           Поселились они недалеко от центра. Школа не далеко и детей можно без опаски отпускать одних. Постепенно всё устроилось. К новому месту привыкли и жизнь потекла раздвигая будущее, которое было у каждого своё.
           В сентябре ребята пошли в школу, Лена на работу в больницу, Арсений в мэрию.

                Р О М А

            Ромка сразу же вписался в жизнь города. Появились товарищи, с которыми возникла масса неотложных дел до предела заполнявших жизнь.
           Вначале пришло увлечение роком, затем как чёрт из табакерки выпрыгнул хип-хоп. С появлением рэпа увлечение музыкой переросло в страсть. Компьютерные игры были заброшены. Что стоили только записи мэйджор-лейбл первой пластинки Эминема и Фифти-сента. Только рэп и только он был путеводной звездой по мальчишескому миру Ромки.
           Всё неожиданно изменилось перед началом СВО. На смену рэпа пришла техника. Ребята с наушниками и очередным панчем Эминема остались где-то в стороне. Теперь он водился с парнями, у которых руки всегда были заняты паяльником, гаечными ключами, пилами, пассатижами и др. Они конструировали механизмы, которые называли «роботами». Учителем был интернет. Учитель оказался никудышным и нелепые мутанты, созданные не умением, а мечтами могли только стоять и жужжать, а после лёгкого подталкивания падали и рассыпались. Их собирали заново, но опять без толку.
           Топтание на месте надоело, энтузиазма было полно и ребята перешли к созданию других устройств, но уже стреляющих. В начале не громко, на метр, потом на 10 метров и громко. Потом уже за городом и с ушными затычками. Поступательное движение изобретателей закономерно должно было вот-вот привести к созданию бомбы такой силы, что поотрывало бы головы изобретателям. Но пахнущая горелым и взрывчаткой одежда пацанов пробудила такую горячая материнскую молитву о спасении неразумных, что она проткнув озоновый слой Земли, дошла до Всевышнего. Он написал распоряжение в небесную канцелярию и ребята ни с того ни с сего сразу потеряли интерес к стрелялкам и взрывалкам и почувствовали неумолимый зуд заняться чем-то другим.
                Начало СВО открыло взрослеющим ребятам другой мир, где их умение и порывы реализовались не только в интересное и полезное для себя, но и в интересное и полезное для других. А сделать нужное для других, получив за это благодарность или хотя бы тёплый взгляд и похлопывание много значили для растущих ребят. Признание, что ты супер — это настоящий кайф.
          Ромка и ребята примкнули к волонтёрам и стали проверять на пригодность привозимые из России генераторы. В их разговоре появились новые слова: дизельные и бензиновые генераторы, 3,5 киловатта, 7 киловатт, подзарядка телефонов, пауэрбанки, топливный фильтр, застучал двигатель и прочее. Что они делали в никому не нужном сарае, никто не знал. Да никто и не интересовался. Но однажды Ромка попросил Лену,
          — Мам сегодня посмотри в 6 вечера телевизор. Программу Оплот ТВ.
          — Зачем?
          — Ну посмотри.
          Вечером они вдвоём с Арсением увидели как ведущий Рашит Романов берёт интервью у ребят, которые оказывают ополченцам неоценимую помощь. Он так и сказал «неоценимую». Через два дня Рома принёс и показал отце «Благодарственное письмо» от Мэрии города.
          Через год Ромку увлекло другое — создание программ. Толчок дал интерес к беспилотникам. Наконец он, кажется, нашёл себя. Быстро научился писать простые функции для структурирования кода. Подружился с ребятами — программистами старше его. Записался на какие-то курсы. Освоил базовые алгоритмы, научился писать свои функции, передавать их и пошло и поехало. К нему начали обращаться за советами — первый признак того, что человек на своём месте. Участвовал в различных Олимпиадах, в том числе и Российских. Первые призы показал матери. Но сильнее всех эти медали обрадовали Арсения. И первая мысль была, — Во даёт парень. Не чета мне дураку.
            Хорошо что мысли беззвучны!
            После школы у Ромки была прямая дорога в МГУ. Победы на олимпиаде, да и уровень его подготовки позволял это. Но в Москву он не поехал. Никто не знал почему. Арсений думал, что сын побоялся экзаменов и решил подготовиться лучше, Лена думала, что сыграла роль девчонка Ромки, с которой он дружил с 7 класса. Настя ни о чём не думала. Своих проблем было полно. Но когда мать попросила поговорить с Ромкой — кивнула. Разговор ничего не дал.
          На его решение не поступать в этом году конечно повлияло и желание лучше подготовиться. Не последнюю роль сыграла девчонка, которая всё больше и больше занимала место в его жизни. Нельзя же было вот так уехать и бросить её. Она заканчивала школу и они могли вместе поступить в институт.
           Какие бы мысли не крутились в голове у Ромки Настя оказалась права — в следующем году Ромка не стал поступать в институт. В феврале началась СВО и Ромка неожиданно для всех ушёл на фронт. Прошёл подготовку. Потом связь почти прекратилась. Только из редких сообщений можно было понять, что всё нормально. А через полгода неожиданно приехал на побывку.
           Здоровый крепкий парень. В движениях, разговоре чувствовалась сдержанная сила человека привыкшего не только отвечать за свои поступки, но и требовать это с других. Все сразу почувствовали, что Ромка стал каким-то не таким. Но привыкли к нему быстро. Может быть потому, что налёт взрослости дома быстро смягчился, притупился, ушёл внутрь или просто перестали обращать внимание на его особенности. Всё-таки свой человек.
           Из отведённых дней дома он побывал всего 3 дня. Все остальные дни и две ночи он был в другом месте.
          — Мам, я сегодня у товарищей переночую. Ты не волнуйся, — говорил он по утрам маме, когда отец уходил на работу, — Со мной ничего не случиться.
          Для Лены вначале это было странно. Рома всегда обращался к ней с просительными интонациями, как к старшей. Это понятно мама есть мама. А тут не просьба, а констатация факта, что он пойдёт туда-то. Это вначале расстраивало её. Было трудно сознавать что этот мальчик, который вышел из неё и сделан из неё вдруг стал не её, а отдельным, самостоятельным.
          О том что Ромка ночует у «товарищей» Арсений узнал от Лены. В ответ он хмыкал и чуть насмешливо сказал «Ну-ну, знаем мы этих товарищей». Лена тревожно и вопросительно смотрела на его искорки в глазах, ждала объяснения, но Арсений молчал. Прямо какой-то заговор мужиков! Но Лена, всё-таки чувствовала, что не в товарищах дело. Переживала, думала, но прямо спросить Романа о том есть ди у него девочка, не решалась.
          Роман уехал, так и не сказав никому, кто его девушка. Но Лена и Арсений особо не тревожились. Скажет. Всему своё время.
          Ещё через 4 месяца, вечером к Арсению постучали. Он только что пришёл с работы и был один. Открыл. Зашёл лейтенант в форме. Представился.
          — От Романа? — спросил Арсений. Лейтенант замялся и пробубнил:
          — Да. Во общем-то да.
          — Проходите, садитесь. Я сейчас, — Арсений выключил газовую плиту и крикнул из кухни, — Чай будете?
          Лейтенант отказался. Арсений подсел к лейтенанту за стол. Тот опустив голову рылся в вещмешке и выкладывал на стол какие-то вещи.
          Арсений смотрел барабаня пальцами по столу. Вдруг перестал. Поднял глаза и понял. Беда! Пришла страшная беда. Он молча смотрел на лейтенанта. Тот встал и прерывающим голосом сказал.
         — Арсений Павлович, Ваш Сын Роман Арсеньевич геройски погиб защищая Родину……
         Дальше Арсений ничего не слышал. Он застыл. Не мигая смотрел на лейтенанта, а тот, не садясь, пододвигал по столу к Арсению какие-то книжечки, коробочки, футляры, блокноты и что-то объяснял, спрашивал и говорил, говорил, говорил. Монотонный голос молоденького лейтенанта, опутывал его вязкой массой в которой не было сил говорить, думать, двигаться. Воспринималось только далёкое «Бу-бу-бу-бу».
          На лейтенанта смотрели ничего не выражающие широко распахнутые по-детски наивные голубые глаза. Лейтенант замолчал и сел рядом. Положил руки на стол, вздохнул и, не зная что делать искоса посматривал на Арсения.
          Через несколько минут действительность стала возвращаться.
          Ромка погиб при испытании нового беспилотника. На передовую после обучения его не послали. К концу курсов на учебный полигон из Москвы приехали на автобусе какие-то три парня. Все бородатые, молодые, не военные. Командир вызвал Ромку и послал зачем-то его к этим чудакам, не объяснив толком, зачем и почему.
                Парни посадили Ромку за стол, стали угощать московскими деликатесами и расспрашивать. Парни оказалось с какого-то сельскохозяйственного НИИ. Были явно чокнутые на беспилотниках и принимали Ромку за своего. Также чокнутого. Ромке они понравились. Ещё бы парни были намного умнее его, таких эрудитов он вообще не встречал. Да и беспилотники была его тема. В их программах он хорошо разбирался. Беседовали часа 4.
          Только пришёл в казарму, его вызвал командир и сообщил, что на него пришёл запрос от приехавших москвичей. Рома ничего не понял. Как так? Он только что от них и уже запрос? Не ошибка ли? Так быстро! Но командир ничего объяснять не стал.
         — Ты-то сам согласен?
         — Так точно товарищ подполковник, согласен, — ответил удивлённый, ничего не понимающий Рома.
        — Ну хорошо тогда будешь прикомандирован к ним.
        — Почему именно я?
        — Ну уж это тебя не касается. Это тебе не санаторий. Куда скажут туда и пойдёшь.
        — Понял товарищ подполковник. Когда собираться?
        — Сейчас. Тебя ждут. Документы вышлем.
         Это потом он узнал, что его не просто так определили в группу беспилотников. Специальные люди отбирали по всей России наиболее пригодных людей для развития перспективного для СВО направления. После тщательной проверки остановились на нескольких десятков человек. Он попал в их число.
          Группа устроилась в разрушенной ремонтной мастерской на краю изломанного и искорёженного войной небольшого украинского села. Фронт ушёл не далеко. Работали с беспилотниками самолётного типа, потом с любыми, которые попадались в руки. Ремонтировали, усовершенствовали, перешивали и прочее. Затем начали обучать других. Само собой образовалась группа в которой парни обладали способностью выдвигать идеи, создавать новые подходы к работе с беспилотниками. Таких было трое, в том числе и Рома. Сами себя ребята назвали «Группа Бред». Испытания проводили на большом поле, куда не залетали снаряды нациков.
          Мина на поле скорее всего залетела случайно. Какой-то нацик с похмелья поставил наобум угол наклона трубы миномёта и мины полетела завывая в сторону москалей. В это время никакого обстрела не было. Чушка упала недалеко от парней. Все слышали её подлёт. Упали на землю. Потом встали, отряхиваясь и ругаясь. Никого, слава Богу, не задело. А Ромка не встал. Подбежали, а он мёртвый. Убили гады!
          Лейтенант ушёл. Арсений сидел в темноте. Неслышно зашла Лена. Очнулся от душераздирающего крика. Оглянулся. Она стояла в дверях зала. Потом упала. Он не успел поддержать. Перенёс на койку.
         За неделю она высохла и стала какой-то серой, маленькой старушкой. Стоит у окна и молча смотрит во двор. Он не узнавал её, заострённый птичий профиль, неподвижные глаза и пальцы, как проволоки вцепившиеся в занавеску. Она могла часами стоять у окна в обвисшем незастёгнутом халате, не чёсанная и не прибранная. Арсений осторожно уводил её.
         Через год она отошла. Вернулась на работу. Но всё равно, иногда среди разговора, или каких-то дел вдруг уходила в себя ничего не видя и не слыша. Как будто кто-то внутри, очень важный для неё, постучался к ней и она даже не предупредив окружающих ушла к нему. Потом и это пришло. Но прежней Лены уже не было.
            С утра Лена побежала на участок. Вызовов было много. Устала. Закончила к обеду и пошла в поликлинику. Приём начинался с 14.00. В коридоре встретила Марину, медсестру с которой работала. Медсестра шла с пачкой карточек пациентов записавшихся на приём.
         — Здравствуй Мариночка. Много? — кивнула она на карточки.
         — Здравствуйте. Не много. Наш кабинет сегодня занят. Мы в девятом будем.
         — Хорошо Марина. Я зайду к заведующей. Потом подойду.
         На приёме почти все пенсионеры не уехавшие из Донецка. Последней зашла девушка. Переболела Ковидом в лёгкой форме. Она помнила её. Ходила к ней на вызов. Жила она с матерью и, кажется, был ребёнок. Лена тогда выписала ей лекарства и сказала чтобы после окончания болезни пришла к ней на приём. Лена прослушала лёгкие, смерила давления, назначила анализы.
         — У Вас кажется ребёнок? Как он? Не заболел? — спросила Лена.
         — Нет. Он с мамой пока я болела.
         — А папа?
         — Он погиб.
         — У меня так же сын погиб, — вздохнула Лена. — Рома. Нет его.
         — И моего Рома звали. Он беспилотниками на войне занимался.
         Ручка в руках Дены дёрнулась и остановилась. Она замерла. Подняла голову и прерывистым голосом спросила, — Когда он погиб?
          Девушка назвала точную дату гибели её сына Ромки.
         — Кто его родители?
         — Рома не говорил.
         — А его отчество? Роман Арсентьевич?
         — Да, — ответила девушка и вдруг широко открыв глаза посмотрела прямо на Лену. Скользнувшая догадка, ещё не оформилось в утверждение, но гормоны уже вышли в кровь. Сердце замерло и быстро застучало поднимая по тревоге все органы. Она начала догадываться.
         — У Вас ребёнок Ромы?
         — Да.
          Лена повернула голову, посмотрела на Марину. Лицо Марины выражали высшую степень интереса к неожиданному обороту в разговоре и сильнейшее желание узнать, чем же всё закончится. Встретившись взглядом с Леной она испуганно, как будто уличённая в чём-то плохом, ойкнула и прикрыла рот пальцами. Она уже обо всём догадалась и всей своей доброй душой желала чтобы всё закончилось хорошо.
         — Марина ты всё закончила? Мы с…, — она посмотрела в карточку, — с Ниной пойдём. Я её провожу.
         — Хорошо, хорошо. Елена Владиславовна. Конечно идите. Я всё сделаю.
          Лена с Ниной вышли. О многом говорили две женщины любившие одного и того-же.
         Арсений уже заждался её. Так поздно она редко приходила. Арсений сразу заметил — с ней что-то не так.
         — Всё в порядке?
         — Ой Сеня, не знаю как сказать, — прошла в зал Лена, — Столько сразу свалилось, что ума не приложу, — Продолжала она.
        Арсений тревожно смотрел на неё. Опять беда? Стало неспокойно на сердце. Он подошёл к Лене, обнял её.
        — Ничего страшного. И это переживём. Ничего страшного. Так что же случилось?
        — Понимаешь у Ромы есть сын. Я только что разговаривала с его невесткой, матерью его сына.
        Арсений отодвинул её от себя и непонимающе, ничего не спрашивая смотрел на неё. Для каждого мужчины с ходу разобраться в значениях и связях произнесённых слов «невестка», «мать», «его сын», «наш сын» не легко. Нужно время, чтобы понять эти родословные нити, привести их в порядок, протянуть от одного человека к другому, осмыслить что это за слово «невеста», с какой стати у неё сын, кто чей сын. Перед мужчиной возникает масса непоняток, которые женщина раскусывает на лету. Мужчина потея, и пыхтя с трудом добирается до сути, которая тут же у него теряется.
                Он не мог сообразить как от Ромки может быть сын. Его же нет? Пока он выпутывался из этих дебрей. Лена ждала и молча выжидающе смотрела на него. Наконец до него дошло. Лена ждала какой угодно, реакции, но он, щёлкнув зачем-то пальцами, сказал удивлённо.
          — Надо же!
          Что Арсений подразумевал под этим, одному Богу известно. Мужики есть мужики! Даже имя ребёнка не спросил.
          И сразу же возникло много новых проблем. Нужно было познакомиться семьями, подумать как жить, всем вместе, или нужно ………. Много стало чего нужным Арсению с Леной. Эту ночь они несколько раз говорили друг другу «Ну всё хватит. Давай спать. Завтра рано вставать». Но разве уснёшь!
          После завтрака Арсений встал и, отойдя к окну, внимательно посмотрел на Настю. Впервые заметил, что она стала взрослой. И причёска, и движения, и одежда всё уже не девчачье, а взрослой девушки на выданье. Стареем, — подумал он, — И я, и Лена. Грустно стало.

                Н А С Т Я

           После того как Арсений перевёз их из госпиталя в Донецк Настю положили в городскую больницу. Выписали быстро, но она ещё некоторое время не выходила из дома. Когда Настя впервые вышла на улицу — всё было не знакомо.
           У подъезда на скамеечке сидела девочка. Настя, не зная куда пойти и что делать, села рядом. Девочка посмотрела на неё, улыбнулась и спросила:
          — Вы только что приехали?
          — Да, — улыбнулась в ответ Настя.
          Улыбки или невидимые искорки пробежали между девочками, наэлектризовали их и они потянулись без опаски друг к другу. Стеснительность исчезла и они начали серьёзный девчачий разговор. Первый разговор у девочек всегда имел одну цель — понять, кто сидит напротив. Такая же, как она или другая. С «такой же» можно поделиться сокровенным мыслями и мечтами. Она их выслушает, поохает, поахает, повздыхает, поругает вместе с тобой твоего обидчика, даст совет, успокоит и без оглядки встанет на твою сторону в постоянно меняющихся отношениях с другими. Поддержка и сочувствие — главное в этом возрасте. Если же она думает по другому, то она, конечно, может остаться подружкой, но отношения с ней будут чуть натянутые. Не слишком доверительные. Ей не всё скажешь. Если до тебя донесутся плохие слухи, то невольно подумается «это она насплетничала».
         Вика была что надо! Её подружка уехала в Харьков. Она осталась без никого, а это ой как трудно. В разговоре они нашли много общего — один и тот же возраст, мамы работают в больнице. Настя будет учиться в той же школе, что и Вика. Хорошо бы попасть обоим в один класс и т. д. и т. д.
          Прошедшие мимо них мальчишки не обратили на пигалиц никакого внимания. Сидят и сидят себе, ну и пусть сидят Но обе девочки тщательно осмотрели их, составили о них своё впечатление, которым сразу же поделились друг с другом. И надо же! Мнения полностью совпали. Дружба состоялась и Вика предложила пройти к центру посмотреть город.
          Из окошка верхнего этажа Лена тревожно смотрела на отходящих от дома девочек. Хотела крикнуть, но раздумала.
          Подружки шли по центру города. Он был не такой, как Cлавянск. Чище и ухоженнее. Дома ещё не были разрушены, газоны аккуратные, стёкла витрин чистые и в них разнообразные товары. Машины снуют по своим делам, люди бегают по своим. Никто не стоит. С плакатов смотрят на эту суету Александр Харченко, часовоярец Иосиф Кобзон, Олег Газманов, ребята «Малыши-карандаши» Донецкого КВН.
          На улице были в основном продуктовые магазины и аптеки. Но они девочек не интересовали.
          — Подожди, посмотри, — показала Вика на витрину магазина, где стояла манекен—красавица одетая по последней моде, а рядом лежали и висели золотые, серебряные, перламутровые, ахи и вздохи девочек. Было от чего разбежаться глазам. И они разбежались! Забыв обо всём на свете они смотрели на роскошь которую можно было одевать на пальцы, запястье, в уши, вешать на грудь, прикреплять к волосам. А одежда! Лёгкая как пушинки, мягкая как дуновение ветерка, красивая как несбыточные мечты, способная с ног снести любую увидевшую тебя девчонку, а мальчишек….. Эти бестолочи ещё ничего не понимают в этом. Они ещё сопливые. Эх купить бы! Да денег нет!
          У Вики деньги нашлись и они в Семёрочке купили мороженное.
          Настя и Вика оказались в одном классе. Одноклассники приняли её сразу же, без всяких притирок и закидонов. В Донецк постоянно кто-то приезжал и уезжал. Привыкли не удивляться. Уезжали по разным причинам. У двух девочек из Викиного класса отцы играли в донецком футбольном клубе «Шахтёр». А когда миллионер Ахмеров после начала АТО перетащил свой клуб на Украину, то вместе с ним уехали почти все футболисты и их семьи. Уехали и девочки. Когда расставались — плакали. Встретятся ли вновь? Никто не знал. Через 3 года они позвонили Вики, но кроме оскорблений от них Вика ничего не услышала.
          Донецк обстреливала тяжёлая артиллерия. Особенно спальные районы. В школу не попало ни разу, но стёкла выбивало не раз. Старшие класс учились на первом этаже. Там были толстые кирпичные стены и можно было быстро спуститься в подвал. По Киевскому проспекту автобусы ходили до Точмаша. Дальше не шли, да и вообще там уже жизни не было. Стояли пятиэтажки с выбитыми стёклами, пустые, беспризорные. От них веяло заброшенностью и одиночеством. На дорогах полно осколков от крупнокалиберных снарядов. На автобусной остановке осколком перебита железная стойка в руку толщиной. У торгового центра Форда громадная воронка. Говорили, что колонна танков этих гадов дошла до Путиловского моста. Его взорвали.
           Мальчишки ездили туда. Приехав показывали фотографии разломанных гигантских бетонных плит, а под ними искорёженный танк.
          Малышня в школу не ходила. Училась дома «он-лайн». Многие уехали. В России, на Украину, за границу. И не только школьники. Уезжали учителя врачи. С малышами иногда занимались студенты старших курсов пединститута. Уроки по безопасности проводили военные. Классы с каждым годом становились всё малочисленнее. Когда Настя дошла до 10—го класса их объединили и за парты сели всего 16 человек.
           Настя с одноклассниками ходила на похороны двух пацанов, игравших в мяч на футбольном поле школы № 63 Донецка и убитых осколками разорвавшегося снаряда. Когда прощались было тяжело, грустно и больно. За что?
          Горе застыло в памяти дончан на долгие времена и нерадостно напоминало о себе в «Аллее ангелов», скульптуре мальчика и девочки, мемориалах, акциях «Звонок памяти», в знаках памяти у посёлков, перелесках и дорогах Донбасса.
        — Прячься в подъезд или бомбоубежище при обстреле, не поднимай с дороги непонятные предметы, смотри куда наступаешь, подальше держись от окон в школе. Взрывы выбивают стёкла. Вчера опять трёх девочек из 58-й школы привезли, — предупреждала мама Настю, — и сразу же звони, если что, — добавляла она.
        Слава богу дозвониться, правда с большим трудом, было можно, несмотря на то, что украинский оператор, из рук вон плохо поддерживал связь в Донецке, а потом и вовсе прекратил работу.
        Настя не хуже мамы знала о бедах Донецка. С её участием несколько школьников из её школы стали помогать семьям в которых мужчины воевали. Много сделать они не могли, но выполняли разные просьбы — приносили из аптеки лекарства, покупали на базаре картошку, лук, марковку, свёклу, да и масса других дел которые возникали в таких семьях, особенно если дома оставались только старики, или жёны с детьми. Работу школьников отметили на торжественном мероприятии которое проходили в аквапарке Донецка. Было приятно.
       Настя была отличницей. Учение давалось ей легко, запоминала она быстро и прочно. Но главное не это. У Насти накопления в памяти были рабочим инструментом. Она могла из груды запомнившихся фактов, непроизвольно, интуитивно, сама не зная как, выстроить логическую цепочку доказательств и объяснений. Мало того, она могла всё это просто и доходчиво донести до каждого. Как она это делала, где находила слова? Неизвестно.
                У одноклассников это вызывало изумление и восхищение, приправленное капелькой зависти. Этот природный дар, независимо от неё, постепенно и незаметно сделал её в представлении одноклассников «особенной». Ничего в этом плохого не было. Ребята почти не думали об этом. Она была по-прежнему своя, но когда она начинала говорить, все невольно замолкали и слушали её. Аргументы её были настолько обоснованы, что ребята часто поступали так как она предлагала. С оглядкой на неё. А это уже зачатки лидерства.
           Для Насти эти зачатки ничего не значили и ни к чему хорошему не приводили. Лучше бы их вообще не было! Её постоянно просили помочь подругам, а ещё хуже мальчишкам, бестолковым и ленивым. Клянчили написать шпоры к экзаменам, нещадно списывали. Шептали на сочинениях про буквы «а» или «о», про запятые и правильные ответы. Хором кричали «Пусть идёт Настя» если предлагали выступить на собрании, поднимали дружно руки за Настю, если нужно было организовать что-то и т.д. С ума сойти!!
             Насте, конечно, было приятно что её так воспринимают, но она знала себя и знала самый главный свой недостаток — отсутствие воли. Она не всегда могла заставить себя делать то что нужно. Добиться чего-нибудь может любой дурак имеющий силу и чуточку хитрости. Но вот удержать достигнутое — ой-ой как трудно. Сделать что-то на одном порыве легко, а вот растянуть этот порыв на всё жизнь — не легко.
          Но переживала Настя зря. Воля у неё была. Не зря мать иногда говорила вгорячах Арсению, — Ну и дочка у нас! Упрямая. Вся в тебя. Не уговоришь! Всё по своему, всё по своему.
          Хотя неизвестно, является ли упрямство волей или оно подделка воли.
          Не одна Настя была такой в школе. Такими же были ещё несколько девочек и мальчиков из её и параллельных классов. Донецк богат на таланты. Но статус лидеров среди мальчиков и девочек измерялся разными категориями. О девочках знал только узкий круг — подруги и одноклассники, про мальчиков — вся школа. Вон Олег из “Б” класса, в него все девчонки влюблены. За ним всегда стая мальчишек, Его всегда сажают с учителями в президиум. Но для Насти он пустое место. Ничего, конечно, парень. Но как то не лежало к нему сердце. Да и вообще ни к кому не лежало. Конечно были мальчики которые нравились, но не более. В прошлом году нравился Сергей, в этом Ваня. Но это так себе, не серьёзно.
         Правда, в последнее время она стала больше внимание обращать на Олега. И было почему. После взрыва Путиловского моста Жорка, Колян и Славка из её класса пробрались к нему посмотреть что там произошло. Принесли оттуда осколки, гильзы, какие-то непонятные детали от раздавленного танка. Перед взорванным мостом стояли скелеты трёх легковых машин, так обгоревших, как будто горело железо. Жорка палкой пошарил внутри одной машины и нашёл чуть оплавленный крестик.
                Ребята всё принесли в школу и на переменке рассказали о том что видели, показывая всё что принесли оттуда. Подошли ребята из соседних классов, сгрудились вокруг них, щупали принесённое, слушали рассказы. Некоторые загорелись вновь отправиться к мосту. В общем обычный галдёж. Жорка рассказал как он поковырялся в машине и нашёл крестик. Достал его из кармана и, показывая всем, со смехом сказал:
          — А этот водила, москаль, который носил его уже на небесах, в раю, почёсывается и рад, что попал туда. Благодать! Туда ему и дорога!
           Вначале никто не понял с какого перепугу Жорка мелет какую-то чушь. Причём здесь москаль? Чего Жорка радуется? И вообще о чём это он говорит?
           Все молча смотрели на Жорку. Он замолчал, почувствовав что сказал лишнее. Только. Настя посмотрев на него сказала.
          — Жорка, как тебе не стыдно! Люди погибли, а ты смеёшься!
          Но Жорку прорвало. Он уже не сдерживался.
          — Это ваши ватники погибли. Не было бы их и мост бы стоял, — зло ответил Жорка.
         Чего-чего, а этого никто не ожидал. Никогда и никто не слышал от Жорки такие слова. Был нормальным парнем и вдруг превратился в нацика. Ну и ну.
         Жорка приехал из Харькова. Говорил, что отец погиб где-то на Украине. Ему сочувствовали. И вдруг такая неприкрытая злоба на россиян. Причём все почувствовали, что эта злость не спонтанная, только что появившаяся, а внутренняя долго копившаяся, хорошо обдуманная. Такая, долго хранимая в себе злость, со временем превращается в позицию. Тщательно скрываемую. И вдруг всё выплеснулось, как будто внутри Жорки взорвали дамбу и наружу хлынула мутная вода.
          В молчании никто не знал что делать и как поступить. Всё-таки свой товарищ. Сзади кто-то отодвинул Настю, подошёл к Жорке, взял его за грудки и несколько раз ударил по щекам. Это был Олег.
          Настя знала и видела не раз как дерутся мальчишки в школе. Но здесь была не драка. Олег не дрался с Жоркой, он просто держал его за грудки одной рукой, а другой отвешивал ему смачно шлёпающие пощёчины. Это были не мужские удары, а издевательские презрительные женские пощёчины. Лицо Жорки мгновенно изменилось. Выпученные глаза сразу превратили Жорку в истасканную поблёкшую куклу. И сразу же возникла жалость. Не к Жорке, а к тому, как быстро превратился он из товарища в ничто.
         — Крестик! — сказал Олег протягивая руку.
         Через год Жорка ушёл из школы. Говорили, что он с матерью уехал назад в Харьков. Но точно никто не знал.
          С этого дня Настя стала как-то иначе посматривать на Олега. Не то что бы она думала о нём. Нет! Просто её взгляд, при виде его, стал дольше задерживаться на нём. И ничего более! Может быть время ещё не наступило?
          Хотя она уже начинала думать о парнях которые были рядом, случайно встреченных на остановках, дискотеках, вечерах, героях кино и телефильмов. Всё чаще стала вспоминать парня, который спас её на дороге из Славянска в Донецк, донёс до госпиталя и дал кровь. Жалко, что вспоминать было почти нечего. Тогда она была без сознания и в памяти не остались никаких точек на которые она опираясь, могла составить картину происшествия. А если нет картины, то и никаких дум нет. О чём думать если ничего нет. Но это не важно.
                Если есть завлекательный объект и ничего о нём не известно, то включается воображение. У Насти, как и у всякой женщины, оно было хорошо развито и как только где-то в уголке памяти возникал образ её спасителя оно с удовольствием включалось на полную мощность и создавало невероятные картины происшедшего. В начале они были однотипны и просты — какой-то мужчина сильный и медвежатый под грохотом взрывов, нёс её в машину. Из её ноги капала кровь. Вот пожалуй и всё что предоставляло ей её воображение.
                С возрастом, прошедшее становилось всё богаче и богаче. В нём появились оттенки, штрихи, дополнения, звуки, люди, предметы, которых раньше не было. Они были перенесены туда из теперешней жизни.  Так спасший её мужик стал чем-то похож на Димку из 9 класса. Солдат был в камуфляже, в котором ходили ополченцы Донбасса, У него был автомат и гранаты. Машина на которой её вывезли была похожа на БТР и т. д. Появились и новые детали, каких раньше не придумало её воображение девочки.
          Вика с которой она делилась сокровенными мыслями как то сказала:
          — Настя, а ты знаешь, если тебе перелили кровь, то ты будешь похожа на этого человека. По характеру и внешне. Ты будешь родственница ему. На всю жизнь.
          Ну и ну!! Этого Настя не знала. У мамы спросить постеснялась. Полезла в интернет. Но там было столько всего написано, что не разберёшь. Поверила она в это или нет, трудно сказать. Она не могла ответить на это даже себе. Но иногда, замечая за собой какую-то неожиданно проявившуюся черту характера, она думала, — Наверное это от него.
          По мере того как Настя взрослела, молодел её спаситель, превращаясь постепенно в красивого молодого человека, романтика и надёжного друга. Встретить бы его, — всё чаще думала Настя. Для чего, зачем — она об этом не думала. Да и мало ли о чём мечтала Настя в свои годы.
          В школе её больше всего интересовала биология. Особенно после того, как к ним в школу приехали преподаватели биофака университета. Они прочитали лекции для старшекласcников, потом разбились на группы и пришли в классы поговорить с ребятами которые увлекаются биологией. Предупредили, — Кто хочет, тот может остаться, кто не хочет, тот «как хочет». В Настином классе «как хочет» ушли. Остались в основном девочки. Пришлось соединить два класса.
           Разговор сразу стал интересным. Преподаватели проводили такие встречи не раз и своё дело знали. Когда начали обсуждать вопросы генетики, которую Настя любила и разбиралась в ней, особенно в задачах, преподаватели начали задавать каверзные вопросы. «На сообразительность» как они сказали. Вопросы были ещё те! В школе с такими не встречались, поэтому все молчали. Ещё бы! Задачки по генетики, экологии были действительно трудные и составляли их сами преподаватели.
          — Ну что? Так и будем молчать? Думайте, думайте.
          Но все молчали. Настя подняла руку.
         — О-о-о-о-о-о! Наконец решились! Как звать тебя девочка?
         — Настя
         — Ну и какой ответ у тебя?
         — На ваш вопрос нет ответа. Нужно уточнить о какой ДНК идёт речь — о клеточной или ядерной.
         — Молодец, можешь дальше не отвечать. Ты права.
         Были ещё вопросы на которые кроме Насти и одного мальчишки никто не мог ответить. В конце она предложила преподавателям задачку, которую составили вместе со своим преподавателем к приезду москвичей. Москвичи попыхтели, но ответ нашли.
          После разговора они попросили Настю остаться. Записали её имя, фамилию и предложили попробовать принять участие в олимпиадах, но перед этим записаться на спец. курсы и пройти обучение «он-лайн» с преподавателями университета. Конечно Настя согласилась. Ещё бы! Домой она летела как на крыльях. Знала как обрадуется отец и мать.
         С тех пор Настя интенсивно занималась на курсах, принимала участие в олимпиадах. Не раз занимала первые и вторые места на городских, районных и Республиканских олимпиадах.
         Преподаватели не сомневались, что после окончания школы она будет поступать в университет. Так же думала и она. С ней был согласен отец, а мать не то что бы не соглашалась, она вообще не знала как об этом думать. С одной стороны, конечно хорошо, что Настя будет учиться в столице, в университете. Работа после учёбы ей будет обеспечена. Университет есть университет. Да ещё может быть удачно выйдет там замуж и останется в столице ….. С другой стороны Настя будет вдалеке от дома, без присмотра, без совета. Она ещё глупая, не знает жизнь, обманут, да не дай бог что-нибудь плохое случиться. Она находила массу этих «случиться», все они были скверными, и заканчивались так плохо, что руки опускались.
          Когда она делилась своими мыслями с Арсением, он внимательно её выслушивал, приводил веские доводы и она успокаивалась. Но стоило ей остаться одной, как туча мрачных мыслей опять сбегались к ней и, опаслива оглядываясь на Арсения, грызли и грызли душу. От них болела голова и портилось настроение. Она не знала, что делать и на что решиться. Тяжело быть матерью!
           После окончания школы Насте и ещё двум выпускников предложили пройти летом отдохнуть в Сочи в знаменитом центре «Сириус». Они отправили документы, рефераты и всё что необходимо. Приглашение получили она и ещё одна девочка из другой школы. Как она радовалась такому приглашению!!
           Они с мамой тщательно подобрали платья, купальный костюм, платки, майки и другие вещи необходимые девушке. Были споры. Мать при отборе обращала внимание на прочность вещей, их практичность, не маркость. Для Насти имело преимущество красота и современность. Она была готова носить неудобные вещи, но зато, — Мам ну посмотри какие они красивые, не то что ты предлагаешь. Что я старуха их носить!
          — Старуха не старуха, а вдруг холод будет? Простынешь, заболеешь и никакая красота не поможет!
          — Да какой в Сочи летом холод? Ну ты мам скажешь! Не возьму я всё равно её. Носи лучше ты.
         Сборы закончились. Арсений и Лена подвезли её к школе посадили в автобус и отошли в сторонку к другим провожающим. Автобус был шикарный, рядом стояли машины сопровождения милиции. Провожающих было много.
         Настя поглядывала в окошко, видела маму и папу и изредка помахивала им рукой. Вдруг ей, не понятно почему, стало страшно куда-то ехать, оставлять маму, папу, дом, подружек. Захотелось назад. Но уже было поздно и она притихшая сидела среди шумных ребят, улыбалась, отшучивалась, но на душе кошки скребли.

                В С Т Р Е Ч А

           Татарин подошёл к школе, когда автобус был наполнен галдящими ребятами. Они то прилипали к окошку и подавали какие-то знаки родителям, то отворачивались в сторону своих друзей и смеясь что-то кричали им. Внутри автобусе расставания не ощущалось. Школьники были в своей привычной, шумной атмосфере. Печаль-разлука если иногда и появлялась на донышке души, то сразу же гасилась восторгом от возможности уехать из дома, увидеть новые места, повидать новых людей. А уж впечатлений будет хоть отбавляй! Родителей, конечно жалко, но им нечего бояться. Им же сказали, что с ними поедет охрана. Вон парень в камуфляже уже идёт к ним. Жалко автомата у него нет. Да и потом, чего бояться, они что дети?
         За два дня до этого Татарина вызвал Бес.
         — Поедешь в Сочи. Там собирают боевых журналистов. Поделитесь опытом, прослушаете лекции мастер-класса. С редакцией согласовано. Но главное получишь инструкции и пройдёшь подготовку по нашей части. В Сочи поедешь как охранник школьников. Они едут на отдых. Путёвки выделила Большая земля. С ними приедешь и обратно. Если ничего не случиться.
         Бес был краток. Работы у начальника отдела было выше крыши. С Бесом остался только Татарин. Первых «бесенят» разбросало по разным местам. Все живы.
          Татарин продолжал работать журналистом. А у Беса числился «Внештатным сотрудником», выполняя «деликатные», как их называл Бес, поручения. За недавно проведённую «деликатную» операцию его и двух других сотрудников Беса наградили. Теперь у Татарина был полный комплект «мужиков».
         Родители, отпросившись с работы, стояли кольцом окружив автобус. В основном были мамы. Здесь было тихо. Переговаривались негромко, да и разговор никого не интересовал и не был особо значим. Всё настроение ушло в мысли как они там без нас. И слово «там» у них значило, не прекрасное далёко, а таило в себе массу страшных опасностей.
         Татарин зашёл в школу, быстро оформил необходимые документы. Вместе с ним ехала ещё одна взрослая — серьёзная молоденькая девушка, из отдела народного образования. Она везла документы, деньги, талоны, билеты, отвечала за гостиницы, санатории и др. Ехали в сопровождении спец. машины с сотрудниками народной милиции. Несмотря на Минские соглашения недалеко от Донбасса шли бои, в окрестностях появлялись ДРГ (диверсиннно-разведовательные группы) украинцев. Было не спокойно и главное нужно было побыстрее оказаться в России.
          Татарин поднялся в автобус и сразу услышал протяжное «Ого-о-о-о-о-о-о!». Это были голоса девчат. В возгласе сразу можно было почувствовать озорство и удивление девчонок оставшихся без контроля родителей. Думали сопровождающий будет мужик лет под 50, а тут на тебе, парень, да ещё симпатичный. Вслед за возгласом раздался быстрый, девчачий шёпот, хихиканье и смех. Татарин этого не ожидал, но понял, что девочки-школьницы, становятся девушками и в сферу их интересов уже вошёл и ещё долго будет оставаться там другой пол. Судя по возгласу, он допущен в эту зону. Что говорить, Татарину это было приятно. Не старый ещё.
          Девушка с документами села в кабину с водителем. Для него места не оказалось и он вопросительно посмотрел на сопровождающую. Та повернулась к двум девушкам сидевшим на переднем сидении и сказала, — Варвара, пересядь к Гале, а Вы, — она повернулась к Татарину, — Садитесь вперёд. Здесь будет Ваше место.
          Татарин кивнул, забросил вещмешок на полку и сел рядом с девушкой, которая отодвинулась к окну.
          Доехали до границы. Простояли около часа. Всё дорогу девчата пели песни. К границе подустали. Было не очень жарко, но тряска по разбитой дороге, мелькание однообразного пейзажа за окном, отсутствие мышечного движения притушили первоначальный пыл и оживление.
           Девушка сидевшая рядом с ним молчала, смотрела в окно или отвечала на вопросы, которые задавали подружки сзади. Татарин хотел заговорить с ней, но не знал о чём и как обратиться на «ты» или на «Вы».
         — Первый раз в Сочи? — нашёл он тему.
         —Да.
         — Из Донецка?
         — Нет из Славянска. Бежали в Донецк.
         — Учитесь в Донецке?
         —Да.
         — Вас в Сочи распределят по разным санаториям. Вы уже знаете в какой попадёте?
         — Знаю, — ответила Настя, — В «Сириус».
         — Что это, где это? Вы что не отдыхать едете?
         — Учиться. Это образовательный центр. Создал его Путин. Туда на месяц приезжают школьники и занимаются по углубленной программе. Я по направлению «Наука».
          — Первый раз об этом слышу. А ты как туда попала? — перешёл на «ты» Татарин.
          — Я занимала первые места на олимпиадах по биологии у нас в Донбассе и мне предложили приехать в «Сириус». Я прошла конкурсный отбор. Теперь буду там заниматься по программе «генетика и биомедицина»
          —Здорово! Может и мне туда? — улыбнулся Татарин.
          — Нет. Там только школьники или кончившие недавно школу и сопровождающие их преподаватели.
         — Понятно.
         — А Вы нас обратно повезёте?
         — Если ничего не измениться то повезу. Я то же в Сочи обучаться еду, только в другой области.
         Настя ничего не сказала. Смотрела на мелькавшие за окном деревья и ни о чём не думала. Парень, который сидел с ней, не вызывал неудобств. Она сразу же почувствовала, что с ним не надо быть настороже, боясь ляпнуть что-то не то, или показаться некрасивой, или всё время следить за собой боясь в чём-то оплошать. Он был привычным для её мира. Это не были мысли, это было ощущение, лёгкое, ни к чему не обязывающее, не затрагивающее ни её сердце, ни её разум.
         — Настя!, — крикнули ей сзади пить будешь?
          Настя улыбнулась. Никогда девчонки не предложили бы ей ни с того ни с сего попить. Сейчас с ней парень и они хотят чтобы он и на них обратил внимание. Пусть. Она искоса посмотрела на Татарина, повернулась, взяла бутылочку со стаканчиком. Налила и отпила.
         — Будете, — протянула воду Татарину.
         Он повернулся и замер, смотря на открывшееся запястье девушки. Там были три родинки. Как и у истекающей кровью девочки, которой переливали его кровь. Это ошеломило его и в памяти с бешеной скоростью пронеслась серия взрывов нагоняющие, удиравшую машину, попадание, взметнувшиеся языки пламени, заклинившая чёртова дверь, труп шофера, бешеная скорость с умирающей девочкой на руках, больничная палата, вставленные в вены канюли и рука девочки с тремя родинками на запястье.
          Он поднял глаза, откашлялся и взглянул на смотревшую на него Настю. Опустил глаза, сказав «Спасибо» и взял воду. Всё произошло быстро. Но Настя почувствовала, что с этим парнем что-то произошло. За те короткие секунды когда она передавала воду, с ним что-то случилось. Но что? Не понятно. Никаких причин не было. Но с парнем точно что-то не то. Она была в этом более чем уверена. Внимательно искоса посмотрела на него. Вроде всё нормально. Но что-то было. Что-то мимолётное незаметное для неё и других пролетело и серьёзно затронуло парня. Настолько серьёзно, что он на мгновенье застыл. Потом сразу же отошёл, но осталась напряжённость тела и изменившийся взгляд. Он был не таким каким он посмотрел на неё, когда садился рядом. Взгляд был другим. И она неожиданно поняла, что-то произошло связанное с ней.
         До Ростова они ехали молча. Изредка перебрасывались ничего не значащими фразами. Думали друг о друге, не знали как быть дальше. Чувствовали что появилось что-то такое, что стало связывать их. Но не могли понять, что это было. Не могли в этом разобраться, да и не хотели. Боялись. Не настолько они ещё близки.
          Постепенно напряжение прошло.
          В Сочи их встретили, повезли в столовую. Покушали. Там же приехавших распределили кого куда. Машины забирали школьников и развозили по санаториям. За Настей должна была приехать машина из Сириуса.
          Татарин и Настя не подходили друг к другу. Стеснялись. Посматривая друг на друга, иногда встречались взглядами. Только когда пришла машина с надписью «Сириус» она собрала сумки и хотела идти. Но подошедший Татарин, молча, как будто так и положено, взял сумки. Не уехавшие ещё девчонки видели это и зашептались бросая быстрые взгляды на Настю и Татарина.
          Сложив всё в багажник, Татарин подошёл к открытой дверцы машины, у которой стояла Настя.
          — Ну всё. Можно ехать!
          Настя ничего ответила. Смотрела на него. Он тронул её за руку, что-то хотел сказать, но сопровождающий с переднего сиденья крикнул.
          — Всё, боец. Ехать надо, — и, обращаясь к Насте, добавил — садитесь, садитесь. Поедем.
          Настя села. Дверца захлопнулась. Машина уехала. Татарин стоял, подняв на прощание руку.
           Татарина устроили в общежитии. Занятия проходили ежедневно, кроме субботы и воскресенья. Лекции читали преподаватели факультета журналистики из разных городов. Слушателями в основном были военкоры с «театра военных действий». Много повидавшие, много знающие, не раз крутившихся в сложных ситуациях, не раз терявших товарищей, бравших при необходимости автомат, знающих не понаслышки что такое война и как в ней жить. Все друг друга знали если не в лицо, то по статьям и новостным выпускам. Это было единое братство людей делающих нужное и любимое дело. Шумное беспокойное племя зубоскалов, шутников, любителей розыгрышей, они точно знали, где красная черта во всём.
           Через неделю семинары закончились. Татарина переселили в другое место. Начались инструктажи и занятия по другим делам.
           Дни были насыщены до предела. Но мысли о девушке из автобуса, которую он спас и неожиданно встретил, возникали постоянно. Где бы он не был и что бы не делал. Сидит за столом. Перед ним собранный им сложный прибор. Ждёт инструктор для оценки. Посмотрел в окно, Там на фоне голубого неба кроны акаций со свисающими зелёными ветвями. И сразу же возникла мысль о Насте. Ни с того ни с сего. Или….. Таких «или» было много. Если днём возникшие мысли о ней быстро исчезали, под напором каких-то важных дел, то перед сном им никто и ничто не мешало. Это было время девушки.
                Чего он только не передумал. Такого с ним ещё не было. О девчонках он конечно думал, но так как в этот раз — никогда. Он находился в какой-то оболочке, где были только они, а за пределами шла жизнь, ходили люди, говорили, что-то делали. Он тоже крутился вместе с ними не замечая и не ощущая их. Он весь был внутри себя в мыслях о ней. Даже тогда когда не думал о Насте он был настроен только на одну мелодию, которая включалась от любого внешнего толчка. Эта мелодия увлекала и уносила его к ней окутывая нежными и приятными мечтами.
           То же самое чувствовала и Настя. И она не могла сказать почему возникают мысли о нём, и когда они впервые появились. Она несколько раз возвращалась к поездке и вспоминала, что она чувствовала в тот или иной момент, когда он был рядом. Вспомнила, что когда они ехали в автобусе, она что-то почувствовала к нему. Это было просто ощущение, что что-то не так. Оно было лёгким, не определённым как облачко и как облачко быстро растаяло. Она ещё тогда задумалась на миг над этим мелькнувшим чувством. Только на миг. Даже не задумалась, а остановилась на нём, а оно вдруг раз и упорхнуло без следа. Из той поездки она хорошо помнила только одно — девочки в автобусе явно завидовали ей, видя что парень сидит и разговаривает с ней. Ничего не скажешь — ей было приятно.
                Но это ощущение точно не было любовью. Всё произошло когда он взял её вещи, помогая сесть в машину. Она смотрела как он подходил к ней, высокий, ладный и одновременно отмечала перешёптывание смотрящих на них во все глаза девочек. Тогда она неожиданно почувствовала, что этот парень только её. Только её и ничей больше. Никакой любви к нему она в тот момент не испытывала. Только возникшее чувство — он свой, с ним легко.
                Тогда она не могла определить возникшее чувство. Сейчас может — надёжность. Рядом с ним было спокойно и надёжно. Так что это и есть любовь? — спрашивала Настя себя. И не могла ответить. Это уже потом, когда она устроилась, познакомилась с подружками, с обстановкой в Сириусе он вдруг неожиданно поняла. Вслед за чувством надёжности и спокойствия к ней пришло другое — любовь. Она не могла быть без него.
          Встреча была неизбежна. Татарин решил в ближайшее воскресенье поехать в «Сириус» и найти Настю. Поговорить. Но боялся. Действительно. Чего это он явится к ней. Что скажет? «Вы мне нравитесь, поэтому я приехал к Вам». А она уже наверное забыла его и там полно других пацанов из которых она уже наверное кого-то выбрала. А тут он. Нате, любуйтесь. Приехал влюблённый. Ждали тебя! Как же!
          Помогли обстоятельства. В субботу утром позвонил Бес и приказал срочно возвращаться. На вопрос почему, зачем. Ответил односложно, — Нужно.
          Дал два дня на завершение дел.
          Теперь вопрос «Встретиться или не встретиться» не стоял. Конечно встретиться.
          Телефона Насти у него не было. Но зато у него записан телефон девушки, которая организовывала и курировала поездку. Набрал номер. Без обиняков сказал, что хочет найти в Сириусе девушку с которой ехал в автобусе. Девушка-куратор не удивилась, вопросов лишних не задавала. Попросила подождать. Продиктовала адрес Насти и подробно объяснила как её найти и где она может быть в воскресенье.
           Утром он уже шагал по аллее к корпусу адрес которого дала ему куратор. Шёл и удивлялся. Это был современный город, громадный обустроенный, с современной архитектурой, спортивными площадками, зонами отдыха, научными городками, пляжами и прочими функционалами удобными для работы, отдыха, развлечения.
           Было жарко, ребята и девчата разных возрастов проходили мимо, сидели на лавочках, катались на коньках, боксировали на площадках, сидели в позах Йоги, ездили на велосипедах.
          Навстречу шли, разговаривая, смеясь не слушая друг друга четыре девушки, заняв почти всю аллею. Он заранее отошёл к краю и вдруг увидел, что в центре девочек идёт Настя. Мир отключился.
           Настя вначале не заметила его. Потом скользнув взглядом по аллее заметила человека в форме. Узнала Татарина сразу же. Она поднесла правую руку к лицу, как будто прикрываясь и тихо воскликнула «Ой». Силы покинули её. Она остановилась и смотрела на приближающего. Девочки ничего не заметили, прошли 2-3 шага и вдруг почувствовали, что Настя остановилась. Обернулись. Настя стояла подняв ладони к лицу и смотрела на шедшего к ней парня в камуфляже. Всё поняли и ничего не говоря тихо, молча осторожно прошли вперёд и остановились не зная что делать и что случилось.
             Увидели как Настя подбежала к высокому парню, он протянул к ней руки, она бросилась ему на шею и заплакала. Он что-то говорил ей, целовал её солоноватые щёки, гладил. Успокаивал и целовал, целовал. Проходящие с любопытством посматривали на них и быстро отворачивались. Потом шли молча, оглядываясь и чему то улыбались.
             Подружки, перешёптываясь, стояли в стороне. И конечно завидовали. Они тоже кого-то любили. Любили и их. Но так!!
             Они ещё не знали себя. На уровне высокого взлёта эмоций женщины часто принимают решения без обдумывания и расчёта. Сразу, мгновенно, без всяких аргументов и обоснований. Вспыхнувшие чувства имеют такой высокий накал, что он мгновенно, без остатка сжигает в ней все сомнения и разумные доводы. В этот момент даже собственная жизнь не имеет значения. Значим только он.
              В этот день они допоздна ходили по Сириусу, набережной. Потом никто из них не мог вспомнить о чём они говорили.
              Когда прощались, Татарин сказал, что уезжает завтра и не знает, когда встретится с ней. Она вздохнула, положила руки ему на грудь и умоляюще посмотрела на него.
                — Не уезжай. Я боюсь! — В глазах была безнадёжность, покорность и страх.
             Она была права. Через несколько месяцев началась Специальная Военная Операция.