Страшно, аж жуть

Про сон разума, рождающий чудовищ под кроватью, под которой, на самом деле только тапки в виде зайцев.


У нас с маман мнения часто не совпадают.

То, что для меня ерунда, для неё очень и очень.

Например, я считаю, что тушёная  капуста вкуснее с рисом, а маман — что без риса.

Таким образом входим с ней в непримиримое противоречие, приводящее к долгому молчанию.

С одной стороны — это бережёт мою нервную систему, а с другой стороны — язык всё-таки чешется поговорить, что я и компенсирую дневничком.

Но. Всё это  противостояние сопровождается неким театрализованным действом.

Оскорблённая маман начинает изображать тяжелобольную, держась  с правой стороны за сердце, протяжно вздыхая и пошмыгивая сухим носом. Спать демонстративно ложится рано, притыкая поплотнее дверь в свою келью.
Обиделась. Нагнетает, культивируя  во мне, домашнем деспоте, тиране  и сатрапе, чувство вины.

В общем, лёд и пламень, коса и камень, дочь и мамень. Всё по классике — овцЫ и йети, кто виноват и что делать?
В тот раз с вечера ничто не предвещало, но, видимо, что-то такое в воздухе носилось типа тушёной капусты, и наконец снеслось,  потому что  на следующее утро провожать меня на работу маман не вышла, а дверь в келью так и оставалась плотно закрытой.

Борясь с искушением сунуть любопытный нос под дверь кельи (жива ли?) я таки увела себя  к месту производственной деятельности.

Зима. Метёт, аж завывает. Двор за ночь засыпало  сугробами.
Сижу на работе. И начало зудеть — а вдруг и правда чо?.. А вдруг… Ох ё...
И в голове картины одна страшней другой.

А ещё же эта ср@ная мобильная телефония!

Смирив гордыню, ни дна ей, ни покрышки (кстати! Сегодня ещё мимо одного открытого канализационного люка шла, поборола искушение позвонить в МЧС — детей там нет и собаки не ходят) звоню маман.

Трубку не берут.
Звоню — тщетно.

Звоню, звоню, набираю ещё и ещё. Гудки без ответа.

Тут меня поколачивать начало крупно и отчётливо.

В голове картины одна страшней другой, сплошной Диор. Или кто там ужасы рисовал? Он, вроде. У него из приличного один только заяц, остальное — умерщвление, меланхолия да апокалипсис.

 И видится мне,  как трёхлетний Митяй — «баба, баба!»- треплет бездыханное тело маман, а та уже всё, и не дышит аж с вечера, когда я ей капусту без риса тушить запретила волевым решением, сирота я гнусная.

И он, только что с коечки, проснутый и тёпленький со сна, босыми ножками в пижамке — «мама, мама!»- выходит на заснеженное крыльцо и ковыляет по сугробам к калитке, размазывая слёзы по мордашке, в поисках меня, гнусной своей матери — бабушкоубийцы.

И где-то совсем рядом с калиткой его заносит позёмкой, как тех курсантов под Москвой из кино. (Ой, сильное место, я плакала).

И всё, зайцы...

Как я бежала до дому!

Как тот марафонец. Не чуя под собой ни сугробов ни ног. Путь, который  обычно прохожу за полчаса, я одолела минут за семь.
Во двор влетела — чуть сугроб не начала рыть, Митяя в пижаме искать.

Когда я ворвалась  в избу, пар от меня валил как от кастрюли с картошкой для ингаляции. 

 

А они сидят за столом, едят блины с чаем.

— А телефон чего не брали?!!!!

— А я не знаю, — спокойно отвечает псевдобездыханная маман. — Сел, наверное.


Чокнутая я мать, знаю.
И вообще чокнутая. Молчи, не возражай.

Июнь 2022 г.