Не звоните, постучите!

НЕ ЗВОНИТЕ, ПОСТУЧИТЕ!
           Ей опять захотелось что-нибудь ляпнуть, захотелось пощекотать нервы. Ляпнуть - начальству, нервы пощекотать себе. Это желание иногда появлялось внезапно, заставая её почти врасплох, в тот момент, когда, казалось бы, она достигала стабильности.
       Подобного рода порывы происходили в период душевного разлада,  вернее - разлада  с мужчиной.  В принципе для Ефлавии это было одно и тоже или одно следовало за другим. Может, виной её странное имя? Говорят – единственное в своём роде, но она не удосуживалась проверить, не хотела разочаровываться, наверное. Конечно, перед проявлениями её экспрессивных выходок происходила душевно-энергетическая увертюра. Сначала она чувствовала, что её покидают силы, нервы оголяются, и она становилась раздражительной, неуверенной в себе, цеплялась к мелочам и понимала, что в жизни что-то упущено, потом наступал разлад с мужчиной, потом инсценированный ею скандал на работе, или неловкая сцена, после которой надо уходить.
       Для бездетной 38-летней женщины с незаконченным высшим образованием, двумя неудачными попытками отправиться под венец повод для упадочного состояния духа найти не трудно. Тем не менее, эти самые поводы не тяготили её постоянно, а только в определённые периоды,.. нет, не весной и осенью. Скорее наоборот – зимой и летом. Зимой чаще ближе к Новому году, летом, ближе к отпуску.
Вот и теперь, проработав 18 месяцев в одном московском издательстве, где Ефлавия писала бодрые поздравительные тексты, она снова начала хандрить. Всё потому, что Анатолий, рыхлый и уютный менеджер по продажам премиальной техники, работающий в десяти минутах ходьбы от её офиса, но далеко от дома, начал почему-то скучать на встречах, ставших и для неё за год знакомства регулярными до обыденности. Уже два выходных подряд он предпочитал оставаться у себя, а не тащиться через полгорода в её «колыбельную», так она называла свой спальный, весьма отдалённый от центра район столицы.
Середина декабря. Время покупки хорошего шампанского. Корпоратив в издательстве намечен на 23 число. Подарки сотрудникам отдела – всё что угодно, только не книги и открытки, закуплены и упакованы в обёрточную бумагу. На душе какая-то склизлая сырость, которую не может извести даже веселье елочных игрушек и сказочность новогодних предчувствий.
«Кажется, мне опять скучно» «Кажется, мне хочется уволиться».
«Кажется, Толик меня бросит. Или я хочу, чтобы он этого хотел», - думала Ефлавия.
Она была самым неопытным копирайтером, но её спасало умение рифмовать и писать бойкие поздравительные и рекламные тексты. Не любя ни кошек, ни собак, ни чужих детей, а только своего единственного ребёнка: ещё не родившегося, но снившегося ей иногда малыша, она писала быстро и рифмовала всё подряд про зверушек, малышей, профессиональные, государственные и даже религиозные праздники. Да, у издательств не лучшая пора, но то, где она работает, пока держится.
Образ ребёнка в костюме зайчика рядом с ёлочкой стал ей являться во снах лет пять-семь тому назад.  Он был почти неизменен – темноволосый мальчик лет трёх, с вьющейся чёлкой и большими умными глазами. Только цвет глаз малыша менялся в зависимости от цвета радужной оболочки мужчины, с которым она старалась в очередной раз устроить свой очаг. Сейчас цвет глаз малыша был тёмно-серым. Мальчик под ёлочкой приснился ей с субботы на воскресенье, и она утром, чувствовала себя почти счастливой.
       На самом деле Ефлавия отказывала себе в таком удовольствии, как ощущение полного, бесконечного, бездонного счастья. Она старалась контролировать свои чувства, потому что боялась резких эмоциональных падений, которые следовали после эйфории. Она почти научилась избегать чрезмерных взлётов, и ныряний на глубину, в полголоса плакать и умело сдерживать гнев, не разрушая себя изнутри. Опять же, так ей казалось.
Тогда зачем, ах, зачем ей были нужны эти интерактивные спектакли с непредсказуемым финалом, она и сама не могла понять. Последний из них был самым аншлаговым: Новогодний корпоратив, крупная политическая партия, пусть и не входящая в Думу. Она была в предвыборной команде, и неплохо себя проявила, деньги платили приемлемые. Но… скука – мука творческого человека!
        Один из боссов, вернее одна, совместила очередную юбилейную дату с корпоративом – неоднозначная идея! А Ефлавия после двух бокалов подняла тост за женщину с изюминкой, и саму, похожую на изюм. Комплимент более чем двусмысленный, вернее, недвусмысленный вовсе. И этот холодок по спине, и то, что с ней никто не чокнулся, она вспоминала на следующее утро. И сообщение в вотсапе: «Ты совсем свихнулась?» А потом увольнение, её принудили написать по собственному, хотя и заплатили какие-то премиальные вместо выходного пособия, положенного ей, если бы её сократили. В прочем, и  этот жест со стороны начальства, она вспоминала как проявление милосердия. Ей пришлось растягивать полученные деньги на пять месяцев.
      Итак, два года назад, под Старый Новый год она осталась без работы, и только после майских праздников на её вакансию откликнулось  интернет- издательство. Внештатная, а потом штатная должность младшего редактора по совместительству с копирайтом. Но по срочному договору, значит, всегда нужно быть начеку, чтобы каждый год его продлевать, если ещё захотят платить за её художества. Она держится почти полтора года без вывертов.
- У тебя же нет подруг!
- У меня есть троюродная сестра, тётя и мама.
- Это - родственники!
- Это - круг общения, мне с ними интересно. И по работе я общаюсь, со мной считаются.
- Но это не дружба.
Тут аргументы у неё по отношению к своему альтер-эго закончились, и она волевым усилием завершила внутреннюю дискуссию со своим отражением в зеркале в субботу утром.
- Я просто хочу ребёнка и мне не до подруг. – эту фразу она произнесла уже вслух, разглядывая своё отражение, а внутренний диалог, звенящий в сознании, снова нырнул в тишину.
Суббота, 11 часов почти дня, выспалась, позавтракала, а он всё не звонит. Может, самой, или это уже бесполезно и всё вдребезги, а она просто не в курсе? Сжала зубы и ждала до обеда, но еда с трудом пропихивалась в горло и потому позвонила сама. Только бы не истерить, не нервничать чрезмерно, только ответь!
- Ефа, ты? Ну привет. Я собирался тебе набрать, но видишь ли…
-Что опять? Какие-то проблемы, проблемы в нас, во мне? Говори, не молчи только!
- Эх, не хотел говорить, но… у меня… камень в левой почке,  узи показало, чувствую себя отвратно просто.
- А у меня камень с души упал, я думала что-то серьёзное.
-Ничего себе, если бы мог, рассмеялся бы.
- Ты голодный?
- Пожалуй, да, но не готово ничего, срач такой в квартире.
- Это мелочи, хочешь, я приеду: уберусь, приготовлю?
- Ой, ну ты же устала за неделю.
- Разве ты не соскучился? А да, болеешь, ну ладно. Приеду, у меня свежий борщ. Сейчас в термосе привезу, не спорь.
-Не спорю. Приезжай.
Напряжение спало, почему нужно было так нервничать? Ей казалось, что она переборщила со своими переживаниями, что нужно было сдержаннее выражать беспокойство, чтоб не возомнил. А потом начала анализировать своё анализирование, не значит ли оно, то, что она не искренняя, просто боится опять остаться одна.
Ну вот, борщ для Толика налит в двухлитровый термос с широким горлом, ехать почти не хочется, потому что напряжение спало, она - не одна, и ведь всё равно не будет ничего кроме нахваливания её борща. Но она всё-таки едет в метро, потом в автобусе, а в голове тикает: «Сколько у меня ещё в запасе лет, чтобы?»
- Как Вам идёт хмурится!
- Как Вам идёт хмурится? Какая странная фраза. – ответила она брюнету, почти сногсшибательному, и плотнее прижала к себе термос в рюкзаке.
- В гости с подарками едете?
- Везу…больной бабушке борщ.
- Неужели готовить умеет такая красавица?
Зачем он так, подумала Ефлавия, только бы не спросил, как меня зовут.
- А зовут Вас как, чудо-чудное?
- Маруся.
- Я так и подумал.
         Ефлавия была действительно хороша. Стройная, изящная, с пышными пепельными волосами и бледной кожей, немного продолговатым овалом лица, тонким носом и естественными пухлыми губами. Едва заметные морщинки в середине лба и проницательный взгляд говорили о том, что девушке около 35-ти, но «не все же любят 18-летних», - успокаивала она себя.
Уверенность и неуверенность в себе делили её личность пополам, временами одна половина одерживала верх над своей противоположностью. Ефлавию смутило внимание незнакомца, потому что она собиралась поспешно и выглядела скорее всего небрежно. «Хорошо, что надела зимнее пальто, а не пуховик», - подумала она, мельком посмотрела на свои аккуратные ногти с шилаком цвета пыльной розы, и облегчённо вздохнула. Ей очень захотелось продолжения. Мысли о Толике улетучились. Она вдруг вспомнила свою бабушку. И подумала о невозможности осуществить ей доставку борща за Уральские горы, где та мирно завершает свой век.
- Видите ли, я тоже очень люблю борщ, может быть, бабушка поделится? Могу я составить ей компанию вместе с Вами?
- Бабушка затворница, она боится мужчин, - пролепетала она первую попавшуюся фразу, будто в этот момент рылась в бельевом шкафу, торопясь на выход и схватила первое, до чего дотянулась рука. На самом деле торопиться не хотелось, следующая остановка рядом с домом Толика, и она в кармане рюкзачка, не вынимая телефон переключила его на беззвучный режим.
- Мне через две остановки выходить.
- Мне тоже.
- Тогда с меня кофе, с Вас борщ.
- Половина борща! Вторая – бабушке.
       Она знала заранее, что у него квартира в хрущёвке и мысленно морщилась, потому что не любила эти уходящие символы периода массового строительства. Хрущёвки спасают прекрасные разросшиеся деревья, погружающие их в прохладу и умиротворение, делающие каждый дворик немного особенным. Она никогда не ложилась в постель на первом свидании, тем более, что свидания сейчас никто не назначал. Какие-то сумбурные фразы про еду. Но её не реализованная до сих пор цель толкала на безумства, или просто побуждала использовать случай. К тому же ей давно не нравился мужчина вот так сразу, без «но», без компромиссов.
«Мы пока просто вышли на одной остановке», - успокаивала себя Ефлавия. Она спустилась  первой, в принципе, мужчина может её просто не догнать и повернуть в другую сторону, а она перейдёт на другую сторону улицы и отправится восвояси, то есть, к Толику.
- Вы какой кофе предпочитаете?
- Лате с корицей.
Она невольно выдохнула, успев испугаться, что продолжения не последует, а Толик уже казался скучным и далёким.
- Я хорошо варю.
- Естественно, не приглашали бы, если бы варили плохо.
       Все фразы ей казались надуманными, как будто уже прописанными где-то в книге её личного бытия, только вот заранее не прочтёшь эту книжку. Она вдруг почувствовала себя доступной, дешёвой и поёжилась от впечатления, которое, наверное, произвела на понравившегося мужчину.
- Простите, Вы действительно думаете, что я вот так сразу пойду к Вам на кофе?
В её голосе зазвучали нервные нотки.
- Я, собственно,… давайте в ресторане посидим, хороший итальянский ресторан, правда, я не знаю ваших запросов.
- Ну, конечно, у дам из автобусов запросы так себе, не высокие.
- В ресторан пойдёте? – жестко и нетерпеливо спросил он.
- Пойду. Я есть хочу, время обеда.
- Бабушка подождёт? – голос потеплел. Она боялась посмотреть в его сторону, чтобы не разочароваться или окончательно не влюбиться.
- Я ей сюрприз хотела сделать, она не знает, что я приеду.
- О, от сердца отлегло. Не люблю стариков обижать.
Телефон на беззвучном режиме гудел в сумке, оба делали вид, что не замечают.
Он теперь шёл на полшага впереди, потому Ефлавии было легко следовать даже слегка потупив голову. Она даже успела написать пару фраз далёкому Толику о том, что голова разболелась и она пошла спать. Просто, чтобы телефон больше не гудел, а отключать его совсем не хотелось. Толик, несмотря на свою леность мог примчаться, потому что был сердобольным, и Ефлавия это редкое для мужчин качество особенно в нём ценила. Но сейчас у неё не было времени на осмысление своего отношения к Толику.
-  Михаил.
- Хорошее имя.
На ступеньках ресторана, примыкающего к многоэтажному кирпичному дому ей всё же пришлось поднять голову, чтобы сориентироваться. Мельком взглянула на Михаила и подумала: «Бывает же такое, ни одного раздражающего изъяна».
Ефлавия за годы работы с текстами привыкла подпирать точные формулировки. Именно так - «ни одного раздражающего изъяна», ей в этом мужчине нравилось всё: рост, пропорции тела, ширина плеч, кисти рук, цвет волос и глаз.
Он помог ей снять пальто, снова посмотрела на него в зеркало и захотелось зажмуриться: «Слишком хорош, чтобы быть мужем!»
- Как Вам идёт это серое платье, Маруся! Люблю, когда женщины носят свою одежду, а не копируют нашего брата, - говорил он, подводя её к столику.
- Сядем напротив?
- Лучше по диагонали, иначе мне будет неловко есть напротив Вас.
- Вы же не гейша, которая только пьёт напитки при мужчинах.
- Не гейша, угадали. Но по диагонали комфортнее. Не будем пялиться друг на друга как на очной ставке.
- А Вы не в органах работаете?
- Нет, у меня просто богатое воображение.
Он улыбнулся и промолчал.
- Сколько у Вас свободного времени? Мне нужно успеть к…
- Бабушке? Сколько скажете, завтра выходной.
        В их первом обеде в ресторане было что-то семейное. Хотя Ефлавия старалась на него не смотреть слишком часто и отворачивалась к окну или к противоположной стене, декорированной бутылками из под вина и изречениями на итальянском, они оба угадывали нюансы в поведении и предпочтениях друг друга.
Опять закрутилась в голове мысль о ребёнке и Ефлавии показалось, что пришла она сюда по жизненно важному для себя делу, и этот день был создан специально для такого повода.
- Вы нахмурились почему-то.
- Вспомнила о важном деле, извините, всё хорошо. Я, честно, говоря рада, что Вы меня пригласили сюда, мне всё нравится.
- Я тоже?
- Всё – значит всё.
- Вина?
- Кофе, сёмгу, зелёный салат. Десерт позже выберу. Всё.
- Всё - значит всё, - передразнил он и позвал официанта.
     Ещё через полчаса она знала, что Михаил только полгода живёт в Москве, в бывшей бабушкиной квартире, действительно в старой, но кирпичной пятиэтажке, доставшейся ему по завещанию. Он из Ленобласти, вырос в Пушкино, там сейчас живёт 16-летняя дочь Альбина с его бывшей женой. В Москве после двухмесячных мытарств он нашёл работу по профилю в инструкторском бюро «Павлов и К», преодолел испытательный срок, и теперь нарабатывает баллы, условно говоря, закрепляясь на новом месте.
- Маруся, я благодарен своей бабушке и Вашей тем более, что они невольно поучаствовали в нашей сегодняшней встрече. Моя уже на небесах, а Ваша просто вовремя захотела борщ, у неё, наверное, хорошая интуиция и она Вас любит. С удовольствием поднял бы тост за обеих.
- Спасибо, но я на антиалкогольной диете.
- Так серьёзно с выпивкой? – он насторожился и стал внимательнее её разглядывать.
- Я пью раз в месяц, примерно, один-два бокала вина, это  алкоголизм, по-Вашему? – Ефлавия обиделась на такое предположение, черты лица Михаила даже показались слишком резкими, пока его лицо опять перестало быть напряжённым.
       – Ваше лицо, оно мне нравится. Вы будто вышли из чёрно-белого кино 40-х, - разоткровенничалась она, будто слегка опьянев. Она будто окунулась в долгожданную гармонию, о существовании которой только подозревала, но не более.
- Не сказала бы, что напоминаете кого-то конкретного, но общий облик, стиль одежды, это пальто.
- Жаль, что я без шляпы, вообще не люблю головные уборы.
- Ради здоровья наших… Вашего, нужно носить.
После десерта в виде фруктового мусса и горького шоколада, она начала собираться.
- Когда же я попробую Ваш борщ?
- В следующий раз, если позвоните и не будете предлагать спиртное.
- Позвоню. Сейчас закажу Вам такси, заодно узнаю, где Вы живёте.
Ефлавии было приятно, что Михаил узнает, где она живёт. Встреча с ним будто начала восстанавливать её целостность, словно было закончена многолетняя борьба с чем-то неведомым непонятно с какой целью начатая.
Только дома она поняла, как счастлива и вымотана одновременно, в зеркале – другое лицо – свежее с влажными глазами. «Я хочу, чтобы ты позвонил!» И действительно раздался звонок. Толик, ещё значащийся как «милый Толик» заговорил без предисловий, как и подобает мужчине всё окончательно решившему.
- Не разбудил? Понимаешь, захотелось сегодня закрыть тему: мне 44 года, ни семьи, ни детей. Ты действительно замечательная, красивая и так далее,… но твои выходки, импульсы.., я устал, хочу домашних котлет, семейный праздников, стабильности. Борщ, так и не приехавший, был последней каплей.
- Прости, что оставила тебя голодным и… злым, прости меня. Кому-то с тобой точно повезёт.
            «Борщ стал последней каплей», - звучит как каламбур, может, для чего-то сгодится цитатка? Ефлавия вздохнула и начала вспоминать ушедшего в небытие из её реальности Толика. Какие-то обрывки, он всплывал в памяти большой и уютный, и обязательно в свитере с зелёной чашкой кофе в руках, она трепала его тёмно-русые волосы, говорила что-то приятное, жалела почему-то, но никогда не восхищалась, не любовалась, а он-то хороший, добрый. И, может быть, сегодня под занавес, Толик впервые повёл себя как мужчина, а не нянька по отношению к ней, по крайней мере.
         Полчаса тишины, потом ещё столько же. Может быть позвонить маме? Она спит в своём подмосковном санатории, куда отправилась три дня назад, наверное, ещё испугается за неё, сорвётся и приедет.
Следующий звонок раздался часа через три, но уже в дверь. Соседка Лера хочет поплакаться после развода? Иногда, они устраивали друг другу такую терапию именно в субботу вечером.
В глазке отобразился образ Михаила по пояс, искажённый линзой.
- О, Господи!
Она вспомнила, что уже умылась и облачилась в домашний брючный костюм, но мужественно открыла дверь.
- Не напугал? Пустите?
- А что мне остаётся? Только познакомились, а Вы уже видите меня без косметики, это почти… неглиже. 
- Вы мне даже больше нравитесь такой домашней, милой.
Она опустила голову и покосилась куда-то вниз вправо. Счастье! А что он мог ещё сказать? Да, что угодно.
- Маруся, значит, Мария?
- Значит – Ефлавия.
-  Псевдоним?
- Дурацкое имя! Бабушка придумала спьяну, наверное.
- Та, что борщ любит? Значение бабушек в наших биографиях стремительно возрастает. Никогда не хотелось имя поменять? Моя двоюродная сестра по имени Овена в 18 лет стала Ириной.
- В детстве хотела, но теперь точно нет, из-за природного упрямства.
- Пока я не привык буду называть Вас Марусей, идёт?
- Я открыла Вам самую страшную свою тайну и стало легче, Марусей так Марусей.
Он приобнял её за плечи, она не остановилась, чтобы объятия стали крепче, а повела его в комнату.
- Знаете, я только сейчас поняла, почему согласилась на ресторан, почему пошла за Вами, но об этом после.
Михаил теперь напомнил ей отца, которого она не видела лет пятнадцать. В 18 лет папа подарил ей колечко с маленьким бриллиантом на совершеннолетие, а через пару месяцев родители решили развестись. Точнее, решил папа, а маме пришлось смириться. Никаких козырей в виде несовершеннолетних детей, совместно нажитого трудно делимого имущества, нерастраченной с годами красоты у неё не было. Щуплая, 45-летняя женщина с кроткими глазами не стала бы хвататься за рычаги, если бы они и были. Папа – красавец: статный, темноволосый, сероглазый привык к постоянному вниманию женщин. Кризис среднего возраста сделал своё дело – захотелось нового разворота в жизни.
Широким жестом с его стороны стала комната в коммуналке почти в центре Москвы опять же в подарок дочери. Ефлавия с мамой позже набрали кредиты и поменяли её на двушку на окраине столицы.  Лет пять отец ещё изредка появлялся и позванивал, пока не уехал в Новосибирск, а оттуда в Томск, кажется у него образовалась семья, родился ребёнок. Он исчез из жизни прошлой семьи а, может быть, это было условием новой жены? Часто хочется оправдать близких людей и больно признавать, что мы им попросту не интересны. Осталось имя, придуманное папой как напоминание о его безусловном существовании.
-Давайте просто пить чай, сыр с хлебом хотите? Котлет нет, сразу предупреждаю. Оливье вчера доели.
- Уже поздно. Можно я останусь?
- Постелить в маминой комнате? Она в санатории.
- В данном случае я согласен и на мамину комнату, Вы же будете рядом, а это уже сделает меня счастливее.
Ефлавия цеплялась к словам – профессиональная трансформация из-за постоянного редактирования своих и чужих текстов. «В данном случае?», значит, бывают и другие, когда он не довольствуется соседней спальней? Это он хочет сказать? «А ты думала он девственник несмотря на развод и дочь?» - мысленно обратилась Ефлавия к самой себе, но, когда посмотрела на Михаила, решила подавить своего внутреннего редактора усилием воли.
- И не забуду никогда, ту, что постлала мне постель…
-Любите Роберта Бернса, хотя, стихотворение грустное. И мне бы не хотелось повторить судьбу… О, простите, как глупо всё так буквально примерять на себя, тем более, речь там идёт о совсем юной девушке. Спокойной ночи.
Хлопнула дверью слишком резко, нервно немного. Она, конечно, ждала. Вот, скрипнет дверь, он нырнёт под одеяло, начнёт шептать что-то. Она не откажет, конечно, иначе, зачем пустила. А потом завертелось и поплыло, Ефлавия видела цветущий яблоневый сад, с крупными розоватыми цветками, сквозь ветви светило солнце и где-то рядом плескалось море, она его чувствовала, слышала, но не видела.
Утренняя зимняя темень, только по включённым фонарям понятно, что уже не ночь, проскользнула тихонько в ванну, умылась. Заодно проверила в коридоре: пальто и ботинки на месте, значит не ушёл, даже выдохнула и снова нырнула к себе, ещё поспать. «Если через час не проснётся, пойду жарить омлет».
Опять заснула. «Маруся!» - Михаил взял её под плечи и колени и поднял на руки вместе с одеялом. Она поняла, что именно так и должно было всё случиться: взял на руки и отнёс к себе, пусть даже в мамину комнату. У Ефлавии было чувство, что она оказалась на его территории, а не в маминой спальне, и всё будет правильно, уткнулась в его плечо и зажмурилась.
…………………………………………………………………………………………………………
Прошло ровно 370 дней, почему-то именно сегодня она решила подсчитать. 28 декабря следующего года в её комнате стало теснее и радостнее. Это из-за кроватки и множества детских принадлежностей в голубых тонах. Ни сна, ни покоя теперь, одни переживания и щебет вокруг младенца. Лёгкое напряжение в межбровье, и постоянная готовность улыбнуться или всплакнуть. Поел, поспал, попил, пописал человече! Егорушка Михайлович!
Мама Ефлавии, дождавшаяся внука уже полюбила передвигаться на цыпочках.
- Маруся, это же Мария? Хочу быть Марией, а не странной Ефлавией, раздражает моё имя.
- Как захочешь, приму любую твою прихоть, доченька. Знаешь, ты стала такой, как в 20 лет была – открытой, радостной, сильной, как будто все твои колючки отпали.
- А после 20-ти колючки отросли?
- Похоже, помнишь, ты зимой заболела, так и не рассказала, что с тобой случилось, со Славиком рассталась.
Ефлавия будто замерла. Она так давно не вспоминала о Славике.  Старшекурсник Славик казался влюблённым и мягким, потакал ей во многом и она несколько месяцев жила в ним в квартире его друга, уехавшего на год в Египет. Цветы в первый день каждого месяца, какие-то приятные мелочи, она даже считала их излишними. А после ухода из семьи отца решила звёзд с неба не хватать при выборе спутника жизни, какой-то средний, стабильный вариант вполне её устроил бы, главное – надёжность.
       Казалось, со Славиком всё именно так. Казалось ровно до того момента, когда он узнал, что Ефлавия ждёт от него ребёнка. Тест на беременность и разговор на кухне: «Мы, конечно, ничего не обсуждали и не планировали, но раз ты себя ни в чём не ограничивал в.. наших отношениях, то, видишь ли, я беременна». «Зайка, солнышко, сколько? Недели три? Это совсем немного, полно таблеток!» Два месяца мытарств и уговоров от ребёнка избавиться, ультиматумы, угрозы, и объяснения: «Конечно, ты замечательная, но, я планировал семью в тридцать, а мне всего 25 и с девушкой лет на 10 моложе, чтобы навсегда и ничего не менять». Она в ответ, округлив глаза от возмущения: «Да, что он тебе плохого сделал?  Наш ребёнок? Ты хоть понимаешь, что прерывать первую беременность НЕЛЬЗЯ! Я могу остаться БЕЗ ДЕТЕЙ!»
На следующий день друг Славика из Египта, вдруг вздумал вернуться раньше и его квартиру необходимо было срочно освободить. Получились два чемодана её вещей, и ещё сумка через плечо. Славик должен быть проводить её к маме, но всё не приходил, Ефлавия негодовала, она, конечно, разгадала грубоватую игру, слепленный наскоро сценарий её ухода.
        Почему бы у мамы на такси не попросить или ещё у кого-нибудь? Потому что мама гостила за Уралом на своей родине. И потому что она глупая, не понимала тогда, чем может обернуться переноска тяжестей, плохо катящиеся колёса сразу двух чемоданов, нервный срыв.
Дорога домой заняла пару часов. Тихо с остановками, отдышавшись, она продолжала тащить свою ношу по снежным улочкам. В метро чемоданы не слушались – укатывались вперёд, переворачивались на ступеньках, она плакала потихоньку, потом сжимала губы, хватит, хватит!
Больше всего хотелось согреться, поэтому сразу в ванну, под горячей водой тело розовело и опять покрывалось мурашками, как будто холод выходил волнами, а потом сразу стало жарко и потекли по ногам алые извилистые струйки.
Мама вернулась через неделю, она так ничего и не узнала, потому что скорая приехала ночью, и никто её не заметил, как и Ефлавию на носилках, повезло!
- Бледненькая какая! Как дела у тебя, у Славика?
       -Славика больше нет…в моей жизни, не спрашивай о нём, пожалуйста, НИКОГДА!
        - Не кричи, мне он не очень нравился.
Шестнадцать лет назад это было. Потом череда незавершённых историй – кто-то появлялся и исчезал из её жизни. Михаилу она тогда ничего говорить не стала, боялась спугнуть надежду, боялась любого опрометчивого слова о себе и ребёнке, она его уже чувствовала. В её теле наступила наполненность. «Я больше не пуста, не одинока».
        Ефлавия даже обрадовалась, когда Михаил сообщил, запинаясь, оправдываясь, что едет в Красноярск на пять месяцев: «Очень интересный проект иначе бы никогда, никогда от тебя не уехал». Она отпустила его спокойно: «Всё-таки, обязательно приезжай через год, что бы там ни было в Красноярске». «Я приеду раньше», «Тогда через 11 месяцев, к Новому году, если , конечно, …я была в Красноярске, девушки там красивые…».
       На этот раз маленькую ёлочку поставили на кухне. А комната Ефлавии  и малыша украшена множеством рождественских, новогодних, самых безопасных украшений: мягких, не бьющихся, не рассыпающихся в руках. Ещё множество огоньков подальше от кроватки: куда-то в иное измерение скачут рождественские олени, разноцветный вертеп подсвечен в углу комнаты у зеркала. В доме поселилась радость и бесконечные охи-вздохи. Малыш уснул, как в рекламном ролике дремлет с закинутыми наверх кулачками, мамино чудо! 
        Почти неслышно открылась входная дверь, на цыпочках новоявленная бабушка Александра шепчет с порога, потому как догадалась по напряжённым приподнятым плечам дочери, что ребёнок уснул: «Вот купила подарок внуку, понравился костюмчик, года через два наденет». Ефлавия забирает у неё сумки.
-Костюм зайчика?
-Почему зайчика? И как ты догадалась?
- Просто всё правильно, мама, всё налаживается, как будто пространство направило нас в нужное русло, и мы движемся по нему, не сопротивляясь.
- Кажется, ты скоро запросишься на работу. Заговорила, как литератор.
- К счастью, есть, куда выходить на работу, не испортила отношения с начальством на этот раз.
- Наш Павлуша совсем не похож на Толика, так странно.
-Ну и пусть, мама, не важно.
Девушки в Красноярске действительно красивые, Михаил через полгода расставания писал всё реже, он жил настоящим – лучше неё, конечно, нет никого, но рядом оказалась Лариса – подтянутая, весёлая, с красивой улыбкой и не дура вовсе.
        Она немного давила, но чувствовала меру, она хлебосольна и ухожена, но в ней нет утончённости, из которой соткана Ефлавия. Именно сегодня Михаил сформулировал эту каверну в Ларисе и свою потребность в довольно редком женском качестве. «Утончённость», - когда это слово было произнесено вслух утром за чашкой кофе, он успокоился и понял, что никогда не сможет создать семью или какие-то долговременные отношения с Ларисой. «Не она», как написал Лев Толстой однажды, и осознал Михаил, анализируя их историю, длинною в полгода.
         Воспоминания о Ефлавии будто затянулись дымкой, она почти перестала писать и звонить, и почему-то отказалась приехать к нему летом, тогда появилась Лариса, и он сдался. А командировка растянулась почти на целый год, проект шёл туго.
С утра за кофе, когда завертелось в голове навязчиво: «Не она», он начал вспоминать, когда же познакомился с Ефлавией, оказалось, что около года назад. «Она же предлагала приехать через год, почти требовала, хотя это не в её характере…утончённая. И сегодня пятница.». Мысль о вылете в Москву сразу стала естественной и единственно правильной: сегодня, именно сегодня. Укоротив себе рабочий день на три часа, он сел в такси и вдруг понял, как соскучился по Москве. В Петербург на выпускной к дочери в Пушкино летал, а в Москву не заехал - не захотел, не смог, уже была другая, сейчас не важно.
Всего восемь часов спустя он стоял на почти забытой лестничной клетке и с удивлением обнаружил у звонка надпись на изящной пластиковой карточке: «Не звоните, постучите!».  Цветов не купил, эх, ничего, исправится. Он постучал и услышал приближающиеся лёгкие шаги.