Сто часов счастья. Ч. 2. Полёт
Окончательно примирившись после завтрака с новой жизнью, Ия устроилась в прохладном холле в ожидании турагента. Вскоре появилось юное создание необычайной красоты, усиленной приклеенными ресницами и запредельно-накрашенными губами, в яркой униформе фирмы АNЕХ. Ия понимала, что за уикенд удастся побывать только на одной экскурсии, посвятив ей целый день. Недолго думая, она выбрала «Зелёный каньон» и не ошиблась. Про него чуть позже, а пока Ия отправляется на поиски отельного пляжа, ощущения моря и пр. Поскольку на подобном отдыхе она впервые, ей всё вновь. Оказывается, у каждого отеля есть свой пляж. Нет, искупаться можно в любом месте, т.е. доступ к воде есть везде вдоль многокилометрового сидэшного побережья, но расположиться на лежаке или, не дай бог, воспользоваться чужой раздевалкой -- это ни-ни! Уже со вчерашнего вечера на Иином запястье красуется опознавательный браслет, по расцветке которого мгновенно вычисляют, кто ты и откуда, не задавая лишних вопросов. Дежурный по каждому пляжу, неукоснительно несущий вахту на входе в пляжный отсек, либо мило улыбается, либо брезгливо даёт отмашку, и вы движетесь дальше, вдоль всё-более-сужающейся-полосы песчаного пляжа, пока не доходите до практически полного её отсутствия. Зато появившиеся здесь крупные камни прерывают унылую песчаную монотонность. Вот сюда Иечке и дорога.
Затрапезные, густо-поставленные лежаки, поломанные зонтики, доморощенный настил, ведущий к морю – вот и все «удобства» отельного пляжа. Твоего, Иечка. Ни переодеться, ни попить водички, ни, извините, наоборот – негде. Зато все свои: загорающие друг друга уже знают, болтают, улыбаются, шутят, дружат. В основном, многолетние супружеские пары. Поодаль слышится странная речь: вроде русская интонация или, привычная для Ииного уха, украинская. Ан нет, прислушавшись и присмотревшись, становится понятно, что это поляки и их великое множество -- общительные, приветливые люди. Ия, конечно, тут же выложила перед ними весь свой польский арсенал, вроде коронной скороговорки: « Не пепши, Петше, вепша пепшем, бо можеш пшепепшич вепша пепшем», то бишь, «Не перчи Пётр, перцем поросёнка, потому что можешь переперчить поросёнка перцем», чтобы ещё больше расположить поляков к себе. Поскольку в соседних бунгалах тоже оказались поляки, то весь день, проходя мимо, Ия провозглашала приветствия, извинения, пожелания приятного аппетита и прочее исключительно по-польски, типа «Пшепрашам», «Смачнэго!», «Не пшешкадзам»? И так всё было искренне и дружелюбно, что в свете последних событий Ия ещё больше ополчилась на правительства, которые хотят лишить людей радости общения.
Последний раз Ия была на морском побережье довольно давно и, не являясь любительницей созерцать и демонстрировать не идеальные, прямо скажем, тела, не испытывала заметного удовольствия от хождения на море и пребывания на пляже. Ну, вот и море. Накануне она уже видела его, но и сегодня при встрече с ним никакого волнения в груди не испытала – ну, спокойная, тихая, тёплая вода, да и только. Ия проплыла свои пятьдесят саженей и вернулась на берег. Там Анна, её новая приятельница, в тесном окружении супружеских пар, с которыми она подружилась, болтала ни о чём. Вернее, не о том, что могло быть Ие интересным. Доминантой отельного пляжа был Большой Володя, которого было так много, что он затмевал всех и вся. Огромный дядька с выкатившимся пузом, базедовыми глазами и громоподобным голосом, он каждый раз при появлении Ии на пляже провозглашал её приход, величая по имени-отчеству, приводя её в смущение, а непосвящённый народ в недоумение. Его красивая, спокойная, величавая жена - Иина тёзка, московский врач-гинеколог, являла собой крайнюю степень контраста. И когда кто-то, осмелев, спросил её, как она уживается с таким мужем, она шутливо парировала: «А Вы бы хотели, чтобы такого, как он, в семье было двое?»
Ия всегда недолюбливала высокомерных москвичей или именующих себя так, хотя они могли жить на отдалённых задворках столицы. Да и сама Ия снисходительно относилась к провинциалам, глядя на них свысока и испытывая к ним, лишенным счастья жить в Петербурге, чувство жалости. Поэтому ей было вдвойне приятно узнать, какие это милые и душевные люди. Во всяком случае, такими оказались супружеские пары, с которыми сошлась Анна, а заодно и познакомилась Ия.
Дважды искупавшись для выполнения программы, она намеревалась отправиться в отель, но не в мокром же купальнике! Вдоль моря тянется Променад, ещё накануне обнаруженный Иечкой, если так пышно можно именовать неширокую дорожку, выложенную цветной плиткой. Справа от него, за низким бетонным барьером -- пляж и море, слева – коротко-стриженые кустики, за которыми небольшой вытоптанный газон, упирающийся в высокую стену с культурной жизнью – кафе, бары, рестораны.
Благо, Иечка не излишне застенчива и совершает раздевание-переодевание, спрятавшись отдельными местами, насколько это возможно, за хилыми кустиками. Тут же мимо идут курортники, но никому до неё нет дела. Кроме того, у неё на всякий случай издавна припасена прелестная фраза, услышанная бог весть когда на одесском Привозе, мол, сколько ни смотри, ничего принципиально нового не увидите.
Истосковавшись на завтраке по десерту, Ия стала ежедневно и ежевечерне отрываться по полной на пирожных-суфле. Удовольствие от поедания их в несметных количествах слегка портила постоянная мысль о неизбежной потере столь-сложно-соблюдаемой фигуры, но она всё равно делала себе временную поблажку, отколупывая специальной лопаточкой по трети каждого из двенадцати пирожных, выставленных на прилавке.
Первый ознакомительный день тянулся ужасно долго. В центр города, хотя он там, судя по разговорам, был, её не тянуло, шопинг она исторически на дух не переносила, а потому ходила вокруг да около отеля. Бесцельно слоняясь по округе, она рассмотрела собственно здание отеля: чисто внешне – хибара: одноэтажный неказистый домик, он стоял на заброшенном, весьма загаженном пустыре. И вообще, если хотите знать, Турция – большая помойка. Молодёжь это видит и стыдится, ругает правительство и его тягу в ЕС. В отдельно взятом отеле чистота, красота и ухоженность: целый день уборщицы непрерывно ходят по территории, собирая опавшие листья, но поодаль -- помойка. Но самым противным там были мухи, такие маленькие мушки, которые облепляют вас целиком. Мухтар говорил, что они ещё и больно жалят. Порывшись в интернете, Ия выведала, что это дрозофилы, которых насчитывается 1529 видов. Инет гласит: фруктовая муха, пьющая фруктовый сок и обожающая гнилые фрукты. Вот уж им в Турции раздолье!
После ужина сдружившийся народ разбегается по интересам кто куда, но Иечка предпочитает одиночество, вернее, уединение, когда она может смотреть и видеть, слушать и слышать, перемалывать и переваривать всё в поисках крупиц ещё не ведомого, не изведанного -- того, что сделает её умнее, интереснее самой себе, а душу -- более восприимчивой.
В середине октября темнеет рано, но для одинокого пешехода прогулка совершенно безопасна. Дневная тридцатиградусная жара, к которой Ия пока не привыкла, спала и прогулка очень желанна. Дорога к морю изведана и ничем не привлекательна, разве что на повороте есть скобяной магазин, перед которым стоит доморощенная соковыжималка, а владелец при вашем торможении у входа делает пряный свежевыжатый гранатовый сок из фрукта, имя которого носит город – Сидэ. Поэтому выйдя из отеля, она сворачивает налево и идёт по очень узкой крутой дороге без тротуара, по которой безоглядно носятся мотороллеры и автомобили. Того и гляди…
Покинув захламленную зону, Ия видит невдалеке шоссе, по которому она накануне прикатила, и оно производит на неё совсем другое впечатление хотя бы потому, что на нем нет шумного цыганского базара, а вместо этого есть красивая широкая улица, обсаженная высокими пальмами, чередующимися с неведомыми Ие деревьями, у которых интереснейшие причудливые изгибы стволов и плотная густая красивая крона. Очень хочется узнать породу дерева, но спросить не у кого. Наконец, она в темноте различает припаркованный у обочины микроавтобус, или долмуш по-ихнему, явно в ожидании пассажиров. Осмелев, Ия подходит к водителю и, указывая на дерево, задает вопрос на всех известных ей языках. Ничего не помогает: он-то надеялся, что она пассажирка, а она почему-то обнимает дерево, к чему бы это? Наконец, он находит в телефоне нужную функцию переводчика. Оказывается, это кипарис. Но разве она не знает как выглядит кипарис? Высокий, стройный, виденный в Сочи не раз. И всё-таки это действительно кипарис. Ия его обнимает, гладит, восхищается красотой. Чередование пальм с кипарисами создаёт желанное зрелище приморского шоссе. Ломаный ландшафт добавляет красоты, людей на улице практически нет. Тихо. Мирно светит низко повисшая луна в окружении звёзд. Южная ночь. Красота. Покой. Мир.
Поздним вечером по возвращении -- посиделки с новыми знакомыми у бассейна за бокалом местного сухого вина. Температура плюс 28. Над головой ультрамариновое звёздное небо, в воздухе -- густой, настоенный за солнечный день цитрусовый аромат. В довершение -- неспешное вышагивание по мраморной аллее к родной бунгале. Спокойной ночи.
Ранний подъём, символический завтрак, экскурсия в Зелёный каньон. Так называется водохранилище, образованное в ходе строительства ГЭС на реке Манавгат в 1984 году. Водоём площадью пятьсот гектар расположен на высоте 350 м над уровнем моря, максимальная глубина 240 метров. На дамбе оборудована смотровая площадка, можно совершить прогулку на катере. Читая эти сухие строки, трудно представить что-либо экзотическое и духозахватное. И тем не менее…
Точно в назначенное время удобный автобус «Мерседес» лихо разворачивается перед входом и загружает в своё нутро, как оказалось, последнего туриста. На сей раз Ие крупно повезло: раз её забрали последней, значит, высадят первой -- пустячок, а приятно. Юная гидесса строго придерживается текста экскурсии и регламента, поэтому задавать ей около-темные вопросы бесполезно. Паническая «любовь» Ии к горам, возникшая в Черногории, у неё за долгие годы не прошла, но вокруг простирается такая бесконечная равнина, что она терят бдительность. Вскоре ландшафт изменился: на только что пустынных пространствах возникли холмы, но поскольку их высота была в пределах разумного, Ия продолжала пребывать в приятной эйфории от обозревания живописных окрестностей и не паниковала в надежде, что холмами всё и ограничится. Неожиданно на глазах выросли горы и начался нешуточный подъём по горному серпантину. Больше всего Ия страшится момента, когда автобус почему-то замирает перед крутым поворотом, а потом начинает хрипящий подъём. Ие всегда страшно: а что, если он покатится назад? К счастью, в отличие от Монтенегро, он же Черногория, «чисто конкретная» пытка длилась минут десять, когда, преодолев туннель, автобус выехал на широкую смотровую площадку дамбы, оказавшейся высоко в горах. Все вывалились из автобуса, фотографируя гладкую изумрудную водную гладь, отвесные скалы и себя, любименьких, будучи не в силах надышаться свежим, прохладным воздухом. За небольшой передышкой последовали ещё пять минут нерво-щекотания, когда автобус, наконец, окончательно замер у причала лодочной станции, где стояли, тесно прижавшись друг к другу несколько крупных катеров. По команде группа добралась до предписанного ей катера и стала суетливо занимать места. День был распрекрасный, впрочем, как и весь остальной уикенд, температура около тридцати градусов, безветрие. Но не на воде. Иечка это обстоятельство предусмотрела, правильно одевшись и взяв курточку с капюшоном. Раздался протяжный гудок и лайнер отправился в путь. Тут-то и началось волшебство, которое предвкушала Ия, имеющая за спиной опыт прогулок по норвежским фьордам. Катер бесшумно скользил по прозрачной бирюзовой в солнечных бликах глади воды по узкому петляющему коридору, образованному отвесными скалами, нависающими над головой и украшенными одинокими деревьями. Восхитительно было Ие стоять на носу, куда ей удалось пробиться сквозь людской затор, и где она теперь непрерывно щёлкала смартфоном, стараясь запечатлеть ежесекундно-меняющиеся картины трудно-описуемой красы. Да сколько эпитетов богатейшего русского языка не употреблять, всё равно словами не передать испытываемые ощущения! Самыми волнующими были моменты, когда катер норовил вписаться в узкую щель между скалами и, успешно пройдя препятствие, снова гордо выплывал на простор. И всё начиналось сначала… На полпути встретился возвращающийся собрат: радостный приветственный гудок, размахивание руками, улыбки, как будто встретились друзья, не видевшиеся долгие годы. Вскоре катер начинает разворачиваться в обратный путь.
Почти у пристани он делает короткую остановку для купания. Гид стращала туристов холодной водой, но весёлые мальчики-экскурсоводы на судне заверяли, что вода у берега будет вполне приемлема. Ия в этой авантюре не участвовала: не по вкусу ей купание на глазах у публики, переодевание и прочие неудобства. Надо отдать должное организаторам тура: всё отработано до автоматизма. Непрерывный конвейер автобусов и катеров движется чётко и бесперебойно, в огромных шатровых платформах на берегу одновременно кормят несколько сот человек. Ещё на подъезде к лодочной станции опрашивают о рыбных или куриных пристрастиях. На входе в павильон вручают огромную тарелку, на которую по мере продвижения вдоль прилавка один человек забрасывает горсть салата, другой помещает жареную рыбёшку или куру, третий, не скупясь, опорожняет целый половник риса; на стойке в конце прилавка -- морс. Всё обслуживание длится секунд тридцать, после чего людская масса устремляется в шатры с многометровыми столами и лавками и с аппетитом уплетает божественную еду -- особенно восхитительно турки готовят рис. Кто-то удит рыбку, которую ему тут же готовят, кто-то разбавляет обед буфетными напитками. Самым тяжелым испытанием было выстоять, не расплескав, образовавшуюся огромную очередь в WC под раскалённым солнцем в полном отсутствии в округе тени. Когда этот этап пройден, все счастливо устремляются к автобусу и с удовлетворением шлёпаются на сидения рассматривать сделанные фото. Обратная дорога, как всегда, короче и веселее. Последняя краткая остановка для фотографов у прекрасно-сохранившегося римского акведука.
К ужину Ия возвращается домой и, как всегда, ей в награду предоставляется насладительное шествие по беломраморной аллее под тенистым крылом арки, заботливо укрывающей Иечку от нещадно-палящего солнца, сплетенной цитрусовыми, пальмами и розово-цветными олеандрами. Благодаря густым зарослям в бунгале не только уютно, но и прохладно. Вентилятор Ия не включает: коварная это штука – на обратном пути в аэропорт половина автобуса чихала и кашляла, что и было следствием работы кондиционера.
Причисляя себя со второго дня пребывания к аборигенам, она теперь и перед ужином балуется бокальчиком полюбившегося винца и неспешной беседой со знакомыми, сидя в плетёном кресте за столиком у бассейна. После насыщенного дня, казалось, можно бы и отдохнуть, но нет – часики тикают – сто часов счастья отмерены жестко, а так много ещё надо посмотреть: Старый город ещё не видан. Все говорят, что туда надо идти вечером, чтобы полюбоваться закатом невиданной красоты.
Посещение античного города у Ии запланировано на следующий день, но краткий рекогносцировочный поход надо совершить этим вечером. Но сначала вспомним, что она вычитала в интернете про этот неведомый ей прежде город. Итак, Сидэ – античный город на юго-западном побережье современной турецкой провинции Анталья, в переводе с турецкого – гранат. Древнегреческая колония, основанная в седьмом веке до н.э. на месте ещё более древнего поселения. В прошлом -- портовый город, крупнейший работорговый центр. В первом веке н.э. был захвачен пиратами, которых выгнали римляне: при них город стал развиваться и застраиваться по римским стандартам. От частых набегов арабов защищали мощные стены крепости. На смену Римской империи пришла Византия, но набеги турков продолжались, и к 1150 году город был сожжен, а последовавшая череда землетрясений превратила город в руины. До середины 19 века земля просто поглощала руины города, и лишь в 1895 году на земли Сидэ вернулась жизнь. Сюда переселились турецкие беженцы с Крита, и город разросся до современных масштабов. Сегодня Сидэ -- город-музей, знаменитый греко-римскими руинами, которые, пожалуй, нет смысла перечислять — лучше именовать их по мере приобщения.
К счастью, Полина, одна из приобретённых знакомых, согласилась составить Ие компанию для разведывательного тура. Смеркалось, когда они ступили на Променад и, минуя собственный пляж, направились к мысу, на котором находится Старый город. Как ни странно, по дороге не встретился ни один указатель, который помог бы страннику сориентироваться в лабиринте города. Иечку сразу постигло разочарование: она ожидала яркой подачи древности, ну не меньшей, чем Ипподром в Стамбуле -- эффектная подсветка, множество ценителей старины, упорядоченность, наконец. Ничего этого не было: повсюду царило явное запустение: каменные развалины, мраморные глыбы, заросшие травой, кустарником, а то и деревьями – никакой ухоженности территории не ощущается. А может, так задумано? В конце концов, путешественник пришёл в старый город, так чего от него ждать? Он и должен выглядеть старым, брошенным, никому не нужным, ну каким ещё там, ископаемым. Но Ия испытывала необычайное волнение, просто касаясь бесформенного, вернее, утратившего былую форму, каменного призрака. Уже в темноте они дошли до главного объекта – достопримечательности, называемой Амфитеатром, турецкого Колизея, обошли сильно разрушенное, но местами восстановленное здание, прошли по Колонной улице, любуясь двухтысячелетней архитектурой. Кстати, необычный факт из её истории: в древние времена к высоченным колоннам, тянущимся по обеим сторонам широкой улицы, был прикреплен тент, защищающий людей от жары. На более детальный осмотр античности в тот вечер уже не достаёт ни времени, ни сил. Завтра, завтра…
Но один вопрос всё же тревожит Ию: где одна из главных изюминок, если не самая главная, Старого города -- храм Аполлона, который то и дело видишь в интернет-рекламе отелей Сидэ? Печатной продукции типа путеводителей, карт, брошюр, буклетов, флаеров, или как их там ещё называют, уродуя русский язык, нет ни в отеле, ни в самом Старом городе. Только почему этот новояз так Ию возмущает? Можно подумать, что слова «брошюра» или «карта» русского происхождения! Однако мы уже настолько с ними пообвыклись, что, кажется, роднее их в русском языке и быть ничего не может. Только выходя из Старого города, Ия увидела косо-прибитую к стволу старого искореженного дерева указательную дощечку со словом «Порт». Может, Аполлон там? Но это уже все равно не сегодня… Заплетающимися ногами брела она к отелю, который встретил их бодрыми звуками народного танца. Это была «Турецкая пятница» -- еженедельный праздник, устраиваемый отелем, с музыкой, с хороводом, в который воленс-ноленс оказываешься втянутым – такой он зажигательный, искромётный, бесконечный. Во главе его неустанно пляшет Али, наш бармен, стройный красавец лет сорока, перед соблазном которого устоять трудно. И вот они все: и громогласный Большой Володя, и дружелюбная Аня, и их друзья весело приплясывают в такт музыке, пока хватает сил, но вскоре с мольбой взирают на Али – «Когда это уже кончится?»
У бассейна можно полакомиться жареными шашлычками и национальными котлетками. В бокалах вино, на небе -- низко-свисающая любопытная луна, а вокруг -- горделивые пальмы, только делающие вид, что происходящее им совершенно не интересно.
Наконец, очутившись в постели, Ия подводит итоги двух дней пребывания и не верит, что их минуло так мало, а увиденного и прочувствованного уже так много. Спи, Иечка. Завтра утром тебя, как обычно, разбудит муэдзин, призывный распев которого едва доносится из отдалённой мечети.
Свидетельство о публикации №224113001780