25. Неожиданный визит друга

        Утром в субботу в квартире Петра Алексеевича зазвенел телефон. Он поставил недопитую чашку чая и снял трубку.
- Алло, Пётр, привет! Хорошо, что не спишь, - раздался голос Николая Ильича. Обычно всегда сдержанный, сейчас Николай Ильич не мог скрыть своего волнения и нетерпения.
- Привет, Николай! Всегда рад тебя слышать…
- Хотелось бы увидеться, - перебил его Николай Ильич.
- Я свободен. Полагаю, что что-то срочное? На какую тему? Что-то в нашем институте случилось?
- Разговор не телефонный. В нашем заведении всё своим чередом. А в другом случилось. Затем и звоню. Посидим, расскажу.
- Заинтригован. Знаю, просто так ты такие вещи не будешь говорить. Жду тебя, чай есть, кофе есть.
- Хорошо, Пётр, собираюсь. Чай это хорошо, возможно понадобится что-то покрепче, я захвачу.
- Хм-м, - только и вырвалось у Петра Алексеевича, - Жду.

        Николай Ильич вошёл в квартиру, осмотрелся.
- Здравствуй друг, - протянул он руку Петру Алексеевичу, лицо его оставалось напряжённым. Пётр Алексеевич посматривал на Николая Ильича, пытался угадать тему, из-за которой его друг так срочно и так рано пришёл к нему в гости. Самой внезапной встрече он был рад. Отдаление Нины, ограничение общения с ней, и это вновь охватившее его одиночество, о котором он в последние недели уже стал забывать, - эти грустные факты вновь и вновь возвращали его в печальное настроение, вновь оживали размышления о бессмысленности его усилий. Он улыбнулся приветствию Николая Ильича, - спокойные философские доводы друга, его умение раскрыть неожиданные грани любой ситуации, чуткость к настроению собеседника, - всегда наполняли  атмосферу общения с ним интересом к  новым открытиям и душевной теплотой.
- Проходи, чай уже готов, вот нарезал сыр, колбасы. Давай сначала чуть перекусим, - предложил Пётр Алексеевич.
- Очень хорошо, спасибо, - ответил Николай Ильич, - вот поставь, точно пригодится, - и он вынул из своего портфеля бутылку коньяка и протянул её Петру Алексеевичу.
        Пётр Алексеевич посмотрел с удивлением и с настороженностью, хотя был предупреждён, - его друг не отличался привязанностью к таким напиткам, и обычно они проводили беседы за чаем.
- Что у тебя нового? - спросил Николай Ильич, когда они выпили по чашке чая и утолили голод, - а то, ты знаешь, я тебя об этом давно не спрашивал. Видят же все, как ты погрузился. И я, и наши друзья, не сговариваясь, решили, что не стоит тебе лишние расспросы устраивать, как в молодости такое бывает. Дело тонкое… Но мы болели за тебя.
- Ты знаешь, - начал Пётр Алексеевич, - оно действительно шло хорошо. На моё приятное удивление наши отношения с Ниной развивались, хорошо, по-доброму развивались. Всё было искренно и чисто. Но, знаешь, просто нелепость какая-то случилась.
        Николай Ильич пристально с вниманием посмотрел на друга. Пётр Алексеевич рассказал, что случилось на даче, про этот дурацкий стук соседа, он рассказал про последние неприятные и загадочные события, случившиеся с Ниной в институте. Николай Ильич закрыл глаза и задумался, морщина пролегла между его бровями, он потёр лоб ладонью, сжал губы, покачал медленно головой из стороны в сторону и, не открывая глаз, произнёс:
- Всё к ряду…
- Да что же у тебя-то за новость?! Рассказывай. Уже загадок достаточно! – Пётр Алексеевич с негодованием подался вперёд. 
- Да, да, не думай. Тянуть не собираюсь, просто как-то то, что ты мне рассказал, задуматься заставило. Ладно, вот. Чаю налей. Помнишь нашего коллегу из другого ВУЗа, Таразяна? Таразян Саркис Давидович, профессор математики. Радиотехнический ВУЗ. Помнишь?
- Конечно, помню! Сильный спец! Мы же с ним часто встречались и на курсах повышения квалификации и на выездных конференциях. И мужик классный, и компанейский и с юмором.
 
        В том ВУЗе  Саркис Таразян действительно был примечательной легендарной личностью. Студенты так и говорили: «Ну, если Таразяна прошёл, то уже ничего в математике не страшно». Его побаивались, но уважали. Лишнего не требовал, не валил, но добивался понимания сути, и сам помогал понять, если видел, что студент старается, но что-то ухватить не может. Как мужчина он был статный, кавказский темперамент ощущался, но он всегда вёл себя корректно, сдержанно. Женщины заглядывались на него, но что он злоупотреблял своей популярностью у женщин – таких слухов не было.
  - И что? Что с ним? – Пётр Алексеевич замер в ожидании.
Николай Ильич вздохнул, посмотрел на чашку чая, потянулся, но отвёл руку.
- Такая история. Месяцев восемь назад наш Саркис женился на студентке.
Пётр Алексеевич напрягся, раскрыл глаза и ухватил себя за подбородок.
- Да, да, вот так, видишь, такое бывает. Ты же знаешь его, мужик он крепкий.
- Так, это история про него? Из-за этого ты приехал? Говори, не тяни. Что-то много прошедшего времени у тебя в твоих словах.
- Да, ты прав. Не тяну. Так вот. Ох, - вздохнул Николай Ильич, - рассказываю, что сам узнал от коллег его, - Застал Саркис свою молодую жену с любовником. Или достоверную информацию получил о том, что она с молодым любовником встречается. Неопровержимую. Здесь не знаю, застал или получил, но факт, что - неопровержимую. Ты знаешь, он рассудителен. Но и оказался горяч – армянин, кавказская кровь.
- Так что же? Что дальше?
- Застрелил он свою жену, - и Николай Ильич замолк, комок к горлу подступил, откашлялся, - и потом сам застрелился. Так. Нет больше Саркиса, - он поднял глаза, чтоб увидеть лицо Петра Алексеевича.
        Пётр Алексеевич сидел, сжав переплетённые пальцы рук, молчал. В ожидании молчал Николай Ильич. Совсем не кстати чирикнул воробей за окном, Пётр Алексеевич с раздражением встряхнул головой, потёр лоб рукой.
- Я коньяк раскрываю, - произнёс Николай Ильич. Пётр Алексеевич кивнул в подтверждение, - сиди, я рюмки подам, скажи – где?
        Налили и выпили. «За упокой его души», - сказал Николай Ильич. «Да, за упокой», - произнёс Пётр Алексеевич, не выходя из тяжёлой задумчивости.
- А что, что говорят? – старался сложить вопрос Пётр Алексеевич, - по любви она вышла? Какого возраста была? – его мозг инстинктивно сопоставлял факты его отношений с Ниной с теми, что он услышал.
- Да, кто знает, по любви или нет, - с философской иронией произнёс Николай Ильич, - говорят, что влюблёнными глазами на него смотрела, и никаких слухов о каких либо порочащих её репутацию случаях тоже не было.
- Так, так, - нервно ждал продолжения Пётр Алексеевич.
- А по возрасту, она на 4-м курсе была, года 23 ей было. Ух, давай и за неё, за упокой её души. По фактам, она согрешила, но кто же безгрешен? Жалко её, девчонка молодая, а теперь уже всё. Вообще - всё! Да, Пётр, как представлю, ты меня знаешь, но прям колотит… как так можно?! Давай ещё? – и он показал глазами на бутылку.
        Налили по полной рюмке, до краёв. Пили молча. Каждый думал о своём.
- Яблоки у меня есть, если что – к коньяку, и шоколад, сейчас достану, - Пётр Алексеевич намеренно придумал себе заботу, чтобы выйти из охватившего его ступора.
- Давай, давай, ты знаешь, я не сентиментальный, - говорил Николай Ильич, - но видел я эту девчонку, понимаешь, мельком, но видел, когда был по делу в его институте. Недавно, по делу. Красивая и тихая с виду. Ничего не понимаю! Нальём?!
        Пётр Алексеевич разлил.
- Давай так, -  Николай Ильич задумался, - предлагаю тост за разумность, за преодоление иллюзий, за правду в душе.
- Интересный философский тост, Николай. От тебя другого и не ждал. А как различить то? Иллюзии это или нет? Вот в чём вопрос!
- Да, непросто, - Николай посмотрел с хитрой улыбкой на Петра, - главное – задать вектор задачи! Признать, что ты хочешь это понять, но не в силах. Правда, она всегда – правда.
- Что ж, давай!
        Они выпили. Молча ели, яблоки оказались вкусные.
 
- Я понимаю, что ты вдвойне, да даже не знаю во сколько раз, дорогой мой друг, ты озадачен! У тебя же с Ниной история подобная. Нет, нет, - тут же быстро стал уточнять Николай Ильич, - я в твоей разумности ни на секунду не сомневаюсь, и ты не горячий кавказец. Но всё же… Понимаешь? Я не мог тебе это не рассказать. Хотя я полностью поддерживаю тебя и считаю, что такие союзы, с такой разницей в годах, возможны и бывают вполне гармоничны.
- Нет, я всё понимаю, - поспешил заверить друга Пётр Алексеевич, - правильно, что рассказал, правильно, что поспешил. Оно очень кстати. А когда это случилось?
- Да, в этот четверг. Коллега мне позвонил оттуда.
- А оружие у него откуда? – вдруг возник вопрос у Петра Алексеевича.
- Говорят, у него от отца с войны осталось. Пистолет у него был, именной. Ох, ну и жизнь! Война - дрянь, но понятно. А здесь то, в мирной жизни друг друга стрелять?! Ужас! Налить надо!

        Они сидели долго. Вспоминали военные года, вспоминали события, что сдружили их, говорили позже и о насущных проблемах их института, и о жизни вообще, которая преподносит неожиданные повороты, загадки и тупики. Примерно после  пятнадцати часов Николай Ильич ушёл. «Держись, друг! Жизнь, ведь, чего-то хочет от нас. И я верю, что хочет правильных поступков», - сказал он на прощанье.

        Пётр Алексеевич пребывал в раздумьях. Как этот случай с Саркисом соотносится с его случаем? Почему это произошло именно в это время, недавно? Какой-то знак свыше или просто пример, когда страсти берут верх? И сколько ждать придётся, когда Нина успокоится, и они смогут продолжить отношения? А может быть что-то сломалось? но эту мысль он отбрасывал, отгонял, не хотел даже ни смотреть в такой поворот, ни обдумывать возможные последствия.

продолжение http://proza.ru/2024/11/30/1825