Дай покататься. Истории из детства

– Юр, а Юр, ну дай, пожалуйста, велик покататься… – Манюня теребила пальчиками подол белого платья в синий горох. Две косички подпрыгивали и ложились на плечи то спереди, то сзади, пружиня на синих нешироких капроновых бантах. Девочке так хотелось покататься на велосипеде, так хотелось, что хотелось плакать от этого «хотелось».  У всех мальчиков были велики! И Юры и, у Саши, и у Серёжи, а у неё не было. Манечка дружила с мальчишками. На улице не было ни одной девочки. С мальчуганами лазили в сахарный завод и ели сырец (это такой сахар до очистки с небольшим привкусом свеклы и медовым окрасом, но тако-о-ой сладкий!) потом на крыльце у Юрки. Сахара из вылазки на завод получилось достать немного, и Сашка рассказывал страшные истории, что может случиться, если есть его прямо вот так просто и без ничего. Оказывается, можно было даже умереть! Пока Манюня сидела, открыв рот, и смотрела в воображении картины своей смерти, Сашка с Юркой уплетали смертоносный продукт и хихикали с малой дурынды.
Саша, Юра и Серёжа были старше Мани года на два года, но девочке казалось, что они – ну о-о-очень взрослые. Серёжа участвовал не во всех приключениях – он приезжал к ним на улицу к дедушке. Был более осторожным, чем все остальные.
После этой истории воровства сырца из сахзавода Манюня вернулась с содраной коленкой (упала, когда с дерева слазила) и только с одним бантиком. Пришлось слушать невероятно длинную лекцию от бабушки и, что ещё хуже, ловить на себе укоризненные взгляды дедушки.
– Дедушка твой за всё время работы главным инженером- электриком на сахарном заводе ни одного кусочка рафинада не принёс домой, а ты залезла, украла… – взгляд бабушки поверх очков невозможно передать словами.
Маня сидела, аки ангел, сложив ручки на коленках, подол платья был в зелёной траве и пыли. «Совсем теперь платья не будет, – подумала она насупившись, – Когда ж уже конец-то всей этой длинной речи?»
Девочке было пять-шесть лет, читала она с четырёх, соображала очень быстро и очень по-детски.
– Бабушка, а можно я пойду почитаю? – наклонив русую головку, Манюня робко выглядывала исподлобья.
– Вот как с ней разговаривать, Павел Иванович? – бабушка поправила очки, оборачиваясь к мужу. Гнев уже сошёл, но для порядка она могла продолжить лекцию и ещё на пару часов.
– Ася, та она ещё мала, пусть бежит. Она так больше не будет. Манюнь, не будешь же?
– Не, дедушка, не буду! – девочка подбежала, крепко поцеловала и обняла маленькими ручками дедушку и бабушку. Прошептала ей на ухо очень быстро, чтобы никто никогда не услышал: – Прости, я больше так не буду… – и ускакала вприпрыжку в свою комнату.
Просить прощения Манюня не могла. Могла часами стоять в углу, а выдавить из себя «прости меня» не могла. Просто горло перетягивалось чем-то тугим, рот открывался беззвучно и закрывался. Маня хотела сказать, а не получалось. Бабушку это злило. Однажды Манечка стояла в углу невероятно долго, но так и не извинилась вслух, написала на бумажке корявыми печатными и убежала. На эту тему, да и на все, которые так или иначе были похожи между собой, была очередная лекция.
Манюня безумно любила читать. Поэтому, отпрашиваясь почитать, она нисколько не обманывала. Плюхалась в пуховую перину со всего разбегу и уходила в интересный книжный мир. Так заканчивалось любое наказание. Но что будет в конце этой истории с великом Юры, девочка даже представить не могла.
– Неси рубль, и дам покататься, – кареглазый тёмноволосый Юрка улыбнулся.
– Точно дашь? – уточнила Манюня.
– Дам-дам, не переживай.
– Сейчас, подожди здесь.
Девочка побежала через дорогу домой, зашла в спальню к бабушке с дедушкой. Открыла лакированный немецкий секретер ключом, который всегда торчал в замке, и достала бабушкин кошелёк. Надо было как-то так взять рубль, чтобы бабушка не заметила. Манюня обвела рубль карандашом на листике в клеточку, написала «1 рубль», старательно вырисовывая корявые буковки, вырезала и положила в кошелёк.
– Держи! – Маня бегом бежала из самого зала в доме, по ступенькам, за двор к соседям напротив, где сидел на велике Юра. Она представляла, как сейчас будет крутить педали и кататься…
– Дура, что ли?
– Ты что? Не дашь?
– Нет!
– Ну, ты же обещал, Юр! – слёзы подступали, губы начинали дрожать и не слушаться девочку, но плакать же нельзя.
– Три рубля вынесешь, тогда дам.
Маня так разозлилась, что разорвала злосчастный рубль на мелкие куски. Развернулась и снова пошла к кошельку. Снова обводила, вырезала, писала, высунув язык от старания.
– Теперь дашь? – Манюня насупилась.
– Не, пять рублей вынесешь, и дам.
Девочка снова разорвала деньги на мелкие кусочки. И пять рублей постигла та же участь. Юрка не дал покататься. А даже если бы и дал, то Манюня не умела ездить на велосипеде и не смогла бы, как она представляла, пролететь по улице. Юра напоследок обозвал её ещё и дурочкой с переулочка и ненормальной, сказал, что ей теперь конец будет от бабушки за разорванные деньги, и уехал.
Манечка после так и не смогла понять, зачем она тогда рвала деньги. Что ею двигало. Помнилась какая-то невероятная злость вперемешку с беспомощностью. Но зачем, почему, и в сорок два она не смогла бы ответить. Тогда на вопрос, зачем порвала деньги, Манюня честно отвечала, что очень сильно обидно было, и она разозлилась. Влетело и Юре. Бабушка позвонила тёте Гале, маме Юрки, и всё рассказала, что и ей самой внучка. Так как мальчик был старше, то по непостижимой для детского разума логике взрослых должен был остановить неразумную девчонку.
Манюня ходила с бабушкой в банк, где были вторые двери из очень толстой решётки, и стоял милиционер на крылечке. По собранным кусочкам восстановили номер купюр, и бабушке вернули деньги, но даже это не спасло малышку.
Возле этажерки в её комнате бабушка поставила Маню на колени, била и очень больно дёргала и таскала за длинные волосы, что-то приговаривая. Манюня плакала до истерики взахлёб и абсолютно искренне не понимала – за что?! С тех самых пор у девочки в голове укоренилась ассоциация, что длинные волосы специально созданы для наказания. Больше никогда Маню так не наказывали, но установочка осталась. Свою косу она ненавидела всю жизнь. Первым делом, когда уехала учиться в Воронеж, она отрезала косу, что была длиной до колена, и испытала неописуемый восторг. Юная девушка ходила вприпрыжку дня три, размахивая головой в разные стороны, испытывая удивительную лёгкость и даже невесомость.
С Юрой девочка не разговаривала наверное с неделю, но Манюня с самого детства не была злопамятной и обидчивой, поэтому вскоре снова бегала пацанкой со своими друзьями.