Непрушко на родительском собрании
НА
РОДИТЕЛЬСКОМ СОБРАНИИ
(Прошедшим горнило родительской стези посвящается)
Уж, как ни старался Вениамин Эрнестович Непрушко, добросовестно трудясь на педагогическом поприще, избежать своего появления в школе в качестве вызванного «на ковёр» родителя – не миновала и его чаша сия. А вышло это так.
Однажды морозным ноябрьским утром соседка по лестничной площадке Зинаида Карловна выловила нашего героя прямо у входа в лифт. День и без того не сулил ничего благостного, а спонтанное столкновение с перезрелой фурией и подавно. Тем не менее, Вениамин Эрнестович, как всегда, проявил филигрань своей дипломатичности и вымуштрованного пиетета.
-- Вениамин Эрнестович! Я к вам, собственно говоря, по делу государственной важности! – торжественно продекламировала Зинаида Карловна.
-- Кто бы сомневался. – Всё ещё не теряя надежды на скоротечность беседы, отозвался Непрушко. – Чем, как говорится, могу служить на сей раз?
-- На сей раз можете. – Настойчиво продолжала соседка. – Вопрос по вашему профилю, так сказать. Вы же у нас педагог?
Непрушко почувствовал лёгкую тревожность, так как разговоры о педагогике во все времена не предвещали ничего позитивного, ну, в лучшем случае лёгкий нервный срыв и расстройство желудка. Однако, гусарское амплуа обязывало к высокопарности поступка и манер, потому наш герой поправил свою бабочку на фланелевом воротничке, и отважно ринулся навстречу с неизбежным:
-- Зинаида Карловна! Уж сколько лет не замужем! – высокопарно воскликнул Непрушко и, гордо приосанившись, добавил: -- Я имею честь служить не просто педагогом, а – преподавателем астрономии! Понимаете?
-- Честно говоря, мне по хрен… -- сдавленно прохрипела соседка и добавила тону настойчивости и безапелляционности: -- Прекрасно! То, что доктор прописал!
-- Искусственное дыхание делать не стану! – опасливо и на всякий случай запротестовал Непрушко.
-- Не очень-то и хотелось. – Ядовито фыркнула Зинаида Карловна. – Всё намного проще. Моя внучка Дашенька, вы же знаете это ангельское чадо…
-- Да уж, забыть разбитые окна и подожжённый мусоропровод вряд ли получится… -- задумчиво прошептал Непрушко.
--Так вот! Дашуля, наконец-то, поступила! – гордо приосанилась соседка и, не давая вставить слово, пошла в генеральное наступление: -- Весь преподавательский состав её шараги…
-- Чего? – не понял Непрушко, явно ощущая запоздалую тревогу.
-- Ну, то есть, учебного заведения. – Не сдавалась соседка. – Не важно! Одним словом, все не могут нарадоваться своему счастью!
-- Да уж, счастья кому-то, действительно, привалило… -- негромко схохмил Непрушко, но, всё-таки, вмешался и предположил: -- Дайте-ка попробую угадать… М-м-м… Так как гранит науки для вашей оголтелой и вечно неугомонной бестии во век не поддастся…
-- Ни за что не догадаетесь! – отчего-то радостно возразила соседка.
Непрушко внимательно посмотрел в глаза этой старой прохиндейке и серьёзно ответил:
-- Учитывая, мягко скажем, некоторые особенности героини нашей дискуссии, осмелюсь предположить, что вас таки вызвали «на ковёр»? И вовсе не для того, чтобы пестовать ваш слух дифирамбами об потрясающих успехах и успеваемости вашей внучки?
-- Да! То есть, нет! Вернее, не совсем так! – ещё более обрадованно воскликнула Зинаида Карловна. – На ковёр, как вы изволили выразиться, вызвали вас!
-- Меня? – испуганно изумился Непрушко, прекрасно зная талант к интригам и крамоле своей соседки.
-- Да! – торжественно утвердила Зинаида Карловна. – Вы станете её отцом! Не беспокойтесь, ненадолго! Всего на один раз!
--Надо же… -- замялся Непрушко. – Признаться, никогда бы не подумал, что отцовство может наступить столь стремительным и вероломным образом…
-- Ну, поймите же, Вениамин Эрнестович, -- включила излучатель лести и лукавства соседка. – Девочке уже шестнадцать, а в таком возрасте ей важно иметь опору в виде представителя мужского пола и в вашем лице. Вы же не оставите женщину в таком щекотливом положении?
-- Наверное… -- открыл, было, рот Непрушко.
-- Отлично! – отрезала Зинаида Карловна. – Значит завтра, в два часа пополудни, вас будут ждать. – И угрожающе так прошипела, приблизившись к лицу Вениамина Эрнестовича: -- И не дай вам бог, Непрушко, не оправдать возложенное на вас доверие! Я тут же расскажу всему нашему дому, как вы вожделели меня!
-- Но я вовсе не… -- окончательно оторопел наш герой.
-- Это уже никого не станет интересовать. Скандал вам будет обеспечен. – Голосом судьи, только что вынесшей смертный приговор, оборвала его соседка и двинулась по своим делам, мурлыкая себе под нос беспечный песенный мотив.
Итак, дорогие друзья, как уже стало очевидно, Непрушко снова оказался заложником своей не фартовой планиды. Однако, как всем нам известно, Вениамин Эрнестович и в прежние времена не привык пасовать перед вызовами судьбы. А по сему, на следующий день он был исполнен жажды подвига во благо подрастающего, пусть и абсолютно безразличного к своей судьбе поколения.
Прибыв к назначенному часу в учебное заведение, Непрушко попал под проницательный взгляд сотрудницы службы безопасности, которая строго так прохрипела в окошко пропускного пункта:
-- Документы!
-- Извольте. – Пока деликатно и вовсе не ожидая подвоха, ответил Непрушко, неосмотрительно попытавшись разрядить обстановку: -- Ах как же пьянит и манит запах родной альма-матер!
-- Я вот вам сейчас алко-тестер в рот вставлю! Посмотрим, как вас после запьянит! – грозно осадила его прыть сотрудница. – Цель визита?
-- М-да… Признаться, бывали мы и не в таких приёмных, а тут… -- задумался Непрушко, но, всё же, продолжал весьма бодро: -- Цель моего визита, милостивая государыня, рандеву с вашим руководством!
На этот раз женщина привстала со своего места и сурово так подалась огромным бюстом вперёд:
-- Ты чё? Опохмелился уже? Какое на хрен рандеву! Тут у нас серьёзное учебное заведение! Колледж! Понимаете?
-- Честно говоря, понимаю, но с трудом.—Признался Непрушко.
-- Вот и хорошо. – Удовлетворённо кивнула сотрудница, ехидно так хмыкнув себе под нос: -- Тоже мне! Милостивая государыня! Начитаются там у себя всякой хрени! Интеллигенция, вашу мать!
-- Что вы сказали, простите? – не понял Непрушко.
-- Проходим! – сухо отрезала сотрудница, строго добавив: -- Бахилы наденьте!
-- Бахилы? – окончательно изумился Непрушко. – Но здесь разве…
Обжёгшись о суровый взгляд охранницы, он не решился продолжать дискуссию, а просто изобразил покорность, опустив глаза в пол и проследовав в указанном ему направлении.
Оказавшись перед дверью завуча в компании таких же приглашённых на экзекуцию родителей, Вениамин Эрнестович попытался взбодриться и поприветствовал всех невинной шуткой:
-- Приветствую вас, коллеги по родительскому несчастью!
Однако, столь благородный порыв души не встретил ожидаемого отклика, а, напротив, утонул во всеобщей необъяснимой скорби и виртуальном трагизме. Кто-то из особо сердобольных, всё же, горестно выдохнул и простонал:
-- Э-э-х! Да уж!
-- Не всё так печально, други мои! – уже не столь уверенно произнёс Непрушко.
В этот момент дверь кабинета отворилась, и чей-то строгий голос прогрохотал, разносясь зловещим эхом по коридорам колледжа:
-- Отец Даши Гофман! Отец Даши Гофман!
Вениамин Эрнестович всё ещё беспечно улыбался, тараща взгляд в пустоту.
-- Отец Даши Гофман! – уже с нотками угрозы повторил голос из кабинета.
-- Это, наверное, вас. – Страдальчески сказал кто-то из родителей, обращаясь к Непрушко, и сочувственно добавил, зачем-то рисуя пальцами в воздухе крестик: -- Крепитесь там!
Вениамин Эрнестович нервно дёрнулся плечами, благодарно поклонился, и смело шагнул навстречу судьбе.
Просторный кабинет напоминал зал приёма для «особо одарённых» на Лубянке. За огромным круглым столом восседала комиссия, очевидно, педагогов во главе с завучем. Непрушко поправил свою бабочку, зачем-то театрально поклонился и возопил, срывающимся от переживаний голосом:
-- Позвольте представиться! Вениамин Эрнестович Непрушко! Доктор астрономии! Внук профессора МГУ!
Полтора десятка покрасневших пар глаз холодно рассматривали вошедшего. Когда же затянувшаяся пауза исчерпала себя, самая старшая, очевидно, ровесница всех бывших членов ЦК КПСС, сухо так простонала:
-- Да уж… В наше время таких типов даже на порог не пустили бы… А сейчас… Сиди и выслушивай…
Вениамин Эрнестович почуял неладное, но, как всегда, поздно. Председательствующая особа поправила парик и по-деловому начала заседание:
-- Итак, уважаемые коллеги! Сегодня мы собрались с вами и вот по какому делу!
Все присутствующие тут же уткнулись блуждающими взглядами в какие-то бумажки на столе, Непрушко выжидательно присел на свободный стул посредине кабинета, мероприятие набирало свои обороты.
-- Кто имеет сказать по существу? – вопросительно выдохнула завуч.
Желающих, по-видимому, не было, а посему голос всё той же председательствующей особы угрюмо продолжил:
-- Ну, в таком случае, слово для доклада предоставляется классному руководителю. Пожалуйста, Зульфия Мухамедовна!
Среди присутствующих прошелестело секундное оживление, после чего со своего места встала молоденькая учительница, нервно откашлялась, и начала свою сбивчивую речь:
-- В то время как… А мы… А тут… Систематические опоздания на занятия… Срыв уроков… Хамство… -- постепенно входя в педагогический раж и добавляя голосу экспрессии: -- Более того! Зашла я как-то в туалет перекурить, а там… а там… Она… И, что выдумаете она делает? Курит! Курит бля! Вы представляете?
Всеобщий ропот солидарности и возмущения пронёсся среди членов комиссии.
-- Что, простите, вы зашли сделать? – недоумевая, переспросил Непрушко.
-- Перекурить! Не важно! У меня работа нервная! – оскорблённо воскликнула Зульфия Мухамедовна. – Но это только цветочки!
-- Да уж… Цветочки… Просто аромат столбом… -- обречённо выдохнул в пустоту Непрушко.
-- Вы бы слышали, как она называет нашего учителя по информатике! У меня даже язык не поворачивается повторить такое вслух! – продолжала учительница.
-- Да чего уж тут… -- нервно усмехнулся Непрушко. – Рубите с плеча, коль начали.
Зульфия метнула в его сторону яростный взгляд и выпалила:
-- Котик! Вы представляете? Котик! А преподавателю, так на секундочку, едва исполнилось двадцать лет! Это же психологическая травма на всю оставшуюся жизнь!
Неожиданно вмешалась дама весьма хмурых лет:
-- Кстати, а вы действительно отец?
Непрушко нервно поправил бабочку на фланелевом воротничке и уже набрал было в грудь побольше воздуха для возражений, как председательствующая особа беспардонно перебила его:
-- Введите обвиняемую!
Вениамин Эрнестович побледнел лицом и почувствовал, как влажнеют его ладони. Дверь кабинета с шумом распахнулась и в помещение вошла внучка, уже проклинаемой, Зинаиды Карловны. С истошным воем: «Папа! Папочка!» жертва педагогической инквизиции бросилась на шею к Непрушко. Тот в свою очередь подумал: «М-да, нечего сказать, подготовили внучку», вслух же сердобольно ответил:
-- Ну, тише-тише, доня. Не всё так плохо. Сейчас же не тридцать седьмой год.
Душераздирающая сцена первой встречи папаши со своим чадом произвела неизгладимое впечатление на весь женский табор. Дружно всплакнув, но очень быстро вернувшись к прежней своей ипостаси, педагогический коллектив, не сговариваясь, набросился на, вытянувшееся по стойке смирно, дитя.
-- Доколе? Доколе это всё будет продолжаться? Я вас спрашиваю! – грохнул на весь кабинет голос мерзкой старушенции, которая, наверное, видела живым ещё маленького Володю Ульянова.
Данный клич был воспринят, как сигнал к рукопашной.
-- А мы ещё боремся за звание лучшего колледжа в городе! – голосила, как невменяемая, другая бабуля.
-- Но у нас в городе всего один колледж. – Робко возражал Непрушко, понимая, что его здесь никто слушать вовсе не собирается.
-- Да в наше время за подобные преступления, расстреливали, не выводя за бруствер! – орала следующая участница психической атаки.
-- Ну, зачем же сразу так радикально? – шептал себе под нос Непрушко.
-- И всё это в то время, как всё прогрессивное человечество вершит технологическую революцию! – ревела раненой белугой другая дама.
-- Ну, я бы не стал так уверенно отвечать за всё человечество… -- уже раздражённо буркнул Непрушко.
Сама виновница этого шизоидного торжества, давно уже не стояла, вытянувшись в струну, а, присев на корточки, с блаженной ухмылкой на лице наблюдала за бушующим светопреставлением,периодически вставляя своих «пять копеек» типа: «Батя, не тормози! Ты чё молчишь?» или «А вот это нормальный ход!», кривясь в сторону оголтелых ораторш: «Тоже мне, фифа! Сама у меня сигареты на переменке стреляет, а тут сдала, как крыса, в натуре!». Непрушко окончательно потерял ориентиры в пространстве, не понимая, на что ему реагировать – на вопли педагогов в период обострения, или на реплики своей «новоявленной дочурки». Громогласные выкрики на грани помешательства сменялись непонятными жестами в пустоту, сотрясанием докладными записками и проклятиями в адрес всех родителей на свете, безо всякого на то исключения. Судя по основным тезисам всеобщей истерики, всех доблестных тружеников педагогической нивы следовало увековечить в бронзе, а нерадивых детишек распять публично, трижды, вместе с их неадекватными родителями, разумеется.
Вениамин Эрнестович Непрушко периодически терял рассудок, пытаясь уловить хоть какой-то смысл творящегося безумия.
Наконец, всё сборище педагогических неадекватов стихло так же стихийно, как и началось, а председательствующая особа с облегчением спросила:
-- Ну, папаша! Вам-таки есть, что сказать по сути заданных вопросов?
Непрушко вытер платком обильную испарину со лба, тяжко вздохнул и заговорил голосом, исполненным разочарования:
-- Ну, суть проблемы лично для меня очевидна. – Покосившись же на внучку Зинаиды Карловны, так для проформы, уточнил: -- А ты действительно хочешь продолжать учиться вот в этом вот во всём?
Блаженное дитя с готовностью кивнуло головой в ответ. Завуч радостно провозгласила: «Вот и замечательно! Заводите следующего!».
Непрушко выходил из кабинета на ватных ногах и в состоянии глубочайшего эстетического шока.
Уже вечером, сдавая устный отчёт об исполненном долге Зинаиде Карловне, Вениамин Эрнестович искренне заметил:
-- Знаете, а я ведь никогда не думал, что можно испытать такое… М-м-м… Как бы так более вежливо сказать-то? О! Никогда не думал, что можно испытать подобное очарование подрастающим поколением, шансов на адекватное будущее у которого всё меньше и меньше.
-- А учителя? – проникновенно уточнила Зинаида Карловна.
-- Это уже не учителя… -- раздосадовано выдохнул Непрушко. – Это оружие массового поражения.
30.11.2024.
Свидетельство о публикации №224113000891