59

Фена привычным маршрутом торопилась в лес. Дед там с самого утра траву жнёт, она, как всегда, чуть позже приходит. Пока с коровой управишься, глядишь, солнце уже макушку припекает.

Как надумали сено сушить на зиму, нет покоя старческим ногам. Про руки и говорить нечего. У бабки с дедом они почти одинаковые - коричневые, скрюченные, жёсткие, ладони покрыты толстой мозолистой коркой.

Но им они кажутся нормальными. Руки, как руки. А какие ещё должны быть? Пальцы вот к старости стали плохо гнуться, работать ими неудобно, а так... послужат ещё.

Бабка в своих старых шкурах. Платье, что девки ей состряпали, она стала беречь. Распробовала - понравилось. И приятно, тонко, мягко. И не жарко. И прикрывает всю её до шеи, а бабке есть что прикрывать.

Девки обещали ещё сделать. Да только когда им. Едва успели женщин по разу одеть. А ещё хотят мужчинам попробовать. Лека согласился первым примерить. Вот они ему и стараются. Так за Лекой сейчас всем мужикам захочется. Знает она их. Это они попервости всё не могут решиться на что-то новое, а потом распробуют - не оторвёшь. Поэтому на другое платье надо рассчитывать не раньше следующего лета. А доживёт ли она до лета?

Фена задумалась, даже слегка замедлила шаги.

Оно не так уж и страшно уйти в другой мир. Там много у неё родственников и знакомых. По некоторым она крепко скучает. Хорошо бы увидеться, - вздохнула. Но... пока и здесь дел хватает, - снова ускорила шаг.

Теперь вот с дедом траву сушат. Строят даже шалаш для неё. Потому что, рассудили, если толк выйдет, то эту траву нужно не только от непогоды укрыть, но и от лесного зверя. Вот и приспосабливают помещение.

Другим пока не говорят. Фена и сама не очень понимала почему. Ну, наверное, потому, что пока неясно, что из их затеи получится, а на глупость отвлекать народ не хочется. Пусть пока тайком. А там видно будет.

А лето мчится. И никак его не зацепить, не приостановить. Лист жёлтый, нет-нет, да упадёт по ноги. Фена глянула по сторонам.

«Батюшки! - и замерла. - Что это? Никак...»

Фена крадучись свернула в сторону. На ветке дерева висела большая жёлтая капля, размером с её голову.

Мёд!

Вокруг этой капли деловито летало и жужжало пчелиное недружелюбное семейство. На бабку пока внимания не обращали, но было ясно, что не для бабки они тут стараются. Это Фена поняла. Но и пройти мимо не было сил.

«Ты глянь, какая капля тяжёлая, - обратилась сама к себе. - И как мы тут с дедом бегаем и не видим? И не высоко так. Можно за ветку внизу зацепиться, нагнуть...»

Вдруг глаза её страшно расширились: «Медведь!»

Да как же он ещё не учуял? Так учует, того и гляди.

Бабка огляделась. Каждый куст и шорох вызывал теперь неприятные подозрения, что не одна она обнаружила вот прямо тут, на невзрачном суку, несусветное богатство.
 
«Бегом!» - сказала сама себе и дробной рысью побежала на их с дедом поляночку.

Поляночка была недалеко, но без деда. Лишь костерок дымился, указывая, что тот где-то неподалёку. Но бабке каждое потерянное мгновение казалось катастрофой, из-за которой она навеки потеряет драгоценный мёд.

Поэтому схватила кувшин, в котором они с дедом держали воду, схватила дымящуюся головешку и поскакала той же дробной рысью назад.

Капля висела. Бабка выдохнула облегчённо и приступила к нелёгкой добыче.

Перво-наперво, обмотала голову шкурами, которые сняла с себя же, частично обнажая неприглядные участки своего тела. Но никто ведь не видит? Укутала и руки, сколько смогла.

Потом подошла с дымящейся головешкой под желанную каплю и стала держать. Дым сам всё сделает.

И пчёлы вскоре чуть притихли и даже стали куда-то улетать. Пора!

Бабка аккуратно воткнула головешку в рыхлую кротовую горку – вдруг ещё понадобится, примерила приблизительное место, куда поставить кувшин, чтобы в нужный момент он оказался под каплей и, трясущимися от предвкушения руками, стала наклонять ветку. Получалось! Правда, пчёл было по-прежнему многовато. Но после дыма они должны быть неповоротливыми и полусонными. Бабка надеялась на это.

Ветка наклонялась всё ниже, Фена проворно перебирала руками, приближаясь к цели, пчёлы заметили бабку. Всё шло, как и полагается.

Вот оно! Бабка схватила жадными руками тяжеленные соты и стала отрывать их от ветки, пчёлы поняли, что могут остаться без своих припасов и, превозмогая бессилие, напали на открытые неприглядные бабкины участки. Но бабка терпела.

Капля поддалась, оторвалась от ветки и, направляемая трясущимися руками, плюхнулась аккуратно в кувшин. Бабка схватила его и горящую головешку и начала отступление. Пчёлы за дымящейся бабкой летели совсем неохотно и вскоре смирились. Вернулись в разорённое гнездо оценивать ущерб. Вся искусанная Фена ликовала.
Почти праздновала победу. Как вдруг...

Хозяин! Морда здоровенная, шерсть торчит линяющими клоками, идёт прямо на бабку.

Фена поставила кувшин на землю, сама стала медленно, не разворачиваясь, отступать.

Мишка продолжил уверенно идти на неё.

«Во, - мелькнула у той мысль, - только собиралась в другой мир, скучала по знакомцам. А, оказывается, и собираться нечего - готова уже».

И ужасно стало жаль расставаться с этим лесом, с людьми и со своей старенькой жизнью.

Медведь резко остановился, потом повернул назад. Заинтересовался кувшином, долго нюхал его, потом уселся на землю и стал своей мохнатой лапой выковыривать мёд и жрать. Стоя за деревом, бабка мрачно наблюдала.
 
- Фена! Фена! - бабка услыхала голос деда.

Медведь тоже услыхал. Недовольно, с густым бормотанием, поднял свою тяжеленную задницу и поскакал в сторону.

- Фена! - показался дед из кустов с ножом.

Увидев старушку, обмотанную шкурами, искусанную и опухшую, он опешил. Долго стоял, раскрывши рот, соображал.

- Что с тобой? Я слыхал, вроде, твой крик.

Когда она кричала, хоть убей - не помнила. Но деду была благодарна.

- Дык... пчёлы напали.

Бабка чувствовала, что рассказать всю историю не сможет - заревёт. Пусть она лучше останется с ней, так быстрей провалится с концами в бездонное забытьё.

- Пошли, полежишь, - старые глаза деда глядели с сочувствием.

Бабка взяла кувшин, заглянула внутрь. Ага, оставит этот чурбан что-нибудь! Жди! Лишь на дне и по стенкам можно было что-то соскрести. Но разве это то, что она собрала? Так, жалкие остатки.


Вечером Фена надоила молока прямо в этот кувшин. И дети изумились такой неведомой вкуснотищи.

Лу обхватила ладошками широкое, как никогда, бабкино лицо, долго искала в шишках и косогорах слезящуюся щель, заглянула туда:

- Как ты так сделала?

- Да не знаю. Само собой получилось, - скромно ответила бабка.

- А есё так получится?

Фена долго колебалась, потом буркнула:

- Можа, и получится... когда-нибудь.