Сто часов счастья. Ч. 3. Посадка

       Дивное утро. Лимончик и апельсинчик соревнуются, торопясь первыми поприветствовать просыпающуюся Иечку. Разноцветные крошки-попугайчики прыгают возле вековой пальмы и клюют насыпанную для них еду; горничные развозят чистое бельё по освободившимся бунгало; народ с сомнением ощупывает плохо-высохшие на перилах домиков купальники – в Сидэ большая влажность; бодрые отдыхающие возвращаются после утреннего купания или пробежки;  деловито разгуливают разномастные коты и кошки -- повсюду царит благодать.
       У Ии сегодня интеллектуальный день: она собирается с головой окунуться в историю. Ознакомившись с историческими вехами, можно отправляться в путь. Ия не любит, а потому не носит ни очки, ни шляпу, в чём, конечно,  не права, но сегодня даже она делает исключение, понимая, что скрыться среди руин от всё-ещё-нещадно-палящего октябрьского солнца в Старом городе не удастся.
       Обрядившись по правилам  и позавтракав, она пускается в уже знакомый путь. Справа – спокойное, отдыхающее море, слева  -- проснувшиеся к торговой жизни лавчонки-магазинчики с мыслимо-немыслимым курортным арсеналом. Владельцы приветствуют вас,  пытаясь тем самым заманить в свой мирок, но они не навязчивы: по большей части, они сидят  в тени  под пальмами в поиске прохладного комфорта.
       Наконец, Променад упирается в холм, с которого начинается Старый город. Слева на возвышении виднеются поросшие мхом, травой и кустарником не идентифицированные развалины.  На вершине холма с кирками, лопатами, тележками  и чем-то ещё очень кустарным, наверняка, древнеримским, праздно стоят турецкие работнички, наверняка, пригнанные туда  для ведения реставрационных работ.  Их вид разительно напомнил Ие  типичную картину российской действительности, когда при затянувшейся многолетней реализации крупного проекта типа прокладки труб, на площадке стоят  четверо-пятеро восточных работяг  в жёлтых куртках, тупо тыча киркой или лопатой, а рядом невозмутимо стоит мастер с цигаркой в зубах  -- сразу видно: кипит работа. До конца своих странствий по Старому городу Ия оставалась поражена царящей  в нём безалаберностью:  уж если поставлены какие-то, давным-давно обветшавшие леса,  то это, похоже,  навечно: работы не ведутся, жизнь не кипит – полное запустение. Что называется, бог дал…
       Ия стоит у вчерашней развилки: налево пойдёшь --  там античный Амфитеатр, который  хочется для удобства называть Колизеем, вход в Старый город, Археологический музей, отреставрированные римские бани,  трёхэтажный фонтан Нимфеум и прочее. Ия упорно ищет Аполлона, но о нём ни слуху ни духу. И  ни единого указателя.
       Всё же она следует стрелке с надписью «Порт»  и вскоре оказывается на ухоженном продолжении  Променада с рядами  магазинов и,  судя по всему, дорогими отелями. Солнце припекает всё сильнее и укрыться от него негде, а конечная цель ещё не достигнута и вообще не подает признаков жизни. Наводящие вопросы на английском, адресованные владельцам попутных магазинов, не вызывают у них ничего  кроме  недоумения.
       Старый город  - это не одни руины: теперь он застроен аккуратными двухэтажными домиками, стоящими на многовековом фундаменте, в которых расположились мириады магазинов.  Ожидаемых указателей, киосков с печатной продукцией для туристов на улицах нет. Больше всего удивляет, что до сих пор она не видит никаких признаков  высоко-вознесшихся колонн храма Аполлона, которые, как она надеялась, будут служить ей ориентиром. Видимо, Старый город  очень холмистый. Наконец, попалась стоящая на углу пара с растерянным лицом. Ага, подумала радостно Иечка,  тоже в поисках. У них в руках телефон – знак возможной результативности поиска. Ия пристала к ним с надеждой и вопросом --  теперь направление поиска вроде понятно. На очередном углу Ия видит интеллигентного вида продавца в дверях ювелирного магазина. С обворожительной улыбкой она на своём изысканном английском обращается с вопросом. Он галантен, ненавязчив, словоохотлив, говорит на приличном английском. С полученным от него пожеланием успешной прогулки она продолжает путь по обжитой части Старого города.
       Наконец, перед ней порт. Правда, в нём не пришвартованы круизные лайнеры, зато много разнокалиберных прогулочных яхт.  Слева,  в тени немногочисленных деревьев --  небольшой сквер, в центре которого импозантный памятник Ататюрку, «отцу турок».
       Ие не до бесцельных морских прогулок -- цель у неё высока в прямом и переносном смыслах. Да  вот же она! Горделивый красавец высится своими роскошными останками над бескрайними средиземноморскими просторами. Дух от этого зрелища не может не захватить, ибо мгновенно включается фантазия, с лёгкостью дорисовывающая  недостающие очертания храма – благо, фундамент сохранился. За храмом простирается не обживаемая и не реставрируемая  часть Старого города  и она прекрасна, несмотря на  бесчисленные  ограждения, сетку, проволоку, уродующие всё-равно-бесценные развалины. И всё же горько, что здесь не чувствуется ухоженности, любви, заботы о сохранении доставшегося наследства: повсюду царит запустение. Да, да, и турки это видят, понимают, чихвостят правительство, недовольны открытием рынка иностранной валюте. В Сидэ действительно охотно везде принимают евро-доллары, хотя официальную турецкую лиру никто не отменял.
       Ия осторожно ступает, чтобы случайно  не споткнуться о валяющийся под ногами двухтысячелетний артефакт. 65 сооружений прошлого идентифицированы, судя по их останкам – перед их развалинами стоят, небрежно воткнутые в землю,  почти-не-читаемые чёрные таблички с названием  объекта и  кратким сопровождающим текстом на турецком и английском.  Всё: больше языков, а значит, и туристов, нет.
        В охватившем её волнении она шагает по древней земле, воображая бурлящую жизнь города той эпохи. Внезапно ей захотелось рискнуть, и по небольшому склону она спускается  к фундаменту белокаменного дома, от которого не осталось ни рожек, ни ножек, перелезает через каменные плиты  и воображает, что здесь когда-то была  гостиная, а здесь - спальня, и повсюду --жизнь…
        Пиком находок становится огромная, прекрасно сохранившаяся, никому-не-нужная, валяющаяся среди мусора капитель колонны первых веков нашей эры. Она лежит на боку и жадно ищет взором того, кто её заметит, оценит её красоту, разделит горькую участь брошенки. Ия приседает  и с трепетом погружает пальцы в изрезанный белый мрамор, скользит дрожащими пальцами  по глубоким ложбинам, вырезанным рукой древнего резчика, который  как бы оживает при Иином прикосновении. А она всё  домышляет, каким он был, молодым, старым, весёлым или грустным. Кем он был? Скорее всего, рабом, привезённым из заморских стран, которого обучили искусству резьбы  по камню и который творил дни и ночи напролёт, не зная цены своим творениям,  под и-в-те-поры-нещадно-палящим солнцем.
       Чуть не получив тепловой удар, Ия  стряхивает с себя  фантазийные картины и продолжает путь. Приятно, что на улицах во многих местах прозрачный стеклянный пол, позволяющий видеть реалии того времени – найденные при раскопках глиняные и каменные артефакты – всё это удивительно сокращает, как бы спрессовывает, время, настолько приближая его, что оно кажется современностью. Ия идёт мимо остовов множественных храмов, синагоги. Обратный путь находить легче: она обогнула гавань и теперь движется к Колизею, по дороге к которому жадно опрокидывает огромный бокал гранатового сока всё за тот же один евро, удивительным образом мгновенно восстановившего силы.
       При приближении к Амфитеатру становится туристически-многолюдно. Вход в Старый город украшает гигантская, величественная арка императора Веспасиана: несмотря на изматывающую жару,  Ия  долго стоит под безоблачным небом,  не в силах оторвать глаз от достроенных впоследствии  ниш для скульптур с великолепными,  чудом сохранившимися колоннами ионического ордена. Повсюду группы туристов, подолгу героически выслушивающие пространные пояснения гидов, на которых не действует южный зной. Здесь они с упоением рассказывают, а  туристы, наконец, с неподдельным интересом слушают пространное повествование об античных латринах, читай,  уборных, и их полифункциональности в античном мире.
       К этому моменту Иечка, увы, окончательно выдохлась и сил  на посещение археологического музея, римских бань, фонтана Нимфеум, агоры и многого другого у неё не хватило.  К её большому сожалению. В отличие от желания, которое ею всё ещё обуревало. Но, как говорят англичанцы: «Some other time, perhaps», то бишь, «Как-нибудь в другой раз».
       Усталая, но довольная выполнением поставленной перед собой задачи, возвращалась Ия домой по возлюбленной аллее, вдоль которой при виде её приветственно-приветливо улыбались розовыми губами олеандры, заливались оранжевым румянцем апельсины, лёгкой желтинкой окрашивались на деревьях лимоны. Ия им радостно кивала и, замедляя шаг, нежно поглаживала глянцевые листочки. В номере приятная прохлада, можно принять ободряющий душ, вытянуть на минуту-другую на просторной кровати усталые ножки и собираться на обед, перед которым позволительно пропустить стаканчик холодного апельсинового сока. Потом обед,  знакомые улыбки, расспросы,  обмен дневными впечатлениями. Немного отдохнув после обеда, непременный поход на море. Как уже стало обычным, двухразовое купание-плавание, неуклюжий стриптиз-переодевание, обмен неколючими колкостями с Большим Володей, который не преминёт поиронизировать над Иечкиным академическим прошлым и настоящим.
       В финале ужина, который поедался исключительно для того, чтобы  в конце  опять предаться разврату в его самых изощрённых формах, Ия заглатывала  двенадцать неполно-форматных/  размерных/габаритных  пирожных со смешанным чувством вожделения,  глубокого раскаяния и самобичевания, хотя двум последним  никак не удавалось стать сдерживающим фактором. Удовольствие подпорчивала  мысль о стрелке  весов, которая никакого сочувствия к Ииной слабости не испытывала и  нагло-бесстрастно лезла бог знает куда, портя Иечкино настроение. Но эта месть поджидает своего свершения лишь  через два дня. А пока: «А, скока той жизни?!» восклицает про себя и вслух  Ия, жадно запихивая в рот очередное  пирожное.
       Наконец, с трудом совместив  раздутый живот с облегающими брючками, Ия отправляется на вечернюю прогулку понравившимся вчера маршрутом с целью провести рекогносцировку, есть ли в близлежащем магазинчике или супермаркете искомый деликатес, заказанный дочерью.
        Опять тихий вечер с цвирикающими цикадами, с воздухом, напоённым субтропическими ароматами и, главное, вздохнувший от  нашествия удалившихся, видимо, на ночной покой дрозофил.  Ей нравится круто-закрученный подъём дороги, ведущий к шоссе, и  она не боится сорваться на крутом повороте, как если бы это был автобус. Повсюду цветы, не известные ей кусты, величавые, следящие с высоты за порядком, пальмы. А вот и они, полюбившиеся кипарисы с роскошными плотными кронами, похожими на брокколи или цветную капусту,  толстыми  стволами и причудливо изогнутыми ветвями, напоминающими морские чудовища. Ия не перестаёт  поражаться неисчерпаемой фантазии природы: она их нежно обнимает, гладит шероховатую кору.
       Ближайший магазин не порадовал ассортиментом, зато в универсаме выбор искомого «пишмание», или «бороды дракона»,  превзошел ожидания. На обратном пути она замедлила шаг у огромного кактуса, растущего прямо у дороги. На сей раз она остановилась подле него, тщательно рассматривая многочисленные незаживающие раны, нанесённые  двуногими тварями, типа «Здесь был Вася», или «Фаня плюс Ваня любовь» на всех мыслимых и немыслимых языках.  Глубоко-процарапанные раны не заживали, только края нанесённых каракуль потемнели, как запекшаяся кровь кактуса. Из жалости Ие захотелось его погладить, но едва коснувшись, она ощутила острую боль,  пронзившую палец, и в лунном свете увидела  вспыхнувшую алую  капельку крови. Ие не хотелось думать, что  он это сделал по злобе, скорее, просто наученный горьким опытом, он стал защищаться, не поняв, что она его друг, а не враг. Иечка осталась с твёрдой верой в то, что он потом горько раскаялся. А может, просто хотел, чтобы она его подольше помнила.
        Она продолжила путь, но вскоре опять остановилась:  невозможно было бесстрастно пройти мимо нагнувшихся к ней ветвей, сплошь усыпанных зелёными оливами –  так близко ни кактус, ни оливы она никогда прежде не видела и осязала впервые.  А ещё во дворе дома, мимо которого она шла,  росло удивительное деревце: стройное, изящное, невысокого роста, оно с трудом удерживало три-четыре огромных оранжево-жёлтых плода. Может быть, подумала Ия,  это знаменитое помело.
       По возвращении в отель  она не преминула поделиться полученными впечатлениями со ставшими её друзьями  администраторами. Как оказалось, оба были студентами языкового колледжа, специализирующимися в английском языке. Тут Ия дала волю своей не увядшей с годами страсти  к говорению на английском  и по возможности обучению ему. Они прекрасно общались, и было заметно, что общение доставляло удовольствие обеим сторонам.  Наговорившись, Ия направилась  к бару у бассейна, где новые друзья всегда находили для неё местечко, и с ними допоздна  продолжались ни к чему не обязывающие  беседы  под бокал  вина и под сиянием луны.
       Засыпая, Ия подводит итог свершениям: купание в море было, незабываемая экскурсия в каньон состоялась, атмосфера Старого города ощущена, гостинцы присмотрены -- все пункты задуманной программы  выполнены.  А впереди ещё целый день, уже, похоже, избыточный. Жаль, если он не принесёт ничего нового, не приведёт к открытию, хотя почвы для такового, казалось, не оставалось  – в душе царило одно сплошное чувство удовлетворения.  «А всё-таки, что же завтра?» -- зевая, думала Иечка, задергивая штору и желая всем и вся «спок чи», то бишь, спокойной ночи.
       Прощальное курортное утро. Неспешный туалет, завтрак. Погода стоит по-прежнему безупречная, хотя вечернее понижение на два градуса уже ощутимо и предвещает наступление осени даже на эти края. Похоже, что октябрь для нелюбителей жары -- идеальное время отдыха в Сидэ: температура выносимая, до тридцати градусов, да и народа, безусловно, меньше. Не дай бог оказаться здесь летом, когда круглосуточная температура держится около сорока градусов.
       На море, от которого ничего нового ей ждать не приходится, Ию совсем не тянет, однако тело просит контакта с водой. И тут она неожиданно, как будто впервые, бросает взгляд на бассейн, пустынно плещущийся у её ног. Эврика! Вот оно, открытие дня! Ну конечно, бассейн. Чистая, теплая его голубизна с радостью принимает Иечкино тело, дно везде досягаемо, длина его для такого пловца, как Ия, идеальна. А главное, нет того, что так раздражает Ию при виде бассейной жизни, демонстрируемой  в кино и на видео, когда в бассейне кишмя кишит люд, лежаки покрыты голыми телами, протягивающими руки к снующим с напитками барменам. Здесь же, поскольку отель небольшой, почти никого нет. Новые удобные лежаки, неполоманные зонтики,  можно по кругу перемещаться вслед за солнцем, не липнет к ногам песок, тут же раздевалка -- чего ещё можно желать? Ия довольна: даже сегодня ей удалось сделать для себя открытие. Какое, спросите вы? Да очень просто: Ия поняла,  что бассейн для неё. А она  для бассейна. 
       После ужина последние посиделки с уже сроднившимися новыми друзьями, общения с которыми, кстати, она не теряет вот уже какой месяц. Обмен адресами, телефонами, ватсапами, вконтактами и прочими современными средствами сближения людей.  Заметно, как всем не хватает теплоты дружеского общения, дружелюбия.
        Бассейный день близится к концу – предстоит бессонная, нервно-время-поджидаемая ночь, вернее, огрызок ночи, ибо трансфер заберет её в два часа ночи.  Ничего не поделать: рейс в семь утра, и за пять часов до оного  забирают из отеля. После ужина последний поход в супермаркет и свершение так-давно-и-кропотливо-планируемой пустячной покупки -- пары коробок колоритной турецкой сладости, которая, кстати, есть во всех турецких магазинах культурной столицы. Будильник звонит, но Ия и не думала спать, разве тут уснёшь? Всё: сто часов счастья на исходе. Истекли. Затикало новое время -- время ожидания и беспокойства.
       В прибывшем автобусе нет свободных мест. В проходе стоят чьи-то сумки, пакеты: российский народ оценил турецкий шопинг. То и дело кто-то заходится кашлем, напрягая весь автобус. Конечно, этот человек сидит через проход от Ии. Она  прикрывает нос и рот в надежде не подцепить сувенир на прощание.
        Наконец, аэропорт Антальи. Это просто какой-то кошмар: огромный ангар, набитый людьми всех мастей  и возрастов.  Сесть негде, проворные люди выдёргивают стул из-под случайно зазевавшегося пассажира, вставшего, чтобы размяться-потянуться. Выхваченный стул становится бесценным приобретением, которое добытчик гордо волочёт через весь зал к своей семье, восхищённо на него взирающей при его приближении. В ларьках смехотворные цены: ну разве не нервным смехом или хохотом вы бы разразились, увидев, что кофе стоит девять евро?  А чего стоил вопрос, заданный молодым человеком Ие,  уже сидящей в ожидании посадки, вы уже знаете, если прочли  авторское послесловие к рассказу «Аромат» здесь же, на прозе.
       Куда подевалась мелкая детвора,  летящая в Анталью  пять дней назад, не известно.  Очевидно лишь, что обратный рейс состоял  исключительно  из половозрелых пассажиров, что было для Ии отрадно. И если рейс туда проходил далеко не гладко: каждая попытка снижения была весьма  ощутимой, а посадка -- просто жёсткой, то на сей раз из вышеперечисленного не было ни-че-го!  Иечка летела не впервые, но такой сказки никогда не было: самолёт  идет на снижение, потом на посадку и, наконец, садится, ничуть  не содрогнувшись.  Больше того, у Ии возникало ощущение, что самолёт просто завис в воздухе и никуда не движется.  Она  не слышала даже  всегда-с-трепетом-ожидаемого момента выпуска шасси, когда раздаётся глухой стук, под звук которого пассажиры слегка расслабляются и испускают первый благодарный вздох --  на сей раз и его не было. Поэтому когда самолёт всё-таки недвусмысленно коснулся земли, Ия была в лёгком, как сейчас говорят, а.уе, то бишь, восторге. Нетрудно догадаться, что когда  раздались традиционные аплодисменты пассажиров,  благодарных пилоту за спасение жизней, Ия аплодировала яростнее всех и  очень надеялась лично пожать летчику руку. Но поскольку он к пассажирам за комплиментами не вышел,  Ия, проходя мимо любезно улыбающихся стюардесс Turkish Airlines, на своём королевском английском воздала хвалы пилоту, которые они обещались  передать.
        «Сто часов счастья! Разве этого мало?»  -- не раз во время поездки вспоминала Ия дивные строки Вероники Тушновой  и радостно улыбалась, уверенная в правоте этих слов, действенных даже для турецкого курорта.