Подкидыш с улицы Пророков
Подкидыш с улицы Пророков (18+)
Глава первая
Он места себе не находил с того самого дня, когда обнаружил тот закуток на центральной тель-авивской автостанции, с помощью которого можно было перемещаться во Времени.
Сколько себя помнит, Наиму всегда хотелось во что бы то ни стало отыскать ту женщину, которую мог бы называть мамой, будь она рядом. Он даже простил бы ее за все годы, проведенные им в Приюте по ее милости. Ведь это она подбросила его на крыльцо к пожилой паре на иерусалимской улице Пророков. Но даже если бы она и не признала бы его, ему достаточно было бы хоть одним глазком увидеть ее.
Однажды это ему почти удалось. И случилась с ним нечто невероятное, о чем он поведал своему лучшему другу Шмулику, ну или Самми, как его называли все в Приюте. Тот выслушал, покачал головой и сказал:
- Не хочешь больших проблем, никому не болтай про то, что с тобой случилось на автобусной станции в этом чёртовом, переполненном грехами, Тель-Авиве.
Шмулик не любил Тель-Авив, потому что именно там ее мать-одиночку лишили родительских прав, а его социальные службы определили в Приют. Мать же так и не смогла встать на путь истинный, спившись в конец. Он так и не побывал на похоронах. Да и узнал-то о смерти матери спустя год или два. Что до отца, то он его и вовсе не помнил, потому что ни разу в жизни не видел. Наверняка и мать, будь она жива, вряд ли способна была вспомнить, кто именно был его отец.
А тогда Наим пожал плечами и спросил друга:
- О каких больших проблемах ты говоришь?
- Об очень больших. Посчитают, что ты свихнулся. И отправят в дурку.
- Но я действительно побывал в том времени, когда...
- Когда какая-то женщина оставила пакет с ребенком на крыльце дома...
- Ну да...
- Даже если тебе всё это не приснилось, с чего ты решил, будто в том пакете был ты. А так женщина была твоя...
- Молчи! Не надо так...
- Прости!
- Ладно. Проехали. Никакого Портала не было, никакого Иерусалима, точнее, улицы Пророков не было, и того крыльца тоже не было... То есть, всё, конечно было, я читал свое личное дело...
- Только ты всего этого не мог видеть, потому что тебя в тот момент там не было. И ты не мог видеть, как та женщина кладет пакет с хныкающим младенцем и уходит прочь.
- Наверное, я все-таки там был, в том пакета, а в распашонке была записка на английском языке "Это мой ребенок. Храните его".
- Может, ты и прав. А может, и нет...
- Ну хочешь, мы вместе сходим на автостанцию и там на самом первом подземном этаже и находится тот закуток, через который я и оказался в Иерусалиме.
- А может, на одном из верхних этажей - на шестом или седьмом, откуда отправляются автобусы в Иерусалим? И теперь ты морочишь мне голову... - засопел Шмулик. Он всегда начинал сопеть, когда обижался.
- Ну это же легко проверить, - не сдавался Наим.
Им было тогда по пятнадцать. И они нашли тот закуток и, взявшись за руки, в мгновение ока оказались в центре Иерусалима.
Наим победоносно взглянул на друга, а Шмулик, казалось, онемел. А когда пришел в себя, стал умолять Наима никому не рассказывать об этом Портале. Пускай это будет их тайной. Все равно взрослые не поверят и отправят к доктору. А дальше...
- Может тебе и по кайфу провести какое-то время в психушке. Как по мне, так лучше уже в Приюте и дальше жить.
Тем не менее, несколько раз он составлял компанию Наиму и они путешествовали через тот Портал во Времени и между городами. А потом наотрез отказался. И Наим приходил в гордом одиночестве на центральную автостанцию, спускался на лифте на подземный первый этаж, где ремонтировали автобусы, и отправлялся в Иерусалим на ту улицу Пророков, где его нашли добрые люди.
Почему записка была написана по-английски "Это мой ребенок. Храните его”, Наим не сразу понял. Но тот же Шмулик предположил, что женщина не хотела, чтобы ее вычислили, вот и зашифровалась.
Кем она была? Может бедуинкой, может еврейкой или арабкой, а может, и монахиней, коих немало в славном Иерусалиме. Кто был отец? Возможно, что и эфиоп. Неподалеку была эфиопская церковь. Наим был смугл, а значит, не исключено, что отцом мог быть хоть и бедуин. А мать... Единственно, какой вывод можно было сделать из всего этого, женщина не хотела, чтобы узнали о ее незаконнорожденном ребенке, вот и поступила так, как поступила.
Наим не осуждал ее. Мало ли, думал он, может она тем самым нарушила честь семьи и не хотела, чтобы ее убили. Случается еще такое на Святой земле, когда из-за этой средневековой традиции случаются трагедии.
Ну если так и было, то наверняка никто из близких не прознал о ее грехе, а значит, она жива и по сей день, решил Наим.
Глава вторая
Вероника крыла почем зря этого чертова жигало, который в очередной раз сделал ноги. Наверняка нашел даму побогаче. Знать бы только где: здесь, в Тель-Авиве, или в Иерусалиме.
"Гребаный подкидыш, он разжалобит кого хочет, а на десерт снимет штаны и всякая, кто увидит его сокровище, ахнет и исполнит всё, что он пожелает..."
Понятно, ни Вероника, ни кто-либо другой не называли Наима в глаза ни подкидышем, ни тем более жигало. Назови его так, он развернулся бы и с оскорбленным видом ушел бы, не оглядываясь, куда глаза глядят. Его не остановили бы никакие богатства. Разве что очень большие. Но хоть он и охотился на богатеньких дам бальзаковского возраста, слишком богатые находили себе дружков в каких-нибудь экзотических странах. Там они могли прикупить себе целый гарем из местных горячих самцов.
Эти избалованные Судьбою дамы не ограничивались одним постоянным мачо, они меняли их, как нерадивый солдат портянки.
Об их нравах Наим был наслышан с того дня, когда ему едва исполнилось восемнадцать. Точнее, гораздо раньше, еще в детском приюте, где пацаны да и девчонки перемалывали косточки всем подряд женщинам - бедным и богатым, добрым и злым. Впрочем, добрые по их мнению не бросали своих детей на произвол судьбы. Так могли поступать только злые: написали записочку, сунули ее под распашонку младенцу и подкинули несчастного на порог добрым людям. А где они, добрые?
В восемнадцать лет Наим познакомился с женщиной, показавшнйся ему доброй. Запросто пригласила его домой. Ну вот, подумал он, теперь и у меня есть дом. И пускай женщине за тридцать, он осчастливит ее так, как если бы она была его ровесницей.
Он старался. Она осыпала его комплиментами. Она кричала от неописуемого восторга, которое дарил ей этот смуглый парень с сокровищем, которое ей не приходилось до этого видеть.
- Я не подозревала, что такое может быть, - шептала она, лаская его достоинство. - Боже мой! Ты даже не представляешь, какое богатство тебе досталось, - осыпала она этот выдающийся орган поцелуями.
Он пожимал плечами, не задумываясь о том, какое это сокровище. Да, пацаны завидовали ему, а он стеснялся, что у него гораздо крупнее, чем у них. И избегал общений с девчонками и позже с девушками, которые были не прочь залезть к нему в штаны.
Дуры, думал он, зачем им это? А рядом не было никого постарше, который бы доступным языком объяснил ему, как некоторые дамы мечтают о таком вот мачо.
С того дня, когда он оказался в постели с опытной женщиной, он многому научился и многое понял.
Он прожил у нее два года. Иногда она отправляла его к очередной своей подруге, ссылаясь на то, что ей надо на недельку слетать за границу, а он мало что смыслит в бытовых вопросах. Вот и поживешь, мол, у Ривки, у Дворы, у Рахели, у...
У нее, как оказалось, было много подруг. Это не удивляло Наима: его Эстер была общительной дамой. Удивило бы его другое, а может, даже и обидело, узнай он, что никуда она не улетала. К чему тогда весь этот сыр-бор? Быть может, он надоел ей? Да, но не настолько, чтобы навсегда расстаться с ним. Ведь с некоторых пор он, не подозревая об этом, начал приносить в ее бюджет гораздо больше, чем она зарабатывала на работе.
У нее были подруги, но не так много, как могло показаться Наиму. Просто у тех подруг были свои подруги, а у них свой круг. Вот и пустили с легкой руки Эстер по кругу парня без роду без племени, обладающего сокровищем, за обладание которым дамы готовы были платить хорошие деньги.
Только через два года Наим понял, что им попросту торгуют. И всё заработанное оседает в бездонных карманах его благодетельницы, которая приютила его...
И тогда он поставил вопрос ребром: или она отдает ему половину из заработанного на нем, или он за себя не ручается.
Приютила змееныша, чертыхнулась про себя Эстер и вручила ему вполне солидную сумму, которой хватило бы ему на первое время, чтобы снять жилье и прокормиться...
Глава третья
Он снял комнату у Вероники. Когда-то давно, когда он еще не родился, она репатриировалась в Израиль из какого-то большого российского города. Названия Наим не запомнил. Вышла замуж здесь за своего соотечественника, но скоро и разошлась.
- Пил много... - поведала она Наиму.
- И где он теперь?
- Бомжует, - равнодушно махнула она рукой, словно отгоняя назойливую муху.
- А эта квартира... - обвел он руками просторный салон.
- Покупали на двоих, а расплачиваться пришлось мне одной...
- Три комнаты в ближайшем пригороде Тель-Авива... Совсем неплохо.
- Если бы еще мужчину в придачу приличного... - вздохнула Вероника.
- Найдете еще.
- Не так-то просто, когда тебе сороковник с хвостиком.
- Да ладно. Выглядете на тридцать...
- Спасибо за комплимент.
- Истинная правда!
- Ну тогда вдвойне спасибо!
Как-то так вышло, он сам не зная почему, рассказал Веронике о себе. И о том, что он подкидыш. И что надеется отыскать мать.
- Ту женщину, которая меня родила... - поправил он себя.
- Прикольно! - хмыкнула она. - Подкидыш с улицы Пророков. Надо же такому случиться...
- Там такое месте, - пояснил он, - что много шансов попасть в хорошие руки. Вот она и решалась, имея именно это в виду...
- Нда... - погладила она его по руке. - Но ты не переживай. Живой, здоровый и слава Всевышнему.
Она сразу понравилась Наиму. Почти такой он и представлял свою мать.
***
Он покупал продукты. Иногда дарил ей подарки. Она готовила еду. Так бы жили и поживали - добрая хозяйка и квартирант. Но однажды случилось то, что случилось...
Он вышел из душа в накинутом на тело халате. Она накрывала на стол. Было время ужина. Халат неожиданно распахнулся и Вероника вскрикнула, как подстреленная лань:
- Боже милосердный и вездесущий! Никогда, слышишь, никогда в жизни не видела ничего подобного... Красавец, - не скрывая восторга с замиранием сердца прошептала она.
- Да ладно, - недовольно нахмурился Наим. - как у всех.
- Нет! Я правда не видела, как там у всех, но... кое-какой опыт отношений с мужчинами имею. И скажу тебе откровенно, что это просто сокровище.
- Не надо об этом... - перебил он ее.
- Я... Мне... Прости, хороший мой… - Она чмокнула его в щеку и достала бутылку виски.
- Тебе со льдом?
- Да, - кивнул он.
- А я без... - выдохнула она.
И он после первой порции тоже решил попробовать "без". И скоро опьянел. И она опьянела. И им сделалось так хорошо, что захотелось чего-нибудь еще лучшего.
И была ночь безумной любви почти без сна и отдыха. И всякий раз, когда ее потрясали бешеные оргазмы, ей казалось, что она вот-вот умрет сладкой смертью. Но он всякий раз возвращал ее к жизни. И она кричала благом матом и едва сдерживала себя, чтобы не впиться ногтями в его самую красивую в мире спину, она вбирала в себя целиком его сокровище, которое теперь было и ее, и она клялась сама себе, что никому его не отдаст. А если кто и посмеет взять, она за себя не ручается. Она будет драться за свое бабье счастье, как тигрица, у которой отбирают тигрят.
Она знала толк в любви. И то, чему недоучила его Эстер, она щедро додала ему в ту ночь и в последующие.
***
А потом у него закончились деньги, полученные от Эстер, и он загрустил. И больше не было тех бурных ночей, без которых Вероника, или как он ее называл сокращенно Ника, уже не представляла свою жизнь.
- Не бери в голову, - гладила она его по щеке. - У тебя закончились, у меня есть.
- У тебя закончатся, у меня будут... - невесело покачал головой Наим.
Он не представлял, где раздобыть эти чертовы деньги. Он ничего толком не умел, кроме того, чему его научила Эстер.
Иногда по вечерам он выходил на променад в районе отелей. Любовался морем и гуляющими туристками, встречался с ними взглядами. И случалось, что фортуна улыбалась ему. И дама бальзаковского возраста приглашала его в свой номер и через час он выходил из отеля с парой сотней баксов. Не ахти какие деньги, думал он, но эта туристка возвращается на родину только через неделю и хотела бы на эти семь сладких дней постоянного друга, на роль которого он подходит как никто другой.
Почему нет, соглашался он, Эстер использовала его по полной, оставляя себе львиную долю из заработанных его телом денег, так кто теперь-то ему помешает зарабатывать.
И чем старательнее он трудился на ниве продажной любви, тем меньше сил оставалось на Веронику. Зато деньги у него стали водиться. И он не зависел материально от хозяйки квартиры, а значит, и не был обязан любить ее ночи напролет, как прежде.
***
- Я не дура набитая, - возмущалась она, - я догадываюсь, чем ты занимаешься.
- Это потому, что и сама до недавнего времени занималась тем же? - уколол ее Наим. -
Я тоже не дурак и представляю, что одной выплачивать двадцать пять лет подряд очень солидную ипотеку не каждому по карману. А ты за пятнадцать лет рассчиталась с банком.
- А может, мне наследство досталось, - огрызнулась она.
- Мне бы кто наследство оставил, не пришлось бы этим дерьмом заниматься...
- Ты и меня считаешь дерьмом? - приняла она его слова на свой счет.
- Тебя нет. Понимаю, не от хорошей жизни...
- Взял бы да и устроился на какую-нибудь работу. Даже минималки тебе хватит на жизнь.
Ну да, а всего себя, точнее, те силы, что останутся от потогонной работы, отдавать тебе, хотел было сказать Наим, но лишь покачал головой.
Глава четвертая
Когда ему становилось совсем тошно и ему хотелось уйти от самого себя, Наим отправлялся на автостанцию к своему Порталу и перемещался в то время, когда был младенцем, подкинутым на крыльцо дома к совершенно чужим людям.
Вот и сегодня, Вероника настолько достала его, что он решил, что будет лучше для них обоих, если он избавит ее от своего присутствия хоть ненадолго. День-два и всё станет на свои места, и все потечет по-прежнему в привычном русле.
С каждым годом автостанция все заметнее пустела. Уже не было того многоголосого гомона, который был еще тогда, когда они пятнадцатилетние добрались сюда без гроша в кармане со Шмуликом, чтобы совершить маленькое путешествие в тот мир, в котором они только что появились на свет.
- Было прикольно, - сказал в конце Шмулик.
- Да, - пожал плечами Наим.
- Но я не думаю, что это хорошая идея мотаться с помощью этого Портала туда-сюда... Как бы не застрять где-нибудь и проторчать там до конца жизни.
- Не боись, я столько раз пользовался этим Порталом и всегда было тип-топ.
Где сейчас Шмулик? Чем занимается? С того самого дня, как он ушел в армию, Наим его больше не видел. Конечно, при желании можно было увидеться. Шмулик даже звонил ему по мобильнику, предлагая встретиться и провести очередной хамшуш вместе. Наим хоть и не служил в ЦАХАЛе, но знал, что означает на сленге хамшуш: хамиши-шиши-шабат, то есть, четверг-пятница-суббота. Это тот срок ближе к концу недели, на который иногда отпускают солдат.
Но всякий раз Наим находил причину, чтобы отказаться от встречи. Ему было стыдно признаться Шмулику, чем он занимается, зарабатывая на жизнь. Быть может, друг и не осудил бы, по крайней мере, вслух, но про себя-то подумал бы о нем, как о жиголо, который живет за счет женщин.
***
На самом нижнем подземном этаже, куда спустился на лифте Наим, рабочие копошились каждый на своем месте. Увлеченные работой они не обращали внимания на заблудившихся в лабиринтах бестолков построенной шестиэтажной автостанции пассажиров. И Наим позавидовал им. Вот трудятся люди и не заморачиваются всякой чертовщиной, а просто живут обычной жизнью.
Да и ему бы пора тоже начать нормальную жизнь. Стоит ли тратить силы на тщетные поиски вчерашнего дня. И даже если он найдет ее, что это изменит в его жизни. Разве можно вернуть те годы, проведенные в Приюте, чтобы прожить их заново, но уже с родной матерью. Нельзя ступить в реку дважды, вспомнилась ему мудрость. Потому что все реки текут…
***
В центре Иерусалима было, как всегда, оживленно. За гидами едва успевали любознательные туристы. Им было все интересно. И почему Эта улица названа именно так и не иначе. И что тут было сто лет назад. И какая жизнь была тогда. И на все вопросы гид отвечал, как по писанноиу.
Странно, думал Наим, неужели трудно почерпнуть инфу из википедии. Там все описано. Да и гид ничего нового не говорит...
Он разок присоединился к экскурсии, и на пятой минуте ему стало скучно, потому что ничего нового он не узнал. Все, что тысячу раз описано...
Сейчас он молил Всевышнего, чтобы хоть на миг увидеть ту женщину возле вот этого крыльца старого дома, который стоял тут, наверное, и сто и двести лет назад...
И словно там, на небесах, услышали его мольбу и…
На какое-то мгновение его ослепила вспышка и он увидел ее. Со свертком. Облаченная в черное одеяние. Лица не разглядеть. Слегка сутулясь, совсем еще молодая девушка, воровато оглянувшись, положила сверток на крыльцо. Возвела руки к небу, словно прося прощение у Всевышнего, и Наим увидел ее переполненные безысходным отчаянием глаза.
- Мама, - прошептал он охрипшим голосом.- Мама.
Но она уже повернулась и быстро пошла, удаляясь от дома, где оставила младенца.
- Мама, - крикнул он, почти нагнав ее. - Погоди!
Она резко обернулась, закрыла рукой глаза, и прошептала:
- Уходи!
- Но я тебя так долго искал...
- Ты ошибся. У меня нет детей и никогда не было...
- А тот? - кивнул он на сверток.
- Его уже нет...
Уже вернувшись в Тель-Авив, Наим снова и снова прокручивал этот эпизод, и не мог определиться что это было. Привидилось, должно быть, решил он. Ему почему-то хотелось, чтобы это и правда привиделось. Тогда было бы не так больно и еще оставалась бы капелька надежды на то, что... А на что собственно ты надеялся? Ну если ты рехнулся, ругал он себя, отчего вдруг решил, будто и все вокруг тоже дружно посходили с ума…
Он открыл двери в квартиру Вероники своим ключем, хотя раньше звонил и она ему отперала. Она копошилась в кухне, откуда доносился приятный запах.
Он ни слова не говоря, прошмыгнул в свою комнату, упал ничком на кровать и отчаянно заплакал, словно только что осиротел.
Она зашла следом за ним, присела сбоку и стала гладить его с нежность, с какой гладит лишь мать родного ребенка.
- Тебе больно?
- Да.
- Очень?
- Да.
- Но ты же сильный и вытерпишь любую боль, да?
- Я постараюсь...
- Ну хочешь слетаем с тобой куда-нибудь?
- Куда?
- В Европу или в Африку...
- Хочу в твой город, где ты родилась...
- Ну так в чем дело. Можно и в мой город, - неуверенно сказала она.
- У меня нет паспорта.
- Что тебе мешает оформить его?
- Не знаю. Не думал вообще куда-то поехать...
- Давай вместе подумаем. Теперь многие едут на Сейшелы.
- А что там есть?
- Море, острова...
- Море и тут есть.
- Ну тогда в Гималаи. Там горы.
- Меня никогда не прикалывали горы.
- Ты такой капризный, и то не по тебе, и это... Я приготовила плов. Ты любишь плов?
- Ты же знаешь, что люблю.
- Очень любишь?
- Да просто слов нет, как люблю...
- Тогда вставай, путешественник.
Он вздрогнул, словно она прочла его мысли и прознала про его тайну...
Глава пятая
Прогуливаясь вечером по тель-авивскому променаду, Наим случайно встретил Эстер. А может, эта встреча и не была случайной? Неужели она все еще не теряла надежду на возобновление их отношений? По большому счету эти вопросы не очень волновали Наима. Он еще тогда при расставании с Эстер дал зарок встречаться с ней. Он не мог простить ей коварства, с каким она по сути торговала им. Ни с одной из ее подруг ему не было хорошо. И не потому, что они были чуть ли не вдвое старше его. Было в них что-то такое - хищническое. Иногда они казались ему вампиршами, которые вместо крови, жадно пили его энергию, не гнушаясь и его семенем. После этих, как ему казалось, бесконечных раундов любви, он чувствовал себя настолько ослабевшим и опустошенным, что едва шевелил языком. А им требовалось общения. На десерт.
- Привет, дорогой! - оторвала его от мыслей Эстер.
- Добрый вечер!
- Давненько не виделись. Даже подумала, что ты переехал в Иерусалим, бросив на произвол судьбы переполненным грехами Тель-Авив, как любит повторять твой лучший дружок Шмуэль.
- Любил повторять, - поправил он.
- Именно любит, изо дня в день, что не мешает ему грешить почем зря, - рассмеялась она.
- Ты видишься с ним?
- Ежедневно. Точнее, еженочно. Днями он снимает свои дурацкие фильмы, в которых столько греха, что даже мне, испорченной жизнью и бессовестными любовниками даме, бывает не по себе.
- Есть что-то, отчего тебе может быть не по себе? - хмыкнул он.
- Ты не поверишь: я просто сгораю со стыда, когда просматриваю отснятые им кадры очередной эротической драмы, как он называет банальную порнушку...
- Шмулик и это? Не может такого быть!
- Потому что не может быть никогда? Еще как может! Люди меняются, дорогой. Иногда под грузом обстоятельств, иногда от злости на весь Мир…
- Ты дашь мне его мобильник?
- Дам и не только мобильник...
- Ну это как-нибудь в другой раз...
- Ты стал дерзким, Наим.
- Ну так учителя какие были! Точнее, учительницы.
- Намекаешь на меня?
- Не только... Так дашь или как?
- Разумеется. Взамен на твой мобильник. Не мне, ему нужно. Просил, если встретимся случайно, чтобы обменяться координатами. Дело у него к тебе.
- Какое дело? Уж не в фильме сниматься?
- А это он сам тебе скажет...
На том и расстались. Эстер махнула ему рукой и, слегка сутулясь,засеменила в торону шука Кармель. Ему отчего-то стало немного жаль ее. Бабий век короткий, вспомнились ее слова, которые она время от времени повторяла, словно пытаясь оправдать себя...
***
Он долго уговаривал себя позвонить Шмулику и всякий раз придерживал себя. Он и сам себе не мог объяснить, чего опасался. Ну да, Шмулик из почти целомудренного парнишки, которого он знал чуть ли не с пеленок, превратился в дельца, зарабатывающего на порно. Ну а чем я лучше, задавался вопросом Наим, разве я не торговал собою и не продолжаю делать то же самое сейчас, выискивая на променаде среди туристок ту, которая пригласит меня на часок в свой номер... И он, особо не задумываясь, возьмет сотню-другую баксов за свои интимные услуги, и уйдет восвояси.
Разве он чем-то отличается от продажной девки, корил себя временами Наим, и разве не за деньги он ложится в кровать с любой, кто заплатит за то, что он ее якобы осчастливит.
Ну так с чего это вдруг я задергал брезгливо носом, осуждая Шмулика? Звони уже, приказал он себе, не корчи из себя праведника...
- Привет, братишка!
- Наим, бро! А я не поверил, когда мне позвонила Эстер и сказала, что случайно увидела тебя...
- Ты теперь у нее обитаешь?
- Да...
- И как?
- Ты меня осуждаешь?
- С чего ты взял?
- Ты таким тоном спросил...
- Да нормально всё, братишка. Я и сам жил у нее какое-то время...
- Она говорила...
- Слышал о твоем бизнесе...
- Ох уж эти женщины! Они просто поголовно страдают недержанием... - рассмеялся Шмулик. И Наим не услышал в его голосе ни неловкости, ни оправдания, ни...
- И как идет бизнес?
- Неплохо. Но могло бы и лучше, если бы нашелся актер с таким, как у тебя...
- Разве современная техника не позволяет из скромного размера, делать такой, от которого будут в восторге поклонницы этого жанра.
- Дело в том, что у меня всё естественно должно быть. Это теперь в тренде. Зрители не лохи, они отлично понимают, где натура, а где результат чудо-теники. И они готовы платить за натуральность, которая их возбуждает...
- Вот оно как! Какие, однако, капризные...
- Не хочешь заработать? - без экивоков спросил Шмулик.
- Сняться в твоем фильме?
- Почему нет?
- Неожиданное предложение.
- Да я не тороплю. Подумай. Буду тебе очень признателен, бро...
- Верно ли я понял, что естественность подразумевает съемки без грима и всяких там париков, масок и прочего, что делает актера неузнаваемым.
- Минимум грима. Остальное отпадает в принципе. Какой есть, такой и будешь представлен зрителю.
- Но...
- Мы меняемся, бро. Через несколько лет мы уже будем не настолько похожи на прежних, что каждый, кто посмотрит фильм, тут же подбежит за автографом.
- Хорошо. Я подумаю.
- Буду ждать ответа.
В предложении Шмулика было какое-то рациональное зерно, заставившее Наима задуматься...
Глава шестая
Если бы кто из родных и близких был рядом, с кем можно было бы посоветоваться в сложные моменты, думал Наим, словно пытался взвалить ответственность за свой выбор на плечи кого угодно, только не на свои собственные.
- История не терпит сослагательного наклонения, - сказала как-то Вероника.
- Что ты имеешь в виду?
- Если бы да кабы, да во рту росли грибы, то был бы не рот, а целый огород, любила повторять моя бабушка. Будь благословнна ее память.
- Не понял... Для меня это сложно...
- Да куда уж проще... - пожала Вероника плечами. - Если бы у бабушки был член, то она была бы дедушкой. Теперь-то понятно?
- Да. Теперь, кажется, понял.
- Ну и хорошо. А то я грешным делом подумала, будто вместо ума у тебя елдак, которым ты думаешь...
- Да не думаю я им, - вздохнул Наим. - Я сам по себе, он сам по себе...
- Вот так и живем: каждый по себе… - вздохнула она.
На сомнения по поводу предложения Шмулика, с которыми он поделился с Вероникой в тот же вечер, она сказала:
- Попробуй. Не понравится всегда можно отказаться...
- Меня смущает то, что обо мне узнают...
- Кто? Я? Но я и без того знаю, чем ты занимаешься. Твоя первая соблазнительница Эстер, чертова сводница? Или твой дружок Шмуэль. Или кто-то из Приюта, который ты покинул несколько лет назад...
- Ну мало ли...
- Вот именно, мало их у тебя тех, кто узнает. Начхать. Кто-то напоминает мне о том, чем я занималась еще каких-то десять лет назад?
- И что? Ни разу не встретила с теми, кого обслуживала?
- Ты не поверишь, ни одного из многочисленных клиентов, с кем трахалась и не по одному разу, не припомню. Ну хоть убей меня. Помню только первого своего парня. Но это было давно и не здесь.
- В России?
- Да. Я его любила. Даже думали пожениться. Я звала его с собой сюда. Он наотрез отказался. И я его не виню. Вот его помню и люблю до сих пор. А этих кобелей... Да все они мне по феншую, как поется в одной популярной песенке.
- Не слышал...
- Да она на русском.
- Может, заняться на досуге русским языком?
- Почему нет? Пригодится в жизни. Да и в съемках, думаю, тоже лишним не будет.
- Думаешь?
- Уверена. Не всё тебе зарабатывать тем, что у тебя в штанах, - усмехнулась она.
- Он правда тебе нравится?
- Почему спрашиваешь?
- Хотел понять, что женщины находят в этом...
- Удовлетворенность, которой мало кому хватает в жизни.
- Ну а если он обычного размера?
- Большой разницы нет. Всё зависит от мужчины. А это, - погладила она его, - сопутствующее...
- Тогда почему Шмулик позвал на роли именно меня? Мог бы кого угодно... Полно молодых людей, которые не прочь заработать и получить при этом кайф.
- Кайф, говоришь? Нет, дорогой мой малыш, кайф это одно, а заработок совсем другое. Ни разу не получала удовольствия, отдаваясь мужчинам за деньги...
- А со мной?
- Да. С тобой приятно. Очень. И будь ты хотя бы на десяток лет постарше...
- Мы бы замутили по-серьезному - да?
- Можешь не сомневаться...
- Ну да, если бы у бабушки был член...
- Да ты примерный ученик! - схватила она его за ухо. И он покорно поплелся за ней в спальню...
Так уж у них повелось, если она брала его за ухо, как непослушного ребенка, значит впереди их ждала ночь любви...
Глава седьмая
Она порвала со своим кланом через год после той трагедии, когда рассталась с младенцем. Она изменила имя и фамилию и уехала заграницу. За те двадцать лет, что она прожила в Амстердаме, она несколько раз наведывалась в Иерусалим. Все эти годы она пыталась прогнать от себя видение, когда она оставляет копошащегося в пеленках младенца на пороге того дома, который стоял перед ее глазами все эти годы.
И как она ни гнала воспоминания днем, они преследовали ее по ночам…
Всякий раз, когда она возвращалась хоть и не надолго в Иерусалим, ноги сами приводили ее на улицу Пророков, к тому дому, где однажды…
Нет, она не надеялась встретить того, кого оставила на произвол судьбы в тайной надежде, что младенец попадет в добрые руки. Но даже если и встретила бы, что бы она сказала ему в свое оправдание? Рассказала бы о чести семьи, о том, что ее могли бы камнями забросать за то, что опозорила близких, забеременев от красавца парня из далекой Эфиопии.
Он приходил по воскресеньям в свою церковь, чтобы помолиться. А она помогала отцу в крошечной закусочной на пару столиков. Фалафель, шаурма, салаты… А что еще надо вечно спешащим людям, чтобы перекусить на ходу…
Всякий раз после утренней службы, он выходил из церкви, и усаживался за столик. Она уже знала, что он закажет, и тут же приносила ему фалафель с большим количеством разнообразных салатов.
Он совсем плохо говорил на иврите. Зато более-менее знал арабский.
- Откуда знаешь арабский? - спросила она его.
- Работал несколько лет в Судане, прежде чем перебраться сюда…
- А как тебе тут?
- Почти рай…
- Шутишь?
- Вовсе нет. Хорошая зарплата, кругом красота. Много вкусной еды. Правда, дороговато…
- Заработаешь денег и улетишь в Аддис-Абебу?
- Я из Гондэра. Это на севере Эфиопии.
Она не была сильна в географии. И как-то попросила его рассказать о своей стране.
В то воскресенье он пришел на вечернюю службу. Кажется, был какой-то праздник. Кажется, Рождество, вспоминала она. Она, как обычно, обслужила его. На этот раз он заказал шаурму.
- Великий пост закончился, можно и мясное позволить себе, - улыбнулся он. И от этой улыбки у нее закружилась голова.
Потом ушел, чтобы обождать ее в назначенном укромном месте. Она отпросилась у отца пораньше. И пришла на первое в своей жизни свидание.
***
Они бродили по старым улочкам Иерусалима. Он рассказывал ей о своей стране с нотками ностальгии. И она влюбилась в его далекую страну. А он в нее.
Потом были еще встречи. И однажды он предложил ей зайти в скромный отельчик, который правильнее было бы назвать домом свиданий.
Она согласилась, понимая, что может случиться непоправимое. И оно случилось.
У нее были братья постарше, и несколько раз случайно она видела их совершенно обнаженными, но то, что увидела у него, чуть было не лишило ее сознания. Она не могла объективно оценить это нечто, потому что была еще девственницей. Однако подозревала, что придется пройти через боль, которая почему-то почти не пугала ее. Ну разве что совсем немного. Она так влюбилась в этого красавца, что согласна была даже умереть в его объятиях…
И она умирала, и воскресала, и снова умирала, и с восторгом ощущала каждой клеточкой своего тела его в себе. Она вбирала его целиком и хотела, чтобы он оставался там как можно дольше.
Его звали, кажется, Салман. Или она его так называла. Она теперь уже и не помнит. Только помнит безумный аромат, который исходил от него и от которого кружилась голова. И она смеялась и плакала от счастья.
***
А потом она обнаружила, что забеременела. Наверное, они могли бы даже пожениться, но тогда ему пришлось бы поменять свою веру. Он согласен был на что угодно ради нее, но только не на то, чтобы изменить вере своих предков.
И пока никто из родных и близких не прознал, что она “влипла”, домашним обявила, что уезжает в Лондон изучать английский, потому что всегда мечтала стать учительницей английского. О ее мечте знали, поэтому особо не возражали против отъезда.
Она не поехала в Лондон. Вместо этого остановилась в Тель-Авиве, сняла комнату в пригороде, набрала заказов по уборке квартир и с замирание сердца стала ожидать появления младенца. Она решилась было на аборт, но за заботами и работой промелькнули дни, недели и месяцы. И уже было поздно что-то делать. Оставалось ждать.
Она старалась не думать, что будет, когда родится малыш. Братья не простили бы ей незаконнорожденного. И Мирьям, так переиначила чуть-чуть свое имя на более привычное для окружающих, приняла решение. Да, он еще не родился, а она уже предопределила его судьбу.
И сейчас, спустя два десятилетия, она проклинала тот день, когда рассталась с младенцем. Страх перед родней и вековыми традициями поборол, казалось, чувство материнства. Ей бы наплевать на мнение родных, уехать бы за границу и растить ребенка в гордом одиночестве. Но…она сделала то, что сделала. И очень скоро пожалела. Но младенца уже прибрали к рукам социальные службы. И даже если каким-то чудом она вышла бы на след младенца, заполучить его обратно ей вряд ли удалось. Ее попросту лишили бы материнства. Потому что нормальная мать никогда не бросит своего ребенка, оставив его на крыльце чужим людям.
***
Какое-то время она подумывала даже наложить на себя руки, но какая-то неведомая сила всякий раз останавливала ее от рокового шага. Может, в глубине души все еще теплилась надежда, что когда-то они встретятся. Заблудшая мать и сын.
Несколько раз она приходила к тому крыльцу на улице Пророков, словно пыталась повернуть время вспять и забрать ребенка обратно.
А когда поняла, что попросту сходит с ума, купила билет в Амстердам и, изменив фамилию, улетела, чтобы уже никогда не возвращаться. После того, что она совершила, Мирьям вычеркнула из своей жизни родных и близких, которые не сделали ей ничего дурного. Но ведь наверняка могли бы и сделать, прознав о ее положении.
С тем парнем из далекой Эфиопии она больше ни разу не виделась. Мавр сделал свое дело, Мавр может уйти…
Глава восьмая
Встречу участников будущего фильма назначили в квартире Эстер. В ее трехкомнатной квартире был большой салон - метров на тридцать с гаком. Из окон был виден тель-авивский променад и море. Оно казалось совсем рядом.
В начале Шмулик хотел было снять квартиру для съемок в другом месте, чтобы не платить лишних денег ненасытной Эстер. Но по здравому размышлению решил, что овчинка выделки не стоит. По цене выходили те же деньги. И тут хозяйка не против, а там... Еще заложат соседи хозяевам, те нагрянут и будет скандал с выдворением, шантажом и потерей предварительно уплаченной немалой суммы.
По правде говоря, Наим без особого удовольствия шел к Эстер. Он бы ее еще лет триста не видел и не скучал бы. Но тут не от него зависело. Единственное условие, которое он поставил перед другом, что ее и близко не будет во время съемок.
- Не уверен, что у меня встанет, если она будет рядом, - откровенно сказал он.
- Старая обида всё ещё не отпускает?
- Не имеет значения. Я сказал и это мое последнее слово. Больше ведь ничего не прошу.
- Лады!
***
Они собрались впятером: Наим, какой-то зачуханный мужичонка по имени Борис, главная героиня Лили, оператор Дорон и главный босс, он же режиссер будущей картины Шмулик.
Компания еще та, подумал Наим. Чего только стоит этот мужичок. И словно угадав его мысли, Шмулик пояснил:
- Борис будет играть самого себя...
- То есть? - не понял Наим.
- Бомжа. Кем он по жизни и является.
- Очуметь! - воскликнула Лили.
- Что-то не устраивает. Там, - кивнул он на двери, целая очередь желающих сниматься в этом потрясающем фильме.
- Да ладно. Я к тому, что все действо будет проходить в противогазах? - хихикнула она.
- Разумеется! Кондомы обязательны.
- И может, как-нибудь обойдемся без поцелуев.
- Это вряд ли.
- И минет делать...
- Делать будем всё! - перебил ее Шмулик. - Причем, делать будем так, чтобы каждый кому посчастливится лицезреть наш фильм, испытал нечто близкое к оргазму...
- Нда, - подал голос оператор, - задачка не из простых.
- Твое дело снимать. Разве что в тех коротких кадрах, которые есть в сценарии, придется немного поучаствовать в качестве актера.
- Но я...
- За отдельный гонорар, разумеется.
- Что с аналом? - не унималась Лили.
- Повторить в тысячный раз? Будет всё...
- Если у них больше среднего размера, я не согласна. С порванным задом ходить как-то не по кайфу.
- У меня хоть и длинный, но тонкий. Не порву, если что... - заверил Борис. - Но мне понадобится... хм... стимулятор.
- Виагра? - уточнил оператор Дорон.
- Что-то в этом роде... Сами понимаете, - оправдывался он, - жизнь бомжа не сахар...
- Все проблемы решаемы... - заверил присутствующих Шмулик и Наиму захотелось расхохотаться. Кто бы мог подумать еще несколько лет назад, что почти святоша Шмуэль займется таким бизнесом.
***
Потом по команде Шмулика они разделись донага.
- Чтобы начать привыкать друг к другу, - пояснил он.
Поскидали с себя одежду, оставшись, в чем мамы родили, и тут завопила Лили, тыкая пальцем в Наима. Точнее, в то, что болталось у него между ног.
- Нет! Ни за какие деньги! Даже за очень большие. Ох, мамочки!
- Что случилось? Что это было? Репетиция испуга? Ну так тебе это удалось. Надеюсь, ты успел заснять этот эпизод? - обратился он к Дорону.
- Не успел...
- Повтори свой истеричный вопль, дорогая Лили. И я уже уверен на все сто, что фильм будет иметь успех. С такими-то актерами.
- Он порвет меня. Я ни разу не видела такого...монстра.
- Да ладно! Ты обслуживала в своем борделе минимум по полтора десятка клиентов в день и ничего подобно не встречала? - не поверил Шмулик.
- Не встречала, - прошептала она. - Клянусь всеми святыми...
- Вот только святых не стоит поминать в суе, - сказал Дорон. - В нашей будущей картине только их и не хватает.
- Хорошо, анал на Борисе. Надеюсь, его красавчика ты не испугаешься...
- У него не обрезан... - обреченно вздохнула Лили.
- Можно подумать, что ты обслуживала только обрезанных. И это в Тель-Авиве, где по улицам шастают десятки тысяч иностранных рабочих со всего Света.
- Я к тому, что ему будет не совсем удобно делать анал...
- Мне будет удобно делать всё, дорогуша, - хмыкнул Борис. - Главное, чтобы под рукой был стимулятор.
- И я не совсем уверена, что смогу взять хотя бы небольшую часть этого монстра, - не сдавалась Лили.
- А за дополнительную плату? - усмехнулся Дорон.
- Про плату я хотела бы услышать от босса, - стрельнула она глазками в сторону Шмулика.
- Договоримся, - заверил тот. - Аппетит приходит во время еды. И, как знать, возможно, тебе понравится штучка Наима.
- Штуковина, я бы сказала, - поправила Шмулика Лили. - И не забудь о смазке.
- Уже озаботился. И фаллоимитаторы подобраны и всякие там причиндалы для имитации садомазо. И...
- Боюсь, это будет мой первый и последний в жизни фильм. И я уже даже не смогу заработать и гроша своим ремеслом...
- Зато сможешь обслуживать вип-персон с выдающимися орудиями любви.
- Если останусь живой, - обреченно вздохнула Лили.
Наим почти не встревал в разговоры. Более того, он даже временами жалел, что согласился на предложение друга. Он не верил, что из всего этого получится нечто, что кого-то может заинтересовать. И кто-то это станет покупать. И Шмулик разорится. И обещанных гонораров просто не будет.
Глава девятая
За пару десятков лет жизни в Амстердаме Мирьям накопила достаточную сумму, чтобы купить квартиру в доме, на крыльцо которого когда-то подкинула младенца. Она не могла объяснить даже себе, почему сделала именно такой выбор. Быть может, не хотела рвать связующую нить, длиною в двадцать с чем-то лет. Или все еще не теряла надежды на встречу с тем, перед которым не хватит и тысячи жизней, чтобы искупить вину.
Она и старую мебель не выкинула, чтобы не нарушать нить из настоящего в прошлое. Она молила Всевышнего, чтобы однажды он сжалился над нею, заблудшей грешницей, и хотя бы в конце жизни подарил ей встречу с тем, кого она назовет своим сыном, а он ее мамой.
Я ведь прошу не так и много, Господи, разве я не раскаивалась все эти годы, осознав, что сотворила самое страшное для любой матери преступление. Но ведь ты всемогущ и всё сможешь, если захочешь.
***
Занятая своими мыслями, она и не заметила, как поравнялась с тем местом, где когда-то помогала отцу в крошечной закусочной. А когда увидела отца, заметно постаревшего, которому помогал парнишка, скорее всего один из сыновей ее братьев, сердце ее дрогнуло. Ей захотелось подойти, обнять отца, попросить прощение и упасть перед ним на колени. Но... ей ведь не в чем было раскаиваться. Она ушла из дома только потому, что хотела сохранить собственную жизнь и не посрамить честь семьи.
Он заметил ее раньше, чем она успела торопливо пройти мимо. И окликнул:
- Марьям?
Она поглядела на него пронзительным взглядом и он повторил на этот раз утвердительно:
- Дочка! А мы думали, что тебя давно нет...
- Вы ошибаетесь, я не ваша дочь. И зовут меня иначе. Извините!
- Но как же? Разве я не могу узнать собственную дочь.
- У меня нет родителей. Были, очень давно. Потом их не стало. И никого не стало...
- Чем же мы тебя так обидели, что ты похоронила нас раньше времени?
Я себя похоронила двадцать лет назад, захотелось было крикнуть ей на всю эту улицу Пророков. И будь ее воля, она переименовала бы ее в улицу Пороков. Хотя улица совершенно не виновата в этой трагичной истории.
Она торопливо удалялась, ругая себя на чем свет стоит за то, что попалась на глаза отцу.
***
Недаром говорят, что первый блин комом. Вот так и первый съемочный день не задался с самого начала. Борису долго не помогала таблетка виагры, у оператора отчего-то дрожали руки, а в глазах Лили был неподдельный страх.
- И как мы собираемся играть? - недовольно вопрошал Шмулик, - когда вместо удовольствия ты излучаешь безумный страх. Это какой-то фильм ужасов получается, а не то, что должно происходить по сценарию.
- Я успокоюсь, - заверила Лили. - Дай мне немного времени.
- А ты опять пил всю ночь, - обратился он к Борису. - Или хочешь сказать, что твое сокровище уснуло вечным сном и уже никакой стимулятор не способен вдохнуть в него жизнь…
- Выпил, но совсем немного. За успех будущего фильма... - оправдывался Борис.
- Но мы не отсняли даже самое начало...
- Почему ручонки дрожат? - спросил он Дорона.
- Криза.
- С чего вдруг? Ты же не употребляешь.
- Употребил самую малость...
- Ну так приведи себя в чувство. Соберитесь уже все. Иначе закончим этот проект, так и не начав...
- Смотри, оживает, - обрадованно воскликнул Борис. - Через минуту буду готов, как пионэр.
- Отснимем для начала двойное проникновение. И если получится, - посмотрел он на Дорона, - то и тройное можно будет попробовать.
- Ты о чем? - взмолилась Лили. - Как ты себе представляешь этот разврат?
- Ой, ну какие мы целомудренные. Я покажу вам короткий ролик, из которого всё станет понятным. И вам надо будет лишь повторить то, что до вас делали миллион раз. Ну может, чуть меньше...
- Сзади Борис, спереди Наим, оралом займется Дорон, - распределил Шмулик роли. - А я возьму в руки камеру.
- Но... - запротестовал Дорон. - Я же оператор...
- С дрожащими руками? Помолчи и поработай сегодня актером.
- Ты же, Лили, не забывай стонать, сделай томными глаза, чтобы зритель понял - ты прямо сейчас потеряешь сознание от неописуемого удовольствия. Ну и не забывай восторженно вскрикивать: мол, еще, да, давай, глубже прочие словечки, которые принято произносить в такой ситуации.
- А не подскажешь, каким образом я смогу произносить эти словечки с елдаком во рту?
- Ну... как-нибудь... - неуверенно пожал плечами Шмулик. - Тебе виднее.
- Ты главное не прикуси моего красавчика, - предупредил ее Дорон.
- А то что? - сверкнула глазами Лили.
- Увидишь что... - пригрозил он.
- Прекратили перепалку. Еще никто никого не укусил...
- Когда укусит будет поздно...
- Как я понял, моя обязанность засадить поглубже в попец и кайфовать со страшной силой?
- Смотри не перестарайся, - хмыкнул несостоявшийся оператор. - Как бы наша актрисочка не обделалась.
Борис самодовольно поглядел на своего окончательно пробудившегося от долгой спячки красавца и возвел руки к потолку:
- На всё воля Небесных сил...
- Приступили уже к делу! - прикрикнул Шмулик. - Превратили ответственное действо в дешевый балаган.
***
Вволнованная неожиданной встречей с отцом, Мирьям зашла в пару магазинчиков, чтобы прикупить чего-нибудь к ужину. Холодильник был забит продуктами, но сегодня она уже вряд ли способна хоть что-то приготовить.
Она не пила вина принципиально. Но сейчас не отказалась бы даже от рюмки арака. Нет, только не это, отогнала она от себя это внезапно подступившее желание. Вряд ли это поможет. К тому же в ее положении недолго переступить черту. Лучше оставаться трезвой, окончательно решила она.
Временами она жалела о своем возвращении в Иерусалим. В Амстердаме было спокойнее на душе. Там ей удавалось забыть о своем великом грехе. Здесь же всё напоминало о нем. Казалось, дома и люди кричат ей вслед, осуждая за преступление, совершенное более двадцати лет назад. Время не залечило, оно лишь слегка затянуло душевные раны, готовые в любой момент открыться, чтобы закровоточить с еще большей болью.
Глава десятая
Наим, как и Борис, играл самого себя. По сценарию он жиголо и сутенер. Лили одна из его девочек.
Эстер какое-то время покрутилась вокруг Шмулика, наверняка выпрашивая для себя хоть какую-нибудь пускай и второстепенную роль. И когда он дал ей понять, что даже эпизодической в этом сценарии не предусмотрено, она с обиженным видом удалилась, окончательно решив на время съемок просто уходить из квартиры, чтобы не мозолить глаза.
Разумеется, в сценарии были и эпизодические роли, но Шмулик помнил о своем обещании, данном другу: на время съемок Эстер не должно быть рядом.
Он отлично понимал Наима. И сам бы не простил тому, кто им задумал бы торговать. А тут целых два года... Неужели он не понимал, почему Эстер сбагривала его время от времени к многочисленным подругам. Наверное, все он отлично понимал. Просто в то время некуда было деться. И ему, Шмулику, тоже было некуда деться. И он ушел в армию. А Наима не призвали. Психиатр обнаружил какое-то небольшое отклонение, которое в любой момент может перерасти в нечто, опасное для солдата и окружающих.
Может, психиатр просто перестраховался, думал Шмулик, у каждого из них, выросших без родителей, наверняка были отклонения. У кого-то явно видимые, у кого менее заметные...
***
Веронику обуревали двойственные чувства: с одной стороны, она вполне нормально восприняла новую работу Наима, а с другой, как ей казалось, он все глубже уходил в эту чертову секс-индустрию.
Наверное, это лучше, чем вылавливать на променаде охочих до экспресс-любви туристок. Она негативно относилась к жиголо, они казались ей надменными и неразборчивыми, лишь бы клиентки платили деньги, а там хоть и со старухой.
Ну а разве не она поступает также, как и они? Чем она лучше? Ну да, еще не старуха. Тем не менее, вполовину старше его. И ничего. Принимает охотно его любовь. Ни разу не отказалась. И он до этого ни разу не отказывал ей. Теперь все поменялась. И она почувствовала, что он охладел. Вероника успокаивала себя тем, что он наверняка устает на этих порно-съемках и вечерами ему уже ничего не хочется.
Ну а если за этим фильмом последует другой, а потом и третий... Что тогда? Она будет терпеть до старости, день ото дня увядая все больше и больше.
Пора искать замену этому красавцу, хотя любые поиски окажутся тщетными, огорченно вздыхала она. Такие, как он, товар штучный. И это следует признать...
***
Мирьям устроилась гидом в туристическое агентство, коих в Иерусалиме хватало с лихвой. Но и желающих поработать гидами, тоже хватало. Ее выручило не только отличное знание английского, но и голландского. Из Нидерландов было немало туристов. И хоть они почти все более-менее знали английским, но на родном языке всегда лучше воспринимается любая информация.
Кроме иврита, которым владела в совершенстве, она не забыла и арабский. Поэтому когда прочли ее резюме, то взяли на работу без слов. Тем более, что и родилась она в Иерусалиме и о том же Старом городе знала столько, что сможет ответить на любой вопрос самого въедливого туриста.
Деньги, заработанные в Амстердаме, после покупки квартиры таяли не по дня, а по часам. Цены буквально на всё заоблачные, куда выше европейских. Даже на фрукты-овощи, которые выращивают в тутошних кибуцах и мошавах, цены просто пугают. Она помнит местные базары двадцатилетней давности, когда можно было купить те же овощи и фрукты буквально за гроши.
Конечно, ей одной не так-то много и надо, но она отдавала себе отчет в том, что сама должна позаботиться о себе, если вдруг что-то случится. Поэтому хочешь-не хочешь, а пополнять бюджет надо.
Но самое главное, работа будет отвлекать ее от мрачных мыслей, от воспоминаний, которые буквально сводят ее с ума...
Глава одиннадцатая
Нечеловеческий вопль буквально сотрясал дом, казалось, его слышали и на побережье, и даже на противоположной стороне от променада - на шуке Кармель.
Кричала Лили, она тряслась, словно через нее пропускали ток высокого напряжения. Насаженная на булаву Наима, она буквально содрогалась от оргазмов, которые следовали один за другим.
Наим, испугавшись, хотел было выйти из нее, но Лили заорала благим матом, умоляя его сквозь рыдания не делать этого.
- Убью, если прекратишь! - пригрозила она. И застонала так, что Борис приняв это за призыв, пристроился сзади. И только Дорон суетился вокруг этой композиции, не соображая как лучше пристроиться, чтобы ошалевшая от удовольствия Лили не отхватила бы своими острыми, как у вампирши, зубками половину его и без того не слишком-то выдающегося достоинства. Конечно, он ее тут же в порыве шока придушит, только это уже ничего не поменяет.
- Ну чего же ты? - недовольно поглядел на Дорона Шмулик.
- Да вот никак не получается подступиться... - оправдывался тот.
- На, держи, - протянул он ему камеру. - И учись, пока я жив.
- Осторожнее! Видишь как она сомкнула челюсти...
- Разомкнем! - уверенно сказал Шмулик. И развернув ее голову на бок, вставил сразу весь целиком. И Лили перестала кричать...
- Ну вот, двойная польза, - удовлетворенно вздохнул Шмулик. - И соседей перестала пугать, которые наверняка подумали уже, чтобы вызвать полицию, и кадр должен получиться отличный.
- Да просто слов нет! - закрутился волчком Дорон.
Сегодня у него руки не тряслись...
***
Вероника бродила по узким улочкам, прилегающим к центральной автостанции. Она не понимала до конца, что ее привело сюда. А может, понимала, да боялась признаться самой себе.
Она вглядывалась в смуглые лица парней и мужчин, которые обосновались в этом районе полтора десятка лет назад, пробравшихся через Синай из Африканского континента в поисках лучшей доли.
Веронику мало волновало, нашел ли кто из них свою мечту или нет, ее не привлекали молодые парни, которых было здесь большинство. Она искала свою мечту - скромную, но надежную. Потому что одной коротать время ей не хотелось, на Наима надежды никакой, как и на этих вот парней, которые буравили ее своими похотливыми глазами самцов. Им требовалась самка - здесь и сейчас, чтобы опорожнить переполненные сосуды любви. И они готовы были сделать это даже и с пожилой дамой. А Вероника еще была вполне себе… И по годам, и по внешнему виду, не уступая тридцатилетним, зачуханным семейной жизнью, вечными заботами о детях и ленивых мужьях, от которых пользы как от козла молока.
Наверное, и поэтому Вероника в свое время отказалась от попыток найти мужа и обзавестись семьей. Ей и так было хорошо. А в последнее время она и вовсе была безмерно счастлива с Наимом, который, казалось, заменил ей не только желанного мужчину, но и сына…
Но любое счастье рано или поздно заканчивается, и наступают серые будни, наполненные неопределенностью и страхом остаться одной. Совсем одной.
Поэтому она и решила для себя попытаться найти счастье среди этих мужчин, полулегальных гастарбайтеров. Белых она не хотела. Белыми она сыта по горло еще с тех пор, когда вынуждена была встречать их с улыбкой там, куда ей ни за что не хотелось бы возвращаться даже за очень большие деньги. Ну разве что в качестве редкой подработки.
Очень смуглые ей нравились гораздо больше, они любили как-то отрешенно и одновременно жадно, словно после окончания сеанса их ждала казнь. И это был последний акт перед неизбежным финишем. И еще они были зависимыми от обстоятельств, боясь, что их в любой момент могут депортировать. А так, свяжись они поближе с местными, остается какой-никакой шанс...
Это ей как-раз подходило. Ей нравились сильные мужчины, у которых всё, что надо, было при них, но одновременно она хотела управлять ими. Чтобы они зависели от нее, но никак не наоборот.
***
- Улица Пророков начала развиваться параллельно с улицей Яффо в конце 19-го века. В отличие от улицы Яффо, где строились в основном еврейские кварталы, вдоль улицы Пророков строили все: и евреи, и христиане, и мусульмане. Это легко увидеть в пёстром переплетении стилей архитектуры. Но здесь переплелись не только фасады зданий, а также совершенно разные истории людей и их культуры... - Мирьям уверенно перессказывала историю, почерпнутою в википедии и других источниках.
Наверное, экскурсанты и сами могли бы почерпнуть эту информацию, но... мало ли что мы можем почерпнуть из интернета, и тем не менее, охотно записываемся на экскурсии, особенно если ее ведет такая уверенная в себе, очень милая женщина, с которой приятно и пообщаться. Ну или хотя бы задать вопрос, ответ на который и так известен.
Между тем, довольная вниманием экскурсантов, Мирьям продолжала цитировать все ту же Википедию:
- В начале 20-го века на этой улице действовали ведущие Иерусалимские салоны, строились разнообразные церкви.
- Эфиопская, да? - воскликнул один из туристов.
Мирьям вздрогнула, голос ее задрожал, она вспомнила того парня и себя, их безумную любовь, которая оказалась короткой, но оставила след на всю жизнь. Ее жизнь. И сейчас, чтобы отогнать видения, она прикрыла глаза и продолжила:
- Здешние дома хранят память о выдающихся архитекторах, просветителях и врачах. Сложно представить, но на этом маленьком пространстве в первой половине 20-го века действовало семь больниц. Здесь располагалось большое количество консульств, строились и развивались первые современные школы и библиотеки Иерусалима.
- Так откуда все-таки появилось название улицы Пророков? - не унимался неугомонный турист.
- Одно из особенных мест этой улицы это - «Неби Укаша». Оно находится на возвышенности, откуда 100 лет назад можно было увидеть, как на ладони, Старый город... В начале 20-х годов 20-го века управляющий городом от Британского мандата Рональд Сторс проходил рядом с Неби Укаша. Его настолько впечатлило это место, что он решил назвать улицу, которая находится рядом с этим местом, улицей Пророков.
- Как все прозаично, - не смог скрыть разочарования турист.
Мирьям пожала плечами. В конце концов, не она же пишет историю улиц и переулков Святого Иерусалима. Да и туристические проспекты составляют совсем другие люди. Ее обязанность донести информацию до туристов, так ее инструктировали в туристическом агентстве.
- Если получится, и не пропадет желание, мы направим вас на курсы профессиональных гидов, - пообещали в агентстве. - А пока попрактикуйтесь.
За долгие годы отсутствия, она соскучилась по родному городу, и теперь ведя экскурсантов по старым улочкам Иерусалима, как бы заново открывала их и для себя.
***
- Привет! - поздоровался с ней парень.
- Привет! - нехотя ответила ему Вероника.
- Что-то ищете? - безапелляционно поинтересовался он.
- Скорее кого-то, - усмехнулась она.
- Может, я подойду? - неуверенно спросил он.
- Может... Но мне хотелось бы постарше. Для серьезных отношений. Одноразовые меня не очень интересуют. Хотя...
- Попробуем? Вдруг понравится... - не отставал он. - Тут неподалеку есть укромное
местечко. Я беру недорого...
Ну вот, очередной жигало, который, конечно же стоит раза в три дешевле тех, что выискивают своих жертв на променаде. Район отстойный и соответствующие цены.
- В другой раз, - ускорила она шаг, стараясь отделаться от назойливого парня.
- Может, обменяемся координатами?
- Не помню номер своего мобильника, который оставила дома.
- Понятно, - вздохнул парень.
Глава двенадцатая
Перед очередной съемкой Наим поинтересовался у Шмулика:
- Слушай, мы уже вторую неделю тут корячимся, а ты даже не сказал, как назовешь фильм.
- За такие деньги, которые я вам плачу, любой бы с преогромным удовольствием "покорячился".
- Ну вот, тебе и слова не скажи, сразу в бутылку лезешь...
- Да ладно, это я так к слову... Ну а название пока условное - "Город грехов".
- Красивое... Я хотел сказать, в тему. Вот только, сдается мне, я уже слышал такое название...
- Фильма?
- Или фильма, или книги, или... Точно не помню...
- Жаль. Название удачное.
- Да и пофиг, - успокоил Наим друга. - Мало ли похожих названий. Ты же не сценарий спер...
- Это да.
- Не бери в голову.
- Сегодня снимаем на променаде, у самого моря. По сценарию ты знакомишься с туристкой и тащишь ее к себе домой.
- И кто будет играть туристку?
- Лили, кто же еще.
- Но мы уже сняли сцену и не одну грандиозного траха.
- Потом смонтирую. И будет тип-топ...
- Тебе виднее, ты режиссер. Кстати, Дорон запаздывает. И Лили тоже.
- Ну так они уже неделю вместе...
- В смысле? Служебный роман?
- Что-то вроде этого.
- Я думал ей нравятся... хм... покрупнее.
- Это только в порнофильмах. А спроси любую женщину и она задумается. И если задумалась, значит, не совсем уверена относительно размера... - хмыкнул Шмулик.
- Ну да, наверное, размер важен, но куда важнее человек, с которым будешь жить, - вспомнились ему слова Вероники. А уж она-то знает что почем. - Кстати, бро, а почему ты не переберешься в Тель-Авив? Каждый раз мотаться из Иерусалима. Или по-прежнему не можешь простить этому городу...
- Помнишь, мы с тобой через тот портал или как его правильнее называть, в считанные секунды перебрались в Иерусалим, причем, на полтора десятка лет назад.
- Такое не забывается. - Я ведь до того дня ни разу не бывал в том городе. И вдруг... меня потярсло все, что мы с тобой увидели...
- Ага, и, в первую очередь, улица Пророков?
- Да. И тогда я решил, когда вырасту и начну самостоятельную жизнь, непременно переберусь в Иерусалим. И поселюсь в какой-нибудь улочке. И...
- И будет тебе счастье...
- Напрасно злишься на улицу, город, время... Разве город и его улицы повинны в человеческих грехах? А время? Нет, во всем повинны люди, которые собственными руками ломают свои жизни.
- Но ты-то не может простить Тель-Авиву. Вот и фильм назвал "Город грехов".
- Поверь, ничего личного...
- Ну да, один лишь бизнес, - рассмеялся Наим. - Кстати, как твой туристический бизнес?
- Имеешь в виду агентство? Там у меня была лишь часть бизнеса. И я ее продал.
- Чтобы были деньги на съемку фильма? - догадался Наим.
- Да. И пока не жалею...
- Тебе виднее, - пожал плечами Наим. - Я в этом мало разбираюсь.
***
И хотя на работе всё вроде бы клеилось, по вечерам ей было грустно. А иногда тоска и вовсе накрывала так, что хотелось выйти на балкон и повыть на Луну.
Мирьям не могла понять, что с ней происходит. Может, одиночество сказывается. А может, и этот дом, на крыльце которого она совершила великий грех.
Зачем ей такая просторная квартира с этим огромным балконом, спрашивала она себя и не находила ответа. Надо было оставаться в Амстердаме, там хотя бы ничто не напоминало о трагедии. И что ей мешало поселиться в Тель-Авиве. Ну или пригороде. Но вот же купила в этом старом доме, который был свидетелем ее падения. Может, таким образом подспудно хотела замолить грех?
А что если сдать одну комнату? Всё не одной коротать вечера. Желающих найдется много. Все-таки центр города...
Хорошо бы, конечно, по рекомендации, а не с улицы первого встречного. И она решила с утра поспрашивать в агентстве, может, кто-то из хороших знакомых ищет себе вариант.
***
И хотя ее поиски пока не увенчались успехом, Вероника не теряла надежду, что однажды и на ее улице перевернется фура с шоколадными конфетами. Ну если и не фура, то хотя бы скромная телега, запряженная осликом. Пускай даже и серым.
С некоторых пор она смирилась с мыслью, что лучше синица в руках, чем журавль в небе. Не надеясь, ухватить целиком за хвост Жар-Птицу, она уже была согласна и на пару перышек от того хвоста.
Конечно, лишь бы кого не хотелось. Много желающих поматросить и бросить, да и она так нередко в свое время поступала с парнями и мужичками. Теперь остепенилась. Хочется надежности и постоянства.
Нарезая круги вокруг центральной автобусной станции, однажды она решила продолжить поиски в самом южном районе Тель-Авива, в Атикве. В последние годы туда переселились десятки тысяч мигрантов. В районе автостанции уже не хватало на всех места. Да и там тоже теперь за скромную двушку просили пять с хвостиком тысяч шекелей. И это не считая счетов. А также депозитов, которые вряд ли какой хозяин вернет квартиранту...
Она прошла по мосту, соединяющему район автостанции с Атиквой. Навстречу спешили представители, казалось, всех континентов - китайцы, индийцы, филиппинцы, тайцы, непальцы, вьетнамцы и, конечно же, многочисленные выходцы из соседнего Африканского континента. Казалось, вся Африка переселилась в Израиль. И это обнадеживало Веронику.
Глава тринадцатая
Кружилась голова. О том, чтобы встать и отправиться на съемки фильма, не могло быть и речи. Лили с трудом повернулась на бок. Рядом храпел Дорон.
- Вставай, идиот! Что ты такое подмешал мне вчера, что я просто с ума схожу...
- Ты сама попросила попробовать допинг, который повышает сексуальные способности.
- Мне на кой сдались способности? Это тебе необходим допинг, чтобы не было осечек хотя бы на съемках.
- Мне не надо, я оператор. Моя обязанность снимать вас - великих грешников..
- И много ты наснимал? Ну всё, доигрались, Шмулик вышвырнет нас. И мне придется опять ложиться под этих вонючих клиентов. А ты? Чем займешься ты?
- Поживем-увидим. Еще не вечер. И Шмулик не такой и злой, каким хочет казаться. Да и потом, не так-то легко подыскать нам замену. Ну положим, вместо меня и он возьмет в руки камеру. А вместо тебя? Задолбается искать…
- Ну, незаменимых людей нет, - потупила Лили глаза. Ей понравился комплимент настолько, что даже головная боль стала отступать. Она с трудом опустила на пол ноги, чмокнула в небритую щеку Дорона. - Будешь кофе или чай?
- Чай с лимоном. И побольше сахара. И таблетку аспирина. А может осталась баночка пива?
- Вчера все прикончили. Ни глотка не осталось. Только чай и кофе.
- Хорошо. Может, взбодримся и еще успеем на съемки.
- Сегодня снимаемся на променаде. Никакого секса. Так что, не исключено, что и пронесет.
- Надеюсь...
***
- Больше ждать нет смысла, - вздохнул Шмулик. - Они мне ответят по полной за срыв съемок.
- Чем расстроены? - откуда ни возьмись, появилась Эстер. - На тебе просто лица нет, режиссер, - хмыкнула она.
- Актеры опаздывают… - неохотно ответил Шмулик.
- Если надо, могу заменить главную героиню.
- Ну вот еще, - вмешался Наим.
- Не тебе решать, - огрызнулась Эстер.
- А что, не срывать же съемки. И кстати, по сценарию жиголо убалтывает даму средних лет…
- В сценарии молодая и ужасно легкомысленная туристка, - напомнил бомж.
- Я тебе устрою - молодую, негодник, - пригрозила Эстер. - Попросишь пару шекелей, когда будешь помирать с похмелья...
- Да я просто... ну... вырвалось. Не обижайся, Эстерико...
- Не называй меня так!
- А ведь это отличный выход из положения, - согласился Шмуэль. - Соблазнить молодую и потом заняться с ней сексом... Тут много ума не надо. А вот с солидной дамой, наверняка богатенькой, посложнее будет. Она и сама способна выбрать любого с такими-то денжищами.
- Да уж... - вздохнул Наим. - Только вместо меня пускай на этот раз побудет в качестве жиголо Борис.
- А что, я согласный, - ощерил тот несколько оставшихся зубов, которые давным-давно забыли, что в этом мире существуют зубные щетки.
- Я не согласная. Этот ханурик станет меня соблазнять? Да все куры околеют со смеха...
- С меня довольно! С этой женщиной... - начал было Наим.
- Ах, какие мы обидчивые. Я, кажется, расплатилась с тобой сполна. Какие могут быть претензии?
- Короче! Или продолжаем съемки с участием Эстер или... Я закрываю проект. Потому что не хочу стать психом. Разорившемся психом, - поправил он себя.
- Будь по-твоему, - сдался Наим. - Только ради тебя иду на такую жертву, нарушая данную клятву не иметь с ней никаких дел, - кивнул он в сторону Эстер.
***
Вероника увидела его издали. Она бродила между рядами рынка, почти уже потеряв всякую надежду на встречу с тем, на ком остановит свой выбор. И тут обратила внимание на продавца овощей и фруктов.
Смуглый мужчина с гибкой фигурой и утонченными чертами лица. Казалось, он совершенно был не похож на незваного гостя из Африки. Но Вероника тут же напомнила себе, что Африканский континент огромен и там встречаются племена и народности, которые заткнут за пояс чванливых европейцев. Эритрея, Эфиопия, не говоря уже о странах Магриба... Да при одной мысли слюнки потекут. А тут в реале стоит мужик и ловко обслуживает покупателей под одобрительные взгляды хозяина.
Вероника не долго думала, как подступиться к объекту своей мечты. Поманила хозяина. Сунула ему в руку сотенную.
- Есть работа дома, не пришлешь этого мужичка вечерком по этому вот адресу? - протянула она визитку.
- Да через час-полтора закрываемся, подожди, если хочешь, - и пояснил, - Он плохо ориентируется в Тель-Авиве. Да и миграционной полиции опасается. А в твоем районе еще и туристическая полиция...
- Хорошо. Где тут можно выпить чашку кофе?
Он кивнул на столик, который с трудом уместился в его лавке.
- Сейчас будет тебе кофе. Приготовить сэндвич?
- Пожалуй, не откажусь.
- Всё за счет заведения, - великодушно развел он руками, приглашая ее присесть на кургузый стульчик.
За сотню можно и не только кофе и сэндвич предложить, но и хотя бы включить кондиционер, подумала она, взяв со стола салфетку, чтобы вытереть со лба пот.
***
Дорон и Лили приползли к шапочному разбору. Довольный игрой Эстер, Шмулик не стал выяснять отношения с прогульщиками. Сказал лишь:
- Еще раз подведете и вылетите из проекта, как пробки из бутылку с забродившим вином.
В другой бы раз Лили не сдержалась, подняла бы крик, но сейчас, увидя довольную физиономию Эстер, кажется, всё поняла к полному своему огорчению. Увы! Она оказалась права. Незаменимых людей не бывает.
Потом они зашли в прибрежную кафешку. Наим и Шмулик взяли по чашке турецкого кофе, Эстер заказала фужер шампанского, решив отметить свой дебют на ниве киноискусства. Борис взял большой бокал пива. Лили и Дорон ограничились швапс-содой. Их безумно мучила жажда…
Дружное застолье прервал телефонный звонок, поступивший на мобильник Наима.
- Да. Привет, Ника. Что? Ну хорошо... - недовольно проворчал он.
- Ты не против, если я переночую у тебя?
- А что случилось?
- Вероника пригласила гостя. Ну и…
- Понятно.
- Так как?
- Можешь у меня переночевать, - предложила Эстер, похотливо взглянув на Наима. - Переться в Иерусалим. Тебе это надо?
- Ты даже не представляешь, как мне это надо!
- Давай, бро, собираемся. А вы, - обратился он к Лили и Дорону, - только попробуйте завтра опоздать...
- А я? - икнула Эстер. - Вам больше не нужна актриса на роль палочки-выручалочки.
- Разве что на роль давалочки, - хихикнул захмелевший Борис.
- Уж не ты ли импотент ходячий напрашиваешься на роль любовника?
- А что? Вчера неплохо задвинул в зад Лили.
- После трех таблеток виагры, - зыркнул на него Дорон.
- Ревнуешь? - усмехнулся Борис. - Я тебе не конкурент. - Мое жилище вон в тех кустах. Даже шалаша нет, в котором было бы с милой рай.
- Довольно собачиться! Еще подеретесь, - прикрикнул Шмулик. - Пока! До завтра!
Глава четырнадцатая
Полпути до Иерусалима они ехали молча. Наиму в какой-то миг даже показалось, что Шмулик чисто из вежливости пригласил его на ночь и теперь сожалеет.
Ладно, одну ночь как-нибудь перебьемся, решил Наим, потом видно будет. Может, Вероника остепенится. Ведь наверняка нашла кого-то чисто на ночь, чтобы позлить его и тем самым намекнуть, кто в доме хозяйка и с каким почтением следовало бы относиться к той, которая его приютила.
- Знаешь, - нарушил он молчание, - я так устаю на этих съемках, что мне уже не до Ники. Она бесится. Я это вижу, но ничего с собой не могу поделать. Нет, ну, конечно, я мог бы разочек-другой с ней ночью, но тогда на съемки приходил бы как выжатый лимон.
- Это да, - кивнул Шмулик.
- Можно, конечно, как Борис принимать колеса, но боюсь подсесть на них...
- Нет, тебе не нужны эти возбудители, - согласился Шмулик.
- Ты не думай, эту ночь стесню тебя, потом найду что-то, чтобы перекантоваться.
Крошечная студия была маловата и для одного человека, а уж для двоих и подавно. И словно угадав мысли друга, словно в правдание, Шмулик сказал:
- Это даже и не студия. А скорее - студет. Этим хозяевам дать волю, они и вовсе оборудуют норы на пару квадратных метров.
- Ну да, как могилы... - согласился Наим.
- Их жадность не имеет предела. Но с другой стороны, мне ведь только переночевать. Работа забирает всё время, на сон остается часов шесть.
- Но ты, вроде, продал свой бизнес, - напомнил Наим.
- Не весь, часть. И вложил деньги в биржу.
- Рисковый ты пацан.
- Ну а вдруг повезет...
- А на фильм где взял деньги?
- В банке ссуду взял.
- А если не сможешь вернуть?
- Сбегу через наш Портал назад в прошлое. И пускай поищут меня... - рассмеялся Шмулик.
- И там, в прошлом, без бабок туго придется.
- Да ладно. Фильм купят, поднимем бабло.
- Поднимешь, - поправил его Наим. - Я и захочу, не представляю, чем смог бы тебе помочь...
- Все будет ОК. Не переживай.
***
Сказать, что ночь удалась, значит ничего не сказать. Асай, так звали нового знакомого Вероники, которого она подцепила на рынке Атиквы, расстарался по полной. То ли у этого сорокапятилетнего мужичка давненько не было женщины. То ли хозяин лавки пообещал ему хороший гонорар, но он сполз с Вероники лишь под утро, когда она уже не способна была говорить и из осипшего горла донесся лишь слабый шепот: хватит…
Этот мужик мог бы вполне составить конкуренцию любому молодому самцу, в том числе, и Наиму. Да, его причиндалы, как в первые же минуты отметила Вероника, уступали Наиму. Но не настолько, чтобы ее разочаровать. Зато он взял ее... по-взрослому, что ли. Не так, как это делают молодые самчики, которые больше думают о себе, чем о женщине. Этот все делал деловито, как муж, который просто обязан удовлетворить жену. В противном случае,и на кой он вообще сдался.
Эта ночь заставила ее задуматься, а не знак ли это Свыше? И не нареченный ли это Судьбой. И стоит ли продолжать поиски или попробовать наладить серьезные отношения с этим мужчиной, на которого она не могла налюбоваться, пока он безмятежно спал коротким предутренним сном. Нагой он был похож на античного героя, она целовала его точеное тело, его такой красивый и мужественный детородный орган, которому так редко выпадает счастье, за которое надо платить. Но откуда у мигранта деньги? Он и сам не прочь подработать на ниве любви. Так думала Вероника.
- А когда Асай уходил, она протянула ему три сотни шекелей и добавила еще пятьдесят.
- На такси, - пояснила она.
- Спасибо! - взял он пятьдесят шекелей. - Пешком путь долгий, пояснил, словно в оправдание. - А этого не надо - не притронулся он к трем сотням. - Ты понравилась мне.
- Но признайся, хозяин пообещал тебе бакшиш?
- Да. Но я и у него не возьму.
- Почему?
- Он сказал, что ты ему понравилась. Очень. И он хотел бы... Ну ты понимаешь...
- Да. Понимаю.
Боже! Какой порядочный человек, этот Асай, думала она, когда за ним закрылась дверь.
***
Наима разбудил телефонный звонок. Звонили на мобильник Шмулика.
- Привет. Хорошо. Адрес. Что? Спрошу... Пока не за что, - односложно отвечал, словно пытался поскорее отделаться.
- Кто это? Из турагентства. Интересовались, есть ли у меня порядочный клиент на съем комнаты. И заметь, - взглянул он на друга. - Квартира на твоей улице.
- В смысле?
- Там, где тебя подкинули...
- И что за квартира, точнее, комната?
- Зачем тебе? Поживешь у меня пока, а там твоя Вероника остепенится и вернешься к ней.
- Это вряд ли... - задумчиво сказал Наим. - В последнее время у нас как-то не заладилось. Еще до начала съемок.
- И ты променяешь твой любимый Тель-Авив, который никогда не спит...
- Ага. Город грехов... - улыбнулся он. - Но ты же сам только что сказал, что дом на улице Пророков, там, где меня нашли. А значит это и есть моя малая родина.
- Это да. Тут с тобой не поспоришь...
Глава пятнадцатая
Вероника больше не сердилась на Наима. Пускай себе продолжает делать карьеру киноактера, а мы пойдем своим путем. У каждого должна быть своя жизнь.
Она позвонила на его мобильник.
- Привет, дорогой!
- Здравствуй, Ника!
- Я тут собрала твои вещи...
- Я через пару дней зайду и заберу.
- Хорошо.
- У тебя все нормально? - поинтересовался он скорее из вежливости.
- Да. А у тебя?
- Вполне.
- Где ты остановился? Впрочем, нетрудно догадаться. У Эстер, конечно.
- Разумеется, - солгал он. - Ты же знаешь, как она хотела, чтобы я вернулся...
- Да. Я знаю. Ты на меня не обижаешься?
- С чего ты взяла?
- Ни капельки?
- Можешь даже не сомневаться.
***
Эстер воспылала вдруг желанием сниматься в том числе и в откровенных сценах. Она как-то стала невольной свидетельницей съемок одного акта, где Лили занималась любовью сразу с тремя, и с того момента, казалось, потеряла голову.
- Хочу как она, - безапелеционно заявила она Шмулику.
- То есть?
- Роль хочу такую. Очень!
- Но...
- Или выметайтесь к чертям собачьим из моей шикарной квартиры.
- Разве я не вовремя тебе плачу?
- Меня не волнуют деньги.
- Деньги никому и никогда не бывают лишними, - Шмулик попытался было вразумить разбушевавшуюся Эстер
- Деньги - да, годы могут оказаться лишними, - закричала она благим матом и заплакала.
- Ну хорошо. Что-нибудь придумаю. Какие-то сцены придется добавить в сценарий и...
- Только без меня, - предупредил его Наим.
- Погоди...
- Бориса и Дорона вполне будет достаточно...
- Но она...
- И ты решил торговать мною, как торговала самым бессовестным образом она? Ну так спроси ее, чем всё закончилось…
- Вы меня без ножа режете, - схватился он за голову.
- Надеюсь, ты не из-за Наима рвешься в порноактрисы? Если так, тогда и правда придется искать другую площадку для съемок.
- Да сдался мне этот хлюст! Триста лет его не видеть.
- Странный вы народ - женщины, - хмыкнул он.
- И чем это?
- Тем, что у вас всего лишь шаг от любви до ненависти.
- И ровно столько от ненависти до любви, - улыбнулась Эстер.
***
Был вечер... Она приготовила ужин. Асай, едва вернувшись с работы, прямиком направился в душ. Его чистоплотность не могла не понравиться Веронике. Она любила, когда от мужчин пахло чистотой и непорочностью.
Зная себя, Вероника молила Всевышнего, чтоб этот мирный ужин, эти неторопливые застольные беседы двух таких родных сердец и, конечно же, ночи, наполненные до краев любовью, длились, как можно дольше. Она боялась, что однажды все это надоест ей и она снова отправится на поиски, не ведая кого. А однажды ее неожиданно пронзит мысль о том, как она легкомысленно профукала свое счастье.
И тогда она решила доказать ему, а главное, себе, что это серьезно и навсегда: она родит ему ребенка. И станет он связующей нитью между ними, вернее, пуповиной, поправила Вероника себя. И она никому не позволит перерезать эту пуповину.
Глава шестнадцатая
Съемкам, казалось, не будет конца. Появление в кадре Эстер заставила Шмулика расширить сценарий. И он уже подумывал о второй части фильма, о чем и поделился с другом.
- Почему нет? - вздохнул Наим. - Где вторая, там и третья серия. Снимать так снимать...
- Ты устал?
- Нисколечко.
- Тебе надоело? Признайся.
- С чего ты взял?
- Тогда в чем дело? - допытывался Шмулик.
- Да что на тебя нашло?
- Ничего. Просто я услышал в твоих словах иронию.
- Хорошо хоть не сарказм. Забей. И давай за работу. Или ты подумал, будто я брошу своего лучшего друга. Почти брата.
- Хватит прикалываться, - остановил его Шмулик. - У меня тут нарисовались несколько эпизодов, где Эстер и ты...
- Только без секса!
- Что за манера перебивать, не дослушав до конца.
- Ну хорошо, давай про конец...
- Шутник, однако. Вы выясняете отношения. Ну помнишь, ты мне рассказывал, что она торговала тобой по сути и ты понял, и...
- Ну не знаю... Хотя, это придаст трагичности фильму. Потому что просто откровенными сценами сегодня мало кого удивишь. А тут... такой сюжетец вырисовывается...
***
Асай и Вероника летали как на крыльях. В один из дней они "залетели" к адвокату, который и оформил их отношения.
- Это на тот случай, если вдруг тебя задержит иммиграционная полиция и решат депортировать на родину, - объяснила она возлюбленному.
- Думаешь, это поможет? - с сомнением покачал он головой.
- Еще как поможет, - заверила она его. - Ну а для пущей надежности поженимся, если ты не против.
- Ну о чем ты? Как можно быть против женитьбы с такой красавицей. Мой хозяин готов с женой развестись, если ты согласишься принять его руку и сердце.
- Нет, дорогой! Так ему и скажи. Таких, как он тут через одного. А я всегда мечтала о таком красавце, как ты, Асайюшка.
- А как же мы поженимся, когда в Израиле это невозможно. Были бы мы единоверцы, тогда другое дело.
- Да, здесь нет ЗАГСов, зато есть фирмы, которые всё устроят по высшему классу.
- Тогда я согласен, - схватил он ее на руки и закружил...
***
- Знаешь, - зевнул Дорон, - если бы не деньги, я ушел бы из этого дурацкого проекта.
- Ты о фильме? - уточнила Лили.
- Да.
- С чего вдруг такое разочарование?
- Брал он меня оператором, а использует в качестве не понять кого...
- Скажи спасибо, что и вовсе не погнал.
- С чего вдруг?
- А с того, что оператор с вечно дрожащими руками - это чудо в перьях.
- Как это - чудо в перьях.
- Ну... полное недоразумение.
- Ну хорошо, перестану выпивать. Пускай только не вернет мне камеру...
- А ты не для него постарайся расстаться с пагубной привычкой.
- Ну тогда - ради тебя, моя спасительница Ника!
- Спасибо, конечно. Но будет куда лучше сделать это ради себя самого. И будет полный тип-топ.
- Я постараюсь.
***
Этого не может быть. Перед ней стоял парень, вылитый тот, из далекой Эфиопии, Салман, которому она отдалась без оглядки. Только лицо было заметно светлее.
Он смотрел на нее и не мог поверить: перед ним стояла та женщина, которую он мельком увидел возле крыльца этого дома, переместившись во Времени через Портал. Он еще тогда бросился за ней, чтобы напомнить о свертке, который она оставила на крыльце этого дома. Та была закутана в черное одеяние, а эта вполне себе современно одетая, вполне еще молодая женщина. Джинсы и футболка делали ее еще моложе.
- Салман? - оторвала она его от мыслей. - Ты?
- Вы ошиблись. Я Наим.
- Да, я ошиблась. Прости.
- За что?
- За ошибку, - всхлипнула Мирьям.
- Ничего страшного, - улыбнулся он приветливо. - Люди иногда ошибаются...
- Да. Люди иногда совершают страшные ошибки... - заплакала она.
- Что-то случилось? - спросил он участливо.
- Кто твои родители? - вместо ответа спросила она.
- У меня нет родителей.
- И...
- И никогда не было, - вздохнул он.
- Но так не бывает...
- Увы! Всякое случается...
- Да ты проходи. Моя квартира слишком велика для меня. Вот решила сдать одну комнату. Она совершенно отдельная, больше походит на студию. Если тебя устроит. Ты не думай, я дорого не возьму, - торопливо заверила она его, словно испугавшись, что он передумает.
- Что ж, мне вполне подходит эта комната... Точнее, студия, - поправил он себя. - Могу перебраться хоть сегодня.
- Да, конечно.
- Оплата за месяц или за три с депозитом? - уточнил он.
- Как тебе будет удобно. Можешь помесячно отдавать. Без всяких там депозитов.
Или и вовсе живи бесплатно, хотела было сказать, но вовремя остановила себя.
Вместо эпилога
Через месяц после появления в ее доме Наима, Мирьям зашла к нотариусу, переписала квартиру на имя сына, который не подозревал, что она его мать.
- Через неделю сообщите ему о моем решении.
- Нет проблем! - сказал нотариус.
Мирьям так и не смогла признаться Наиму в том своем страшном грехе. И теперь уже вряд ли сможет признаться в этом, глядя ему в глаза. Да и зачем? Главное, он жив и здоров. И она его нашла. И у нее стала оттаивать душа. А квартира лишь малая толика из того, что он недополучил в жизни будь она рядом.
Она купила билет до Амстердама и улетела, оставив короткую записку: "Прощай и прости, родной!"
04.06.2024, Тель-Авив - Яффо
Свидетельство о публикации №224120101460