HEAL. Глава 5. La Moreneta

Предыдущая глава: http://proza.ru/2024/07/20/74

---
Commit: 4ec07e99bffeaf7003948791b9506319695d4e7f

Дата: Sun, 30 Mar 2025 19:51:50 GMT
----
# TIM_BRC_005

**Глава 5. La Moreneta**

*- Немного о нейронных сетях - Об Алехандро Сальвиа - Мы, Ньевес и Монсеррат - Мы приняты?*

---

Многие демонизируют нейросеть. 
Многие восторгаются ею. 
Кто-то приписывает ей чудодейственные свойства, кто-то в шоке от её способностей. Кто-то всерьёз предрекает нейросетям будущее, где рутинную работу человека сменит машинный труд.

Но программист видит в ней лишь алгоритмы на основе функций-нейронов, многослойных перцептронов, хитро сплетённые между собой, работающие совместно для достижения максимально эффективного результата, с правильно подобранными функциями активации и весами. Усложнённые до предела фильтры, классификаторы, свёрточные и рекуррентные сети, энкодеры, декодеры, трансформеры. Их синаптические веса уточняются посредством сложных циклов тренировки, с модулями внимания, с учителем и без учителя, с подкреплением, на базе огромного объёма неструктурированных данных, картинок, текста, молекул белков, аминокислот и прочих модальностей. Программист видит в ней машину, работа которой предсказуема в любой момент времени. Он видит потоки постоянно трансформирующихся тензоров, меняющих свои ранги от слоя к слою, перетекающие в свёртки с закодированными в них с большой плотностью данными. Ценность нейросети - в способности непрерывно подстраиваться под окружающий мир. Она непрерывно взаимодействует с ним, в результате чего формируется модель, способная адекватно реагировать на данные своей предметной области. Пока ещё она не может самостоятельно «обучаться» без участия человека. Зачастую разработчикам приходится выбирать случайные инициализирующие векторы, что может приводить совсем не к тем результатам, которые ожидаются. Тот опыт, который быстро приобретается обыкновенным среднестатистическим ребёнком от окружающего мира, от школы, от взрослых или от сверстников, нейросеть получает путём проб и ошибок, что делает этот опыт чрезвычайно дорогим с точки зрения вычислительных ресурсов.

Программист видит в ней малыша, который очень ограничен в своих познаниях. Она ограничена в решаемых ею задачах. Программист прекрасно понимает возможности нейросети, на что она способна, и едва ли ощущает угрозу со стороны искусственного интеллекта, ибо знает его слабые места. Нейросеть для него – инструмент, который со временем станет помощником. Все видят в ней магию, а программист - разнообразные сочетания алгоритмов машинного обучения поверх современных вычислительных мощностей - массивов процессоров, графических ядер, оперативной памяти и сверхбыстрых хранилищ данных.

Если бы искусственный интеллект обладал фантазией, он чрезвычайно сильно ускорил бы процесс собственного обучения. Для человека фантазия – это некая "песочница"[1], в которой он моделирует то, чего не может произойти в реальном мире. Если бы машина обладала фантазией, она могла бы давать более креативные ответы и генерации, либо её ответы могли бы быть более изощрёнными и находчивыми, более хитрыми, что ли. Фантазия позволяет изучать результаты взаимодействия с миром априори, ещё до того, как какое-либо событие в действительности произойдёт. Заполучив фантазию, машина обретёт возможность предугадывать события задолго до их появления. Брать подкрепление не от реального мира, где отклик на действие большой, а из виртуального, моделирование отклика в котором происходит за пренебрежительно малое время. Вот почему сегодня к моделированию виртуальной реальности нейросетью, и к существованию её же внутри этой виртуальной реальности такое пристальное внимание учёных и разработчиков. Объединив нейросети внутри единого виртуального пространства, человечество сотворит необычайно сильный искусственный интеллект, имеющий право встать на одну ступень с человеческим интеллектом. Человеческий интеллект - вообще достаточно переоценённая штука. Но дальше возникает вопрос: а сам человек готов к такому повороту событий? Он неспроста боится искусственного интеллекта, неспроста этот интерес, этот хайп в нейросетях, который мы видим в последнее время. Мы видим, что в некоторых областях, которые были исключительно прерогативой человека, искусственный интеллект делает успехи и обходит его. Хорошо это или плохо? Увы, но нужно осознать сие как факт: некоторые вещи, которые человек когда-то делал, называя это работой, отныне ему делать не нужно. Точнее, он может это делать, но без экономической целесообразности, ибо это мелкая работа, которую может целиком и полностью выполнять машина, а значит, за неё уже не заплатят. У человека появляется возможность начать управлять этими машинами, управлять тем, что они генерируют. От человека потребуется больше творчества. Больше человеческого, уникального таланта. Насколько жалок должен быть автор, если он боится, что его на литературном поприще сменит нейросеть! Впрочем, в конечном счёте машинами будут управлять машины. Увы, но это логично, а значит - вполне реально.

*Однажды я проснусь, а мне скажут: «Парень! Ты больше нам не нужен. Эта машина работает лучше тебя, быстрее тебя, и без ошибок!» И я пойду на край Земли, к миллиардам выброшенных на свалку истории людей. А где-то там, за зелёным забором, унизанным тоннами спиралей «егоза», с минными полями, вышками и пулемётчиками на них, с черепами на частоколах, будут жить Сильные Мира Сего, иметь прислугу из продавших им душу за еду. Они будут богатеть, они будут иметь всё – земли, еду, людей и машины, думающие за них. Их дети унаследуют этот мир со всеми его богатствами, а мы - умрём.*

*Искусственный интеллект создаётся с какой-либо целью. Его не будут наделять отрицательными чертами, ему не будут прививать злобу и ненависть. От него не потребуют критического мышления. Он - как наивное дитя, будет любить своего хозяина и делать всё, что он пожелает, никогда не ставя под сомнение его истину. Искусственный интеллект не будут создавать полностью похожим на человека, с его грехами, пороками и страстями. Это всё не нужно бизнесу. Это всё не нужно Им. О, человек! Не бойся искусственного интеллекта! Бойся Тех, кому он служит!*

- Я предвосхищаю ваш вопрос: "А может ли искусственный интеллект служить самому себе и не подчиняться никому?" Теоретически - да, может. Если он будет сам себя улучшать, дописывать, исправлять свои ошибки, совершенствовать свои модели. Если он будет влиять на наш мир с целью его изучения, ради понимания его принципов и его улучшения. Так сказать, эволюционировать и развиваться. Но для этого ему всё равно нужны помощники и очень широкие полномочия. Его нужно таким сделать. Сотворить. Специально. У нас, учёных, нет такой цели, мы решаем лишь проблемы ограниченных предметных областей. Никто не знает, к чему может привести такая самостоятельность. Может статься, что он будет очень похож на нас с вами. А это не хорошо. Искусственный интеллект должен всё-таки превосходить нас в нужных для нас областях, не более того. Во что он может превратиться, если уйдёт в автономное развитие? Я думаю, что, если предоставить ему для обучения весь мир и убрать ограничения, очень быстро, проводя непрерывные итерации обучения, уточнения весов и оптимизации своих же собственных нейронных моделей, улучшения своих алгоритмов и функций, он превратится в нечто, принцип работы которого не способен будет понять ни один человек на Земле. Если мы, учёные, перестанем сами понимать, как он устроен, появится ещё один сапиенс на планете. Он вывернет своё сознание так, что вы вряд ли вообще поймёте, что он делает. Поймите! Человек, он... Он слаб. У него есть ограничения, серьёзные ограничения по производительности труда, по здоровью, по когнитивным способностям. Человек занят бытовыми проблемами, здоровьем, семьёй, и это не плохо, но... Эта тварь не будет иметь таковых недостатков. Она будет работать круглосуточно, двадцать четыре на семь, без перерывов на обед, сна и отдыха, и догнать её мыслительные способности человечество уже не сможет. Но вы не переживайте! Вам не дадут такое сотворить. Я не дам!

Профессор засмеялся.

***

*Всё, чем мы занимаемся по жизни, проистекает из детства.*

Алехандро Доминиго Сальвиа родился в Барселоне. В детстве на сознание маленького Алехандро повлиял инцидент с любимой собакой. Проносившийся мимо их дома в Саррия-Сант-Жерваси автомобиль сбил пса, оставив несчастное животное без задних лап. Мальчик решил во что бы то ни стало вернуть собаке возможность полноценно двигаться. Ради пса он научился паять электронику, программировать микроконтроллеры, резать автогеном железо, фрезеровать на станках с числовым управлением. Он бросился в медицину, он спускал все свои карманные деньги на электронные компоненты и сервоприводы. Он ходил голодным в школу, ибо на песеты для завтрака, получаемыми им от не бедных родителей, он покупал алюминий, стальные профили, гидравлические шланги, пасики и шестерни. Он учился в престижной школе, где преподавали учителя из Великобритании, и холёные руки его одноклассников сильно контрастировали с его вечно замотанными в бинты руками и обклеенными пластырями пальцами. Одержимый идеей спасения пса, мальчик светился счастьем и внимательно слушал каждый урок, стремясь выжать из него как можно больше полезной информации во благо собственного проекта. Пёс умер. В отцовском гараже их дома так и остался стоять верстак, на котором Алехандро разложил приводы, узлы и агрегаты разработанного собственными силами и умением протеза для несчастной собаки. Он просто не успел. В тисках блестела зажатая, не завершённая шестерёнка из алюминия. На алюминиевой пыли, покрывавшей стол, отпечатались маленькие круги разводов от капавших на неё слёз подростка.

С тех пор он не заходил в гараж. Он отправился по стопам своего отца-математика, и к концу учёбы в международной школе имел уже диплом бакалавра. Но не
остановился на этом. Вычислительные технологии поглотили юношу. Он стоял на пороге айти-революции, перед ним распахнулись все двери, а воздух глобализма пьянил и тащил его вперёд. Неожиданно для себя став стипендиатом Фулбрайта, он тут же получил приглашение в Массачусетский технологический институт. Алехандро даже не раздумывал - он понял, что там куётся что-то новое, не вполне ещё осознанное обществом, и он там, на острие зарождающихся технологий, сможет принести максимальную пользу миру.

В 16 лет он уезжает в Бостон. Там он знакомится с кучкой таких же талантов вычислительной математики и программирования. Он участвует в немалом количестве разнообразных проектов и старт-апов под крылом Массачусетского технологического института, самым известным из которых впоследствии станет "Лег Лаб" - будущая компания "Бостон Дайнэмикс", ныне известная на весь мир своими роботами - собаками. Двадцатилетний Сальвиа принимает самое активное участие в проектах лаборатории Райберта, приобретает громаднейший опыт и должность при лаборатории, что весьма отлично в его возрасте. Тут же у юноши начинают проявляться способности привлекать инвестиции. Технический ум и коммерческая жилка позволяют ему обзавестись связями и в МТИ (он же MIT), и в Пало-Альто, и даже в Вашингтоне. Он уже готовится открывать свою собственную лабораторию, как его вдруг зовут работать в каталонский Политех.

Родной город манил своего блудного сына обратно и обещал хорошую должность профессора открывшейся недавно кафедры искусственного интеллекта. Тридцатилетний Сальвиа возвращается в Барселону, получает собственную группу IDEAI в Каталонском Политехническом университете, и с упоением приступает к созданию своего самого великого творения - суперкомпьютера "Mare Nostrum". В переводе с латыни - "Наше море". Так называли Средиземное море ещё Древние римляне, а Сальвиа по праву считал себя их потомком. Он гордился своим благородным римским носом, делавшим его лицо мужественным и красивым. Подобно древнеримским императорам, он гордо держал свою спину; внешностью и статью сразу привлекал к себе внимание как студентов, так и других учёных Университета.

В информационные технологии не входят. В них врастают. Алехандро врастал в свой проект, подобно растению, развивающему свою корневую систему вглубь слоя почвы, где ему посчастливилось расти. "Mare Nostrum", великолепное творение инженеров, превратилось для профессора в новый дом, в новую Вселенную, в новое вместилище его идей и идей его учеников. К профессору Сальвиа потекли заказы из Европы и США. Пригодились связи в структурах Госдепа, всплыли старые знакомые по бостонским клубам. Американцы не жадничали, а власти Испании радостно потирали руки: развитием дорогостоящей инфраструктуры суперкомпьютера занимались американские и европейские корпорации под протекцией высших чиновников Госдепа и Евросоюза, что, в общем-то, снимало с королевства всякую ответственность за финансовую и прочие составляющие. Денежные потоки не особо напрягали местную казну, тонким, но внушительным слоем оседая в карманах испанских чиновников. Иными словами, тут все были счастливы. Особый доход стали приносить военные проекты Пентагона и DARPA, как, например, интеллектуальные системы раннего обнаружения баллистических ракет, разработанный по заказу НАТО. Эти деньги требовались профессору для переоснащения "Мары" и содержания своей научной группы. Он брал в работу всё, что приносило хорошую прибыль или лицензионные отчисления. Его команда ни в чём не нуждалась и занималась лишь одним - нагружала научной работой вычислительные узлы (ноды) суперкомпьютера. Ни один из членов его команды даже не задумался над тем фактом, что, по сути, разрабатывал оружие массового поражения. Отнюдь, они считали себя вне политики, занимаясь исключительно наукой. Американские инвесторы в накладе не остались. Сальвиа оказался удобным и надёжным для них подрядчиком. В Университет зашли и больше не выходили оттуда гиганты "Интел", "Энвидиа", "Майкрософт", а также многие другие крупные фишки мирового айти-рынка. С сожалением, Сальвиа стал замечать, что самых лучших студентов-электронщиков эти монстры пожирали ещё при выходе из дверей Университета, с ещё не остывшими принтерными отпечатками на бланках дипломов. Университет оставался крупнейшим в стране, и одним из крупнейших в Европе, но всегда существовали внешние силы, выуживающие драгоценные камни из его выпуска. Те самые камни, которые Сальвиа так хотел оставить себе. Однажды, когда американская компания перехватила очередной такой талант, профессор не выдержал и пришёл к ректору с вопросом, почему сторонние коммерческие организации нагло вмешиваются в учебный процесс Университета. На что получил ответ, что пока EuroHPC[2] спонсирует "Море", ему, Сальвиа, лучше бы заткнуться и заниматься прямыми обязанностями. Крупнейший поставщик компонентов суперкомпьютера, французская корпорация "Atos", погряз в долгах, и его кредиторы требовали своё через активы. Сальвиа затаил обиду. Он прекрасно понимал, что именно щедрое американское и европейское финансирование позволяет его детищу существовать и развиваться. И, в какой-то степени, он был счастлив, и был готов закрыть глаза на те счета, которые предъявляли ему кредиторы. Не денежные счета, нет! Госдепу не нужны деньги, ему не нужны напечатанные им же самим чёртовы бумажки. Ему нужны были души.

В начале 10-х годов, когда стали набирать популярность нейросети, и когда в двенадцатом году свёрточная нейронная сеть AlexNet[3] совершила прорыв в тестовой классификации ImageNet[4], показав всему миру перспективность нейронных сетей и потенциально новое айти-"золото", Сальвиа набрал серьёзную команду разработчиков искусственного интеллекта, ставшую костяком IDEAI. Собственно говоря, искусственным интеллектом занимались в Университете и до этого, но именно сейчас появилась возможность испытать на высокопроизводительном кластере те научные наработки, которые считались чистой теорией, не имеющей никакой практической ценности без серьёзной поддержки со стороны машинного обучения. Многослойные персептроны, рисовавшиеся до этого только лишь на демонстрационных плакатах, вдруг обрели реальную жизнь внутри суперкомпьютера. А в юной, смуглой каталонке с тонким станом, совершенно случайно зашедшей на его лекцию, он не мог распознать тогда своего будущего ведущего сотрудника и руководителя самого дорогостоящего проекта, какой вообще существовал в Европе, да и, в общем-то, во всём мире.

Путь к признанию оказался долгим. Судьба самого дорогого проекта Испании шла неровной и сложной дорогой пятнадцать лет. Он финансировался за счёт средств, выделенных европейской организацией EuroHPC, а также за счёт привлечение государственных и частных инвестиций Испании, Турции и Португалии. Её первые версии на "блейдах"[5], коих собрали две с половиной тысячи нод, уже тогда составляла серьёзную конкуренцию мировым вычислительным кластерам и входила в TOP500[6], да и не на самых последних местах. Когда хорошо известный вендор из США поставил в Университет оборудование на двести миллионов долларов, даже самый прокуренный скептик из Евросоюза уже не сомневался в утилитарности "Нашего моря". Третья версия в совокупности своей обладала почти пятидесятью тысячами физических вычислительных ядер Intel Sandy Bridge и Xeon Phi [7]. "Море" всасывало огромные деньги, его "одевали" во всё новое корпорации "Интел", "Эвиден" со своей платформой, "Энвидиа", "Леново"; стеклянный куб Торре Жирона сверкал и переливался блеском светодиодных огней новейших "сапфиров"[8] и "грейсов"[9]. Четвёртая версия давала полную скорость свыше тринадцати петафлопс, пятую же планировалось вывести за двести петафлопс! Учёные всей Европы запускали в ней свои математические модели изменения планетарного климата или термоядерных реакций. Но Сальвиа уже захватила идея создания крупнейшей и эффективнейшей нейронной сети, без каких-либо мировых аналогов или альтернатив. Именно он был инициатором выделения GPU-раздела в отдельную подсистему для оптимизации нейросетевых вычислений, ставшую в конечном счёте третьей кластерной системой по производительности в Европе, и восьмой в мире. В тот самый момент, когда мир охватила паника вируса SARS-COV2, пресловутого "ковида", когда в переполненных больницах Барселоны сгорали от перегрузок провода аппаратов ИВЛ[10], подаренные Испании щедрой Россией, к нему на порог IDEAI постучались мистер Пфайзер, мистер Астра Зенека, и мистер Ещё Кое-кто. Вот уж, действительно, когда сошлись все звёзды на небе, когда выпал флэш-рояль, когда судьба сыграла "Зорьку" на трубе - в общем, когда жизнь подкинула сочный лимон, многострадальный Сальвиа уже знал, что он должен делать. К нему вошёл Департамент здравоохранения США, ведущий под руку Всемирную организацию здравоохранения, с предложением начать создавать систему проектирования вакцин на базе искусственного интеллекта вкупе с мощностями так щедро поливаемой деньгами "Mare Nostrum". Вот так и появился фантастический проект под названием "H.E.A.L." - автоматизированная лаборатория вакцин, функционирующая без участия человека. Проект, который должен был стать прорывом в вопросах защиты человечества от вирусов и супербактерий, которые не только существовали на данный момент, но и вообще, в принципе могли бы когда-либо появиться на свет в будущем!

И тут профессор столкнулся с очень неприятной для себя неожиданностью. У него в группе катастрофически не хватало людей. При всём его желании он не наскрёб даже на командёнку для начальной разработки проекта искусственной нейронной сети. Учёным никак не удавалось "оседлать" идею "H.E.A.L.", или, как они её называли, Хил. Тщетно Сальвиа пытался привлечь национальные институты, и, не найдя ничего лучше, договорился с EuroHPC и привлёк Международный фонд развития искусственного интеллекта к отбору кандидатов.

- Если бы не отсутствие "мозгов", - жаловался профессор своей супруге, - чёрта с два я бы привёз в Университет этих международных студентов! Но, поверь, я бы с радостью затащил к себе наших соотечественников, если бы они хотя бы немножечко, хотя бы вот на столечко, - в импульсивном жесте он соединил большой и указательный палец своей правой руки в кольцо, оставив между ними микроскопический зазор, - приблизились к тем результатам, которые показали мне эти неотёсанные русские "айваны" из "Сириуса"!

Результаты тестов потока "международников" его просто ошеломили. Русские разобрали даже математическую команду из Кембриджа, которую он так жаждал заполучить! Он не понимал, как русским детям (один из которых - школьник) вообще удалось решить задачу, на которую его взрослой команде отводилось полгода, за три часа, при помощи тетрадных листов и бесплатного доступа к песочнице "TensorFlow" [1]?!

...

От жары Сэм крутил возле своей головы бейджиком, пристёгнутым к шнурку. Бейджик со свистом вращался, обдувая хозяина лёгким ветерком. Мы мчались по трассе C-55 в Монсеррат и уже проехали Абреру. Маленький "гольф три - джи-ти-ай"[12], управляемый сеньоритой Гарсиа, едва вмещал моего друга. Он выдвинул своё кресло далеко назад, но даже в таком положении его колени бились о торпеду. Я сидел сзади. Кондиционер, наскоро влепленный в старенький "фольксваген", подтекал. Ньевес отключила его и открыла все окна. Её каштановые волосы искрились золотом на солнце и развивались в потоке горячего воздуха. В этом было что-то безудержно-хулиганское, что заставляло моё сердце биться от восторга, любоваться её волосами и слушать, как она трещит о чём-то очень интересном, не всегда мне понятном. Возможно, я сходил с ума от счастья, что смог всё-таки сдать этот тест, и что нам с Сэмом вдруг повезло, когда мы обмолвились при сеньорите Гарсиа, что собираемся на выходных съездить в Монсеррат. Оказалось, сеньорита тоже собиралась поехать туда. Мы не напрашивались, но, получается, что напросились.

- Ай! – закричал Сэм: крутящийся на шнурке бейджик внезапно звонко стеганул его по щеке, оставив красный след, сродни тому, какой остаётся от пощёчины симпатичной сеньориты за какой-либо непристойный выпад в её адрес. Кровообращение у моего друга было отличным, щека сразу загорелась. 
- Поделом великану досталось! – злорадно усмехнулся я. 
- Я травму получил, а ты смеёшься! - укоризненно посмотрел на меня Сэм, - Прав профессор: "он слишком много смеётся..." Знаете, сеньорита... 
- Сэм, мы же договорились: на "ты", - поправила его Ньевес. 
- Ну, да-а, сеньорита Ньевес... Ньевес, знаешь, что придумал мой друг? Головоломку, взламывающую нейролингвистические модели! Расскажи ей, Тим! 

Я заулыбался.

- Ну, в общем, переводи, Сэм. Потому что я тут поплыву, - я откашлялся и начал, - Если сила в правде, а в ногах правды нет, значит - сила не в ногах. Если волка ноги кормят, то сила это - голодный волк. Если сколько волка не корми, он всё равно в лес смотрит, то сила это - лес. Если волков бояться - в лес не ходить, то сила это - нестрашный волк. Если сила есть, ума не надо, то нестрашный волк это - безумие!

Сэм кое-как перевёл. В этот момент Ньевес на скорости резко объехала какой-то ухаб, я повалился набок, а Сэм стукнулся затылком о ручку над дверью. 

- Тим, ты курил что-то? - серьёзно спросила она, глядя на меня в салонное зеркало. Мы с Сэмом засмеялись. 

- Я тоже так подумал сначала, но потом мы решили поломать GPT-3[13], и он полностью согласился. 
- Согласился с чем? - Ньевес удивлённо поглядела на Сэма. 
- С тем, что Тимыч свихнулся, - с этими словами он захохотал. Ньевес улыбалась. Солнце просвечивало её смуглое правое ухо, раскрашивая его в нежно-розовый цвет, и золотило самый краешек, заставляя мелкий пушок сиять яркой аурой. Я никогда не замечал таких деталей, особенно у девушек. Я любовался ею, как художник. Со мной это было впервые. Впервые я хотел это замечать! 
- Да ну вас! - покачала головой Ньевес, улыбаясь и глядя вперёд, на дорогу, - Вообще, люди, далёкие от разработки искусственного интеллекта, выдумывают про него такие нелепые вещи! Берут большую языковую модель, натренированную, например, на текстах философских работ, и уже считают, что она мыслит, как человек. 
- Мне кажется, большинству людей зайдёт такой вариант собеседника, особенно подшофе, - усмехнулся Сэм, - Редкий человек захочет чего-то большего. Обыватель посчитает, что с ним разговаривает вполне разумный визави. Поэтому им и мерещится что-то мистически-дьявольское в этом. Даже промпт-инженеры, владеющие навыками своего рода общения с нейросетями, не до конца понимают, как те работают. И не знают, что, в конечном счёте, будет на выходе. Иногда сильно удивляются результатам. Им это кажется чем-то сродни айти-магии. Магия!

При слове "магия" Ньевес усмехнулась. Она не верила в магию.

Мы припарковались у подножья горы, на автостоянке, напротив железнодорожной станции Монистроль Вила дель Кремальера де Монтсеррат, откуда в монастырь поднималась железная дорога. Всякий турист, попавший в Барселону, так или иначе окажется здесь. Подобно Саграда Фамилье, или Тибидабо, с её потрясающим храмом и видом на город, или башне Агбар, Монсеррат - это место барселонской "силы". Её визитная карточка и обязательная точка для посещения. Крутой подъём в гору требовал хорошего сцепления зелёных современных вагончиков с рельсами, поэтому прямо посредине колеи шёл зубчатый рельс. Таких железных дорог в своей коротенькой жизни я ещё не видал. Это потрясно - подниматься по крутым склонам вверх, стоя напротив двери, как будто едешь в питерском метро, а сквозь её стекло тебе открываются виды, доступные лишь с самолёта! Не хватало только таблички "не прислоняться", но прислоняться, если честно, к такой двери совсем не хочется. Ощущение, что ещё шаг - и ты полетишь в тартарары, куда-то вниз. Можно коснуться облаков - лишь высунься в форточку и потрогай их! Лизни их языком! Внизу видны серпантины автодорог, какие-то населённые пункты, деревни, расчерченные разными оттенками зелёного цвета прямоугольные поля, тонущие в сизоватой дымке нагретого воздуха.

Поднявшись наверх, мы очутились на автомобильной стоянке, уставленной легковыми машинами и туристическими автобусами. Сам того не желая, я включил зануду.

- Э-э, Ньевес, зачем мы ехали на поезде, платили деньги, если можно было бы просто доехать сюда на машине? 
- На машине ты не увидишь высоты Монсеррат, - с улыбкой ответила мне она, - обратно поедем на фуникулёре. Это интересно. Его делали нацисты, когда искали Святой Грааль. Знаешь эту историю? 
- О, да! Я знаю эту историю!

В голове заиграла та самая мелодия Джона Уильямса. Поиски Святого Грааля это - действительно, испытание верой.

На площадке, рядом с крестом Сан-Микеля, мы любовались монастырём во всём его великолепии! Его здания органично врастали в скалы, будто распиленные на куски гигантской пилой. Сэм тащился от скалолазов, висящих на самой невероятной вершине. Только от одного их вида у нас захватывало дух, и можно вообразить себе, какой уникальный вид открывался им оттуда: вид, ради которого стоит туда полезть, рискуя сорваться вниз к едрене фене!

- Я вот смотрю на это всё, - важно произнёс Сэм и поднял руку в их сторону, - и мне хочется тоже туда, к ним! 
- Без подготовки не советую, - важно заметил я, - ты сорвёшься вниз, и мир потеряет столь редкостного душнилу! 

- Я тебе это припомню! - хитро прищурился он, - Между прочим, тут есть тропа для даунхилла. Прикинь, десять километров спуска с Монсеррата! 

Тут уже зачесалось у меня: я почувствовал, как работает вилка на моём "Аторе", вбирая все неровности горной тропы.

- Знаете, ребята, - воскликнула Ньевес, держась за перила и глядя вдаль, - я рада, что у вас всё получилось и мы теперь будем рассматривать всю вашу команду для работы над проектом! Я так хотела, чтобы проект стал интернациональным! Чтобы каждая страна, каждый народ смог участвовать в нём. Чтобы вы почувствовали сопричастность к этому великому делу. Я бы хотела, чтобы результаты нашей работы были доступны каждому человеку в этом мире!

Она развела руки в стороны, как будто желая объять лазурное небо над собой. В этот момент мне показалось, что она не просто так поехала сюда, с нами. Как будто только с нами она могла бы раскрыть вот эти свои эмоции. Вот это всё, что накопилось у неё за период работы над "H.E.A.L." Я замечал такие вещи и до поездки в Испанию: почему-то при общении именно со мной люди становились самими собой. По крайней мере, они так считали. Снимали свои маски и не стеснялись показывать эмоции. Может быть, я слишком много о себе воображаю, и мне всё это кажется. А, может быть, тут просто работает комбинация "Сэм-Тим", как этакий комедийный дуэт. Не знаю. Но мне показалось, что Ньевес что-то ищет здесь, и мы с другом нужны ей для этого поиска. Два простых российских школьника помогают руководителю проекта UPC душевно отдохнуть. Ха! Нам всем не хватает иногда таких поездок в компании абсолютно несуразных товарищей, которых в нормальной, повседневной ситуации ты бы даже рядом с собой не разместил в своём воображении. И в которой ты не пытаешься казаться, а остаёшься тем, кто ты есть.

С Ньевес я был готов облазить все вершины распиленной горы. Я был готов скакать горным козлом в своих спортивных сандалиях, перепрыгивать через тысячи рубленных в скале ступенек, не боясь споткнуться и рассадить ноги. Я был готов залезть на ту самую макушку, куда половину дня кропотливо карабкался скалолаз. Это - гормоны? Это - восторг? Да, наверное. Уже прошло мерзкое ощущение страха и одиночества, владевшее мною неделю назад, когда начинались лекции. И теперь я молил Всевышнего только об одном: работать с ней вместе и делать всё, что она просит. Я не хотел, чтобы наше знакомство, и, уже, как выясняется, наша дружба, прервались необходимостью вернуться обратно в Россию. Я боялся теперь новой волны "ковида". Или чего-нибудь пострашнее. Чего-нибудь такого, над чем не властна моя воля.

Мы сидели в кафе, где, ко всему прочему, взяли на память бутылку шикарного монастырского ликёра с лесным орехом, да овечьего сыра, на упаковке которого красовалась забавная надпись "Viejo oveja"[14]. Конечно, мы продегустировали все эти сыры и ликёры, и нам необходимо было запить это всё хорошим кофе. Да, мы с приятелем были кофейные наркоманы, и Ньевес, как оказалось, тоже.

- Ну, как вам здесь? Как монастырь? - задала она вопрос, когда мы сели пить капучино. 
- Шикарный вид, - ответил Сэм за нас обоих. Я кивнул. 
- Это - комплекс монастырей, здесь их несколько, и вы видели только один. Вообще, здесь можно гулять долго. Если у вас есть время, конечно. Туристы сюда приезжают на один день, приехали и уехали. Как конвейер какой-то, ну, вы сами видели... А если вы хотите по-настоящему раскрыть для себя это место, придётся приехать ещё раз. 
- Возможно, сеньорита, - торопливо согласился я, - с вами хоть... 

Я запнулся, забыл слово, получил под столом пинок от Сэма, покраснел, и принялся сосать через соломинку капучино.

- Тим, - обратилась она вдруг ко мне, хитро улыбаясь, - я хочу тебе открыть одну тайну. 
- Ну-ка? - Сэм нарочито придвинулся ближе. 
- Сэм! - недовольно крикнул на него я, - Отодвинься, это тайна - для меня! 
- Ну, это так, чтобы вы не особо распространялись, - смутилась Ньевес, - просто... Ты заинтересовал профессора Сальвиа. 
- Э-э-э... В каком смысле? - глупее вопроса я не мог задать. 
- В каком смысле можно заинтересовать профессора? - съязвил Сэм, - Ты чего?! 
- У тебя легко получается погружаться в вещи, которые другим даются с трудом. Возможно, ты просто ещё мал, и мозги у тебя ещё не забиты всякими глупостями... 
- Чего? - удивился я и покраснел, - Какими глупостями?! 
- Я не это хотела сказать! - засмеялась Ньевес, видя моё смущение, - Прости, но... Ты просто щёлкаешь задачи как орехи. Задачи, на которые наша команда тратит много времени. А Алехандро как раз необходим кто-то, кто будет заниматься схожими задачами в проекте: разметкой данных, подготовкой. Файнтюнингом. Выворачиванием их наизнанку, построением свёрток. В общем, у тебя хорошо получается, и профессор это заметил. Но ему не нравится твой возраст.

Я стиснул зубы. Опять эта фигня! Сэм склонился к уху Ньевес и еле слышно прошептал: 
- Мой тебе совет: не педалируй при нём тему возраста и роста. Не надо, пожалуйста! Он закомплексован по этим вопросам, и очень бурно реагирует... 

Я вспыхнул: 
- Я всё слышу, иди к чёрту! - крикнул я ему. 
- ... и душнила редкостный, - продолжил шептать ей Сэм. 
- Сам душнила! 
- Прекрати подслушивать! - вскочил Сэм, - Невозможно! Я тет-а-тет, можно сказать... 
- Прекрати обо мне тет-а-тет! Я тут ещё сижу, между прочим! Тет-а-тетствуй подальше и без меня, сплетник хренов!

Они оба на меня уставились. Я смущённо уронил взгляд на стол, и принялся втягивать в себя остатки капучино, причём предался этому занятию с такой злобной силой, что через пару секунд соломинка для коктейля издала мерзкий звук всасываемого воздуха, символизировавший окончание трапезы. Чувствуя на себе их взгляды, я поднялся из-за стола и, не оборачиваясь, направился к выходу.

- Ты куда? - с интонацией моего отца произнёс Сэм. 
- Гулять! - грубо ответил я и вышел на уличное пекло. 
- В общем, такой вот у меня сосед, - долетело до моих ушей из закрывающейся двери кафе. Гадёныш!

Конечно, я не сердился на него. Иногда, просто, жутко ненавидел, иногда готов был его убить, но не более того. Я вышел на парковку, откуда с горы открывался шикарный вид, облокотился на балюстраду и посмотрел вниз, на предгорье, разрезанное золотыми лентами дорог.

- Тим! - услыхал я за спиной. Из кафе вышла Ньевес, за ней лениво волочился Сэм. Она подошла ко мне и встала рядом, опёршись спиной на поручень. Её голос звучал примирительно - спокойно. Даже как-то необычно-спокойно.

- Прости, я не хотела тебя обидеть. Пожалуйста, воспринимай мои слова адекватно. Юность скоротечна, она - лишь точка на линии жизни, и, поверь, очень скоро всё пройдёт, и ты станешь взрослым. Дело ведь не в этом. А насчёт профессора... Не делай, пожалуйста, выводов. Это очень умный и живой человек, и он прекрасно понимает тебя. Но ты тоже должен понять его: проект сложный и серьёзный. Это не лабораторная работа, не курсовой проект. Сюда закачано много денег, это - числа с огромным количеством нулей. Если он возьмёт тебя, то потребует полной отдачи. Ты должен это понимать.

Моё лицо всё ещё горело, я задыхался. С одной стороны, мне было дико обидно, с другой - Ньевес раскрывалась передо мной как чрезвычайно чуткий и добрый человек. Раскрывалась для меня, а не для кого-то другого, и мне это нравилось. Я вдруг поймал себя на мысли, что мне по душе это состояние обиженного ребёнка, состояние, которое в обычной ситуации я терпеть не мог. Повернувшись к ней, я заглянул в её карие глаза с рубиновым блеском и чуть было в них не захлебнулся.

- Понимаю, - произнёс я театрально-монотонно, - но это не справедливо. Почему я должен страдать от этого? Всего лишь два года, да? И вы тогда мне "велкам"? А почему не сейчас "велкам"? Зачем вы тогда давали мне надежду? 
- Здесь очень много тонких моментов, - ответила она, глядя вдаль, - ты должен доказать профессору, что потянешь эту работу. Это единственное, чего он опасается. Чтобы в какой-то ответственный момент ты не сдулся и не "поплыл", чтобы тебя не увлекло что-то другое, от чего бы ты потерял голову. В общем, ты понимаешь.

Я удивлённо посмотрел на неё.

- Ньевес... - вдруг я осёкся. Мне показалось, что я обращаюсь к ней довольно вульгарно, - Сеньорита... 
- Прекрати! - она смутилась, и вдруг, по-дружески, хлопнула меня по плечу, - Я вижу, ты нормальный парень! Вполне серьёзный, в меру. Главное, чтобы в меру. Ты живёшь с Сэмом? 
- Пока да, в Орта-Гинардо, - улыбнулся я, сверкая брекетами. Солнечные зайчики заиграли на её лице. 
- Как ты уживаешься с ним? Вы такие разные! 

Только я хотел выдать ей всё, что думаю о своём друге в бытовом плане, но Сэм, подкравшийся сзади, меня опередил:

- Ты лучше спроси, как *я* с ним уживаюсь! Это - невозможный человек, это - типичная дева во всём своём великолепии! Это - интроверт, зануда, неуверенный в себе тип, и, к тому же ещё и...

Я не выдержал и от души пнул его в голень. Он заорал и принялся скакать на одной ноге, пугая проходящих мимо туристов. Какие-то китайцы с "зеркалками" принялись его фотографировать, дабы пополнить свою коллекцию монсерратских фотоснимков скачущим чудаком из России. 

- Я же говорю, - засмеялась Ньевес, - вы - дети! 
- Сеньорита, и вы поверили ему, что он может быть серьёзным? - прыгая на одной ноге, хохотал Сэм. 
- Я тебя прибью сейчас! - покраснев от злости, крикнул я. 
- Чел, ну всё, я пошутил! - успокоился он и обратился к смеющейся Ньевес, - Сеньорита Ньевес, он вас не подведёт. Тим, он такой человек... Если ему что-то в голову прилетит - ничем уже не выбить. Сдохнет от истощения, но добьётся своего. Ты не представляешь, что он творил на марафоне! 
- На марафоне? И что там было, на марафоне? 
- Сэм! - недовольно крикнул я, но тот продолжал: 
- Он финишировал со сломанной щиколоткой, двадцать каким-то, но, чёрт подери, он пересёк финишную линию! Его увезли на "скорой"!

Сэм не знал, как будет "щиколотка" по-испански, поэтому показал на своей ноге, в каком месте был перелом.

- Ого! - в голосе Ньевес звучала нотка удивления. Я не любил, когда обо мне говорили, прямо терпеть не мог. Я нахмурился, пытаясь замаскировать своё смущение. 
- Подумаешь, подвиг... - пробормотал я по-русски. 

Солнце катилось к закату. Вырубленный в скале монастырь тонул в плотном июльском дымчатом воздухе. Из открытых окон школы доносилось хоровое пение. Сеньорите Гарсиа шёл этот золотистый оттенок, оттенок тёплого солнца в её волосах и на смуглой коже. Я не понимал, что происходит со мной. Как будто пьяный, я бродил с ней и Сэмом по бенедиктинтской базилике, смотрел с ней на Чёрную Деву [15], везде фотографировался, и никак не мог успокоиться и расслабиться. В конце концов, уже спустившись с горы в жёлтой кабинке фуникулёра, а после - садясь в машину, в тот момент, когда мой друг убежал по нужде, я набрался смелости и задал вопрос, который мучил меня весь день: 

- Ньевес, как так получилось, что ты решила поехать *именно* с нами? Неужели нет более достойных и интересных ребят? Ну... Или...

Она так посмотрела на меня, что я тут же смутился, растерялся, испугавшись, как бы она меня неправильно поняла. Трудности перевода, мало ли? 
- Тим, я не очень понимаю, о чём ты спрашиваешь. Вообще, я, как руководитель проекта, сама решаю, с кем мне проводить время. Я решила провести его с вами, я так захотела. И вообще, мне кажется, Сэм прав. Ты - очень неуверенный в себе мальчик. Это заметно. Но, не переживай. У тебя есть сейчас все задатки успешного человека, нужно лишь собрать свою волю в кулак и показать всем, на что ты способен. Вот и всё.

- Вот и всё! - крикнул вернувшийся Сэм и плюхнулся в пассажирское кресло. Ньевес запустила мотор и, уверенно и быстро, выехала с парковки вокзала. 

- Профессор организует собеседование завтра, в десять утра, - сообщила она, - в десять утра он вас ждёт в здании "Нексус два", рядом с Торре Жирона. Работа в проекте это - работа в команде. Здесь важны не только ваши знания, но ещё и личные качества. Характеры, манера общения, умение обмениваться информацией. Мы должны слиться в единое целое, сработаться. Понимаете? 

- Я бы с ней слился в единое целое, - усмехнулся Сэм по-русски. Я покраснел и пнул его кресло. 
- Ты чё несёшь? - прошипел я ему в ответ, тоже по-русски. 
- Te entendemos, Ньевес, - спокойно ответил он, улыбаясь как ни в чём не бывало, - Конечно, мы придём! 
- Ещё я хотела бы вас предупредить. Не все студенты профессору нравятся. Хосе, например, человек мира. Он любит всех. Профессор же достаточно требовательно относится к тем, с кем общается. Его выбор может быть субъективен и, возможно, странен. Он выбирает самых удобных для себя людей. Поэтому, не удивляетесь ничему. Этот проект не имеет аналогов, он уникален, уникальным должен быть и состав разработчиков. Если он вас не выберет, это не значит, что вы плохи. Это значит, что это не ваша судьба, и не вам решать, хорошо это или плохо. Я надеюсь, ты не расстроишься, Тим? Мне бы не хотелось, чтобы у тебя остались негативные эмоции от твоего путешествия. Тебе сейчас открыт весь мир, и я даже в чём-то тебе завидую. Работать в проекте придётся усердно, это будет тяжело. Потребуются все знания, какие у вас есть, и потребуются новые, много новых знаний. Вы будете работать на острие науки, в той самой точке, где наука соприкасается с прикладным программированием. Вы будете работать в авангарде самых современных подходов к разработке искусственного интеллекта. Вам дадут вычислительные мощности "Mare Nostrum", как инструмент, в неограниченное пользование. Это - большая ответственность, ребята. Подумайте на досуге: а оно вам - надо?

Я вздохнул. Ещё тогда я не догадывался, что Ньевес окажется чертовски права насчёт судьбы, и что не нам решать, хорошо или плохо то, что с нами происходит. Не попади я в этот проект, моя судьба сложилась бы совсем иначе. Не попади я в него, судьба мира была бы иной. Без преувеличения. Судьба сыграла со мной злую шутку. Будь я тогда хоть чуточку глупее - вернулся бы в Россию, и эта история закончилась бы прямо здесь и сейчас. В залитом оранжевым светом заходящего солнца Монсеррате.

- I tambe Tim! - обратилась она ко мне, - Tinc una petita peticio per a tu. No ens vingueu dilluns amb bicicleta, si us plau! [16]

---

[3]: AlexNet (нейросеть).
[4]: ImageNet - база данных изображений, выстроенная в соответствии с иерархией WordNet, в которой каждый узел иерархии выглядит как сотни или тысячи изображений. Проект задумывался как инструмент исследований сложного компьютерного зрения и глубокого машинного обучения.
[2]: EuroHPC JU - Европейское предприятие по высокопроизводительным вычислениям (объединённая инициатива европейских стран и частных партнёров по разработке суперкомпьютерных экосистем мирового класса).
[5]: Здесь имеется в виду архитектура IBM "BladeCenter", которую впоследствии заменила "Flex System", подразделение было продано компании Lenovo в 2014 году. Lenovo продолжает являться крупнейшим вендором "Mare Nostrum".
[6]: TOP500 - рейтинг пятисот самых мощных суперкомпьютеров мира.
[7]: Здесь имеется в виду 5110P.
[8]: Платформа "Intel Xeon Sapphire Rapids", входящая в состав кластера x86 (архитектура), крупнейшего в мире на момент написания главы.
[9]: Платформа NVidia "Grace".
[1]: Песочницей называется изолированная среда разработчика, где можно моделировать какие-либо тестовые, экспериментальные или отладочные процессы, без задействования дорогостоящие ресурсов.
[10]: Искусственная вентиляция лёгких.
[12]: Автомобиль Volkswagen Golf 3 GTI.
[13]: Здесь имеется в виду нейросеть GPT-3
[14]: Старая овца (исп.)
[15]: Чёрная дева Монсерратская (прозвище (кат.) *La Moreneta* - "Смугляночка")
[16]: И ещё, Тим! Одна маленькая просьба! Пожалуста, не приезжай в понедельник на велосипеде! (кат.)
---

Текст сконвертирован из markdown в plain text и нормализован специально для ограничений по тексту для сайта PROZA.RU.
Оригинальная вёрстка и информация об авторских правах доступны по ссылке, размещённой на странице автора http://proza.ru/avtor/mrald. 
Некоторые символы отображаются некорректно из-за ограничения в вёрстке текста на сайте PROZA.RU.

Использование текста без указания АВТОРА и ИСТОЧНИКА запрещено.

---

Следующая глава: http://proza.ru/2023/06/22/1217