Полицейские собаки

Женя проснулась рано, еще до того, как неприятным голосом запел будильник в телефоне.
Как говорил ее  папа, профессор медицины, срабатывают мозговые часы.
С трудом открыла глаза, выбираясь из такого яркого сна, который казался реальностью.
А снился ей снова ее немецкий друг Бернд.
Женя приехала из Петербурга в Германию, когда ей было почти пятьдесят. С мужем она давно развелась, где он и что делает, не знала и не интересовалась. Она любила свою дочку Лизу, симпатичную белокурую девочку двенадцати лет. Они были как две подружки и старались ничем не портить друг другу жизнь. Лиза пошла в школу, быстро выучила немецкий и особых хлопот Жене не доставляла.
Женя, стройная моложавая, коротко стриженая, брюнетка, приехала из Санкт Петербурга в Германию по еврейской линии, как положено вступила в общину, но своим еврейством интересовалась мало. Религия была в бывшем СССР неким реликтом, а не живым общением и образом жизни, как когда-то у ее дедов и бабушек.
Женю, как и других мигрантов из России и окрестностей,  первое время  часто спрашивали : откуда вы приехали? А потом  спрашивали — зачем? Это было в девяностые годы, когда мигрантов приезжало сравнительно мало. Теперь больше никто ничего не спрашивает, потому что ясно, зачем. За хорошей жизнью.
В отличие от многих, Женя быстро освоилась в лагере приема мигрантов, а потом перебралась в Берлин. Здесь она устроилась в одну русскоязычную газету, поскольку с журналистикой была уже знакома по Питеру, где работала в одной из газет, возникших на волне перестройки, с красивым названием — Час Пик.
Все шло хорошо, но любимая поговорка Жени была: «нет более жалкого зрелища, чем одинокая женщина»
Дочка над ней посмевалась:
 -Какая еще одинокая женщина? Нужно быть свободной и независимой! - Так их в школе учат. Будь сильной, равноправной и сама неси по жизни свой тяжелый рюкзак.
Но мама, с ее устаревшими взглядами, сама нести рюкзак не хотела, а мечтала о кавалере, который будет подавать ей пальто, открывать дверцы автомобиля и дарить по выходным цветы. Типичная «русская», хоть и еврейка. Не зря же нас всех здесь, да и везде, русскими считают.
Женя поставила себе цель:
Я буду искать мужчину, и именно немца. Иначе зачем было в Германию ехать.
Между прочим, цель вполне достижимую, пожилых немецких мужчин много, в отличие от России, где они в основном погибают, едва дожив до шестидесяти от водки и показной мужской отваги.
 А где его искать — ну конечно в Интернете. Женя стала по многу часов в день проводить за компьютером, ведя ни к чему не приводящие разговоры с потенциальными претендентами на заполнение вакансии немецкого партнера.
Постепенно она стала замечать, что во всех сайтах знакомств — одни и те же типы. Она хотела уже бросить это бессмысленное занятие, но там наверху что-то изменилось, кто-то повернул стрелку судьбы и она вдруг увидела, среди надоевших физиономий старых маразматиков или искателей легкого секса, умное и доброе человеческое лицо. Его звали Бернд и он жил в 600 километрах от Берлина в маленьком городке Лаутербах недалеко от города Фульда, в западной Земле Гессен.
Спустя пару недель активной переписки по интернету (не без помощи Лизы), Бернд приехал на свидание с Женей на  своей довольно приличной серебристой Ауди. Он остановился в хорошем отеле Поль Клее в Западном Берлине  на Бундесаллее.

Теперь Женя могла наконец увидеть этого человека, в чате он представлялся ей другим.
Высокий и полный, даже слишком полный, но полнотой легкой и пластичной, не мешающей двигаться и даже танцевать, в чем она скоро убедилась. Настоящий блондин с голубыми глазами, даже ресницы у него белые. Седоватый, аккуратно подстриженный ежик, чисто выбритое лицо и очки в дорогой оправе, с сильными линзами, делавшими еще больше его близорукие голубые глаза, но это его не портило, скорее завершало облик серьезного человека, отчего-то несчастливого.
Бернд открыл багажник автомобиля, в нем уютно лежала домашняя  подушка в чистой глаженой  наволочке с цветочками. Видимо, он не привык а дальним путешествиям.
Зачем ты взял с собой подушку, - осторожно спросила Женя
Маленький кусочек дома действует на меня успокаивающе, я очень волнуюсь, - ответил Бернд
Тут стоит заметить, что наша дама звалась теперь Дженни, потому что немецкая интерпретация имени Женя, которая звучит как Ойгена, ей страшно не нравилась.
А иностранные имена, между прочим, вошли в Германии в моду и нередко малышей стали называть Джерри или Мишель. Если не брать в расчет имена Мохаммед и Фатима.
На следующий день, а это была суббота, Бернд заехал за Женей и Лизой, они отправились  в дорогой испанский ресторан. Бернд вел себя как джентельмен, в отличие от прежних знакомых Жени, как русских, так и немецких полупенеров, которые судорожно пересчитывали свои жалкие гроши и даже норовили проехаться за счет дамы.
На обед они заказали паэлью в огромной сковороде с омарами, крабами, курой, ( сьесть это за раз даже втроем было невозможно) и легкое белое вино. Лиза пила тоник со льдом и без стеснения изучала нового знакомого.
Женя знала, что Бернд — вдовец, после смерти жены от скоротечного рака, у него началась тяжелая депрессия, он даже провел пару месяцев в больнице, как раз в той, где работала его умершая жена. Женя была первая его подружка, на отношения с которой он решился, надеясь, что жизнерадостная «русская» поделится с ним своим оптимизмом.
Две его дочери уже выросли и жили со своими бой френдами  самостоятельно в разных городах. Бернд работал в управлении большого госпиталя в своем Лаутербахе и тогда за это очень неплохо платили.
Его отец, простой солдат Вермахта воевал на Восточном фронте, был ранен,  вернувшись с фронта, женился на матери Берндта, милой добропорядочной крестьянке. Родились двое детей, Бернд и его сестра. Но бывший солдат вскоре умер, так и не оправившись от травм и  плохих воспоминаний о времени в русском плену, где он тоже побывал, оставив жене военную пенсию и старый дом, теперь переписанный мамой на Берндта. Этот дом приносил хозяину одни неприятности и расходы, и он не знал, как от него избавиться. Мама к тому времени уже попала в Дом Престарелых, с которым у Берндта шла непрерывная переписка. Местная социальная служба не хотела доплачивать за маму, ее пенсии  не хватало на содержание, а Бернд не хотел платить свои деньги. Вообще отношения с  немецким государством у него были довольно напряженные, но обо всем этом Женя узнала позже, а сейчас перед ней был представительный симпатичный кавалер, сильно отличавшийся от предыдущих претендентов.
Более близкое знакомство Женю тоже не разочаровало и роман развивался согласно обычным сюжетам в конфетно-цветочной фазе. Особенно запомнилась поездка в Потсдам, чудесным весенним днем, когда парк Сан Суси полон ярких цветов, скульптуры богов на солнце как будто оживают и приветливо манят пройтись по тенистым аллеям рука в руке с любимым мужчиной, тогда обоим кажется, что им снова по 17 лет.
Перед отьездом Бернд дал денег на билеты до Фульды, для Жени и Лизы, на выходные их пригласили в гости. Фульда, провинциальный немецкий город, украшенный Католической Академией и старинным собором, где на пристроенной сцене летом устраивают концерты, Жене и Лизе понравилась.
Это наконец настоящая Германия, - заметила Лиза, которая Берлин Германией справедливо не считала.
Бернд отвез гостей по красивой дороге среди невысоких гор, в свой Лаутербах. Как это часто бывает в Германии, город располагался вокруг большой клиники, со множеством отделений и корпусов. Она давала работу всему населению города.
Бернд был здесь местной звездой, он организовал свой маленький банд, где играл на органоле, а его дружки-кумпели играли на гитаре и аккордионе. Они пели немецкие шлягеры, а Бернд даже сам сочинял простенькие  песни:
Deine Tr;nen sind doch meine
Deine Schmerz ist meine Schmerz...
Твои слезы это мои слезы
Твоя боль это моя боль

У местной непритязательной и неизбалованной публики это вызывало и впрямь слезы умиления. Банд Бернда часто приглашали в окрестные деревни на юбилеи и свадьбы, что
давало небольшие бесконтрольные заработки. Пустяк, а приятно.
Маму с дочкой приняли в милой по-немецки чистенькой трехкомнатной квартире, а вечером Женя с Берндом отправились в соседний городок — один из нарядных уютных Бад-ов, маленьких курортных городков, каких в Германии сотни. Там по субботам пел местный профессиональный ансамбль . Когда они входили в бар, где устраивались танцы, все на них смотрели. Рослый осанистый Бернд в белой рубашке и красном жилете и Женя в короткой черной юбочке с воланами, выглядели красивой парой.
Его многие знали и уважительно здоровались, прибавляя «наш мзыкант»  Бернд, несмотря на полноту, прекрасно двигался и вел в танце свою партнершу. Женя иногда сбивалась и наступала ему на ногу, но он только добродушно улыбался. Они пили легкое вино, смотрели друг на друга и, казалось, понимали все без слов. Такая первая стадия влюбленности, самая приятная. Наверное поэтому многие люди так быстро переходят с одной любови на другую, желая вечно оставаться в этой стадии.
Тем временем Лиза, со свойственным ее возрасту любопытством, обследовала все ящики письменного стола Бернда:
      - Посмотри, что я у него нашла, - радостно сообщила она Жене, показывая свежие упаковки Виагры
Ну и что, это его проблемы, - ответиала Женя, нисколько не смутившись
Они обе не заметили или не обратили внимание, что рядом с Виагрой притаился также другие таблетки, которые просто так, без рецепта врача, в аптеке не купишь.
Все это слишком хорошо, чтобы быть правдой, - думала Женя, проведшая тридцать лет своей жизни в разных питерских коммуналках, с алклголиками и сумасшедшими, пережившая ломки Перестройки и мучения эмиграции, которая, как известно, «маленькая смерть».
Она не понимала, как Бернд решился в 50 лет добровольно стерилизоваться, вырвать все зубы и получить вставную челюсть. Будучи человеком в целом здоровым, неглупым, неплохо обеспеченным.  Вскоре выяснилась еще одна неприятная деталь.
Я бы хотел на тебе жениться, ты мне очень нравишься, но не могу, - сказал Бернд
Почему, ты же не женат?
Я получаю пенсию за мою умершую жену,  Почти 400 Евро,  целое ваше социальное пособие. Если я женюсь, ее у меня отнимут, - грустно ответил Бернд. И тут же произнес свою любимую фразу, которую не раз повторял:
Эта страна хочет, чтобы ее обманывали.
Тем не менее все осталось по-прежнему, но Бернду это не нравилось и он предложил Жене с Лизой переехать к нему в Лаутербах. Он уже и работу для нее нашел:
Ты будешь социальным работником, у нас много квартир для безработных, больных, пьющих, наркоманов — вот и будешь за ними следить и помогать.
А что, неплохая мысль, но как захочет Лиза, — Жене совсем не хотелось переезжать в провинциальный маленький городок, но и обижать Бернда тоже не стоило.
Они совершили вылазку в местную гимназию, не которой красовался крупный транспорант:
                МЫ БЕЗ РАСИЗМА
Ах, значит, он тут все-таки есть, - подумала Женя и представила себе провинциальных школьников, живущих в своих домах, в своем городе, в своей стране. Это совсем не то, что в испанской гимназии в Берлине, где учатся дети из 33 стран и 40 национальностей, и где училась сейчас Лиза.
Вопрос с переездом потихоньку замяли, но тут Бернд опять удивил Женю, которую вполне устраивали сложившиеся обстоятельства. Ему видимо надоело тратить деньги на бензин или дорогие скоростные поезда, и он решился все изменить.
В Лаутербахе у него была прежняя счастливая жизнь. Они с женой Кларой построили красивый новый дом с садом, там родились две девочки, Мелани и Стефани. В доме жили четыре собаки, черно белые пятнистые долматинцы,  мама и папа и двое деток, повторяли структуру счастливого семейства.
Утром в выходные все собирались за большим столом в саду, собаки бегали рядом, радостно виляя тонкими хвостами. Приходили на завтрак соседи с детьми, не спеша пили кофе и обсуждали местные новости. Клара еще славилась тем, что пекла вкусные булочки с изюмом,
которые охотно покупали соседи.
 В саду росли несколько больших грушевых деревьев, оставшихся от прежних хозяев участка, и мама с девочками варили по выходным ароматный грушевый мармелад.
 В будние дни за собаками присматривала соседка,  Клара сама  работала медсестрой в психиатрическом отделении клиники в Лаутербахе и часто работала по ночам, за это больше платили.  Как раз там, куда после ее смерти с диагнозом «депрессия» попадет ее муж. Она очень уставала от большой нагрузки, плюс все домашние дела и дети.
Девочки учились хорошо, особенно Мелани, отличница, решившая стать врачем.  Людей она не любила, а любила животных. Поэтому хотела стать врачем для животных. Это очень уважаемая в Германии профессия и как то не вяжется с нашим словом «ветеренар», имеющим несколько пренебрежительный отттенок.
В доме все обожали собак и считали их членами семьи. Воспитание собак было поставлено на научную основу, мама, папа и обе дочери сдали сложные экзамены и получили дипломы воспитателей собак. Они летали в Америку на конкурс собачьей воспитанности и сообразительности, получили там почетные дипломы.
Но все в этой жизни имеет свое начало и свой конец. Время бросать камни и время собирать камни, как сказал наш великий царь Соломон.
Стефани выучилась на физиотерапевта и уехала жить к совему другу, в его дом, в деревню неподалеку. А Мелани закончила в Гиссене университет и стала ветеринаром, по немецки это звучит намного приятнее «тирарцт».
Видимо закончив свои земные дела, Клара заболела быстротекущим раком и через несколько месяцев умерла. Впрочем, в ее роду рак был практически у всех женщин и с этим наверное ничего нельзя сделать.
Бернд быстро продал дом и отдал все деньги до копейки своей любимице Мелани. На них она купила большой дом вблизи Касселя, оборудовала там праксис — поликлинику для животных, а на втором этаже — себе квартиру.
Бернд остался один со своим горем, это и привело его в больницу. Однако через пару месяцев его выписали, тихий и не опасный, и он решил начать новую жизнь.
 В этот момент он познакомился с Женей, то что она не немка, его совершенно не заботило.
Наоборот, ему это нравилось, как многим немецким мужчинам нравятся японки или африканки, приносящие новую культуру и эмоциональный стиль в пресную немецкую жизнь.
Ему нравились брюнетки, какой была и его жена, c долей греческой крови.
Новая жизнь — так новое все! - решил Бернд и сообщил Жене, что он готов переехать в Берлин, снять квартиру неподалеку от своей  подруги и превратиться из провинциала в жителя столицы Обьединенной Германии
Сообщение это Женю совершенно не обрадовало, она понимала, как сильно отличается образ жизни берлинцев от тихого уютного западного Лаутербаха. Скорее она почувствовала неловкость от ощущения, что из-за нее он срывается с насиженного места, да еще какую то ответственность за то, что из этого выйдет. Хотя на самом деле он хотел быть подальше от мучивших его воспоминаний, а самое главное — скрыться от долгов, с которыми его неотвратимо преследовали немецкие чиновники, желая получить оплату за мамин дом престарелых.
На ее предостережения о том, что ему может не понравиться жизнь в Берлине, он ответил упреком, как часто делают мужчины:
Но ты же не хотела переезжать в Лаутербах
А как же твоя работа? Тебе же даже 60 лет нет.
Я уже 40 лет отработал на эту страну и теперь выхожу на раннюю пенсию. Он не обьяснил наивной иностранке, что ранняя пенсия обычно дается чаще всего по причине установленной законом — по инвалидности или болезни.

После этого разговора Женя не спала ночь, обдумывая, не закончить ли ей эти отношения, не имеющие перспективы замужества, но зашедшие слишком далеко.
Пока она мучилась со своей рефлексией и нерешительностью, все шло  как в чьем-то плане, о которм мы ничего не знаем.
Женя помогла Берндту снять маленькую квартирку в двухстах метрах от ее дома. Это был бывший дом престарелых, квартирки там крошечные, вместе с малюсенькой кухней из комнаты и балконом едва ли двадцать метров. Не сравнить с красивой просторной трехкомнатной квартирой в Лаутербахе.
Да и денег у него будет теперь намного меньше, - горестно раздумывала Женя. Конфетно-букетный период закончился и началась обычная жизнь – Alltag, как говорят немцы.
Сам Бернд был поначалу воодушевлен переменами в своей жизни. Серебристую Ауди он продал, взамен купил старый унылый Опель темносиноего депрессивного цвета.
Большую часть времени он проводил в квартире Жени, желая иметировать роль отца Лизы и преданного мужа. Он стал ходить в гимназию на родительские собрания и пытался воспитывать девочку в немецком духе: порядок, дисциплина, уборка. Хотя убираться он как раз очень не любил, готовить не умел — раньше все это делала его  жена.
Однако Женя придерживалась  либеральных взглядов на воспитание Лизы, хотя конечно следила за ее учебой и здоровьем, занятиями спортом и музыкой. Лиза злилась на Берндта и вообше он  им обеим мешал, не найдя пока в Берлине для себя занятия.
Почему ты больше не поешь? - спросила Женя
Здесь за это не платят, да и конкуренция слишком большая, я тут никому не нужен...- грустно ответил Бернд.
Лиза пыталась устроить его в церковный хор поблизости, но он ходить туда не хотел и никакого интереса к местным старикам и старухам, у которых там была своя компания, не проявлял.
Ему гораздо больше навилось дружить с турком, державшими киоск рядом с его домом. Или сидеть под деревом на скамейке с бедными иностранцами, иранцем и боснийцем, живущими также в этом бывшем доме престарелых.
Одно занятие он все-таки нашел: раз в неделю ходил играть в карты в магазин к мяснику, причем постоянно выигрывал и приносил Жене куски свинины, полученные в качестве вознаградения, которую ни она, ни Лиза не ели. Он был от природы  способный человек и мог бы в других обстоятельствах многого достигнуть.
Произошло именно то, чего боялась Женя — большой чужой город не принимал пожилого провинциала. Что с ним делать дальше, она не знала.
 Иногда они ходили на танцы в известный танц клуб для пожилых «Табу бар» на Бисмаркштрассе. Там в огромном зале сидели за столиками безудержно накрашенные дамы трудно определимого возраста, медленно тянули через соломинку свои напитки, которые нужно было заказывать в обязательном порядке. А между столиками фланировали престарелые франты с подагрическими ногами, в париках, выбирая себе партнершу на этот вечер. Пар было немного, музыка времен молодости посетителей. Лиза танцевала с Берндтом и думала, как это скучно и не похоже на их чудесные вечера в маленьком хессеновском Баде.
Давай сходим в синагогу на Шаббат, - предложила Женя, желая развлечь Бернда, хотя сама ходила туда довольно редко
Да, мне это очень интересно — ответил Бернд, абсолютно чуждый антисемитизму и вообще каким-либо религиозным или расовым предрассудкам. Хотя считал себя христианином, но как-то неконкретно и в церковь не ходил.
В Шаббат в синагоге много народу, мужчины, накрывшись талесами, активно общаются друг с другом, нарядные женщины сидят с сидурами в руках за загородкой. Всюду бегают и играют беззаботные и счастливые дети.
А почему столько белокурых детей, - спросил Бернд Женю
Евреи же не негры, - у нас любые дети есть, и белокурые и черноволосые, - ответила Женя. - Хотя темнокожие евреи тоже есть, в Израиле — пояснила Женя.
У Вас нет дисциплины, - заметил Бернд, - у нас все сидят на своих местах, слушают пастора и никто не болтают, а у Вас по синагоге гуляют, как будто это клуб.
Это нормально, в синагоге евреи не только моляться, но и о совместном бизнесе договариваются, - заметила Женя и Бернд с уважением посмотрел вокруг.
Да, евреи умные, не теряют времени даром, - сказал он, потеряв интерес к дальнейшим пояснениям.

После пары месяцев жизни в Берлине, Берндту пришла в голову спасительная мысль — он решил подать заявление на воститание полицейской собаки. Его диплом воспитателя собак наконец пригодился. За это полицейское управление платило деньги на содержиние животного.  Собаку предоставляла сама полиция. Через определенное время, правильно воспитанная собака, возвращалась уже пригодной для работы — искать преступников и охранять полицейские обьекты.
Первая собака Берндта была большая светло-коричневая овчарка по кличке Меки.
Когда Бернд с собакой вошел в комнату, Женя сначала испугалась
Ой, я ее боюсь, она кусается? - спросила она нервно.
Да нет, -  Бернд улыбнулся в ответ, - она будет преступников ловить, а пока она молодая и очень дружелюбная, я ее сам выбирал.

У Меки и вправду был замечательный характер, добродушная и спокойная, каким был сам Берндт, она тихо сидела в машине, радостно бегала по собачьей площадке и трогательно по детски засыпала в углу крохотной квартиры Берндта на своей подстилке.
Как только у Берндта появилась собака, ему требовалось вступить в объединение владельцев собак — по немецки «ферайн», чтобы ему предоставили время на тренировочном плацу и на собачьих площадках за городом. В Германии почти все граждане — члены какого-нибудь ферайна, иначе ты будешь «асоциаль». Через несколько дней Берндта пригласили на заседание этого сообщества, где-то на задворках индустриальной зоны Моабита, и он обьявил, что придет с дамой сердца — по немецки «лебенсгеферте» - еще не жена (и скорее всего ей не станет), но уже и не просто подруга.
Женя очень волновалась — это был ее первый выход в настоящее немецкое общество.
- Что надеть? - Какой у них дресс код? — это был ее первый выход в настоящее немецкое общество.
Она долго думала, и выбрала наконец новые белые расклешенные брюки, кофточку с рюшами и меховую куртку с капюшоном, привезенную из родного Питера. Рядом с рослым Берндтом сапоги на коблуках были просто необходимы.
Встреча была назначена на вечер, это был сентябрь, темнело рано и пробираться на какие-то странные задворки города не казалось Жене приятным развлечением. Но Бернд чувствовал себя счастливым, держа одной рукой поводок от жизнерадостной Мэки, а другой крепко сжимал руку нарядной Жени, которая не совсем понимала, зачем и куда они направляются.
За магазином Альди вблизи автобана открывалась дорожка в кустах, при неясном свете фонарей  она вела куда-то в темноту, что Жене совсем не понравилось.
- То есть смыться отсюда одной и пораньше явно не удастся - подумала она, но вслух сказала:
Какое замечательное приключение, я давно о таком мечтала.
Тем временем они вышли на ярко освещенную площадку между какими-то сараями. В одном из сараев был офис собачьего ферайна. Несмотря на холодную погоду и неуютное вечернее время, столы с угощениями стояли прямо на улице. За ними сидели члены ферайна, уже успевшие немного согреться крепкими напитками и пивом, в изобилии стоявшими на столах.
Везде бегали и иногда лаяли питомцы собравшихся гостей. Теперь Женя поняла, почему ферайн разместился в таком экзотическом месте. 
Они с Берндтом сели к столу и Женя была представлена гостям, смотревшим на нее с любопытством. Как на неведомую птицу, залетевшую в чужую стаю. Впрочем, приняли ее вполне дружелюбно, хотя их берлинского слэнга с какими-то шипящими звуками, Женя совсем не понимала. Бернд говорил с ней на совсем другом упрощенном языке.
Собравшиеся дамы, в основном немолодые, были ярко накрашены по случаю выхода в свет, но одеты, как большинство в Германии, в темные бесформенные куртки и джинсы. Холода немцы не боятся, в отличие от нас, почти все были без шапок.
Угощение было тоже обычным немецким — булки, сосиски, горчица и кетчуп, жареная картошка - помес.
Женя хотела казаться приветливой  и заинтересованной, но ей было ужасно скучно.
Ее не интересовали собаки, она не понимала, о чем говорят люди за столами, чувствовала себя совсем чужой. В этой компании она была единственной иностранкой.
Иногда ее с любезной улыбкой спрашивали:
Когда вы сюда приехали? Откуда приехали? Почему?
Бернд старался эти вопросы блокировать, отвечая вместо Жени непонятными и верояно довольно резкими шутками
Женя она с сожалением смотрела на свои новыые белые брюки,  размышляя, удастся ли их отстирать или дорожная грязь погубила их окончательно.

Время шло, но тренировки Меки, на предмет работы полицейской собакой, не приносили никакого результата. Она или не понимала своего учителя или принципиально не хотела бросаться на людей.
Однажды Бернд  взял Женю с собой на тренировочный платц, километров за тридцать от  Берлина, где хозяева собак или их приятели переодевались в маски, тулупы и мохнатые шапки, изображая приступников, на которых собакам следовало напасть, чтобы их обезвредить. Некоторые умные собаки узнавали своих хозяев и отказывались нападать и рвать их на части. Именно так вела себя Меки.
Сколько ни старался Бернд, агрессивность в ней не просыпалась и она норовила, несмотря на этот карнавальный наряд, лизнуть ему руку.
Пока хозяева и собаки бегали по тренировочному полю, кричали и лаяли, Женя пошла прогуляться в близлежащий хвойный лесок, на предмет поиска грибов. Но никаких грибов почему-то не было. Она вспомнила, как часто вот так бродила по лесу в пригородах Питера, в каком-нибудь Лисьем Носу, и ей вдруг стало страшно скучно и одиноко.
- Как я сюда попала, какое мне дело до этих собак?  - вдруг с грустью подумала Женя.
Но тут она увидела Берндта, который забеспокоился и пошел ее искать. Впереди бежала Меки и радостно виляла хвостом.
«Жизнь такова, как она есть, и больше никакова» — это мудрое шуточное изречение Женя где то прочла недавно и оно ее успокаивало.
Поняв что полицейской собаки из Меки не получится, Бернд вернул ее в полицию. Наверное, ее приспособили к другой работе, а может быть, такая приятная собака нашла себе добрых хозяев.
Тем временем Бернду, учитывая его высокую квалификацию и похвальные грамоты,  решили дать возможность повторить попытку воспитания  полицейской собаки.
Это тоже была овчарка, пестрокоричнивая, с темными пятнами, маленькая, очень шумная и агрессивная, по кличке Герти. Она почти беспрерывно лаяла, бросалась на всех подряд без разбору и успокоить ее было  трудно. Женя ее боялась и стала редко заходить в квартиру Бернда. В машине ее надо было изолировать, чтобы она не спровоцировала аварию.
Бернд, вместо того чтобы купить настоящие защитные сетки, просто поставил доски, отделяющие водителя и пассажира, на эти доски Герти все время бросалась, создавая  невыносимую обстановку.
После месяца тренировок, во время которых Герти не отличала просто идущих мимо людей от предполагаемого преступника, с ней тоже пришлось расстаться. В полицию обратно ее брать не хотели, но дочка Бернда  Мелани взяла ее к себе, сторожить дом и праксис. Она нашла  к Герти подход, с детства наученная понимать психологию животных.
Собака слушалась ее во всем, но чужих к себе не подпускала. Поселили ее во дворе в отдельном домике и с цепью на шее.  Как сторож она была незаменима. Мелани она очень любила и иногда они ходили гулять по окрестному лесу. Для Герти это был праздник.
Возможо, как раз Мелани могла воспитать из Герти полицейскую собаку, но ей было не до того. Очень много работы, приводили даже коров и лошадей на лечение. Однажды лошадь так лягнула Мелани, что сломала ей руку. Пришлось пригласить в праксис еще одного молодого врача и они стали жить вместе в квартире Мелани над праксисом. Очень удобно и не отвлекает от работы.
Для Бернда  история с Герти была очень болезненной, ощущение безнадежности всего, за что бы он ни брался, становилось все сильнее. К тому же у него обострились боли в ногах — варикозное расширение вен из-за мотоциклетной травмы в молодости. Ему предлагали операцию, которая многим помогает. Но Бернд в операцию не верил.
Мне ничего не поможет, я слишком толстый, ноги не выдерживают, - говорил он Жене, возможно отчасти это было правдой. Вес у него был  за сто килограммов и от мало подвижного образа жизни еще увеличивался потихоньку.
Он продал машину и купил мотороллер — ходить ему стало тяжело, он разьезжал по Моабиту на мотороллере, а в другие районы ему  было не надо, город его вообще не интересовал.
 Он с удовольствием сидел на скамейке около своего дома— и болтал с соседями, турками, иранцами, греками, или пил по 5 чашек кофе подряд в маленьком кафе напротив.
Но лучшим его другом был такой же полный пожилой немец, по профессии сантехник. Это  в Германии, как  и в России, как и везде, нужная и дефицитая профессия. Его тоже звали Бернд. Жил он неподалеку. Иногда он что-то чинил в квартире у Линды, по просьбе его друга Завидев Женю в конце улицы, он приветливо улыбался и кричал ей издалека:
Как ты похорошела, как я рад тебя видеть.
Тут он немного переигрывал по одной причине — его жена — полька, ненавидела иностранцев, а русских и евреев в особенности, поэтому к ним в гости  Бернд всегда ходил один.

С Женей он стал видеться довольно редко, не только потому что она работала, но и из за болей в ногах он не мог подниматься на четвертый этаж без лифта, где она жила .
Они встречались в кафе, Линда часто приносила к нему письма от чиновников из всяких «амтов», написанные непонятным казенным немецким языком, который и многие немцы не понимают.
Посмотри, пожалуйста, и напиши ответ — просила Женя.
Конечно, я все сделаю, для меня эти письма не проблема, я же этим всю жизнь занимался, — отвечал Бернд и Женя думала, что он  способный человек и мог бы достичь в жизни бльшего, если бы захотел. Но в том-то и дело, что он ничего не хотел. Он принимал лекарства, которые ему мало помогали.
Его диагноз — депрессия, это ведь было не то, что думают здоровые люди, называющие депрессией, просто плохое настроение и усталость.
Иногда они договаривались куда-то вместе пойти, Бернд со всем соглашался, но в последнюю минуту звонил :
-  Дженни, извини, я сегодня не могу, голова болит.
Жаловаться он не любил, но видно было, что ему становится все хуже.
Однажды Женя подошла к его двери, чтобы вместе с ним пойти на концерт. Он ей не открыл, сказал через дверь, что у него очень грязно. Это была правда. Женя договаривалась с уборщицей, но он ее не пускал.
Несмотря на свое состояние, он старался заботиться о Жене.  Оплачивал ее  штрафы за неправильную парковку машины, приглашал Женю и Лизу в ресторан неподалеку и даже заказывал для них спциальное немецкое блюдо — рульку из говядины с картофельным пюре и тушеной красной капустой. Они ходили вместе к его друзьям на Рождество — с настоящим тушеным гусем на обед, который показался Линде жестким и невкусным, зато самодельное тирамису было отличное.
Но Бернд стал мало выходить на улицу, он все время сидел в своей крохотной квартирке, курил, пил пиво и смотрел футбол по телевизору. Плохо следил за собой, выглядел запущенным, не ходил в парикмахерскую или ухаживать за ногтями, что у немцев принято. Он как-то сказал Жене:
Мне грустно, что обе мои дочки живут с какими-то бой френдами , не выходят замуж не рожают внуков. Я был бы счастливый. Может, мы их неправильно воспитали?
Нет, - ответила Женя, - это немецкие левые, их «последние генерации», «чайлд фри» и прочая пропаганда делает молодых людей несчастными и одинокими.
Не только Женя, но и врачи заметили, что Бернду становится все хуже — и отправили его в санаторий в красивый курортный город Мюриц на озере, недалеко от Берлина.
Бернд снял номер в гостинице для Жени, на пару дней погулять и отдохнуть от Берлина. Сам он ночевал в санатории.
Вечером они сидели на открытой терассе ресторана высоко над озером — погода была теплая, и тихо беседовали. Бернд казался счастливым и Женя поверила, что он скоро поправится. Ей казалось, что вернулись те времена, когда они понимали друг друга без слов и смотрели друг другу в глаза с нежностью и вниманием.
Женя уехала в Берлин, они несколько раз говорили по телефону. Потом она уехала с  дочкой на каникулы. Да и самой хотелось летом отдохнуть.
Когда она вернулась в Берлин, сразу подошла к дому Берндта, и  очень удивилась, когда не увидела на доске с фамилиями жильцов его имени. Она  позвонила в его квартиру, никто не открыл.
Ей стало очень тревожно -
Может вернулся в свой Лаутербах ? - подумала она с надеждой
Единственный, кто мог ей это обьяснить, был его друг Бернд.
Женя позвонила ему по телефону
Что случилось с Берндтом, где он?  - спросила она
Он умер, покончил с собой, - ответил Бернд. - ему было плохо, он просил свою старшую дочку Мелани взять его к себе, но она ему отказала. Тогда он позвонил мне и сказал — я решил со всем этим покончить. Я испугался и сказал ему — сейчас вызову скорую помощь, чтобы ты этого не делал. Но Бернд мне ответил — не делай этого, я все равно покончу с собой, я это решил. Он принял снотворные таблетки, запил их водкой и утром его нашли мертвым.
Женя охватило тяжелое чувство потери близкого человека. Она поняла, что их встреча в Мюрице была прощанием, он уже знал, что уйдет из жизни и хотел оставить ей добрые воспоминания о себе.
Она до сих пор мучает себя вопросом, могла ли она помочь ему изменить это решение и выбраться из болезни?
Хотя наверное, как это ни грустно, так было записано на его странице в Книге Жизни.
Иногда Женя видит его во сне, он улыбается ей и всегда говорит: «Ты не виновата, не думай о плохом, я тебе благодарен за счастливые дни, которые ты мне подарила».


01.12.24
Берлин