Алтуин

Начало и конец

 Он встал и оглянулся – вокруг темнота и ничего. Пустота была вокруг него, и пустота была в нем. Прародитель вздохнул и пошел искать себя. Неизвестно, как долго он шел, но, в конце концов, путь привел его к Вечности.
На что она похожа? На шкатулку полную драгоценностей, на небо, усеянное звездами, на океан, освещенный солнцем - и ничто не может в ней жить друг без друга - большое сочетается с малым и находит себя, как малое в великом. Прародитель долго любовался Вечностью и сидел на ее пороге.
Через много лет он все же решился войти в нее. События плыли вокруг него, соблазняя своими историями - каждое из них думало, что неповторимо, но Прародитель видел, как все они прекрасны и похожи друг на друга. Долго бродил он в Вечности и почти ослеп от ее блеска, почти оглох от ее шума, пока наконец не нашел Истину.
 Она была похожа на камень, что валяется на дороге. Была она молчалива, как скала в море, и так же велика и недвижима. Прародитель сразу узнал ее, она одна не сияла здесь, не желала быть узнанной и замеченной. Он взял ее и обрел слух, обрел зрение. Не было больше блеска, а один лишь Демиург, что создал все.
Прародитель все узнал и все потерял. Знал он теперь все ответы, а камень плакал в его руках. Раньше он сиял ярче надежды, ярче последней минуты жизни, но никому сияние это не принесло радости - все, кто находил Истину, роняли ее, как непосильную ношу или бросали, как раскаленный металл.
 Истина давно потухла, ненавидела себя и злилась на Прародителя, который, как и другие до него, не смог принять ее.
- Раз все же пришел, то выполни мое единственное желание, а потом спрячься или умри во тьме, как другие. Унеси меня отсюда. Спрячь меня, чтобы никто и никогда не нашел. Не желаю я ничего, кроме сна, беспробудного сна до конца Его.
Прародитель положил Истину в свое тело, туда, где у людей находиться сердце. Вместе они стали искать место, где никто не найдет Истину. Они шли долго, пока не нашли Время. Время было похоже на длинную женскую косу, крепкую и густую, где каждая нить уходила так далеко и была связана так крепко с другими, что казалось ничто не способно пройти через них. Прародитель неуверенно приблизился ко Времени, нити ее расслабились, чтобы пропустить его. И тут он услышал, как из его груди говорит Истина:
“Она желает поглотить тебя, как и все на свете. Жадность суть ее”.
- Время, я не отдам его тебе.
- Почему ты говоришь за него, малявка? Брось ее! Нечего от тебя ждать, кроме страданий, сестра. А тебе, странник, изначально следовало подчиниться и жить в моем течении, ведь я дарую самый сладкий из снов. Брось ее! Брось!
Истина печально вздохнула и стала мечом. Силой Прародитель и Истина стали пробиваться через Время: Прародитель взмахивал мечом, а Истина рубила нити, а те снова срастались и путали их. Долго они пробивались через Время, пока, наконец, та не устала и не отпустила их.
Прародитель устал и хотел отдохнуть, но Истина стала ныть и колоть его. Нечего было делать Прародителю, и он пошел дальше. Долго - долго шли они, пока не нашли Судьбу. Она была сплошной стеной, глухой и непроглядной, не обойти и не сдвинуть ее.
- Пропусти нас, Судьба! Дай ему спрятать меня! Пожалей, меня, Судьба! Ведь похожи мы с тобой, как ты не рада своей доле, так и я своей. Будь мне другом, сестра! Помоги ему!
Судьба вздохнула и медленно заговорила, и каждое ее слово было тяжелее долга. Сгибался пополам Прародитель от ее слов и совсем бы упал, если бы Истина не поддержала его.
- Рада бы я пропустить вас, но не могу. Непреодолим мой рок и для меня самой. Один есть способ, идти вверх, там есть брешь. Через нее можешь пройти сквозь меня!
 Истина поблагодарила Судьбу и стала крыльями, на которых взлетел Прародитель. Никто не знает, как долго они летели и как долго искали брешь в Судьбе. Когда же нашли ее, то оказалось, что трещина такая маленькая, что даже ветер через нее не пройдет. Но нечего делать, собрала Истина все свои силы и превратила Прародителя в свет. В свет, который видит мать в глазах ребенка или утопающий в протянутой руке - свет чуда и желания жизни.
 Вокруг была по-прежнему темнота, и в этой темноте шел Прародитель и нес Истину в своей груди. Слушал он ее слова и понимал, что до конца пути еще далеко, а сил у Истины больше нет. Дойдет ли он до конца теперь зависит только от него. Ему было страшно, но повернуть назад он не мог, да и некуда было возвращаться - вокруг один лишь Демиург и одиночество.
 Шли они долго, Истина поддерживала Прародителя, просила выполнить обещание и не бросать ее. Прародитель обещал, но она снова и снова просила повторить обещание. Была она печальна и грустна, Истина дрожала и плакала. Тогда Прародитель положил свою руку на грудь, и она успокоилась, лишь иногда вздрагивала и снова просила его не забывать об обещании. Так они и шли, пока не встретили Правду и Ложь.
Правда была бескрайним полем с шипами. Пронзающими уже одним своим образом, и даже смотреть было нестерпимо больно. Ложь наоборот была мягкой и теплой, и достаточно было ступить на нее, как начнешь тонуть в ее сладости.
“Не говори ни с кем из них. Одна только заманивает своим путем, но слишком много в ней дыр и ежели упадешь… То уже никогда не вернешься обратно. Другая же… всегда молчит - никому ее слова не принесли радости, как и мое сияние. Ступай по ее дороге, пусть и пугает она. Я смогу немного заглушить боль, но идти тебе придется самому. Умоляю тебя…”
 Прародитель снова положил руку на грудь и услышал, как дрожит и бьется Истина. В этот момент Ложь цокнула, встала, гордо усмехнулась и ушла.
-Иии всее раавнно придеешшшь коо мнее.
 Прародитель недолго смотрел ей вслед, а потом, успокоив Истину,  сделал первый шаг. Правда тут же пронзила его ноги до самых костей, а путь по ней был очень долог. Прародитель шел и шел, уже не чувствуя ничего, кроме биения Истины в своей груди. Много раз он падал - все тело его было пронзено шипами, но он только поднимался и шел дальше, не помня себя, забыв обо всем, кроме того, что должен дойти до конца.
 В какой-то момент он перестал чувствовать биение в своей груди и увидел, что больше не идет по шипам, раны его зажили и стали глубокими шрамами, а боли совсем не было. Заметил он, что темнота вокруг них изменилась, сначала шли будто на дне бездны или океана, а сейчас вокруг них будто ночь - они чувствовали, что именно здесь будет рожден великий, настоящий Свет. Эта нетронутая тьма напоминала слепца, который в будущем познает прозрение. Здесь было красиво и хотелось остаться, не было больше страхов и сомнений, только странная тишина вокруг, ожидающая чуда.
“Это Покой. Отдохни немного, но задерживаться нам нельзя. Если ты уснешь здесь, то даже я не смогу тебя разбудить. Прошу, помни об этом. Мы совсем близко”.
 Прародитель лишь немного отдохнул, а потом, как только почувствовал, как сон сковывает его веки, сразу пошел дальше. Шли они долго, но на пути их больше не было препятствий, и цель их была близка.
 Они дошли до места, о котором говорила Истина. Прародитель достал Истину из своей груди и хотел оставить ее здесь, как вдруг увидел, как прекрасно и беззащитно ее сияние. В нем родилась любовь и заполнила то место в груди, где раньше была Истина. Прародитель остался вместе с ней, они долго говорили и смотрели друг на друга. И оба думали, что нашли счастье.
 Вскоре у них родилось трое детей, но как только у малюток открывались глаза, Истина пряталась и наблюдала издалека. Прародитель считал это глупой предосторожностью, но она лишь отвечала ему:
- Я желаю лишь быть рядом и оберегать их. Не говори им обо мне, пока они сами не захотят найти меня. Не губи мое счастье своей любовью.
 Так они и жили, но Прародителю было жаль жену, которая могла лишь наблюдать за детьми. Малыши росли и не знали ни ее лица, ни ее прикосновений.
 Однажды Прародитель решил показать Истину одному из детей, самому доброму, тихому и ласковому ребенку. Мать дремала, и Прародитель подвел ребенка к жене и дал подержать ее локон. В этот момент улыбка малыша слетела с губ, глаза наполнились печалью, больше он не смеялся и не искал компании ни сестер,ни отца.
 А когда Прародитель не видел, то ребенок вырвал сердце из своей груди и разбил его - так он вернулся обратно к Демиургу.
 Истина была в великой печали, мужу пришлось рассказать ей о своем поступке. Ее горе было безутешно, она стала бояться за остальных детей и, обратившись ветром, унеслась незамеченной, оставив лишь печаль в груди Прародителя. Долго жил он с этой печалью, пока не стала она нестерпимой.
“До встречи с ней была лишь пустота. Я был таким же, как и те, что были до и будут после меня. Лишь она наполнила меня и сделала собой”.
Прародитель решил оставить детей и отправиться на поиски Истины, но дети были еще слишком малы и не умели сами себя развлекать, привыкнув, что отец всегда играет с ними. Не мог Прародитель их просто оставить, ведь стоило ему только взглянуть в глаза детей, как вспоминалось лицо любимой жены.
 Походил он взад и вперед и придумал игрушку. Это была блестящая сфера, фантазия внутри которой заключалась жизнь. Каждому он дал по сфере, а третью положил на памятное место погибшего дитя.
- Они воплотят любые ваши фантазии, отразят все ваши чувства. Нет предела для них, все, что посеете, то и прорастет. Но не увлекайтесь своим всевластием, иначе они разобьются, как незамеченное счастье. Играйте, но заботьтесь о них и ждите моего возвращения.
 Это были последние слова Прародителя, а после он ушел, и дети больше его никогда не видели. Сначала они пытались играть в то, во что и раньше, но без отца все было скучно и бессмысленно. Тогда они решили рассмотреть его последний подарок.
Первые миры их были простыми и скучными, потом они сделали их разнообразнее. Долго они так развлекались, создавая новые миры и наблюдая за ними, заботясь, а потом губя или забывая их. Однако Прародитель все так и не возвращался. Дети росли, менялись и, наконец, рассорившись, разошлись своими дорогами.
Бродили они в Хаосе, не встречая друг друга. Искали в нем что-то, но без цели это найти или куда-то прийти. И однажды две сестры, на двух совершенно разных концах Демиурга почувствовали тоску и решили вернуть туда, где прошло их счастливое детство.
 Сестры-близнецы, одна звала себя Иштен, а другая Диос.


История Ори

 Давным-давно, в жизни, которую она так и не смогла прожить, ей встретилась провидица. То была седая и очень высокая женщина из племени ангъяр, которую она повстречала на далеком острове, где обитал этот удивительный и гордый народ. Именно в этот день она решила, что сбежит...
Маленькое, почти забытое племя, медленно умирающие из-за вырождения, и, тем не менее, пользовавшиеся странным уважением и почитанием у эльфов: каждые десять лет собирался корабль с дарами, и сам король эльфов отправлялся в сложный и изнурительный путь, дабы выразить свое почтение и еще раз торжественно перезаключить мир с ангъяр.
 Как давно, как давно... У нее не было какого-то плана, какого-то представления о своем будущем, когда эта случайная любовь свалилась на нее и она просто подчинилась этой случайности, ни о чем не думая. Почему бы и нет? Ей было не за что держаться, нечем было дорожить и она не знала, куда идти,  она просто решила отдаться течению этой неожиданной любви.
Тогда он был особенно очарован ею и особенно бережен, ведь кто угодно из знати мог попытается разрушить их счастливый и неравный брак, поэтому король и взял жену с собой в путешествие.
 Как во сне, перед ней проносился Бескрайний океан, туман окутывал ее с ног до головы, словно кто-то накинул на корабль покрывало. Ветер...тихий, бесшумный, шепчущий... Кажется, это был голос матери, а вот этот принадлежал отцу, их слова до сих пор хотят долететь до нее? Нет, опять смена. Это голоса того вечера, вечера, когда они познакомились, когда он увидел ее танец, когда отказался отпустить... Почему, почему сердце не трепещет от радости? Разве это не есть мечта каждой женщины на этой бренной земле? Счастлива! Ты должна, обязана быть счастлива! Не гневи Трех, Ори!
 Как могла, она защищала себя от правды, глаза девушки не желали видеть сквозь туман, но все равно... Пелене суждено было спасть, и сорвала покрывало та высокая женщина, провидица, что сама указала на нее и пригласила зайти в Великую рощу. Ни Морред, ни кто-либо, не могли пойти за ней, ведь только гость провидицы может пройти через Рощу.
 Ах, снова... Снова ее уносит течение этих мыслей, чем дольше живешь, тем больше погружаешься в темноту прошлого, когда-нибудь она не вернется из этого омута... Может хоть тогда она увидит его... Он же обещал проводить ее туда… Нет, это ложь… Ничего он ей не обещал, совсем ничего…
 Эту Рощу невозможно забыть, как только входишь в нее, то все твои мысли, вся сущность твоя замолкает и обращается в слух. Кажется, что никогда ты и не выходил из нее: из нее произошел, из этих корней возрос и в эти корни вернешься - так верят ангьяр, так начала думать она, когда вошла в нее. Никого больше не было, ее не было  провидицы, только огромные корни и кроны, что заменяют собой небо и светила. Они долго шли в молчании, потом Ориент не выдержала и спросила:
- Хранительница Великой рощи, мы ушли уже далеко. Моя одежда тяжелая и неудобная, скажи, долго ли нам еще идти? Что ты желаешь мне поведать?
Провидица обернулась и удивленно посмотрела на молодую королеву. Ветви деревьев зашелестели, хотя никакого ветра не было, казалось, роща переговаривается и язык этот понятен только этой женщине.
- Мне нечего тебе сказать и не тебя я веду. Роща лишь просила меня показать им ребенка, который возродит мир и даст начало свету. Они желали поклониться ему, как преклоняю колено пред ним и я.
Провидица стала на колени и медленно, величественно склонила голову.
- Пусть славиться имя того, кто уничтожит мир! Пусть славиться имя того, кто его возродит!
 Сначала воцарилась тишина, а потом все деревья покачнулись и затрепетали, вмиг разрушив эту торжественную тишину и заполнив ее будто овациями.
Ориент вздрогнула, только месяц назад, во время плавания, врач сказал ей о беременности. Существу в ней было только пару недель и перед ним преклоняется непокорное племя ангъяр, которое даже своим покровителям, эльфам, ни разу не выразило благодарности.
 Девушка испугалась, голова у нее закружилась и она, забыв про усталость и жажду, бросилась прочь из Рощи. Она не помнила, как оказалась в гостевых покоях, не помнила, как горничные переодели ее в легкую одежду. Ориент долго не могла расслышать слова мужа, слова, что говорил ей врач - эхом стоял у нее в голове голос провидицы, не отпускал навязчивый гул деревьев. И ничего она не могла произнести - дыхание перехватывало, будто цепкие корни держали ее за горло.
Ори поняла, что это была магия, очень древняя магия, забытая... Никому она не сможет рассказать о предсказании, никогда, даже своему ребенку... Она попросила оставить ее одну и сразу заснула, хотя те кошмары и нельзя было назвать сном. Утром королева проснулась еще более измученной, чем была.   
 За завтраком, из-за крайней рассеянности, она совершенно забыла о своем нынешнем положении и потянулась за осколками разбитой чашки. Смущенная горничная, аккуратно забрала осколки из ее рук. Ориент опомнилась, когда заметила капельку крови на своем белоснежном пальце.
 Ее тело тут же похолодело - только сейчас до нее начал доходить смысл слов провидицы... Она боялась того, что растет внутри нее... Она почувствовала себя в ловушке.
“Почему? Разве это не великая честь для меня? Что значит уничтожит, что значит создаст? Я не знаю, не могу знать, но… Он точно покинет меня, оставит… Может, даже…”
 Лицо королевы стало бледнее мрамора, ее страшно напугал голос сомнений внутри нее. Она выросла в богами забытом месте, где жизнью правят суеверия и вечера у домашнего очага. Она помнила все легенды Трех и ни один из избранников богов не дожил до счастливого конца...
 Ей стало невероятно страшно, она представила мать, обнимающую мертвое тело собственного ребенка. Как можно гордиться такой судьбой?
Еле живую ее довели до комнаты, и король не отходил от ее постели до самого вечера, пока она не уговорила его отдохнуть в своих покоях.

Начало и конец

В глубокой тьме шли два силуэта и держались за руки, было непонятно в каком направлении они идут, ведь окружала их лишь одна бездна, однако обе знали, что их путь имеет направление и Демиург создаст для них них дорогу.
- Что ты помнишь, сестра?
- Я помню, что было много счастья, но с ним была и тьма. Я помню много историй, но среди них не было правды, как не было и лжи... Я вспоминаю, что живу уже очень долго и не знаю зачем это делаю.
- Может, вернемся в прошлое? Зачем нам угнетать себя будущим и настоящим? Я хочу проживать те дни снова, и снова, ведь только тогда я была счастлива. Не хочу знать, то, что было после. Не хочу помнить жизнь, где мы расстались с тобой, расстались с нашим отцом, матерью… семьей!
Иштен вздохнула и сочувственно посмотрела на раскрасневшуюся Диос. Девушка махала руками, будто желая разогнать темноту, застилавшую все вокруг.
- Почему ничего не видно?! Где оно?!
- Не бойся, сестра, просто мы еще не пришли.
- Это место было здесь!
- Скоро…скоро…
Сестры шли вместе, плечом к плечу, но мыслями они были далеки друг от друга. Диос все больше желала вернуться в прошлое, и именно для этого искала место своего детства. Иштен же наоборот: она ценила данные ей воспоминания, но искала их для чего-то другого. Богиня еще сама не знала для чего она ищет то место, но ее тянуло туда, и она знала, что кто-то ждет ее там.
Вскоре они нашли Покой - место в Демиурге, где когда-нибудь родиться Свет. Диос, как завороженная, смотрела на него и на ее лице появилась радостная улыбка. Она отпустила руку Иштен и начала танцевать, и во тьме играли ее белоснежные волосы.
Иштен мрачно наблюдала за ней, она видела, что сестра танцует на осколках того, что осталось от прежних подарков их отца. Каждый раз, когда маленькая, крепкая ножка наступала на осколки, в Иштен будто что-то ломалось, и волосы ее вдруг стали черны, как тьма вокруг.
- Почему ты мрачна, милая? Танцуй со мной! Забудь о горестях, что мы перенесли. Давай войдем в прошлое и останемся в нем. И больше никогда будем одиноки.
- Сестра, посмотри себе под ноги… Посмотри...
- Зачем? Нет в этом смысла, это всего лишь настоящие. Я вернусь, и все снова будет целым, радостным и прекрасным!
Иштен осторожными маленькими шагами обходила места со сверкающими осколками. Диос танцевала же все быстрее, будто ее тело погружалось в транс: она уже не была в здесь, она была там…
Напрасно Иштен попыталась остановить ее, стоило ей только коснуться сестры, как тело Диос растворилось, как день в ночи, и ничего не осталось от нее.
-  Как печально… И ты покинула меня... Кого же мне искать теперь...
Девушка вздохнула, а темнота вокруг сгустилась, осколки исчезли и превратились в Ложь. Ложь увидела, что на Иштен не действуют ее чары и отступила, оставив ее совсем одну.
- Я же говорила тебе, что нужно идти дальше… Эй! Эй!
Ложь обернулась и хищно улыбнулась: она ненавидела тех, кто может жить без нее. У Лжи был огромный рот с острыми зубами, маленькие уши и тощее тело с огромным животом, а самое ужасное - глаза без белков и радужки, с одним лишь огромным черным зрачком.
Она давно уже бродила в поисках пищи, и никак не могла наесться, она знала, что сытой станет только, если сожрет Иштен или ее мать, но на них не действовали ее силы, и это злило ее еще больше.
- Идииииисвоеейдооороогоой! -  сказала уродливая женщина, и рот ее открывался так, будто она зевала и говорила одновременно.
- Я вытащу их… Даже, если они не захотят этого! Даже, если придется сокрушить и тебя! Всех вас! Всех! Пусть мне придется изменить все! Я не буду одинока!
Ложь лишь рассмешили ее слова и она, шатаясь, скрылась во тьме.
- Уужееоднааа. Яяяпооймаалаавсееехх. И еегоо… хаа..хаа
Иштен сжала кулаки и пошла вперед, не оглядываясь, туда, где действительно прошло их детство. Вскоре она пришла, им действительно оставалось идти совсем немного. Еще прежде, чем увидеть его, Иштен почувствовала... Богиня узнала это не взглядом, а сердцем... Она нашла там, то, что и ожидала найти - пустоту, разруху, одиночество… брошенность… горечь. Ее глаза защипали, и она начала искать причину своего прихода сюда.
Осколки окружали ее, а она кружила и искала между ними, пока не нашла маленькую сферу, которую когда-то создал ее отец. Иштен взяла ее в руки и почувствовала, что Демиург открыл глаза и смотрит на нее, что в в руках она держит свое ее предназначение и спасение.
- Я позабочусь о нем…
Тогда Демиург закрыл глаза и снова погрузился в сон, именно из Его снова было рождено и создано все вокруг.  Иштен почувствовала облегчение, с ее плеч упал огромный камень. Она прижала сферу к груди, чтобы почувствовать, как бьется жизнь в ней, из этой жизни и родиться Свет. Она отнесла семя в Покой, и посадила его там.
Долго-долго Иштен наблюдала за ним и поливала собственной кровью, но семечко не желало просыпаться, тогда девушка начала долго говорить с ним, но семя все еще отказывалось цвести и жить.
Иштен не сдавалась, хотя ей и оставалось только ждать и надеяться, что когда-нибудь жизнь внутри решиться встретиться с ней.


История Фриды

- Эй, эй. Сестра, проснись! Нам пора.
Девочка медленно, протирая глаза, приподняла голову со страниц открытой книги. Она несколько раз громко зевнула, а потом, наконец, посмотрела на недовольное лицо брата.
- Ты не выспалась, потому что снова читала до рассвета, верно? -  глаза Джеда недовольно сверкнули, будто он уже знал, правильный ответ.
- Ааах,- снова зевнула София, - совсем немного...совсем. Только по учебе.
Мальчик наклонился и положил голову на стол, так чтобы лучше видеть лицо Софии, которая все еще не могла поднять головы с листов книги, служившие ей подушкой.
- Как у них дела?
- Нуу...
Она вздохнула, стараясь собрать мысли воедино, их было много, к ним примешивались не только многочисленные события в книге, но и собственные ощущения от этих событий. Требовалось время, чтобы подготовить краткий пересказ для брата.
- Они ищут лошадь... лошадей очень мало осталось... особенно именно таких, что еще можно купить. За них берут или слишком много, или отдают таких, что уже лучше не брать.
- И? - Джеду было неудобно говорить в согнутом положении, и он просто запрыгнул прямо на стол.
- Нашли... Нашли у группы сирот, выкупили за еду. Один из детей даже попытался напасть на них, но силы же неравные. Те ребята решили, что все равно лошадь у них рано или поздно отберут... или им самим придется ее съесть. Так что это была неплохая сделка, наверное.
- Хмм... Я бы тоже, наверное, отдал. Пошли?
- Ммм… У меня еще много заданий… Не хорошо…
- Сестра!
- Если только недолго, - одиннадцатилетняя девочка неохотно встала и поправила немного смятое платье.
Джед нетерпеливо вздохнул и, схватив сестру за руку и быстрым шагом повел ее по бесчисленным коридорам летней резиденции герцога. Только пару раз они замедлили шаг, когда проходили мимо коридора с кабинетом самого герцога и, когда дошли до галереи с портретами, где каждый портрет родственников смотрел на зрителя строгим, величественным, немного осуждающим взглядом.
- Такие гордые и скучные... Так важно знать, как выглядела твоя прапрабабушка или... или... сестра?
- Ммм?
- Ты меня слушаешь?
- Да...Просто ты много говоришь, - скучающим голосом сказала девочка, - но я согласна с тобой. Это никак не даст мне узнать их, как близких родственников. Посмотри сколько всего на дедушке Эдмунте, как у него спина не согнулась от такого количества золота?!
- Говорят, дедушка был странным человеком и боялся всего на свете, кроме золота...
- С другой стороны у бабушки сдержанный наряд, просто черное платье, даже бедновато выглядит... Наверное, ей было скучно с дедушкой, может, она хотела его позлить этим портретом, будто он не тратиться на нее.
София внимательно осмотрела галерею и глаза ее задумчиво потемнели.
- Жаль, что отец так и не повесил портрет мамы… Значит, ему до сих пор больно его видеть.
Мальчику очень захотелось как можно скорее покинуть эту галерею и выйти, наконец, во двор, в сад. Он посмотрел на сестру, которая, словно завороженная, продолжала смотреть на портреты давно умерших родственников.
- Мы уходим отсюда, - он снова бесцеремонно взял ее за руку и потащил за собой.
Они понеслись по, казалось, бесконечным коридорам, вызывая недовольство у проходящих мимо горничных. Вначале София смотрела на спину брата и просто послушно бежала за ним, но потом ее привлекло что-то в окне, и она больше не смотрела на Джеда: череда одинаковых и огромных оконных рам с видом на розовый сад, чем-то зацепила ее.
В ее голове появились новые мысли, она почувствовала, что стала другой, а та прошлая девочка, куда-то исчезла и уже никогда не вернется. Это было очень важное изменение, которое нужно было немедленно осмыслить.
- Джед!
На самом деле, она не успела позвать его вслух, а только очень громко подумала, но мальчик сразу остановился, обернулся и вопросительно посмотрел на сестру.
- Что?
- Дай мне отдышаться, ты слишком быстрый.
София, громко и напряженно дыша, прислонилась к стене и снова посмотрела в окно.
- Запомни меня!
- О чем ты? - Джед спокойно стоял возле окна, ожидая, когда сестра придет в себя.
- Запомни меня такой, какая я сейчас. Сейчас... Мне кажется сейчас я лучше, чем была и буду когда-либо, поэтому... Кто знает, что будет завтра.
Джед долго смотрел на нее, будто действительно старался запомнить каждую мелочь в ее внешности, наряде, странном блеске в глазах. Потом он сделал несколько шагов назад и посмотрел на сестру в полный рост, а потом вплотную уставился на нее, так что София сама немного отступила и улыбнулась - такими искренними и забавными были его попытки.
- Вот за этим и пишут портреты, сестра.
- А?
- Если бы я умел рисовать, то сейчас бы просто взял краски и нарисовал бы тебя.
- А ведь правда... Может отца попросить?
- Ты хочешь прямо сейчас пойти к нему?
- Нет... Нужно подготовиться...Нет...Пошли сейчас!
Она не понимала этого настроение, такого странного и обычно ей несвойственного, София чувствовала, что суетиться, можно ведь просто дождаться ужина и озвучить свое желание за ним, но ей было неуютно, не понятно собственное настроение, поэтому она просто решила следовать секундному желанию, хотя оно, по мере приближение к кабинету герцога, начало казаться ей глупым и ошибочным.
Дети решили сократить путь и теперь шли не через галерею, а через бальный зал, который давно уже никто не использовал. Паркет был блестящим, чистым, и каждый их шаг по нему становился отголоском звонкого эха. Окна здесь были невероятно большими, почти на всю стену, поэтому зал был прекрасно освещен в отличии от коридоров и основных комнат поместья.
- Почему мы здесь никогда не играли? -  удивился Джед
- Потому, что горничным тяжело оттирать паркет до такого идеального состояния, будь их воля, то они бы повесили на двери огромный замок.
Джед побегал немного по бальному залу и изобразил какую-то странную пантомиму, как догадалась София, он показывал, как обычно главная горничная Адель ругает их за беспорядок. К сожалению, у брата явно не было таланта к пародиям и, вряд ли кто-нибудь, кроме сестры, догадался бы, что это действительно была назойливая, педантичная и уже давно не молодая мадам Адель.
Так, не торопясь, они постепенно подходили к кабинету герцога, у которого, как они знали, вот-вот должен был быть перерыв на чай, только во время этого перерыва, было дозволительно заходить в его кабинет. Они пришли, когда горничная выходила с сервировочной тележкой из его кабинета.
Джед и София решили не привлекать внимания и спрятались за огромными и тяжелыми темно-зелеными портьерами, с золотыми кружевами по краям, двое маленьких детей легко могли спрятаться за ними и скрыться от взгляда горничной.
- Ты пойдешь одна? - спросил Джед, когда служанка скрылась в темном коридоре.
- Да, - ответила София, несколько подумав, - я справлюсь, он, наверное, поймет меня. Или ты хочешь с ним увидеться?
- Нет! Если тебе не слишком страшно, то я лучше останусь здесь, да и он, точно, не горит желанием меня видеть.
- Ухх...
София глубоко вздохнула, поправила платье и прическу, и решительно пошла в сторону двери кабинета, а потом тихонько постучала в эту дверь своей маленькой рукой. Вскоре из-за двери послышалось решительное, властное:
- Войдите...
И она вошла, чувствуя, что брат, внимательно смотрел на нее, пока не закрылась тяжелая дверь.


История Ори

Ориент бродила по разрушающемуся замку ангьяр, этот народ очень гордился своей историей и не желал признавать, что медленно, но верно, время начинает пожирать и их самих, и эти каменные стены, а их славная история, все глубже и глубже уходит в землю, в могилу.
Им давно пора построить что-то новое, ассимилироваться с другим более сильным народом, но они продолжают цепляться за былое величие и не покидают этих осыпающихся стен. Королеве казалось, что она слышит уставшее дыхание камней, желавших вернуться обратно, к Матери...
- Но у них нет богов...
Ангъяр считали себя высшими существами, предки, которых вышли из Бескрайнего океана, поэтому у них был очень развит культ почитания умерших, но молитвы они никому не возносили и, если случались тяжелые времена, то справлялись с ними, лишь собственной силой.
Навстречу королеве шел Повелитель, правитель ангъяр, самый сильный представитель этого народа. Когда они поравнялись, то Ориент приветствовала его глубоким поклоном. Правитель ответил лишь легким кивком головы, но ничего более, когда же девушка поднялась, то он сказал ей:
- Ты искала встречи со мной.
- Повелитель, позволь мне вновь увидеть Хранительницу Великой рощи.
Ангьяры были очень высокими, почти три метра ростом, а их Правитель был еще выше своих соплеменником. Ори приходилось задирать голову так, как бы она смотрела на солнце в самом зените, и все равно она не могла хорошо разглядеть своего собеседника: длинные и густые золотые волосы отбрасывали тень на его лицо.
- Я повелеваю ангъяр и всеми нашими землями, - начал он свою речь, а Ориент подумала, что из всех “земель” у него остался лишь этот жалкий островок, - но Хранительница правит Рощей и сама решает, кому войти в нее, а кому нет. Иди, королева, если желаешь, но деревья расступятся лишь пред тем, кого желает видеть Хранительница.
Правитель сказал это и пошел своей дорогой, не оглядываясь, а девушка направилась в свою комнату.
«Отказался помочь, но хоть мешать не будет. И так хорошо».
Ори решила не идти в Великую рощу при свете дня, это вызвало бы слишком много вопросов, тем более она так и не смогла ничего выдумать насчет прошлой встречи. Слишком сильная реакция была у нее тогда...
“Я уже предчувствую новые слухи во дворце... Что же они еще накрутят? Бедный, бедный...”.
Она вспомнила красивое и спокойное лицо Морреда, он был нежен, заботлив, он любил ее... Почему же, у нее все не получается ответить ему взаимностью? Он так хорошо видит спокойствие в ее глазах, хотя бы он был не так умен, не так красив и заботлив. Почему же сердце молчит? Почему?
«Вечно все не так».
Королева не жалела о своем выборе, он был понятным...но...
“Даже с ребенком во чреве, я не могу почувствовать к нему ничего, кроме глубокого уважения и благодарности. И я могла бы это принять, будь мы равны друг другу, а так… Я не могу ему дать и то единственное, что он так желает получить”.
В таких мыслях и смятениях, она с трудом дождалась ночи и убедила мужа, что ей еще требуется отдых и легла отдельно. Как только луна зашла и почти все в замке заснули, Ориент накинула темный плащ и совершенно бесшумно, начала пробираться через коридоры старого замка. Убедившись, что за ней никто не пошел, Ори направилась прямо к Великой роще. Уже прошло больше недели, ее страх прошел и обратился в решимость. Если уже у нее не получиться получить ответы от провидицы, а скорее всего так и будет, то хотя бы подсказки...
Ее сердце бешено стучало, когда она подошла к роще и деревья подняли свои ветви, чтобы пропустить ее. Ори шла по дороге, которую они указывали ей своими тяжелыми ветвями. Девушка не заметила, как дошла до небольшой хижины. Дверь открылась пред ней, и она увидела, что на столе уже стояли две чашки с чаем, лежал белый хлеб и тарелка с вареньем, а на кресле-качалке сидела Хранительница Великой роща.
- Великая…
Женщина прервала ее, уставшим, но резким и энергичным взмахом руки и указала на стул рядом.
- Проходи и садись, не надо этой суеты.
Королеве пришлось проглотить свое торжественное приветствие и просто сесть напротив этой высокой седовласой женщины. Какое-то время они просто пили чай и ели уже немного черствый хлеб. Ори это нисколько не возмущало, во-первых, она никогда не забывала своего настоящего происхождения, а потом она не могла не понимать, что женщина угощает ее лучшим, что имеет сама.
- Зачем ты пришла, королева? Роща хотела вновь увидеть избранное дитя, но для меня твой приход не радость.
- Я знаю...Просто ваше предсказание...Оно все никак не выходит у меня из головы. Я будто продолжаю его слышать... Шум рощи.
Деревья будто почувствовали, что говорят о них и зашумели в ответ, но Хранительница властно постучала пальцем по столу и вмиг воцарилась непроницаемая тишина.
Ори снова сковал суеверный страх, хладнокровие и храбрость, которые она с таким трудом поддерживала в себе, вмиг испарились, но все же у нее хватило храбрости задать вопрос.
- Как... Как изменить судьбу?!
Хижину будто начало трясти, страшный, недовольный гул начался в роще - все возмутилось этим словам и разгневалось на них. Девушка испугалась и умоляюще посмотрела на Хранительницу, но гнев был и в ее в глазах, Ори уже думала бежать из хижины, но медленно, медленно гул начал умолкать и превратился лишь в дальние отголоски грома...
- Вот зачем ты пришла, королева... Что ж...
Седовласая женщина встала и прошлась по единственной комнате, от ветхого деревянного стола до кровати из мха и веток, и снова до стола.
- Прости, королева, но я лишь слышу шепот рощи. Это она попросила привести тебя, она рассказала мне о ребенке. Иногда, как сейчас, я забываю себя, и она использует меня лишь, как проводника своей воли... и ты почувствовала ее волю, королева. От судьбы не уйдешь, все сказки об этом, заканчиваются лишь принятием своей участи, и твоя история не будет исключением.
Хранительница устало вернулась в свое кресло, сейчас на ее лице можно было разглядеть каждую морщинку, каждое пережитое горе. Ори не торопила женщину, она сама чувствовала, за этими словами скрывается больше, чем просто народная мудрость, а собственный опыт:
- Это стена, где каждый камень знает свое место… Вот, что такое судьба. Ты можешь бежать, сопротивляться, но в конце все равно поймешь, что все это было лишь ради того, чтобы найти свое место среди одной большой истории... И все же... Этой стене предначертано рухнуть, я уже слышу шаги разрушения, но ни мне, ни тебе этого не увидеть. Делай, что велит сердце,королева, борись или плыви по течению - все равно тебя прибьет к нужному берегу, а твое дитя станет тем, кем ему предначертано стать…
Ориент молчала и слушала, эта женщина была намного мудрее ее, и, как ни странно, ей было хорошо с ней. Роща пугала, она была слишком древняя, она знала слишком многое, ее корни были слишком глубоки, но Хранительница... Сейчас она больше видела в ней скорее пленницу... собственной судьбы?
- Ахх, ты еще молода. В будущем, возможно, поймешь мои слова... Ты и твое дитя, вы связаны, но не принадлежите друг другу. Думаешь, что дети принадлежат родителям? Никто не просит о своем рождении, и никто им никому не обязан. В конце концов, ты пойдешь своей дорогой, а твой ребенок выберет свой путь.
Провидица допила свой чай и недовольно посмотрела на пустое дно чашки, вздохнула, а потом продолжила свою речь:
- Ты можешь сковать ребенка цепями во имя своего эгоизма, но тогда он научиться рвать цепи. Можешь спрятать его во тьме самой глубокой пещеры, тогда он руками и зубами выроет путь наверх. А заточишь в башне - у него вырастут крылья. Вот мой совет - отпусти себя, и отпусти его, когда придет время. В итоге он найдет тебя, в самом конце твоего пути, он встретит тебя на другом берегу.
Провидица была права, Ориент действительно не понимала ее, но чувствовала, что это седая женщина говорит правду, говорит мудрость и ей нужно послушаться ее и сохранить эти слова в своем сердце. Но... стоило сердцу лишь на миг успокоиться, как снова волна негодования, боли, обиды поднималась в ней. Почему ее ребенок? Почему она?! Она его мать! Он принадлежит ей и никому больше! Это единственное, что может ей принадлежать, что она может полюбить! Зачем это женщина говорит загадками?!
- Я... Я...
Она подавила вырвавшиеся всхлипы, глаза у нее наполнились слезами. Ори понимала, что одно неосторожное слово и провидица тут же выгонит ее. Нужно терпеть, нужно ждать…
- Позвольте, сделать вам чай, провидица. У меня хорошо получается, я знаю, как нужно заваривать травы.
Получив согласие, выраженное легким кивком головы, Ори принялась хозяйничать: налила воды в чайник и поставила его на угли, когда вода закипела, взяла небольшой пучок трав и бросила в заварник, залив кипятком,  оставила чай настаиваться. Так прошло около получаса, и за все это время никто не произнес и слова, даже деревья молчали. Ори убрала использованную посуду, вымыла ее в тазике во дворе, протерла стол и поставила на него уже чистую утварь. Тихонько открыла свою небольшую сумку и, все так же без слов, поставила на стол особые эльфийские сладости - сушеную вишню в сахаре.
Хранительница молча любовалась действиями этой странной девушки, которой скромная обстановка была намного ближе, чем роскошь дворцов и замков. Женщина даже на мгновение представила, будто о ней заботиться родная дочь, которой у нее никогда не было. Хранительница задумалась и улыбнулась, к ней приходило много господ, много простых горожан из ближних и далеких земель. Роща пропускала немногих, и еще меньше вызывали у нее личный интерес и уважение, но эту девушку... Ей хотелось называть именно титулом, и никак иначе.
- Королева, зачем ты вышла за него? Я вижу, что король любит тебя, но твое сердце молчит, а совесть мучает... Зачем же?
- Очень устала. Устала скитаться, устала не иметь дома, устала справляться со всем сама, устала ждать... чего-то. Это все... было так похоже на сказку тогда. Я... Я точно не смогу полюбить Морреда?
- Он сам все тебе объяснит в свое время, но жизнь вас еще сведет. Твоя душа слишком молода и пуглива, тебе нужно прожить еще пару жизней, чтобы научиться любить.
Ориент растерялась из-за такого ответа, а потом вспомнила, что чай готов и подготовила небольшой кусочек чистой ткани, положила его поверх чашки для Хранительницы и медленно налила ароматный чай. Тоже самое она сделала и для себя, какое-то время они просто пили чай, как старые знакомые, пока Ори не почувствовала, что к ней начали приходить нужные слова:
- Госпожа, мое желание было глупым. Я понимаю это сейчас.
Королева сделала еще один глоток чая для храбрости и немного посмотрела на пар, исходящий от горячей жидкости.
- Я боюсь. Я боюсь одиночества, старости и беспомощности... Много чего. Мой муж такой сильный... Я думала, что он защитит меня от всего, что с ним я смогу просто жить счастливо, но... Страхов стало только больше. Страх яда в стакане воды, страх не справиться с ненавистью окружающих... Когда я узнала, что у нас будет ребенок, то сразу поняла, что будет мальчик. Только мальчик... Он вырастет и защитит меня, с ним мне ничего не будет страшно... Я так думала... Думала, что смогу жить, если не для мужа, то для ребенка, а вы мне говорите, что... я должна отказаться от него, отпустить его…
Ори вздохнула, она почувствовала, что начала задыхаться, голос перестал слушаться, а глаза снова наполнились слезами, она не могла больше говорить, но Хранительнице было достаточно того, что она уже сказала.
- Ты боишься потерять сына, боишься остаться в одиночестве... Зачем существует мир, если ты не можешь стать в нем счастливой? Если в нем тебе грозит такая потеря? Ха- ха... В тебе преобладает человеческая природа и у тебя действительно очень молодая душа.
Ори удивленно посмотрела на нее. Никто из ее семьи не был человеком, и она никогда не слышала, чтобы у ее предков были какие-то связи с этим народом. Ее семья всегда жила в такой глуши, в самой глубине эльфийских земель, что никакие иные народы к ним не доходили.
Провидица усмехнулась.
- Эльфы произошли от нас. Непокорные ангъяр, нарушившие запрет и смешавшие свою божественную кровь с низшими созданиями. До сих пор вы просите прощения, ибо ваши души осквернены и не могут слиться с Создателем. Они вынуждены из раза в раз перерождаться и топтать грязную землю, молиться немым богам, лишь мечтая переплыть Бескрайний океана. Ха... 
Королева смутилась, она никогда не слышала таких сказаний. И из уст этой женщины это звучало совсем не так, как рассказывают сказки у камина...
- Госпожа...
- Тшшш, роща поняла тебя, а твоя прошлая грубость была прощена. Дай мне послушать ее.
Они снова сидели в тишине, свеча уже почти догорела, стало совсем темно, густые кроны деревьев не пропускали ни яркого света солнца, ни нежного сияния луны.
Ориент тоже слушала шепот рощи, но не могла понять и слова, в отличии от Хранительницы, которая с напряжением вслушивалась в каждый шорох листвы, вскоре на ее лице появилась легкая улыбка, хотя, возможно, то была лишь игра угасающих теней.
- Иди своей дорогой, королева, ничего не бойся... Ты проживешь достойную и уважаемую жизнь. Ты многих спасешь и многим дашь надежду, сама прославишь свое имя… ах…
Лицо Хранительницы потемнело, будто стало каменным. Догорающая свеча погасла, и тьма окончательно поглотила хижину. Ори было страшно даже дышать, а в глазах женщины напротив вдруг загорелся странный и опасный свет, она поняла, что сейчас с ней говорит другое... Сущность древняя, опасная, видевшее рождение и конец мироздание...
- Мы простили тебя, и в будущем ты получишь утешение! А теперь прочь... Прочь!
Яростный огонь в глазах Хранительницы будто разом хлынул на нее, как огромная волна и сразу поглотил, королева от страха закрыла глаза, а когда решилась открыть их, то увидела огромную луну. Она была у ворот замка, стражники совершали обход на другой стороне и пока не заметили ее, она быстро пришла в себя и спряталась до того, как они вернулись.
Ори пробралась в свою комнату, ее трясло, ей было холодно. Она хотела позвать слуг и приказать им подготовить ванну, но потом вспомнила их взгляды... Вспомнила, кем они ее считают... Ориент вздохнула и закуталась в одеяло. Она засмеялась собственным мыслям.
“Можно ведь пойти к мужу. Он только обрадуется... Но как же не хочется, а ведь нам еще три дня гостить, а потом месяцы плыть обратно...”
Девушке стало легче, пусть она и натерпелась страху, но поход в рощу был полезен для нее, она знала, что будет делать дальше, она знала, как поступит, когда вернется в Эльфаран.
“До этого времени... Я буду хорошей женой, так нужно... Пусть он... Пусть у него будут счастливые воспоминания со мной”.
Ори вздохнула, сняла дорожный костюм, умылась холодной водой, привела в порядок волосы и надела легкую, полупрозрачную ночную рубашку, и так отправилась в соседнюю комнату, где спал муж.


История Адамаса

Адамас еще не родился... но у него и не было желание видеть этот мир, он бы предпочел вечный сон, чем жизнь... однако скорлупа больше не могла защищать его. Прошло очень много лет - его сородичи остались жить лишь в легендах, а ему не хотелось быть одному и жить в мире, который не ждал его, не был дружелюбен... И все же ему нужно было родиться, скорлупа требовала этого, она трещала и угрожала ему - он должен был вылезти из нее!
На стенки скорлупы нужно было давить изнутри, если он этого не сделает, то не сможет летать и будет всю жизнь ползать как ящерица.
Вначале он не чувствовал их, будто их и не было, будто он сформировался без крыльев, но постепенно, постоянно барахтаясь в околоплодных водах, он смог пошевелить ими. Крылья понемногу начали слушаться его, но скорлупа все еще была слишком крепкая, слишком сильная. Адамас устал, он желал все бросить и снова заснуть, заснуть навсегда, но питательных веществ в окружающей его жидкости было уже очень мало. Это раздражало его, ему было некомфортно, он был зол. И чем больше возрастала его злоба, тем лучше слушались крылья, он пока не мог рычать, но крылья яростно стучали по ненавистной скорлупе, давая выход его гневу.
Когда питания уже совсем не осталось, его удары, наконец, смогли пробить скорлупу. Трещина за трещиной, пока не показался свет, пока ничего кроме ослепляющего света не осталось. Некоторое время он просто лежал и привыкал дышать, это было очень больно, само рождение было сложным, болезненным и бессмысленным. Он знал это, но почему-то не захотел умирать в скорлупе, в нем говорила гордость его вымершего народа. Такая смерть недостойна последнего дракона.
К ночи он начал привыкать к боли, он понял, что вскоре и вовсе перестанет чувствовать ее... хотя она никуда не исчезнет, он почувствует ее вновь, когда настанет время последнего вздоха. Как же скоро это будет? Будет ли?
Луны здесь не было, светила давно забыли дорогу к этой земле, хотя сам свет все еще проникает сюда, пускай облака и никогда не открывали свою завесу. Адамасу так было даже лучше, даже такое тусклое, пасмурное освещение резало только открывающиеся глаза. Он знал куда ему нужно было идти, он попытался встать, но был еще слишком слаб и беспомощен. Только в крыльях у него были силы, поэтому он использовал их вместо лап, лишь стараясь помогать им другими конечностями.
Он полз довольно долго, ему нужно было обходить остатки ветхих скелетов своих сородичей, хотя большинство из них уже были поглощены землей.
“Это мать... Это Карет... Венс... Миурия... Сэра... Мира...”
Адамасу было тяжело, но он не останавливался, ему нужно было дойти до цели, он должен был предстать пред ней. Наконец, он добрался до расколотого дерева, оно, казалось, давно мертво, как земля, как драконы вокруг... Но он все еще мог слышать ее, нужно было лишь вспомнить имя...
“Эвельдор”.
Кости земли приподнялись, будто грудная клетка больного наполнилась тяжелым воздухом, и из дерева вырос красный цветок с черной сердцевиной, напоминающей глаз:
- Ты… Какое имя ты себе выбрал?
Дракон попытался открыть глаза, но веки все еще не желали подниматься. Он знал, как выглядела Эвельдор, чувствовал ее дурманящий запах, но не видел своими глазами.
- Не волнуйся, последний дракон. Я не изменилась, память твоих предков не подведет тебя...Может стала немного меньше... Ха-ха
- А...А...да..м, - дракон попытался произвести свое имя, но в горле у него было сухо, а язык не слушался, однако цветок немного покачнулся в ответ, будто понял его речь.
- Ты выбрал имя своего славного рода... Что ж, теперь оно вполне может быть твоим личным именем. Я рада, что ты решил жить, Адамас. Долгие одинокие дни и ночи, когда я опустела, стала бесплодной... Лишь биение твоего сердца удерживало меня от смерти, лишь ради тебя я еще поддерживала в себе жизнь.
- Ррр..хаа...ррр
- Не волнуйся, моих сил еще хватит, чтобы взрастить тебя. Мы пробудем вместе какое-то время, а потом ты улетишь... Мои дети... Как много моих детей... Я желаю забрать их всех и уйти, вернуться в Бескрайний океан, к Создателю, которого когда-то покинула.
Адамас вновь почувствовал страшную злость, его черные крылья тут же отреагировали и яростно ударили землю, поднимая пыль вокруг. Дракону хотелось рычать, рвать, он был мал, но в нем кипел гнев целых поколений.
- Успокойся! Мои дети наследуют память друг друга, от того никогда не забывают прошлое, никогда не забывают друзей, никогда не забывают врагов... Но зачем это сейчас? Мое последнее дитя, я освобождаю тебя от кровной мести!
Красный цветок странно засиял, наклонился, а потом из расколотого дерева появились сухие ростки и коснулись черной чешуи Адамаса, он прильнул к ним. Так он впервые почувствовал чужое прикосновение и ощутил подобие привязанности.
- Наши обидчики давно мертвы, а их потомки намного слабее... Они привыкли к мирной жизни и уже не помнят черного пепла, что когда-то пожирал все вокруг. Живи вольно, дитя мое, и не слушай призраков прошлого... Пусть они и говорят так настойчиво, но я, Эвельдор, освобождаю тебя от долгов и обид прошлого, живи, как сам решишь.
Земля снова приподнялась, ей, также, как и Адамасу, еще было тяжело дышать, она все еще привыкала и отходила от долгого сна.
- Но...Если бы...Сердце...Я все еще слышу его мерзкий стук...Его сердце...
Дракон почувствовал, как в жерле потухшего вулкана будто вновь рождается огонь. Эвельдор ненавидела, в ней кипел гнев, обида, которую она пыталась, но не могла отпустить. В мозгу Адамаса со страшной скоростью пронеслись воспоминания той битвы... Он видел, как его отец вместе с врагом унесся в небеса, а потом пал... Камнем полетел вниз и даже корни Эвельдор не могли дотянуться до любимого сына, не могли упокоить его тело.
- Тот же выжил... Но он не может так долго жить, и все же его сердце... Его мерзкое сердце! Ненавижу! Ненавижу!
После вспышки гнева Эвельдор долго ничего не говорила, она вообще была молчалива, гневлива, жила гордыней и воспоминаниями. Эти же черты унаследовали все драконы.
Адамаса не волновало ее тяжелое молчание, которое могло длиться годами: тысячи сородичей говорили в нем, и среди них был и голос Эвельдор, порой эти голоса заглушали даже его собственный, и он начинал забывать себя. Его голос был лишь одним из множества других... Так он и рос, единственный живой среди бесчисленных призраков, последний дракон, на этом гиблом острове, некогда бывшим их логовом, родиной…
Эвельдор тоже была одна, она по-своему заботилась о своем последнем ребенке, давала еду и отвечала на его вопросы, если он обращался, но не более. И все же Адамас начал привязываться к ней, когда они были вместе, просто рядом, то другие голоса немного затихали, и Адамас, казалось, был самим собой, он уже учился любить ее, когда память предков яростно заговорила с ним:
“Драконы рождены из гнева, ненависти и пламени Эвельдор! Не смей подпустить любовь к своему сердцу. Даже к Матери Драконов! Ты сгоришь! Это наше проклятье... Ребенок не смеет любить родителей, как и родители ребенка”.
“Это была цена за выход из океана”.
“Это цена предательства”.
“В день, когда ты полюбишь...”
“Ты уничтожишь себя”.
“Безумие будет ждать тебя”.
Тогда Адамас закрыл свое сердце, он принимал ее заботу, но не смел любить. Одиночество заперло его в ненависти и гневе прошлого, только они и росли в нем, и дракон все больше подчинялся своей истинной, древней, первозданной природе.
Однажды он посмотрел в один из водных источников Эвельдор и увидел, что сердце его, сердце последнего дракона, горит так ярко, что просвечивается через черную чешую и видно, как его мощное биение гоняет по телу огненную кровь.
- Ты растешь... И все больше напоминаешь своих предков, - как-то сказал ему красный цветок, - ты слушаешь их голоса, ты подчиняешься им. Только забываешь, что это голоса мертвецов...
Адамас повернулся к ней: с красного цветка опало уже несколько лепестков, черная сердцевина постепенно высыхала и бледнела. Дыхание земли становилось все более слабым. Дракон чувствовал, что время их расставания неумолимо приближается.
- Тогда ответь, Мать Драконов, что же мне следует делать? Смерть ждет меня, если я отступлю от своей природы и смерть, если последую за ней. Не благороднее же тогда отомстить и пасть, но принять смерть с честью своего рода?
Красный цветок немного наклонился и еще один лепесток упал с него, теперь он выглядел еще более жалким и печальным. Так выглядит тело раненого, еще не осознающего своего смертельного ранения.
- Да, все мои дети несут в себе проклятье... Проклятье моего выбора, но все же... Ты выбрал жизнь, ты выбрал рождение и не отрицай этого! Дитя, у тебя было достаточно времени на раздумье, никто не торопил тебя, никто не скрывал от тебя правду. И у тебя все еще есть все время мира, чтобы найти свой путь. Я лишь прошу тебя не торопиться.
- Ты заплатила высокую цену, Эвельдор, ты сделала выбор, но лишила его своих детей. Я волен лишь в том, как желаю умереть. В рассудке и одиночестве или в безумие, но познав привязанность. А может... даже в этом я не волен. 
- Тогда лучше сразу уйти на дно со мной и своим племенем!
- Потому что у моей смерти не твое лицо. Я сам найду ее, таково мое решение.


Начало и конец

Богиня лежала рядом с небольшим холмом, на котором еще ничего не росло - семя все еще дремало и не желало пробуждаться. Иштен устала говорить с ним, она понимала, что прошло еще не так много времени, может несколько столетий, а может только одно... Она не придавала значение этому, но сама суть его... Суть Времени, само ее существование сильно раздражало Иштен.
Она встала и посмотрела на холмик, обошла его вокруг и, к своему сожалению, не обнаружила ни одного изменения.
- Может у тебя мало сил?
Иштен подняла голову и посмотрела в далекую темноту, где суждено родиться свету и пришла к выводу, что такой вариант вполне возможен. Скорее всего маленькому семени не хватает сил, и одной ее крови не хватит, чтобы пробудить и вырастить его.
- Хорошо, я найду то, что даст тебе больше сил. Я отправлюсь на поиски, но вернусь. Не бойся, я не брошу тебя. Жди и вспоминай меня, может, тоска побудит тебя искать меня.
Девушка вздохнула, в последний раз, посмотрев на холмик, пошла вперед. Она чувствовала, что Демиург вновь смотрит на нее и, если ее решение неверно, то она, как и раньше, как и всегда до момента встречи с Диос (когда Иштен вспомнила сестру, то на душе у нее сразу похолодело), будет лишь блуждать во тьме и никуда не придет.
Однако сейчас все было иначе, Иштен чувствовала, что ее будто что-то ведет, она не понимала куда идет, но определенно куда-то шла. Это вдохновило ее, и богиня побежала.
Иштен шла вперед и все еще чувствовала, как Демиург следит за ней, это ощущение не покидало ее, пока она не дошла до Правды. Она сразу уже узнала ее, так ярко и точно умел рассказывать отец. Богиня вздрогнула, она не хотела становиться на эту болезненную тропу, но и другого пути, как она знала, не было.
- Не волнуйся, богиня. Просто иди вперед, мои шипы расступятся и покажут тебе тропу, ты не поранишься... Только не теряй ее из виду.
- Да? Отец говорил, что ты всегда молчишь.
Ее голос был похож на шепот травы, которую покачивает ветер, еле слышный и различимый. Тем не менее, Иштен слышала его отчетливо, будто этот голос говорил где-то внутри нее.
- Ты не помнишь свой матери, но очень похожа на нее.
Иштен посмотрела вокруг себя, только чтобы убедиться, что рядом с ней действительно никто не стоит. Она немного постояла на пороге Правды и ступила на ее дорогу. Тропинка была очень узкой, запутанной, периодически она терялась в густых шипах, но Иштен знала, что она все еще идет по ней… и всегда оказывалась права.
- Прародитель был глухим... Как и все Скитальцы до него, я пыталась говорить с ним, но слышала меня только Истина, твоя мать. Именно она пробудила в нем великую силу. Она называлась любовью, вы все, твои братья и сестры, были рождены с этой силой, но только тебе удалось сохранить ее… Обладатели по силе почти равны Демиургу, поэтому Ложь не может победить тебя, а мои шипы не причинят тебе вреда.
Богиня кружила и кружила по дороге Правды, это дорога была настолько узкой и запутанной, что Иштен скорее не шла, а танцевала, а Демиург любовался ей. Это смутило ее, но она не остановилась и продолжила идти вперед.
- Именно поэтому Он лишает этого чувства своих непокорных детей, тех, что решают отделиться от Него и жить в фантазии. Отец ревнив и не прощает предательства, но ты ему нравишься... Знаешь, ведь Истина была его любимейшей из дочерей, младшей и самой дорогой. Береги себя, дочь Истины и Скитальца.
Дорога стала немного легче и не требовала больше такой концентрации, Иштен решилась задать вопрос:
- Правда, кто такие Скитальцы? Почему ты так назвала моего отца? У меня... У меня еще так много вопросов.
Ответа богиня не получила, дорога закончилась, и она снова оказалась в темноте. Иштен вздохнула, ей хотелось подольше поговорить с Правдой, она слишком долго была одна и не слышала других голосов. Иштен пошла вперед, думая, сможет ли она поговорить с Правдой вновь...
- Погоди, возьми с собой мои семена. Как хорошо, что скоро должен появиться Свет... возьми их и позволь мне коснуться его в новом обличии.
Богиня обернулась и увидела, как острые шипы начали вянуть, а потом рассыпались в пыль и разлетелись по всему хаосу, и только несколько семян остались лежать у ног Иштен. Она бережно собрала их и положила в свое платье, а затем продолжила путь.
Она знала, что за Правдой находиться Судьба, но не знала, как ей пересечь ее, ведь крыльев у нее не было. Возможно, ей придется карабкаться по этой ужасной стене? Сколько же столетий уйдет на это? Хватит ли ей сил?
Иштен засмеялась. Впервые в хаосе появился смех, до этого Демиург не знал смеха. Иштен сама не понимала, что с ней происходит, но смех никак не получалось остановить. Она впервые будто увидела себя со стороны и всю свою, наверное, трагическую, нелепую и странную историю... Почему-то смех был единственным верным ответом на ее очевидное одиночество, неясное упорство, неоспоримое бессилие и всю глубокую сердечную боль... только этот странный звук из самой глубины ее души.
Она не смогла остановиться даже, когда услышала, как сотрясается стена Судьбы, как падают ее тяжелые камни. Богиня так и не узнала, что же произошло и что за странную силу она получила, но она почувствовала себя сильнее и храбрее. Так Иштен пошла вперед, пробираясь через остатки разрушенной Судьбы.
- Что это было, дитя Истины и Скитальца? - спросил ее величественный голос.
- Не знаю, Судьба... Это вышло само собой, - смущенно ответила Иштен.
- Видимо, наш Отец решил измениться. Ты идешь, и я вижу, что Он идет за тобой. Как же ты изменишь Его? Я также буду наблюдать за тобой, но уже другими глазами.
Богиня продолжала пробираться через камни, пока Судьба говорила своим тихим, но все еще сильным голосом. Иштен перелезла через последний огромный камень, когда решила все же задать Судьбе один вопрос:
- Кто такие Скитальцы? Вы зовете так моего отца, но что это значит?
Судьба помолчала немного, а потом заговорила:
- Скитальцы рождены из снов Демиурга... Это долгая история, дитя... Присядь на моих руинах, отдохни перед долгой дорогой и послушай то, что хранит моя память.
Иштен так и поступила, она знала, что Судьба не будет пытаться навредить ей. Богиня закрыла глаза и приготовилась слушать.

  Демиург существовал бессмысленно долго, пока не научился мыслить. Дух его долго блуждал в собственной тьме, пока не почувствовал колебания своего сознания и не смог поймать свою первую мысль:
“Как долго я есть?”
Так была рождена Время, которая начала отмерять жизнь хаоса. Они жили одни очень долго, может поэтому Время такая ревнивая и ничего ей не мило? Но это лишь мое предположение. Слушай дальше, Иштен.
Время все отмеряло и отмеряло жизнь Демиурга, а Он все пытался узнать себя, Он не понимал кто Он и почему нет ничего, кроме Него. Время не отвлекала Его от этих мыслей, а Отец только и мог, что мыслить. Думы Его были тяжелее моих стен, и в конце концов Он уснул от усталости. Хаос спал очень долго и сны Его становились драгоценными камнями, которые заключали в себе саму жизнь.
Время складывала эти сны в одно место и так появилась Вечность. Теперь Время была не одинока, она полюбила Вечность и стала защищать ее. Вместе они коротали свое одинокое и долгое существование. Однако Хаос начал просыпаться и сны Его стали очень хрупкими, многие из них Время не смогла донести до Вечности и разбила.
Так появились Скитальцы, это были осколки снов Демиурга, несущие в себе частичку той самой великой жизни. Скитальцы были неполноценны, они были оторваны от реальности, в которой существовали до этого. Я говорила с некоторыми из них, их рассказы были похожи на сказки, небылицы (Иштен вспомнила некоторые из историй отца, истории, которые он никогда не объяснял, а они, его дети, никогда не понимали)...
“Сказки”... От одного из Скитальцев я и узнала это слово, это действительно были они, то, что никак не может произойти здесь. Скитальцы бродили и все тревожили Время вопросами, как им вернуться назад, обратно в свои удивительные и светлые миры.
Конечно, сестра не могла им ничего ответить, и лишь посоветовала дождаться момента, когда проснется Отец.
Не все смогли ждать, большинство ушло во тьму и так до сих пор бродят в ней. Остерегайся таких, дитя, они уже давно стали тенью того, чем были когда-то, остерегайся их больше, чем Лжи! Только твоему родителю удалось найти путь обратно из бесконечной тьмы!
Другим же хватило терпения дождаться пробуждения Демиурга, они пытались призвать его к ответу, называли его “Богом”, но Он лишь покачал головой на их слова и ответил:
- Я не бог и не знаю, что создаю.
Тогда Скитальцы разозлились и решили напасть на Него, и силой заставить вернуть их в обратно. Они долго сражались, долго не желали принимать бессмысленность своих попыток. В конце концов, они сдались и начали умолять его о пощаде, об упокоении. И тогда появилась Ложь, которая поглотила всех Скитальцев и похоронила их на дне своего ненасытного чрева.
На какое-то время здесь снова стало тихо и спокойно, пока не стало понятно, что Ложь и Время не могут ужиться вместе. Две сестры постоянно ссорились, чаще из-за Вечности, которую желала сожрать Ложь и которую защищала Время.
Демиургу надоели их ссоры, и он решил навсегда разделить их - так была создана я... Хотя Ложь все равно смогла пробраться сквозь мою стену, именно она сделала ту маленькую щель, через которую потом пробрались твои родители.
- Он создал Правду?
- Верно, умное дитя. Так была создана Правда, она была намного сильнее Лжи, мы вместе удерживали Ложь до сих пор...
Иштен почувствовала, как сознание Судьбы уснуло и вернулось в хаос, теперь лишь глухие камни лежали вокруг... больше она никогда не слышала голоса Судьбы, а вопросов у нее осталось не меньше, может, даже больше, чем было...
Она уже хотела уйти, но вид руин, мертвых камней сильно печалил ее. Иштен подобрала большой камень и бросила его в другой, и так она делала, пока все камни не стали пылью, а в ее руке не остался только небольшой, но острый камень, которым она порезала себе ладонь и начала поливать пыль своей кровью, а потом долго танцевала на этой пыли, смешивая ее со своей кровью, так получилась земля. В эту землю Иштен посадила семена Правды.
Богиня закончила и поняла, что очень устала, но решила не отдыхать, а продолжить свой путь. Иштен встала, отряхнула свою одежду, положила острый камень в карман и пошла дальше. Ко Времени...

 
История Фриды

Позирование оказалось сложным занятием: вот уже два часа она неподвижно сидела на красном бархатном кресле, под строгим взглядом художника. Ее душил корсет, новые туфли сдавливали большие пальцы, а сложная прическа держалась на множестве шпилек, которые кололи и царапали голову. В самой же комнате было душно, даже не смотря на приоткрытое окно.
Уже давно хотелось сменить позу, и вообще сбросить с себя весь этот наряд, а туфли запустить прямо в лицо напыщенного художника, называвшего себя “гением”. Софию душила злость и обида, она ненавидела день, когда решилась зайти к отцу, день, когда решилась приоткрыть ему свое сердце. Он совсем ничего не понял, а что еще хуже, перевернул все на свой лад. Теперь она сидит здесь, как в клетке, и позирует для брачного портрета, ведь герцог решил, что она сама заинтересована в помолвке с каким-то неизвестным принцем. Конечно, разве не каждая девочка мечтает об этом? Ее настоящие желания никого не интересовали.
Боковым зрением она стала смотреть в окно, ей хотелось на волю, хотелось выйти в розовый сад, хотелось есть...
- Из-за корсета тебе даже не дали нормальной еды, это были какие- то крошки, - недовольно ответил Джед.
- Мг...
- Молодая леди, куда вы смотрите?! На эту точку, только сюда! -  визгливо закричал толстый художник и указал на свою макушку.
София снова стала неподвижной, еще более неподвижной, чем была, хотя ее выносливость уже давно закончилась и она держалась лишь на одной силе воли. Когда ее терпение подошло к критической точке, то незаметно в комнату вошла горничная и, подойдя к художнику, сказала:
- Госпоже нужно отдохнуть и пообедать, на сегодня сеанс закончен. Вы присоединить к трапезе? Его Светлость вас приглашает.
- Хммм...- художник даже не взглянул на нее, его взгляд строго блуждал по эскизу.
Потом он еще строже взглянул на свою измученную модель, сделал несколько штрихов, тяжело вздохнул и драматично махнул рукой в сторону Софии.
Девочка выдохнула, согнулась и подняла руку, подавая сигнал горничной, та быстро подошла к ней и помогла встать.
- Мне нужно переодеться... И умыться. Проведи меня, а потом передай отцу, что его дочь спуститься немного позже.
- Как скажите, госпожа.
Дорога до комнаты стала настоящей пыткой, горничные передавали ее из руки в руки, пока, наконец, одна из них не закрыла за ней дверь и не начала развязывать шнуровки на корсете, а другая готовить ванну.
Все это время Джед маячил у нее перед глазами. Она видела его отражение в окне, потом он начал бегать по всей комнате, пока горничные переодевали ее, а потом и вовсе стал прыгать на кровати и хныкать - и вообще, вести себя отвратительно. Софии хотелось сделать ему замечание, в конце концов, это ее комната, но сил даже на это не было. Она следила за ним, в глазах у нее появились белые мерцающие искорки, которые сопровождали каждое движение брата.
“Он сейчас будто фея...”
София присела, и горничная сняла с нее туфли и всю одежду, накинула легкое покрывало и повела в уже подготовленную ванную.
- Госпоже следует поторопиться...
- Да...
Вода была теплая, она уже хотела скинуть полотенце, когда заметила силуэт брата в окне. Он был размытым, темным, похожим на бледную тень, Джед неподвижно стоял и в упор смотрел на нее, глаза у него были пустыми и печальными.
- Уйди!
- Как скажите, госпожа. Зовите, если что-то потребуется.
Горничная вышла и закрыла за собой дверь, брат так же исчез. София забралась в теплую воду, в ванне она поджала ноги, обняла их руками и опустила голову. Постепенно дыхание стало восстанавливаться, головокружение уходить, а силы понемногу возвращались.
“Не хочу никуда идти”.
Прошло совсем немного времени, но она знала, что горничная уже ждет за дверью, отец ждет ее в столовой, и это тягостное ощущение чужого ожидания давило и не давало расслабиться.
“Не хочу никуда идти”.
София откинула голову и увидела на потолке огромную тень с двумя жуткими и пустыми глазами, тень смотрела на нее, но будто не видела, просто наблюдала. Некоторое время они смотрели друг на друга, пока у девочки не начало щемить в сердце и она не услышала тихий голос с потолка:
“Пора”.
София вышла из ванны, на всплеск воды отреагировала горничная, быстрым шагом та вошла в комнату, положила одно полотенце на полу перед ванной, а другим сразу укрыла девочку. Служанка аккуратно вытерла ее влажную кожу, потом вынула длинную шпильку из золотых волос и слегка провела сухим полотенцем по ним.
- Пройдемте, мы все подготовили. Платье будет без корсета.
Они прошли к кровати, где лежало милое и легкое белое платье с розоватым оттенком. Служанка надела на нее короткие панталоны, белые шелковые чулки и бюстье, а затем на нее натянули платье и занялись прической, София сидела за туалетным столиком, послушная и недвижимая будто кукла, она спокойно выполняла просьбы служанки “пожалуйста, поднимите руки”, “чуть выше голову, пожалуйста” и так далее.
В конце концов, перед зеркалом оказалась прекрасная девочка, в легком белом платье и с простой прическе, золотые волосы были собраны сзади в тугой пучок и распущены спереди. Гладкие локоны обрамляли светлое и нежное лицо девушки с глазами цвета золота и ярким голубым зрачком. Весь ее образ был хрупким, призрачным и создавалось ощущения будто достаточно лишь одного неосторожного прикосновения, чтобы это видение развеялось.
Горничная внимательно и критично посмотрела на свой труд и слегка улыбнулась, довольная тем, что увидела. Прямо сейчас Софию можно было поставить на витрину Королевского магазина кукол, чтобы и дети, и взрослые с восторгом останавливались и изучали эту искусную работу.
Единственное, служанку беспокоила сильная бледность госпожи, она не была уверена стоит ли применять румяна и сделать лицо более живым или оставить все как есть, сохранив эту фарфоровую бледность. По итогу, она решила, что лучше использовать румяна, но совсем чуть-чуть, только чтобы госпожу не отослали обратно в комнату из-за “нездоровой бледности”.
Все эти действия, манипуляции, которые производили над ее телом, вроде были привычны Софии, но ощущались сегодня особенно странно. Она видела себя как-то со стороны, будто отдельно от своего тела. Девочка парила в жарком воздухе комнаты и смотрела на себя, как смотрела на нее эта странная черная тень и не понимала зачем и почему все это происходит.
“Как так все обернулось?”
“Мы с самого начала знали, что он не поймет тебя”.
“Он всегда думает только о своей выгоде”.
“Я уже давно плохо сплю... Это важно?”
“Скоро перестанет быть важным”.
- Госпожа, пора спускаться. Больше нельзя задерживаться.
София молчала, она не знала, как вернуться обратно в свое тело. Тень отлипла от стены и толкнула ее, медленно девочка подплыла к прекрасной кукле и снова стала ею. Она почувствовала привычную тяжесть своего тела и покалывание в области груди. София вздохнула, осознавая, что впереди ее ждет испытание, несложное, но требующее огромное количества терпения.
Она встала, вышла из комнаты и пошла в столовую, за ней следовали две тени - служанка и еще одна... Перед дверями она остановилась, позволяя горничной объявить о ее приходе, а потом, собравшись с духом, вошла в зал.

- Думаю, нам понадобиться еще сеанса три или четыре. Предлагаю вам после обеда посмотреть набросок, если захотите что-то добавить или убрать, то лучше это сделать сейчас, Ваша Светлость.
Художник не подбирал слова, не особо церемонился, и вообще создавал впечатления личности, игнорирующую все гнетущие нормы этикета. В момент, когда вошла София, он лишь на миг оторвал взгляд от своего блюда и тут же вернулся к трапезе.
София не обратила на эту грубость никакого внимания, подошла к отцу, и склонилась в реверансе.
- Приветствую вас, отец.
Высокий, худой мужчина с острыми, невыразительными чертами лица молча и оценивающе посмотрел на нее, скорее всего делая выводы о работе учителя по этикету, а потом коротко кивнул головой, показывая, что она может присоединиться к ним.
- До вашего заказа, я как раз писал портрет младшей дочери герцога юга, прелестная девочка, очень милая и невинная, хотя по красоте вашей явно уступает.
Герцог де Нил поднял бокал и вопросительно посмотрел на художника. На самом деле этот лим, более того простолюдин, был ему совершенно неприятен, но герцог не мог по-своему не уважать его за талант и усердие, ловкость и предприимчивость, которые помогли тому построить карьеру и получить заказ от самой королевской семьи, а потом от практически всех самых знатных и богатых аристократических родов. Так же он не мог не понимать, что его услуги включают в себя не только написание портретов, но и торговлю информацией.
- Не замачивайте.
- Я видел юного кронпринца Феруса, ему скоро четырнадцать, но он еще совсем мальчишка. Было невероятно сложно заставить его позировать хотя бы пять минут. Этому ребенку нужна не столько невеста, сколько подружка для игр. Легкий, веселый характер... - в этот момент художник внимательно посмотрел на Софию, казавшуюся холодной и совершенно равнодушной ко всему, - я буду откровенен, Ваша Светлость, если вы хотите добиться лидирующих позиций в этом деле, то ваша дочь должна быть более гибкой... Хотя бы улыбаться иногда.
Тень проскользнула под стол и встала прямо за спиной художника, она нависла над ним, как палач, сомкнула свои длинные руки у него на шее и что-то яростно зашептала ему на ухо, но никто ничего не услышал и не заметил.
- Хмм... Я понимаю ваш намек, однако дети еще слишком незрелы, чтобы самостоятельно принимать решения о своем будущем. Симпатия самого принца важна, но решение будет за королем, а он выше всего ценит образованность. Тем более я уверен в заинтересованности своей дочери, ведь она сама напомнила мне о необходимости написания портрета.
“Ты, герцог, видишь и слышишь только то, что хочешь”.
Так подумал знаменитый на все шесть королевств художник, но вслух сказал:
- Верно, Ваша Светлость, но, увы, конкуренция слишком большая, в том числе со стороны иностранных государств. И как бы вы не “кормили” свое чадо знаниями, не заставляли ее просиживать целые дни за сложной литературой... Богиня, вы же ее не к экзамену в Академию готовите, а к браку с правящей семьей. Это требует куда большего, чем просто образованности и вашей политической ловкости.
“Как они могут это обсуждать при нас?”
“Зачем нас вообще позвали?”
“Как же мне надоело здесь. Давай уйдем! Я хочу погулять в саду! Сад!”
“Сад - это лабиринт. Туда опасно идти. Нас снова отругают”.
“Идем туда!”
“Ты никогда меня не слушаешь”.
- Хммм... Я обдумаю ваши слова немного позже. И, конечно, ваше последующее молчание, мистер Грей, будет оплачено дополнительно.
- Премного благодарю, Ваша Светлость, -  промямлил художник и охотно уткнулся обратно в свою тарелку.
Остальная часть обеда прошла практически в молчании, которое никого не тяготило. Художник с удовольствием пробовал все блюда, герцог неторопливо пил вино с полузакрытыми глазами, а София, несмотря на сильное чувство голода, так и не смогла проглотить даже кусочка и просто ждала, когда отец решит вернуться к работе и она сможет уйти с этого спектакля.
“Кажется, со мной что-то происходит, и никто не видит этого”.
“Я это вижу”.
“Но ты мне никак не поможешь”.
“Помогу”.
Она не помнила, как, наконец, осталась одна в своей комнате. Джед сидел рядом с ней на кровати и смотрел в окно.
- Куда ты уходил, брат?
- Никуда.
София вздохнула, поднялась с кровати и села за письменный стол, с каждым днем здесь становиться все больше и больше каких-то бумаг, книг, конспектов. Занятия становились все длиннее, а домашнее по каждому предмету казалось бесконечным. Учиться становилось сложнее с каждым днем, она уже не успевала думать над тем, что учила и все сводилось к простой и утомляющей зубрежке, учеба, которая раньше была ей интересна, теперь стала ненавистной.
“И все же почему мой портер пишет лим?”
- Ты совсем не слушаешь, что говорят вокруг слуги? Он вроде как очень талантлив, пускай даже и лим.
“Но рисовать портрет нефилима. Мы выше их”.
- Апостол стер границы между расами, лимы не пользуются уважением, потому что еле-еле доживают до ста лет и в них уже ничего не осталось от духов, они больше не нефилимы, их кровь потеряла силу, но других причин их не любить нет”.
“Они уже люди… В них осталась лишь кровь тех, кто разгневал драконов”.
- Это сказки, сестра... Герой жил сколько... три тысячи лет назад?
- Был ли он на самом деле?
- Кто-то был, иначе не объяснишь то, что есть сейчас.
София положила голову на стол, в ее сознании будто все двоилось и голос Джеда она слышала также, как и свой внутренний голос. Хотелось остаться одной, совсем-совсем одной и ничего не делать, просто лежать.
- Брат, тебе не пора на свои занятия? Мне кажется, ты и так многое пропустил.
- Нет, я никуда не тороплюсь. Останусь с тобой.
София посмотрела на него, лицо брата было темным, глаза невидящими и воспаленными, он выглядел очень плохо, несмотря на довольно бодрый голос. Девушка решила, что ему действительно лучше остаться с ней и полежать на кровати. Она отвернулась и открыла толстый учебник.
Буквы составляли слова, которые она глотала и глотала, стараясь как-то утрамбовать эти знания в пульсирующей голове. Числа отдавались болезненным эхом в самом мозге, она старалась привязать их к уже прочитанным словам, а голова все тяжелела с каждой страницей, ей приходилось поддерживать ее рукой, чтобы просто не рухнуть на стол. Часы тикали, отмеряя бег времени, а за спиной девочки стояла странная огромная тень и обнимала ее. Было не понятно, то ли эта тень старается утешить и помочь ей, то ли поглотить и забрать с собой.
София не заметила, как вошла горничная и объявила, что пора готовиться ко сну. Оказывается, она снова пропустила ужин и снова забыла попросить слугу принести что-нибудь съестное в комнату. До конца ее домашнего задания было еще далеко...
“Придется снова заниматься ночью”.
Горничная уложила ее и тихо вышла из комнаты, девочка вздохнула и в одной ночной рубашке вернулась за письменный стол. Если она его не сделает к завтрашним занятиям, то снова начнутся проблемы, снова будут разговоры о важности и ответственности. 
“Нужно еще немного... Ах, и еще позирование. Сколько еще?”
-Он говорил еще о четырех сеансах, - ответил голос из темноты.
Дальше она уже совсем не думала, только рука с пером все царапала и царапала по бумаге до самой глубокой ночи. Уже не помня себя, она добралась до кровати и заснула стоило только ей коснуться подушки. Тень одиноко села за письменный стол и начала что-то бормотать, уткнувшись в раскрытую книгу.
Так вместе они и встретили первые лучи солнца.


История Адамаса

Дракон расправил крылья и оттолкнулся от скалы, дальше было уже привычное чувство падения, а потом неописуемый восторг полета. Он молча торжествовал, как истинный дракон он почувствовал свои крылья раньше лап, а летать научился раньше, чем ходить.
Все выше и выше, отрываясь от умирающей Эвельдор, все больше и больше погружаюсь в себя, как облака погружаются в небеса, которых он желал коснуться, Адамас начинал познавать себя. Постоянная работа мышц, громкие и медленные взмахи крыльев заглушали множество голосов в нем и оставляли только один, который он и считал своим собственным сознанием.
Он не знал мира, в котором родился: его предки видели его несколько тысячелетий назад, а его собственные глаза знали только земли Эвельдор, но сейчас дракон видел Бескрайний океан, а за ним горизонт - он бросал ему вызов... Его силе, его крыльям, его смелости. Адамас чувствовал, как сильнее разгорается кровь.
И все же еще рано... Сейчас у него другая цель, он хочет найти его, того, кто всегда молчит, кто не отвечает ни на чей зов. Он много раз пытался звать его, как звала Эвельдор, но ответом всегда было молчание.
“Сколько мне лет?”
Ответ пришел к нему не сразу. Скорее всего из-за того, что он хотел услышать только один голос, а не множество.
“В яйце ты жил очень долго, а вне скорлупы только три сезона цветения Эвельдор. Ты еще совсем дитя, тебе еле исполнилось тридцать”.
“Отец?”
“...”
Дракон летел все дальше и дальше, присматриваясь к водной глади. Он еще ни разу не видел шторма или высоких волн - здесь все было будто мертво, даже глубина океана напоминала лишь о тьме и холоде могилы. Адамас парил над этой могилой и искал, уже довольно далеко от Матери драконов он замер в воздухе, пристально вглядываясь в свое отражение, пускай только огненное сердце и глаза были различимы в темной глади.
“Отец?”
“...”
Черный дракон опустился ниже и от этого возникла мелкая рябь и медленно, неохотно разошлась по воде, а потом затихла, будто вовсе и не возникала. Адамас все еще ждал ответа, он чувствовал неупокоенную душу родителя... И тяжесть его молчания.
“Не понимаю...”
Адамас мощно взмахнул крыльями и устремился ввысь, он решил увидеть, что находиться за облаками. Выше и выше, сильнее и сильнее, вздох за вздохом, и он почти коснулся черного неба.
“Не дыши, это пепел. Он проклят гневом Эвельдор”.
“Отец?”
Дракон задержал дыхание и проник в кромешную тьму, ему пришлось сощурить глаза, чтобы пепел не попал в них. Он все пробирался и пробился, осознавая, что снова потерял свой голос и теперь в его голове стоит беспорядочный гул, который он не может разобрать. Легкие стали сжиматься, требуя воздуха, но конца черного облака еще не было видно. Адамас все яростнее взмахивал крыльями и тянулся ввысь, пока боль в груди стала невыносимой, и только в последний момент он, наконец, поднялся выше пепла.
-Ух..ха...ха...
Он жадно вдыхал воздух, чувствуя привкус гари в своей пасти... вскоре, когда дыхание вернулось в норму, дракон оглянулся и увидел небольшую бледную круглую пластину, которую его память назвала...
“Солнце”.
Этот бледный диск разочаровывал его, в памяти предков он видел совершенно другое... Солнце должно быть ярким и сочным, как спелые плоды фруктов, оно должно быть жарким и обжигающим, как магма вулкана, а это...
“Нужно забраться еще выше, но это пока тебе не по силам”.
Тогда Адамас успокоился.
Он облегченно вздохнул, на секунду повис в воздухе, чтобы еще раз посмотреть на этот далекий бледный диск и... сложил свои крылья.
Темнота, быстрое падение, свист воздуха, панический гул в голове... но на этот раз он слышал только себя, он не позволит им заглушить свой голос, не позволит утопить свое сознание в чужих амбициях. Когда он пролетел черное облако, то позволил себе открыть глаза.
У него были прекрасные белые волосы, нежные и утонченные черты лица. Руки и все тело напоминали Адамасу ветки деревьев нынешней Эвельдор, такие же тонкие, гибкие и слабые. “Враг” заносил меч над его сердцем, меч блестящий, острый и драгоценный, угрожающе нацелился на его сердце.
Тело дракона было будто сковало цепями, которые он не видел и не мог порвать...
“Страх смерти... вот он какой...”
Лишь на миг меч замер в воздухе, как бы вынося приговор, а потом... беспощадно рухнул прямо на огненное сердце. Ненависть... Ненависть... Гнев... Проклятье... А потом он увидел глаза... Его глаза... Ясные, печальные, красивые... И тогда он решил, что умер достойной смертью и принял ее холодные объятия.
Я НЕ ПРИМУ ЭТОГО!!!!!!
Безразличный хлопок водной глади. Адамас закрыл глаза, чтобы прогнать видение и, когда открыв их снова, не увидел ничего кроме серого гладкого неба, почти неразличимое через темную воду... Падал пепел, будто погребая его, будто скорбя о нем... Черные хлопья словно лепестки замирали на воде и растворялись в ней... Он любовался ими, он тонул и не желал спасать себя...
“Ты понял, что видел?”.
“Не совсем...но... ты смирился со своей смертью и не забрал жизнь врага! Это недостойно дракона!”
“Я коснулся чего-то большего, чем наши правила и даже сама смерть”.
“Вернись к нам, вернись к Эвельдор. Пусть наше племя уйдет на дно вместе. Не обрекай себя на вечное одиночество”.
“Я видел начало и конец мира в его глазах. Я желаю быть здесь, пока не придет это время. Он обещал вернуться за мной”.
“Я лишь прошу тебя упокоится со всем племенем... и потом со мной.”.
“Нет”.
“Предатель!”
“Сын мой, ты выбрал жизнь, но ты не сможешь прожить ее, как дракон. Ты совершенно один. Ты поймешь меня, если одиночество не озлобит тебя, то сделает мудрее”.
Глаза дракона загорелись и эхо предков отозвалось в его голосе. Тысячелетняя злоба разом вспыхнула в его сердце, а ярче всего он чувствовал кипящую обиду своей матери.
“Предатель! Ты бросаешь нас, ты бросаешь меня!”
Адамас взмахнул крыльями и выплыл на поверхность, из глубин будто что-то вытолкнуло его и сразу бросило в воздух, и он полетел в сторону Эвельдор.
“Мое дитя, ты поймешь меня. Поймешь...”
“Тогда я сожгу все так, что не останется ничего!”
Больше Адамас ничего не говорил, не слышал и не хотел слышать, слишком много чувств и мыслей было в нем, и он уже не мог понять, какие были настоящими, а какие эхом прошлого.

Он, уже пролетая над Эвельдор, заметил дикого кабана. Дракон был голоден и зол, Адамас напряг свои крылья и сначала медленно, а потом резко спустился на землю и сразу же проглотил свою добычу. Только голова зверя случайно отлетела и, будто брошенный камень, покатилась по земле, оставляя за собой след из свежей крови.
Адамас жадно хрустел костями, мечтая о том, чтобы на них было больше мяса. Сожрав все без остатков, он решил добраться до Матери Драконов по земле.
Сейчас эта земля гиблая, унылая, умирающая, но его предки помнили, как она была прекрасна раньше, и ... пускай это были не его собственные воспоминания, он скучал... неимоверно тосковал по тому времени... Когда их было много, как они были сильны, когда... не было этой терзающей и тревожной боли в груди.
“Ненавижу... ненавижу... Лучше бы полное одиночество, чем эти воспоминания и пустые, бесплотные голоса, медленно пожирающие меня”.
Дракон продолжал идти вперед, ему не нравилось ходить, но он надеялся найти какие-нибудь съедобные коренья и травы по пути к Эвельдор, чтобы попрощаться и узнать кое-что...
“Эвельдор... Мать...”
Почти высохший цветок ответил на его зов и поднял свою печальную, уставшую головку. Головка эта чуть покачнулась в сторону, и черная сердцевина внимательно уставилась прямо на Адамаса. То ли она любовалась им, то ли оплакивала или просто рассматривала...
- Ты пришел, дитя. Я тоже слышала... Голос, моего несчастного ребенка, моего потерянного ребенка... Но что же... Я принимаю его решение, как и приму любой твой выбор. Говори мне, что должен сказать.
Голос Эвельдор был похож на шелест сухой листвы, дракон уже не понимал, говорит ли она с ним на самом деле или уже стала частью многочисленных голосов в его сознании.
- Я не уйду с тобой, как ты и хотела, моя жизнь позволяет мне не торопиться в выборе своей судьбы и смерти. Я полечу, хоть и не знаю куда.
“Эххх...”
В своих мыслях он услышал ее утомленный вздох: она уже становилась воспоминанием, призраком... Но пока она еще с ним, по-настоящему с ним.
- Мир поменялся... Если я права, то прошло уже около двух тысяч лет со смерти твоего отца. И со мной ты прожил всего несколько десятилетий лет после рождения... Эти мелкие, слабые существа стягиваются в центр, к главному континенту. Вот там тебя может подстерегает опасность, но на дальних островах тебе не должно ничего угрожать. Придерживайся темной стороны Бескрайнего океана и будешь безопасности. А, если тебе станет любопытно и захочется посмотреть на тот, большой мир, то дождись своего первого пятисотлетия, магические каналы откроются и тебе станет доступна магия, а в памяти предков ты найдешь нужные навыки. Кто-то, как твои родители, не любили эти забавы, но многим они и нравились и они развивали это искусство.
На словах про темную сторону океана у Адамаса будто что-то дрогнуло в глубине сердца, он прислушался к нему, это были воспоминания очень древние, размытые... О том, как потерянная жизнь долго бродила во тьме, пока не обрела свою форму и не вышла к берегу...
- Этим существом была я, Адамас, - ответила Эвельдор, - и я же вернусь туда, когда погибнет последний из моих детей… Ты. После тебя некому будет больше хранить память о нас и наступит истинная смерть, которая объединит нас и вернет к создателю.
Адамас всматривался во тьму воспоминаний Матери Драконов, и чем дольше он смотрел в нее, тем яснее чувствовал, что эта тьма есть начало жизни и есть ее конец. Темнота дышала, жила, смотрела, ждала... чего же?
- Никто не ответит тебе на этот вопрос, даже я сама помню лишь совсем немногое о времени, когда была Его частью.
“И я тоже вернусь туда?”
- Да… Если захочешь. Ты часть меня, но у тебя есть своя воля, как у твоего отца. Хаа…
Адамас ничего не ответил на это, а просто лег возле Эвельдор, решив, что улетит завтра на рассвете и, как ему и советовали, он будет держаться темной части Бескрайнего океана.
Сон к нему не шел, скорее это была тягостная дремота, где он не мог отличить реальность от воспоминаний. Все смешивалось в нем, и его собственные эмоции и чувства терялись, как нечто незначительное, на фоне множества громких голосов, на фоне яркого пламени, что поглощало все на своем пути, на фоне криков отчаянья и молитв тех, кого пожирал этот безжалостный огонь...
“Я родился слишком поздно... Это было ошибкой”.
“Пора. Не сомневайся в своих решениях, просто лети”.
Сухой голос Эвельдор разбудил его. Адамас встал и пошел к ближайшему источнику напиться воды, а когда обернулся, то прямо перед ним стоял худой медведь с туманным взглядом. Дракон подошел к нему, но животное не двигалось, хотя несомненно было живым. Он прокусил и сдавил его шею, так быстро, что животное умерло в одно мгновение. Дракон понимал, что существо привела к нему Мать Драконов, как когда он был совсем маленьким и беспомощным.
Он думал еще раз позвать Эвельдор, чтобы попрощаться с ней, но потом понял, насколько это бессмысленно, ведь она уже стала его частью и только уже после его собственной смерти... все голоса... и его... обретут покой и вернуться в непроглядную тьму, полностью слившись с Матерью.
Адамас забрался на гору, где нашел уже почти сгнившие остатки своей скорлупы, прислонился к ним... почему-то попрощался. И потом взлетел, в последний раз посмотрел на Эвельдор, и больше не оглядывался...  и пусть она уходила под воду с грохотом, со странным стоном, будто с плачем, оплакивая участь своих мертвых детей.
Все голоса в его голове затихли и остался лишь оглушающий грохот позади. Эта пустота была непривычна для него, по кусочкам он пытался восстановить собственное сознание, воссоздать себя... Но оказалось, что у него было очень мало собственных мыслей и желаний.
“Найти причину жить...”
Вот и все. Он просто летел вперед, где-то на границе со тьмой и Бескрайним океаном и искал... и искал... Что-то, хоть малый клочок земли, где можно было бы передохнуть. Адамас никогда не летал так долго, он был не готов к этому полету, ему очень хотелось есть, пить, спать.
“Я не долечу”.
“Долетишь, ты же дракон”.
И он летел, наверное, уже несколько суток или больше... Может он летит уже неделю?
“Я устал, я умру”.
“Ты долетишь и выживешь”.
И он летел, превозмогая страшную усталость и боль в разрывающимся сердце, а впереди был один Бескрайний океан и тьма... тьма... Больше не было места, куда можно вернуться. Уже почти обессилевший, он почувствовал запах земли, ощутил ее впереди всем своим существом, он почувствовал жизнь впереди, и только потом уже увидел ее своими огненными глазами.
“Заяви свои права на эту землю. Покажи им кто здесь обладает силой. Никто здесь не может быть сильнее тебя”.
Он еще не приземлился, не коснулся своими когтями плодородной почвы, а уже начал сжигать ее с высоты своего полета, очистил ее своим пламенем, а потом начал есть и пить... пожирать животных, полных мыса, растения, наполненных соками, пить чистейшую воду.
Адамас совершенно забыл себя, и его тело полностью захватили призраки: столпы пламени, крики, запах горящих тел, стоны, крики ... это было лишь дремотой, туманным сном, и в конце концов, его тело, насытившись, заснуло.
И окончания этого сна с ужасом ждали все обитатели острова Леи...


История Ори

Ориент сидела в темном, тесном ящике и внимательно прислушивалась к каждому шагу снаружи, к каждому шороху. У нее сильно болела спина, а рука тревожно поглаживал выступающий живот. Ори знала, что ничего плохого с ней не сделают, но все равно очень боялась быть обнаруженной. Ей стоило большого труда выбраться из замка и не быть узнанной, второй раз это точно не удастся.
“Прости, милый муж, но мне не хватает воздуха рядом с тобой... Хотя сейчас мне его еще больше не хватает”.
Девушка закрыла глаза и прислушалась, но уже не к посторонним звукам, а к самой себе и живому существу внутри нее. Мальчик (она была уверена, что это был именно мальчик) тихо лежал, будто чувствуя, что сейчас не время для бунта. Он вообще был тихим ребенком, не причинял ей никаких неудобств - она не чувствовала себя больной и слабой, как многие женщины во время беременности, а наоборот даже стала как-то сильнее и бодрее, будто он поддерживал ее изнутри.
“Хотя это глупости...”
Эльфийка поняла, что отвлекалась и снова попыталась сосредоточиться: этот капитан взял с нее кучу денег, но зато ничего не спрашивал, и она чувствовала, что он будет держать данное ей слово и сделает все, чтобы выполнить свою работу. И тем не менее она не могла не переживать.
 Морред быстро обнаружил ее побег и еще быстрее принял меры, к которым она не была готова. Ей повезло встретить сговорчивого капитана, который согласился довезти ее, пускай и за такие деньги. В любом случае у нее еще оставалось еще достаточно средств, чтобы перебиться какое-то время в Мидгарде.
Да, она решила отправиться в столицу “низкого народа”, в Царство гномов, пусть этот народ и не любит эльфов (и эта нелюбовь взаимна), но там ей будет легко продать золотые украшения, на которые особенно падки гномы, и отправиться дальше... дальше...
“Милосердная Мать, они спускаются сюда... Тише, тише”.
Тяжелые шаги и глухой звон доспехов, сначала тихие, а потом отчетливые слова:
- Вы это... Каждый ящик открывать будите? Только и не думайте забрать оттуда хоть что-то! Я сразу же увижу!
“Капитан, капитан...”
- Нам это без надобности. Король платит своим воином хорошее жалование.
- Зря деньги тратит. В этих доспехах вы даже беременную женщину не заметите. Ахахаха!
Громкий смех капитана подхватила команда наверху, Ори почувствовала, как покраснели гордые стражники и с каким чувством неловкости они начали поднимать крышки ящиков... На самом деле она сама чуть сдержала смех.
“Тише, тише”.
До нее доходил шорох дорогих тканей, звон фарфора и стекла, запах экзотических духов и редких трав... Все ближе, ближе... Она боялась, что они услышат звук ее сердца.
-  Эй, молодчики, вы тот ящик не забыли проверить? Да! Вот этот маленький, женщины же такие гибкие во время беременности, вы знали? Говорю вам она точно туда залезла!
Снова неудержимый хохот команды, смех был такой сильный, что сотряс палубу и в трюм посыпался песок. Ори же тряслась от страха и стыда, будь живот хоть немного больше, она бы действительно никогда не влезла бы в этот ящик.
Стражники снова покраснели и с грохотом, чтобы перебить хохот капитана и его команды, открыли последний ящик. Вмиг воцарилась тишина, воин пустым взглядом смотрел внутрь ящика...
- Здесь тоже ткань...
Его тут же перебил капитан корабля.
- Ребята, вы слышали? Он только что видел ткань!
Команда загоготала громче прежнего, было слышно, как кто-то упал на палубу от смеха и песок снова посыпался на сияющие доспехи стражников. Один из них, видимо старший, сильно прикусил губу, так, что выступила даже капелька крови, а потом сжал кулаки, чтобы вернуть себе спокойствие.
- Мы уходим. Мистер Дрейк, можете отплывать, как только мы сойдем.
- Ух, ух, - сказал капитан Дрейк, вытирая слезы, - чего? Может на чай останетесь? Вы хорошо повеселили моих ребят. Правда, парни?
Ответом был одобрительный возглас и снова громкий топот сильных ног.
- Отойдите, капитан.
Дрейк мирно поднял руки и пропустил стражников, давая им подняться по лестнице. Было слышно, как незваные гости покидали корабль под веселые крики команды.
Ори почти не слышала этого, стук ее сердца заглушал все звуки, она не решалась вылезти самостоятельно, да и не была уверена, что у нее получиться, все тело затекло и замлело, а сверху на ней лежали тяжелые куски ткани. Ей оставалось только ждать капитана или кого-то из его команды, как только корабль отойдет…
- Нууу... Как вы? Мисс? Мадам? Ваше Высочество? Как вас теперь называть?
Задорный, живой и веселый голос капитана вместе со свежим порывом воздуха, когда тот поднял тяжелый груз, привели ее в чувство.
- Ори... Просто Ори. Помогите мне встать, пожалуйста.
- Ах, простите мою грубость.
Он протянул ей руку и помог подняться на ноги, а потом, поддерживая, довел до ящика, на который можно было присесть и отдохнуть, также без слов он протянул ей флягу с водой. Ори немного выпила, а потом запрокинула голову, повела плечами и потрясла ногами, чтобы привести тело в порядок. 
- И чем же вы свели с ума нашего короля? Простите, но я видал женщин и покраше. Ахаха!
“Сам пошутил - сам посмеялся”.
Ори не обидели его слова, она прожила достаточно, чтобы стать спокойной к мужской грубости.
- У каждого свой вкус.
- Это правда… Люблю дурить знать, а самого короля… Хе-хе. Сможете подняться?
Она кивнула головой и потянулась к нему, так, с его поддержкой, Ори смогла поднять наверх, где их, с нескрываемым любопытством, ждала вся команда и даже юнга покинул свой пост, чтобы взглянуть на нее. Девушка ожидала этого, хотя и не была довольна таким событием: она была беременна, несколько часов пролежала в тесном ящике и не мылась уже несколько дней. Ори знала, что сейчас “заденет” репутацию мужчины, которого если не любила, то безмерно уважала.
“Ничего... Я отдохну и потом придумаю что-нибудь”.
Ори, еще только выходя из тени трюма, почувствовала, что вся команда быстро оценила ее грудь, ноги, волосы, лицо и вообще все, что ценят мужчины в женщинах на одну ночь.
“Я отвыкла от таких взглядов... Он ни разу не позволил себе подобного, да и другим тоже”.
- Стручки, эта леди поплывет с нами до земли низкорослых, а там мы хорошо выпьем за ее счет и пожелаем уважаемой госпоже удачи в ее деле. Клири!
- Че?
Ори не ожидала услышать здесь женский голос, она оглянулась и увидела молодую женщину... не эльфийка... человек? Ориент пару секунд принимала ситуацию, присутствие человеческой женщины на корабле было для нее совершенно неожиданным.
- Вы же бабы... Кхм... Короче, оставляю ее на твое попечение. И, чтобы никакого неуважения! Это ко всем относиться. Эта леди щедро заплатила за свой проезд!
Клири закатила глаза и сердито цокнула языком, а Ори поняла, что эти два месяца ей придется прожить в напряженной, но вроде безопасной обстановке.
“Не впервой, я справлюсь, как и раньше...”
- Теперь все по местам, стручки! Веселье закончилось. Работать! Работать!
Команда быстро отреагировала и все разбежались по своим местам. Капитан Дрейк больше и слова не сказал, а просто развернулся и пошел к носу корабля. С Ори осталась только человеческая девушка, чье предназначение на корабле было очевидно, Ориент знала, что некоторые капитаны берут в долгие плавания девушек из дешевых борделей, которые ничего не имеют и не к кому не привязаны, а команда корабля, зато может снять стресс и лучше работать.
“Это разумное, но жесткое решение... Холодное... ”.
- Чего стоишь? Пойдем. Этот бабник выделил тебе даже отдельную каюту. Хаа...
Каюта оказалась совсем близко к главной, капитанской. Это немного успокоило Ори, так она чувствовала себя в большей безопасности. Клири указала на небольшой тазик с водой и чистую одежду на кровати, а потом без слов вышла, оставив ключ на табуретке возле двери.
Бывшая королева выдохнула, наконец-то, она осталась одна. Ори закрыла дверь и начала протирать свое уставшее тело, а остатками воды постаралась хоть немного помыть голову. Конечно, это не могло сравниться с душистыми ванными, которые делали ей многочисленные горничные. Она оглянулась и увидела длинное зеркало, Ори внимательно посмотрела на свой живот, ее ребенку было уже почти шесть месяцев. Пускай это и помогло ей, но девушка боялась, что ребенок родиться слабеньким и болезненным, ведь даже на таком сроке ее живот не так уж и сильно выделялся под одеждой.
“Не стоит так бояться, это дитя защищает сама судьба”.
И все же она волновалась, она не могла не видеть глупость своего поступка со стороны. Даже если ей было противно притворяться и казаться слепой ко взглядам окружающим, то лучше было родить ребенка в замке и потом, ничем не обремененной, сбежать.
“Но я не могу... Я боюсь... Боюсь, что Морред не сможет его защитить, что они будут видеть в нем.. Неблагородного, так они меня величают? И это еще самые вежливые. Морред будет стараться, как старался защищать меня, но... Мой дорогой муж, ты слишком добр сам и не видишь, как много зла в других”.
Зато это видела она, видела отчетливо, потому что слишком долго жила никем не защищенная, да и потом, даже в браке, на самом деле оставалась в таком же уязвимом положении.
“Прости, прости... Может ты поймешь меня, может ты простишь меня... Когда-нибудь...”
Ориент надела простое, но аккуратное и дорогое платье, теперь она походила на жену мелкого, но довольно успешного торговца, но никак не короля. Эта мысль повеселила ее, и она с улыбкой легла на небольшую кровать. Ори вздохнула, она подумала, что человеческая девушка подобрала правильную характеристику для капитана: платье, даже с учетом ее положения, сидело очень хорошо, будто она сама подобрала его.
Ориент в последний раз прислушалась к звукам за каютой и вскоре крепко заснула до следующего утра.


Начало и конец

Почему-то именно сейчас... Впервые в своей долгой жизни Иштен почувствовала, что перестала бояться. Она всегда была самой трусливой из детей Прародителя и Истины: никогда не уходила далеко от дома, старалась держаться ближе к отцу и никогда не отпускала руку сестры-близнеца. И когда все покинули ее один, то Иштен смогла войти в эту тьму лишь потому, что одиночество пугало ее больше вечного скитания, а поиск семьи давал ей хотя бы призрачную цель и зыбкую надежду на встречу с родными.
Она долго бродила в хаосе, тряслась от страха, пока этот страх не стал ее неотъемлемой частью, пока он не стал для нее таким же привычным и неощутимым, как собственное тело. Тогда Иштен начала присматриваться к Нему, изучать Его, пытаться почувствовать, услышать... Она все бродила в Нем и не могла найти пути обратно, но она уже не была испуганным и потерянным ребенком, а скорее путешественником и исследователем.
Иштен помнила, как боялась потерять себя в этой тьме, какие усилия принимала, чтобы сохранить рассудок и драгоценные воспоминания о близких. Все ее чувства обострились до предела, она прислушивалась к каждому движению хаоса, к каждому шороху его мысли, а потом... незаметно для самой себя, она начала осознавать себя в Нем, понимать, что и сама она, по сути, и есть Он, как и Он является ею, понимать, что они для чего они нужны друг другу, понимать, что, вопреки всему, у ее пути есть цель и есть конец пути... И в итоге... Она пришла к единственному верному выводу.
“Я та случайность, которую Ты так долго ждал”.
Страшная тяжесть сейчас давила на нее, она металась, хотя тело оставалось недвижимым, но ее разум боролся, сопротивлялся со страшной силой. Что-то нависло над ней и душило - желало уничтожить, поглотить, вплести в общую нить стройного и бессмысленного существования. И тогда она увидела Его, увидела Его всего, всесильного и бесконечного. Он ждал ее, она чувствовала это, потому что и сама была Им:
“Все произошло из Тебя, и все вернется в Тебя. Пускай сейчас я умру, но это всего лишь один исход, я буду возвращаться снова и снова... Другая и прежняя одновременно, и так будет, пока предсказанное и неизбежное не исполнится. По воле Твоей или Моей”. 
Он открыл глаза, взглянул и улыбнулся...
Иштен резко подняла руку и судорожно коснулась груди, она снова была в пустоте, хотя точно помнила, как шла ко Времени.
Богиня поднялась, ноги плохо держали ее, но она все же смогла встать и пойти вперед, она часто встряхивала головой по пути и пыталась вспомнить, как же оказалась в таком положении, почему же так ослабла.
Ноги подводили ее, и Иштен была вынуждена присесть, чтобы отдышаться и привести мысли в порядок. Сколько она не отгоняла туман в голове, он все никак не отпускал ее.
- Я забрала часть твоих воспоминаний... Я пыталась поглотить тебя, но ты победила меня, ты разорвала мои нити...
Иштен оглянулась и увидела женщину с невероятно длинными белыми волосами, заплетенные в толстую косу. Глаза у нее были также полностью белыми, без радужки и зрачков - одна белая пелена, и все же Иштен смогла разглядеть в них глубокую печаль и сожаления.
- Я родилась из Его первой мысли, я первая из Его детей и не было никого сильнее меня, Я держала порядок здесь и твоих родителей пропустила лишь из милости к сестре своей... И все же кто бы мог подумать. Твой приход означает конец и новое рождение. Демиург смог сотворить творца, конец хаоса, конец старых порядков... Вот, что ты несешь за собой. Ты вскроешь Его, расчленишь Его тело и построишь Новый мир из плоти Его и крови своей...
Богиня смотрела на Время, ожидая продолжения ее речи...
- Так тому и быть... Пусть неизбежное свершиться, но исполняя предначертанное, не забудь про уважение к тем, чьими жизнями оно было исполнено. В день, когда ты забудешь, что сила твоя не принадлежит тебе, что ты не всемогуща. В этот день явиться новый творец  и распнет тело твое, Богиня, и никто не спасет тебя, ведь убьет тебя твое же дитя... Сохрани мои слова в глубине души своей… История всегда идет по кругу.
Иштен увидела, как рассыпается Время, ее длинные руки и ноги, острое лицо с большими и слепыми глазами - все тело медленно исчезало во тьме.
- И все же…  Я не хочу, чтобы все исчезло, я не хочу оставлять Вечность одну... не хочу... Нельзя было пропускать их… Нельзя, я так не хочу терять себя…
Тяжесть и страшная усталость в теле Иштен никуда не делись, но она нашла в себе силы встать, достать из кармана острый камень, что остался от Судьбы, и, пошатываясь, подойти ко Времени и обрезать ее волосы.
- Возвращайся домой. Твое последнее желание я исполню, Вечность будет жить.
Время согнулась и заплакала, а потом рассыпалась без следа, лишь длинные сплетенные нити лежали во тьме, а их хозяйка вернулась в хаос, так же как когда-то отделилась от него.
Иштен вздохнула, взяла волосы Времени, расплела их, а потом аккуратно брала каждый камень из Вечности и вплетала его в белые нити, пока не получилось огромное и сияющие полотно.
Полотно Иштен плела долго, и все ее руки были сильно изранены от тонких нитей, и кровь с ее ладоней и пальцев окрасила нити в красный. Когда же кровь засохла, и когда Иштен осмотрела оконченную работу, то увидела, что оно было таким же темным, как сам Хаос, но в этой тьме сияли бессмертные и прекрасные камни, каждый из которых старался быть красивее, чем другой.
Девушка присела и несколько столетий любовалась своей работой, а потом... Совершенно неожиданно... Она начала слышать ее... Пусть отец и говорил обратное, но Вечность оказалась великолепным собеседником.
Совершенно беззащитная, чужая, потерянная в хаосе, где Время была единственной за кого та могла хоть как-то держаться. Вечность узнавала сама себя, прислушиваясь к каждому голосу внутри… Пока в ней не появилась Мудрость.
Вначале у Вечности не было единого голоса - все голоса снов сливались в непрерывный поток, словно множество источников объединяются в быструю реку, вот так говорила Вечность, а девушка слушала ее, не стараясь расслышать, а просто подчинялась и отдавая себя этому течению, этому голосу, зовущему себя Мудростью.
Когда Иштен отдохнула и Мудрость закончила говорить с ней, Богиня подняла полотно и встряхнула его, так сильно, чтобы оно поднялось как можно выше. Теперь в Нем была земля, теперь в Нем было небо, но свет все еще не родился, и у Иштен был еще долгий путь впереди.
Что-то упало на нос Ишетен и она увидела, что Мудрость, заплакала, потому что, наконец, у нее получилось быть услышанной. Богиня стояла и улыбалась, она не знала, как сильно изменилась за время путешествия и как вода подчеркивала эти изменения: плечи богини стали чуть шире, лицо похудело и заострилось, а волосы отросли до пят и спадали на гибкую спину темной волной с редкими седыми локонами - в ней соединились два тела, матери и отца, две сущности стали одной, но... первое, что бросалось, так это ее плотно закрытые глаза.
Она не знала, что забыла поднять веки, ведь видела Иштен сейчас даже лучше, чем когда глаза ее были открыты. Теперь она замечала каждую жилку во тьме, видела ее биение и жизнь, что течет по этим сосудам, она видела истинное тело Демиурга… И видела все, что было в Нем и все, что будет, потому что Время больше не делила историю на прошлое и будущее - все стало одним и, по своему лишь желанию, Иштен могла оказаться где угодно.
Богиня вздохнула и продолжила идти, была еще одна дочь Хаоса, с которой ей нужно было встретиться...


История Фриды

 - И что же с ней?
Врач убрал руку с пульса пациентки и внимательно посмотрел на мужчину, на чьем лице отражалась смесь озабоченности, раздраженности и усталости.
- Это можно исправить к следующему месяцу? К балу дебютанток...
Врач будто сдержал вздох и внимательно посмотрел на девушку четырнадцати лет, тяжело дышащую девушку с невидящими глазами, явно сейчас ничего не слушавшую и находящуюся где-то на грани бреда и реальности. И все же он не мог обсуждать “это” при такой молодой пациентке.
- Ваша светлость, давайте выйдем.
Герцог неохотно повиновался, и они прошли в соседнюю комнату. Врач снял перчатки, немного задумался, а потом положил их себе в карман. Дальше взгляд его снова скользнул по фигуре герцога де Нила и, сделав выводы, о ее хладнокровии и спокойном отношении к дочери, врач решил выложить ему все как есть.
- Я бы рекомендовал вам вызывать храмовника. Следует готовиться к худшему.
Герцог на мгновение замер, потом его лоб нахмурился, он посмотрел куда-то в бок, сомкнул руки на груди и погрузился в себя, представляя последствия этих слов для своих планов и амбиций.
- У нее же просто жар.
- У нее жар, который нельзя ничем сбить... Даже магией... В лучшем случае мы выиграем еще неделю, горит само ядро маны. Очень редкий и, увы, неизлечимый случай... Ваша жена...
Герцог резко махнул рукой и тут же вернул ее в сложенное положение, и быстрым шагом подошел к окну. Врач терпеливо ждал.
- Моя жена умерла во время родов… Другого ребенка, не Софии, они ушли к Богине в один день.
Взгляд Маршала де Нила стал каким-то невидящим, его унесла река собственных воспоминаний, его взгляд будто стал жестче, холоднее.
- У вас же фамильный склеп... Следует подготовить все.
- Да, он за лабиринтом и там достаточно места... - взгляд герцога стал еще темнее, он будто думал вслух, - мой отец очень боялся смерти, и его раздражала необходимость поддерживать склеп, всегда помнить о нем, но и разрушить его не мог... Он везде мерещился ему. Вот он и посадил целый сад в форме лабиринта, там не пройти, если не помнишь всех поворотов... Безумное решение... Хотя мать всегда смеялась над этим, мои родители ненавидели друг друга.
Врачу с более чем двухсотлетней практикой, было совершенно наплевать на историю семьи де Нил, но у него было повышенное чувство такта, поэтому он сдержанно кивнул, а про себя уже извинялся за опоздание перед другой семьей.
-Содержание такого лабиринта настоящие разорение, впрочем, меньшее, чем его уничтожение... Этот сорт роз...
- Герцог... Ваша дочь.
Маршал де Нил вынырнул из глубокого омута собственных мыслей и с трудом заставил себя вернуть в реальность.
- Прошу прощения... Так надежды нет?
- Боюсь, что так. Пошлите прошение в храм, если еще можно надеяться, то только на Богиню... В любом случае, ваша дочь должна готовиться к переходу… Если желайте, то могу порекомендовать хорошее успокоительное, оно поможет вашим нервам.
Маршал снова задумался и взгляд его застыл на окне, он смотрел на склеп, точнее место, где он находился, полностью скрытый лабиринтом. Герцог ненавидел необходимость вновь зайти в него, он не желал вновь видеть ее могилу... Врач сочувственно посмотрел на него, молча выписал рецепт и оставил его на столе, а потом взглядом дал понять горничной, что уходит.
- Необходимые лекарства я вам оставил и дал все необходимые инструкции вашему семейному врачу. Они ей не помогут, но снимут боль, избавят от страданий. Стоит сказать, что вы вполне можете доверять ему, в его... прогнозах. Моя консультация это лишь подтвердила. Прощайте, Ваша Светлость. Если что, то я всегда к вашим услугам.
Врач ушел так и не услышав ответа, да и не хотел его слышать. Уже у самой двери он оглянулся на длинную, прямую фигуру герцога и покинул комнату, надеясь, что тот все же не забудет написать в храм.

Запрос был отправлен в тот же день, и рано утром его уже читал Просвещенный, так как прощение было от высокого дворянского рода. Просвещенному предстоял тяжелый выбор.
- Какая юная душа... Герцог лишился своего “сокровища”, хотя теперь можно не беспокоиться, что политический курс правящей семьи может измениться.
- Да, с одним наследником он не сможет развернуться.
- Зря он не женился второй раз, тогда бы у него могла быть замена.
- Я слышал он обожал жену, так что такой вариант ему не подходил...
- И это же причина его ненависти к нам. Он преподнес невероятно щедрые дары храму, но их не хватило, чтобы выкупить жену из лап смерти.
- Что ж... это в характере мирян. Их вера всегда очень хрупка.
Верховные жрецы неторопливо пили чай, и пускай они говорили вещи довольно жесткие для их чина, но на самом никакой злости (и вообще никаких чувств) в их словах не было. Их мнение было только политическим, так как правящая семья шла на сближение с храмом, а герцог Запада и его небольшая, но сильная фракция, наоборот были противниками данного курса, боясь за свои титулы и привилегии, они планировали изменить этот курс через брак с будущим королем.
 То, что главный противник храма лишился своего козыря, не могло не успокаивать храмовников, так как освобождало хотя бы от одной проблемы.
- Хаа... И все печальная участь. Она еще совсем ребенок...
Устало промолвил Просвещенный и положил письмо на прикроватный столик, а сам сбросил одеяло и встал с кровати, похрустывая старыми костями. К нему подошел храмовник-прислужник и помог ему облачиться.
- Верс, вроде ты молчишь уже почти все... пятнадцать лет... Тебе еще месяц обета, да?
Храмовник коротко кивнул, не отрываясь от работы, он поправлял складки на одежде Просвещенного.
- Абеляр, возьмешь на себя это?
Мужчина с длинными черными волосами удивленно поднял бровь и посмотрел на Просвещенного.
- Знаю, что у тебя полно других дел и все они, безусловно, очень важны. Но мне нужно знать настроение герцога. Просто измени лицо и все разузнай, из всех Верховных у тебя самый большой опыт взаимодействия с дворянами. Только твой взгляд на это дело сможет удовлетворить меня.
Абеляр продолжал удивленно смотреть на жреца, но опровергнуть его аргументы не мог. Он посмотрел на Фарела и Георга, надеясь на их помощь, но те лишь смешливо отвели взгляд.
- Ты думаешь, что это бессмысленная перестраховка...
Просвещенный облачился и повернулся лицом к Верховным жрецам, один из которых когда-нибудь займет его место.
- Да, это возможно... Но! Герцог ранен, ослаблен и поэтому может пойти на риск, у него есть влиятельные единомышленники, недавно паладины подтвердили их тайную переписку с герцогом Востока. Нам нужно убедиться, что он не планирует никаких серьезных шагов. Хотя бы в ближайшем будущем... Фарел, Георг и Верс заменят тебя на это время.
Все названные невольно вздрогнули, даже Верс, несущий тяжелейший обет молчания, на которым сдаются большинство претендентов в высшее жречество, невольно сжал губы.
- Ничего... Можешь даже считать это отдыхом. Девочка скорее всего будет мучиться, пощади Богиня ее душу, около недели... Даже с лучшими лекарствами, горящее ядро маны слишком трудно сдержать. У тебя будет достаточно времени и на отдых, и на расследование. Будешь брать помощника?
Абеляр мысленно закатил глаза, он безмерно уважал Просвещенного, но не мог отрицать, что с каждым годом тот становиться все осторожнее и ... равнодушнее. Неужели он тоже станет таким со временем? А может уже становиться?
“Какой может быть отдых рядом с умирающим ребенком?”
Вслух он ответил совершенно другое.
- Как прикажете... Я возьму с собой Дариуса.
На этот раз удивленно поднял брови Георг, жрец с темной кожей и коротко стриженными черными волосами.
- Он же совсем юн и только недавно был посвящен. Уверен?
Фарел согласно кивнул копной своих русых и кудрявых волос.
- Верно, зачем рисковать? Легче все сделать самому.
Абеляр вздохнул.
- Дариус очень способный, намного способнее своих сослуживцев того же ранга. Я говорил с Маратом, что с ним нужен особый подход, иначе его талант никогда не раскроется, но этот старый паладин, гребет всех под одну гребенку.
Верховные жрецы задумались, на какое-то время в комнате воцарилась тишина и был слышен только легкий шорох бумаг, которые уже начал просматривать Просвещенный и передавать некоторые Версу.
- Я понял тебе Абеляр, - ответил Просвещенный, так как на самом деле слова Верховного жреца были обращены к нему, - я давно подозревал, что Марат теряет хватку и больше не хочет возиться с новобранцами, а мы не можем позволить себе терять таланты. Понаблюдай за мальчиком, дай ему шанс проявить себя, раз он зацепил тебя. Что касаемо другого...  Марат хорошо служил храму, но, как и всем нам в будущем, ему настала пора выбирать дорогу: отправиться в мир или в Белый город.
На упоминании Белого города вздрогнули все жрецы: место, покрытое одними загадками, место смерти Апостола, место последнего приюта всех верных служителей Богини. Этот фанатик Марат никогда не захочет жить простой жизнью, он, как верный пес храма, послушается и отправиться в это место доживать свои дни... Как и они когда-нибудь, каждый из них до последнего будет стараться доказывать свою полезность храму.
- Теперь достаточно болтовни. Расходимся по кабинетам, господа. Абеляр, уладь свои дела, передай, что нужно Фарелу и Георгу, забери мальчика из крыла паладинов. И завтра же утром вы должны быть у герцога де Нила. Никаких отсрочек.
Верховные жрецы поднялись, сложили руки, так, чтобы переплетались пальцы и поклонились, подняв руки на уровень головы.
- Пусть Богиня осветит ваш путь.
Быстро пробормотал Просвещенный, повторив их жест, но не кланяясь, он только переплел пальцы на груди, потом плавно отодвинул руки и развернул их ладонями к жрецам и неторопливо разомкнул пальцы, только тогда Верховные выпрямились и вышли из комнаты.
Весь длинный путь по коридору они шли молча. Они работали вместе довольно долго и, в целом, хорошо понимали характер и направление мыслей друг друга.
- Абеляр, ты же идешь к главнокомандующему? Зайди ненадолго в мой кабинет. Я передам некоторые бумаги для Марата.
- Хорошо, Фарел.
- Георг, ты сегодня собираешься в город на проверку черного жречества?
- Возможно, в любом случае я сделаю это в самое ближайшее время.
- Ха... Тогда тебе не стоит заниматься делами брата Абеляра, а посвятить себя этому заданию. До меня дошли печальные вести с окраины о неподобающем поведении черных жрецов...
- Буду благодарен за помощь, брат Фарел. Я знаю о них, и начну свою проверку там... Очень надеюсь, что слухи будут ложны…
- Тц.
- Кха-кха… Прости, Фарел.
Георг, не стесняясь, передал чувство облегчения и некоторого злорадства через свои слова, радуясь, что ему не прибавится бумажной работы. Фарел в ответ выразил такое ледяное осуждение, что другой жрец тут же опомнился и откашлялся. Абеляр чувствовал, что ему лучше не встревать между ними, дабы не отхватить сразу от двоих.
- Черные жрецы живут среди мирян, поддерживают приходы, заводят семьи... Скорее всего семьи их и развращают, они чересчур грязнут в мирских хлопотах и желаниях, - попытался вернуть разговор в нейтральное русло Абеляр.
- Мы уже не сможем вернуть всеобщий обет целомудрия. Теперь он распространяется только на белое жречество.
- Я понимаю, Георг, но... может стоит изменить немного систему обучения, объяснить важность и почетность данного обета. Они все еще могут принимать его добровольно.
- Я понимаю к чему ты клонишь, брат Фарел, но соблазн и любопытство слишком велики. Трудно не использовать возможность, если она есть.
Беседа замолкла, как и всегда, когда они чувствовали, что есть риск ссоры, которая помещает работе.
- Вот и наш поворот, брат Абеляр. Георг, лучше разберись со всем побыстрее и потом вернись к бумагам. Поверь моему опыту, они быстро накапливаются.
- Хорошо, Фарел. С нами свет Богини.
- С ней наши сердца и души.
Последние слова Абеляр и Фарел произнесли одновременно и больше механически, чем с осознанием глубокого религиозного смысла. На этом их разговоры закончились и, даже идущие вместе Абеляр и Фарел, больше не восстанавливали ее. Все они предпочитали молчание, да и вообще среди высшего жречества было очень немного разговорчивых храмовников, а болтливых и вовсе не встречалось.
Они прошли длинный коридор, освещенный утренним солнцем, периодически отвечая на приветствие монахов.
- Милостивые...
Одна из монахинь остановила их.
- Я прошу дать мне благословение. Сегодня я отправляюсь в монастырь Лета и, скорее всего, более не вернусь сюда. Благословите меня напоследок, прощу.
“Она же только недавно прибыл в главный храм”.
Абеляр вежливо улыбнулся и установил мысленную связь со своим братом по вере.
“Брат Абеляр, эта девушка из моего крыла. Постоянное обучение и сдержанность в чувствах угнетают ее. Она избрала для себя работу с детьми и решила вернуться в Лето, как учитель. Там она будет полезнее, я уверен”.
“Что ж... Только в Лете учителей предостаточно, а вот Зима и Весна...”
“Я знаю это, но девушка желает жить там. Или нарушим запрет и применим магию?”
“Сдерживай огонь сердца, Фарел”.
“Как и ты, брат, свои причитания”.
Они понимали, что продолжать паузу будет невежливо и
Фарел вышел вперед и повторил точно такой же жест, как и Просвещенный для них, а девушка в поклоне ждала, когда Верховный закончит благословение.
- Мне жаль, что ты переменила свое решение, ты прилежная ученица и хорошо справлялась в храме. Ты бы могла стать моей личной помощницей со временем или отправиться помогать нашим братьям и сестрам в других землям, путешествуя и изучая мир под светом Богини.
Девушка выпрямилась и улыбнулась, в ее лице не было и тени сомнений.
- Спасибо, милосердный, но я нашла свое призвание, Богиня уже призвала меня, и я не буду противиться этому зову. В Лето попадают не только подростки, избравшие путь религии, но и сироты, которых предали родители. Именно им я хочу принести и показать любовь Богини, как когда-то там показали мне.
“Вот видишь, Абеляр. Сколько ни пытайся, но ее ответ будет тот же”.
“Хаа... Я понимаю… просто я несколько раздражен сегодня. Все из-за этого задания, не люблю дворян”.
“Как и они нас. Богиня же никак не объясняет их власть, вот они и бояться за свои места уже три тысячи лет”.
“А зачем они Ей? Толку от них нет, одни интриги”.
“Верно...”
Абеляр поравнялся с братом по вере и так же благословил монахиню.
- Сестра, твоя цель благородна, и Богиня поддержит тебя в пути.
- Благодарю вас, милостивые.
Вдохновленная девушка, поклонилась и побежала дальше, своей дорогой, счастливая и окрыленная. Верховные жрецы какое-то время смотрели ей вслед, а потом пошли своим путем. Наконец, они дошли до кабинета Фарела, тот быстро открыл свой шкаф ключ-заклятием и, недолго порывшись в бумагах, передал небольшую папку Абеляру.
- Раз Марат вскоре покинет наши ряды, то пусть обновит личные дела паладинов и заполнит листы наблюдений. Возможно, не один Дариус остается недооцененным, эти результаты помогут храмовнику, выбранному на его место.
- Ты все предвидел?
- Стараюсь быть готовым ко всему. Более не смею тебя задерживать. Удачи на задании Абеляр, может ты и не слишком рад этому, но лично я поддерживаю решение Просвещенного. В этом деле есть много возможностей, которыми ты несомненного воспользуешься.
“Ааа, снова куча работы... Из всех нас Фарал самый безумный трудоголик”.
- Конечно, брат.
 Абеляр в спешке покинул кабинет жреца, боясь, что тот найдет еще пару “просьб” для него. Он не был уверен, что успеет разобрать свои собственные дела к ночи, возможно, сегодня ему снова придется не спать.
“Но сейчас не время думать об этом... Нужно поговорить с Дариусом. Ему тоже нужно время для подготовки”.
Абеляр быстрым шагом направился к корпусу паладинов, снова проходя через, казалось, бесконечные коридоры с аудиториями и кабинетами, галереи, колоннады. Против воли Абеляр вспомнил утренний тон Просвещенного, он снова почувствовал неприятный холодок от всплывших в памяти словах...
“Снова... Снова предчувствие чего-то... Ненавижу это, ведь никогда не ошибаюсь”.
Он спускался по крутой и темной лестнице, в казармы новобранцев. С Маратом он уже встретился и поставил старого зверолюда в известность своих планов и освободился от документов Фарела.
“Теперь нужно только поговорить с мальчиком”.
Абеляр вошел в казарму, но Дариуса там не было.
- Он в малой моленной.
Жрец коротко кивнул ответившему новобранцу и направился в молельную, остановившись перед дверью, он коротко постучал и стал ждать . Прошло около минуты перед тем, как Дариус открыл ему. Абеляр внимательно посмотрел на напряженное лицо паладина, красота этого лица уже была ближе к человеческой, но слабая синева зрачка и особая бледность кожи говорили все же о принадлежности к нефилимам, хотя его волосы уже никак нельзя было назвать золотыми, скорее песочными или светло-русыми.
“Лим…Скоро кровь духов окончательно исчезнет из мира. И вернуться люди… лимы точнее, хотя как не назови… Все уходит, меняется и возвращается”.
- У меня есть для тебя особое поручение.
Взгляд парня остался таким же холодным и спокойным, может лишь на секунду бледно-голубой зрачок стал ярче и сразу погас.
- Хотите поговорить при Ней или в комнате для собраний?
Абеляр слегка улыбнулся, в нем проснулась странная и трогательная любовь, которую он чаще испытывал, когда был юношей...
- Комната занята, поговорим здесь. Она и так всеведущая.
Паладин на секунду замер, а потом пригласил жреца в моленную и закрыл за ним дверь. Отпуская ручку двери, Абеляр почувствовал, как сомкнулось заклинание изоляции и комнату будто отрезало от остального мира (это порадовало Абеляра, он понял, что не ошибся в выборе). Дариус обернулся и увидел, что жрец стоял на коленях перед Ней и явно читал молитву. Дариус наклонился и оперся на дверь, тихо наблюдая за жрецом, а потом просто любуясь Ей.
Всегда прекрасная с печальным взглядом и легкой улыбкой на лице, всегда ждущая тебя, всегда любящая, верная, всегда протягивающая к тебе руки, чтобы ты не совершил... Он, как жрец, как большинство мужчин и женщин, избравших религиозное призвание, был влюблен в Нее, осознавал ценность собственной жизни, только потому что эта жизнь была дарована Ею и посвящалась Ей.
- Спасибо, что подождал...
- Вы сделали тоже самое.
Уголки губ Абеляра снова приподнялись.
- Присядем.
Моленная была маленькая: на небольшом постаменте стояла каменная Богиня, рядом небольшая циновка для коленопреклонения, а сбоку, прижавшись к стене, расположилась скамейка, куда и присели мужчины.
- Дариус, как давно ты уже в храме?
- Около трех лет... Если говорить именно о храме. В монастыре я рос с трех лет, а сейчас мне двадцать.
- Ты помнишь лица своих родителей?
- Возможно, иногда они мне снятся, но я все забываю, когда просыпаюсь.
- Тебе уже давали какие-нибудь поручения?
- Верховный, вы же сами знаете, что нет. Вы знаете обо мне больше, чем я сам. Зачем оттягиваете дело?
- Ха-а... Тебе стоит научиться терпению. Я хочу предложить тебе помочь мне в одном деле. Деле светского характера, нам пришло прощение о подготовке души дочери герцога Запада к переходу.
Абеляр снова внимательно посмотрел на Дариуса, ожидая какой-то реакции, удивления или хотя бы внимания к его словам, но парень был спокоен, как скала, и продолжал устало и вопросительно смотреть на жреца.
“Сложный характер, но я справлюсь...”
У Абеляра были свои слабости, о которых знали все высшие и верховные храмовники. Первой его слабостью была страшная лень, что периодически так охватывала его, что он неделями не мог встать с кровати и тормозил дела храма, а второй, из-за которой ему прощали такой значительный недостаток, было  безошибочное умение находить таланты и раскрывать их.
Все помощники Верховных жрецов, и даже помощники самого Просвещенного, в том числе и Верс, были выбраны и обучены Абеляром. Каждые пять лет он ездил по монастырям и лично отбирал, направлял наиболее способных учеников в храмы, сам тестировал их и распределял. Собственно, именно он заведовал всей системой обучения жречества в Королевстве, состоял в соответствующих советах других королевств и частично участвовал в организации светского обучения, которое стремилось сравняться по уровню с тем, что предоставляли монастыри.
“Хмм... Может позже отправить его на другой континент? Суровый и холодный климат гномьих островов подойдет ему, а их грубый и прямолинейный нрав будет ему ближе. Или лучше пока придержать подле себя? Я должен быстрее понять к какой работе он будет пригоден, не уверен, что роль паладина точна его”.
- Думаю, ты знаешь, что большинство аристократов видят угрозу в постепенной клерикализации общества. И не зря. Стоит сказать, что прикладываем огромное количество усилий, чтобы этот процесс стал еще быстрее. В первую очередь они все бояться за свои привилегии, земли и титулы.
- Для Богини каждая жизнь имеет равную ценность.
- Именно! Это их и волнует. Богиня никак не защищает их права, а в “Посланиях” Избранник открыто пишет, что рано или поздно все сословия сравняет вера! Некоторые из них даже до сих пор тайком поклоняются Старым богам, лишь бы найти подтверждения своей инакости.
- Тц, - лицо юноши почернело при упоминании о Старых богах, а зрачки вспыхнули голубым цветом, - Глухие, слепые боги... Не они спасли их.
“Хорошо, хорошо... Этого у Марата не отнять, его крепкая, почти фанатичная вера передается новобранцам очень быстро”.
- Король избрал другой путь, он идет на компромисс, уже двое его младших сыновей служат в Весне и Осени, скорее всего он надеется на объединение светской и клерикальной власти с частичным сохранением привилегий.
- Я не понимаю зачем вы так долго говорите…
Паладин тут же опомнился:
- Простите… Я обещал быть терпеливее.
“ Да, с ним нужно работать…”.
- Маршал де Нил на данный момент возглавляет оппозицию. Его вера... Когда увидишь его, то поймешь, что он в целом личность не склонная к какой-либо религии. Смерть дочери подорвет его, но из колеи не выбьет, нам нужно убедиться, что он не планирует никаких действий в ближайшее время. И узнать, как можно больше о его фракции. Понимаешь? - потом Абеляр добавил уже с улыбкой, - и для этого тебе нужно уметь отвечать на пустые вопросы, слушать долгие речи и держать в руках свой нрав. Понимаешь?
- Верховный, вам действительно необходим помощник?
- Мне было бы спокойнее, зная, что у меня есть тыл. Твоя задача будет скорее в отвлечении внимания.
- И вы хотите, чтобы вас прикрывал новобранец, который раньше не был ни на одном задании?
- Это не настолько сложная миссия. Если бы не просьба Просвещенного, то туда бы отправили кого-нибудь из личных помощников, как и положено по правилам в таких случаях.
- Почему я?
Впервые Дариус посмотрел жрецу прямо в глаза, это был сильный, угрюмый взгляд исподлобья. Абеляр с трудом сдержал улыбку, чтобы не спугнуть мальчика.
- Сам знаешь ответ. Или не замечал, что много превосходишь других новобранцев? Не казалось ли тебе, что ты способен на большее, чем только роль паладина?
- Паладины защищают Богиню и храм, если бы не наша сила, то аристократы точно бы восстали, только наше превосходство их сдерживает. Один паладин стоит тысячи профессиональных воинов или ста рыцарей.
- Но ты сомневался, когда выбирал... В Зиме учителя не знали, что делать с тобой, у тебя есть задатки и белого жреца, и паладина. Зачем отдавать предпочтения только одному таланту, когда можно развивать два? Я могу помочь тебе.
Юный паладин встал и направился к двери. Его ранее согнутые плечи выпрямились, осанка приобрела прыть и силу, к нему вернулась уверенность в своих способностях.
- Когда встречаемся?
- Завтра на рассвете. Возле главного выхода.
- Понял... Не опаздывайте, Верховный.
Абеляр снова хотел сделать ему замечание, но паладин сразу же вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
Жрец вздохнул с облегчением и оперся о холодную стену, заклинание Дариуса развеялось и из комнаты можно было услышать тихие звуки бытовой жизни храма... Абеляр не спешил уходить. Он пошел к Ней, сутулый, слабый, будто в чем-то провинившейся, и, вопреки правилам, положил голову Ей на плечо.
- Я очень устал... Мне все труднее и труднее преодолевать свою лень, а самое страшное... я все меньше и меньше вижу в этом смысл. В конце концов, мне тоже найдут замену. Это страшно, я... теряю веру... теряю веру в общее дело, дело, ради которого была построена наша религия. А худшее… Богиня, иногда я вижу в Тебе лишь камень и искусную работу ремесленника.
Абеляр посмотрел в Ее глаза: все также загадочна и прекрасна, как и в самый первый день их встречи, когда он был совсем мальчиком.
“Только я уже не мальчик”.
Он поднял голову и снова взглянул на Нее а потом, больше не оборачиваясь, вышел из комнаты.


История Адамаса

Дракон медленно открыл глаза, сладко потянулся, несколько раз зевнул, а потом увидел, что спал на пепелище. От рощи и безобидного народа, что когда-то обитал здесь ничего не осталось, но Адамаса это не беспокоило. Он никогда не встречал разумных существ, кроме самой Эвельдор, и уж тем более не мог понимать чувства других, так как сам с трудом разбирался в своих собственных. Страх был ему неведом, это противоречило как его природе, так и его сознанию, ведь он знал, что ждет его после смерти, а чего еще можно бояться, когда знаешь ответ на главный вопрос всех живущих?
Адамас пошел дальше, вперед по дороге из черного пепла, осматриваясь. Вначале он почувствовал гордость, гордость от осознания своей силы, его голова приподнялась, шаг стал шире, крылья расправились, так он и шел, любуясь собственным могуществом. Он дошел до источника, где хотел напиться: из воды на него смотрело огромное, абсолютно черное угрожающее пятно с огненной дырой в центре и двумя яркими, обжигающими, огненными глазами. Адамас наклонил голову и пятно наклонилось тоже, он с любопытством изучал себя, так как впервые видел настолько чистую воду.
Из кустов донесся странный шорох и слабое, прерывистое дыхание, вначале оно не интересовало его, так как существо было слишком слабым, чтобы причинить ему вред, но потом из любопытства он отодвинул сухие, сгоревшие ветки мощным движением хвоста. Дракон сразу сделал выводы об отвратительном и слабом виде существа, так как ни когтей, ни крепкой чешуи или сильных мышц, оно не имело.
“Почему чешуей покрыта только половина тела?”
И тут же в его голове зазвучало множество ответов, которые он не желал слышать одновременно, но и противостоять им не мог.
“Это не чешуя, это ожог. Кожа обуглилась, где-то даже проступают кости”.
“Оно, верно, должно было умереть, но вовремя упало в водоем”.
“Зачем оно выбралось из него?”
“Слабые существа такие мерзкие, так цепляться за жизнь”
“Гадость. Даже есть противно”.
“По-моему эта самка... С трудом, но я могу различить отростки на груди”.
“Отростки?”
“Некоторые виды выкармливают своих детенышей грудью”.
“Поэтому они такие слабые, детеныш должен сразу понять, как добывается пища”.
“Бескрылые”.
Адамас наклонил голову и попытался сосредоточится на слабом дыхании самки неизвестного ему вида. Он внимательнее присмотрелся и заметил, что действительно, то, что он принял за чешую, на самом деле являлось обугленной, с подсохшей кровью и гноем, кожей. Дракон снова наклонил голову, пытаясь понять, как она видит его, воспринимает, это был его первый контакт с другим разумным существом, кроме Эвельдор.
Девушка не реагировала, она страдала от страшной боли, от жара глаза у нее выплыли и конец страданиям был уже близок, но интуитивно она продолжала цепляться за жизнь… но ее муки вызывали лишь смех и упреки. 
Голова Адамаса снова начала разрываться, он наклонился, чтобы уменьшить ее безумную тяжесть. Он отчаянно боролся и хватался за тонкие нити собственных мыслей, он не хотел вновь терять контроль над своим телом, не хотел терять себя.
“Скорлупа... Тогда я выбрал жить... Это было мое решение. Не ваше”.
Как сквозь сон, он смог восстановить в памяти старый разговор с Эвельдор...
“Ты забываешь, что это голоса мертвецов...”
В Адамасе вскипел гнев, но это был его гнев, только его злость заставила огненное сердце гореть ярче.
“Заткнитесь”.
Голоса вмиг утихли, а разум и тело вновь принадлежали только ему. Слабое дыхание рядом с ним не утихало, мучения обреченного существа продолжались. Он смотрел на нее, зная, что в выжженную рощу еще долго не вернутся животные, и тело самки никто не съест, ее сознание будет страдать, а тело будет лежать и гнить. Для дракона это была самая позорная смерть из всех возможных.
“Несущий огонь в нем же и сгорит”.
Сердце Адамаса загорелось еще ярче, и он тут же выдохнул столп пламени, который оставил после себя только пару обугленных костей. Больше не задерживаясь, дракон взмахнул крыльями и взлетел над островом Леи, осматривая его.
“Милосердие недопустимо для дракона”.
“Ты позволил жалости коснуться своего сердца”.
“Ты сгоришь”.
“Сгоришь”.
“Сам сожжешь себя”.
Дикий рев раздался над островом и огласил пробуждение кошмара, вогнал в страх всех его уцелевших обитателей.
“Я не разрешал говорить”.
Голоса вновь утихли, но он чувствовал, что они подчинились только сейчас, стоит ему чуть ослабить хватку, как они снова попытаются захватить контроль над его сознанием и заставить вновь потерять себя. Это борьба... будет длиться всю его жизнь...
Адамас осматривал свои владения и искал новое убежище: сам остров был большим, с богатой и разнообразной флорой и фауной, даже несмотря на все еще практически полное отсутствие солнечного света, растения чувствовали себя здесь достаточно комфортно, а плодородная почва позволяла заниматься земледелием. Остров был защищен от агрессивных волн скалами, которые будто обнимали его. Именно на эти скалы и был нацелен дракон, беспокойным взглядом выискивая расщелину или пещеру, где он бы мог устроить логово.
Это заняло много времени, но ему удалось найти ущелье, где на одной из скал была подходящая по размерам пещера. Он быстро проверил ее глубину и безопасность, а потом снова уснул, ведь он все еще не восстановился после изнурительного перелета. Есть ему еще не хотелось, обычно молодым драконам достаточно питаться один-два раза в неделю, а чем старше они становятся, тем реже они вылезают из своих пещер для охоты. Самые древние из его племени могли не покидать свои пещеры на протяжении сотен лет…
Адамас уснул крепким сном, совершенно ни о чем не заботясь и не думая о значении своего прилета сюда.

Трое плотным кругом сидели вокруг сложенного, но так и не разожженного костра - всем было больно смотреть на огонь. Между ними повисло болезненное, сложное решение: они понимали, что их души, как и души их соплеменников жаждали мести, но, как предводители, они не могли не видеть, как мало же шансов у них на победу.
- Будет достаточно одной волны пламени, чтобы уничтожить нас, - произнес вальд, лохматый зверь, телом напоминающий льва, а мордой кабана, но намного превосходивший обоих этих животных по размерам, первым нарушил застоявшуюся тишину.
Его слова зависли в воздухе, медленно опускаясь и проникая в сознание окружающие.
- Это молодой дракон... По легендам они были намного крупнее.
Глаза вальда сверкнули, и он злобно посмотрел на старого, согнувшегося фавна, чья борода и густые брови закрывали почти все лицо.
- Вы надеетесь выжить в схватке с ЭТИМ?!!
Фавн нисколько не испугался этой угрозы, а лишь что-то начертил своим посохом. Магический знак загорелся, поднялся с земли и коснулся охапки деревяшек, тут же появился огонь, осветивший осунувшиеся лица окружающих.
- Он еще молод... Несдержан, неопытен... Друзья, вы надеетесь, что это существо оставит нас в покое? Оно будет расти, станет сильнее и безумнее. В конце концов дракон уничтожит остров полностью и Темное время из сказок духов станет явью. Я считаю нам нужно рискнуть.
- Ты!
- Тише, - кару, существо с телом белого медведя и маской вместо лица и пустыми глазницами, не отрывашим взгляда от костра, - У нас была возможность действовать, когда он спал... Лучший момент для атаки мы уже упустили. К сожалению, тогда не было времени собрать совет, а решимости начать действовать не нашлось ни у кого из нас, мы могли лишь помогать раненым и возносить молитвы Леи. Арден, я уважаю тебя, но поддерживаю сторону Виида. Как предводителей, наш долг хотя бы попытаться договориться с драконом и избежать напрасных жертв. Наши племена и так потеряли непростительно много, племя духов и вовсе теперь на грани вымирания, от большинства не осталось даже костей.
Виид вздохнул, он успокоился, когда его поддержал другой глава. Теперь он был готов выслушать подробнее каждого, возможно у фавна был план или какие-то ценные знания.
- Лилиен, в словах фавна есть мудрость Леи, нам стоит хотя бы прислушаться к ним. Он живет дольше нас и не станет рисковать своей жизнь и жизнь соплеменников без причины. Я правильно мыслю, друг?
Фавн Арден молчал, ему было сложно сдерживать эмоции. Сейчас ему хотелось одного - мести, а расчетливые и спокойные слова Виида и Лилиена только больше разжигали этот огонь.
- Лея страдала, и мы до сих пор слышим ее стон, - произнесло несколько писклявых голосов, - Леи больно, больно! Нам тоже больно!
Взгляды окружающих смягчились, когда они услышали по-детски тонкий голос альраунов, маленьких гуманоидных существ, чьи тела состояли из крепко скрученных корней. Ни у кого из них не было собственной личности: они жили в общем потоке сознания и единственные могли слышать голос самой земли, которая называла себя Лея и, так же как когда-то Эвельдор, вышла из тьмы Бескрайнего океана.
- Дракон сжег нескольких альраунов, что жили в цветах рощи... Непростительный поступок! - жестко произнес Арден.
- Лея озвучила свою волю? - обратился к альраунам хмурый Вольд.
- Лея плачет, Лея плачет! Ничего не говорит, только плачет! Альрауны не могут разобрать ее слов! - ответили множество маленьких голосов.
Между собравшимися вновь повисло тяжелое, свинцовое молчание. Воля Матери решила бы для них все, никто бы не посмел пойти наперекор слов альраун, но раз она молчит, а дракон скоро вновь выйдет на охоту...
Тишину нарушил Лилиен, своими пустыми глазницами он посмотрел куда-то во тьму, куда не проникал свет от костра.
- Что ты думаешь, Эрз?
Тьма будто сгустилась, а потом в ней послышался резкий хлопок крыльев и звук приземления, из тени вышло длинное и тонкое четвероногое существо с небольшими, тонкими, деформированными, почти прозрачными крыльями, сам монстр был покрыт короткой и щетинистой шерстью, глаз у него был только один, огромный и черный, без зрачка.
- Приветствую...
От вида Эрза собравшиеся скукожились, все, кроме альраун, испытывали отвращение к подземным обитателям, известных своим жадным и подлым характером, видимо, поэтому они в итоге и ушли жить под землю, но... тем не менее собравшиеся были вынуждены признавать их силу, это были существа, с которыми лучше поддерживать дружеские отношения, чем попытаться истребить и потерять большинство соплеменником. Так же, они не могли не понимать, что и он был ребенком Леи, как и все они, если они нападут на племя Эрза, то на их защиту могли стать альраун, а это значило потерять благосклонность Леи.
Эрз смотрел невидящим и проницательным глазом на предводителей племен и чему-то гадко улыбнулся, а потом длинным, тонким, но острым когтем слегка провел по зеленому листу на голове одного альраун и только потом присел в круг совета.
- Из моих сородичей никто не пострадал, ведь мы живем в глубоких пещерах и подземных проходах. Тем не менее я соболезную вашей утрате, друзья, - снова чему-то улыбнувшись, произнес Эрз, будто не замечая холодности своего окружения, - лично я поддерживаю решение Виида. С драконом стоит договориться, даже невыгодные условия, будут привлекательнее, чем смерть. Драконы едят много, но редко, это не должно стать слишком затруднительным для нас, если мы объединим усилия. Сейчас дракон поселился в пещере в Тихом ущелье и снова впал в спячку, думаю, еще пару дней у нас есть, чтобы подготовиться… В будущем у нас появиться шанс… избавиться от него, у всех есть слабость. Если ее нет сейчас, то она появиться в будущем. Вот мое мнение.
Холодные, рассудительные слова... Когда Эрз закончил говорить, то все поняли, что это единственное решение. Никто не решиться поддержать Ардена, даже его соплеменники, тем более, как и сказал Лилиен, лучший момент уже был упущен, это понимали. Нужно смириться и ждать…
Главы желали вернуться в свои племена, чтобы отдохнуть и забыть, насколько это возможно, события последних дней, хотя бы во сне... Уставшие и обессиленные, недовольные результатом собрания, главы племен разошлись.


История Ори

Дел на корабле у нее совершенно не было, вначале ей нравилось просто прогуливаться по палубе, слушать волны и любоваться ими. Она вспоминала свою юность, какой яркой и необычной, она видела свою будущую жизнь тогда.
“Я надеялась, что она будет похожа на сказочный сон”.
Команда вначале смущалась ее, избегала и косо смотрела, но она знала, что, если вести себя вежливо и дружелюбно, то они вскоре привыкнут к ней. Один из моряков как-то угостил ее печеньем, Ори приняла угощение, поблагодарила мужчину и не торопясь съела ее. После этого команда начала чувствовать себя свободнее с ней, а некоторые даже решались на короткие беседы.
Только Клири сохраняла прежнюю холодность, даже некоторую враждебность по отношению к ней, но бывшую королеву это не смущало. Она видела в ней осторожного зверька, осознающего свою уязвимость и беззащитность в этом мире, и, что хуже всего, обиженного за это свое унизительное положение.
“Скорее всего она сама придет ко мне, ведь я помню, как это”.
В постоянной и спокойной качке, в наблюдении за глубокими и тихими морскими волнами, тревожные мысли стали покидать ее, стало возвращаться чувство свободы. Она целыми днями наблюдала за волнами, слушала их, мысленно говорила с ними.
Однажды, когда вечернее солнце уже касалось воды, ее тело начало двигаться само собой, она услышала ритм океана и подхватила его. К ней вернулась способность творить. Она снова могла петь, к ней вернулась полнота дыхания, она снова чувствовала себя талантливой и счастливой.
Вдохновение отпустило ее, когда небо освещали последние лучи солнца, она замолчала, глубоко вздохнула и только тогда открыла свои огромные, яркие, изумрудно-голубые глаза и увидела вокруг себя команду с раскрытыми ртами от удивления.
Ориент не растерялась и грациозно поклонилась, в ответ ей тут же зааплодировали, а капитан дружески подал флягу с водой.
- Держите, королева.
Она улыбнулась ему глазами и утолила свою жажду, моряки сразу же окружили ее, спрашивая, была ли эта “та самая песня”, можно ли увидеть еще и “тот самый танец”, после которого король пожелал никогда не расставаться с ней? А если не эта песня, то может ли она спеть ту?
Им вместе было плыть еще две недели, Ори пообещала вскоре показать им часть своего репертуара, а пока ей нужно было отдохнуть. Моряки не хотели отпускать ее, почувствовав ее доброту и забыв про ее все же еще действующий титул, им хотелось услышать, как можно больше сплетен о жизни во дворце, о странной жизни, текущей там, недоступной для их них.
Ори уже начинала теряться в вопросах, когда капитан Дрейк легко коснулся ее плеча и предложил проводить до каюты, она сразу ухватилась за это, извинилась перед командой за слишком сильную усталость, напомнила о своей беременности и пообещала позже ответить на все их вопросы.
Стоило ей только остаться одной в каюте, как усталость от многочисленных вопросов и долгого перерыва в пении навалилась на ее, она немного прошлась по каюте и зажгла магический светильник. Не так, чтобы ей нужен был свет, но с ним было уютнее, а спать пока не хотелось, пусть тело и требовало отдых.
Ориент присела на кровать, прислонилась к стене и погрузилась в воспоминания, раньше, когда она путешествовала с театральной труппой или цирком, то никогда не возвращалась в памяти к давно прожитым дням, но, с момента замужества, и до сегодняшнего дня это стало для нее чем-то вроде привычки.
Девушка закрыла глаза и снова перед ней предстало будто бесконечное хлебное поле... Мать зовет ее, но идти к ней не хочется. Ее нисколько не интересовали скучные домашние обязанности: ни в готовке, ни в уборке, ни в шитье - она смысла никакого не видела и всячески их избегала. Занятия брата с мечом были ей куда интереснее, но стоило ей только раз коснуться меча, как вся семья подняла шум и мать сильно отругала ее.
Ей оставалось только сдаться и наблюдать исподтишка за уроками фехтования. По ночам, она выходила на задний двор и старалась повторить увиденные движения, она понимала, что ей не хватает помощи, что никто не укажет ей на ошибки. Тогда начинала прислушиваться к себе, училась чувствовать свое тело, его ритм, помогая себе тихим пением, и так придавала плавность хаотичным движениям, подчиняя их своей воле.
Мать невероятно злилась тому, что она всегда спала до полудня и никак не помогала по хозяйству, а еще хуже сопротивлялась всем ее попыткам пристроить нерадивую дочь хоть на какую-то работу, а еще лучше просто выдать замуж и сбросить со своих плеч этот груз. В такие моменты Ори всегда убегала и весь день просто слонялась по деревне.
В один день, когда ссора выдалась особенно крупной, Ориент просто украла немного денег и села на случайный поезд, ехавший в Баклунд, крупный промышленный город. В поезде она познакомилась с девушкой, такой же беглянкой, но куда более опытной в жизненных вопросах. Элиза, так звали новую подругу, была трудолюбивой и послушной девушкой. В свои четырнадцать она, казалось, умела все на свете: могла помочь по хозяйству, знакома была с бухгалтерским учетом (ее отец был мелким, но преуспевающим торговцем), уже работала в швейной мастерской и даже умела чинить обувь. В общем, Ори почувствовала, что этой девушке стоит держаться, и, если бы не смерть родителей и не жестокое обращение ее новых опекунов, то Элиза была бы завидной невестой и точно бы построила прекрасную жизнь в своем небольшом городе.
“Мы сняли маленькую комнатку в трущобах... Тогда мы поняли, как мало у нас на самом деле денег. Уже на следующий день пришлось отправиться искать работу”.
Элиза быстро нашла работу у портного, державшего мастерскую возле порта, самой Ори пришлось пройтись дальше, ведь у нее никаких навыков не было. В результате у нее получилось прибиться к одной таверне не с лучшей репутацией и устроиться туда официанткой.
Подруга работала прилежно и старательно, очень скоро портной заметил ее и сделал личной помощницей, повысил жалование. К ней начали обращаться другие девушки, и репутация Элизы становилась только лучше, и скоро она стала “своей”.
С Ори было почти так же... В таверну заходило много наемников, авантюристов, были даже мелкие преступники, которые много пили, грубили, распускали руки. Хозяин стал учить ее “отвечать”, данная публика понимала только грубое поведение и конкретные ответы, постепенно она начала перенимать дурные привычки ее окружения, и тоже начала становиться “своей”.
С самого начала очень разные, и связанные лишь случайными обстоятельствами, пропасть между девушками начала только расти и вскоре стала непреодолимой. Элиза переехала в более благоприятный район, ее жалование уже позволяло ей снять комнату получше, а Ори осталась одна в жалкой комнате с одним матрасом. И даже эту комнатушку ей было тяжело оплачивать одной, но она знала, что хозяин таверны скорее удавиться, чем хоть на копейку повысит ей зарплату.
От того, что было дальше у Ори покраснели щеки, сейчас она испытывала только стыд за свою слабую натуру.
“Тогда я чуть не перешла за грань”.
Из-за отчаянного положения ей пришлось принять к себе женщину, занимавшуюся ночной работой, а самой до самого утра работать официанткой, и потом приходить домой, спать и снова идти к трем часам на работу. Эта женщина плохо на нее влияла, она часто пила и предлагала выпить ей, в какой-то момент Ориент перестала отказывать ей, а потом и клиентам в таверне.
Как-то, уже очень плохо соображая от усталости и алкоголя, она согласилась на просьбу одного авантюриста с засохшей кровью на доспехах что-нибудь станцевать и спеть. В голове был туман, и под восторженные крики толпы она влезла на стол и вспомнила единственные танец, который уже давно стал частью ее тела, это были те движения, что она так старательно пыталась повторить за братом и которые стали ее личным танцем.
Дальше она ничего не помнила, да и вообще она потеряла сознание и хозяину таверны пришлось уложить ее на диване в собственной гостиной. Голова болела страшно, но боль быстро отступила, когда Ори получила выговор сначала от хозяина, а потом и от его жены, работавшей на кухне. Она доставила им неприятности и поставила в неловкое положение, ей отдали жалование и выставили за дверь.
Шестнадцатилетняя Ориент плакала на главной площади Баклунда, денег у нее было мало, да еще и та женщина воровала у нее. Похожей работы она не найдет, если не хозяин, то хозяйка позаботиться, чтобы в других заведениях о ее репутации стало известно. Оставались только промышленные районы с их грязной и вредной работой, за которую платили еще меньше, чем за работу официантки. Можно было еще устроиться в прачечную... Она вспомнила морщинистые и потрескавшиеся руки женщины с их этажа, которая снимала комнату с мужем...
“А ведь она немногим старше меня...”
Слезы у нее не останавливались, она не хотела смиряться со своей судьбой, а мозг продолжал лихорадочно искать варианты... В итоге она поднялась и решила обойти все бары и таверны, чтобы успеть объясниться до того, как хозяйка нашепчет о ней всему городу. Она поднялась, умылась водой из фонтана, как могла привела себя в порядок и начала заходить в каждое заведение, которое видела и спрашивать нужны ли им работники.
К вечеру сил у нее совсем не осталось, получив очередное “нет”, она заказала немного еды и чая, потому что вспомнила, что не ела с прошлой ночи. Слева от себя она услышала шепот и нерешительные смешки, компания за столом определенно смотрела в ее сторону и что-то обсуждала.
“Я подумала, что слухи уже разнеслись”.
Ори покраснела и начала есть быстрее, шепот тоже стал будто быстрее, но она старалась не прислушиваться к ним и уже собиралась встать из-за стола, как к ней тут же подсел мужчина-зверолюд в странной одежде и лютней за спиной...
“Да, так я встретила Тодда и его труппу... Я даже не возвращалась домой, так боялась, что они уйдут без меня. Сразу же прилипла к ним...”
Ори уже засыпала, совершенно забыв про магический светильник... Он не мешал ей погрузиться в крепкий сон, но тихий, неуверенный звук разбудил ее.
Кто-то стучал в ее дверь, несмотря на очень позднее время...


Начало и конец

Она шла по ее следу, видела, как цель ее пыталась затеряться, запутать своего преследователя... Но Ишетен не могла потерять ее, ведь глаза Демиурга были теперь и ее глазами. Она чувствовала, что сильно изменилась, что чувство привязанности и тоски о семье ослабло и почти отпустило ее. Ведь на самом деле, они уже были с ней и никогда не покидали ее.
“Теперь нет прошлого, нет будущего, и даже настоящего. Времени нет. Есть только мы и наш путь”.
Иштен шла вперед, иногда она поднимала голову и немного отдыхала, любуясь звездами, а потом продолжала идти по следам последней дочери Демиурга. Богиня не торопилась, она знала, чем закончиться их встреча и даже знала, что могла, более не ограниченная нитями Времени, просто переместиться в момент их встречи или даже после... Но она хотела… измотать жертву, помучить ее… Иштен уже не была собой, она слышала дыхание, мысли и чувства каждого существа, которое когда-либо было или будет создано Демиургом... И все Его мысли, были и ее мыслями. Тонкая грань, разделявшая их сознания друг от друга, называвшиеся личностью постепенно исчезала. Она понимала, что у нее осталось не так много времени перед тем, как они окончательно сольются воедино.
Иштен вздохнула и решила, что пора действовать, пора отпустить себя прошлую вместе с желанием мести… Теперь она другая.
“Нужно кончать все это. Настала пора встретиться с ним”.
 Иштен сосредоточилась, отыскала место, где сейчас скрывалась Ложь и схватила ее за подол.
- Я же говорила, что найду тебя...
Изворотливая и гибкая Ложь тут же вырвалась и отошла на несколько шагов назад. Она смотрела на Иштен и боялась ее, высокое, сильное, более совершенное существо стояло перед ней и несло за собой ее исчезновение. Больше всего Ложь пугали закрытые глаза, именно от них она и чувствовала угрозу, именно в них и был ее конец.
- Мееерзаааввкаа... Иииидиии своооей доороогой!
Иштен слегка наклонила голову, угрозы Лжи больше никак не действовали на нее, она уже видела и знала ее конец, нужно было только схватить его... Схватить то, что маячило прямо перед ее закрытыми глазами, но она оттягивала, разрешая себе помучить свою жертву, как та мучила ее, гоняя по всему хаосу когда-то.
- Ууухходиии! Прроочь!
- Ты бессильна. Сама видишь это.
- Яя нее ооотпуущуу ииих! Ооониии оостануууться соо мнноой!
- Тебе никто и никогда не принадлежал. Они уже свободны, просто ты этого не увидишь.
Ложь скукожилась, отошла еще дольше и начала рыскать глазами куда ей можно было сбежать. Ее охватывала паника, чудовищный страх перед неизбежностью, когда она поняла, что все равно она не сможет сбежать и ее участь предрешена. Ложь решила напасть. Как змея, она изогнулась, расправила плечи, готовясь к быстрому и отчаянному прыжку. Чудовище само не поняло, как оказалось перед богиней, или же... это богиня оказалась перед ней. Как коснулись ее лица, и как та открыла глаза... Глаза, которые уже видели рождение Света.
Ложь истлела и тело ее развеялось, а душа вернулась в хаос. Осталось от нее лишь множество светлых огоньков, это были все когда-то заблудшие души в Хаосе, в основном Скитальцы, а среди них же были сестра и отец Иштен. Богиня взяла огоньки и почувствовала тепло исходящие от них, раньше в Демиурге не было ни тепла, ни холода, но теперь узнав одно, богиня поняла, что до этого все время существовала в холоде, просто не замечала этого.
Она собрала все огоньки в один и положила себе в карман. Только те, что олицетворяли души ее родственников, она положила в свое сердце, которое теперь, наконец, стало цельным.
Дальше ее путь лежал обратно к семю, которое ждало ее. Иштен не стала тратить времени на отдых и отправилась в путь. Когда она вернулась туда, где раньше была Судьба, то ощутила, что земля стала мокрой и вынула из кармана огонек и согрела землю. Семена, что раньше были Правдой пробудились и начали подниматься, Иштен почувствовала мягкую траву под своими ногами и аромат необыкновенных цветов, она не удержалась и осталась здесь подольше, а огонек сделала круглым и поместила наверх, так появилось солнце, которое грело, но не освежало ничего, так как Свет еще не родился.
До цели оставалось совсем немного и Иштен позволила себе задуматься и отдохнуть. Она заметила, что растения устали от постоянного солнечного тепла, богиня задумалась и достала свое сердце из груди, а потом поместила на небо, оно стало луной и закрыло на время солнце. Иштен задумалась.
- Меняйтесь… Когда растения начнут уставать, то пусть придет прохладная луна, а теплое солнце прячется за полотном и звездами. Когда растения начнут замерзать, то пусть луна уступает место солнцу. Пусть так и будет.
 Так оно и стало. Решив этот вопрос, богиня сама не заметила, как уснула и сон ее был долгим.
Трава поднялась так высоко, что полностью закрыла ее, цветы обвили ее тело и их аромат одурманил ее сознание. Может, предельная усталость, наконец, дала о себе знать, ведь это было трудное путешествие, возможно, сам Демиург еще страшился изменений и желал немного оттянуть их. Но Иштен совершенно забыла, как мать запретила Прародителю засыпать в Покое. Совсем близко от своей цели, почти касаясь ее, богиня уснула.
Иштен крепко спала, казалось беспробудно, но это была неправда: она только попала в мир фантазии, в мир, куда сбегали те, кто не решался жить в хаосе. Она поняла, что должна изменить и этот мир, ведь все связано, только так она сможет пробудить Свет.


История Фриды

В голове был хаос, из-за высокой температуры она с трудом различала тонкую границу между сном и реальностью. Эхом доносился разговор отца и кого-то еще... Наверное, это был врач... Слова разобрать она не могла, но очень хотела, чтобы ей, наконец, помогли, и этот удушающий жар ушел из ее тела.
Черная тень лежала на груди, крепко обнимая ее и что-то бормотала себе под нос, София хотела сбросить ее, но руки не двигались, тело не двигалось, даже просто думать было невероятно больно. Темнота, застилает ей глаза, темнота становилась все плотнее и плотнее, даже силуэты комнаты стали неразличимы, в конце концов в ее сознании укоренилась одна мысль:
“Я умираю”.
Как только мысль достигла ее, то сразу же, будто звук колокола от удара, дрожью разошлась по всему ее телу и была принята, как совершенная истина.
“Я умру”.
Вторая волна, но более слабая и спокойная, чем первая разошлась по телу и закрепила эту мысль. Дальше она уже не боялась, смирение пришло к ней быстро, почти сразу же после осознания. Черная тень все бормотала что-то, этот звук по-своему напоминал колыбельную, он убаюкивал ее. Девочка знала, что скорее всего, если заснет сейчас, то не проснется больше никогда. И, несмотря на неотвратимость смерти и сильные муки из-за жара, она тянула, желая продлить тяжелые мгновения жизни.
София закрыла глаза и представила свою смерть: ее тело вымыли горничные, а потом одели в белые одежды... Она даже представила это платье, кружевное с бесчисленными оборками, именно такие платья были сейчас в моде у девушек ее возраста, на ушах будут сережки, на шее колье из горного хрусталя, также недавно вошедшего в моду ... На ногах... Скорее всего туфли из “Мадлен”, они тоже будут белыми, усыпанные горным хрусталем... Да, только из “Мадлен” … Прическа... Вряд ли горничные будут слишком возиться с волосами, ведь лица-мертвецов закрывают плотной вуалью, возможно, волосы будут аккуратно распущены или заплетут косы по бокам... Хоть бы ее не одевали в то красное платье для портрета, только не оно…
А потом ее ждет... Склеп? Не сразу, перед этим немного прощаний, молитв, жалоб, сплетен, а вот после... Она видела его только издалека, но уже он пугал ее, темный и сырой, пустой и одинокий. Она знала, что в нем было тяжело даже дышать, что даже ветер предпочитал не заглядывать в эту обитель и не тревожить вечный сон.
София испугалась, ее пугало будущее, где ее положат в один из многочисленных саркофагов и задвинут каменную крышку. И ей придется лежать там, рядом с матерью, которую она совершенно не помнит, рядом с многочисленными родственниками, которые не нравились ей даже по портретам... А что с картиной? Ее готовили для принца, это был брачный портрет, а куда ее денут теперь? Повесят в галерею? Или отец просто запрет его в каком-то шкафу?
Если бы она знала, то заранее просто бы разорвала его... Нет, неужели ее запомнят такой? Ведь там совсем не она. Не она та напыщенная девочка с восковым лицом в огромном роскошном платье с тугим корсетом, там совсем не она.
“Я тебя не оставлю”.
Она услышала знакомый и печальный голос у себя в голове, она знала, что он принадлежал тени.
“Тебя нет, тебя нет, ты просто мое одиночество, моя мечта о настоящей семье...”
У нее защипали глаза, но слезы так и не появились, жар сразу высушил их. Софии было очень плохо, ей хотелось, чтобы мучения, наконец, прекратились и оставили ее. Она начала мычать и метаться по кровати, надеясь стряхнуть тяжелую тень, но та только сильнее обняла ее и сдавила грудную клетку, София почувствовала, что задыхается и начала кашлять.
“Я тебя не оставлю”.
Вдруг кто-то грубо повернул ее голову, открыл рот и влил какую-то жидкость, София пыталась сопротивляться, но сил у нее было мало. Горькая жидкость обожгла горло, а потом расслабила его, кашель прекратился и давление на грудь ослабло, у нее начали слипаться глаза, но здесь, то ли необычный звук бесшумных шагов или особенный запах прохлады и свежести удержали ее на границе сна.
Мутное, белое пятно подошло к ней и положило руку на лоб, приятное и прохладное прикосновение будто ослабило хватку тени, девушка немного расслабилась и слегка подвинула голову, чтобы продлить контакт, немного ослабевший ее муки. София не заметила, как уснула, не потеряла сознание, а именно уснула, как не спала уже много лет...


Абеляр вышел на задний двор, где его уже ждала карета и паладин в одеянии ученика, серые одежды с золотым воротом, у самого Абеляра одежды были совершенно белые, даже накидка, защищающая от ветра, только тонкое золотое кольцо на безымянном пальце левой руки выдавало его ранг Верховного жреца.
- Ждал долго, Дариус?
- Совершенно нет, учитель.
- Хорошо...
Абеляр тщательно осмотрел юношу: простое и доброе лицо, легкая, скромная улыбка, взгляд выдавал невинность и неопытность... От наглого и грубоватого парня, с которым он говорил вчера не осталось и следа. Абеляр еще раз убедился, что не просто так выделил юношу: его руки были неуверенно сомкнуты на животе, появилась сутулость, прибавившая нерешительности и скромности образу, даже походка стала медленнее и осторожнее.
“Такой юноша быстро сыщет доверие слуг и выведает слухи, а охрана не усмотрит в нем угрозы... И для этого ему потребовалось меньше одного дня. Превосходно”.
Будто случайно Абеляр вынул из кармана платок и уронил его, а потом машинально стал наклоняться за ним.
- Учитель, не стоит.
Торопливым, неуверенным шагом Дариус подбежал к жрецу и поднял платок, чуть улыбнулся и достал из кармана свой собственный.
- Пожалуйста, воспользуйтесь моим, учитель. Обещаю я верну ваш платок позже, когда смогу постирать его.
Жрец сдержал довольную улыбку, потом, проигнорировав протянутый ему платок, он схватил паладина сначала за кисть, а потом прикоснулся к мышцам на предплечье.
- Почему не стал использовать заклинание трансформации? Оно ведь по силам тебе. Твоя мускулатура может вызвать подозрения.
Невинная улыбка не дрогнула, Дариус лишь слегка наклонил голову.
- Заклинание нужно постоянно поддерживать и делать перерывы, чтобы деформация не стала необратимой. Мы не уверены сколько пробудем в поместье и какие действия придется предпринять. Если это простая проверка, то принятых мер будет достаточно, если потребуются дополнительные действия, то полный запас маны будет полезнее, чем простая перестраховка.
“Неплохо…”
 Абеляр принял платок и, не глядя, положил ее в карман и быстро пошел к карете, его ученик тут же опередил его и неловко открыл перед ним дверцу. Жрец снова внимательно посмотрел на него.
- Переигрываешь... Служи, но не раболепствуй. Если косо посмотрят, то просто наивно улыбнись. Улыбка сильная сторона моего ученика Розалина.
- Спасибо за наставления... Но, учитель, разве это не женское имя?
- Мы уже говорили о глупых вопросах.
- Прощу прощение, более этого не повториться.
Абеляр сел в карету и дал команду кучеру ехать, Розалин с трудом успел вскочить в карету и не испачкать одежды, чистота которых была обязательна для храмовников. Когда он сел напротив учителя, то сразу же внимательно осмотрел подол и, убедившись в его чистоте, облегченно откинулся на спинку сидения. Ему сейчас очень хотелось съязвить или пошутить, но тогда его тут же вернули бы обратно в храм. А еще хуже, если Абеляр разочаруется в нем.
Среди высших храмовников было нормально примечать талантливых учеников и брать их под свое крыло, делая их личными учениками и надежными помощниками. Для ученика это было престижно, значительно ускоряло процесс обучения и продвижения по карьерной лестнице, а также наделяло некоторыми привилегиями, но… все эти блага можно было легко потерять из-за одной-единственной ошибки, было достаточно только проявить невнимательность, несдержанность, чтобы учитель разочаровался в тебе.
Прямо сейчас у него экзамен, он начался, как только его взгляд встретился со взглядом Верховного жреца, если сейчас он разрешает называть его “учитель”, то не факт, что эти отношения продолжаться после. Розалину, точнее Дариусу, очень не хотелось возвращаться обратно в казармы и снова изучать программу, которую он давно освоил.
“Я не могу позволить себе облажаться... Розалин, Розалин, мое имя Розалин”.
- Хог! Сверни на главной улице и потом налево, пекарня “У Кони”.
- Есть, господин!
Дариус был в недоумении, но Розалин лишь спокойно посмотрел на учителя, ожидая от него ответа, который так и не получил, тогда ему просто пришлось смириться и наблюдать за развитием событий. Прошло время, они уже подъехали к пекарне, а Абеляр не разомкнул и рта. Розалин так же молчал и смотрел в окно, любуясь улицами Золотой розы, столицу Королевства Роз.
Было совсем рано, мощеные улицы пустовали, но в маленьких домиках уже начинала просыпаться жизнь. Жизнь, полная простых радостей и тревог, от которой отказываются белые, высшие храмовники, а те, кто не может, идет в чёрное жречество или вовсе сходят с этого пути.
“Он меня испытывает?”
- Мы на месте, господин!
- Розалин.
Дариус чуть было не вздрогнул, но все же сумел сдержать удивление. Перед ним теперь сидел лим в черном одеянии, серебряным кольцом на безымянном пальце и короткими русыми волосами. Розалин слегка улыбнулся и его одежды тут же стали совершенно черными, кожа стала смуглее, а волосы чуть отросли и почернели. Он еле слышно вздохнул, осанка его стала увереннее, подбородок поднялся чуть выше, а взгляд стал холоднее, а огонек в зрачке совсем погас.
- Спасибо, что подождали, учитель.
Он встал и открыл дверь, вышел сначала сам и потом помог выйти Абеляру. Им навстречу спешила пышная и румяная женщина-лим.
- Ааа, господин Джерой! Приехали навестить дочь? Не балуйте вы ее визитами, не балуете! А кто этот молодой храмовник? Ваш ученик?
- Здравствуй, Кони. Ты очень проницательна, это Дин, он только недавно принял сан, сейчас он осваивается под моим началом.
- Хмм... Будете заходит внутрь или сядете на улице?
- Сюда, если возможно, Кони, погода очень хорошая, а воздух свеж.
- Располагайтесь, господа. Вам как обычно, да? А господину Дину?
- Я буду тоже, что и учитель, спасибо вам, Кони.
Женщина довольно улыбнулась.
- Ой, какой вежливый. Располагайтесь, располагайтесь, сейчас все будет.
Дариус, который теперь был Дином, снял два стула со столиков, достал платок (он всегда носил несколько с собой) и протер стол, а потом предложил место учителю и, когда тот сел, присел сам.
Вскоре к ним пришла молодая девушка, явно дочь Кони, и поставила на стол поднос с ароматным чаем и горячими, только испечеными булочками с сахаром. Что-то в ее взгляде было особенное, когда она смотрела на молодого храмовника, но тот никак не ответил на этот взгляд и немного расстроенная, девушка ушла.
- Мог быть потеплее, когда благодарил ее.
- Зачем? Это лишь прикрытие и незачем давать надежду, там, где ее не может быть.
Абеляр взял чашку и с удовольствием сделал первый глоток чая за сегодня.
- Хаа... Ладно, забудь. Ешь. Это очень вкусно.
Дариус смотрел, как Абеляр укус за укусом съедает мягкую сладкую булочку, его желудок заурчал, но он все еще сдерживался.
- Учитель... Нам же стоит быть более сдержанными? Разве нам можно? Пусть и в черном, но на самом же деле... Наши обеты строже...
Жрец с удовольствием доел булочку и сделал новый глоток чая, сейчас он чувствовал себя живым и уже не так злился, что ему пришлось встать на рассвете.
- В чем разница между служением и послушанием?
- В... Самоуважении? Когда мы отъезжали...
- В чем разница между сдержанностью и аскетизмом?
- А... Я...
- А между Богиней и храмом?
Здесь Дариус выдал себя, его мышцы напряглись, а глаза опасно сверкнули, он потерялся, на мгновение в нем проснулся гнев и только ледяной взгляд Абеляра усмирил его.
- Учитель, я не знаю ответа.
- Тогда ты еще незрел...
Эти слова полоснули Дариуса по самому сердцу, Богиня была его единственным сокровищем, единственной причиной жить, лучом во тьме, за который он держался из последних сил. Когда-то лишь Она протянула ему руку помощи и с тех пор он не отпускал Ее. На мгновение он снова стал маленьким беззащитным сиротой только оказавшемся в монастырском приюте.
- Ты упускаешь главное, тонкую грань, которую необходимо видеть белому храмовнику. Есть те, кто слушает правила и следует им, это простые несложные правила, та же Кони и ее дочь, они живут в спокойном мире и не думают о том, какой ценой этот мир был достигнут, для них главное, чтобы все было “в порядке” и ничто не вынудило их нарушить принятые нормы и правила. Легко быть добрым и правильным, когда ничто не требует от тебя противоположного.
- Вы... путаете меня.
- Апостол принес мир на Континент, когда старая религия и драконы его практически разрушили. Он сделал добро всем, но ценой жизни драконов, многих народов и жрецов, отказавшихся менять веру.
- Но!
- Разве не каждая жизнь важна и любима? Разве ты не сам говорил мне это?
Дариус ничего не ответил, но его руки сжались, и он не заметил, как вышел из образа послушного ученика.
- Именно на этих костях воздвигнут храм Богини, именно они заложили его фундамент. Паладины защищают храм мечом, а белые жрецы умом и, если нужно, интригами и кознями. Черные жрецы сливаются с простыми людьми и следят за их настроениями. Единство и самоотверженность - вот в чем наша сила.
- Но это...
- Эта правда...
Абеляр понял, что нашел слабое место паладина, червоточину, которая всю жизнь точит душу брошенного ребенка, жестоко оставленного на произвол судьбы и подобранного монахами. Ребенка, огораживающего себя от жестокой правды жизни идеалами религии.
“Но нужно быть смелее… Иначе застрянешь и не сможешь идти дальше, мой дорогой ученик”.
- Богине не нужно доказывать свою веру, но ее нужно доказывать храму. Ты должен понять разницу.
Дариус заинтересованно наклонил голову, улавливая настоящий смысл слов учителя.
- Спрошу лишь один раз. Готов ли ты пойти до конца?
- Да. Я выбрал путь паладина, путь защитника храма.
Абеляр внимательно посмотрел на него, на холодные и острые глаза...
- Хорошо. Я поверю тебе.
Верховный жрец вздохнул и сменил тему:
- Мы практически всегда находимся на виду и обязаны быть примером для младших, но ты сойдешь с ума, если не сможешь выделять себе хоть немного времени на отдых, на небольшую отдушину. Не будь строг к себе так, как учит Марат, если желаешь подняться выше его. Тебе понадобиться гораздо больше сил для этого и одним усердием ты не добьешься высоких результатов.
Дариус вздрогнул и доверчиво, как ребенок, посмотрел на храмовника.
- Вопреки всему, вопреки даже самой себе - жизнь есть подарок, Ее подарок. Научись видеть в ней ценность, а не жертвенный подвиг.
Паладин застыл, слова Абеляра вскрыли старую опухоль и тут же залечили ее, ему стало легче. Он, наконец, понял, что пытались донести до него монахи, и почему были против, когда он истязал себя упражнениями и голоданием.
“Служение не всегда послушание. Благо не всегда добро, а боль может быть исцелением.
Теперь я понимаю слова из Писания...”
И все же... Он чувствовал сопротивление, он смутно понимал к чему его подталкивают и на что рассчитывает учитель, разумом он все понимал, но сердцем…
“Все не так просто, как я думал”.
- Мы задержались. У тебя есть пять минут, чтобы прийти в себя и съесть этот роскошный завтрак. Я много жду от Розалина.
 - Да, учитель.
Нерешительно, Дариус взял свежую, теплую булочку и осторожно сделал небольшой укус.
“Это самое вкусное, что я когда-либо ел в своей жизни”.


История Ори

- Впустите?
Образ Клири чуть расплывался перед уставшими, слипающимися глазами, но тревожное, бледное лицо девушки она видела хорошо. Ориент отступила от двери, пропуская девушку, Клири вошла и нерешительно присела на пол, забившись в угол.
Эльфийка удивленно смотрела на нее, как быстро и решительно, эта девушка определила свое место... Ори закрыла дверь на ключ.
- Они уже все спят, капитан не разозлиться на вас... Я уже выполнила свою работу на сегодня.
- Может пересядешь? Здесь есть стул.
- Мне удобно.
Ориент присела на кровать и стала ждать, когда девушка решит заговорить, но та все собиралась с духом. Ори не торопила ее, ей нечем было угостить Клири, в каюте ничего не было, всю еду ей приносил или юнга, или сама Клири, поэтому Ори оставалось только рассматривать саму девушку и ждать, когда та сама решиться заговорить.
Рост у Клири был средний, волосы каштановые и кудрявые, бледный, не слишком здоровый цвет кожи (видимо, путешествие на корабле ей давалось нелегко), еще Ори разглядела несколько бледных пятнышек на лице, скорее всего кожа девушки была склонная к веснушек, но та старательно с ними боролась. Больше всего эльфийка уделила внимание глазам, человеческим глазам: на глубине карего омута читалась грусть и какая-то отчаянная решительность.
Ориент вздрогнула, когда Клири внезапно обернулась к ней и они какое-то время просто смотрели друг другу в глаза. Ори моргнула, грусть в глазах куда-то исчезла, в щеках появился слабый румянец, на ее глазах забитая и слабая девушка исчезла и появилась другая... которую она совершенно не знала.
“Как это?”
- Вы одна не выживите.
- Как-то же я жила до этого.
Клири отвернулась и чему-то усмехнулась.
- Реальная жизнь другая, она не такая как среди бродячих трупп или цирков. Вы же никогда не были по-настоящему одна, даже, если думает иначе - Ори вздрогнула, девушка попала в точку… Элиза, хозяин таверны, Тодд, муж… Она цеплялась за них, только сейчас она действительно одна. Клири довольно ухмыльнулась, -  Не спорю, вы многое видели, но всегда может быть хуже.
Клири многозначительно посмотрела на нее.
- И то, что у вас есть еще какие-то средства на жизнь ничего не меняет. Такими темпами вы их быстро потеряете и родите где-нибудь в темном переулке. А еще хуже попадете к работорговцам, и вы, и ваш ребенок принесут им хорошую прибыль…
Ори напряглась, она знала, что правда на вкус горькая и сейчас именно горечь ощущалась у нее на языке. А с этой горечью был еще и привкус мерзости, отвращения… Клири знала о чем говорит.
- Сколько капитан содрал с вас? Почти все, да? И это только, потому что он недолюбливает знать и был рад подгадить самому королю. Видят Трое, я считаю ваш поступок верхом глупости, но и сейчас ваше поведение... Вы не понимаете? Мать, Отец, она не понимает.
Ори удивленно похлопала глазами.
- Они не добрые, вы им не друг и не гость. Вы их заложница. Ценный товар, требующий бережного обращения. Где гарантии, что они отпустят вас? Вы только что убедили их в своей ценности... хотя и до этого шанса отвертеться, наверное, и не было, но теперь… Они глаз с вас не спустят.
По спине эльфийки пробежал холодок, она поняла, что словах девушки было много разума, а во взглядах Дрейка было много темных мыслей. Это была ее ошибка! Она слишком сконцентрировалась на себе, зациклилась, и совершенно перестала мыслить трезво! Конечно, жадный капитан захочет содрать двойной куш! Сначала обобрав ее до нитки, а потом требовать выкуп с короля, за нее и за их ребенка. Стал бы он рисковать иначе?! Как она могла...
- Вы невероятно глупы... Как же вы глупы... Как можно так рисковать собой и своим ребенком... Самое худшее, что вряд ли он продаст вас мужу, слишком большой риск, но кому-то из знати Мидгарда, они же ненавидят эльфов.
Щеки Ориент покраснели, она знала, что была старше человеческой девушки, причем намного, но почему-то сейчас поняла, что опытом Клири превосходила ее. Ори вздрогнула и положила руку на живот, спокойное биение жизни под ее сердцем придавало сил, ради существа внутри она должна сохранять голову холодной. Да, она в трудной ситуации, но к ней пришла эта девушка, она не могла прийти, чтобы просто уколоть ее побольнее. Ори доверяла своей интуиции, только благодаря ней она и выживала в этом мире, пробираясь на ощупь в полной темноте.
- Во дворце тоже было не безопасно… Я каждый день боялась отравления или ножа в спину. У меня были причины для побега. И ребенка я боялась бросать там.
- Ха!
Клири презрительно фыркнула, а ее глаза ярко заблестели.
- Во всем виноват король. Он же король! Кто дал ему право ставить свои желания выше интересов страны?! Долг превыше всего! А вы тоже... Действительно верили, что попали в сказку? Что будет “долго и счастливо”?
Девушка злобно посмотрела на Ориент, но увидев, как та покраснела и обняла живот, умолкла и вздохнула.
- Выход есть всегда. Он может не нравиться, ему можно противиться, но он есть всегда. Шанс у нас есть.
Ори удивленно посмотрела на нее, перемена в девушке была сильной и необъяснимой, уже не было испуганного и осторожного зверька, на полу, широко расставив ноги и положив на них руки, сидела уверенная и опытная... воровка. Теперь Ори смогла угадать истинную личность девушки.
- Я все равно планировала это провернуть, просто с вами будет надежнее. Все мужики, а особенно моряки одинаковые. Они напряжены только вначале, а потом, когда цель уже совсем близка, теряют бдительность. Я видела сколько выпивки купил капитан и пока он не открыл ни одной бутылки. Сечете, мадам?
Ориент удивленно наклонила голову, чувствуя себя неразумным ребенком, в сравнении с этой девушкой.
- Хаа... Не идите на их уговоры, оправдывайтесь своим положением, а потом, когда мы почти приплывем, согласитесь спеть. Они откроют выпивку, вы будите отвлекать, а я незаметно подмешаю им лошадиную дозу снотворного. Вы же знаете, что в конце путешествия моряки пьют и едят из общего котла? Это священный обычай, даже осторожный Дрейк его не обойдет. Они уснут, я ограблю капитана, а потом мы спустим с вами лодку и уплывем отсюда. Они проспят до следующего вечера, это средство испытанное, и не таких сваливало. Потом пешком до ближайшей деревни, это день пути примерно, дальше наймем карету и доедем до какого-нибудь города, там заляжем на дно, где-то на месяц, понаблюдаем,  а потом разойдемся своими дорогами. Делим добычу 30/70, и это довольно щедро с моей стороны, поэтому и не обсуждается. Согласны?
Ори покраснела, это очень напоминало ей ту часть ее жизни, когда она путешествовала в труппе, и ей, бывало, приходилось отвлекать мужчин, это было не впервой, но она стыдилась этого прошлого. Морред наделял ее самыми лучшими душевными качествами и мимо воли, она сама начала в них верить... Теперь придется вспоминать, что это не так.
- Нуу? Поверьте, если не согласитесь, то хуже будет только вам. Может и не видно, но я не желаю вам плохого.
Эльфийка вздрогнула, карие глаза будто налились кровью, в них появился опасный, будто стальной блеск.
“Конечно, она что-то придумала на случай, если я не соглашусь. В любом случае, я не вписывалась в ее план изначально. Переменная, которая ни туда, ни сюда… Вот она и решилась на это. А может и сама она задумала после обмануть меня”.
Ориент кивнула, как бы то ни было, интуиция говорила ей, что с Клири у нее больше шансов выбраться, чем договориться с капитаном и командой. Да и от одной девушки на земле в любом случае бежать будет легче, чем от целой команды на корабле.
“Также… Все же она могла просто запереть меня здесь, сделать все сама и бросить меня на растерзание… Лучше с ней”.
- Отлично, тогда давайте руку.
Девушка достала небольшой кинжал и порезала себе большой палец, а потом встала и подошла к Ориент.
- А... Это...
- Старая магия... Клятва на крови, вы честная, но словам я уже давно не верю. Давайте руку, поверьте, вы не захотите узнать, что будет при отказе.
Эльфийка осторожно протянула руку, а Клири быстро полоснула ее палец кинжалом и приложила к своему, Ори тут же почувствовала странное жжение.
- Клянитесь, что ничего не расскажете никому об этой ночи.
- Клянусь, что ничего никому не расскажу.
- Клянитесь, что сделаете все, чтобы помочь мне, пока это будет нужно.
- Клянусь, что помогу тебе.
Клири уже хотела отпустить ее, когда Ори схватила ее ладонь и снова прижала к своей. По их рукам медленно стекали струйки крови, капая на пол. Лица у обоих были бледные и напряженные.
- И ты поклянись, что сделаешь все, чтобы помочь мне и отведешь до Царства гномов.
Клири секунду думала, а потом хрипло произнесла, глядя Ориент прямо в глаза.
- Клянусь, что помогу тебе и отведу в Царство гномов целой и невредимой.
- Хорошо...
Ори отпустила девушку и посмотрела на кровоточащий палец, а потом устало вздохнула.
- Я могу спеть им колыбельную... Меня научил один волшебник, так они быстрее заснут, можно не ждать, пока твое зелье подействует.
Клири ухмыльнулась и, довольная, пошла к двери.
- Закрой за мной дверь. И постарайся не светить раной, пока не заживет. Капитан очень внимателен.
Королева снова вздохнула и оперлась на закрытую дверь. Груз сомнений и осознание собственных ошибок снова навалились на нее, она не любила мужа, но сейчас ей захотелось снова оказаться в его объятиях и услышать успокаивающий, сильный голос.
“Может, я все же ошиблась? Нужно было верить ему? Что я ищу в конце концов? Почему рискую жизнью нашего ребенка? Почему я даже не дала ему шанса быть отцом? Почему?!”
В глубине души она знала причину, эту тайну знали только она, провидица и та страшная роща, это была еще одна причина.
Это ужасное чувство бессилия... Будто корни опутали ее и начали душить, подчинять себе, если не ее, то судьба этого ребенка уже будто бы предрешена.
“Я чувствую, как корни той рощи все еще опутывают мои ноги. Не хочу… Я не отдам его просто так. Он мой. Пусть сам уйдет от меня, если пожелает, но пусть это будет его желание, а не какой-то судьбы, не какой-то рощи… Он мой!”
Ори согнулась и сосредоточилась на собственных ощущениях, она много раз пыталась почувствовать незримую связь с существом внутри себя, но никак не могла поймать ее. Он жил внутри нее, поддерживал ее, когда считал нужным, но при этом, казалось, оставался отрешенным.
“Мне все это кажется... Это предсказание... Зачем только я узнала, зачем она мне сказала его”.
В деревне, где она выросла, в месте, которое ненавидела всей душой, была страшная традиция... Во времена засухи, всех жителей с детьми собирали у большого костра и заставляли детей кидать жребий, тех у кого выпала тройка, одевали в красные одежды и сжигали во имя Трех, надеясь на милость... Ори и брату выпали четыре и пять, а мальчику справа от нее три... Она никогда не забудет, как старейшины утверждали, что детям повезло, что они избраны, что они спасут деревню, что родители получили благословение... Ложь! Ложь! Благословение не пахнет жаренным мясом, не страдает от нестерпимой боли... Но после этого... Всегда шел дождь.
Ориент запретила себе думать дальше. Для нее был только один ответ: одна жизнь ее сына стоит всего мира. Он не должен страдать за всех. И если миру предназначено сгореть, не получи он эту единственную жизнь, то пусть сгорает дотла. Она будет танцевать на этом пепелище…


История Адамаса

Его разбудило предчувствие, ощущаемое, как незримый толчок откуда-то из глубины сердца, Адамаса это не напугало, но встревожило. Сейчас, на новой земле, стараясь контролировать свое сознание, он начинал узнавать себя и мир вокруг себя, мир за пределами Эвельдор. Он взрослел.
Мать Драконов, казалась, понимала и помогала ему, пусть и слабая, но она старалась поддерживать его и делала неутомимые голоса в голове тише. Сейчас Адамас гораздо яснее мыслил, а голоса слышались, как шум моря неподалеку, и как к звук моря, он привык к голосам и перестал обращать на них внимание.
Адамас вышел из убежища и осмотрелся, это место должно было стать его новым домом, но он чувствовал враждебность по отношению к себе. Эта земля не принимала его, но и он не искал признания. Ему нужно было место для жизни и Лея подходила для этого, большего ему не требовалось. Дракон взмахнул крыльями и отправился изучать свои владения, он еще не был голоден, поэтому решил пока не охотиться. По сравнению с Эвельдор, эти земли были изобильны, он не сомневался, что легко найдет себе добычу, стоит ему только захотеть, он видел беззащитных зверьков с высоты своего полета, пытавшихся спрятаться от огромной тени.
Адамас чувствовал, что он что-то ищет: он помнил о той самке, что видел у озера, и не сомневался в том, что ее вид был разумен. Дракону хотелось услышать настоящую речь, живые голоса, ему было не важно поймут они его или нет, поймет ли их он, в конце концов он всегда может все здесь сжечь, но ему был очень любопытен этот контакт. Ему было интересно, как поведут себя эти низшие существа, будут ли бороться или пресмыкаться, спалит ли он здесь все или разрешит им жить на своей земле.
Эти мысли позабавили его, и он издал громоподобный рык, возвещая о своем пробуждении.
“Жги!”
“Еще много островов!”
“Сожги их всех!”
Адамас потряс головой и отогнал чужие мысли, он не должен поддаваться им. Дракон продолжил летать над островом, изучая его, но не увидел ни одного разумного существа, он чувствовал их. Знал, где они прячутся, но не хотел их обнаруживать, почему-то ему хотелось, чтобы они преклонились пред ним самостоятельно, лишь основываясь на силе, что он уже показал.
Так он и пролетал над островом весь день, а к вечеру вернулся в свою пещеру и заснул.
“Невежество”.
“Почему просто не покажешь им силу?”
“Почему не летишь дальше?”
Адамас никого не слушал и просто спал, игнорируя внутренний голос. На следующие утро его уже разбудил голод, он повторил свою вылазку и, как и предполагал, без какого-либо труда нашел себе добычу. Ни у одного существа не было шанса укрыться от него, он слышал их всех, всех, кто ходил и дышал на этой земле. И их бездействие раздражало его. На второй день к нему снова никто не вышел и не выразил своего почтения, и он, с полыхающим от злобы сердцем, вернулся в пещеру.
Коренные племена боялись, страшились выходить, они все еще отказывались верить в происходящие, и надеялись, что дракон улетит, но своей нерешительностью они задевали гордость Адамаса, задевали гордость всех поколений драконов, живших в нем. Уязвленное чувство саднило и не давало покоя, и через пару месяцев Адамас проснулся среди ночи, от злобы и гнева, с твердым намерением сжечь здесь все дотла.
В нем говорили сотни, он снова не помнил себя, лишь кипучая злость была в нем.
Эта изначально была неравная борьба, на его стороне была лишь слабая Эвельдор и победить настойчивое эхо тысячелетий им вдвоем было не по силам, этот гул лишь на время отступал и возвращался с новой силой, он, как и море - долгая тишина оказывалась лишь предвестником шторма.
В полной тьме, совершенно бесшумно он воспарил над беззащитной землей, он искал жизнь, жизнь, которую собирался уничтожить, сжечь до основания. Его сердце пылало, а тело источало нестерпимый жар, но он смог усмирить его... на время. Его безумию хотелось помучить, понаблюдать за жертвой, за ее счастливым неведением и потом уничтожить их всех, принеся истинные муки и отомстить за непростительное оскорбление.
Дракон притаился и наблюдал, это было небольшое и слабое племя без когтей, клыков и шерсти. Тела их были гибкими и тонкими, мягкими... их легко разрезать, раздавить.
“Ничтожества”.
“На один укус”.
“Непростительно”.
“Мерзость”.
“Они похожи...”
“Похожи на того...”
“Где ты, мое дитя?”
“Отвратительно”.
“Я не могу найти тебя”.
Голоса спорили о том, как следовало их уничтожить, как заставить больше страдать, а существа сидели у костра и издавали какие-то звуки. Им было весело и спокойно, непростительные чувства перед лицом дракона. В конце концов, голоса решили сжечь всех, кто находился в небольших хижинах и съесть всех, кто сидел у костра. Они уже собирались раскрыть свое присутствие, как из одной хижины раздался странный звук.
Звук был протяжным, стройным и успокаивающим, он не вызывал раздражение, как остальные, а наоборот притягивал к себе.
“Он просыпается”.
“Остановите его”.
“Слабак не умеет себя вести!”.
“Адамас!”
“Не позволим!”
Резко и неожиданно он осознал себя и моментально снова потерял контроль над собственным телом, сильная волна жара быстро подожгла ближайшие деревья и вызвала панику в племени. Слабые существа в панике стали спасать свои жизни, бросая все имущество. Адамаса это не волновало, он с трудом остановил свой огненный рев, сейчас для него имел значение только тот звук, пусть он и умолк, но он не потерял его источник, который все еще находился в хижине. Мощным движением крыла он снес крышу хлипкого убежища и увидел дрожащие и слабое создание.
Он думал схватить его лапой, но потом понял, что жар уничтожит его и захватил его хвостом, самой дальней от сердца частью тела. Существо закричало, но его кожа не обуглилась, лишь покраснела от ожога и Адамас понял, что существо сможет пережить перелет.
Он не стал терять времени и взмыл в небо, не обращая внимание на горящее поселение.


История Ори

Наверное... Их можно считать везучими. В конце концов, у ловкой Клири, которая так убедительно сыграла недалекую и озлобленную дурнушку, получилось провести самоуверенного Дрейка, а у Ори получилось помочь ей. Они даже успели добраться до берега и скрыться в лесу.
Ориент до сих пор охватывала дрожь от воспоминаний, она удивилась, как у нее не дрогнул голос, как она не забыла слов, как у нее хватило сил и сноровки не быть обузой, а помогать воровке.
“Опыт так просто не пропадает”.
Пускай их знакомство и было коротким, неполноценным, они все еще почти ничего не знали друг о друге, но эльфийка по-своему начала уважать эту девушку, а та, видимо, отвечала ей взаимностью.
“Видимо, когда-то у нее действительно был только такой выход, и она нашла в себе силы использовать его”.
Клири взяла на себя греблю и за всю дорогу ни разу не пожаловалась, что она берет на себя всю тяжелую работу, более того, отвергала все попытки Ори помочь ей.
Клири планировала отправиться в небольшой город Ренград, по пути к нему лежало довольно много деревень, где они могли запутать следы, так же он был близок к столице, но охранялся много хуже. Ори было страшно, но уверенность Клири успокаивала ее, пускай и воровка, но эта девушка была намерена сдержать свое обещание, по крайней мере до города, а там уже будет видно... 
Также у Клири была с собой краска для волос и сменная одежда, только она увидела поблизости деревню, как сразу заставила Ори переодеться в крестьянскую одежду и замазала ее блондинистые, почти белые волосы темно-коричневой краской. Сама она тоже переоделась и покрасила волосы в рыжий, здесь, на землях гномов, это был лучший цвет, чтобы смешаться с толпой, бледная, невысокая и коренастая, она вполне могла сойти за полукровку.
- Но с вами все равно будет сложнее, эльфов не жалуют во многих местах. Прикройте уши капюшоном и ваши манеры... Или молчите, или говорите хоть чуть грубее и смелее.
Ори выбрала молчание, так они, скрываясь, переходили от деревни к деревне. Покидая каждую из них, Клири рассказывала, что они движутся в разные города, то к сестре, то к брату, то к мужу Ори. Привыкшая к трудностям, осторожная, ловкая Клири умела усыпить бдительность жителей.
Они уже подъезжали к Ренграду, где их пути должны были разделиться. В повозке торговца овощами, кроме ящиков с продукцией и их самих никого не было, поэтому Клири говорила свободно, но тихо.
- Какое-то время я еще за вами присмотрю. Обменяю остаток вашей доли на здешнюю валюты, лучше не менять все в одном месте, мы и так привлекаем внимание. Дальше уже разделимся.  Простите, но вы меня сильно тормозите.
Ори кивнула, хотя слова Клири слышала откуда-то из далека, она очень устала, сильно перенервничала и чувствовала слабость.
- Они уже ищут нас?
- Безусловно, может, они уже пообещали вас кому-то, но вы хорошо справились, мы нигде не ошиблись и не остались на долгий срок, да и с прикрытыми ушами, эльфы вполне сходят за людей. Все будет хорошо.
 Ори еле улыбнулась, во всем теле ощущалась странная слабость и беспокойство. Много дней почти беспрерывной ходьбы, ночевки в трактирах, подозрения - все сильно утомило ее. Она чувствовала, что сердце громко стучит, так же громко, как и сердце ребенка внутри нее.
- Кажется... я рожаю...
- Чего?
Воровка думала о своем, когда укладывала рыжие волосы в тугой хвост.
- Начались роды.
Клири отскочила от нее, как от огня, чуть не опрокинув ящик с овощами. Странный шум обратил внимание торговца.
-Что там у вас?
Клири не отвечала ему, не моргая она смотрела на эльфийку.
- Точно? Ведь вам еще рано.
-Да... Мне очень больно.
Торговец негодовал.
- Вы глухие, я к стене обращаюсь? Если с моим товаром...
- М.. Моя... Моя сестра рожает! Гони быстрее!
- Чего? Обычное бабское дело. Нам еще несколько часов ехать. Если растрясем, то хуже будет. Пусть дышит глубже и обопрется на ящики, только с продукцией осторожнее.
- Да ты... Ты...
- Твоя сестра, твои проблемы...
- Оставь... Я потерплю...
Ори чувствовала, что врет, ребенок родиться раньше срока. Ей было страшно, она в сотый раз начинала винить себя за легкомыслие, своеволие...
“Великая Мать, будь у меня второй шанс, я бы в этот дворец даже бы ногой не ступала, нет, даже из дома бы не сбегала, нет, держалась бы ближе той девушке, научилась бы у нее шить... Справедливый Отец, она наверняка вышла замуж за сына того портного и уже нянчит троих детей в тепле и безопасности, вот и я бы...”
Спазм волной пронзил все ее тело, Ори вскрикнула от непривычной боли и до заноз вцепилась в деревянный ящик.
- Пусть не тужиться вначале! У меня своих восемь детей, дурного не посоветую!
- Клири...
Бледная, растерянная девушка смотрела на нее и не знала, что делать. Вот теперь Ори видела, что воровка была действительно очень юна, вряд ли ей было больше двадцати.
- Клири... Там вода и я видела чистые тряпки... потом... купим их у него... Нужно постелить.
Девушка все еще смотрела не нее и не двигалась.
- Клири… Прощу.
Дрожащей и мокрой рукой она коснулась ее руки, Клири вздрогнула, подхватила слабую руку эльфийки и чуть сжала ее, а потом побежала за тряпками, лежавшими в углу повозки.
Девушка нашла в себе силы и несколько часов терпеливо держала Ориент за руку, вытирала пот, успокаивала, меняла окровавленные тряпки.
- Ой, как кричит... Впервой, да? Скоро приедем, главное не растрясти, а природа сама...
- Заткнись и следи за дорогой! Тише, Ори, Тише... Все хорошо... Мать, Мать...
Торговец почувствовал, что сестра растерялась.
- Да, что там?
- Что, что... Ей так плохо...
- А она у тебя лежит? Или... Ой, как кричит. Тише!
- Лежит!
- Так пусть привстанет и на ящик обопрется, чуть повыше! Нож там есть у вас?
- Зачем нож?
- Ты, что сама вчера родилась?! Пуповину обрезать! И, все Трое, пусть приподнимется быстрее дело пойдет! Я замедлю лошадей!
Клири собрала всю свою волю и достала походный нож из своей сумки, положила рядом, потом сложила одну из окровавленных тряпок, чистых уже не было, и тоже отложила в сторону.
- Ори надо привстать, я помогу, потом легче станет.
Ори, не хотела слушать ее, ей хотелось только проклинать этот мир, орать и плакать.
- Оставь меня, оставь... За что мне это, за что это... Будь он проклят, будь ты проклят, Морред.
- Ори, давай.
Клири не обращала внимание на ее крики, слабое сопротивление, и аккуратно приподняла ее.
- Тише, не выгибайся и ноги чуть шире, я сама тебя подниму.
- Ненавижу, ненавижу... Как же больно!
Крили бледная, вся испачканная кровью, решительно взяла подготовленные тряпки и поставила между ног Ори.
- Я не могууууууу!
Клири не слушала ее, она поняла, что старик был прав и теперь дело пойдет быстрее.
- А теперь пусть тужиться! Что есть мочи пусть тужиться!
- Да, пошел ты старыыый пердууун! Ааааааа!
- Воо, это прям, как моя жена. Все хорошо, значит, будет! Сестра, ты только страхуй! Смотри там!
Клири не отвечала, все ее внимание было сосредоточено на тряпках.
- Ори, еще раз надо. Давай, соберись, надо!
- Я не могуууу!
- Все вы можете, давай, чтоб следующая схватка последняя была!
- Ори...
- ААААААААААА!
- И сестра не тяни ребенка! Сам выйдет! Сам!
Головка, наконец, смогла пройти, а за ней постепенно и все тело.
- Больно! Больно! Больно!
Клири аккуратно поддерживала ребенка, пока он полностью, весь красный и скользкий, не лег на сложенную ткань.
- Великая Мать, Справедливый Отец, Милосердный Брат... Мальчик! Это мальчик, старик!
Младенец на мгновенье замешкался, а потом закричал изо всех сил.
- Ха-ха, слышу, слышу... Перевязала пуповину?
- Нет...
- Где-то на палец от пупка мальчика перевяжи потуже, а потом обрезай. Потом возьми у меня воды, ваша небось уже вся ушла, только экономь.
Клири сделала все, как велел старик, и только потом разрешила своим рукам дрожать, ребенок все еще кричал, но старик говорил, что это нормально, младенцам положено кричать.
- Покажи мне его.
Клири посмотрела на эльфийку, слабую, потную и бледную, как мел, но уже расслабленную.
- Ты как?
- Поднеси его...
Девушка, держа, кричащего младенца, подвинулась к Ори, так чтобы она хорошо рассмотрела его.
- Совсем некрасивый.
- Подожди пока подрастет! Что торопишь... - старика явно забавляла ситуация.
- Инес... Это будет его имя... Морред хотел его так назвать...
“Проклинала его, а теперь называет сына, как он хотел... Странная... Да, и не уродливый он. Миленький, его сейчас только обмыть...”
- Старик, ты воду обещал!
- Так подойди и возьми!
Так, бледные, уставшие, окровавленные, они добрались до города, под конец дороги младенец и мать заснули, а к Клири вернулась способность трезво мыслить.
Старик-то объяснит почему они испачканы кровью, может, но разболтает историю, слухи разойдутся - им нельзя здесь оставаться, лучше переодеться, умыться и сразу в дорогу. Однако Ори нужен был отдых, нужен был осмотр врача.
“За один день ничего не случиться, но потом... Думай, думай...”
Клири оставила мать и ребенка в местной больнице, оплатив срочный осмотр, и, обещав вернуться ближе к вечеру, отправилась в город, а там купила новую одежду себе, Ори и ребенку. Потом она зашла в ломбард и обменяла часть пиратских драгоценностей, а уже потом начала думать, как поступить.
“Уговор я выполнила и могу уйти... Но их тогда найдут, точно найдут. Ее в рабство, чтоб долги отработать, а ребенка убьют. У нее на глазах убьют, чтоб отомстить. Месть им глаза застилает, не простят, не потребуют выкуп...”
У Клири сжалось сердце... Она не считала себя хорошим человеком, но у нее были свои границы, которые она никогда бы не пересекла. Эта неделя в бегах сблизила их, против ее воли сблизила... А главное... Она чувствовала ответственность за ребенка, будто это она сама родила его. Недолго поколебавшись, девушка приняла решение.
“Инес... Ты вырастешь без отца, но зато у тебя будут две матери”.
Когда Клири приняла решение, то уже вечерело, она отправилась обратно в больницу, чтобы рассказать Ориент свой план. Жесткий и решительный, но не такой жесткий, как месть команды Дрейка.


Начало и конец

Богиня открыла глаза и увидела удивительный мир: в нем было множество жизней, звуков, света, тепла. Это был мир, созданный из печали, скорби и великой любви. Иштен слышала, как все живое шепчет ее имя.
- Я здесь!
Никто не ответил ей, но сердце всколыхнулось, а дыхание стало частым. Мир услышал ее, но ему еще нужно было время, чтобы узнать ее и пойти навстречу. Богиня присела на траву и стала ждать: времени не существовало, но жизни в этом мире уходили и возвращались вновь. Она любовалась этим: вблизи кто-то радовался, а кто-то страдал, но она видела цельную картину, она видела цель, к которой все идет и видела, как она прекрасна. Иштен вздохнула и дыхание ее подхватил ветер, она неподвижно сидела уже несколько столетий и смотрела на этот прекрасный мир.
- Кто ты?
Перед ней появился светловолосый ребенок с яркими изумрудно-голубыми глазами, смотрящими прямо на нее с нескрываемым любопытством. Иштен повернулась, чтобы внимательнее осмотреть вторженца и увидела часть Истины, которая крепко спала в его сердце.
“Вот почему отец не смог найти мать... Ты спряталась там, где бы он никогда не подумал искать... Ты давно вернулась туда, где все началось”.
- Привет, - Иштен слегка улыбнулась, и мальчик смущенный ее улыбкой, чуть попятился, но не ушел.
- Как тебя зовут? - спросил мальчик.
Иштен сделала вид, что задумалась перед ответом, а потом снова улыбнулась.
- Ты уже знаешь мое имя.
Мальчик еще больше смутился и почесал затылок.
- Нет... Может, я не расслышал вас, госпожа... Можете повторить, пожалуйста?
- Увы, я могу лишь однажды назвать его. Не переживай, ты вспомнишь его, через много-много лет, пары тысяч, наверное...
Мальчик пошатнулся и оперся на ближайшее дерево.
- Я не проживу столько! Никто столько не живет! Драконы, может, но я не дракон…
Иштен сдержала улыбку, она видела всю жизнь этой души, и знала, какой еще долгий путь у нее впереди.
“В тебе только часть… Есть еще две”.
Мальчик сел рядом с ней и немного покраснел, незнакомка пугала и притягивала одновременно. Мать рассказывала ему множество историй про Трех и великих героев, но он никогда не верил в их правдивость этих сказок, но сейчас... Он чувствовал, что говорит с кем-то другим, потусторонним, большим... Издалека он подумал, что это просто странник, но подойдя ближе, не сомневался, что говорит будто с дамой из высшего света, но сколько ей лет? Она менялась каждую секунду, но и в то же время была неизменна, как каменное изваяние.
- Если не хотели говорить, то и не отвечали бы...
- Ошибаешься, мне очень даже хочется говорить...  В последнее время, мне не везло с собеседниками: или я их не слушаю, или они меня не слышат.
Несмотря на ее слова, женщина вовсе не стремилась поддержать беседу, она продолжала смотреть вдаль, а мальчик сидел рядом и наблюдал за ней, не сомневаясь, что своими закрытыми глазами она видит больше, чем он увидит когда-либо.
- Ты умный ребенок... и хорошо воспитан. Как твое имя и кто вырастил тебя?
- М-меня... зовут Инес, госпожа. Моя первая мать-эльфийка и ее зовут Лария, она работает учителем в городской школе, а вторая мать- человек, Оливия. Она содержит небольшой постоялый двор, ей помогает муж, у них скоро родиться третий ребенок.
- А твой отец?
- У меня нет отца. Мне никогда не рассказывают про него правду, одни сказки... Наверное, он умер еще до моего рождения.
Богиня улыбнулась.
- Запоминай сказки, что рассказывает тебе первая мать. Потом многое из них поможет тебе... Посиди со мной еще немного, Инес, хорошо?
 Мальчик кивнул и оперся на камень, приготовившись просидеть в такой позе долгое время, он расслабился и постарался услышать и увидеть тоже, что и таинственная женщина, но ветер оставался для него просто ветром, а горизонт лишь горизонтом.
Уже начинало смеркаться, Инес не знал сколько именно прошло времени, но понимал, что матери уже ищут его и беспокоятся, но как бы не щемило его сердце, он не осмелился нарушить покой этой женщины, он чувствовал, что должен молчать и даже шевелиться было недопустимо.
Так взошла луна, он видел, как зажглись огни небольшого города, как закрылись последние лавки и магазины, как постепенно засыпали дома и их обитатели, горели только огни таверн и постоялых дворов... Он знал, что дома сейчас никто не спит, что вторая мама успокаивает первую, что его братья прислушиваются к каждому скрипу, а Торн с другими мужчинами ищут его по всему городу... Но он сидел, как прикованный, сонный и одновременно невероятно взволнованный, он не понимал почему так поступает, но знал, что и уйти уже не сможет.
Звезды начали бледнеть, на траве появилась холодная роса, а на город опустился слабый туман... Приходил новый день и с первым лучом солнца она обратилась к нему.
- Как странно... Пусть Судьба уничтожена, но все следует своему порядку и пророчество нерушимо. Пророчество… Может, это и есть Его искренние желание? Получить то, что противоположно Ему…И все мы нужны лишь для того, чтобы исполнить его? Неужели это и есть истина? Жестоко… Так пусть мы будем инструментами в Его руках, пусть все идет, как должно идти. Может, в конце мы и сможем обрести свободу, мой милый… Я смирюсь со своей ролью и дойду до конца. Надеюсь, что и ты решишься на это. Я буду ждать тебя, я буду ждать вас всех. Там. Очень буду ждать.
Она вздохнула.
 - Инес, подойди ко мне.
Одеревеневшее тело с трудом и неохотой подчинилось, медленно, через боль, он подошел к ней, не зная, чего ждать, но в то же время сгорая от любопытства.
Когда он нетвердой походкой подошел к ней, Иштен прикрыла его глаза рукой, и тут же вся его боль и усталость исчезла, как и весь мир вокруг - он ничего не видел, не чувствовал, не слышал, лишь она и ее голос.
- Только пожелай чего-то, и весь мир поможет тебе в исполнении желания. Это мой подарок тебе, это мое слово.
Иштен думала убрать руку и уйти, но мальчик схватил ее и удержал.
- А если... Я захочу снова увидеть тебя?
Богиня долго молчала, а потом улыбнулась, и эта улыбка была единственным, что Инес разглядел во тьме.
- Значит, так тому и быть... Ты знаешь мое имя, однажды ты сможешь позвать меня. В этот день настанет эпоха Света.. либо все вернется в хаос и вечность пройдет перед приходом нового творца”. Прощай, молодой Инес, надеюсь… Нет, я буду ждать тебя.
И она растаяла, как сон, как утренний туман, исчезла в лучах рассвета, а мальчик еще долго стоял и что-то думал про себя.
Он вернулся домой к полудню, более замкнутый и молчаливый, чем всегда, он так никому и не рассказал, что с ним произошло и где он был. Про этот случай бы больше и не вспоминали, если бы через год, когда ему только исполнилось одиннадцать, никому не сказав и слова, он не ушел из дома, забрав лишь немного денег и обручальное кольцо матери, с гравировкой на обратной стороне.
История Фриды

“Он ушел ведомый лишь желанием и долгом, поверив всем сердцем в обещание, больше похожее на сон, чем на явь. Апостол гласил, что нет ничего выше и важнее, чем долг перед собой и Богиней”.
Почему-то именно эти строки вспомнились Дариусу, когда он сидел в полутемной комнате, наедине с погибающем ребенком.
“Ее долг - это расставание с жизнью? Смерть от чужих амбиций? Мой долг это проконтролировать? Если жизнь подарок, то почему… Поэтому Марат был так осторожен со мной. Я действительно не готов”.
На самом деле у Дариуса сейчас должно быть полно дел. Обязанности храмовников не ограничивались только молитвами и утешительными разговорами в ожидание смерти: именно они отвечали за подтверждение завещаний, исполнения последней воли умирающего, совершения всех обрядов, контролировали организацию и самих похорон - вообще всячески помогали семье подготовиться к переходу родственника в мир Богини.
Однако сейчас перед Дариусом лежал лишь ребенок, которому не в чем было каяться или что-то завещать, другие обязанности взял на себя его учитель. Он часами находился в комнате девочки, надеясь, что она хоть на миг сможет прийти в себя, хотя и последнего желания у нее скорее всего тоже не было. Лишь изредка ему удавалось перекинуться парочкой слов с недружелюбной прислугой. Он мог бы попытаться сблизиться с ней, это была часть его задания, но…
Его твердая вера не допускала неуважительного отношения к переходу, он искренне старался облегчить страдания девочки, которая была всего на шесть лет младше его самого.
Он терпеливо ждал, надеясь, что зелье подействует, особое зелье, применяемое только в таких случаях и изготавливавшееся в самом храме. На короткий промежуток времени оно освобождало умирающего от боли, давало отдых, возвращало сознание, а затем снова отпускало в цепкие руки болезни, но никак нельзя было предсказать подействует ли оно наверняка.
Паладин нетерпеливо вздохнул, он чувствовал себя не на своем месте. И чувство это появилось гораздо раньше, чем он приехал сюда.
Дариус знал, что, когда девочка проснется у него будет только пару минут, чтобы поговорить с ней. В Зимнем монастыре он научился вести подобные разговоры, когда помогал черным жрецам, поэтому понимал, как важно подчеркивать разницу между смертью и переходом. Смерть - это неизвестность, страх, а переход - лишь возвращение к Богине, в этом не было ничего, кроме радости и благодати. На похоронах нельзя было громко скорбеть, как и веселиться, лишь тихое прощание с пожеланием счастливого пути, вот так провожают последователей Богини.
“И все же, где правда? Знал ли Апостол, что вера и политика так смешаются? Что священный переход будут использовать, как прикрытие, маскировку...”
И тут же другой голос подхватывал.
“Поздно об этом думать. Я уже выбрал свой путь”.
Он бесшумно ходил по комнате, надеясь, что Абеляр все же решит навестить его, но при этом зная, что тот занят организацией церемонии и не стоит ждать его.
Паладин вздохнул, он снова начал рассматривать убранство комнаты, но кроме нелепого старинного зеркала, ничего не привлекало его внимания, вообще, здесь была довольно посредственная, случайная обстановка. Было видно, что герцог не обустраивал комнату под вкусы дочери, как это было принято у богатых аристократов.
“Абеляр говорил, что он очень строг с детьми... Его сын даже не приедет из Академии, чтобы попрощаться с сестрой”.
Дариусу было неуютно, холод, царившей в этой семье, пробирал его до костей. Он вспомнил простые и тесные комнаты монастырей, а потом казармы храма, пусть там и было только самое необходимое, но он никогда не чувствовал себя там таким одиноким и угнетенным.
“Неужели для них это норма?”
Он вспомнил лицо самого герцога де Нила, озадаченное и строгое, но нисколько не печальное или скорбящее. Этот нефелим выглядел так, будто кто-то давно потушил свет в его глазах и с тех пор, там нет ничего, кроме холода, равнодушия и скуки.
“Более того, этот род все еще придерживается похорон по-старому обряду”.
Дариусу хотелось впустить в комнату хоть немного света, а то нынешняя обстановка уже напоминала ему могилу. Он аккуратно отодвинул часть штор и залюбовался прекрасным розовым садом, который он приметил еще по пути к особняку.
- За ним находиться склеп, где лежат мои мама и младший брат, и все, кто носит и будет носить нашу фамилию.
Голос Софии был слабым и мягким, Дариус повернулся и увидел спокойное, умное лицо девочки, полностью осознающее свое положение. На ее лице можно было разглядеть сильнейшую усталость, изнеможение, но страха, самообмана или надежды на нем не было. Храмовник мысленно выдохнул - разговор не будет таким трудным, как он предполагал, мысленно он уже сообщил Абеляру о пробуждении Софии, на всякий случай, но обнадеживающего ответа он так и не получил.
“Я занят”.
- Мне позвать твоего отца?
- Нет... Нам нечего сказать друг другу. Только просьба... Передадите?
- Конечно, за этим я здесь.
- Портрет.
Дариус приподнял бровь, он никак не ожидал, что такого начала просьбы.
- Я бы хотела, чтобы его уничтожили, если возможно. Он мне не нравиться. Совсем не нравиться. Зря я вообще тогда решилась… Хаа…
Дариус медленно и осторожно подошел к кровати девочки, которая со своей стороны не отводила взгляда с его фигуры.
- Хмм... Я передам твое желание, но уверена, что хочешь лишить своих близких собственного изображения? Время жестко и стирает из нашей памяти образы тех, кто был нам дорог. Изображение помогает уменьшить боль утраты.
- Там не я... Не нужна такая память. Еще... Хотя нет, это все.
Храмовнику стало любопытно, пусть и бессмысленно, но ему стал интересен этот ребенок, так мужественно принявший свой переход... нет, смерть.
- Уверена, что у тебя нет других желаний? Просьб?
София печально ответила на его взгляд, на самом деле ей хотелось увидеть Леона и отца, она надеялась получить от них хоть толику сочувствия, любви… Хотя бы сейчас, хотя бы какое-то доказательство, что для них она была не просто шахматной фигурой на доске, а частью семьи. Это то единственное, что ей так хотелось знать и что она так старалась заслужить от них. Глаза у нее увлажнились, и София повернула голову набок, чтобы две маленькие слезы скатились и бесшумно упали на подушку.
 - Я бы хотела знать... Хотела, чтобы отец и брат сказали, что любят меня, что будут скучать.
Она печально улыбнулась и пронзительно посмотрела на храмовника.
- Но, к сожалению, я увижу их ложь... Если бы мама была жива, то, наверное, все было иначе... Нет, поговорите со мной о чем-то еще. Это же последний разговор?
Она заметила, что храмовник отошел от кровати и внимательно изучает книги на ее столе.
- Знаете, какая книга меня больше всего напугала?
- Политическая история Единого континента? Ее объем воистину пугает.
София улыбнулась, и ее улыбка задела паладина, такая она была печальная и смиренная.
- Нет... История. История культа Трех. Обычай, особенно распространенный на крайних землях старого эльфийского королевства, когда в неурожайный год выбирали жертву из числа юношей и девушек только входящих в пору цветения. Всех детей сначала одевали в белое и вплетали в волосы колосья пшеницы, а после молитвы Трем их заставляли тянуть палочки или бросать кости, тот, кто вытягивал короткую или выбрасывал тройку, менял белые одежды на красные и всходил на костер. Я представляла себя таким ребенком... Гибнущим, непонятно за что...
Взгляд Софии потемнел, глаза будто наполнились темной водой и только слабый голубой огонек еще сражался с наступающей тьмой.
- Ценой одной жизни другие получали благополучие и процветание... Почему Старые боги требовали чужие жизни? Почему их отдавали так смиренно, пока не пришел Апостол?
Дариус чуть вздрогнул.
“А изменилось ли что-то?”
Он видел, что действие зелья ослабевало и болезнь возвращалась к девочке. Чувство неправильности происходящего, страха подступило к его горлу. Он не понимал почему это происходит только сейчас, почему не раньше, не в монастыре, когда у учителей на все были ответы, когда он никогда не был один на один с… Дариус с трудом подавил это чувство и взял себя в руки, он вспомнил, что должен играть роль, роль...
“Всю жизнь?”
- Богам нужно отдавать то, что действительно имеет цену. Это ни золото, ни вино... Только жизнь имеет настоящую ценность. В какой-то мере мы приносим Богини такую же жертву, просто она не требует крови.
София молчала, и храмовник решил, что она снова погрузилась в небытие. Он отошел от рабочего стола девочки и думал вернуться к созерцанию розового сада, чьи прекрасные лепестки скрывали за собой смерть.
 “Нужно успокоиться, голова должна быть ясной и холодной”
- Я хочу принести клятву... Если бы было возможно, то я не хотела бы не быть погребенной в склепе и не стать жертвой амбиций родителя. Я хочу умереть, где угодно, но не здесь. Пусть Богиня примет мою жертву, а если я получу желаемое, то отдам ей свою жизнь.
Храмовник похолодел, сейчас ему очень хотелось, чтобы рядом был Абеляр и сказал ему, что делать, ведь отказать в клятве по кодексу и совести он не мог, но и принимать ее от дочери герцога было бы ошибкой... Всем нутром он чувствовал, что совершает ошибку...
- Ахх...
“Когда не знаешь, что делать, то делай по правилам”.
Про себя он повторил слова одной из монахинь монастыря Весны, подошел к Софии и взял ее холодную руку в свою.
- София де Нил, желаешь ли ты просить Богиню о чуде?
- Желаю.
- Чем ты сможешь отплатить Богине за ее милость?
- Лишь своей жизнь.
- Клянешься ли ты в этом?
- Клянусь.
Дариус почувствовал, как она слегка сжала его руку, а потом глаза ее закрылись, а голова чуть наклонилась - девочка уснула... Но не умерла. Сердце храмовника стучало громче, чем настенные часы, он сомневался в правильности своего решения.
“А вдруг она действительно выживет?”
“Как я буду радоваться этому чудо?”
“Должен радоваться”.
“Учитель разочаруется в нас”
“Богиня... Забери ее в лучший мир. Молю!”
На самом деле такую клятву приносили многие на смертном одре, и храмовники, в том числе паладины, не могли отказать в ней умирающему, клятву давали всегда лишь наедине со служителем и очень редко кому она на самом деле помогала. Даже сами храмовники признавали, что это упование лишь продлевает и усугубляет страдания больного и желали ее вовсе отменить еще во времена жизни Апостола, но...
“Это строгое правило”.
Так этот нелюбимый всеми храмовниками долг и продолжил свою жизнь, но Дариус уже понял, что храмовники иногда “отменяют” чудеса Богини. Его руки похолодели и на ладонях появился холодный и липкий пот.
“Мы не святые, но мы защищаем... Мы защищаем Ее. Это главное”.
“Уверен? Как Богине поможет смерть этого ребенка?”
“Мне нужно быстрее во всем признаться учителю”.
Дариус позвал горничных, приставленных присматривать за больной и отправился на поиски своего наставника в этом огромном особняке.
“Или не стоит беспокоить его этим... Девочка вряд ли выживет”.
У него закружилась голова и к горлу подступила тошнота, он остановился и оперся о стену, чтобы отдышаться: противоречия подступили к горлу. На одной чаще весов была его любовь и вера, а на другой карьера, уважение наставника и оправдание его ожиданий, подтверждение собственной исключительности. Впервые в жизни он почувствовал, что слишком молод, неопытен, в конце концов, ему всего двадцать.
“Если... Если я хочу доказать свою полезность... То она должна умереть. Но какая в этом польза для Нее?”


История Адамаса

Существо напротив него, безусловно, было разумным и, по словам одного из голосов, это была самка из племени духов.
“Золотые волосы и голубые огоньки в глазах, это признаки народа духов”.
Первое время она безумно боялась его, забилась в самый дальний угол пещеры и не выходила. Адамасу оставалось лишь сидеть рядом и оставлять ей еду. Ему была интересна внутренняя борьба, что происходит в ней, иногда она выкрикивала что-то или плакала, но он не понимал низшую речь, а она не понимала высшей речи, драконьего языка. Да и сам он не понимал, зачем в итоге забрал ее, это было импульсивным решением, возможно, ошибочным, но все равно это было его решение. Только его. Он не собирался давать умереть этой девушке просто так.
Однако от воды и пищи она отказывалась все первые четыре дня, дракон уже решил, что, видимо, дух умрет и ему все же придется сжечь ее тело, но на пятый день его разбудил новый звук - девушка жадно впилась в жесткое, горелое мясо и запивала его водой. Девушка съела все мясо без остатка, посмотрела на дракона, начала что-то громко и визгливо говорить, а потом, убедившись, что он ее совершенно не понимает, снова забилась в угол, проплакала всю ночь и лишь потом заснула тяжелым сном.
Какое-то время он смотрел на нее, грязную и безумную, и решил, что, наверное, скоро она сможет привыкнуть и понять его, и, главное, даст то, что он, возможно, ищет, тот самый звук, который усмиряет голоса внутри него. Ведь не мог же тот случай быть простым совпадением?
Дальше дух стала послушной и почти безвольной, когда он приносил ей еду, то она ела, а когда приносил ей воду, то пила, а после всегда забивалась в свой угол. Через еще несколько дней, его начал раздражать ее запах, не церемонясь, он захватил ее хвостом и полетел к ближайшему озеру, снизился и бросил девушку в воду. Она барахталась, снова кричала что-то, а потом начала идти ко дну, оказалось, что дух не умела плавать. Ему снова пришлось хватать ее хвостом, но запах все еще не ушел, хотя и стал слабее. Адамас думал снова кинуть ее в воду и потом вытащить, но девушка закричала, но на этот раз иначе, это было похоже на мольбу... Он смягчился и поставил ее на берег и дух сама зашла на мелководье и вымылась, а потом, чистая, в мокрой одежде, вернулась к дракону.
Ее глаза все время куда-то косились, и он решил обернуться в ту сторону, оказалось она смотрела на куст с какими-то бледно-желтыми ягодами. Снова ее голос, который стал заметно мягче, она просила о чем-то, он как-то понял ее и лапой вырвал весь куст из земли, хвостом аккуратно схватил духа и полетел обратно в пещеру.
Адамас положил куст рядом с углом, где она обычно спала, и девушка аккуратно начала срывать с него ягоды и есть, ее лицо изменилось. Дракон не мог понять как именно, но она стало спокойнее. Так он начал приносить ей не только мясо и воду, но и ягоды. Постепенно она перестала плакать по ночам, а мысли о добычи пропитания не только себе, но и ей, наблюдения за духом, отвлекали Адамаса и помогали смирять безумие внутри себя.
Однажды он принес ей другой куст, с похожими плодами, но другими листьями и девушка отказалась их есть. Сначала она просто замахала руками, а потом, увидев, что он не понял ее, то изобразила, как будто она съела ягоду, потом начала кашлять, упала навзничь и какое-то время не двигалась.
Адамас понял, что ягоды ядовиты для ее вида и тут же выбросил кустарник. Постепенно и медленно они притирались друг к другу и учились разговаривать без слов, это продолжалось больше нескольких месяцев, пока дракон не услышал движения к своему убежищу.
Он выглянул вниз и увидел группу разных существ с повозкой. Первым его чувством был гнев, он решил, что коренные обитатели все же решили напасть на него. Его сердце начало нагреваться, он приготовился обрушить на нарушителей столб пламени, как девушка схватила его за крыло и что-то закричала. Он посмотрел на нее и снова в ее голосе было что-то, что помогло ему успокоиться, он захватил ее хвостом, а потом спустился к существам внизу.
Как только они приземлились, аборигены учтиво поклонились ему, а потом выдвинули вперед груз, который был у них за спинами. Адамас не знал, как растолковать этот обычай и прислушался к голосам внутри себя.
“Они предлагают тебе подарки в обмен на безопасность своих племен”.
“Почему просто не сжечь и не жить здесь одному?”
“Как им хватило наглости! Прийти только сейчас! Ха!”
“Накажи их!”
Одно из существ не уверено задало вопрос, обращаясь к духу, которая робко выглядывала из-за хвоста дракона. Это взбесило Адамаса, но снова голос девушки, мягкий и нежный, усмирил его гнев, он понимал, что если жар его сердца возрастет, то дух могла серьезно пострадать или вообще сгореть, ее руки уже были в ожогах из-за неосторожного прикосновения. 
Он позволил ей отойти от себя и отодвинул хвост, она благодарно посмотрела на него, а потом начала говорить с пришельцами. Дракон слушал ее и чувствовал, как голоса призраков становятся тише, ее голос имел над ним странную власть, Адамас прислушался к речи аборигенов и не нашел в ней ничего, кроме скуки и раздражения, потому снова сосредоточился только на голосе духа. Сначала он ждал, но потом они все начали его раздражать, он их совершенно не понимал, о чем можно так долго говорить, особенно его тревожили новые интонации и выражения лица девушки и то, как она тянулась к другим и понемногу отодвигалась от него.
-Почему вы так долго тянули? Господин Виид, вы обещали моему отцу, что дадите ему дань, как только он проснется! Это вы разозлили его!
- Фавны воспротивились, нам пришлось… Исключить их из совета, это заняло время.
- Мое племя уничтожено… А я… Нет, нет, не смотрите на меня… Мне стыдно, слишком стыдно.
Лилиен чуть приблизился к девушке:
- Что он делает с тобой, Лора?
- Не знаю! Не знаю! Сейчас… только кормит, но он не отпускает меня от себя. Посмотрите на мои руки.
Лора протянула вальдам свои обожженные руки, на которых можно было заметить отпечаток драконьей чешуи. Больно было даже смотреть на это, но вальды нашли в себе мужество не отвернуться.
- Я лишь коснулась его… Ноги, живот, спина - все тоже в ожогах, каждый раз, когда он касается меня, то мое тело страдает.
Дракон потерял терпение и хвостом схватил девушку, захватил телегу, будто она была игрушечной и мощно взмахнул крыльями и, раскидав всю делегацию, улетел обратно в свое убежище.
Вернувшись, он почувствовал, что раздражение не ушло, его бесило, что они знают, где его можно найти. Это место перестало быть безопасным, но другое такое будет найти сложнее, да и другое убежище тоже найдут. А что, если он улетит искать, а девушку украдут?
“Уничтожить”.
“Уничтожить”.
“Всех уничтожить”.
“Только тогда будет безопасно”.
 Снова появились отвратительные воспоминания из чужой жизни, снова буря чужих чувств и желаний охватило его, сердце начало гореть, а глаза застилала черная пелена. Он очень долго держался, поэтому этот приступ был особенно сильным и должен был полностью подавить его волю, он понимал это. Ему нужно было что-то уничтожить, сжечь дотла.
Девушка обреченно сидела в своем углу и плела венок из гибких веток кустарника, она что-то пела, и не понимала в какой опасности находиться. Адамас из последних сил сосредоточился на звуке ее голоса, была в нем какая-то особая сила, что притягивала его. Он слушал и постепенно другие голоса становились шумом, шумом моря, далеким и безобидным. Он справился, он остался собой и взглянул на девушку.
Дух почувствовала его взгляд и оглянулась, она тут же вздрогнула, выронила наполовину готовый венок и забилась в угол: дракон медленно приближался к ней, черный с пламенной дырой в груди, она чувствовала, как жарко становиться в пещере и как камень начинает обжигать ее ноги.
Адамас лег рядом с ней, и огненным глазом посмотрел на засохший венок, а потом прямо на нее. Она дрожала, боялась, но почему-то поняла его... Страх за собственную жизнь сделал ее более догадливой, она взяла сухой взяла венок и продолжила петь, а он слушал ее и погружался в глубокий, тихий сон. А пела она об истории, которые, как и все, переняла с детства от матери и старейших, рассказавших долгие сказки у костра…

Ее народ покинул свой дом, так давно, что память о том месте дошла до нее только в легендах, которые рассказывали у костра старейшины. Говорили, что та земля, была их матерью, но она решила вернуться в океан и с тех пор они скитались, пока страх не заставил их бежать на Дальние острова.
Их народ был слабым, в них не было никакой хитрости или враждебности, не было и великой силы - их магия не была какой-то особенной, но духов все устраивало: они желали лишь жить, быть свободными и не вступать ни в какие конфликты.
Ее народ кочевал от одного места к другому, пока на Континенте не стало слишком много королевств и слишком мало свободных земель. Ей рассказывали, что именно тогда старейшины того времени совершили роковую ошибку и присоединились к самому жадному и опасному из всех народов - к людям, обещавших сохранить их независимость.
Вскоре они поняли, что люди не умели просто жить, им всегда было мало, им всегда чего-то не хватало. Им не нравилось, что другие народы были сильнее или приспособление них, а особенно их раздражала собственная короткая жизнь. Этот недостаток, как ни старались, они не могли восполнить ни магией, ни технологиями. Это медленно сводило людей с ума и началась эпоха Безумных королей, которые из столетия в столетия ставили своей целью обретения бессмертия, а не счастья собственного народа.
В конце концов, они решили напасть на тех, на кого нельзя было нападать - на драконов, существ, живущих так долго, что это можно было считать бессмертием. Постепенно они вовлекли в свой безумный план большинство других королевств, только мудрый король эльфов, до последнего сохранял нейтралитет своего государства… пока оно еще существовало. Так началась Великая война, погубившая половину Континента, и не принесшая ничего, кроме боли, разрушения и смерти.
Именно тогда их народ, уже разрозненный, окончательно раскололся: кто-то ушел искать защиты у тех, кто сохранял нейтралитет, другие окончательно ассимилировались с людьми и дали начало новой расе - нефилимам, а третьи, ее предки, покинули сам Континент и отправились искать новый дом.
Иногда Лора выходила к берегу Бескрайнего океана и думала о том, что могло быть там... Далеко-далеко, за горизонтом, где-то там земля, что считалась ее истинным домом… Жизнь на острове не была легкой или тягостной, но душила своим однообразием. Может, в ней все же есть капля человеческой крови, откуда эти желания, чуждые ее народу? Даже старейшины отмечали, что ее внешность и магия чем-то отличаются от свойственных духам, но в ее роду не было иных народов, они были в этом уверены. И так Лора училась усмирять свои желания, но она позволяла себе мечтать, мечтать о том, что кто-то приплывет и принесет сюда новости с той земли. Скажет, что, наконец, настал мир, что можно возвращаться домой... и, может... У нее даже получиться уплыть отсюда...
В таких мечтах она все чаще уходила к океану, все чаще сбегала от каждодневных забот и суеты... Но даже в самых смелых мечтах она не могла представить себе дракона, воплощение всех страшных сказок старейшин, символ гнева, жадности, смерти и силы.
Старейшины описывали их, но тот, что лежал сейчас перед ней не поддавался описанию. Всех слов было недостаточно, все было слишком мелко.
Дракон был огромен и страшен, черная чешуя была острая как бритва, каждый раз, когда он касался ее на коже оставались глубокие порезы. В огненные глаза было невозможно смотреть - они не были однородного цвета, в них смешались все цвета огня, в них горело неудержимое пламя, и нельзя было рассмотреть в этих глазах что-то, кроме собственной смерти.
И тем не менее, постепенно проведя с этим чудовищем дни, недели, месяца, годы, она научилась кое-как его понимать и видела, что он учиться тому же, а понимание делало страх слабее.
Вначале Лора считала свою участь хуже смерти, она думала, что дракон будет пытать ее, сжигать ее конечности (легенды рассказывали о таких их деяниях), всячески оттягивать смерть жертвы, и только наигравшись, он убьет ее, сожжет дотла, как и ее мать, которой не повезло оказаться в роще в тот самый день, когда он прилетел и уничтожил все. Она не могла простить это ему, как не могла простить себе собственную слабость...
Когда она поняла, что он намерен поддерживать ее жизнь и, вроде, даже не хочет ее мучить, тогда страх не исчез… Она почувствовала, что совершит предательство, предательство своего народа, памяти своей матери, если начнет есть, что он приносит. В Лоре боролись две грани - ее тело и гордость, в результате победило тело. Страх голодной смерти победил. Она решила не сопротивляться и подчиниться судьбе, в каком-то отношении это было даже больше характерно для ее народа, для духа.
 Духи не были агрессивны по натуре, в них культуре не появился обычай кровной мести или другие виды насилия, зато было множество правил, призывающих к смирению и успокоению. Было ли это высшей мудростью или уродством? Лора не знала ответа, в ее силах было лишь кое-как пытаться управлять собственной жизнью.
Она увидела, что дракону нравиться звук ее голоса, а особенно пение и именно из-за этого он, видимо, и похитил ее, а значит убивать не собирается, более того старается, чтобы жизнь ее была комфортной. Также Лора видела, как изменилось отношение к ней... раньше союз недолюбливал ее племя, считал их обузой, ее предков давно бы убили, если бы альраун, несущие волю Леи, не разрешили им жить на этом острове.
Теперь же... с ней говорили уважительно, теперь она была кем-то вроде переводчика, послом между драконом и союзом племен, один раз она скромно осмелилась попросить новую одежду и через две недели вместе с едой для дракона, они принесли ей высококачественную одежду от фавнов и даже несколько украшений из костей синих рыб.
Это начало ей льстить, Лора почувствовала удовольствие от власти, это была тихая гордость и чувство личной безопасности. Она начала радоваться своему похищению, своей особенностью, и всячески старалась укрепить нынешнее положение.
Дракон не был привередлив, но любил чистоту, и она постаралась сделать пещеру по-возможности уютной, используя подарки племен. Она ухаживала за собой и наряжалась, старалась всячески прикрывать шрамы и ожоги, пускай и не знала имела ли красота значение для дракона.
Но в первую очередь Лора теперь заботилась о своем голосе: она защищала горло даже при легком ветре, пила только теплую воду и никогда не начинала петь, не сделав разминку для связок. Раньше она совершенно не обращала внимание на такие вещи, но теперь от них зависело не только ее положение, но и жизнь...
Постепенно она начала замечать что-то в нем... Периодически он начинал рычать на кого-то, мотать головой, будто сбрасывая и отгоняя что-то, тогда она понимала, что нужно петь, иначе это что-то захватит его... Медленно, они учились заботиться друг о друге. День за днем, она все больше узнавала его и заметила, что и он в свою очередь присматривает за ней и подмечает вещи, что ей нравились. Те же самые кусты ягод или орехов, которые он приносит ей, а как-то раз, во время одной из прогулок с ним, она начала собирать снежные цветы, и на следующий день он отнес ее на поляну, полностью усеянную этими цветами.
В ее душе все еще была червоточина, обида, которую нельзя ни забыть, ни простить, она все еще ненавидела его за тот пожар, за смерть ее близких, но ровно такую же ненависть испытывала к себе... Однако она чувствовала напряженную внутреннюю борьбу внутри него, его одиночество, которое он не осознавал... В конце концов, она примирилась и с ним и с собственной болью, решив, что это будет лучшим решением. Так проходили годы, многие годы... За которые они стали походить на семью.
Лишь раз за это время ей удалось встретиться со своими сородичами, это было спустя пять или шесть лет ее жизни с драконом. В этот день он впервые разрешил ей покинуть пещеру одной, и она сразу же, неуверенным шагом, отправилась в отчий дом. Она вошла на территорию поселения, и вмиг все взгляды обратились к ней, тяжелые, внимательные и острые, как иглы, а потом... Все вернулись к своим делам, Лора пыталась говорить, но на нее не обращали внимания, хотя и четко слышали ее слова.
Духи противились насилию всей своей природой, но и у них были свои наказания за преступления и самое страшное из них - забвение. Когда дух, приговаривался к забвению, то всему племени было запрещено хоть как-то обращать внимание на обвиняемого, а все вещи, что могли напоминать о нем, должны были быть уничтожены тут же после оглашения приговора старейшинами.
Были случаи, когда приговоренные оставались жить в племени и побирались остатками пищи со стола родственников. Это было редко, если только дух не выражал агрессии и не причинял неудобств племени, тогда старейшины закрывали на это глаза и после смерти обвиняемого, они могли даже разрешить родственникам достойно похоронить его и оплакать по всем правилам.
Лора поняла, что именно к забвению она и была приговорена, и если она не будет мешать, то ее не тронут. Ей хотелось возмутиться, но болезненная трещина в сердце говорила ей, что наказание заслуженно, ей же не хватило храбрости умереть в пещере от голода, а значит она предала память всех погибших, предала память о родной матери.
“Но если бы не я, то здесь бы было пепелище…”
Она тоскливо оглянулась и увидела, что благосостояние ее племени ухудшилось: одежда стала проще и грубее, еда скромнее, а значит, поддержка союза ослабла. И дары, что приносят ей и дракону каждый месяц собираются в первую очередь за счет ее соплеменников, за счет ее семьи...
Она подошла к еще не горящему костру и села напротив сильного и красивого мужчины, очень похожего на нее. Мужчина никак не отреагировал на ее появление и продолжил чистить рыбу. Лора знала, что если она заговорит, то отец хотя бы услышит ее, она лихорадочно искала нужные слова.
“Обвинение? Оправдание? Поддержка?”
Все же она понимала, что в ее поступке есть вина перед племенем, а особенно перед ним, но... Она шла сюда с надеждой, с предложением... У нее бы получилось уговорить дракона стать защитником ее племени, тогда бы союз не обдирал их так, а наоборот сделал бы все, чтобы получить благосклонность.
“Отец мог бы даже стать старейшиной!”
Пусть это и было бы обманом, лицемерием, но это бы помогло ее племени, они бы смогли жить лучше, чем когда-либо, наконец, перестать уповать на милость союза или альраун. И все это было бы только благодаря ей! Она вскочила.
- Зачем вы так?! Почему бы хотя бы не выслушать меня?Дракон силен и разумен, он слушает и уважает меня! Он мог бы защитить нас, он мог бы... уничтожить наших врагов... Они же всегда обращались с нами, как со вторым сортом, как с ничтожествами. Зачем, зачем, вы все терпите, когда у вас есть реальный шанс… Если бы не я дракон бы уже…
Она осеклась, отец смотрел на нее, и она увидела... Увидела, как он стыдиться ее, как презирает, как не может простить... Лора села, почти упала обратно на дерево у костра...
- Я не виновата... Что плохого… это было давно. Все было иначе, он не такой уж и плохой, просто...
Отец продолжил чистить рыбу, за своим занятием, он будто забыл про нее, но Лора знала, что это не так, она знала, что все ждут, когда она уйдет.
Ее небольшие кулачки сжались, ее раздражало, что соплеменники не хотят видеть преимуществ, не хотят забыть старую обиду. Она пришла к ним красивая, чистая в дорогой одежде и украшениях, а они, почти нищее, вели себя с ней, как с преступницей, как с отребьем...
“Почему?!”
Она снова встала, ее трясло от гнева, Лора поняла, что должна немедленно уйти, иначе они увидят ее слезы, а этого нельзя допустить, теперь они чужие и нельзя дать им повод чувствовать себя правыми. Дух быстро покинула территорию племени и даже ни разу не обернулась, она шла вперед, не обращая внимания на ветки, которые цепляют и портят ее одежду, она все глубже и глубже входила в чащу, пока не нашла одинокий камень и, сразу упав на него, разрыдалась. 
Когда она оторвала голову от мокрого камня, то день уже подходил концу, нужно было возвращаться, она обещала дракону вернуться к вечеру. Лора поднялась и глубоко вздохнула, ей следовало поторопиться.
- Госпожа...
Дух вздрогнула и обернулась, в тени деревьев пряталось страшное, одноглазое существо с длинными конечностями.
- Господин Эрз... Что вы здесь делаете?
Существо лишь улыбнулось, видимо, ему польстило, что Лора сразу узнала его, медленно и осторожно он начал выходить из тени и подбираться к ней, было видно, что дневной свет для него непривычен и он старается избегать солнечных лучей. Лора решила быть вежливой, и сама подошла к нему, в тень. Эрз снова мерзко улыбнулся.
- Госпожа, пожалуйста, протяните свою руку. 
Она послушалась, и он положил в ее ладонь пузырек с бледно-красной жидкостью. Пузырек жег руку, а хитрая и ясная улыбка Эрза не оставляла сомнений насчет содержимого.
- Это... это...
- Сделайте правильный выбор, госпожа. Уверен, этот поступок вернет вам уважение соплеменников, а также сделает союз вашим должником. Ваше положение станет выше, чем сейчас. Я лично позабочусь об этом.
Лора не успела даже осмыслить его слова, как Эрз, зашел глубже в тень и исчез, оставив ее наедине со страшным подарком. Механически, не подумав, она положила пузырек к себе в карман и отправилась на место встречи с драконом.


История Фриды

Она бродила по саду и искала кого-то, она звала его, но он все не выходил. Девушке ничего не оставалось, как все глубже и глубже заходить в сад, ведь кто-то точно ждал ее там.
Розы мешали ей, хватали ее и царапали, дорогое платье было разорвано и испачкано, лакированные туфельки застревали в мягкой земле, ленты в волосах сорвались, но все равно София продолжала идти. Он звал ее, звал отчаянно. Розы дурманили своим запахом, запутывали, но она должна была идти. Совсем скоро... В лохмотьях, босая, со спутанными волосами она дошла до склепа.
Он не был величественным, как обычно строили склепы другие аристократы. Это была низенькая и простая коробка из камня с двумя колоннами у входа, и больше ничего. Де Нилы всегда желали спрятать его, никогда не видеть - все, что напоминало им о смерти, было противно.
“Это в нас от людей... Кровь духов постепенно вымывается и однажды мы все вернемся в начало…”
Ей было противно, каждый нефелим гордился своим духовным началом и ненавидел людское: этого народа больше не существует и не должно существовать. Быть лимом позорно и мерзко.
София оглянулась: все изменилось, теперь вокруг были руины и запах серы, на ее голову летел черный пепел и медленно хоронил все живое и мертвое под собой. Дыхание девушки участилось, лишь склеп стоял нерушимый и кто-то звал ее оттуда. Она приблизилась и приоткрыла дверь, та беззвучно отворилась и впустила ее. Девушка удивилась, она не помнила его таким... Здесь должны лежать ее предки, а там в конце... Ее мать и брат, а дальше места для нее, отца и Леона, а потом для их детей, и их детей... Почему здесь ничего нет?
Она нерешительно побрела по темному и длинному коридору, звук ее шагов тонул и поглощался этой нерушимой тишиной. Чем дальше, тем темнее становилось, пока тьма совершенно не сомкнулась. Ей было страшно, безумно страшно, она не знала куда идет. Вперед или назад? У нее была лишь надежда куда-то дойти. Она шла, пока не почувствовала препятствие. Это был саркофаг и на нем спало каменное изваяние.
София коснулась тонких каменных рук, худощавой талии и лебединой шеи... Ее руки побрели выше, на лицо... Острый подбородок, аккуратные, тонкие губы, прямой нос, глаза и высокий лоб... Это лицо было ей знакомо, она узнавала его... Откуда? Ее рука остановилась, она пыталась вспомнить незнакомца, но слышала лишь стук сердца. Оно стучало так громко и быстро, что девушка прикоснулась к нему рукой, будто так могла успокоить сердцебиение, но только рука ее коснулась груди, как она поняла, что звук исходит изнутри саркофага.
- София!
Она с трудом открыла глаза и посмотрела на своего спутника.
- Пора идти.
Парень вышел из палатки, и девушка начала собираться, ей было непривычно ухаживать за собой самостоятельно: расческа, белье, платья, заколки, обувь - все такие знакомы и обычные предметы, но как непривычно ощущались они в собственных руках. Ей понадобилась время, и некоторая сообразительность, чтобы научиться справляться со всем в одиночку.
- Я готова, Дариус.
- Хорошо.
До сих пор она не могла привыкнуть к этому зрелищу, пускай они и вошли в пустыню уже больше недели назад, но золотой песок по-прежнему слепил глаза, она снова не удержалась и взяла горсть, а потом расслабила пальцы, песок спокойно утекал сквозь ее пальцы.
- Это настоящее золото...
- Именно поэтому это место защищено заклятиями. Из-за него началась бы настоящая война.
- Но оно бессмысленно для тех, кто идет туда... Понимаю...
Дариус задумчиво посмотрел вперед, согласно карте, они должны были скоро выйти к Бескрайнему океану, а оттуда плыть на остров. Два месяца путешествия подходили к концу.
- Да, когда ступаешь на эту дорогу, то уже не можешь повернуть обратно. Капитан, все хорошо?
Марат, сидевший в стороне и задумчиво смотревший вдаль, вздрогнул и обернулся в сторону Дариуса и Софии.
- Не зови меня так больше... Теперь у нас нет званий. Девочка, ты выбрала себе новое имя? Или оставишь свое нынешние?
София опустила голову, взгляд этого благородного, уставшего и обиженного зверолюда почему-то смущал ее. К тому же ей еще было непривычно общаться без формальностей и этикета.
- Не знаю...
- У тебя еще есть время, но не затягивай, это важная традиция. Светское имя тебе дали родители, но теперь ты начинаешь другую жизни и новое имя будет символом, что отныне ты принадлежишь Богине. Дариус, тебе не следует обращаться к ней по старому имени, это отвлекает ее.
- Но не обращаться по имени к тому, с кем путешествуешь довольно трудно.
Дариус задумчиво почесал свой затылок и начал складывать палатку девушки. София снова смутилась.
- Я постараюсь...
Старый капитан вздохнул и снова посмотрел вдаль.
- Тебе нужно принять решение до входа в Белый город. Владыка спросит его... Просто выбери то, которое нравиться или имя святого, которого уважаешь, или попроси Дариуса. Он взял у тебе клятву, а значит должен помогать в начале пути.
София попыталась перевести тему.
- А вы тоже меняли имена, когда пришли в храм?
Капитан чуть приподнял уголки губ. Он производил впечатления сильной, самоотверженной личности, но сейчас он был сломлен. Видно, что не простил своего изгнания, но принял этот путь…
- Да, мы получаем новые имена, когда покидаем монастырь Осени. Это начало пути храмовника.
- Дариус, каким у тебя было первое имя?
- Это знает только Богиня. Я был немым, когда меня подобрали монахини Лета. Поэтому я не менял его.
Завтракали они в молчании, все трое молча грызли хлебные яблоки и соленое мясо, София ела особенно медленно, ее желудок и еще не привык к такой жесткой пищи, в первый раз от такой еды у нее было несварение и им пришлось пару дней сидеть на месте и ждать, когда ей станет лучше.
Тишину, царящую все время трапезы, прерывал лишь шелест золотого песка и тихое бормотание ветра. Вокруг не было ничего - только пески и Белый город где-то впереди. София пыталась вспомнить про него все, что знала, но информация была очень поверхностная.
“Когда храмовник становиться слаб или его обязанности становятся для него непосильными, то Богиня предлагает ему два пути: вернуться в мир и жить простой жизнью или уйти в Белый город и доживать конец дней в молитвах”.
- Я понимаю значение клятвы, но думала, что, как и все храмовники, сначала пройду через четыре монастыря, выберу рясу или останусь монахиней в одном из монастыре и только потом...
Дариус угрюмо молчал, капитан понял, что таким образом он переадресовал вопрос к нему.
- У Богини не так много строгих правил, вообще, даже обеты, что мы приносим ей, скорее для нас самих. По крайней мере, так писал Апостол, но несколько строгих правил все же есть. И вот одно из этих них гласит: “Тот, кто принес клятву Богини, находясь между жизнью и смертью, да будет служить в месте моего упокоения”. Больше нет других причин...
Пусть и туманно, но София получила ответ на свой вопрос, ненадолго прервавшаяся тишина снова установилась между ними. Девушка чувствовала, что ее спутники больше не хотят говорить. Вообще, чем ближе они приближались к городу из белого камня, тем меньше разговоров было между ними, даже каких-то мелких и бытовых. Все готовились и смотрели внутрь себя.
София так же заглянула туда и снова вернулась к воспоминаниям, к злости отца, когда он понял, что так глупо потерял ее, перешептывания слуг... Без них было тяжелее всего... Без слуг... Эта мысль ее позабавила и уголки губ у нее немного приподнялись, вначале Дариусу пришлось объяснять ей самые простые вещи, например, как пользоваться расческой, как правильно застегнуть платье, как заплести волосы, как есть грубую пищу...
Тем не менее она чувствовала себя здесь намного счастливее, чем в комфортном особняке и, пусть это и нехорошо, она была рада увидеть гнев отца и хлопнуть дверью прямо у него перед носом. Она никогда не была частью этой семьи... Возможно, если бы мать была жива, то все было бы иначе: отец не обозлился бы на весь мир, а Леон не закрыл бы свое сердце для всех, но... Нужно принять настоящее и двигать в будущее, каким бы странным и туманных оно ни было.
“Хотя жаль, что мое путешествие так быстро закончиться. Я так ничего и не увижу толком, не узнаю. Из одной клетки в другую, просто в более просторную… А мне так понравился города, и села, что мы проезжали… Там все было так интересно… Дариус делает мне поблажки, если бы не Марат, то можно было идти медленнее. Фу, он такой строгий”.
- Доедай.
- Больше не хочу.
- Нужно. Еду нельзя выбрасывать.
- Просто оставлю до ужина.
- Снова будешь без сил.
- Не буду, я сыта.
Дариус вопросительно посмотрел на нее, потом его взгляд стал пристальным и настойчивым, недовольно фыркнув, София завернула остатки еды в платок, борясь с желанием показать ему язык.
“Не могу позволить… Все же я леди”.
Марат устало вздохнул.
- Дети…
Ему было больно и обидно за себя, но еще больше за этих детей.
“Впереди вся жизнь… И она загублена”.
Случилось то, чего он и боялся, с самого начала он понимал, что этот паладин талантлив, но совершенно не годиться к службе в храме. Он желал затормозить его обучения, роль черного жреца подошла бы ему больше, он надеялся разочаровать Дариуса, а потом начистоту поговорить с ним… Но Абеляр опередил его и стало слишком поздно.
“Пусть белого жреца слишком скользкий… А этот парень слишком честный и ранимый… Хаа…”
Он не знал винить ли себя в этом, или настойчивого и упертого Абеляра, уверенного, что он знает все лучше других. Однако Марат понимал, что теперь все было бессмысленно. Он и жалел этих детей, девочку, что смогла вырваться из политических сетей лишь такой ценой и паладина, чей талант был загублен и обесценен. Капитан желал быстрее закончить этот путь, чтобы не видеть в них собственные ошибки.
“Не думай, не думай… Просто иди”.
Они закончили есть, собрали все свои пожитки и Дариус помог Софии забраться на верблюда, а потом повел своего верблюда за поводья, следуя за Маратом.
- Капитан, вы хотите мне что-то сказать? У вас такое лицо.
Зверолюд задумался, убедившись, что девочка достаточно далеко.
- Я зол. На всех, и тебя, но больше всего на себя. Стоило сразу сказать, что это не твое. Но ты был такой самоуверенный, гордый. Такие сразу не слушают, а просто гнут свое… Тьфу… Если бы не Абеляр, то все бы сложилось иначе.
- Думаете, что я стал бы черным жрецом?
- Скорее всего. Или ушел в мир… Что-то из этого.
Марат внимательно посмотрел на паладина. К своему удивлению, он не увидел ни злобы, ни разочарования… Ничего. Одно спокойствие.
- Ты вырос, Дариус… Я даже не заметил этого.
- Я знаю, что поступил правильно. Если бы переступил, то жалел бы всю жизнь и потом бы потерял веру. Тем более, Софи…
- Девочка могла стать королевой, а так…
Дариус чуть улыбнулся, его взгляд смягчился, в нем появилось что-то, что Марат не мог объяснить.
- Она хотела умереть где-угодно, но не там… В четырнадцать она уже не видела ценности в собственной жизни, а ведь это подарок Богини.
- Тогда ты действительно поступил правильно.
Парень удивленно обернулся к капитану, он не думал, что может получить одобрение кого-то из белых жрецов.
- Ты защитил чудо Богини, а значит защитил Ее саму. Это выше долга храмовника, это долг верующего. Не зря, я вбивал в вас это. Мы не знаем истинного замысла Богини, клянусь Ее именем, сам Апостол его не знал… Но мы не должны мешать ему исполниться. Может, наши чувства единственное, что подсказывает нам путь и служит компасом к Ней.
Он одобрительно похлопал Дариуса по плечу.
- Может, это уже не так значимо… Но я горжусь тем, что учил тебя.
Без меча и доспехов, в простой одежде, Дариус стал на колени и преклонил голову.
- Я горжусь тем, что был вашим учеником.
Марат отвернулся и незаметно смахнул скупую слезу.
“Под старость стал давать слабину… Да, мне уже давно было пора в это место”.
- Богиня… Помоги ей справиться с верблюдом. На это без страха не посмотришь.
- Хаха… Как скажите, учитель.
Быстрым шагом, он направился к Софии, беспомощно сидевшей на верблюде, который никак не хотел идти вперед.
- У меня почти получилось, но потом он заупрямился.
Он ничего не ответил, только нашептал что-то верблюду и спокойно повел его вперед за поводья. Дариус уже хотел отойти, как девушка удержала его за рукав, он обернулся.
- Если у меня не получиться найти имя самой, то дашь его мне?
Дариус задумался. София решила уточнить.
- Ты принял у меня клятву, это же...
- Я понимаю... У меня даже есть одно на примете. Оно был подошло тебе, но если бы ты выбрала имя сама, то было бы лучше. Имя есть пожелание, надежда…
Девушка замялась, будто сомневаясь, стоит ли задавать еще один вопрос.
- Точно не жалеешь, что пошел со мной? Твой учитель не прогонял тебя.
- Не прогонял, но дал понять, что это один из лучших вариантов, если я не желаю возвращаться в мир. Не волнуйся... Богиня подсказывает мне, что я все идет так, как должно быть.
- Спа… Спасибо… Ты же так… терпишь меня и вообще…Просто скажи, если я слишком надоедаю. Это лучше, чем видеть тебя сердитым.
“Ни разу при тебе я не сердился”.
Паладин скрыл свою улыбку и пошел к своему верблюду, чтобы проверить все ли хорошо сложено и, наконец, отправиться в путь.
- Дариус...
Уже сидя на верблюде, он обернулся к ней.
- Можно узнать, что за имя?
- Уверена?
- Если мне не понравиться, то просто не возьму его.
- Фрида. Оно подходит тебе намного больше Софии.
Девушка смутилась.
- София, это имя королевы. В нем желание отца угодить королевской семье. Оно никогда и не было моим… Не мое...
Девушка задумалась, а потом слегка улыбнулась и гордо подняла голову.
- Я возьму его! Мне нравиться! Марат!
Капитан хмуро обернулся, желая, наконец, сделать выговор об их задержке перед выездом.
- Я теперь Фрида! Зовите меня так!
- Ах… Что ж… Хорошо.
Не сказав больше ничего, они отправились к Бескрайнему океану.
 
Абеляр уже который час пытался уснуть, бессмысленно досчитав до тысячи овец он, наконец, сдался и встал с кровати. Было еще слишком рано, даже монахи, ответственные за завтрак для храма еще не поднимались.
“Далеко до рассвета”.
Щелчком пальца он зажег светильник, сел в тяжелое кресло и, со вздохом, взял толстую книгу. Книга была наискучнейшая, автор задался целью как можно подробнее описать биографии всех Просветленных со смерти Апостола до нынешнего поколения, книга могла вызывать лишь зевок у любого, кто ее брал... Но только не у Абеляра, сна все равно не было ни в одном глазу. Тогда он отбросил книгу, как и свои попытки заснуть, переоделся и отправился на прогулку.
Будь у него возможность, Абеляр бы вышел из храма и прогулялся бы по улицам, посмотрел, как начинается уличная жизнь, однако Просветленный был зол на него и запретил покидать священные стены... 
“Надеюсь, они не заставят меня переписывать священные тексты, как молодого жреца, стянувшего лишнюю булочку с кухни”.
Верховный слегка улыбнулся своей мысли, вспомнив времена, когда он был совсем юным. Он позволил себе задержаться в этих воспоминаниях и отвлечься от нынешних проблем.
- Верховный...
Абеляр резко обернулся, не сразу узнал говорившего, жрец стоял в тени и свет луны не касался его лица, а лишь задевал край нового, полностью белого одеяния.
- Верс, надеюсь, это не твое первое слово после всех этих лет?
Неожиданный собеседник вышел из тени на свет и подошел к Абеляру.
“А ведь я сам подготовил себе замену”.
Абеляр помнил их первую встречу. Никто не разделял тогда его уверенности в том, что в мальчике, постоянно валяющемся в постели и отлынивающим от занятий, может быть такой потенциал.
“Его внешность можно было бы назвать посредственной, если бы не черные глаза. В них можно потеряться, слишком умные и пронзительные. Именно это меня и привлекло”.
- Первые слова, как и полагается, услышала только Богиня... До сих пор слышу собственный голос, как чужой.
“Никогда не ошибался до этого, так чего же теперь…”
- Это нормально, но пройдет быстрее, чем ты думаешь. Поздравляю тебя, Верс.
“Как же обидно… Дариус, почему ты…”
- Благодарю, Верховный... Вы позволите... Пройтись с вами?
Жрец не был доволен тем, что его уединенная прогулка была нарушена, но и отказать Версу он не мог.
- Конечно, только я не искусный собеседник, этим редким талантом наделен среди нас лишь Фарел... Правда, он никогда не использует его без нужды.
Какое-то время они шли молча и наслаждались свежестью ночного воздуха, красотой лунного света, Абеляру хотелось, чтобы это время длилось как можно дольше, грядущий день сулил ему только трудности, а ночь... была убежищем. Первым тишину прервал Верс.
- Почему они так разозлились? Богиня спасла ребенка.
- Хаа... Верс, я уже не твой учитель, Геогр взял тебя под свою опеку и это правильно. Он больше подходит тебе, как учитель...
- Вы понимаете, что я имел в виду... Не переводите тему, пожалуйста.
Абеляр задумался, его память снова начала воспроизводить события того дня, в его душе был такой же конфликт, и он уже много лет, с тех пор как стал белым храмовником, пытался существовать с ним.
- Что ж... Когда-то я все равно учил тебя, так что... Хаа...
Он действительно понял Верса и его тон стал несколько нравоучительным и строгим, будто они сейчас находятся на экзамене. Абеляр, ухмыльнулся, многих раздражала его привычка начинать издалека, но вопреки чужому мнению он всегда оставался верен ей.
- Белые жрецы живут... отрешенно, храм закрыт ото всех, кроме самих белых жрецов и паладинов. Мы ведем летописи, занимаемся наукой и политикой. Наша задача поддерживать мир между всеми государствами, Богиня ненавидит войны, и мы не должны их допускать.
- Верно... Мы проверяем все, слухи, добытые черными жрецами, любые настроения во дворце и... Если нужно отдаем приказ, который исполняют паладины или мы сами, если есть необходимость. Сразу после смерти Апостола, Владыки приняли нерушимое правило.
- Цель может оправдать средства. Но...
Абеляр сдержал вздох.
- Верно, ради мира Апостол не всегда поступал... правильно с общепринятой морали, из сотни раздробленных королевств до нас дошло только восемь. Многие события его земной жизни были осознанно стерты из общепринятой истории, более того этот процесс начал он сам, когда жил в Белом городе, а, может, и раньше.
- Я не уверен, - подхватил Верс, - простите, что перебил, Верховный. Просто мысли вслух...
Абеляр ничего не сказал и просто продолжил свои рассуждения, он больше говорил сам с собой, чем отвечал на вопрос жреца. Он вздохнул.
- Высшее жречество, так или иначе, неизбежно обязано замарать руки кровью, отдав приказ или исполнив его, нужно быть готовым ко всему. Богиня отвергает любое насилие, поэтому все должно быть естественным и случайным... Для этого нужна твердость, решительность и талант принимать верные решения, ради высшей цели… На наших белых одеждах много красных пятен. В первую очередь мы смотрим на чаши весов и за тем, чтобы жертвы были оправданными и несли больше выгоды, чем потери. Когда Дариус взял клятву Софии де Нил, то он поступил, как положено нашему кодексу, но не так, как выгоднее нам... Нашей истинной задачей было убедиться, что герцог не планирует решительных действий, а девочка... благополучно перейдет в руки Богини. Я убедился, что герцог ничего не замышлял и скорее всего враждебная для нас фракция просто бы распалась, а процесс клерикализации светской власти спокойно продолжился, но теперь... Мы разозлили герцога, отняли его “сокровище” прямо из-под носа, на его глазах увели возможность влиять на будущее королевства, более того, мы вызвали ненависть к храму всей его фракции. Одно это недопустимо, а когда... Я решил исправить ошибки Дариуса, то он... воспротивился, он был готов взяться за оружие. И здесь уже я уступил, дал слабину. Вот главная причина гнева Просвещенный. На меня больше нельзя полагаться.
Верс задумался над последними словами.
- Паладин направил на вас меч?
- Да... Я сам виноват, мне нужно было разглядеть это в нем, я слишком поторопился с ним... Видимо, возраст дает о себе знать.
- Вы хотели... убить... Отменить чудо Богини своими руками? - последние слова Верс произнес еле слышным шепотом.
- Это мой долг. Это наш долг. И, поверь, не в первый раз я это выполняю. В конце концов, Просвещенный не просто так отправил меня. Ее смерть несла намного больше выгоды, чем ее жизнь... В любом случае, теперь Просвещенный не доверит мне ничего, кроме бумажной работы, а твое обучение, Верс, будет быстрым и интенсивным. Будь готов к этому.
Верс молчал... Его губы немного дрожали.
- Я знал об этом... В конце концов, все годы лет я присутствовал на ваших собраниях и служил Просвещенному. Мне казалось, я был готов к этому... Просто, я не могу поверить, что храм был бы готов убить ребенка. Ребенка, которого Она спасла...
- Что их ждет в Белом городе?
- Не знаю. О Белом городе известно слишком мало, там живет Владыка и Высший совет, которым подчиняются все храмы, но они редко вмешиваются в наши дела...  и оттуда не возвращается. Собственно, именно из-за этой причины о нем ничего неизвестно толком... Думаю, мне стоит больше задумываться об этом, скорее всего я недолго уже здесь пробуду, а в мир… слишком он далек от меня, слишком странны его простые радости, хоть и приятно их изредка вкушать. Да, и клятву молчания на себе испытывать не хочется.
Абеляр пошел быстрее, он надеялся, что Верс поймет его и отстанет. Верховному жрецу надоел этот разговор, он снова был разочарован в себе, еще более чем был. К тому же он чувствовал, как приближается раздражающий рассвет, а с ним и время обязательной утренней молитвы.
Верс ускорил шаг, не отставая.
- Неужели они примут даже ребенка?
- Она дала клятву и та была принята. Это правило, одно из немногих действительно строгих правил в нашей религии. Сам Апостол его установил, сам... Даже семь святых не касались его.
- Но...
- Верс!
Абеляр резко повернулся и посмотрел прямо в глаза молодого жреца.
- Не сейчас! Не давай мне и другим повода сомневаться и в тебе. Только не сейчас! Хотя бы ты оправдай надежды, что возложены на тебя!
Верс вздрогнул, он понял свою ошибку и понял, что теперь Абеляр не видит в нем ученика и ему больше не стоит воспринимать его, как учителя, которому можно открыть душу... Он стиснул зубу.
- Спасибо, что уделили мне время, Верховный. Больше не смею вас задерживать.
Абеляр был зол, если бы Верс уходя, хоть раз обернулся, то скорее всего его бы просто испепелило этим взглядом.
“Тот был талантливее... Богиня, он был невероятно талантлив! Как я мог упустить его! Как я мог так ошибиться?! Зачем торопился?!”
Его сердце начало биться быстрее из-за быстрой ходьбы и волнения, Абеляр вспомнил, что сейчас ему столько же лет, сколько было отцу, когда тот умер. Храмовнику стало еще печальнее от этого. Это значило, что его действительно ждет конец... Он действительно стар. Что значат прошлые дела и заслуги?  Эта огромная махина, этот храм, религия, продолжает существовать даже без своего создателя, и тем более продолжит жить без него... Всего лишь одного из многих.
“Возможно, Дариус прав в том, что ушел и не пересек грань, а Верс прав в том, что сомневается… А вот мой выбор когда-то был ошибочным”.
Жрец вздохнул и повернул обратно в сторону своей комнаты, нужно было подготовиться к новому дню и, может, хоть немного поспать. Однако, оказавшись совсем рядом со своей комнатой, он снова отвлекся и посмотрел на огромный витраж, изображающий встречу Апостола и Богини.
“Он оставил свое сердце в Белом городе... И остаток жизни провел в аскезе… Богиня, он же просил у тебя прощения за свои  грехи, правда ведь? Зачем еще тогда?”


История Ори

Все что у нее оставалось теперь... Это воспоминания. Она не сопротивлялась этой реке, а полностью отдавалась ее течению. Пускай вокруг и бегали ее названные внуки и вроде она нашла покой, но ее все время тянуло в начало, она не могла отпустить ту далекую часть жизнь.
“Как все запутанно оказалось, я мечтала встретить свою настоящую любовь, но убежала от того, кто действительно любил меня... Я так старалась быть матерью, но мой любимый сын покинул меня... Морред, это и есть закон бумеранга? Какие же у нас отношения с тобой? Я не смогла полюбить тебя, но и забыть не смогла. Ты такая важная и противоречивая часть моей жизни. Нет ни дня, чтобы я не вспомнила тебя, а ты? Мой сын... Ученики, которым я потом посвящала все свое время и любовь, в итоге, успешно начали жить своими жизнями, где мне нет места. Так зачем я жила? Зачем я была? Может, с самого начала я жила неправильно”.
Он оборвал с ней всякую связь, все, что она слышала о нем, то были лишь слухи, доказывающие, что он жив и не более. Клири, которую теперь звали Оливия, тоже переживала, но у нее было много повседневных забот: свое дело, стареющий муж, подросшие дети, маленькие внуки. Ори, которую здесь называли Лария, ни в чем не нуждалась, она больше не работала, иногда помогала по хозяйству и помогала названным внукам по учебе, но... В конечном итоге у нее ничего не было, ее никто не обижал, все были рады ей, Оливия заботилась о ней и называла сестрой, только она одна чувствовала себя чужой здесь.
“Может он злиться за прошлое? Когда мы отдали его в детский дом на два года, а сами ушли в бега... Но мы вернулись за ним, и он был еще слишком маленьким... И тем не менее, он начал расти, не полагаясь ни на кого, одиноким, без матери, когда она так была нужна”.
В комнате стало слишком шумно, и она поднялась на второй этаж. Ори закрыла дверь небольшого кабинета на замок и почувствовала, как в ней поднимается обида: она не бросала его... Его она не бросала и никогда бы не оставила бы.
“Жестокий... Несправедливый”
Ори присела в скрипучее кресло и положила голову на колени. Она вспомнила ребенка, хватающего ее за юбку, ребенка, которого она учила говорить, ходить, читать, писать, ребенка, которого обнимала по ночам... И все же...
“Он был сам по себе”.
В один день, он просто не вернулся домой, сначала они думали, что он просто задерживается в городе, потом начали его искать, спрашивать людей, паника нарастала, ночью мужчины продолжили поиски, а Клири успокаивала ее всю ночь. Ее сын вернулся только к полудню, невредимый, но совершенно другой... Он ничего не рассказал, и, в конце концов, его оставили с расспросами, но все видели перемену. Он несколько дней провел в своей комнате, спускаясь только на трапезу.
Ори снова винила себя, ей нужно было быть настойчивее, нужно было добиться от него ответа, нужно было быть всегда рядом, а не уходить на работу...
“Все было предрешено, как только я вошла в ту рощу...”
Ориент свернулась клубочком на диване и закрыла глаза, отрезая себя от внешнего мира, ограничивая его стенами комнаты.
“Только один раз у меня получилось еще раз увидеть его”.
По всем королевствам разлетелась весть, о том, что к королю Морреду вернулся сын и во всю идет подготовка церемонии объявления наследника. Ориент долго мучилась, впервые она задумалась о том, как сложилась жизнь мужа после ее побега... В результате, она решилась отправиться на церемонию, вернуться туда откуда сбежала, чтобы хоть мельком увидеть сына.
Клири поддержала ее, но поехать с ней не могла. Ориент отправилась в Эльфаран одна, обещав, написать срочное письмо, как только приедет и устроиться в столице.
Путешествие было легким: ни штормов, ни пиратов, которых так боялась Ори, никто не грубил ей и не пытался сблизиться, да и она вообще редко покидала каюту. Но именно на корабле она поняла, как хочет встретить сына...
“Как же поступить?”
Кроме кольца, у нее еще остался медальон, который Морред подарил ей незадолго до свадьбы, если она хочет поговорить с сыном, то верно придется раскрыть себя…
Ори быстрым шагом подошла к зеркалу и посмотрела в отражение, вздохнула и начала пытаться исправить положение с помощью прически. Она быстрыми движениями то собирала, то распускала волосы.
“Нужно купить косметику... На всякий случай. Эхх, прошло всего девятнадцать лет, а я так изменилась, расслабилась... Наверное, из-за жизни среди людей и гномов, я начала утрачивать утонченность... Эхх, пожалуй, стоит начать пропускать ужин. Еще нужно будет купить новое платье... Надеюсь, Клири простит мне эти расходы”.
Она вздохнула и бессильно упала на кровать, коря себя за такую расслабленность, что так сильно полагается на Клири, хотя стоит отметить, что у той, действительно все получилось очень хорошо, она стала настоящей опорой семьи, центром, на котором все держалось.
“Я тоже стала частью ее семьи, как и Инес... Это было благородно с ее стороны, не бросить нас, продолжать опекать даже после брака... Она ведь запретила мне уходить от нее, удержала, всегда говорила, что Инес и ее сын... Хаа... С ней он тоже нехорошо поступил”.
Она добралась до Эльфарана за неделю до церемонии, уставшая и измотанная несколькими месяцами жизни на корабле, первое время ее ноги стояли нетвердо на суше, и она торопливо начала искать место, где остановиться.
Все приличные гостиницы оказались забиты, пришлось соглашаться на комнату в старом, ободранном постоялом дворе и заплатить втридорога. Многим было любопытно посмотреть на вернувшегося принца, все вспоминали историю любви короля Морреда и королевы-танцовщицы, прекрасной Ориент.
Слушая эти истории, Ори краснела, снова надеясь, что как-то получиться поговорить с сыном без раскрытия собственной личности.
- Говорят, нынешняя королева и вполовину не так красива, как прошлая.
Ори не вздрогнула, она уже знала, что Морред женился во второй раз, но не думала, что это может так задеть ее.
“Он не мог оставить страну без наследника... А может, он полюбил ее, не стоит считать себя такой особенной. Не стоит так злиться”.
И тем не менее она жадно слушала зевак, распускающих слухи.
- Но королева Глория тоже хороша и умна, она многое сделала для народа.
- Они скорее партнеры, чем супруги. Моя тетя работает кухаркой во дворце и говорит, что от прошлой королевы король ни на шаг не отходил, все время был с ней и настаивал, чтобы Ее величество Ориент была с ним даже во время работы, это очень злило знать. А с этой...
Неожиданно к разговору присоединилась официантка, принесшая эль за соседний столик.
- Это я слышала! Как только у них родились дети, то король сразу разделил их спальни. Кроме близнецов принцессы Алисии и принца Марика, у них больше нет детей.
Теперь обсуждение перекинулось и на другие столики.
- Верно! Да и как он быстро подвинул принца Марика с места наследника! Все потому, что Его Величество Инес удивительно похож на свою мать, особенно глазами!
Изрядно пьяный мужчина, с видом знатока с удовольствием затянулся самокруткой и пояснил:
- Как ни крути, а чем сильнее мужчина любил женщину, тем сильнее, он будет любить детей от нее, и наоборот...
- Вот это враки!
- Вранье!
- Неправда!
Безобидная беседа, угрожала перерасти в драку и Ори поспешила подняться в комнату. Она нервничала... Завтра должна быть церемония. Основная часть пройдет во дворце, но потом наследник выйдет на балкон, поприветствовать народ.
“Тогда я смогу увидеть его... Нужно занять место заранее. Потом решу остальное, после…”
В этот вечер она решила лечь раньше, хотя знала, что не сможет сомкнуть глаз от волнения и нетерпения.

Ее день начался рано, стоило только взойти солнцу, как Ори начала собираться и уже спустилась вниз, как только хозяйка растопила печь и могла предложить ей только чай и остатки с ужина. Ори согласилась, она знала, что все равно не почувствует вкус еды, нужно просто что-то съесть перед долгим днем.
- Вам так интересно увидеть принца?
- Что?
Ори удивилась, когда хозяйка обратилась к ней, эта женщина совершенно не выглядела болтливой.
- Все так обсуждали вчера королевскую семью, хотя, о чем еще говорить простым работягам. Все они выглядят такими красивыми, ненастоящими... Кажется, если поговорить о них, то они станут хоть чуть ближе к нам. Вы же издалека прибыли? На вашем плаще узоры, популярные у гномов. Вам сложно жить там? Эльфы там не на лучшем счету.
Ори решила быть дружелюбной и чуть улыбнулась.
- Вначале было сложно, но со мной был хороший друг. Благодаря ей у меня получилось привыкнуть. Их нравы и речь грубее, но они честные, я научилась высоко ценить это качество после своей жизни в Эльфаране. Но... К их манере речи я так и не привыкла.
- Оно видно, - фыркнула хозяйка, - Так вы отсюда?
Хозяйка протирала барную стойку и параллельно отдавала команды мужу и дочери, работающих на кухне.
- Да, но в столице жила недолго. Родилась на самой окраине, спорной территории, близ границы королевства Лоэр.
- Люди?
Хозяйка внимательно присмотрелась к Ори, та снова чуть улыбнулась.
- Я чистокровная, но в деревне были и смешанные семьи.
- Пха... Нравы.
Женщина внимательно осмотрела стойку и забрала уже пустую тарелку единственной гостьи. Ори успокоилась, их беседа подходила к концу.
- А чего вернулись? Тоска?
От неожиданного вопроса Ориент покраснела, но тут же взяла себя в руки.
- Навестить сына, он здесь живет теперь... Решил вернуться к отцу, с которым мы давно в разводе.
- Хм...
Хозяйка еще раз внимательно осмотрела ее, в ее взгляде не было зла или любопытства, скорее какая-то профессиональная оценка.
- Что ж, хорошей вам встречи с сыном. Благословят вас Трое!
- И в твоем доме пусть будет мир.
Ори поторопилась уйти, ей стало неуютно, отчего-то она почувствовала себя виноватой перед Клири, ведь обещала ей, что не будет ни с кем болтать..
Она шла в направлении главной площади, находившейся прямо перед дворцом, и к своему удивлению, Ори обнаружила, что народ уже начал собираться, а стража внимательно следила за порядком, хотя до самой церемонии оставалось больше пяти часов. Ориент не знала, что будет делать все это время, поэтому просто нашла удобное место, где можно было сесть и стала ждать. Вскоре площадь начала заполняться плотнее: открылись лавки с сувенирами, пришли артисты и фокусники. Площадь заполнил детский смех...
“Все, как тогда... В день моей коронации мы сбежали с ним в город, на нас были длинные плащи с огромными капюшонами... Как же потом ругались служанки, моя прическа так и не была идеальной...”
Ориент улыбнулась собственным мыслям и впервые за неделю позволила себе чуть расслабиться.
“И все же как печально... Что я сделала не так?! Почему ты так со мной поступил?! Инес!”
Острая боль обожгла сердце, она вспомнила, как целовала и обнимала его, когда забрала из того дома, как заботилась о нем, как старалась...
“Сын... Почему... Кто я теперь? Зачем я теперь? Я не видела своего ребенка семь лет! Своего единственного ребенка!”
Силой воли она остановила эти мысли, из ее глаз были готовы политься слезы, а она не могла привлекать к себе внимание. Нужно было терпеть, терпеть и ждать.
Громкий звук фанфар провозгласил начало церемонии во дворце. Площадь была забита, но Ори со своего места все видела, она, застывшим взглядом, смотрела на балкон. Ее пальцы нервно сплелись, в тишине, она слышала стук собственного сердца.
“Посмотри на меня...”
Снова фанфары...
“Основная часть закончилась, теперь клятва и потом...”
 Снова фанфары... Тяжелые портьера балкона будто сами раздвинулись, сначала за ними была лишь темнота, потом из нее начал появляться силуэт.
Она сразу узнала его... Он изменился, вырос, но это все еще был ее сын. Ори смутилась, она, как и все, заметила, что Инес был больше похож на нее, чем на Морреда, слишком похож не нее. Перед ней стоял мужчина, высокий, тонкий, кажущейся более сильным, чем сам король, но при этом он был прекраснее принцессы, хрупкий, как девушка. Он был красивее, чем женщина, чем мужчина, его красота была выше установленных границ полов. Спокойный и холодный… Он был больше похож на произведение искусства, чем на живое существо, и как произведение искусства, он был прекрасен и невозмутим независимо от оценки зрителя, так мало она значила для него.
“Странно, почему он не с ним… Почему с Инесом только королева с детьми?”
Эта мысль лишь на миг промелькнула в ней и потом все ее сознание снова вернулось к сыну.
Те, кто стояли далеко и не могли хорошо рассмотреть принца, громко аплодировать и приветствовать принца, а те, что стояли ближе, все еще стояли, как завороженные, пытаясь понять, кто перед ними.
“Ему не нужна мать...”
Ори стояла и смотрела на него, не моргая, зеваки впереди, наконец, пришли в себя и тоже начали аплодировать - площадь гремела, только одна фигура в этой толпе стояла и не двигалась.
“Где ты был эти годы? Почему решил поверить моим слова и прийти сюда?”
На мгновение принц вздрогнул и слегка повернул голову, его взгляд внимательно изучал толпу и остановился прямо на Ори. Женщина на миг забыла, как дышат