17. Беспокойные соседи

17. БЕСПОКОЙНЫЕ СОСЕДИ. Фактическая ликвидация иноземного ига на Руси, продержавшегося после Батыева нашествия 242 года,  прошла незамеченной, если, конечно, не считать обязательные в таких случаях торжества по поводу очередной победы над Ордой. Никто не прошёл по домам и избам, не поздравил россиян с праздником, не поставил их в известность об учреждении в стране ежегодного празднования Дня Независимости и не обрадовал известием о снижении налогового бремени. Осознание всего случившегося придет значительно позже. А пока  ничего ни в жизни, ни в сознании людском не изменилось, все осталось, как прежде. И даже на рубежах спокойнее не стало.

Сначала на Русь какого-то ляда припёрлись недобитые ливонцы. Началось все, как обычно, с мелочи. В Риге и Дерпте, неизвестно по какой причине, были задержаны псковские купцы, а псковитяне в ответ сделали то же самое с купцами дерптскими. Дело было неприятное, но обычное. Все были уверены, что войны не случится, и возникшие трения удастся разрешить в ходе мирных переговоров. Вот почему вести о захвате рыцарями Вышегородка стали для псковитян полной неожиданностью. Теперь уже приходилось срочно хвататься за топоры и реагировать быстро и адекватно. Гонец с западного рубежа прискакал ночью, а уже утром псковское ополчение выступило из города. На помощь псковитянам из Новгорода примчался великокняжеский воевода князь Никита Андреевич Ноготь. Под Гдовом русские встретили рыцарей и тут же их атаковали. Вражеский отряд был разгромлен. На плечах бегущего противника русские ворвались в Ливонию, спалили Костер на реке Эмбахе, захватили там несколько пушек, разорили окрестности Дерпта и с добычей вернулись на Русь. На этом бы всему и закончится, но в Ливонии видимо были осведомлены о том, что большая часть русских войск сейчас стянута к окскому рубежу, а значит, Пскову придется полагаться только на собственные силы. Не исключено, что это ни кто иной, как Казимир, таким вот способом решил чужими руками проверить прочность западного русского рубежа, не подставляя при этом под удар собственную задницу.

Новое вторжение ливонцев на Русь было куда более масштабным, чем предыдущее. Немцы, поставив «под ружье» толпы смердов, разорили окрестности Изборска, безрезультатно потыкались в изборскую цитадель, спалили городок Кобылий, перебив там  до 4000 россиян, пытавшихся спастись за невысоким городским тыном, и 4 августа 1480 года осадили сам Псков. Узрев у своих стен стотысячную толпу немецких крестьян, псковитяне поначалу растерялись. Некоторые из них, те, у кого было куда бежать, предпочли спасти свою жизнь постыдным бегством. Даже князь Шуйский начал было подумывать о том, как бы ему под шумок ретироваться, но его чуть ли не силком заставили вернуться к исполнению своих обязанностей. Оказалось, что черт вовсе же не так страшен, как его обычно малюют. Немцы в тот раз сумели организовать всего один приступ к городу. На 13 судах они приблизились к псковской цитадели и начали высаживаться на берег. Псковитяне с секирами, мечами и камнями в руках густой толпой вывалились из города и прижали немецкий десант к реке. Ливонцы всей массой откачнулись к своим судам и в панике, спихивая друг друга в воду, начали карабкаться по сходням. Спастись удалось не многим. Той же ночью рыцари сняли осаду и ушли восвояси.

Поживиться в небогатых русских деревнях немцам удалось немногим, не говоря уже и о том, что главная цель их похода Псков вновь устоял. Магистр Бернгард теперь мог только огорченно качать головой, да горестно вздыхать, с некоторой обидой поглядывая на распятие, что висело на стене в его покоях - опять Спаситель отвернулся от «божьих воинов» и не одарил их победой. В конце концов магистр засунул свой меч в дальний угол, где он до того пылился уже несколько  лет, и блаженно закутал озябшие ноги в одеяло, свернувшись калачиком на нагретой слугами перинке - осень в этом году выдались ранняя, студеная. Свое ополчение он распустил по домам - нечего этим бездельникам шататься без дела у стен замка, когда работа стоит.

В неге и покое магистр пребывал недолго.

На исходе февраля 1481 года здоровенная русская армия тремя клиньями взрезала рыхлое и податливое тело орденской Ливонии, двигаясь в направлении Дерпта, Мариенбурга и Вальна. Застигнутый врасплох неприятель сопротивления почти не оказывал. Все, что находилось вне крепостных стен, в буквальном смысле  досталось на съедение русским и татарам. Избавившись от страха перед Ахматовой ордой, Москва могла теперь позволить себе небольшую прогулку по странам Балтии. Целый месяц россияне безнаказанно шлялись по Ливонии: грабили, жгли, насильничали, хватали пленных, угоняли скот, гнали в обоз телеги груженые золотом, серебром, ценным барахлом. Магистр Бернгард едва спасся, сумев сбежать из Феллина всего за день до прихода россиян. Обоз магистра пытался вырваться из осажденного города вслед за своим хозяином, но был перехвачен русскими и пополнил собой богатую «коллекцию» их трофеев. Сам Фелин, равно как и город Тарваст, были взяты на щит и разграблены вчистую. Большинство других ливонских городов предпочли с разбуянившимся врагом не связываться и купили себе спокойствие золотом и серебром. Только весенняя распутица сумела предотвратить дальнейшее разорение орденских владений. Опасаясь увязнуть со своими тяжелогружеными телегами в грязи, русские полки и татарская конница начали покидать пределы Ливонского Ордена, гоня перед собой толпы пленников всех сословий и возрастов.

Погром, учиненный русскими Ордену, заставил магистра Бернгарда переоценить свои возможности в сторону их значительного понижения. 1 сентября того же года стороны подписали перемирие сроком на 10 лет.

В том же 1481 году нестройные толпы вогуличей-манси во главе с пелымским князьком Асыкой ворвались в Великую Пермь и спалили столицу края, Покчу. Князь Михаил Ермолаевич Великопермский и несколько его сыновей погибли в яростном сражении. Разорив округу, язычники всей толпой повалили к Чердыни. Чердынь была укреплена несравненно лучше Покчи и смогла продержаться до прихода подкреплений из Устюга. В конце концов, манси были разгромлены, отброшены от города и рассеялись в лесах. Новым пермским князем стал сын убитого Михаила, Матвей Великопермский.

В том же году Иван III, мстя Казимиру за его контакты с Андреем Большим и Борисом, видимо профинансировал заговор своего двоюродного брата Михаила Олельковича Киевского, организованный с целью убийства или отстранения Казимира от власти. Участие Москвы в этом заговоре документально не подтверждено, но, поскольку заговорщики явно действовали в её интересах, это участие было более чем вероятно. Главными действующими лицами готовившегося покушения стали Михаил Олелькович Киевский, Федор Иванович Бельский и Иван Юрьевич Гольшанский – потомки православного литовского князя Владимира Ольгердовича. Заговор имел реальные шансы на успех, так как мог рассчитывать и на широкую поддержку внутри Литвы, и на помощь соседних государств: Москвы и Крыма. Только благодаря доносу киевских бояр Ходкевичей заговор был вовремя раскрыт. Бельскому удалось бежать в Москву, где он был принят на службу, получив в кормление город Демон. Двум другим заговорщикам повезло меньше, в августе того же года Михаил Олелькович и Иван Гольшанский закончили свои дни на плахе. Опасаясь разрастания смуты и возможного нашествия россиян, Казимир пригнал в Смоленск 10 000 ратников, но войны не начал. Москва тоже пока не стала дергаться. У неё в запасе были и другие способы навредить Литве.

Отмщение за гибель Михаила Киевского и его сторонников было скорым и жестоким. В 1482 году верный союзник московского князя Менгли-Гирей «по слову великого князя московского Ивана Васильевича всея Руси» со всей своей ордой явился на берегах Днепра, спалил несколько литовских городков и 1 сентября взял штурмом  Киев, разграбив его дочиста. Толпы киевлян вереницами потянулись в плен. Вместе со всеми отправился в Крым и воевода киевский Иван Ходкевич со всей своей семьей. Там, в плену, он и умер. Вся Южная Русь подверглась разграблению. Неплохо поживилась орда и в самом Киеве. Отлитые из золота дискос и потир из Софийского Собора, Менгли-Гирей потом отправил в Москву, Ивану в подарок. После этого набега боеспособность литовских войск значительно понизилась.

В 1482 году закончились двухлетние переговоры Ивана III с молдавским господарем Стефаном Великим о союзе против Польши и Литвы. Союз был заключен и закреплен браком дочери Стефана, Елены, с наследником московского престола Иваном Молодым. В самый разгар переговоров с молдавским господарем русским властям стало известно о неких контактах Казимира IV с Менгли-Гиреем, во время которых стороны якобы пытались договориться о совместных действиях против Москвы. Крымский хан был союзникам московского князя и пока ни словом, ни делом не давал повода усомниться в своей лояльности этому союзу, однако безоговорочно верить в слово данное степняком на Руси разучились уже давно. Вот почему в далекий Крым пришлось срочно снаряжать посольство во главе с окольничим Юрием Шестаком-Кутузовым, дабы он прояснил ситуацию. Была ли в том заслуга Кутузова, или Менгли-Гирей и сам не собирался пока менять свои внешнеполитические приоритеты, но планам польско-литовского короля не суждено было сбыться.

В том же 1482 году закончились дни великого хана Ахмата. После возвращения из похода на Русь он крайне неосторожно распустил свое войско по домам, даже личной охране дозволив отдохнуть в своих вежах. Почти сразу после этого его ставка была атакована отрядами ногайского и тюменского правителей, которых Ахмат искренне считал своими союзниками и вместе с которыми не так давно громил орды узбекского хана. Вероятно, и здесь не обошлось без московского серебра. В бою на берегу Северского Донца Ахмат был убит. Это был последний правитель Золотой Орды, который вел довольно грамотную политику и которому многое удалось. Однако возродить Золотую Орду в прежних границах сейчас уже не смог бы и более талантливый властитель. Не те нынче были времена, и не те нынче у Большой Орды были соседи. После смерти Ахмата борьбу за возрождение Золотой Орды повели его сыновья Муртаза, Сайид-Ахмад и Шейх-Ахмед. Ни единства, ни братской любви между этими парнями уже не было, однако, навредить своим врагам они еще могли, когда объединяли свои орды в один кулак.

Избавившись от векового страха перед Сараем, Иван III в 1482 году начал собирать войска для нового похода на Казань. Дабы не беспокоиться за свой восточный рубеж перед главными боями на рубеже западном, Москве было необходимо посадить в Казанском Ханстве своего человека – подросшего царевича Мухаммеда-Эмина. Предприятие задумывалось грандиозное, и армия была собрана неслабая, при ней даже состояла артиллерия под руководством Аристотеля Фиораванти, но войны в тот год не случилось. Казанские дипломаты сумели предотвратить готовящееся нашествие. Какими бы не были условия Москвы, Казань их приняла.

В 1483 году рязанский князь Иван Васильевич по договору передал управление опустевшими елецкими землями московскому великому князю Ивану Васильевичу III Великому. С этих пор Елец и его округа прочно вошли в состав Российского единого государства.

В 1483 году, пользуясь коротким затишьем на рубежах, Москва сумела, наконец, организовать карательную экспедицию на Пелым и югру, дабы ответить тамошним обитателям кровью на кровь. Московские воеводы Федор Курбский-Черный и Салтык-Травин с отрядом московских дворян, с устюжскими и пермскими ратями отправились в дальний поход за Урал. 29 июля в устье Пелыни они разгромили отряд вогульского князя Асыки, перебив толпу аборигенов и потеряв семерых своих, спустились на судах вниз по реке Тавде, без боя миновали Тюмень, где сидел хан Ибак формально с Москвой не враждовавший, и вышли к Сибири, откуда берегом Иртыша добрались до Оби, разом вымахнув на оперативный простор Югорской Земли. Дальше всё было делом техники. Наведя страху на местное население, воеводы пленили князя Молдана, нагрузились добычей и через несколько месяцев возвратились в Устюг. В 1484 году были снова побиты вогулы-манси, а в 1485 русские повторно колотили югру. После этих походов набеги язычников на северо-восточные рубежи Руси на какое-то время прекратились. Владетели югорские, включая и Асыкина сынка Юмшана, признали себя вассалами московского князя и обязались выплачивать дань пушниной.