Сказулька

                сказулька с некоторым fucking crazy вкраплением.
               

     Собрались как-то ясным летним вечером мальчики небольшие в прятушки поиграть.
А считалку нужную, чтоб выбрать «водилу»-искателя и не помнят – стоят лобики свои морщат, пыхтят от усилий мысленных.
     Тут, шварк-шварк – вышла из подъезда старушка незнакомая в брючках, кофточке махеровой с большими карманами и на голове у неё шляпка-панамка пристроена.
Оглядела внимательно обстоятельства дворовые и села на лавочку около подъезда – очки свои протирает мягкой тряпочкой, улыбается и смотрит, как мальчики мучаются.
А потом и говорит им приятным старушечьим голосом:" Оу, гутен таг! Ну что, мейне кнапс, опять забыли свою считалочку прятошную? Вот, я вам сейчас расскажу считалочку лучшую – не забудете её вовек", – и опять улыбается.
     Подбежали все мальчики к бабушке, смотрят, стараются запомнить каждое слово старушечье, а она приподнялась на цыпочки, руку левую вверх вздёрнула и говорит: "Слушайте и запоминайте –
Бах-бах – авердрах,
Тюнде – пуля,
Мунде – страх
Ай, цвай, драй –
Ай, цвай, драй –
Кого хочешь выбирай.
Вышел месяц из тумана,
Вынул ножик из кармана.
Буду резать, буду бить —
Всё равно тебе водить!
– вот такая у вас считалочка на сегодня будет".
     И все мальчики враз запомнили эту считалочку и обрадовались даже, как будто только её одну такую и ждали всю свою жизнь.
– А вот еще есть считалочка получше «ножика» – «на золотом крыльце сидели» ..., – сказала проходящая мимо девочка лет 12-и с сеткой-авоськой, в которой звякали 2 пустые бутылочки из-под молока.
– А ты иди своей дорогой, милочка. Тебя куда послали – за колбасой докторской 200 грамм купить? Вот и шагай себе, а то, не ровен час – поскользнёшься где, да и угодишь под трамвай с водителем рассеянным, – рассердилась вдруг старушка и даже выше ростом стала от своего озлобления.
Тут мальчику с белым чубчиком показалось, что из-под старушкиной шляпки-панамки выглянул какой-то липкий Ужас с красным взором, что-то вякнул сиплым голоском и исчез быстренько.
     Сказала всё это бабушка, зевнула немножко и снова присела на скамеечку носочек вязать, как ни в чём не бывало.
Сидит, понимаешь, и мурлычет себе под нос песенку заунывную про какую-то "Низапонюшку Табаку", а кто такая эта Низапонюшка и не поймёшь без объяснения.
– ...Ах, не делайте запаса из любви и доброты,
и про черный день грядущий не копите милосердья.
Пропадет ни за понюшку,
пропадет ни за понюшку ваше горькое усердье.
Лягут новые морщины,
лягут новые морщины от напрасно-о-ой суеты...
     А малыши весело стали считаться и выбрали себе "водилой" мальчика Козлова, а тот сразу уткнулся носом в забор облупленный и стал быстро-быстро считать: "Один, два, три..." и так до 100 досчитался.
Потом быстренько побежал по дворику, сделал 2 полных круга и направился прямиком к домушке страхолюдной и сразу же заскочил в железную дверку запретную с картинкой нехорошей черепно-молниевой.
Остальные ребятишки сидят в своих тайных местечках – не дышат, ждут, когда "водила" мимо проскочит, а его всё нет и нет. Долго ждали, минут 5, а может и 6...
     Подождали-подождали и вылезли из своих углов и подкустовьев и сгрудились около этой самой древней домушки.
Во дворе издавна, недалеко от сарйчиков дощатых, стояла эта старая построечка кирпичная без окон и с одной лишь дверкой железной.
А на двери – картинка пугательная с черепом и молния в него ещё воткнута зачем-то.
И завсегда на двери этой замок висел большущий неснимаемый, а тут совсем наоборот получилось – замка нет, а дверь приоткрыта чуток и там чернота непонятная темнеется.
     Постояли малыши немножко около этой двери железной с картинкой нехорошей, потоптались, поёжились и побежали дальше прятки свои продолжать весёлые.
Но не задалась у ребятишек игра вечерняя – вот как только выберут мальчика "водящего", тот побегает-побегает, а потом пропадает со двора очень странным образом, даже никто и заметить не успевает, куда делся, куда забежал...
И, в конце концов, остался во дворе только один мальчик с белым чубчиком.
     Побегал-побегал по двору – во все углы тайные заглянул, все ящики перевернул, каждый кустик камешками обстрелял – нет друзей-ребятишек нигде.
И тогда решился мальчуган чубчиковый на отчаянный шаг – пошёл к домушке решительно и дверь страшненькую слегка приоткрыл.
А в домике тьма-тьмущая и пахнет нехорошо, как будто мышка под холодильником сдохла, но всё-таки вошел малыш – дунул сквознячок, дверь сама и захлопнулась, и что-то, как молотком, по железу звякнуло-стукнуло – тут сразу же и свет в домике появился.
     Оглядел мальчуган помещение – на шнурке потолочном висит лампочка совершенно тусклая и под ней на старинном стульчике венском опять сидит старушка в панамке и вяжет сеточку-салфеточку узорчатую.
Пригляделся малыш, а это уже и не старушка вовсе, а старичок лысоватый, сидит себе скрюченный, головой поблёскивает и ножками пританцовывает, будто невидимых тараканчиков поддавливает и при этом ванильные кексы с изюмом употребляет.
В комнатке на полу люк с крышкой тяжёлой зачем-то сделали и везде то-то липкое разлито цвета буро-малинового неопределённого – то ли мёд какой, то ли варенье клубничное...
И шагнуть поэтому потихоньку не получается, сразу «чавк-чавк» на всю комнатку слышится.
     Услышал эти чавки старик, прищурился строго на мальчика и пальчиком скрюченным приманил поближе, да и говорит: "Ну что же, теперь ты у нас герой получаешься – не побоялся темноты и голого дверного черепа», – и засмеялся, как газетка смятая, и заблестел своей головой во все стороны.
Потом помолчал немного и говорит ласковым голосом: "Понимаешь, дружок, вот, какой-то негодяй снова повесил замок на дверь для входа-выхода и что же нам теперь делать? Опять, значит, к нам не сможет никто ни зайти, ни выйти по делам необходимым или с помощью какой-нибудь неотложной.
Да-а-а, вот ведь какая незадача-то...
Но есть у меня дело небольшое к тебе, можно сказать, просьба маленькая для большой Пользы общественной – дам я тебе метёлочку для подметания, а ты спустись в лючок, посвети фонариком и приберись там внизу, где надобно – пол подмети в коридорчике, стеночки протри тряпочкой, стульчики, а то неудобно как-то – придут гости какие-нибудь, а у нас полный кавардак и не прибрано, хорошо, малыш?
А я тебе за это потом дам полизать "усики" у батарейки фонариковой – они такие вкусные, кисленькие и немножко на языке щиплются, очень здорово получается. Хе-хе-хе.»
     Посмотрел малыш на нарядный фонарик и батарейку с усиками и согласился помочь старому за "полизать усики" батарейкины.
Тут Старик Танцующий обрадовался несказанно и выдал малышу красивый фонарик для служебного пользования.
И этак ловко ножкой тяжеленную крышку чугунную с люка канализационного на полу отодвинул в сторону, а в дыре лесенка вниз куда-то тянется.
Постоял малыш, посмотрел в лючок, но почему-то вовсе не испугался и согласился, недолго думая – кивнул светлым чубчиком.
     Обрадовался старичок, лысинкой засиял, а потом проверил у малыша чистоту ушей, дал ему полкексика и слегка потрепал по чубчику светлому.
А на прощание вздохнул сочувственно и снова принялся за своё вязание.
     Вот так и стал малыш Пользу нужную делать – убирать коридорчик от мусора, очищать стены от пятнышек и всяких кусочков на полу разбросанных и совсем не думал даже, что там наверху – день или ночь, и даже про маму совсем не вспоминал.
И вообще не вспоминал никого, не думал даже, а если и встречались ему на пути в коридорчике фигуры граждан непонятного назначения – отходил в сторонку и ждал, пока не пройдут люди-тени усталые, как будто после работы бредущие, а одёжка у них сплошь вся заляпана чем-то цвета неопределённого - то ли серого, то ли бурого, то ли малинового...
     Как-то раз увидел вроде бы знакомую фигурку "водилы" Козлова, хотел было сказать ему слова какие-то приветственные, но посмотрел – а тот с глазами закрытыми бредёт по коридорчику и всё считает вслух: "Раз-два, раз-два, раз-два-три…", так и исчез за поворотом коридорным как счётчик механический.
Каждый день чей-то сиплый Голос говорил откуда-то: "Давай вставай, сынок, пойдём – поработать чуток на Пользу Нужную требуется".
А кто говорит-приказывает ему и непонятно вовсе – только Голос слышится, а никого не видно.
Но всё же малыш догадывался, что это тот Ужас красноглазый вытворяет, который под бабулькиной панамкой прятался.
    Временами он слышал, как наверху старушкин и старичков голоски в треснутом состоянии напевали песенку тоскливую "Ах, зачем эта ночь так была…", но потом со временем и песенку петь перестали вовсе.
Изредка наверху звенел колокольчик, и малыш поднимался наверх к старику лысоватому, а тот хвалил его за усердную работу для Пользы нужную, трепал по светлому чубчику и всегда дарил полкексика и ещё приглашал лизнуть усики батарейкины.
     Много лет так было или мало – никто и не скажет, сколько.
Мальчик смотрел на свои руки и удивлялся, как они делались больше и больше, а потом снова становились меньше и меньше…
     А однажды мальчик запутался в своей бороде и упал прямо на скользкий пол и ушиб коленку очень сильно, даже ходить не мог, но Голос всё равно шипел откуда-то: «Вставай, пошли – Пользу делать нужно для общего, понимаешь, улучшения-с-с-с».
А когда уж совсем стало невмоготу мальчику – тогда позвенел колокольчик наверху, и старичок сказал мальчику: «Ну, всё – наконец сняли-таки замок с двери заветной и спасибо тебе, дорогой, за твою помощь беззаветную на Пользу обществу нашему исконному».
     Вздохнул сочувственно и снова принялся за своё вязание, но полкексика и лизнуть усики батарейкины уже не дал – забыл, наверное.
А мальчик на цыпочках потихоньку к выходу подошёл и дверку осторожно приоткрыл на улицу, а там уже ночь надвинулась и никого вокруг – ни собак, ни кошек, даже комарики не звенят, только какие-то малыши вдалеке в «прятушки» гоняют, взвизгивают и смеются чему-то, совсем им непонятному…
     Вот такая, понимаешь, сказулька невесёлая получилась.


Рецензии