настоящее

Дорога в вечерний час была загружена, а медленно двигавшиеся автомобили похожи на плетущееся стадо, сопящее двигателями и повизгивающее сигналами. Впереди она сливалась с дебрями застройки, и невозможно было разглядеть, кто ведет за собой это стадо и куда – на водопой или на убой. Но об этом никто и не думал, люди думали о том, как потратят оставшиеся на сегодня медяки времени собственной жизни.

Укачанный вибрацией двигателя автобуса, придавленный усталостью и ожиданием, Андрей задремал. Телефон соскользнул на колени, но старательно продолжал вить ленту подписок, накидывая один видеоролик за другим. И хотя Андрей их не видел, звук в наушниках, продолжал заползать в мозг.

Некоторые сны как твердая почва под ногами, они такие же ясные и обыденные, как день посреди недели. Другие – зыбкие, не всегда логичные и последовательные; после пробуждения такие сны исчезают не сразу, а расставаться с ними жаль. В сновидении Андрея были простор, легкость и свежесть чувств, его любовь к жизни, к своему существованию. И времени не было, невозможно было никуда опоздать и не нужно было что-то успеть сделать. Были во сне визуальные образы – что-то пышное и воздушное, бескрайнее и извилисто-бесконечное, что-то в ярких синих и зеленых тонах. Сон был недолог, и после пробуждения в неудобном положении тела мышцы тяжелели слабостью, усталостью, мысли сбегали из света сознания куда-то в тень, взгляд поддевался на крючок светящегося экрана телефона. Хотелось вернуться в прежний сон.

Автобус наконец добрался до остановки, на которой Андрей вышел. Ноги шагали привычными ежевечерними дорожками, внимание как сумеречный свет – выхватывало из окружающего мира только дорогу под ногами, оставив остальное сокрытым. Стемнело, тени от кустов и деревьев норовили сползти с газона и потеснить свет фонарей, слабо освещавших дорожки сквера. Пройдя тенистый сквер, Андрей ступил в сползшую с глухой стены дома вязкую тень. В захватившей пустырь тени схватилась льдом тишина. Боясь ее потревожить Андрей инстинктивно старался ступать мягче, бесшумнее. С мрачной жадность поджидали его арки во дворы домов. Но светящие в колодец двора окна поглядывали тепло и доброжелательно. Их свет рассеивал мрак, и в следующем пещерно-гулком переходе между дворами тени сами беззащитно прижались к стенам. А за ним виднелся дом Андрея. Светильник над входом в подъезд, в стеклах окон квартиры сверкало отражение городского света.
Поздним вечером Андрею позвонила мать. Разговор почти сразу перешел в ежедневное русло.

— …когда все-таки надумываешь переезжать к нам?

— Вы с отцом, конечно, уверены, что я не справлюсь. Возможно, что это и так, но у меня еще есть возможность и время погасить кредитный долг.

— Да, может быть, сейчас еще время и есть. Так и не нужно его терять попусту. Переедешь к нам, квартиру сдашь в аренду. Рассчитаешься с долгами. Так все делают, не пойму тебя, что ты упираешься — переезжай и живи себе. Сам себя в долги загоняешь. — В общем-то она считала проблему выплаты ипотечного кредита почти решенной. Этот небольшой нюанс — согласие сына на переезд — вопрос времени, нужно только слегка поднажать. И делать это почаще. — Но я тебе не из-за этого звоню. Завтра прилетает моя знакомая, подруга детства можно сказать, какие-то тут дела у нее. Так ты съезди завтра в аэропорт, встреть их — она с дочерью будет — и помоги с вещами и до гостиницы добраться. Устроятся, приедешь вместе с ними к нам. Заодно и сам хоть поешь по-человечески, а то знаю я, как ты живешь и чем питаешься.

Прихватив с собой сны, похожие на кинофильмы, пролетела ночь, не оставив Андрею даже воспоминаний о том, что в этих снах происходило. Он проснулся с ощущение оторванности от чего-то настоящего, интересного. С пробуждением, он почувствовал свое тело, мышцы которого пропитались усталостью. Трудился Андрей на заводе слесарем, занимался ремонтом оборудования. Жалобы на финансирование, чувство несправедливости и обделенности, нежелание работать на этом предприятии случались в разговорах в коллективе ежедневно. И Андрей их поддерживал, вносил свои пять копеек, но — осознавал он это или нет — Андрей поучал от процесса работы удовольствие. Вскрывая корпуса, вынимая валы и шестерни, чистя и смазывая их или заменяя на новые, он уходил в свою работу. Работа захватывала, освобождала от тревог; с работой возникали чувства радости труда и жизни в теле. Как это часто случается, приходилось выполнять самые различные обязанности. Накануне выходного дня Андрею выпала работа на складе. Многочасовая разгрузка утомляла не только тяжестью переносимого груза, но и тем, что то и дело приходилось стоять с коробкой в руках, пока кладовщик искал наименование в кипе бумаг или не мог определиться с местом, где это расположить. После разгрузки еще долго Андрей переносил, передвигал, переставлял коробочки, ящики, контейнеры со стеллажа на стеллаж, с угла в угол. Следствием этого наряд-задания и была утренняя лень Андрея, желание дивана и интернета, а не долгой дороги в аэропорт.

Зал аэропорта был полон людей, суетности и напряженного внимания. Толпились люди у рамки металлоискателя на входе, тянулись очереди к стойкам регистрации. Прошедшие регистрацию рассеянной по залу толпой спешили в очередь предполетного досмотра. Люди нагоняли, обходили идущих навстречу, в сомнении останавливались на полпути, заглядывая в билеты или разговаривая по телефону.

Андрей прошел к торговым зонам. Он ждал у павильона с прессой и вокзальной литературой под механическими часами, показывающими неверное время.

Поглядывая на людей в зале, он думал о том, что в таких местах человек время от времени расстается со своей индивидуальность, более чувствуя себя частью единого - тесного, гулкого и бесформенного. В эти мгновения поле сознания сужается до размера нескольких простых правил действия в этой системе. И весь человек в такие минуты жизни становиться лишь исполнителем правил и ничем более.

Перед посадкой самолета, который ожидал Андрей, толпа в зале вдруг схлынула. Зал стал просторным, на мгновения притих, и Андрею показалось, что он на рубеже, за которым ожидают какие-то перемены. Такие, которые ожидают нас в грядущем дне, в «завтра». Ведь какой бы однообразной ни была жизнь человека, он всегда смотрит в завтра с предчувствием чего-то нового, с ожиданием. Это ощущение захватило Андрея, и он довольно долго чувствовал в груди его сладость, до тех пор, пока ни увидел в толпе прибывших пассажиров маминых знакомых. Андрей уже знал, что в городе они были не впервые, полученный в зоне выдачи багажа чемодан был небольшим, так что в общем-то необходимости в Андрее не было. Его присутствие было лишь жестом вежливости.

Гости оказались общительными, доброжелательными людьми. Они приехали из небольшого поселка, в котором родилась мать Андрея. По пути к гостинице с забронированными номерами разговор складывался непринужденно, без неловких пауз в поисках слов, как это может случиться между незнакомыми людьми, оказавшимися невольно вместе. Татьяна Николаевна была грузной, но подвижной женщиной около пятидесяти, разговорчивая и улыбчивая. В словах часто появлялась ирония, которая, казалось, готова соскользнуть в сарказм. Оля была на вид чуть младше Андрея. Стройная и симпатичная, она прежде всего обращала на себя внимание бойкостью, жизнерадостностью. Когда Оля говорила, создавалось впечатление, что она сводила все, о чем говорила, к шутке. И этим шуткам она заразительно смеялась, так что Андрей, и не приметив юмора в ее словах, не мог не улыбнуться с ней за компанию.
Из гостиницы поехали к родителям Андрея. После небольшого застолья и тоста за встречу перешли в гостиную, где женщины вспоминали детство и родной поселок. Андрей нашел заделье поинтереснее, вызвался починить протекавший смеситель в ванной. Вскоре и Оля сбежала с вечера воспоминаний. Она расспрашивала Андрея о разных местах в городе, рассказывала, где уже бывала и куда бы ей хотелось сходить.

На следующий день молодые люди встретились. Днем они гуляли по городу: бродили среди бесконечных павильонов в торговых центрах, по набережной, заходили передохнуть в кафе. Всю дорогу разговаривали: о безделице или о каких-то волнующих событиях из прошлого, о каждодневных делах-заботах и о досужих увлечениях. Когда разговор сходил, в молчании не возникало натянутости и стремления его заполнить. Потом Оля легко заплетала новый узелок разговора, и он вился дальше все так же непринужденно.

Вечером решили заглянуть в небольшой ресторанчик. Это было одно из тех мест, гордо именуемых ресторанами, где с вечерним часом из сидящей за столиком компании дамочек за сорок появляются в зале первые танцующие. Искусственное счастье здесь наполняет кровь и изливается смехом и громкими голосами. Воздух вибрирует и сверкает музыкальными ритмами, наэлектризовывающими отдыхающих. С каждой минутой в духоте сумрачной коробки растет градус механического счастья. Но жажда его, счастья, неутолимо усиливается.

Утомленные прогулкой, Андрей и Оля с наслаждением расположились на мягких диванчиках у столика, прогоняя усталость вкусными коктейлями и горячими закусками. К полуночи басы заколачивали во всю, и не присоединиться к общему движению было невозможно. Оля танцевала великолепно. Тело ее отдалось в объятия музыки, и в награду за это земное притяжение словно ослабило свою хватку. Молодость, гибкость и увлеченность танцем завладели хмельными взглядами.

Через несколько дней Оля вместе с матерью уехала домой. Но жизнь Андрея не стала прежней. И дело не только в том, что общение с Ольгой не прекратилось, и утро начиналось с приветствия, а вечер заканчивался пожеланием спокойной ночи. Еще в те три дня, что она была рядом, что-то в я Андрея потеснилось и, исчезая, уступило место образу Оли, мыслям и чувствам, связанными с ней. С какого-то момента она стала частью Андрея, обосновалась в его сердце, там, где существуют и создают нас такими, какие мы есть — непохожими, особенными — воспоминания прошлого, чувство родственности близким.

Все та же тяжесть утра, тот же путь на работу и вечер у монитора, но, несмотря на то, что одиночество никогда не терзало его, теперь у Андрея появилось чувство, что он не один, не сам по себе в этом мире.

Закончив вечернюю переписку с Олей, Андрей выключил компьютер, погасил монитор и подошел к окну. За окном, подоткнувшись по углам черными тенями, притих пустой двор. Привычный, неизменный год от года вид из окна. Андрей смотрел на дом напротив, на освещенный асфальт перед подъездом с убежденностью, что смотрел на этот пейзаж последние дни. Нельзя сказать, что он испытывал привязанность к этой квартире, но на сердце было тревожно и печально, как перед расставание с человеком, с которым ты рядом не один год. В этом не было ни драмы, ни трагедии, только грусть от того, что этот хороший, несмотря ни на какие тени трудностей, период заканчивался. На душе было душно, Андрей торопливо открыл окно, будто уличный воздух мог проветрить и душу. В комнату пролились звуки города: отдаленный шум двигателей и резких автомобильных сигналов, какие-то неясные хлопки и далекий грохот трамвая. И стало действительно свежее, но долго еще Андрей стоял у открытого окна, слушая несмолкающий город.

Двухчасовой дорогой из областного центра, где Ольга встречала Андрея, они приехали в поселок с рассветом. Поселок встретил непогодой. Тучное небо и дождь омрачили настроение. Когда вышли из машины, дождь сеялся мелкий и редкий. Но он скоро прекратился. Ольга и Андрей успели слегка промокнуть, но утро было теплым. Прошедший дождь напитал воздух влажностью и свежестью. Чувствовался запах леса. Дома из силикатного кирпича в несколько этажей выглядели мрачно, серо. Черной лентой тянулась асфальтовая дорога. Но на фоне этой серости контрастнее зеленела трава по обочинам и были ярче первые краски осени в лесу на горах, окружавших поселок.

На окраине поселка, возвышаясь над ним, упирался в землю высокими металлическими опорами галерей завод. Растянувшись по склону, он вгрызался в гору корпусами цехов. Опоясывающим шрамом тянулась от завода по горам железная дорога.
Красота и уродство, верный выбор пути и ошибка. Всегда рядом, так что с первого взгляда не отличить, остается только сомневаться и надеяться.

Сомнения, пришедшие с первой встречей нового места, ушли скоро. Жизнь Андрея стала простой и легкой. Каждый день сводился к простой формуле – делай то, что должно. Первые дни он посвящал обновлению документов на новом месте жительства и трудоустройству на завод. Потихоньку притирался в семейной жизни. Андрей с удовольствием уходил в хозяйственные заботы частного дома – присматривался, приноравливал под себя, подлаживал подветшавшее без мужских рук. Почти без его участия разрешился долговой вопрос с квартирой. Получив ее в свое управление, мать Андрея делала все, что считала нужным и верным.

Удивила его далекая суровая Сибирь. Осень оказалась мягкой: теплой и солнечной…
Утром воздух был свеж и влажен, прохладен и вкусен. К полудню он начинал прогреваться, солнце ласкало склоны нежным теплом.

Вечером дом млел в вечернем солнечном свете. Стекла в деревянных рамах светились раскаленным солнцем. Андрей спустился от дома по участку, большая часть которого чернела землей, освобожденной от урожая. За возделанной землей, на поляне, которая еще зеленела травой, врытыми в землю чурбачками стояла скамейка. Склон продолжал спуск и внизу в густой тени упирался в крутую гору, к которой клонилось солнце.

Андрей сел на скамейку с усталостью путника на закате. Звуки мира становились глуше, глуше и стерлись вовсе. Истома усталости перелилась из мышц в мысли. Их поток густел и тяжелел, оставляя место лишь созерцанию движения солнца к горизонту и подъема тени по склону.

Вечерний воздух остывал. Край солнца ушел за перевал, а распадок все выше наполнялся тенью. Мысли остыли, затвердели и исчезли, точно рассыпавшиеся в пыль или унесенные потоком. Растворяя его в себе, тень из распадка накрыла Андрея с головой. В наступившем молчании словно не стало и самого Андрея.