Архив любви первая глава

Эпистолярный роман «Архив любви» представляет собой архив реальных писем главных героев Клима Зайцева и его возлюбленной Раи, которые являются родителями автора. Содержание писем автор оставил без изменений. Авторство стихов в письмах принадлежит Климу Зайцеву.
Письма были написаны в 50-е годы 20 века. Они содержат молодежный сленг, названия населенных пунктов и другие атрибуты той эпохи. В то время письма писали на бумаге, отправляли в конвертах по почте и месяцами ждали почтальона, который приносил долгожданные письма. В письмах выражены душевные переживания главного героя и его возлюбленной, отражена внутренняя эволюция их переживаний за период прохождения главным героем срочной службы в Военно-морском флоте СССР.
Роман пронизан любовью и теплотой чувств, вызывающими после прочтения эмоционально-радостное послевкусие.

Глава первая.
Безответные письма.

Настроение бодрое и веселое: иду ко дну.
Здравствуй, Рая!
Вчера был первый день моих странствий. Из военкомата мы отправились на Ленинградский вокзал, оттуда доехали до Химок, где остановились в военкомате. Здесь нас собралось около 1000 человек. Всех нас разбили повзводно, после чего сводили в баню и в столовую.  Потом нас привели в клуб, где мы расположились на сиденьях и сидим уже второй день.
За вчерашний день произошло много событий.  Оправдывается пословица: «Голь на выдумки хитра». Отдыхать примостились кто, где и кое-как. Удивительно, почему нас так долго не везут дальше.   Хотя говорят, что после обеда сегодня мы поедем в Калинин, а оттуда в Ленинград.  Так слышно.  А впрочем, поживём - увидим. Вот и все мои первые впечатления! Сейчас из клуба никого не выпускают, и мы находимся под охраной сопровождающих нас матросов.
Сейчас я чувствую себя немного неудобно.  Всё-таки получилось плоховато вечером одиннадцатого, когда мы сели второй раз за стол.  Я даже не помню, когда ты пошла домой.  Наверное, очень поздно. Утешаюсь мыслью, что ты поймешь моё положение и не буду вспоминать больше об этом. Тебя тоже прошу.
Сегодня уже все встали и, что называется, не знаем, что делать. Вот и всё, что я хотел написать тебе, Рая. Да, ещё.  Мы с тобой хотели обменяться фотокарточками, поэтому я тебе сейчас вышлю одну свою карточку, а когда приедем в часть, буду ждать этого и от тебя. На этом кончаю писать. До свидания. Твой Клим.
P. S.  Как поживают твои подруги?  Передай им от меня приветики и пожелания хорошо жить и учиться. Это же я не успел тебе пожелать и делаю теперь. Еще раз до свидания. Поблагодари от меня свою мамашу и попроси её извинить меня за твой поздний приход домой.

                Привет от салаги! Так нас приветствуют моряки по приезду в экипаж.
Здравствуй, Рая!
Вот мы и прибыли в Ленинград.  В Химках тринадцатого сентября в 8:58 нас посадили в эшелон и повезли…  Наутро мы были в знакомом тебе месте - Ховрино. Здесь к нам присоединились ребята из Калуги.
В 6.30 четырнадцатого мы выехали на Октябрьскую железную дорогу и доехали до Клина. Клин - небольшой городишко, раза в два больше Расторгуева , правда, там есть литейный завод.  В Клину мы простояли минут 20 - 30, и за это время двое наших ребят успели отстать. Следующая наша остановка была в Калинине , где мы простояли с девяти утра и до часа дня. Здесь опять к нам добавили ребят из нескольких областей. Короче говоря, получился состав вагонов 60 - 70, и после подключения двух паровозов мы тронулись дальше. Здесь же, в Калинине, нас догнали на пассажирском поезде наши отставшие ребята, чему был больше всех рад сопровождающий нас старшина.
После этого были уже минутные остановки, за исключением Бологое. Там менялись паровозы, а нам дали отдохнуть и накормили. Далее поезд больше не останавливался, и утром 15 сентября наш товарный «телятник»  прибыл в Ленинград.
Не знаю точно, но мне кажется, что Ленинград  не меньше Москвы, а может, и больше. Достаточно сказать, что проспект имени Сталина  имеет длину около 60 км. К тому же мы полтора – два часа шли до экипажа , так называется казарма, куда согнали всю смену Балтфлота и где собралось народу тысяч десять - пятнадцать.
Сейчас мы прозябаем, хотя не в самом центре, но и не на окраине. Ожидаем комиссию, но вряд ли так много народа сможет её нормально пройти. Что же меня ожидает? Комиссия проверяет всех и решает сразу же, в каких частях будешь служить, подводных или надводных.
После комиссии зачисляют в учебный отряд  и сажают в карантин на два, три месяца до принятия присяги. Сейчас нас уже не выпускают, а в карантине, наверное, еще не то будет. Сколько мы просидим здесь, пока не знаю и не интересно. Всё равно этим не укоротить срок службы.
Вот, Рая, пожалуй, и всё, что я хотел рассказать тебе о первых шагах своей армейской службы. Ты, конечно, понимаешь, Рая, что все эти дни у меня была уйма свободного времени. Скажу лишь только, что фотокарточка, полученная мною от Виктора, очень мне помогала.  Я, как только вспоминал тебя, Рая, доставал её и смотрел на тебя. Это в какой-то мере приближало тебя и создавало сладко-грустное настроение. Еще хочу сказать, что вспоминать тебя я почти не забывал. Да мало ли какие мысли приходили в голову, если их все писать, то мне хватит такого занятия до вечера.
Ладно, довольно, а то и тебе такие излияния уже порядочно надоели. Больше не буду. Осталось только написать, что писать я тебе, Рая, буду довольно часто, два-три раза в неделю, не дожидаясь ответных писем, за что ты не будешь ругаться, во всяком случае, я так хочу. Очень хотел бы и от тебя получать часто письма. Пиши обо всём, о каждых мелочах, о всех происходящих с тобой событиях, потому что, кроме этого, для меня нет ничего интереснее. Так что очень прошу, Рая, пиши. Сейчас пока не отвечай по адресу на конверте, так как я не знаю, успеет ли прийти письмо от тебя, а нас с минуты на минуту могут перевести отсюда. Да и точен ли адрес – сомневаюсь.
Вот больше писать нечего. Опять привет своим подругам Галине и другим нашим общим знакомым, если есть такие. Привет родителям. Пока всё. До свидания, Рая. Остаюсь твоим, Клим.

Здравствуй, Рая!
Хочу описать события после последнего письма. Комиссию мы начали проходить. Для начала зарегистрировались, то есть заполнили каждый сам свою карточку. На следующий день утром был рентген, делали снимки. За рентгеном шла эпидемиологическая и глазная. Вот видишь, я вынужден прервать письмо, вызывают на производственно-техническую комиссию (т.н. ПТК). Допишу после.
На эпидемиологической комиссии велели говорить, что совершенно здоров, иначе нас затаскают по анализам, и мы под таким страхом, желая скорее покончить с комиссиями, все как один признавались здоровыми. Глаза тоже у меня оказались хорошими. Затем был перерыв, а после обеда проходили полит комиссию. Если бы ты видела, Рая, что это за комиссия, ты бы посмеялась от души. С нами беседовали как с Ванями-лопухами, которые ничего не видели, кроме своей деревни. Примерные типы вопросов: «Кем работает Булганин , Молотов ?» или «С какого года член ВЛКСМ ?»  И всё время в течение перерыва читают лекции о международном положении, призывают к бдительности, короче говоря, накачивают.
В 2.30 меня вызвали на медицинскую комиссию, на которой измерили кровяное давление, рост стоя и сидя, вес, силу рук (правая - 44 кг, левая - 42 кг, обе - 150 кг). В другом кабинете мне проверяли сердце, потом зубы, уши, горло, нос и др. Между прочим, нас крутили на стуле довольно сильно, так что после окончания у многих падала голова и те становились солдатами. Что стоило упасть моей голове, она и так была закружена… Я все-таки закружился до нормы. В конце концов я оказался кругом годным товарищем и предстал перед председателем медицинской комиссии, который еще после двух-трех манипуляций сделал заключение «годен» и отправил обратно в роту.
В роте вот как раз я только сел за письмо, как вызвали на ПТК. Это тоже сплошной смех, Рая. Посадили за парты и дали диктант для четырехклассного образования и буквально для детей примеры по математике, ну вроде этого: 479+131. Сплошной смех! И уже последний шаг свой я сделал к председателю ПТК, который спрашивает: «Спортсмен-разрядник?» Да. «Какой спорт?» - «Волейбол». «Образование?» - «Среднетехническое». «Специальность?» - «Приборы и автоматика». «Пойдете гидроакустиком  служить?» - «С чем это едят?» «Там как раз и приборы, и всё создано специально для вас, молодой человек». И я, развесив уши, согласился. На этом все мои скитания по комиссиям окончились.
Осталась одна специальная комиссия для гидроакустиков. Она будет завтра. Вот и всё, что я могу тебе написать, а это так мало, правда? К тому же я совсем не знаю, как ты принимаешь мои письма, и чувствую до сих пор себя неловко. Я так хотел поговорить с тобой о многом, и ничего не вышло. Ну ладно. Ты, Рая, напишешь мне обо всём, правда ведь? Только обязательно и прямо правду. Мне пока не пиши, так как нас переводят. На этом до свидания. Твой Клим.
P. S. Спешу порадовать: вздумал поговорить по душам с одним старшиной и… заработал наряд подмести полы в кубрике. Ну всё. Получила ли ты первые мои два письма? Привет всем.

                19.09.55 г.
Вчера не успел отправить письмо, а сегодня решил дописать еще о прохождении спецкомиссии. Как пришли, меня сразу же погрузили в гидроакустическую  камеру, дали трубочку и предложили искать среди общего шума тонкие попискивания. После прохождения десяти таких манипуляций оказалось, что и тут я без брака.
После камеры мы проходили еще раз уши, горло, нос, а после них - невропатологический кабинет. Предлагаю тебе решить несколько задач, которыми пользовался невропатолог для отвлечения внимания: 1. На березе растет двадцать яблок. Десять упало. Сколько осталось? 2. Ты прошел двадцать километров. Сколько прошла одна твоя нога? 3. Двое сидят спиной друг к другу. Как они видят друг друга? И другие задачи в таком духе.
И вот теперь я, после прохождения всех этих комиссий, признан совершенно здоровым и буду около года обучаться на военных кораблях своей новой специальности. Сказали, что она очень близка к автоматике и телемеханике, но не знаю, насколько правильно говорил лейтенант?
Сейчас я сижу в ожидании обеда и совсем ничего не делаю. Наверное, я сошел бы с ума, если не было бы шахмат, а здесь-то я уж как сяду, так играю, пока сам не вылезу или не проиграю от переутомления. Всё, Рая. Клим.
P.S. Вчера было воскресенье, и я, засыпая, подумал о тебе. Интересно, была ты у нас? Вообще, Рая, не стесняйся, ходи, так как у моей мамаши ты можешь взять любую книгу. А у нас собраны собрания сочинений, которые не всегда найдешь в другой библиотеке, смущаться надо только поменьше. Еще раз до свидания, Клим.

 23.09.55 г.                Ленинград.
Здравствуй, Рая!
Сегодня накопилось много новостей. Во-первых, вчера, 22 сентября, я был назначен дневальным по роте. Обычно смена дневальства происходит в 18:00 после приёма дежурства офицерами, и дневалят три человека по четыре часа, чередуясь в течение суток.
Мне выпало «счастье»: дневалить с двух и до шести ночи, а в шесть подъём. Сначала я немного бодрствовал, а после того, как мой дежурный старшина попросил: «Слушай, разбуди меня минут за двадцать до подъёма» и ушёл спать. И вот я остался один у дверей, наслаждаясь скрипом кроватей и предвкушая удовольствие сна. Кое-как я простоял час, в начале второго я уже не мог и стоять, потому что сильно устали ноги и ужасно хотелось спать.
Сесть же на стул я, хотя и мог, но боялся, что усну. Потом придумал выход: спать с закрытыми глазами, прохаживаясь по комнате и просыпаясь через каждые семь-десять шагов. Сейчас, когда это всё произошло, я скажу, что дневалить, стоять одному в ротной комнате ночью при слабом свете не хуже другой пытки. Наконец, и шесть часов.
Да, без двадцати минут шесть, когда я уже собрался будить старшину, чуть не упал спящим сам, и в этот же момент вышел командир роты, так что мой рапорт получился скомканным.  Он начал обходить спящих, а я в это время незаметно будил старшину. Всё это прошло гладко.
До обеда мне спать не пришлось. У нас очень строгий распорядок: подъём в 6:00, одеваться в течение одной минуты, кто не успел – получай наряд на камбуз. Затем зарядка, умывание и уборка постелей.
Завтрак, после завтрака приборка в помещении, на которой заняты все люди роты, старшины не скупятся на понукания и указания, так что работать приходится вдоволь, и мне опять не удалось отдохнуть. После обеда, когда все спали в мёртвый час, мне опять приходилось вставать на смену, и я опять с двух до шести вечера стоял у дверей, кричал «смирно» при входе офицеров. Но теперь уже прохаживаться около дверей было запрещено, а простоять четыре часа на одном месте не так уж легко, как по-твоему, а, Рая?
 Но и после смены в шесть часов опять ужин, а после ужина опять вечерняя приборка. Вот мы и драим то и дело уже много раз начищенное до блеска. На строевые занятия нас пока не водили. Но, я вижу, как во дворе занимаются шагистикой с нашим братом те же старшины и матросы.
Кстати, наш двор находится внутри одного здания, и с улицы ничего, кроме стены и здания, не увидеть. Так же и мы видим улицу. Заниматься начнём после того, как к нам прибудет всё пополнение полностью, что будет через неделю.
Говорят, что через месяц мы будем принимать присягу, а учиться будем ускоренными темпами. Но это говорят «салаги», и я им верю наполовину. Наша ротная комната с обеих сторон уставлена кроватями в два яруса, я сплю внизу. Все койки, обмундирование, вплоть до бескозырок, заправляются по-уставному, а за несоблюдение формы старшина выстраивает всех и читает мораль минут пятнадцать.
Во время еды не разговоров, не вставаний раньше времени. Двое ребят уже погорели на этом. Короче говоря, здесь умеют держать человека в ежовых рукавицах. Скорей бы, что ли занятия, а то такая жизнь уже порядком надоела.
Во дворе есть площадка, на ней играют в волейбол. В клубе почти каждый день кино. Но, все эти удовольствия для нас закрыты, так, что мы, кроме четырех стен ротной комнаты, ничего не видим. Есть, правда, газеты, но, в них, кроме политики, мало интересного. Ничего не поделаешь – находимся в карантине. Вот всё о себе.
Да ещё когда одного ленинградца вели сюда в часть, он убежал домой, а теперь его направили в стройбат. Я ему завидую, всё меньше служить, а служба везде нелегкая. Но я вроде писал тебе об этом. Рая, пиши о себе, как ты живёшь, чем занимаешься, что нового в Москве и куда вы ходите вообще всё о себе. Это будет для меня очень дорого, так как я не вижу и не знаю ничего о тебе уже слишком и даже слишком долго, ты даже себе не представляешь. До свидания, Рая! Привет всем! Твой Клим.




28.09.55 г.                Ленинград.
Здравствуй, Рая!
Прошло уже три-четыре дня, как я тебе не писал, но всё это только из-за того, что я думал получить ответ. Сейчас каждый день утром и вечером приносят почту. Я каждый раз подбегаю к раздающему и каждый раз возвращаюсь с пустыми руками. Неужели ты до сих пор не получала моих писем? Не может быть, так как мать пишет, что получила письмо 23-го числа, а отправлял я вам одновременно, как переехал на окончательное место. Может, тебе некогда? Тоже вряд ли, так как тогда двух слов «напишу после» было бы вполне достаточно, а для этого много времени тоже не надо.
 Остаётся подумать страшное, ты просто не хочешь писать. Почему, я, хотя и не знаю (может быть, я и сам виноват), но тогда можно написать ясно и коротко, без всяких обиняков, прямо: «Клим, я не хочу знать ничего о тебе». Причину, если хочется, можешь не указывать, всё равно, и я, правда, не обещаю, так как за себя не ручаюсь, но перестану тревожить тебя своими докучательными письмами. Так что прямо: да (тогда напиши) или нет (тоже напиши несколько слов). Вот так.
А сейчас в голове у меня тысячи всяких предположений и вообще неизвестно что. Если ты ещё интересуешься моей жизнью, то читай дальше, в противном случае разорви.
 Живу нормально. Смотрел два кино в субботу и в воскресенье, но обе картины старые: «Макловия » и «Песни гор ». Целыми днями, кроме как, шесть – восемь раз делаем приборку, отмечаем каждый своё обмундирование, чтобы не растерять. Теперь будем делать приборку два раза в день, так как, начиная с сегодняшнего дня, после чая (завтрак) и после обеда до шести часов занимаемся строевыми занятиями. Сегодня маршировали, как бараны, но утешаемся, что шагаем первый день. Присягу будем принимать нескоро, а после окончательного нашего набора. Новые приходят каждый день, а всего будет человек сто, начнём обучаться специальности. Вот и всё. Здравствуй или прощай, но напиши обязательно, жду.
P. S. Когда я видел тебя в последний раз в поезде, у меня не было и малейшего сомнения, что мы не будем переписываться. По крайней мере, ничего подобного я у тебя в лице не заметил или же я совершенно ослеп. Всё, не прощаюсь. Твой Клим.


Здравствуй, Рая! 
Как я сегодня обрадовался, когда услышал свою фамилию при раздаче писем, я ведь уже перестал ждать. Думал, что чем-то заслужил это на проводах. Ошибался. Откровенно говоря, своим письмом ты меня совсем не удивила. Эта страшная мысль засела ко мне в голову 8 ноября 1954 года. И с тех пор во мне боролись два чувства: голова подсказывала бросить навсегда такие «грешные мысли», прекратить свои страдания, а … делал я всё равно наоборот, так как ничего не мог поделать с собой.
И это началось с первого же раза, как я тебя увидел. Ещё тогда, на танцах, по поведению Иванова, С. Лисянского и Баранова и вашему я понял, что мешаюсь. Но тогда же, после здравого рассуждения и хорошенько поразмыслив после разговора с одним товарищем, я решил продолжать «преследовать» тебя, если можно так сказать.
Однажды, 8 ноября 1954 года, я видел тебя с Галиной и Николаем, так, кажется, зовут того молодого человека, с которым ты сейчас переписываешься.  Его я знал неважно, всего по электричке, на которой иногда ездили на занятия. В тот вечер я сильно ему завидовал, никак не мог найти себе места, а когда в тот день вы всё-таки пришли на танцы, закралась пока ещё смутная догадка.
После праздников у меня весь день проходил на работе, а вечером, если не засыпал от усталости, то подготавливался в институт. Ты не веришь, а это было действительно так, и так продолжалось до февраля.
Потом я видел тебя на вечере встречи в 6-й школе. Там действительно ты всячески избегала меня, но я принимал это (какой я наивный глупец!) за свойственное каждой девушке не выказывание своих мнений. В день выборов я ещё раз «имел счастье» видеть тебя, и тут же я узнал о твоём дне рождения. С тех пор я и подавно ни о чём не думал, кроме этого.
Незадолго до 29-го числа я стал подумывать о подарке, и так как я тебя, вернее твои вкусы, знал плохо, то остановился на цветах. А уж чтобы достать хороших цветов, мне пришлось постараться. Через некоторое время после этого ты пришла в клуб. В тот день я чувствовал себя на вершине «счастья», всё как будто шло нормально, и у меня появилась надежда, которая быстро рассеялась, как призрак. Этому содействовала и встреча с одним парнем, на год раньше окончившим ваш техникум. От него я узнал многое о тебе и твоём характере.
 Я ещё не раз пытался завязать с тобой дружеские отношения, но всегда всё шло нормально при встречах, к слову сказать, редких, а как только разговор заходил о дальнейшем, я получал отказ. И вот это-то меня и удивляло больше всего, ставило в тупик, хотя я и знал о «другом» из техникума. Ведь лучше же было, Рая, тогда сказать о своих с ним отношениях, и я бы постарался переломить себя хоть бы потому, что об этом просила ты. К тому же зачем было нужно соглашаться поехать гулять на выставку и так далее и тому подобное. 
И 26 августа лучше же было совсем не ехать, чем потом отказываться от новой встречи. Ведь делала же ты так раньше. Значит, это была игра на моём самолюбии, так или нет? Я именно такое чувство и унёс домой в тот день. Последующие дни я уже мучился сам из-за обилия мыслей на эту тему.
Этой же причиной был вызван и грубый разговор с тобой 3 августа. К тому времени я уже слишком много пережил, чтобы сдержаться и не сказать так, да и пьяное состояние сильно давало о себе знать. Рая, я ещё раз говорю, что сказал из-за сильного желания провести с тобой свои последние дни и не хотел слышать никаких отказов. Это были последние желания моей угасающей надежды увидеть тебя когда-нибудь вообще, желания всего моего существа, последние мысли о тебе, охватившие меня всецело.
Я знал, что ты вряд ли согласишься проводить меня сразу, а упрашивать тебя опять мне не хотелось. Если бы не брат Владимир, вряд ли мои проводы и состоялись (для меня), хотя и было всё подготовлено, это было сделано и с желанием (я надеялся, ха-ха!), и с нежеланием. Обо всём здесь написанном я и хотел с тобой поговорить, но, как видишь, ничего не получилось.
Может, ты думаешь, что это было минутное увлечение, которое скоро пройдет, руководствуясь принципом: «Время – лучший исправитель человека». Тем паче, что я не буду видеть тебя и в твоих силах сделать так, даже не получать писем от тебя. Ну что же, думай, как хочешь, а для меня ты была первой девушкой, которая мне понравилась сразу же и которую я полюбил сильно, всем сердцем, без которой я не мог прожить и одного дня в течение года. И я жил одними мыслями, мечтами о тебе, о встречах с тобой,  и уж как я был рад в те счастливые дни, когда они состоялись.
Как видишь, Рая, это не минутное увлечение и оно не скоро пройдёт, даже если ты не будешь переписываться со мной. Если человек сумел прожить тринадцать месяцев тобой, почти без встреч, то почему он не проживёт ещё год, если у меня в голове нет ничего и никого, кроме тебя. Вот так, Рая, я не собираюсь забывать тебя, тем более такие вещи так легко и быстро не забываются.
Теперь, Рая, можешь поступать со мной как хочешь, это твоё право, я весь перед тобой. Можешь посмеяться надо мной, над моими «красивыми фразами», над моей «слезливостью». На всё это скажу лишь, что я пишу то, что чувствую, а не думаю. Так как, если бы я поступал, думая, а не чувствуя, то ничего бы не получилось, и сейчас я себя чувствовал бы прекрасно, а теперь писать вот так при моём положении очень трудно и тяжело.
Относительно твоего письма напишу несколько слов, уточняющих смысл написанного тобой. Во-первых, ты не сказала мне сразу прямо о себе, потому что всякой девушке приятно, когда к ней стремятся, ей даже хочется этого, и она ни за что на свете не откажется и не откроет свои взгляды, не скажет своё мнение на этот счёт. По этой же причине ты не могла сказать мне, чтобы я отвязался, а не потому, что тебе было жалко меня или тяжело говорить. Кстати сказать, мне и не надо было никакой жалости от тебя и тем более поступков из-за неё, я не хотел, чтобы ты мне делала удовольствие через силу.
Я действительно видел всё это твоё отношение ко мне и не мог бросить навязываться. Это не слабоволие! Так что я и сам виноват не меньше. Мне совсем не хотелось, чтобы ты приказывала своему сердцу или делала мне одолжение. Однако мне казалось, что я найду себе уголок в твоей голове, и сейчас мне очень больно, что я не сумел найти этого уголка. Если ты встречалась со мной, делая мне одолжение, тогда я действительно имел жалкий вид.  Но я всё-таки, хотя и упрашивал тебя подолгу и помногу, но при этом не унижался слишком и не терял достоинства.
В заключение хочу сказать, что это моё последнее письмо к тебе в таком духе и что больше ничего подобного ты от меня не услышишь. Ты хоть и написала в шутку о «броуновском движении», я тебя понял, но у меня хватит и умения совладать с собой, да и воля тоже найдётся.
 Ну, хватит, а то такая «песня» тебе порядком наскучила, да и ты уже, наверное, утомилась читать. А всё равно, Рая, я хочу с тобой переписываться просто по-товарищески. И ты будешь отвечать мне, ведь тебе же это нетрудно, уделить 15 - 20 минут, чтобы ответить. Ведь можно же писать в таком духе:               
«Здравствуй, Рая!»
Живу нормально. Ты, наверно, не знала о предстоящем посещении Ленинграда английскими кораблями. Так вот, нас сейчас усиленно подготавливают к этому. Целыми днями нас гоняют на строевые занятия, и мы стараемся вовсю, хотя и ходим до сих пор как бараны.
В одной роте новобранцы скоро принимают присягу, дабы заменить демобилизующихся, которые уезжают в октябре. А мы её будем принимать нескоро.
 Строевые занятия у нас проходят в городе, перед Дворцом культуры имени Кирова . Я внутри не был, но ленинградцы, а их много у нас, говорят, что там имеются кинотеатр, драматический театр и хороший мраморный танцевальный зал. Год назад там были самые шикарные танцы во всём Ленинграде. Туда сейчас мало ходят, так как оркестр плохой и играет преимущественно бальные танцы.
Иногда на улице попадаются «местные стиляги », и тогда по строю проходит лёгкий шумок.  Но это редко, потому что мы живём на окраине и ничего, кроме четырёх стен, не видим. Каждый день после подъёма мы делаем около 3 км пробежку, а так как живём недалеко от залива, то и бегаем берегом залива.
Смотря по афишам, в Ленинграде очень много культурных мест. Кинокартины идут новые, я их не смотрел и даже не слышал о них в Москве, например: «Счастье Андруса », «Поколение », «Борис Годунов » и другие. Мечтаем об увольнении, чтобы свободно погулять, а то сидим в «карантине», даже противно всё на свете становится, и кино показывают два раза и то старые, которые я видел ещё «ребенком» до армии.
Рая, за последние дни успел получить два «фитиля» (наряда вне очереди). Один за вход, хотя и со словами «разрешите войти?», но без стука. Второй за то, что отказался быть запевалой. У нас есть баян, и я раза два-три пел песни под игру. Оба эти наряда уже позади. А вот только сейчас, не успел прийти с обеда, дали разнарядку на третий наряд уже по очереди. На сей раз буду дневальным опять по роте, но стоять с десяти до двух ночи. Это немного полегче. Вот и всё. Ведь можно ведь, правда, будешь отвечать, а? До свидания, Рая. Остаюсь твоим Климом.
P. S. Ведь ты же мне обещала подарить своё фото…

Здравствуй, Рая!
Сразу же объясню такой большой перерыв. Мы выезжали на один комбинат работать, и написать не было никакой возможности. За это время у меня накопилось много новостей.
Во-первых, написать своё мнение о картине «Урок жизни » (нам её тоже показывали в субботу перед отъездом). В картине нет ничего особенного. Раньше из простых людей министров делали, а теперь из начальников строительства и инженеров, мастеров и прорабов делают. Так что основная задача кинорежиссёра «выполнена», они всегда «вовремя» откликаются на проявления нашей действительности, нашей жизни. Кстати уж, в эту десятидневку смотрел еще раз «Солдат Иван Бровкин ». От души посмеялись сами над собой.
Рая, побывал в одном местечке на окраине Ленинграда, на месте дуэли Пушкина с Дантесом. Там стоит гранитная плита довольно больших размеров с гравировкой на ней: «Место дуэли Пушкина 1799 – 1837». Вокруг плиты растёт много деревьев, а сама она расположена в центре небольшой лужайки. Посидели около на лавочке, поболтали и возвратились обратно к себе.
Работали обычно всю ночь, причем очень дружно и помногу, зато весь день был в нашем распоряжении и, поспав часа 4 - 5 до обеда, мы всё остальное время убивали, кто, как хочет и может: «Анархия – мать порядка» (я, конечно, смеюсь). Однажды днём удалось погулять в Ленинградском лесу. Как всё-таки уже пожелтели листья. А здесь, в Ленинграде, тем более пахнет осенью. В лесу же произошло небольшое недоразумение, встретил капитана первого ранга. Однако всё обошлось благополучно, он ограничился незначительным замечанием и даже не поинтересовался, почему мы одни (нас было четверо), без командира и вообще, что мы там делаем. Это было, мне кажется, последнее проявление нашей самостоятельности, наше последнее гуляние на свободе.
Я начал писать о работе и отвлёкся. Так вот, если ты, Рая, представляешь себе большой товарный вагон емкостью 50 тонн или ледник той же емкости, то подумай, как быстро можно разгрузить такой вагон, полный картофеля, десяти человекам. А мы выгружали их за четыре часа. Последние же дни работали совершенно без отдыхов и «побили рекорд комбината» - 3 часа 15 минут. Маленькие же восемнадцатитонные вагоны высыпались нами буквально за 40 - 50 минут. Это еще бывали вынужденные простои из-за транспортеров и так далее, что доставляло нам неудовольствие, так как разгрузка затягивалась надолго. Короче говоря, если бы я узнал об этом из кино, или книги, или вообще от кого-нибудь, я бы обязательно счел бы всё басней и с пеной у рта доказывал о невозможности такой работы. Но, убедившись воочию, я ничего не могу делать, кроме как удивляться.
Два раза нам за работу обещали выдать арбузы, и тогда, кончив работать, все десять человек скопом шли выбирать и уж обязательно уносили в два или два с половиной раза больше обещанного. Мы оставались довольными, а кладовщики и начальники складов жалели о содеянном и больше никогда не повторяли своей ошибки. Днём же иногда тоже удавалось «перехитрить» на один-два арбуза, но это было редко и к тому же опасно.
Днём там работало много учащихся школ и техникумов Ленинграда. С одной из таких девушек я познакомился, сейчас вот написал ей письмо, не знаю, каков будет ответ, да и будет ли вообще. В тот же вечер, засыпая, я подумал: «Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало». А во время работы в ту ночь опять: «Как всё-таки много неожиданностей в жизни».
За время нашего пребывания на комбинате произошло ещё два крупных события. Первое. В Ленинграде случилось наводнение, вода поднялась на 2 метра 85 сантиметров выше ранжира, а наше местечко расположено на 2,75 выше ранжира. Однако мы затоплены не были, хотя наш район считается одним из низких мест Ленинграда. Это, вероятно, потому, что оттуда до Невы довольно далеко, хотя вообще Ленинград весь разрезан или рукавами Невы, или каналами. Наш корпус на Васильевском острове был совершенно затоплен по колено водой (говорят, остававшиеся здесь ребята).
Я интересовался об этом событии у ленинградцев.  Они говорят, что это не новость для них, что такие наводнения бывают раз в месяц и что это наводнение одно из самых маленьких. Хочешь знать причину таких наводнений, вот она. Когда с Финского залива дует ветер и когда он достигает большой силы, то во все большие (а их три) и малые рукава Невы заходит с приливом большое количество воды, а сама река течет как раз навстречу. Поэтому получается большой подъём воды и как раз в Ленинграде. Говорят, что в 1924 году произошло самое крупное из наводнений. Тогда вода поднялась до окон первого этажа в городе, а в некоторых местах выше.
Ещё. Ты знаешь, что в Ленинград приходили английские корабли. Нам очень много говорили о них, прочитали даже лекцию об Англии, на которой я, кстати сказать, «сладко поспал» под монотонный доклад лектора. А сейчас сожалею, что мне, да и всем нам, не удалось увидеть ни одного корабля. Все они заходили в Неву, насколько позволяли габариты и тех, и других. Авианосец остановился, не доходя моста лейтенанта Шмидта, это недалеко, всего два – три километра от нас. Говорили, что поведут нас смотреть, а вот не сводили. Ну, это же придётся подождать до лучших времён.
Сегодня после обеда ходили играть в волейбол и баскетбол в спортзал. Он мне не понравился. Уж больно тесен. Даже на площадке расположено много снарядов, мешающих игре, а вынести или убрать их тоже некуда. Больше всего мешает игре в волейбол низкий потолок, так что всё сделано так, чтобы много не играли (быстро надоедает). Всё-таки часок я поиграл.
Завтра начинаются соревнования, и я, по всей вероятности, буду выступать за роту по волейболу, а там видно будет. Есть много игроков хуже меня, но они несколько раз уже тренировались, а я только что приехал из комбината, и как я играю, мало кто видел.
Сейчас к нам нагнали курсантов учиться на командиров отделений, они уже начали учиться с 15-го числа. Среди них есть несколько ребят- фотографов-любителей, которые делают карточки совсем неплохо. Так что я в ближайшее воскресенье собираюсь сфотографироваться, но не знаю, как выйду «во всей своей красе». Во всяком случае, пришлю – будешь судить сама. Кстати, мать мне прислала несколько фотокарточек. Некоторые из них мне понравились, а одна «особенно». Я тебе её высылаю. А вообще все они получились затемнёнными, так как видно Владимир передержал их при проявлении. Ты на них вышла, как мне кажется, неважно. Во всяком случае, в жизни, когда я вспоминаю тебя, ты мне представляешься немного лучше. А может, я совсем ослеп и ничего не видел, но нет, не может быть.
Если хочешь, сходи ко мне домой, мать тебе с радостью отдаст всё, заодно выбери какую-нибудь книгу почитать, ты ведь так ими интересуешься. Пиши о себе, Рая, обязательно пиши, жду. Остаюсь твоим Климом.

Здравствуй, Рая!
За последние дни ничего особенного не случилось, узнал и услышал я очень мало. Через день после первого приезда с комбината мы снова отправились в воскресенье на соседний комбинат выгружать картошку, но тут уже пришлось работать немного больше и труднее, так как не было транспортеров и выгружали вручную. Это значит, что через руки каждого из нас прошло сорок тонн картошки.
Вернулись обратно в начале седьмого, поужинали и пошли в кино.  Я остался, так как видел не только кино, но даже постановку в ЦТСА  («Незабываемый 1919 »). В субботу смотрел кино «Лымериевна ». Я её не смотрел, а посмотрев, был недоволен. Знаешь, Рая, хорошо посмотреть вещь новую, со свежим замыслом. А эта картина, примерно половина её, напоминает «Грозу» Островского с небольшими изменениями. Единственное, что мне пришлось по душе, это удачный подбор героев и особенно двух девушек. Режиссёр, видно, хотел противопоставить красоте простоту, и это ему удалось. Я доволен.
В субботу же были, я тебе писал, соревнования по волейболу. Мне как не хотелось, а все-таки не довелось участвовать в них.  Не потому, что были товарищи, играющие лучше, нет, просто команда уже сыгралась за эти «проклятые» десять дней. Первенство школы завоевала наша рота, за что от командира роты игроки получили благодарность, а курсанты (члены команды, их было четверо, а молодых только двое) по два внеочередных увольнения в город.
В воскресенье состоялись игры по баскетболу, причем играли как раз те, кто играть не умеет, а играющие ребята остались незамеченными. Соответственно проиграли с разгромным счетом, а потом оправдывались наличием в других командах разрядников, что очень маловероятно и во что никто не верит.
Несколько дней назад у нас появилась небольшая библиотечка, это хоть в какой-то мере разнообразит нашу жизнь. Я взял второй том «Мужики» Реймонта , но за неимением первого не хочется читать и второй. И вообще на большинство ребят нашла какая-то апатия, никому ничего не хочется делать. Целыми часами в свободное время играют в домино, а письмо написать многим лень. Прямо смешно!
Как-то два вечера подряд хотел посмотреть передачи по телевизору в соседней роте, но каждый раз было «как селедок в бочке» народу и нельзя было даже встать на расстоянии десяти метров к телевизору. Вот у нас хотят купить свой, но пока даже денег не собрали и когда будут – не знаю. Хотелось бы поскорее. Получил из дома перевод.  Мать пишет, что хочет прислать учебные планы из ВЗЭИ . К чему всё это? Всё равно, если даже я буду заниматься, меня никто не отпустит на сессию.  Да и в институте, мне кажется, как узнают, что я во флоте, сразу же рассчитают. Так что это ерунда! Я пишу ей, но она не успокаивается и всё время ругает меня. Придется, видно, писать еще чаще.
На вчерашних строевых занятиях решил сфотографироваться. Посылаю тебе карточку, посмотри, какой я безобразный в своей форме. Надо будет сняться нормально, но придется взять у курсантов другую, перешитую форму. Правда, снято тоже не важно, но всё равно останется на память о первых шагах моей службушки. Ну вот и все у меня, Рая.
Рая, я тебя попрошу побольше писать о себе. Ты мне написала, что сдала два экзамена, а мне хочется узнать, какие, что будет у вас после экзаменов, с какого числа и так далее. Хочется знать, как идет учеба у твоих подруг, заодно передай им от меня привет и скажи Гале, чтобы она подтянулась, если у нее есть задолженности. Что нового в Москве и вообще всё-всё хочется знать. Пиши, Рая, я буду очень рад. Кончил. Твой Клим.

Здравствуй, Рая!
Три дня назад у нас была получка. Сразу же собрали на телевизор, купили, и вот теперь наш «Темп» украшает ленинскую комнату. С ним получилось очень забавно. В первый день после установки все были довольны, всё было хорошо, а во второй телевизор вдруг «отказался». Получилось это потому, что каждый, проходя мимо, старался потрогать руками и «подрегулировать».
Вечером передавали из оперной студии «Фауста », многие хотели посмотреть, а вот пришлось сначала покопаться с полчаса. Играли преимущественно студенты артистических школ, но очень и даже очень хорошо, как заправские артисты, уверенно и спокойно. Очень способная молодежь.
Вчера должна была быть картина «Близнецы », но буквально за пятнадцать минут до начала нас послали работать на камбуз. Мне в числе немногих всё равно удалось посмотреть. Я по пути «улизнул» в другую роту и там смотрел.
А вообще в Ленинграде так же, как в Москве, редко делают хорошие передачи. Все-таки очень много разных передач, докладов и других мероприятий, наводящих «тень на белый день». Мультипликации те же самые, что и в Москве.
Теперь хочу написать еще о двух событиях. Во-первых, нас водили в военный музей нашей части, где мы видели различные типы (макеты) кораблей. У меня после этого несколько обогатилось представление о флоте. В этот же день после обеда мы обрадовались второй раз. Мы посетили подводную лодку. Много писать обо всём этом не могу. Если в музее все и я тоже были немного очарованы могуществом кораблей и так далее, то во второй моё впечатление раздвоилось.  Спустившись в лодку, я был восхищен, да-да, восхищен внутренним видом. Но не знаю почему, а вылез я обратно подавленным. Даже сам до сих пор не вспомню, когда у меня переменилось настроение.
В параллельной с нами роте один взвод уже принял присягу, но я им не завидую. Нас пичкают строевыми, их больше нет, но зато они несут много нарядов, что не лучше.  Вот сейчас сижу и слушаю командира роты. Завтра нас, как говорят старшины, «берут в ежовые рукавицы», а мы и сейчас находимся под очень строгим наблюдением. Вот нам командир и делает напутствие. Что же, поживем – увидим.
Я тебе писал, Рая, что написал ленинградке. Недавно я получил ответ. Получается очень смешно.  Человек дал адрес, люди познакомились, а теперь вдруг удивляется и выражает неудовольствие. Конечно, она давала адрес не для того, чтобы он был через минуту забыт, а чтобы по нему писали. Иначе зачем было делать это…
Что же, у меня всё впереди.  Будут увольнения, не обойдется и без знакомых. Вот уж мало печали! Ха-ха. В роте время проходит быстро, так как всё занято.  До обеда строевые, после обеда сон, затем приборка, ужин, снова авральная приборка и сон.
Только в личное время с 8:00 до 9:15 вечера мы развлекаемся. У нас в роте и среди курсантов есть ребята, играющие на гитаре, мандолине, миниатюрном саксофоне, я такой вижу в первый раз, но говорят, что их продают, на баяне. Короче говоря, получается своеобразный джаз, только без ударника. Вот наш репертуар: «Армения» (новая песенка Айвазяна, совсем не скучная), «Мама» на мотив «Журавли», затем «Армения», затем опять «Мама» и так далее, пока не надоест. Всё остальное находится в стадии разучивания. Плохо то, что в самый разгар веселья всё это прекращают и нас ведут на прогулку. Эта прогулка вечером будет в дальнейшем мешать смотреть телевизор. Его и так уже хотят показывать два-три раза в неделю, но не знаю, что из этого выйдет.
Сейчас у нас в Ленинграде идут французские кинокартины. Отзывы о них и выступления в газетах я читал. Судя по ним, кинокартины должны быть хорошими. Очень хочется посмотреть хоть одну из них. Наше «старьё» до того надоело, что я последнее время не ходил смотреть. Скоро и ноябрьские праздники, интересно, как ты их отметишь. У меня они наверняка пройдут как обычный день. Буду сидеть на окошке да смотреть на улицу, вспоминая прошедшее и мечтая. Это если не буду в наряде.
Сегодня у нас в Ленинграде выпал первый снег, мы выскочили на зарядку, а всё кругом бело. Сделалось как-то радостно на душе, повеяло зимой. Еще бы, сразу почувствовал, что моя служба подвинулась, и осталось немного: зима-лето, зима-лето, зима-лето, ещё раз зима-лето и домой.
Ладно, Рая. Скорей всего, теперь до праздника мне будет некогда написать. Так что я немного раньше поздравляю тебя, Рая, с праздником. Желаю хорошо его отметить, не скучать, но и не забыть вспомнить меня (это я прошу). Только не вздумай отметить 7-е ноября дома, ведь в твои годы в настоящее время сидят дома очень мало. Вот и всё, чем я последнее время жил. Больше ничего особого нет. До свидания. Как прежде.
P. S.  Как мне хочется знать, каковы твои результаты экзаменов, что у вас будет за практика и где. Когда будут розданы темы дипломных работ и так далее. Всё хочется знать «ужасть» как сильно, а ты ведь меня не балуешь письмами, видишь, я даже пишу, не дожидаясь ответов. Ну, может, теперь, после сессии, у тебя будет свободное время и ты соберёшься мне написать. Привет подругам. Жму руку и желаю еще раз хорошо отдохнуть на праздник.

7-9/ХI – 55 г.                г. Ленинград.
Здравствуй, Рая!
У меня всё нормально. Каждый день смотрим телевизор. Идёт одно старьё, вещи с бородкой. Организовался шахматный турнир нашей роты. Я после четырёх игр набрал три очка, всего участвует двадцать три человека. Пятого и шестого ходил в клуб смотреть кино от нечего делать. Сегодня, седьмого ноября, наша рота ходила обеспечивать салют. Я, как назло, был назначен на почётную вахту. Сейчас вот стою и пишу тебе… А сколько еще придётся стоять… Да, у людей праздник, а тут… Нет, не могу больше.
Рая!
Ну, ты сама рассуди, что я должен чувствовать, видя, как мои товарищи получают поздравительные телеграммы. Не могу же я думать, что тебе было некогда или ты не могла. Неужели двух минут недостаточно, чтобы написать несколько слов хотя бы к празднику, так нужных мне. Я ведь ждал. Пускай даже при всём твоём неуважении ко мне, всё равно ты могла уделить хоть самую малость внимания. Ведь ты же обещала мне писать всё время. Видно, ты всё же не хочешь даже переписываться со мной. Во всяком случае, это видно из твоего упорного молчания. Ну что же, если ты этого не желаешь, я постараюсь больше не тревожить тебя напрасно, но только потому (ещё раз говорю), что ты сама так хочешь сделать. Я бы никогда первым не прекратил переписку. Я не оправдываюсь, это верно. Ладно, хватит с меня. Будь счастлива, Раюша, и прощай, но теперь уже не как в первый раз. Вот так, прощай. Климент.

20.11.55 г.               
Здравствуй, Рая!
Ты даже не представляешь себе, как я хочу тебя видеть, ведь теперь я уже матрос. Ещё вчера я был простым парнем, а примерно в 12 часов нас повели на обмундирование. Сейчас опишу, как оно проходило.
Во-первых, получили тельняшки, и, когда их одели, каждый стал походить на зебру. Потом дали вещевой мешок и без лишних слов напихали туда всё матросское обмундирование: фланелька, брюки, шинель, шапка, бескозырка без ленточек (чем все были очень недовольны, так как пофорсить хочется вообще всем людям). Этот недостаток загладился, когда вручили отдельно ленточки с надписью «Балтийский флот». Кроме всего этого, дали две робы (рабочее обмундирование), в которых мы и будем ходить до принятия присяги, приделали к ним гюйсы (воротнички синие с тремя белыми полосками) и щеголяем пока в них.
Надо сказать, выглядим мы как стиляги, так как на робы много материала не тратят, только разница в том, что мы без коков . Вот мы и щеголяем в синем рабочем обмундировании и рабочих ботинках. Вообще вся форма сидит до того нескладно, что хочется всё перешить под себя, что и делают старые матросы, и за что молодых сажают на гауптвахту. Когда раздавали форму, было много выражений недовольств и прочего. Но старшина встаёт на стул и громовым басом произносит: «Через год вы вырастете, возмужаете, и форма будет как раз. Кто недоволен?» Недовольных нет. Так повторялось много раз. Теперь ты представляешь, как я выгляжу? Нет? Постарайся представить.
Легли спать вчера уже в начале третьего часа. Подъем в 6:00. Сразу же завтрак, и после него отправились на работу (мне посчастливилось) в город. Вот тут было очень много впечатлений, о которых я тебе напишу. Сначала только скажу, что я ошибся в одном из своих писем: я писал тебе, Рая, что проспект Сталина длиной 60 км. Это неправда. Он всего 4–6 км, но всё равно ужасно большой и гораздо лучше Москвы.
Улицы в Питере (так называют Ленинград все жители и моряки) прямые, как стрела, и все в зелени. Липы и деревья уже большие, поэтому улица выглядит аллеей парка, как у нас в Москве на бульварах. Ширина самой средней улицы такая, как в Москве улица Горького или Маяковского. Сплошные каналы пересекают Ленинград вдоль и поперёк, и все вливаются в Финский залив или в Неву. Очень много мостов, на Неве недалеко от Финского залива находится судостроительный завод, и поэтому все как один мосты через Неву разводятся, чтобы она была доступна боевым кораблям.
Очень много кинотеатров, домов культуры, где идут сейчас «Дон Жуан » и «Солдат Иван Бровкин». В эстраде выступает Эдди Рознер  и цирк ГДР. Короче говоря, в культурном отношении Ленинград ничуть не уступает Москве.
Работали на одном военном заводе, но я ничего, кроме мелких складских помещений, не заметил. Рая, я был на берегу Финского залива. И вот как он выглядит. Справа от меня виднелось много кораблей, наверное, это порт. Слева виднелись дома большие, а прямо море, и всё это в тумане, всё неясно. Между прочим, Ленинград всё время отличается пасмурной погодой, она сейчас и установилась. Солнца совсем нет, всё время лёгкий туман, но море покрыто сплошной белой пеленой завес, виднеются какие-то красные поплавки, вероятно, указатели, и больше ничего – белая стена. Я не Айвазовский, описать хорошо тебе море не могу, но осталось большое впечатление. Рая, Рая, если бы ты видела всё это.
После обеда нас разбили по базам и направили в части. Сейчас я уже здесь. Пока шли, я опять видел город.  Есть дома, у которых сохранились следы войны. Как всё равно клок вырван из стены и заделан, или же частично как бы выгрызены стены, но не совсем. Всё это редко. Шли по набережной Невы, видели несколько боевых кораблей, в том числе и те, на которых мы будем проходить практику, как сказал сопровождающий матрос. Какие красавцы! Дома, чувствуется, что старинные, на некоторых сохранились даже росписи на фронтонах, попадаются даже античные скульптуры древнегреческого периода, мифического, Галя его хорошо знает. Вот вы обе и представите себе ленинградские дома. Однако все они ещё очень крепкие и простоят долго.
Теперь осталось только написать о людях, о которых я могу судить только, как они, встречая нас на улицах (не все, но многие), махали руками и желали счастливой службы. Теперь посуди о них и ты, Рая. В Москве это вряд ли увидишь.
Кое-что новое узнал о своей профессии, о службе, но много писать не имею права. Скажу лишь, что попал в подводники и что специальность во флоте совершенно новая, и нас первых будут ей обучать. Приеду в отпуск, расскажу, а сейчас не могу. Впечатлений и мыслей в голове ещё очень много, но писать больше не буду, так как скоро отбой, а я хочу кое-что из вещей пометить, чтобы не пропали. Да и на следующий раз будет что написать, тебе ведь надоест проза солдатской жизни, если уже не надоело. Ещё. Я очень рад, что наконец нахожусь в части, где буду учиться (в Ленинграде) и что наконец могу узнать свой окончательный адрес, по которому ты мне будешь, если не писать, то отвечать на мои письма.
Вести от тебя я буду ждать, начиная с завтрашнего дня, и особенно хочу иметь твою фотографию. Ты скажешь, что я уже имею одну. Но, Рая, во-первых, она предназначена не мне, а другому товарищу, а я хочу иметь твою для меня. Во-вторых, фотография порядочно испорчена и, к тому же, я на неё много смотрел, и она заметно помялась. На ней кто-то написал какое-то число, оно ярко видно, видно белыми полосами. В общем, Рая, я думаю, тебя не придётся упрашивать и уговаривать. Ты скажешь, что на проводах был фотоаппарат, но пойми, Рая, я хочу иметь твою фотографию. Вот так вот, до свидания. Остаюсь твоим Климом.
P. S. Привет всем подругам и нашим общим знакомым. Привет и маме, и папе тоже можно. Пиши. Напиши обязательно о том, о чём мы с тобой так и не успели поговорить, только обязательно. Очень прошу. Мой адрес: г. Ленинград – 26, в/ч 95068 «Ф» мне. Ещё раз до свидания и пиши, жду. Обязательно поставь имя или инициалы на конверте, так как в роте много Зайцевых.

27.12.55 г.                г. Ленинград.
Рая!
Поздравляю с Новым годом!!!
Желаю всего, что обычно желают в таких случаях. Пускай этот подарок будет не хорошим, но и не плохим для моего положения. Твой Клим.
Здравствуй, Рая!
Не удивляйся моему поздравлению. Это сделано лишь потому, что некоторые военнослужащие знают правила приличия. И это если не считать долга вежливости. А фотокарточка – лишь выполнение обещания, данного в одном из последних писем. Я ничего не знал, что ты была у нас, так как я совершенно не интересовался и мне ничего не писали о тебе. Однако я удивился лишь тому, что ты теперь так сделала. А мне хотелось этого гораздо раньше. Своих взглядов, чувств, своего отношения к тебе я не изменил и не изменю. А какой ты была для меня, ты знаешь хорошо. Точно такой же для меня ты осталась и сейчас. Я только более окреп, и всё.
После 7-го ноября я жил днём, когда можно будет поздравить тебя с Новым годом. Теперь он прошёл, мне осталось ждать, когда придет другой такой же день. А он наступит, я верю. Писать? Разве я не писал тебе через каждые два-три дня? Разве я не ждал каждый день ответа, и всё напрасно? Разве не читал слова: «Писать тебе просто, по-товарищески я буду всегда, может, не так часто, но обязательно буду»? Я ведь надеялся получить хотя бы к празднику от тебя поздравление. Такой праздник раз в году бывает, я имел право надеяться.
Рая, что писать, заранее зная, что письмо не будет отвечено, не имея уверенности, что оно будет даже прочитано? И какой интерес представляет для тебя моя жизнь, обычная жизнь начинающего матроса, у которого впереди четыре года службы? Ведь я примерно знаю, как ты представляешь себе военных людей, их характер и так далее. Думаешь иначе? А зачем? Это было бы миражом, а я не хочу рисовать перед собой несуществующие тени.
Рая, зачем говорить: «Если хочешь – напиши…», когда сама прекрасно сознаёшь, что на присланное мной письмо ты бы не ответила. Ведь так? Ну вот и хорошо. Не знаю, как окончить письмо. Прощаться рановато, я тебя надеюсь еще когда-нибудь увидеть. Потом боюсь, чтобы ни получилось двусмыслицы, не хочу. Итак, я не прощаюсь, Рая. Клим.

Здравствуй, Рая!
Моя жизнь вот что представляет. 8-го января приняли присягу; после обеда ходили в Эрмитаж. В следующее воскресенье ходили в Русский музей. И там, и там очень хорошо, в Эрмитаже особенно. Затем неделя занятий. 22-го вечером был в театре Ленинского комсомола, смотрел комедию «Ошибки одной ночи ». Хорошо играли артист Хованов и артистка Сафонова.
Во вторник после ужина занимались подготовкой к смотру. В среду после обеда был строевой смотр командованием Ленинградской военно-морской базы. Вечером смотрел по телевизору представление из цирка. Очень мало новинок, почти совсем нет. Не понравился Григорий Новак : для рекордсмена мира не подходит выступление в цирке.
На прошлой неделе всю ночь (одного дня) работали на камбузе. Утром, после работы, была атомная тревога. Мы не спали вовсе, очень устали, и день проходил невыносимо. На занятиях по физподготовке ходил на лыжах на 7,5 км, чуть не простудился.
Окончили изучать один предмет. Сдавали по нему зачёт, получил пятёрку. В это воскресенье, наверное, никуда не пойдём. Не на что. Одиночные увольнения запрещены, их дают в качестве поощрений отличникам боевой и политической подготовки. Ходило всего несколько человек из роты. О себе всё. До свидания, Рая. Клим.
P. S.  Если найдёшь нужным ответить, то и пиши всё, что найдёшь нужным.
P. S. P. S. Не будет ничего плохого, если ты будешь брать у нас книги читать и так далее. У нас будут только рады тебе.  Ни о каком стеснении или неудобном положении не может быть и речи. К тому же ты можешь брать и приносить в любое время, когда тебе вздумается, так как у нас почти всегда дома моя мать. А впрочем… Можешь считать, что я тебе ничего не сказал. До свидания.



Здравствуй, Рая!
Меня удивляет, почему это ты вдруг начала писать мне. Хотя всё равно, так как и я, и ты прекрасно понимаем, что такая переписка долго не продержится. Ну ладно, пускай «тянется». Или жалко меня стало?
Рая, мне кажется, вам напрасно перенесли защиту. В своё время и я, работая над дипломом, был бы рад этому. А сейчас думаю, что, хотя и остаётся всегда много работы к концу, всё равно, несмотря на недостаток времени, все успевают закончить в срок. Сначала кажется, будто всё пропало, а потом наступает день, и… диплом сдан на рецензию, а затем защищён. Твой проект, наверное, листах на 6-8. Обычно в техникумах не приходится чертить больше. Ты бы написала поподробнее, а? 
За то, что ты бываешь изредка у нас, исполняя данное отцу обещание, большое спасибо. Или и это только потому, что неудобно иначе? Но всё равно спасибо ещё раз. Раюша, у нас очень хорошая семья, пойми это. Из «Утраченных иллюзий» Бальзака я читал всего несколько томов. Из первого тома «Дом кошки, играющей в мяч» и другое. Хорошая вещь «Шагреневая кожа». Конечно, если не считать его общеизвестных, прочитанных тобою (ты мне говорила как-то) романов. «Покинутую женщину» обязательно прочитай. Бальзак мне сначала был невыносим, уж слишком подробно всё описывал, но потом я понял, что это всего лишь превосходное знание жизни. Очень много поучительного для всех. Я его ставлю выше всех западноевропейских классиков.
А вот в кино, Рая, напрасно не ходишь. Уж для этого время при любой занятости найти можно. За последнее время я сам не смотрел ничего (последняя – «Максим Перепелица », если не ошибаюсь; нет, «Гость с Кубани »). Но у меня это вполне понятно почему, а вот ты зря теряешь такие моменты. Я помню, когда я проектировал диплом, то ходил в кино почти каждый день. На работе некогда будет.
Спасибо за фотокарточку, хотя ты прислала её больше вынужденно, чем по собственному желанию. Верно ведь? Ни рвать, ни присылать её обратно я не собираюсь, ведь это никогда не поздно сделать. Ну а надпись сделана - не гладящая по головке, ничего не скажешь. Кстати, ты её сама придумала или взяла откуда-нибудь? А то я тоже от скуки кое-что «придумываю», вот и интересуюсь. Хочешь, пришлю тебе?
Я живу, стараясь соблюдать следующие «морские» правила: 1) не спешить выполнять приказание, ибо может последовать команда: «Отставить!»; 2) не вертеться около начальства, ибо оно заметит и найдёт работу; 3) всякая кривая короче всякой прямой, идущей мимо начальника; 4) не спасать «утопающего», ибо он использует это как соломинку и вылезет, «утопив спасителя». Есть ещё несколько правил поведения, но все они, конечно, далеки от действительности.
К нам в роту прибыли новые курсанты, опять стало тесновато, но не скучно. «В тесноте – не в обиде». Есть большая радость.  Организацию всевозможных культпоходов отменили, разрешив увольнение не более 20% два раза в неделю. Таким образом, каждый из нас один раз в три недели сможет самостоятельно погулять в городе. Неплохо! По телевизору смотрел постановку Московского театра имени Ермоловой «Чужие». О притеснении малайцев англичанами или американцами я так и не разобрал. Вроде неплохо для нашего времени.
Рая, вас уже распределили? Хотя бы предварительно. Что же ты думаешь по этому вопросу? Я лично посоветовал бы тебе не бояться выезда из Москвы.  Хотя я в своё время по глупости остался. Видишь ли, учиться можно где угодно, находясь, лишь бы было желание, а вот работа в Москве перспективы не представляет. В конструкторском бюро мало толку, так как ничего, кроме типовых чертежей, не будешь знать и видеть, хотя и на производстве редко встречаются девушки – строители. Это моё мнение.
Кончаю, будешь отвечать? До свидания. Клима.
P. S. Скажи мне, что бы хотела ты получить в подарок к окончанию техникума, а заодно и к 8 Марта. Ведь это мой «второй день». Если не скажешь, всё равно получишь. Не сердись, если я обидел этим.

Здравствуй, Раюша!
За прошедшие две недели я увидел кое-что. Во-первых, в воскресенье 12 февраля был в Ленинградском драматическом театре, смотрел «Страницу жизни ». Постановка для школьников, вроде теперешних напыщенных идеями. Один артист играл рабочего хорошо, но слишком сильно исковеркал его образ, я в жизни мало встречал подобных. Остальные играли обычно, не «блестяще».
После постановки она окончилась в четыре часа, смотрел с ребятами ленинградское метро.  Я хочу его описать подробней, чтобы ты, москвичка, представила его. Первая станция - «Площадь Восстания» (Московский вокзал) - не представляет ничего особенного, обычные четырёхугольные колонны из белого мрамора, таких в Москве сколько угодно. Вторая - «Владимирская» - тоже самое, только полукруглый свод с каналами для ламп дневного света (ещё не сделали). Третья - «Пушкинская» опять тоже самое, но в конце станции на стене из мозаики выполнен Сталин по пояс. Аналогичные есть в Москве, только Сталин во весь рост, кажется, на «Комсомольской». Четвёртая станция («Технологический институт») имеет на колоннах фигуры студентов, рабочих и так далее. Скульптуры групповые. Станция очень походит на московскую «Охотный ряд», только там фигуры из бронзы и другого направления, здесь без военной тематики. Пятая - «Балтийская» - имеет приличную архитектуру, на стенах сделаны как бы волны, окаймлённые золотыми (сделанными под золото) дугами. «Нарвская» имеет такую же архитектуру, и идущие по стенам вдоль всей станции две линии из красной мозаики. Дневное освещение происходит из ламп, установленных в каналах на сводчатом потолке. Предпоследняя - «Кировский завод». Сделана по нашей «Новокузнецкой», только имеет или свинцовые, или оловянные плиты с изображениями станков, инструментов и так далее. И последняя – «Автово».  На мой взгляд, лучше всех. Каждая последующая лучше предыдущей. Имеет колонны, как на «Маяковской», но из хрусталя, расписанного всякими узорами. Вверху сделанная под золото каёмка. Красивее многих московских, но не лучше всех.
Я удивляюсь, что ленинградцы говорят, что их метро лучше московского. Поезда по сравнению с московским метро короче на 1 - 2 вагона. И последнее — это неважная вентиляция, воздух сильно пахнет землёй. Ты знаешь, Рая, как смешно наблюдать за «начинающими» пассажирами, а их очень много.
Затем во вторник днём была сильная пурга, и мы ночью «освобождали Ленинград от снежной блокады», то есть очищали от снега железнодорожные пути. Вернулись уже утром, проработав всю ночь.
А в субботу я, Раюша, был в первый раз в увольнении, смотрел в кинотеатре недалеко от части «В один прекрасный день ». И понравилась, и нет. Ведь правильно, там есть много напускного, что редко встречается в действительности. Вернулся обратно в одиннадцать часов вечера. Это моя первая самостоятельная прогулка.
На следующий день в Ленинградском эстрадном театре смотрел концерт Блехмана «По разным адресам ». Вещи довольно приличные, особенно три: «Называя фамилии», «Лишняя единица» и «Учитель танцев и танцующий пират». В первой части особенно хорошо играл Бенцианов , как бы дополнял Блехмана. Короче говоря, я не пожалел. Ты случайно не смотрела?
Сегодня у нас праздник - день Советской армии, эту ночь мы работали на камбузе, а сейчас отдыхаем. Увольняющиеся готовятся в город, моя очередь не скоро. Ты к тому времени будешь уже «прорабкой». Да, значит, ты 5 марта защищаешь диплом и начинаешь работать. Советую тебе в месячный, у вас он будет или нет, отпуск перед работой отдохнуть как можно лучше, чтобы запомнить его на всю жизнь. Дальше уже будет не то.
Всё-таки мне ужасно интересно знать, где ты будешь работать, что с тобой дальше будет. Безусловно, тебя пошлют в конструкторское бюро, ведь у тебя специальность не женская, мне кажется.  У нас очень мало женщин работает на строительстве, если тебя направят, то ты будешь одной из первых. А правда, Рая, когда учишься, то думаешь, как бы поскорее кончить, а теперь даже не хочется уходить, тем более что твои подруги Рима и Галя будут продолжать учиться. 
Кстати, как у них дела? Когда меня призывали, то у Галины было несколько «хвостов». А сейчас как? Я сочувствую всем заочникам, не представляю, как бы я сейчас учился. Рая, извини, пожалуйста, только сейчас облили водой, и я ругаюсь безбожно на виновников. Вот и всё. Пиши о себе, о своей жизни как можно больше, пока хватит бумаги и чернил в авторучке. До свидания (а может, скорого?).
P. S.  Привет Гале и Риме, пожелай успехов от меня. Клима.


Здравствуй, Рая!
Мне приходится поздравлять тебя сразу с двумя событиями, вот я и поздравляю вместе.
Во-первых, ты должна уже защитить диплом и стать молодым специалистом. Теперь ты начинаешь работать. Жизнь пойдет совершенно по-другому. Поздравляю с окончанием учёбы. Желаю успехов в начале трудовой деятельности и жизни. И обязательно желаю не останавливаться, не терять времени, а сейчас же подготовиться, чтобы сдать приёмные экзамены в институт. Тянуть с этим мало толку.
Я после окончания техникума подумал, что забрался на вершину, что «пока хватит». Правда, мне предстояло уезжать на работу, и я думал, что не смогу всё равно учиться. Я глубоко ошибался.  Понял, когда остался в Москве, поработал немного, потерял целый год и теперь сильно жалею об этом. Ведь ты согласна, Рая, на свежую голову легче подготовиться в институт? Когда же начал работать, то убедился, как всего этого мало, я всего лишь квалифицированный рабочий. Поэтому ты не делай так, лучше позаниматься лишний раз, чтобы поступить в институт.
Во-вторых, поздравляю с женским днём 8 Марта, я же не могу не оставить без внимания это. Желаю всего хорошего.
Служу, как обычно. С первого по двенадцатое марта нас проверяет базовая комиссия. Вероятно, потому, что близок день пятидесятилетия нашей части. Может быть, присвоят какой-нибудь орден или ещё что-нибудь.
В воскресенье, двадцать пятого февраля, ходил в кино, смотрел «Сын ». По телевизору видел картины «Папа, мама, служанка и я » и «Мать ». До этого я их не видел, поэтому смотрел с удовольствием. А вот представление из цирка посмотреть не удалось в среду этой недели, так как показ перенесли на четверг, а в четверг мы не смотрим. Вот завтра моё второе увольнение, а я опять не знаю, куда идти. Опять дальше кино не уйдёт, как обычно.
Если это было бы в Расторгуеве, я постарался бы пригласить тебя куда-нибудь, а ты, как всегда, отказалась, и я бы пошёл в наш клуб. Там постоянные лица, ничего интересного, и вернулся бы домой. А здесь, вырвавшись один раз в месяц, не хочется сразу возвращаться.
Есть еще одна новость, но ты не подумай, Рая, что я недоволен или жалуюсь. Я простудился сначала немного, а затем после тревоги сильно, полежал в снегу и теперь кашляю. Ещё нам объявили приказ министра обороны о сокращении зарплаты матросам. Теперь будем получать наравне с солдатами, по 30 рублей. Вот и вся моя жизнь. Коротко, верно, ведь?
P. S. Раюша, давай с тобой договоримся не задерживать ответы на письма. А то уже прошло две недели, как я тебе написал, а ты всё не отвечаешь. Жму руку, до свидания. Остаюсь Климом.

А это, Рая, в свободное время я написал для тебя.
Близок твой день, Раюша, женский день марта восьмого. Так вот ты меня послушай, а я скажу лишь два слова.
Я посылаю сразу два стишка, и, вероятно, оба с опозданием. Оправдываюсь пословицей: «Лучше поздно, чем никогда».
Итак, к 5-ому марта:

Перед тобою открывается
Жизнерадостный свой путь.
В жизнь дорога направляется
Не ещё куда-нибудь.
И вольнее, легче дышится.
Радость наполняет грудь.
Песнь победы всюду слышится,
Хочется полней вздохнуть.
Позади остались радостные
Дни упорного труда,
Без сомненья, была тягостною
И учёба иногда.
Выходя из техучилища,
Звучит голоса апломб.
Чувствуешь, какая силища,
Когда держишь свой диплом.
Пускай только что полученный,
Начинать с ним тяжело.
Дальше будет всё изучено,
А сейчас душе тепло.
Из училища уверенно,
Цель поставив впереди,
Не спеша, шагом размеренным
В трудовую жизнь иди.
В связи с этим поздравление
Как от всех моё прими.
Это добрых чувств волнение
Его правильно пойми.

А теперь к 8-му марта.

Год от года в марте месяце
Начинается весна.
По земле ручьи завертятся,
Пробуждая всё от сна.
Вслед за этим верным признаком
Марта семь прожив деньков,
Поздравленья женщин с праздником
Звучат с разных языков.
Юноша, влюблённый к девушке,
Спешит с внутренним огнём.
Без тревоги, полный верушки,
Чтоб поздравить с женским днём.
Двор знакомый, дом и лестница.
Юношу в дверях смутив,
Ближе к вечеру прелестница
Вышла, чувства охладив.
Провели весь день счастливые,
Для себя создав уют,
Не заметили, как ивы и
Солнце о весне поют.
Если ж далеко находится
Друг, если замёрз, как лёд,
Всё равно тепло, как водится,
Телеграммою пришлёт.
На листе бумаги беленьком
Писать нечего на двух,
Зато в каждом слове маленьком
Что-то поднимает дух.
И подруга улыбается,
Поздравленье получив,
Друга вспомнить постарается,
День свободный улучив.
Каждый муж с утра любимое
Приготовит для жены.
Мир, внимание взаимное
Для семьи всегда нужны.
Настроенье повышается
С поздравленьем жены вновь.
Моё тоже не мешается
Для тебя, моя любовь.

Вот и всё, Рая. Пиши о себе. Как защитила диплом? Как обстоят дела с распределением? Как встретила праздник. Чем занимаешься. Словом, пиши всё, и самое главное, не задерживай ответ. Привет всем подружкам, поздравь их от моего имени.
P. S. Это и есть тот самый подарок, о котором я писал.

Здравствуй, Рая!
Сейчас у меня много свободного времени, вот я и решил написать тебе. Я лежу в лазарете, решил немного поболеть и подхватил воспаление лёгких. Скучно. Скоро уж май, а там недалеко и твой день рождения, а еще через два-три месяца и ровно год моей службы. Видишь, как быстро летит время, совсем незаметно, по крайней мере для меня. К тому же откуда-то известно (пока неточно), что демобилизация будет проходить весной, призыв тоже. Это значит, что служить мне осталось совсем немножко. Глупо всё это, ведь ничего подобного может и не быть, но как -то не верится. Вот и всё. Поправлюсь скоро и буду служить дальше. Пожелай мне скорого выздоровления, Раюша, и улыбнись. Спасибо большое, я видел. До свидания, Клим.

Семь часов утра… А снег уж тает,
Начинается рабочий день,
На столе уж завтрак ожидает,
А подняться неохота, лень.
Свет струится в комнату из окон,
Словно чуть-чуть тлеющийся трут,
Разметав по ветру волос локон,
На работу едешь поутру.
К поезду спешишь, одевшись просто,
Как обычный человек одет,
Незаметна, невысока ростом,
С головы чуть падает берет.
Настроение торжественное, грустное,
Расставаться с юностью пора,
По обычаю древнейшему, по русскому
Забывать, что делалось вчера.
В воздухе какой-то шум весенний,
Всё полно дыханием весны,
Возвратившись, ты проходишь сени,
И глаза по-прежнему ясны.
Отпуск позади, теперь не вспомнятся
Дни, прошедшие без дела, без забот,
Новые желанья, мыслей переполнятся,
Жизнь опять известной колеёй пойдёт.
Год пройдёт, затем второй… и третий,
Снова зазвучит весенняя капель,
Не такой уж будешь ты в берете,
След оставит жизни канитель.
P. S. Поздравляю с первым днём на производстве, желаю больших успехов. Напиши, как ты проработала первый день.

Здравствуй, Рая!
Наконец я поправился, вышел из санчасти, теперь можно и написать. С этим письмом я тоже прилично задержал. Сейчас у нас стоит приличная погода, можно даже было и в субботу, и в воскресенье играть в волейбол. Ты знаешь, я был большим любителем когда-то, но, когда вышел впервые на площадку, то играл очень и очень плохо. Правда, в воскресенье получилось немножко получше, нашей команде удалось даже целых полтора часа играть, не вылетая.
Вечером в воскресенье по телевизору смотрел картину «Пути и судьбы ». Картина понравилась, теперь стали выпускать более или менее приличные картины, только потешно выглядит свадьба, уж больно много веселья. У нас в клубе части шли старые картины: «Поднятая целина » и «Крушение эмирата », вот я и не пошёл их смотреть. Вот вроде и всё.
Да, была тревога на днях, пришлось помёрзнуть около половины ночи. Отогрелись утром.  Одному товарищу из нас и вовсе не повезло, он провалился в лужу и промок по пояс. Зато сразу же вернулся в часть. Сейчас продолжаем учиться. Говорят нам, что срок обучения у нас сократят, так что, может быть, я скоро отправлюсь на флот. Скорей бы уж.
Насчёт увольнения. Думаю сходить перед маем, но когда именно, не знаю. Всё дело портит перенесение рабочего дня на 29-е. Праздники у нас пройдут совсем неважно. Дело в том, что на днях мы заступаем в караул, а затем со 2-го мая на 3-е опять. Это значит, что 2-го увольнять не будут. 1-го же мая все уходят, сначала стоять на демонстрацию, а затем, после небольшого перерыва, опять на обеспечение салюта идти. Скорее всего, тоже не удастся уволиться. Видишь, Раюша, как хорошо и занятно мы проводим время.
Остаётся только поздравить тебя (хотя и немножко рано) и пожелать хорошо отметить праздник, но только не так, как я, а то я тебе не завидую. Итак, желаю: ты, наверное, будешь встречать в новом кругу знакомых по работе. Сейчас ведь много молодёжи работает в Москве, а вас, наверное, послали туда несколько человек.
Ты мне пишешь, что автобусы ходят на Коксогазовый завод от самой станции. А ты знаешь, Раюша, в своё время на собрании заводском я выступал по этому вопросу. Ведь линия должна была открыться еще в ноябре 1954 года. После открытия Дома культуры там хотели устраивать танцы один раз в неделю. Однако благодаря предложению одного товарища комсомольское собрание постановило устраивать по два вечера. Как сейчас обстоит там дело – не знаю, а хотелось бы и очень. Ведь у меня там есть несколько знакомых товарищей, не знаю, помнят ли еще.
А теперь, Раюша, посылаю еще одно «начинание». Я, наверное, уже порядком надоел тебе со своими стихами, но ты понимаешь, Рая, своим друзьям я их боюсь читать, так как поднимут на смех, я уже пробовал, а иметь товарища, пускай даже смеющегося, но всё-таки читающего, мне очень хочется. Поэтому я опять… это всё потому, что выдалось свободное время в санчасти (не думаю больше туда попадать).

После зимы, бушевавшей немало,
Солнцем вновь воздух согрет.
Снова на улице лес флагов алых,
Их ослепительный свет.
Всюду в стране в этот день равнодушных
Будешь искать – не найдёшь.
Не изменит настроения душный
Воздух, и туча, и дождь.
Утром, на каждое утро похожим,
Идут посмотреть на парад.
И каждый житель, и каждый прохожий
Этому дню будет рад.
Грозно проходят войска в ровном строе,
Вслед демонстрантов ряды.
Праздничный вечер как утро второе
Улиц огнями глядит.
В сумерках, видно гуляющих пары.
Группой идёт молодёжь.
Лиц раскрасневшихся, пышущих жаром,
Сколько угодно найдёшь.
Площади, парки народом запружены.
Все ожидают салют.
Лучи прожекторов, цепью прокруженных,
Звездное небо зальют.
До поздней ночи никто не расходится,
Хочется дальше гулять.
Стрелки часов за полночь переводятся.
Друзей же нет сил оставлять.
Следущим утром опять за работу
Лишь загорится заря.
И новые битвы, к новым высотам
Зовущая всех, и не зря.

Вот и всё пока. Теперь крепко жму руку, до свидания, милая Раюша! Твой Клим.

Твой милый образ на портрете
Тоскливо смотрит мне в глаза.
Одну тебя люблю на свете
И многое хочу сказать.
Люблю, хоть чувствую, что вместе
Нам может больше не идти:
Ведь я давно живу без вести
О твоей жизни и пути.
Я вспоминаю август, лето
И тот вечерний тихий час,
Когда тебя, скромно одетой,
С подругою увидел вас.
Ты показалась такой милой,
Я с той поры как в сказке был,
Что день за днём зимой унылой
Твой образ в памяти хранил.
Совсем не страсть, не увлеченье
Тянула мою душу ты,
Без сна провёл много ночей я,
Роились в голове мечты.
А сколько раз в порыве нежном
Я мимо дома проходил,
Надеясь встретить взгляд прилежный,
Который свет мне в сердце влил.
Я жаждал, встретиться с тобою,
Я в мыслях рядом быть хотел,
Но словно скрытый пеленою
Был одиноким мой удел.
Потом настало пробужденье.
Тот майский день был праздник мой,
Когда в день твоего рожденья
Я вновь увиделся с тобой.
От счастия сказав немного,
Обычных слов мне было жаль,
Ушёл от друга дорогого,
Лишь твою руку чуть пожал.
Так день за днём менялись росы,
И наступил момент, когда
После призыва, став матросом,
Я прибыл в Ленинград, сюда.
Окончились для сердца муки,
Исчезла радость редких дней,
И, находясь давно в разлуке,
Я помню до сих пор о ней.
О той, с которой хоть недолго
Но всё же виделся не раз.
Мы обошлись без пылкого,
Ведь это незачем для нас.
Тебя далёкой представляя,
Осталось мне лишь вспоминать,
Как каждый раз с тобой, гуляя,
Я нужного не мог сказать.
Теперь вот здесь, где должен буду
Пред родиной свой долг отдать,
И разве лишь какое чудо
Тебя поможет увидать.
Но чудеса, ты сама знаешь,
От них бывает толк какой,
А всё равно о них мечтаешь,
Когда кругом ночной покой.
А ты что думаешь? Считаешь,
Что я уже давно забыт?
Хоть изредка-то вспоминаешь,
Боясь испортить аппетит?
Что ж! Мне сейчас обидно,
Но на тебя я не ропщу.
Нескоро я вернусь, как видно,
А в мыслях уж тебя ищу.
Так каждый раз, взглянув на фото,
Открытый милой встретив взгляд,
Вдруг новое увижу что-то,
И службы дни быстрей летят.
Раюша!
Только ради бога не хвали их, но и не ругай, вернее, критикуй сильно, так как это мои первые «начинания»; я их писал ещё в декабре – январе. А сейчас мы изучаем специальность, а она очень трудная, и «сочинять» совершенно некогда, разве что на самоподготовке «украдёшь часок». Но ты знаешь, Рая, я не собираюсь бросать, наоборот, мне начинает нравиться это занятие.
Правда, до знаменитости мне далеко, так как я не умею «торговать талантом» как другие поэты, да и никакого таланта у меня нет. К тому же, в моих стихах тоже очень много пессимизма (может быть, ты скоро убедишься в этом), а следовательно, читать их можно таким же пессимистам, как я, или ты... Когда-то мой отец прислал матери с фронта стихи, начинающиеся первой строчкой этого. Всё же остальные в первом четверостишии я не помню, вот и «сочинил на свой лад». Я себе представил, что ты можешь мне написать в рецензии, и заранее умоляю:
Критика - вещь хорошая,
От сердца идёт, когда
Виновника так огорошила,
Что деться нельзя никуда.
Ну ладно, начинай, всё равно уже написал.
P. S. Было бы лучше, Рая, если бы ты их никому не показывала, я прошу.

6 мая 1956 года.         
Христос воскрес!
Здравствуй, Рая!!!
Ждал, ждал я, когда ты мне напишешь о своей работе, новостях и так далее, да так и не дождался. Может, ты не хочешь, а может, и не любишь писать чаще одного раза в год по обещанию. А я всё равно напишу немножко о себе, хотя вряд ли это будет интересно для тебя.  Но надо же поделиться мыслями. Станет веселей на душе. Итак, 29 апреля – моё четвёртое увольнение. Когда выходишь в город нечасто, сразу же начинаешь думать двояко.  Не прозевать патруля, не получить замечания и посмотреть побольше. В результате не успеешь оглянуться, а время… Билета в кино достать не смог, погулял по городу и вернулся. 
Май встретил в части. Правда, тридцатого был на выставке французского искусства 18 - 20 веков в Эрмитаже (культпоход). Ничего особенного, есть, правда, несколько скульптурных групп, и всё. Я, правда, не столько смотрел выставку, сколько преследовал Аркадия Райкина . Вот уж получилось, будто по улицам слона водили, как будто напоказ, тотчас вокруг слона толкучка собралась. Старый он, уже заметны седые волосы (удивился), одет по проповеди «Мы против стиляг». Жена (если я не ошибаюсь) довольно молодая, лет 25 – 28.
На май играл в волейбол и смотрел старые картины, и всё; даже уже забыл названия их: память-то девичья, только письма не забываешь писать. Второго был в расходе, обжёг на камбузе руку и за это съел 57 котлет и выпил целый бак компота (как сказал мичман).
Среди недели был на корабле, где стоит вся наша аппаратура. Не столько смотрели на аппаратуру, сколько слушали джазы по магнитофону. Вообще, если так, то служба на корабле будет нескучная.
Наступила суббота. Один товарищ отказался увольняться, я уволился вместо него. Как и 29-го в кино билеты все проданы, осталось гулять так. И вот четверо матросиков шатались-шатались по набережной Невы, Марсову полю (там видел могилы бойцов за революцию) и усталые вернулись обратно; вдобавок злые, так как чуть не попались в чёрный список у патрулей.
А в 6:30 с культпоходом (20 человек) ходили в музей религии и атеизма. Жалко, не было Галины, а то бы она нашла там очень много интересного, ведь у неё вроде факультет этого профиля. Или нет? Прочитал хорошую немецкую пословицу: «Бог и в погребе есть», - сказал монах, отправляясь туда за вином. Интересные карикатуры на папу, с одной стороны, вернее повернёшь верхней частью – папа римский, повернёшь наоборот – шут. Узнал и о Пасхе, короче говоря, стал «человеком во Христе». В этом же музее имеется могила Кутузова и ключи от городов, взятых им. После музея решили погулять по городу и побродили до 7 часов вечера. Прошли километров десять и большей частью по бульварам и паркам. Издали видел крейсер «Аврору», не мешало бы сходить посмотреть его поближе.
Ты знаешь, Рая, я начинаю думать, что в Ленинграде больше интересных мест, чем в Москве. Теперь жду следующего увольнения, хотя оно нескоро будет. Иначе не о чем думать.  Хотя май близок к концу, впрочем, я, наверно, не успею, там и видно будет, что раньше заикаться.  Вот у меня всё: передай привет своим подругам, если они не забыли, и Галине, если скучает, хотя и во мне весёлости было, что кот наплакал, а сейчас и подавно ещё меньше.
Вчера по телевизору смотрел «Девушку из Бомбея ». Одним словом, идейная картина. Больше не придумаю, что и писать. Может, тебя интересует служба? Сейчас в наряде стою, вчера работал до часа ночи, сегодня в шесть часов сменяюсь. Скоро придёт помкомроты по строевой части со стажировки, тогда будет порядок ещё строже. Сегодня комроты рад: всё увольнение прошло без замечаний. Не интересно? Я думаю. Ладно, придумай, что написать, и ты, хотя мне всё интересно, Раюша. Крепко жму руку. Т. К.
               
Оморячился, салага!!!                28 мая 1956 г.
Здравствуй, Раюша!
Напишу, как я встретил твой день рождения. Может, тебе это покажется неправдоподобным, но это действительно было так. Можно было бы ничего не писать, но мне хочется с кем-нибудь поделиться. Домой же писать просто нельзя, чтобы не разводить паники и лишний раз тревожить мать.
Слушай. Как всякие моряки, мы обучаемся ходить на шлюпках. Устройство шлюпок давно прошли, и теперь занимаемся греблей. И вот в воскресенье мы участвовали в традиционных шлюпочных гонках. В команде нашей роты было шесть гребцов и один старшина. Ходили на десять морских миль. Заняли 37-е место из участвовавших 45 команд.
 Примерно на половине обратного пути волна стала больше и буквально за 2-3 минуты – 6 баллов. По такой волне идти своим ходом почти невозможно, и нас взяли на буксир с другой лодкой к старому катеру. Наша лодка шла второй. До берега оставалось мили три-четыре. Всё наше обмундирование находилось в шлюпке, мы же были в брезентовой одежде. И вот одна из волн ударила в правый борт и захлестнула водой одежду. Впередсмотрящий хотел укрыть её парусом и навалился на нос шлюпки. Шлюпка сильно наклонилась носовой частью, и как раз в это время ударила другая, более сильная волна. Нашу шлюпку захлестнуло, и всё поплыло.
Волнами унесено наше обмундирование, вёсла, парус, мачту для него и буквально всё оснащение шлюпки. У некоторых уплыли деньги, документы, у одного даже фотоаппарат «Зоркий». Мало того, наша затонувшая шлюпка потянула за собой и переднюю, за связывающий нас канат и та тоже «овер-киль ». Там тоже всё уплыло.
Буксир сначала ничего не заметил и ушёл на 150-200 метров вперёд. Пока он разворачивался и шёл обратно, нас разнесло в разные стороны, хотя мы и старались держаться кучкой. Да, спасательные круги и нагрудники тоже унесло, никто даже не успел ничего удержать. В брезентовой куртке и штанах держаться на воде трудно, поэтому пришлось раздеться и остаться в тельняшках и трусах, сняли даже ботинки.
Между тем на буксирном катере только что надумали спускать шлюпку, нас вылавливать. К тому времени подошел второй буксирный катер, и нас выловили в буксировавшиеся с ним шлюпки. Однако пришлось продержаться на воде минут 30 - 45. Это не в Сухановском пруду  плавать. Водички нахлебались вдоволь. Обидней всего то, что в миле от нас находился сторожевой катер, но там ничего не сделали, а плыть к нему или к берегу было бессмысленно, мы бы скорей растерялись.
Итак, 15 человек подобрали: на нашем буксире обе шлюпки обрубили, чтобы они не мешали ходу катера. Пришвартоваться тоже нельзя было, так как катер мог бы разбиться о пристань, вот мы и болтались всё время около берега. Сигналили прожектором на пристань, находившуюся в 200 метрах от нас, в часть, но нигде даже не приняли сигнала, не думали, что в такую погоду будет кто плавать.
После часовой болтанки послали SOS (сигнал о бедствии) в эфир, но это была уже паника. Эти сигналы тоже никто не принял. В конце концов решили причаливать сами, подошли к пристани, успели вовремя зацепиться и поставить якорь. В часть добирались кто в чём, замёрзшие, продрогшие, как Робинзоны Крузо. Одним словом, морская романтика. Только всех после такой романтики так укачало, что еле дошли до части.
Сейчас начали разбираться, как всё это произошло, почему не приняли сигналов и так далее. Конечно, многим не поздоровится.  Из всего происшедшего я сделал вот какие выводы. Не так уж прекрасно море, каким его расписывают. Кто треплется о своих плаваниях, тот сам ничего не видел. Благополучные исходы у таких историй бывают только в книгах или в кино.
Ну вот и всё, дорогая Раюша. До свидания. Всё тот же Клим.
P. S. Сейчас все отдыхаем весь сегодняшний день, растираемся «спиртным», согреваемся и так далее. Вечером будем получать новое рабочее платье. Может, ты считаешь всё это фантазией? Что же, будь я на твоём месте, я бы только так и сделал, даже посмеялся бы.  Но… надеюсь, что больше не придётся описывать подобных историй. Не хотелось бы! Ещё раз до свидания!

Здравствуй, Рая!
Сегодня я зол и зол как -то необычно. После обеда смотрел кино «Княжна Мери » по телевизору, нашёл Печорина превосходным малым и лёг спать. Вот во сне-то мне и показалось, что я хочу написать письма всем знакомым своим, а когда проснулся, никакого желания не оказалось. Вот я и разозлился поэтому, но писать всё же сел. Это уже третье, на каком остановлюсь, не знаю.
На прошедшей неделе успел полежать в санчасти с ангиной, но на сей раз меня туда уже не ждали, я же поклялся больше не ходить туда после апреля. Вчера в клубе было «Преступление Юдит Бендич ». Как жаль, что так редко смотришь хорошие картины! Ну да ладно. Еще несколько месяцев (мы с тобой, вернее, я) и исполнится годовщина со дня   моего рождения. Здесь скоро мы кончаем учиться, и нас списывают по кораблям. Тогда у меня будет оправдание молчанию долгому: «Ушёл в плавание, писать не могу», да и ты при мысли обо мне, когда захочешь мне написать, то сможешь успокаивать себя тем, что я нахожусь в плавании и всё равно не получу письма. Ты рада? Я тоже.
 А погулять по Ленинграду удастся еще, наверное, несколько раз. Думаю уволиться в ближайшую субботу. Заодно уж скажу, что я не успел сделать, как хотелось. Но так оставить не хочу, поэтому когда-нибудь попозже всё-таки исполню задуманное.  Вот и всё по службе (не то, что в сентябре прошлого года).
Теперь о твоих делах житейских. Я не получал от тебя писем очень долго, даже слишком. Ты обещала написать, как прошёл первый рабочий день, но не написала. Значит, в нём ничего особенного не оказалось. Дальше - больше, теперь ты уже представляешь, что значит работа. На май я получил поздравительную, сначала обрадовался, но ожидал письма день, два, потом перестал, а теперь уже совсем не жду.
Восемь часов на работе, плюс к этому дорога в Москву и обратно изо дня в день вряд ли покажутся необыкновенными. После этого воскресный день кажется праздником, когда хочется сходить в кино, погулять, отдохнуть. После работы и подавно некогда заниматься. Я не знаю, но очень интересуюсь, собираешься ли ты в этом году поступать учиться в институт, если нельзя на дневной, то на заочное отделение. Готовишься ли ты? Поступить не мешало бы, ведь сейчас с каждым годом всё труднее поступать стало, и даже в заочный. Я в прошлом году поступил, но как реликвию сохраняю справку, взятую перед уходом в армию для военкомата, а для чего - и сам не знаю.
Чем ты живёшь сейчас? Коллекция пластинок, наверное, значительно пополнилась. Когда-то мне нравились кое -какие из них, например «Мечты ». Но она, оказывается, вредная, и если тебе её не жалко – уничтожь. Она научила меня мечтать, а мечтать очень вредно, оказывается. А как поживает Галина? Каковы её дела с университетом? Не бросила ещё? Уж очень трудно ей приходилось. Моя сестра через несколько дней сдаёт последний экзамен, а не знаю результата ни одного из них. А очень хотелось бы, чтобы моя сестра не имела задолженности на втором курсе. Этот курс решающий. Дальше уже идёт специальность, ей всё знакомо, а полученный сейчас «хвост» будет заметно тормозить движение её вперёд.
Ну да ладно, всё равно к моей демобилизации все станут учёными, а я как был, так и останусь неучем, ведь тогда начинать уже поздно будет, время будет не то. А впрочем, там видно будет. Да, о демобилизации. Весной её не будет, но ещё два-три таких заявления - и я демобилизуюсь. И правильно, а то о военнослужащих не ахти как хорошо думают зачастую, так незачем тогда делать этих людей военнослужащими и ставить в такие условия.
Всё это, между прочим, Рая. До свидания, и когда захочешь написать – напиши мне о своей жизни. Клим.
P. S.  Во второй половине июня ко мне собирается приехать опять мамаша, вот сентиментальности почище моих. Всё, кажется, и третье готово, написано. Отдохнуть надо, верно?

30.07.1956 г.                г. Ленинград.
Здравствуй, Раиса!!!
Давненько тебе не писал, надо напомнить о своём существовании. В субботу 21 июля, будучи в увольнении, смотрел голландские корабли и моряков. Корабли, хотя и красивые и выглядят аккуратно, но наши (сделаны грубее) имеют более мощный огонь, больше вооружения, более быстрый ход и маневренность. Радиолокационное вооружение тоже лучше.
Что же касается моряков, то их пришло как раз столько, чтобы обеспечить ход кораблю и другие работы, необходимые для движения его. Подавляющее большинство были «матросами» из видных семей с выхоленными, благородными лицами и руками, совершенно непохожими на мужские руки матроса (как у тебя). Таким «матросам» в Москве на улице Горького гулять, а не на кораблях служить.
Обменялся с одним из них валютой, получил голландский цент, фотографировался. Из разговоров (мы оба знали по три слова: я английского, а он русского языка) узнал, что служат там всего 21 месяц, армия наёмная, страна занимается преимущественно торговлей, сильно развита судостроительная промышленность. Я спросил знаком (постучал под подбородок), как у них с выпивкой. Меня поняли, но по части русской водки они слабы. Мы, хотя и не пили совершенно (не так уж много денег у матроса, да и нельзя), но видел таких, которые были пьяны с крепкого пива.
 Видел и советских девушек, которые были без ума от формы матросов, от кораблей и рады были познакомиться с иностранцами.  Однако чувство вкуса всё же имеется: морякам голландским некоторые предпочитали офицеров. Приятное знакомство, надо сказать.
Неделя прошла в учениях, а вчера отмечали день Военно-Морского Флота. Я участвовал в шлюпочном переходе по реке Неве, видел наши советские (надо сказать, старого типа, есть современные) корабли. Если вспомнишь обо мне, когда будешь смотреть журнал о праздновании дня флота, то хорошо.
Вечером кино «Крутые горки » и концерт матросской самодеятельности по телевизору. А сегодня опять служба, в шесть часов заступаю на пост часовым на сутки. Всё по-старому. Осталось учиться до 25 августа, а там экзамены, мы получаем морскую специальность и на корабли. Поедем, наверное, через Москву на Черное море в г. Керчь (может, и не точно). Я это пишу потому, что очень хотел бы увидеть тебя. Поэтому попрошу, чтобы ты пришла, хотя это против твоего желания. Согласна или нет, напиши прямо, без обмана только. Я буду знать, и если нет, то просто не сообщу, когда буду проезжать Москву, даю тебе слово. Сейчас я живу только этим, Рая.
Через месяц, не знаю, как ты, а я буду отмечать свою первую «годовщину» и день рождения, 12 сентября. «Веселый праздник», не правда ли? Вот от таких воспоминаний только становится как-то тяжелее, хуже настроение, хотя и вспоминаешь чисто случайно иногда. Как у тебя дела, чем ты сейчас занимаешься, я даже не могу представить.
Иногда я думаю, что ты поступаешь в вечерний или заочный институт, что этот год не пропадёт у тебя, а иногда думаю, как раз не то, что хотелось бы. Расторгуево я представляю, как обычно, летом, полным отдыхающих, Волхонкой , клубом, похожим на сарай (не развалился он ещё?), и «пятачками », на которые я любил ходить из-за наивной глупости, надеясь увидеть там тебя. Иногда мне это удавалось, а вообще … записался.
Из дома мать пишет, что я долго молчу, а мне и писать не хочется. Подожду еще недельки полторы и к 16 августа заодно поздравлю отца с днем рождения. А то будут упрёки о невнимательности и так далее. Всё. До следующего письма. Клим.
P. S.  При встрече с голландцами нас предварительно «проинструктировали». Получается: «дружить дружи, а нож за пазухой держи». Интересно. До свидания и желаю всего хорошего.

                Ленинград.
Здравствуй, милая Рая!
У меня возникли ещё два вопроса. Напиши, если есть твой телефон на работе и (второе) напиши точный адрес места твоей работы. Дело в том, что нас повезут в пассажирском поезде, а может, в товарном составе, и в самой Москве можем не остановиться. Телеграмму будет давать бессмысленно, так как встретить будет нельзя. А это, если будет несколько часов, я постараюсь сам разыскать тебя. Впрочем, дальше видно будет, сейчас рано загадывать.
Служба без изменений. Ребята других специальностей уже закончили учёбу, сдали экзамены и разъехались по кораблям. Едут на Север и на Балтику. В отряде осталось очень мало народа, тысячи полторы, не больше. Поэтому приходится служить по пословице: «Через день на ремень, через два на камбуз», то есть стоять или часовым, или же стоять в наряде внутреннего обеспечения части. Вот и вся служба.
По телевизору смотрел выступление «Голубого джаза» Польши. Впечатление хорошее, даже очень, и всё же я ожидал большего. Кстати, большинство вещей, исполняемых джазом, записано у нас на магнитофонах (моя флотская специальность – магнитофоны, спектрометры) и иногда удаётся послушать запись, несмотря на запрещение. Было бы запрещено – так давно бы уничтожили.
Ладно, хватит расписывать, а то писать много вредно, а часто и подавно, и вот почему. Один матрос дорожил своей гражданской знакомой и написал ей в месяц 500 писем. На вопрос «Ответила ли она тебе?» сказал: «Ответила». «Что же она ответила?» «Что вышла замуж за почтальона». Вот я и стал писать пореже, так как не хочу получить подобный ответ. Может, и ты не пишешь мне поэтому? Ну, всего. Клим.
P. S. Рая, Рая, что ты со мной сделала?... Впервые я тебя увидел 7 августа 1954 года, а сегодня… 17 августа 1956 года. Пошёл уже третий год, пройдёт и ещё три года… а я? Я сейчас только сильнее хочу видеть тебя и живую, какой ты сейчас есть, а не такой, какой я вижу на фотографии и в свободные минуты перед сном. Вот расплакался! Да, Рая, я действительно как девчонка, и недавно убедился в этом.  У меня получился внутренний нарыв (правда, неприятная тема) на левой пятке («ахиллесова пята»), и пришлось его разрезать. Так вот, резали без всякого замораживания, и я, как ни хотел вытерпеть, всё-таки не обошёлся без стонов. Пришлось попотеть. Вот поэтому я и девчонка, не смог перетерпеть небольшую боль. Зато теперь не верю ни одному рассказу, ни одной кинокартине о том, как производят операции без необходимых приготовлений. Тоже польза. Всё, дорогая, до свидания. Как прежде.

Решил написать, так как у меня изменился адрес, вернее, литер, и появился однофамилец. Тебе всё же надо знать о моих перемещениях. Мой адрес стал: г. Ленинград-115, в/ч 95068, «Я» Зайцеву Клименту Иванову. Ну вот, больше писать нечего, и тебе неинтересно и не обязательно знать что-либо обо мне. В своё время я писал тебе часто, хотелось так же часто получать ответы, но… Я стал просить, эти просьбы превратились в бесконечные, это рано или поздно должно было надоесть. Если у людей нет чувства товарищества, сознания и даже больше того, уважения и совести, то тут нельзя винить кого-либо, кроме действительно виновных. Всё.
P. S. Я не принуждаю тебя к переписке, сейчас мне всё равно, но скажу, что если я что-либо говорил или давал обещания, то я обязательно исполнял их, слова сдерживал, хотя этого мне иногда и не хотелось делать, и приходилось оказываться в неудобном, стеснённом положении. Торговать своими мыслями, бросать слова на ветер мне ни разу не приходилось, если не считать прошлогодней истории с тобой. Я до сих пор окончательно не «излечился», но это «неизлечение» заключается всего лишь в том, что сейчас вот пишу это письмо. Просто привык обо всём всегда говорить прямо, ничего не скрывая, то, что думаю. И уж если сделал какой-нибудь вывод, утвердился в каком-либо мнении, то почти не менял их, опять за тем же самым исключением. Может, это можно называть нетактичностью, сейчас это всё равно. Мне совершенно безразлично, что будут думать об этом люди, с которыми мне вряд ли придётся встретиться когда-либо.
Когда будет скучно и, если появится желание, напишу ещё.
P. S. А есть люди, которые не ленятся уделить 5 минут в неделю для письма, и это действительно так.