Они могли бы жить... как шейхи!?

... Ровно четырнадцать лет назад я опубликовал в газете «Нефтеюганский рабочий» серию проблемных
материалов о стойбищных хантах Нефтеюганского района. В 1990 году, прямо скажем, им жилось нелегко!...
Поэтому рубрика для моих статей, репортажей и заметок была соответствующей: « Проблемы выживания
коренных народов». А заголовок одного из материалов недвусмысленно гласил: «Трущобы... для миллионеров».
В нем-то я и процитировал откровения редактора зарубежного журнала «Континент» В.Е. Максимова по поводу
малых народов Тюменской области: «На свою нефть эти народы могли бы жить, как шейхи, могли бы летать на
собственных самолетах и ездить в «Мерседесах» с золотыми ручками. А прозябают на уровне чуть ли не
каменного века... ».

Далее в заметке речь шла о жителях стойбища Данилы Степановича Каюкова: его больной жене Нине
Александровне, их детях, не имеющих возможности получить полноценное образование. «Его маленькие дети,
— писал я тогда, — лишены самого необходимого, их здоровье и жизнь в опасности. Отсутствие полноценного
питания, антисанитария... не могут не отразиться и на психике обитателей стойбища... »
Ни я, ни мой редактор (пропустивший эти строки в печать) не знали еще тогда, что жизнь повернется к
аборигенам еще более суровой — рыночной! — стороной.
Но вернемся к тем давним публикациям.
Был я в 1990 году в знаменитом стойбище Пунси. Познакомился с Аристархом Николаевичем Каюковым (ныне
покойным), с его соседями — семьями Александра Дмитриевича Каюкова и Ирины Михайловны Каюковой.
Александр Дмитриевич и его жена Прасковья Даниловна родили троих детей: Анатолия, Славу и Татьяну.
Молодую девушку я запечатлел на фотопленке: симпатичный овал лица, густые волосы, красивые глаза. Она в
платке и национальной одежде; в свои тогдашние двадцать с небольшим лет Татьяна прекрасно справлялась с
выделкой шкур, шитьем кисов из оленьего меха, приготовлением пищи и т.д. Но хотелось Танюше в Угут, к
своему жениху! А папу, маму и младшего братишку (старший Анатолий служил в Германии) бросать боялась:
все-таки им помощница!
В областной газете я в тот же год опубликовал другую большую статью «Время жить или время умирать... ».
(Она, увы, оказалась пророческой: спустя некоторое время главный герой моего материала Аристарх
Николаевич Каюков трагически погиб! — В.Н.). В то время на стойбище Пунси жило всего пять семей, человек
двадцать, не больше. По соседству с Аристархом (в 11-14 километрах) располагались юрты Лазаря и Павла
Каюковых (Лазарь Николаевич тоже ушел из жизни в 2003 году! — В.Н.).
О чем же говорил четырнадцать лет назад Аристарх? О том, что когда в стойбище кто-то заболеет и нужно
срочно вызвать санитарный вертолет, то надо на «Буране», оленях или пешком бежать 60-70 километров до
ближайшего селения Каюковы на Большом Югане. Рации в стойбищах отсутствовали. В то же время вокруг
хантыйских стойбищ творился настоящий беспредел геологоразведчиками, буровиками, добытчиками недр. Так
между конечным отрезком бетонки (у ДНС «Майская» НГДУ Майскнефть) и озером Тупси-Лор исчез навсегда
великолепный сосновый бор — частью был вырублен, частью сожжен. Нефтяные разливы грозили верховьям
рек Малый и Большой Балык, Большой Салым и Большой Юган. В 1989 году сгорел на большом участке лес в
верховьях речек Кетмыгей и Малый Балык — это как раз родовые угодья Каюковых. Виновных, как всегда, не
нашли...
Площадь угодий, на которых проживают и охотятся семьи хантов, составляла тогда примерно 3000 квадратных
километров: с севера на юг 40-50 км и с запада на восток — 60-70. По здешним меркам, не так уж и много!...
Итак, в 1989-1990 годах советская система была при издыхании! Но дела по-прежнему творила черные!...
Кратко перескажу дальнейшее содержание статьи. На пять хантыйских семей в стойбище Пунси четырнадцать
лет назад имелось около семидесяти голов оленей: единственное стадо в Нефтеюганском районе! Оно
хищнически уничтожалось не столько волками, сколько ... двуногими (стадо ежегодно редело на 4-5 оленей! —
В.Н.). «Покорители», то бишь свирепые браконьеры — те же, кстати, геологи, буровики, нефтяники — не
стеснялись бить домашних животных чуть ли не на глазах у хозяев!
Но больше всего Аристарха тогда волновала участь островков нетронутой девственной природы в лесных
урочищах вокруг озер Тупси-Лор, Большое и Малое Каюково, где тогда еще водились соболь, красная лисица,
горностай, белка, рысь; а реки и озера были богаты рыбой, в них жили норка, выдра, ондатра. Заболоченная
местность служила отличным местом для гнездования водоплавающей дичи (именно здесь можно было увидеть
многочисленные стаи красавцев-лебедей).
Мой герой с тревогой говорил о факторе беспокойства, вносимом в уникальную природу геофизическими
партиями, буровиками и нефтяниками. (Это уже тогда заставляло зверей и птиц покидать свою родину! —
В.Н.).
Стойбищные ханты без природы существовать не могут. «И не исчезнут ли скоро последние ханты, —
взволнованно говорил Аристарх Николаевич, — как уже практически исчезли с лица земли семьи Очимкиных,
Яшкиных, Сатариных, Немчиновых, Сарантеевых, Салтыковых, Мумраковых, Мултановых, веками
проживавших там, где сегодня частокол буровых вышек, город Нефтеюганск, поселки Пыть-Ях (вскоре тоже
стал городом! — В.Н.), Мамонтово, Пойковский. Мы не можем и не хотим уходить со своих родовых угодий.
Просто мы не в состоянии привыкнуть к вашему укладу, выжить в ваших городах и поселках... ».
Да, положение и в 1990 году было очень серьезное! Сургутский коопзверосовхоз (к которому формально
относились рыбаки и охотники Каюковы) почти ничем не обеспечивал своих подопечных; очень многое
приходилось приобретать с рук, расплачиваясь с частником рыбой, пушниной. А Тюменьнефтегеофизика,
безжалостно бившая по охотугодьям Каюковых сейсмопрофили, лишала и зверя, и рыбы!...
Жители стойбища Пунси писали по этому поводу гневные письма в высокие инстанции, требуя оградить от
вмешательства «покорителей» (заказчиком всех разведочных работ было... производственное объединение
Юганскнефтегаз! — В.Н.) свои родовые угодья в границах озер Большое и Малое Каюково, речки Ян-Игый,
Кульм-Ега и Большой Салым; включить эти угодья в зону приоритетного природопользования (по южным
границам Майского и Ефремовского месторождений нефти и на востоке — по границе с Сургутским районом).
Аборигены были категорически против строительства в их родовых угодьях дополнительного
продуктопровода!...
Вот так! Приходилось чуть ли не в одиночку бороться с громадной бюрократической ведомственной машиной!
И главное они, маленькие лесные люди, тогда сделали: юрты Пунси не исчезли с лица земли!...
А вот еще статьи: «Когда пуст омет... », «Выселенные в ... болота», «Сяду я на нарту, песню запою... ». В них —
та же боль, та же тревога жителей стойбищ Нефтеюганского района за свое будущее, за свою жизнь.
«Все чаще охотник-ханты Данила Степанович Каюков не может добыть соболя и другого зверя» — гласил
подзаголовок одного из моих материалов. Весной 1990 года этот другой мой герой сумел сдать пушнины всего
на четыреста с небольшим рублей: немного белки, росомаху, волка. Когда в декабре шел к заветным путикам, то
вместо приветливой зеленой тайги встретили Данилу... черные горельники.
Выручили эту бедную хантыйскую семью лишь кедровые орехи да ягоды, которых Каюковы осенью 1989 года
сдали на несколько тысяч рублей. На них и пришлось жить потом более года главе родового угодья, его жене
Нине Александровне и двоим маленьким их детям — Аристарху и Егору...
«Увы, в прошедшем охотничьем сезоне, — писал я тогда, — Данила Степанович чаще ездил по больницам, чем
охотился. Болеет сам (лечился не так давно от туберкулеза), болеет жена (то же заболевание!), болеют дети (у
младшенького было воспаление легких)».
Сказал я тогда в нашу встречу с Данилой, что, мол, от туберкулеза хорошо помогает... медвежий жир! На это он
горько ответил: «Знаю, знаю, только где его взять? Медведей в наших краях давно нет, вот и росомаху первый
раз в жизни увидел».
Рядом на стойбище в то время жил пятидесятилетний отец Данилы — Степан Егорович Каюков, а с ним три
брата Данилы: Ефим (было 11 лет), Леонид и Давыд (было 6 и 8 лет); а также маленькие сестры Анастасия,
Валентина, Мария. Всего одиннадцать душ, из которых добытчиками по сути являлись лишь двое.
И осенью 1989 года Данила Степанович все же сумел добыть двух лосей, отстрелял с десяток-другой глухарей,
рябчиков, тетеревов. (Рыба — язь и плотва — больше летняя пища хантов, корм для неохотничьих собак. —
В.Н.). Оленей семьи С.Е.и Д.С. Каюковых уже тогда, в 1990 году, не держали: последние животные умерли от
болезней еще в конце семидесятых годов.
«Олешки остались у Лазаря, Аристарха, Василия и Николая, — грустно говорил мне Данила, — раньше много
браконьеры пакостили. И сейчас только в больших загородках пасем олешек, иначе разбегутся и пропадут».
«Идиллия» советского времени? Она была только на бумаге у больших цэковских партработников! Простые
смертные в конце 90-х годов прошлого уже века не жили, а ... выживали!... Того же Д.С. Каюкова спасал от
голода «Буран»: на нем возил из Куть-Яха (за 45-50 километров) муку, сахар, дрожжи, чай, спички. («Вертолета
можно ждать месяцами и не дождаться». — написал я в своей статье. — В.Н.).
Что еще? Тогда заготовители Сургутского КЗПХ бессовестно обманывали безграмотных лесных людей при
приемке даров природы. Рыбу же вообще не принимали; добытая хантами, она быстро сгнивала летом.
Семья Данилы всегда жила по Большому Салыму; лишь после смерти деда перебрались вверх по течению,
поскольку серьезно начали тревожить пришельцы-покорители... «Из сегодняшнего стойбища им уезжать уже
некуда... » — добавил я в той давнишней статье...
А старый ханты Степан Егорович Каюков прямо сказал корреспонденту, что не хочет, чтобы его дети покидали
стойбище. Но чтобы продолжили семейную традицию и стали охотниками и рыбаками...
От стойбища Данилы Степановича, писал я в конце статьи, до изб Аристарха, Лазаря, Павла, Антона и Алексея
Каюковых, Василия Когончина расстояние разное — 20-50 километров. Почти у всех них дети — будущее
маленького народа ханты. Но будущее это возможно лишь при условии сохранения северной природы, того
крошечного в масштабах страны пятачка, где еще теплится жизнь аборигенов...
Смотрю, перебираю свои старые статьи, заметки, фотографии. Вот на снимке Варвара Дмитриевна Каюкова с
сыном Николаем («... претендует на свои родовые угодья на территории Салымского сельсовета; будут олени —
будут шкуры, будет и обувь и одежда для семьи хозяина родовых угодий» — написано мною в текстовке к
газетному снимку. — В.Н.).
А вот три больших материала (публиковались в трех номерах «Н.Р.») под общим заголовком «Выселенные в ...
болота». Мой фотоаппарат в том же 1990 году запечатлел Федосью Филипповну Когончину с дочерью; Марию
Ефимовну Каюкову, одну их хранительниц хантыйского рода (к сожалению, тоже покойную! — В.Н.);
стойбищную семью Василия Егоровича и Нины Савельевны Каюковых с дочерью Анечкой; снова В.Д. Каюкову
со своими многочисленными дочерями и сыновьями, осиротевшими после смерти 50-летнего отца Ивана
Николаевича Каюкова.
Все эти люди свои четыре стойбища (с численностью проживавших 38 человек) вынуждены были устроить на
отдаленных труднодоступных маленьких островках песчаной земли среди болот, вдали от рек и озер. Из-за
отсутствия водоемов потребляли болотную воду, добывая ее из ям, выкопанных в торфяной жиже.
Отступление.
Из моей читательской почты (за 1992 год). «В 1979-80 годах так называемый Салымский леспромхоз в
буквальном смысле выкосил чуть не половину прекрасных сосновых боров, — написал мне салымчанин Ю.
Мусатов. — Я приехал в Салым десятью годами раньше и застал Салымский край почти нетронутым. Был это
красивейший, богатейший край! Ныне варварская заготовка леса леспромхозами загубила не только большую
часть лесных угодий родовых хантов, но и губит многочисленные ручьи, речки и озера. Нужно создать
охранную зону, запретить всякое промышленное освоение в районе Сыркового озера, вдоль речки Ай-Ега. То же
самое надо сделать и на Соровских озерах, тем более, что и там ранее проживали ханты. Я сам в прошлые годы
по берегам озера встречал хантыйские захоронения, да и в настоящее время недалеко от Соровских озер
проживает несколько семей хантов... ».
(Писал мне Юрий по поводу моей же опубликованной статьи «Вольный град Салым», где затрагивался больной
вопрос разработки Салымских нефтяных месторождений только что созданной фирмой «Эвихон»).
За 12 прошедших лет Салымский лесхоз (хозяин здешних лесов) отгрохал себе шикарный многоэтажный
кирпичный особняк; несколько в лучшую сторону преобразился и поселок. Но тот нетронутый краешек
природы, что расположен к югу от Салыма, все еще под угрозой уничтожения, как и местные реки и озера. (Об
этом «Н.Р.» писал в 2002 году в статье «У нас еще «слишком много» природы»).
Далее из письма Ю. Мусатова: «... Есть в пяти километрах от Салыма озеро, мы называем его Карасевым;
расположено оно рядом с продуктопроводом. Так это озеро вначале рванули взрывчаткой, видимо, желая
запастись карасем на всю оставшуюся жизнь, а позже дополнительно сюда слили отработанный метанол. Кто
это сделал, гадать много не надо! Нефтяники!... ». И все это, еще раз подчеркну, творилось в советское время, о
котором ныне столько ностальгии!
Вот почему и вынуждены были уйти на болота салымские ханты. От безысходности, от беды, нависшей над их
родиной — прекрасным Салымским краем!
И снова цитирую свою статью за 1990 год: «... многие семьи поставлены на грань выживания, ибо
туберкулезом, другими страшными болезнями в стойбищах болеют уже маленькие дети. По-прежнему жители
отдаленных стойбищ не имеют постоянной и квалифицированной медицинской помощи... В стойбищах
продолжается падеж оленей — основы существования хантыйских семей. В то же время другие необходимые
продукты питания завозятся коренным жителям крайне редко».
Юго-западные стойбища района в начале 90-х годов не были даже нанесены на карту: редкие вертолеты туда
добирались с... провожатыми из Салыма!...
«Орехов, ягод в прошлом (1989) году сдали всего на 1400 рублей, — говорит Федосья Филипповна, — немного,
все поблизости выбрали приезжие... » — написал я тогда в своей статье. В семье Когончиных на тот период
было двое малых детей, о которых повседневная забота почти полностью легла на мать. А отец Антон
Александрович часто пропадал в тайге: в охотничий сезон 1989 — 1990 годов добыл и сдал девять соболей
(белки на сей раз не было, не «уродилась»). Доход у семьи был невеликий, хотя могли бы держать оленей
(последние погибли еще в начале 80-х), если бы они надежно обеспечивались ветеринарной помощью,
производилось обновление стада. (В последние годы сургутские ханты перегнали в свой район из заполярья
тысячу голов оленей; мы — ни одной!. — В.Н.).
Взамен мяса Когончины вынуждены были выращивать... картошку, но на кислых торфяных почвах она
получалась с ... горох.
А тут нефтяное ведомство затеяло строить дополнительный продуктопровод: ясно, что пришлые люди
распугают и уничтожат остатки дичи в тайге, да леса пожгут без всякого зазрения совести!... Вот и жили
Когончины и на болоте, как на... пороховой бочке. Ожидая, что уничтожат и это их последнее стойбище...
Советская власть, оказывается, не шибко-то привечала сирых и убогих. И пример тому — другое стойбище,
Василия Егоровича и Нины Савельевны Каюковых с шестью детьми. «Из всех хантыйских стойбищ, виденных
мною в Нефтеюганском районе, это показалось мне наиболее жалким и убогим, — напечатал я такие строки в
1990 году в «Н.Р.». В то время многодетная семья не получала абсолютно никакой помощи от государства в деле
воспитания детишек; у Ефима, Марии, Давыда, Леонида Каюковых поначалу отсутствовали даже...
свидетельства о рождении, а райисполком Нефтеюганского района цинично обещал выделить пособий на
каждого ребенка рублей по... десять!
Умерший до моего посещения стойбища муж Маины Ефимовны — Филипп Егорович был родным братом
Василия Егоровича. Ничего и последний не нажил в жизни, кроме болезней... Были больны и многие его дети
(маленькая Дуся была от рождения слепой, но как инвалид с детства (первой группы!) тоже ничего не получала
от государства. «Родители — нищие люди — вряд ли смогут обеспечить будущее 8-летнему Алеше Каюкову
или 10-летней Маше», — писал я тогда, в 1990-м! Правда, старшая дочь Аня была в то время уже прекрасной
помощницей папе и маме: умела выделывать шкуры, вялить лосиное мясо и рыбу, шить изделия из оленьего
меха, приготовить немудреный обед и т.д.
В статье об этой беднейшей семье я упоминал, что она осталась в 1990 году почти без средств к
существованию. А ведь когда-то Василий Егорович держал сто и более оленей (в зиму 1989-1990 годов
осталось только... пять голов; «постарались» и волки, и браконьеры).
Осенью над стойбищем хищно кружили вертолеты с пришельцами, вооруженными непомерной величины
кузовами, ведрами, мешками. Обшарили, ободрали все окрестные ягодные плантации...
Не было у Василия Егоровича на тот (советский) период ни добрых сетей, ни даже прочной веревки к неводу. За
всю жизнь абориген не обзавелся «Бураном»! Изба — полуразвалившаяся, всего один хозяйственный амбар,
под которым хранятся доживающие свой век нарты. Весь домашний скарб можно было уместить на одну
оленью упряжку...
В состоянии ли были власти и ведомства помочь беднейшей хантыйской семье? Безусловно! Мне тогдашний
землеустроитель райисполкома Валерий Кислов толковал: «Ягельников в родовых угодьях Каюковых
достаточно, они бы прокормили не одну сотню оленей. Надо лишь закрепить эти земли официально в качестве
оленьих пастбищ». Не сделала этого районная власть советского пошиба, предпочитая вгонять в гроб
беззащитных и слабых...
Но перейди ягельники в категорию сельскохозяйственных угодий — пользователи-промышленники не стали бы
столь бездумно отторгать территории проживания коренных народов. За каждый гектар уничтоженных оленьих
пастбищ им пришлось бы платить по 7-11 тысяч рублей (в ценах 1990 года).
В тот переломный, советский еще, год я много писал с болью в сердце о нищете, убогости жизни наших
аборигенов, сравнивая ее с сытой, состоятельной и богатой жизнью алеутов Аляски, еще в 70-х годах
создавших Федерацию коренных народов этого северного края, с которой вынуждены были считаться власти.
Федерация как раз была занята прежде всего охраной окружающей среды в Арктике...
А у нас тогда, в начале 90-х, даже съезд малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока не принял
Женевскую Декларацию о правах аборигенов! Под давлением что ли тех же коммунистов и советской власти...
После падения СССР и коммунизма в России настал черед рыночных реформ, в которые, увы, еще далеко не
вписались нынешние аборигены и вряд ли когда впишутся (об этом — в отдельной статье!)! Хотя окружной
Думой, Правительством ХМАО много сделано и делается в этом направлении. Наконец-то официально
закреплены за аборигенами родовые угодья на территориях приоритетного природопользования.
Хозяйственникам были немножко пообломаны руки: теперь они вынуждены спрашивать разрешения у
стойбищных хантов придти к ним с буровыми, дорогами, станками-качалками! Заключаются ежегодно
экономические соглашения с владельцами родовых угодий, где производится добыча нефти. Приняты и
выполняются многие социально-экономические программы, направленные на улучшение жизни
малочисленных коренных народов Севера, такие как «Жилье — аборигенам», «Трудозанятость коренного
населения», «Дети Севера». Рассчитаны они на 2002-2006 годы... Кстати, стойбищные ханты сегодня
обеспечиваются рациями, дизель-электростанциями, лодками и лодочными моторами, снегоходами «Буран» и
многим другим. Но не все, больше только свои, «нефтяные»...
На мой взгляд, нет по-прежнему должного внимания к нашей хрупкой северной природе, к восстановлению в
полном объеме нарушенных экосистем. Сургутяне и тут снова впереди нас: 5 декабря 1997 года вышло
постановление губернатора ХМАО «Об особых условиях разработки Тянского месторождения», где
сосредоточено наибольшее количество хантыйских стойбищ. Годовая добыча нефти здесь приближается уже к
10 млн. тонн, но месторождение по-прежнему эксплуатируется в особом режиме; здесь осуществлен целый
комплекс мероприятий, позволивших создать так называемую «промышленную резервацию», где под
промышленное освоение будет отведено всего... 5 процентов территории, что соответствует самым строгим
нормам мировых стандартов природопользования. (Об этом я уже писал в 2003 году: ко времени выхода
месторождения на полную проектную мощность удельные значения земель, находящихся в пользовании,
водопотребления, количества кустовых площадок, протяженности трубопроводов в пересчете на тысячу тонн
добытой нефти будут одними из самых низких в Западной Сибири!!! Наверное, это один из самых значимых
подарков нынешних демократических властей заканчивающемуся Десятилетию коренных народов мира,
которое было объявлено ООН в 1994 году, уже после моих жестких, критических публикаций. (Думаю, что они
дошли до... Всевышнего! — В.Н.).
Значит, можно не гробить, не калечить природу, столь необходимую аборигенам!
И это вселяет хоть какую-то надежду на лучший исход нынешнего противостояния между коренными народами
и нефтяниками, газовиками, дорожниками.
Вл.Назаров
2008 год
http://www.ecosystema.ru/
************
РОЖДЕНИЕ КЕДРА

Перезимовавшая под снегм брусника всегда считалась в наших краях лакомством. С большим удовольствием угощались ею не только дети, но и взрослые. Хотя вид у ягод был не столь нарядный, как осенью, но обилие горьковатого сладкого сока придавало им особенный вкус.
Вот за такой брусникой и повела нас бабушка Околь в ближний бор. И было приятно и весело на душе от предстоящей встречи с лесом. И не только отведать брусники хотелось, но и наполнить свои набирки. Вот почему мы радостно размахивали ими, подбрасывали и следили, как они падали на весеннюю землю: кверху дном или книзу? Упавшая вниз дном набирка обещала удачу.
Незаметно дошли до леса, сразу запахло перепревшей хвоей и свежими сосновыми иголками. Бабушка нас остановила и ласково завела разговор:
— Дети, поклонимся бору и пожелаем ему здоровья, чтобы он осенью угостил нас свежими ягодами.
Только мы сошли с тропы в лес — вдруг бабушка присела и запричитала:
— Мать -земля, прости меня, я сделала тебе больно! О, годы, годы, годы, они мои ноги сделали тяжелыми, неловкими.
Она опустилась на колени, стараясь приложить строн/Гтый комок земли к прежнему месту. Но он рассыпался в ее руках, и вместе с землей посыпались кедровые орехи. Мы увидели их, кружочком приблизились.
— Постойте на месте, ребята, — попросила бабушка.
— О, светлый день! Оказывается, еще осенью побывала здесь запасливая кедровка, — воскликнула она. — Вот плутовка, где устроила себе ухоронку. Напрятала орехов и забыла о них. Это она, она где можно и где нельзя прячет орехи. Она и стронула с места комок земли, покрытый серым ягепем, у трухлявого пенька.
Бабушка начала собирать орешки в свою набирку и удивилась:
— О, о!! Да они уже проклюнулись — проросли. — Она поднялась и понесла нам показывать. Мы увидели, как из трещин орехов высунулись бледно-желтые остренькие росточки.
— Дети, это снежная водичка и солнце разбудили орешки. Ах, как жаль, что росточки появились не на своей земле. Здесь песчаный бор, место сосен. Кедрам здесь не вырасти.
— Как это не вырасти им, — возрг зили мы. — Растут же здесь сосны? Да вон какие, прямо до полнеба!
— Да, корни сосен глубоко уходят в землю. Им засуха не страшна, а корни кедров тянутся ближе к поверхности. В жаркое лето верхний слой земли быстро высохнет и слабенькие росточки орехов своими тоненькими, как ниточки, корешками не достанут влагу, погибнут, — объяснила нам она. 4— Дети, может, нам спуститься в низину, около болота, где растут кедры, и там посадить проклевыши?
Мы все в голос откликнулись:
— Да, да! Пойдем в низину!
— Вот какая добрая птица — кедровка, где напрячет орехи и забудет о них — там и вырастут кедры. А кедр-то — кормилец людей, зверей и птиц.
Скоро мы пришли к болоту, где в низине-росли высокие пышные кедры. Их узловатые корни тянулись далеко по поверхности земли.
Мы взяли сухие сучки, сделали неглубокие ямки, .опустили туда корешки вниз упругими росточками и засыпали их рыхлой землей. И вполне довольные собой спросили:
50 -
— Бабушка, скоро наши орешки будут такими же большими кедрами, как эти?
— Нет, дети, не скоро! Им надо расти много лет. Но долго ли, коротко ли, пройдет время, и они станут такими же большими, и наша мать-земля скажет вам спасибо.
Мы вернулись в бор и принялись собирать бруснику. Но только прикасались к ветке, как вся ягода осыпалась на землю. Бабушка Околь объяснила и показала, как надо собирать весеннюю ягоду:
— Дети, посмотрите, как я делаю. Надо подвести ладонь снизу у ветки, а большим пальцем пошевелить ветку, и вся ягода упадет на вашу ладошку.
Мы долго собирали бруснику, ели ее, а больше ссыпали в свои набирки. Досыта наелись ягод, да и посудины наши не совсем были пустыми. Может, потому теперь несли их ос торожно, не раскачивали. Наверное, боялись рассыпать драгоценность — ягоду, собранную своими руками.
А.Конькова
 Журнал «ЮГРА»
№ 9 (23), сентябрь 1993 г.
*******************
2.ТРИ ДНЯ НА СТОИБИЩе.ъ

В Ханты-Мансийском районе хантыйских стойбищ всего несколько, это не Сургутский, где их больше двухсот. И все же именно здесь определили место для визита президента Венгерской респу б лики Арпад Генца в дни IV Международного фольклорного фестиваля финно-угорских народов.
Почему вы бор пал на стойбище Лозямовых на реке Первой Ляме? Во-первых, оно старинное, со всем набором сооружений, с кладбищем, во-вторых, хозяева твердо держатся национальных традиций. И люди они образованные.
Владимир Михайлович Лозямов долго думал, прежде чем дать согласие на визит президента, все же он брал на себя огромную ответственность. Готовиться к такому значительному событию семья начала заранее. Для дорогого гостя решено было принести в жертву оленя. Два дня подряд старшая дочь Люда, еще подросток, пекла хлеб, а на сорок C лишним человек его надо было много. Труд большой: завести тесто, нарубить дров, принести кедровые ветки и вымести ими золу из кура — уличной печи... Хозяева даже боялись, что старый кур не выдержит такой нагрузки.
В канун визита на стойбище прилетели два врача — педиатр Н.Ф.Кетриц и терапевт Г.И.Сатыпина. Осмотрели всех домочадцев, их вывод был неутешителен: обследоваться и лечиться в стационаре надо почти всем. Привезли медикаментов и упаковку молочной смеси для самых маленьких жителей стойбища. А сотрудник отдела народов севера Елена Братенкова вручила Татьяне? жене Владимира Михайловича, разные компоты, свежие овощи и фрукты. Консервированные ананасы да и свежие сливы не очень-то пришлись по вкусу детям. Помидоры и огурцы они ели, можно сказать, из интереса, зато луковицы уминали, словно яблоки, и даже не морщились. Завезли на стойбище мешок картошки, но как ее ни береги, а для такой большой семьи это совсем немного. Олени у Лязамовых есть, хотя и небольшое стадо. Рыба ловится, есть немного вяленого мяса, «помогла» рысь. Поселилась где-то вблизи стойбища, пугает оленей, одного поранила. Важенка все же приплелась к избушке, но пришлось ее прирезать. Так нечаянно-негаданно мясом разжились. Таня даже умудрилась его законсервировать и положить в «холодильник». Отвернули мощный пласт торфа в болотине, а там нерастаявший лед, на него и положили мясо в пакетах и банках.
Если кто думает, что жить на стойбище — почти то же самое, что на курорте, тот глубоко заблуждается. Это труд с утра до вечера, настоящая борьба за выживание. Заготовка дров, сырого торфа для дымокуров, добыча рыбы... Масса самых различных дел. От работы освобождены только младшие дети.
Старшему из мальчиков — тринадцатилетнему Олежке — отец доверяет шлюпку и старенький «Ветерок», сын сам проверяет «морды» — плетеные ловушки на рыбу. Олег бросил школу и считает, что для охотника совсем не обязательно знать иностранный язык и алгебру. Промысловик он неплохой. В прошлом году добыл петлей медведя, в честь которого был устроен семейный обряд. Олежка впервые в жизни на правах взрослого участвовал в нем.
Юный Лозямов повез меня по затянутой желтыми кувшинками Малой Ляме через озеро Ляма-Лор на заброшенное семейное стойбище, которому больше ста лет. Оставь меня мой юный проводник в густом лесу, и мне бы не найти обратной дороги. Страх навевали разрушенные постройки, в которых, кстати, нет ни одного гвоздя. Кажется, за каждым деревом стоит некто неведомый, может, даже дух стойбища.
«Вы знаете, что на брошенном стойбище ночевать нельзя?» — спрашивает Олег. И рассказал он лесную легенду о двух путниках-братьях. Застала их ночь в тайге, надо устраиваться спать, а тут старое стойбище. Я останусь здесь, — решил старший брат. А младший говорит: давай уйдем отсюда, переночуем лучше на кладбище, оно недалеко. Тот не согласился, дескать, рядом с могилами страшно. И разошлись путники. Младший нашел удобное место на кладбище и заснул. Встал в полночь покойник и запнулся о него. Что человек тут делает? Однако правильно, что устроился здесь на ночь, никто не побеспокоит. Утром проснулся младший брат, пошел за старшим. Стучит в дверь: вставай, идти надо! Оттуда отвечают: подожди, бусы соберу. Ждал — ждал, зашел в избушку. Смотрит: над чувалом висят собранные в нитку позвонки, а брата нет. Догадался он, что это все, что от него осталось.
После такой страшной сказки я еще больше заторопилась к шлюпке, да и день клонился к вечеру, а надо еще проверить не меньше семи ловушек. Уловы здесь неплохие, щуки можно много добыть, сдать и хорошо заработать. Но кто повезет ту рыбу, если до Ханты-Мансийска час лету, а до Сургута и того больше?! На месте ее перерабатывать не получается. Малосольная рыба не выдержит летней жары, а если крепко посолить, — потеряет вкус. Так что добывают только себе на еду и собакам. И если бы не дотации от администрации района, Лозямовым и на хлеб денег бы не хватило.
До дому добрались уже в одиннадцатом часу вечера. Наутро все встали в пять — шесть часов. Надо вымыть столы, накрыть их. На семейном совете решили показать быт стойбища без прикрас, еду приготовить только хантыйскую. Отварили лосятину, немного консервированной оленины, наполнили несколько трехлитровок брусничным морсом, подсушили в печи куски свежей щуки, достали на десерт последнюю банку брусничного варенья...
— У нас же мало чая для заварки, — всполошилась Таня.
— Может, напоить шумат шай? — предлагает муж.
На том и порешили. Принес Владимир Михайлович темно-коричневое вещество, напоминающее кору березы, это и есть шумат. Заварили; приятно на вкус и полезно для здоровья.
Вроде бы подготовились к визиху почетного гостя. Дети умыты, одеты в праздничную одежду, Таня выбрала себе самое красивое национальное платье. Что еще надо сделать? Повесить полотенца для рук. А зачем полотенца, если сами пользуются сосновой стружкой?! С двух сторон длинного, специально для такого случая сколоченного стола поставили два мешка стружки, сбрызнули водой, чтобы мягче стала, на столы положили.
За последними хлопотами не заметили, как время пролетело. Как-то внезапно приземлился первый вертолет. К хозяевам подошел молодой симпатичный человек. Представился: личный доктор президента, какие кушанья вы приготовили, из чего? Таня подробно рассказала.
Дальше все смешалось. Народу много, и кто здесь президент Арпад Генц, . сразу и не вычислишь. Супруги приглашают гостей подкрепиться с дороги, но те накидываются на морс. Освежившись, попробовав хантыйских яств, люди разбредаются . по стойбищу. Магнитофоны, телекамеры, фотоаппараты,локноты — корреспондентов много, а народ это дотошный, все ему надо знать, до всего допытаться. Для чего муж и жена повязали
одну ногу веревочкой с бусиной? В память об умершей зимой Володиной матери. Если проносишь, не порвешь положенные четыре года, то жизнь сложится счастливо. Как узнали, что именно этого оленя можно принести в жертву? Духи указали. И все равно не все было понятно гостям. Например, употребление стружки сочли вынужденным — из-за бедности семьи. Не поняли того, что сосновая стружка гигиенична, удобна. Кстати, один из венгров попросил горсть стружки, чтобы показать у себя на родине.
Почти все приезжие впервые видят домашних оленей, да еще вблизи жилища. Пытались погладить, угостить хлебом пугливых животных, ворошить тяжелые комья сырого мха в дымокурах. С удивлением рассматривали домики на курьих ножках — лабазы, огороды, большие, похожие на клумбы, где на одном метре площади соседствовали кустики капустогурцов, несколько луковиц, картошка... Все так непохоже на их жизнь. Люди даже на комаров внимания не обращали, хотя время от времени обрызгивались из пульверизаторов душистой жидкостью, непохожей на наши российские репелленты. Поездка на стойбище представлялась гостям как экскурсия в совсем другой, параллельный мир.
Владимир Михайлович начал готовиться к священному обряду жертвоприношения. Обращаясь к президенту, говорит, что за сорок лет родовое стойбище никогда не видело столь почетного гостя и так много народа, что он, младший сын большеварского и кышиковского шамана Михаила, просит у духов счастливой жизни для всех. Вместе с Ефимом Волдиным из Кышика, оба в хантыйской одежде, окурили чагой жертвенное место, привели оленя, убрали его ярким кашемировым платком, покрыли национальным халатом, дорогими тканями, поставили ему угощение, что-то пели, кричали...
Горит костер. Невольно проникаешься магией древнего языческого обряда. Олень, видимо, предчувствует свою гибель, дрожит, храпит. Лозямов взмахнул топором. Дамы закрыли глаза или отвернулись. Удар в лоб, и все кончено. Оба участника обряда взялись за разделку туши, к ним присоединился, отложив кинокамеру, Тимофей Молданов и Павел Серебренников. Олень был разделан моментально, гости только удивлялись знанию анатомии таежниками. Таня и жена Ефима Волдина, не теряя времени, варят из парного мяса национальную похлебку саламат. Все садятся попробовать хантыйского кушанья, не гнушаются и рюмки спиртного. Пробуют березовый чай с брусничным вареньем. Удивляются, какой вкусный хлеб печет дочь Лозямовых Люда. Все вкусно, натурально, необычно для городского жителя.
Арпад Генц с Владимиром Михайловичем с увлечением выискивают филологические общности в венгерском и хантыйском языках. Журналисты работают: берут интервью у старших детей, фотографируют Таню, укачивающую двухлетнего Мишку, записывают на пленку колыбельную... Задаю и я самый банальный вопрос господину президенту: ваши впечатления от поездки к Лозямовым?
— Я восхищен близостью эти х добдых людей к й рироде. дели бы пожил здесд хот ь немного, наверняка стал бы языжником. Знакомство с трудной жизнью таежников подталкивает нас на социальную помощь. Первой поняла это наш ученыи Ева Шмидт. Будем вести разговор об этом с руководством округа.
Регламент визита жесткий, да и президент, наверное, утомился, пора закругляться. Но еще предстоит сходить на родовое кладбище, отдать почести недавно умершей матери Владимира Михайловича, прожившей почти 105 лет. Люда отзывает отца в сторону: пора дарить гостям сувениры!. Она сделала акани — куклы, их надо освятить. Владимир Михайлович заходит в избушку, перед ним раскладывают куколок. «Только не надо меня
крупно снимать, — просит он репортеров, — я ведь молодой шаман». Я даже не смогла уловить, к кому попали хантыйские куколки-талисманы, так быстро их разобрали. Видимо, проникнувшись национальным духом стойбища, гости поверили и в магическое слово молодого шамана. Были гостям и другие подарки, детские игрушки (нарточки, люлька, «морда»), клыки медведя для мужчин, бисерные украшения...
Дорога на кладбище была недолгой. Взору предстали несколько старых могилок-домиков, и только бабушкин светился желтизной недавно срубленного дерева. Заглянув внутрь ближайшей обветшавшей могилы, можно увидеть старинное копье с кованым наконечником, котелок, так нужный умершему по пути в «нижний мир». Бабушке тоже положили с собой самые любимые ею вещи, таков обычай.
Гости готовы дольше побыть на стойбище, они еще не все увидели и узнали, но пора. Все стали прощаться, и^вдруг Владимир Михайлович вспомнил: хотите посмотреть гнездо трясогузки? И все двинулись за ним. Маленькая птичка устроила гнездо над окном низенькой избушки, она нисколько не испугалась людей, любопытно высунула головку. Сценка умилила своей наивностью и доверчивыми отношениями таежников и птицы.
До свиданья, — говорит господин Генц и крепко обнимает Лозямова.
Постскриптум. Закончился фестиваль, и разъехались по домам его гости. Жизнь вошла в обычное русло. Но однажды вечером в дверь моей квартиры позвонил гость * из тайги — Владимир Михайлович Лозямов. За чаем мы окунулись в атмосферу
недавнего события, поговорили о новостях. Районный отдел народов севера выделил Лозямову «Буран», а венгерский президент подарил ружье шестнадцатого калибра. Сам Лозямов купил опять же с помощью отдела лодочный мотор «Ветерок». А самое главное, что отец семейства и .двое детей вывезены со стойбища на медицинское обследование и лечение в Ханты-Мансийск, потом наступит очередь жены и остальных детей. Повезло стойбищу Лозямовых на Первой Ляме, что именно его посетил почетный гость.
А.Глухих
 Журнал «ЮГРА»
№ 9 (23), сентябрь 1993 г
******************
Материалы из Сети подготовил Вл.Назаров
Нефтеюганск
2 декабря 2024 года.