Клин клином вышибают

         

          Михаил Васильевич помыл руки в рукомойнике за печкой и степенно прошёл на кухню, где на столе его ждали горячие блины со сметаной.
— Ну так вот! — прокашлявшись, начал говорить дед.
       Бабушка налила из самовара в большую кружку с заваркой кипяток и передала его деду. Рядом сидел внучок, с нетерпением ждавший новую сказку.
— Так вот, — повторил дед, не зная с чего начать.
— Давай уже, — поторопила его бабка Акулина, подмигнув Серёже.
— Было это в нашей деревне, аккурат, когда я из армии вернулся. А в каком годе, уже и не упомню.
— И что там было мистического? — съязвила бабушка.
— А то! — ответил дед, — стало быть, тожа не мешай мне байку гутарить.
— Ладно, — примирительно ответила бабушка.
— Степана-заику помнишь? — обратился дед к супруге.
— Шлёп-нога которой?
— Ага. Так вот. Ушёл, значит, молодой Стёпка по первому призыву вместя со всеми деревенскими мужиками на фронт. 
       Отголосила вся деревня по своим мужьям, детям и отцам. Прошло время. Редко в деревню почтальон приносил письма. Чаще приходили похоронки. А на третьем годе войны вдруг вернулся Степан.
       Не узнали его сразу деревенские. Да и мать не узнала сына: так сильно его война помяла. С костылём, весь перекошенный, с трясущейся рукой, он от волнения не мог говорить, только заикался, растягивая слова.
— Что с ним было? — спросил внук.
— На войне столько народу загибло, Серёжа, — серьёзно ответил дед, — не всем везло выжить. Степку Бог миловал, и он вернулся домой. Хоть и покалеченный, но живой.
       Он служил в пехоте и даже в атаки ходил, пока не попал под страшный взрыв бомбы. Как его в госпитале шили-зашивали, того не ведаю. Но главное, что его немного подлатали и комиссовали подчистую.
— Не пойму только, какая мистика у этого Степана? — высказала сомнение баба Акулина.
— Да ты слухай дале! — заулыбался Михаил Васильевич. — Интересно тебе, Серёжа? — обратился дед к внуку.
— Интересно.
— Вот! — назидательно сказал глава дома, посмотрев строго на жену.
— Ишь, захорохорился, - улыбаясь, ответила Акулина Акимовна, — гутарь свою историю дальше.
— Так вот. Пришёл, значит, Стёпа домой. Одна нога чуток короче другой, в руке нерв перебит и жила осколком разрезана, отчего его рука вообще не работала. А от нерва его всего потрясывало, как от малярии.
       Матушка долго его выхаживала разными отварами и настойками. Соседи помогали фронтовику восстановиться. Особенно опекала его девушка по имени Оксана, с которой он дружил перед армией. Не побоялась она предстоящих трудностей от его увечий и тяжёлых ран и даже согласилась выйти за него замуж.
       Подружки подначивали поначалу Оксанку. Мол, намучаешься с таким женишком. Но она не слушала их и не отвернулась от Степана.
       Вскоре поженились они. А подружки те и вовсе женихов не дождались. Мало кто вернулся из парней с той войны проклятой. Так и остались многие вдовами или старыми девами.
       Прошло десять лет. Степан, несмотря на неработающую руку, поставил дом рядом с материнским, детишек с Оксанкой родили. Только заикаться он меньше не стал. Особенно, когда волновался или сердился. Да и хромота его сильно выдавала. Издалека можно было сразу определить, кто навстречу шлёпает. Так и прозвали его деревенские «Шлёп-нога».
— Он хороший был? — спросил внук.
— Мужик он был не злобливый, да вот только сказать нормально ничего не мог. Скажет пару слов и начинает тянуть. Затем нервничает, даже глаза от натуги краснеют, а выдавить следующую фразу не может. Оттого больше мычал, чем говорил.
       Однажды утром пастух собрал всех деревенских коров и погнал их на выпас. Вот и Оксанка открыла поутру ворота, чтобы выпустить свою бурёнку на улицу. После и сама ушла на ферму. А Степан с детишками дома остался.
       Накануне его старенькая матушка просила подлатать протекающую в сильный ливень крышу. Поэтому он заранее наточил топор и приготовил длинную лестницу.
      
       Солнце только поднялось. До обеда было ещё много времени. Ферма находилась на отшибе деревни в чистом поле, и работа кипела в самом разгаре. Оксана вместе с другими доярками тягали бидоны и фляги, когда кто-то обратил внимание, что на дороге поднялась высокая пыль. Тогда стояла сушь, поэтому и увидели женщины, что скачет какой-то всадник.
       С дороги верховой повернул на поле и быстро поскакал прямо к ферме.
— Случилось что? — переглянулись женщины.
       У Оксаны защемило сердце. Она первая выскочила за околицу. Другие женщины вышли вслед за ней и со страхом смотрели на приближающего всадника.
       Верховым оказался соседский пацан Оксаны. Остановив взмыленную лошадь, он громко крикнул:
— Тётка Оксана, Стёпка ваш разбился!
— Что случилось?
— С крыши плашмя рухнул вниз.
       Все женщины взревели и гурьбой помчались в деревню. Особенно голосила сама Оксана.
— Был всего один мужик на всю деревню и тот убился! — раздался заплаканный голос.
      Плачущая толпа доярок с диким воем бежала по деревенской улице к месту трагедии. К ним присоединялись другие деревенские и тоже бежали вслед за доярками. Так и оказалась голосящая толпа у околицы материнского дома, крышу которой хотел починить Степан.
       Внезапно из густых кустов черёмухи на дорогу вышел сам Степан. Он поглаживал здоровой рукой бок и зад. Затем чисто и без всякого заикания сказал:
— Чего орёте? Случилось что?

       Бабушка вместе с дедом засмеялись так, что внучок тоже заулыбался. Затем Акулина Акимовна спросила:
— Где же здесь мистика, обманщик?
— Как где? А то, что Стёпа заговорил и больше не заикался, не мистика? — удивлённо ответил дед, подмигнув внуку.
— Это не мистика, это чудо.
— Верно. Степан так умудрился шмякнуться с крыши, что сразу заговорил, не остановишь. Верно говорят, что клин клином вышибает.
— Обманул нас дедушка? — смеясь, спросила внука бабка Акулина.
— Ничего не обманул, — упрямо возразил дед Михаил. — Хотите мистику? Будет вам настоящая мистика, а не бабкины страшилки. Только не для детских ушей.
— Вот удивил, старый!
— А то! — заулыбался дед.
— Тогда рассказывай!