Макароны

Татьяна, овдовевшая в 20 лет, через два года после свадьбы, растила сына одна. Со стороны детдомовского мужа родственников не было, одна только мама молодой вдове понемногу и помогала. Хоть обида на жизнь не проходила долго, все же Таня привыкла к новому укладу и простила покойника за его неожиданный выбор. Хоть и не одну оставил, с ребенком. Ребенок объяснял и брошенный колледж, и отсутствие профессии, и нового мужика, который не появился, и набранные 40 кг.

Петьку Таня до двух лет не любила, слишком напоминал бросившего их безвременно Михаила. Кормила, одевала, терпела, воспитывала. Но не любила. Растет и слава Богу. Потом опомнилась. Совестно стало перед сыном. Чувство вины, растопырившись в грудной клетке, начинало душить молодую мать своими приступами, требовало сатисфакции. Таня не спорила: поняла, что долюбливать сына ей теперь придется всю оставшуюся жизнь.

Медицинских способностей Тане не довелось ни развить, ни реализовать, от колледжа судьба отвела, а самомедиков со времен средневековья у нас не жалуют. Но нюх выживальщицы у нее сформировался великолепно. Ей во всем городе не было равных в умении находить скидки и акции в магазинах. Знала она, как и что на рынке урвать подешевле, где разжиться новой одежонкой. Авито с Юлой выручали с детскими вещами и обувью, соседи – с игрушками. Полиэстер стал любимой тканью, чему даже логичное объяснение нашлось, а состав на покупках не читался никогда: написано «сосиски» - обманывать не будут. На работу выйти Таня не торопилась, ребенка оставлять было не с кем, а на скромную жизнь хватало и пенсии по потере кормильца и крох, зарабатываемых на наращивании ресничек редким клиенткам. Пособия на ребенка доплачивали, да и бабушка частенько завозила внуку подарочки. Так и жили.

Тане ни в 20, ни в 25 много не надо было. Набранные килограммы нужно было прятать, а балахоны долго не снашивались. Но на сына она денег старалась не жалеть, радовала его на все, что было. Петька мальчиком рос сложным, гневливым, протестующим по поводу и без, мать слушал через раз, был особенно привередлив в еде, что Таню, любящую порадовать себя куском чего угодно, всерьез огорчало. Не то что бы рос Петя гурманом, скорее отказывался есть то, что приготовлено. Таня, понимая вкусовые предпочтения сына, для него готовила отдельно и только после предварительного согласования меню. Петька даже при таких вводных умудрялся скривиться над тарелкой и часами возить по ней вилкой из стороны в сторону заказанный еще с утра кусок мяса. Уговоры Тани о необходимости здорового питания к опустевшей тарелке не приводили. Она соглашалась и на полпорции, и на только попробовать, лишь бы ел. Худой, бледный, сын пугал Таню своим видом не на шутку. Движимая решением долюбить сына каким-угодно способом, молодая мама покорно узнавала каждую неделю о том, что сын не любит то куриные ножки, то свиную вырезку, то говяжий язык, помидоры, огурцы, капусту…. Одно он не ест из-за жилочек, у другого цвет не тот, третье слишком жирное, четвертое - кислое. Таня запоминала все тщательно и детально. Уже 10 лет Петька был единственным мужчиной в ее жизни, о котором она могла проявить заботу, поэтому себя не стесняла ни в контроле, ни в попытках угодить. Сыну должно доставаться только лучшее, а самой Тане – что останется.

Морозным зимним утром, выслушав заранее пожелания сына на обед, Таня полетела на рынок и по магазинам со списком продуктов, чтобы успеть приготовить заказанное к приходу сына из школы. Купленные 300 грамм отменной говяжьей вырезки (только для сына и только на один раз) весело скворчали на сковороде, кусочек к кусочку, без единой жилочки. В кастрюльке, только что снятой с огня, своего часа ждали и макароны.

Вернувшийся из школы Петька был традиционно недоволен одноклассниками, учителями, уроками и самой необходимостью ходить в школу. Мама, не задававшая вопросов голодному ребенку, аккуратно пригласила его к столу. Петька, зная, как злят маму всякий раз его ломания перед обедом, приступать к трапезе не спешил, позволяя себя уговаривать отведать изумительной говядины без единой жилочки, нужной прожарки. На любимой Петиной тарелки лежали аппетитные мясные кусочки и немного макарон. Мама просила сына съесть все содержимое тарелки, а он накалывал вилкой кусочек, рассматривал его на свет, снова клал в тарелку, возил им по краям и зависал с кислым выражением лица.

Надежды Тани, что хоть сегодня случится чудо – обед будет съеден, сын насытится нормальной едой, а ее нервы останутся целыми – рушились с той же скоростью, с какой она бегала по мясным магазинам за соотношением цена-качество. 
- Петенька, сынок, кушай. Откуда же тебе силы брать? Ты у меня такой худой и бледный.
- Ну, мама, я же ем.
- Я вижу. Скушай хоть мяско. Оно полезно и приготовлено, как ты любишь, а ты только макароны в рот кладешь. Их можно не есть. Мяско поешь.
- Мама, отстань ты от меня со своим мясом! Мясо у нас каждый день! А макароны раз в месяц!

Таня, еще раз взгрустнувшая о потраченной на мясо последней купюре и долге за коммуналку, грустно улыбнулась и проговорила:
- Макароны, так макароны. Только ешь, пожалуйста.