Фальшак

Фальшак

Первая публикация: Кольцо А

Одни имеют обыкновение заканчивать сочинённое точкой, многоточием привыкли другие, а этот автор привык текст ничем не заканчивать, обрывая посередине. То ли писать ему надоело, то ли более важные дела отвлекли, только куда-то привёл он читателя, можно даже сказать, что увлёк, и раз — поматросил и бросил, мол, дописывай-додумывай сам, мне не досуг (объяснительная записка).

В этом скучном времени ему было до отчаянья скучно, и он, себя, скучного, с презрением в нём узнавал. Всем по нраву весёлые времена, даже тем, кто их не любит, от небезопасной весёлости пострадав. Потому весёлые люди весёлых времён в скучное время, полное скучных мужчин и скучающих женщин, нарасхват, в полном смысле этого неуклюжего слова. Чем объясняется этот феномен? Способностью весёлых людей в весёлое время, с весёлой лёгкостью над ужасом паря, веселясь, по утраченному времени не слишком тоскуя, не коллекционировать фантазии, в первую очередь сексуальные, а осуществлять их, из наличных скоропортящихся материалов конструируя вечность. Они и впрямь были весёлыми, а какими могли быть ещё вздорные могильщики, хоронившие эпоху, которая пела слишком задорно, чрезвычайно державно, ужасно кобзонисто.
Однако джазово весёлые времена, как всё хорошее, оказались до обидного скоротечны. Музыка времени поутихла, сменившись плебейскими песенками, вслед душа художника огрубела, от душераздирательных сцен перестав раздираться. Конечно, и в скучные времена жизнь продолжалась, художник, незабвенные неврозы лелея, трепыхался в них рыбой, попавшейся на крючок, в ненастные дни горячими воспоминаниями согревался и слова пленительного свойства с обильным употреблением эвфемизмов пришёптывал лепеча. 

Была ненастная пора,
Всю ночь писалось до утра.

Весёлых людей весёлых времён в скучное время расхватывают, как пирожки, которые на улицах давно не пропадают пять копеек за штуку, если с повидлом, с мясом и рисом по семь. То ли копейки повывелись, то ли повысилась культура питания, то ли в скучные времена весёлые пирожки не канают, но нет пирожков, нет и больше не будет. Произнесём слово страшное: никогда, прокаркаем: nevermore. Только каркай-не-каркай, а есть приходится, невзирая на времена, на что нужны деньги, которые приходится зарабатывать, а это, особенно коль родился художником, художником жил, художником и умрёшь, чрезвычайно не просто.
Труд надо продать, это проблема. В весёлые времена творения весёлого духа купить каждый не прочь, да много званых, но избранных, чтобы было за что, до омерзения мало. А творцов пруд пруди! Впрочем, и в скучные времена нет в них недостатка. И, что самое важное, готовых и способных купить тоже хватает. Казалось бы, замечательно. Гармония. Явление во все времена наиредчайшее. Однако! Ушат холодной воды — из шайки на голову: душевые все заняты, здесь вам не Сандуны. Всё хорошо не бывает. Дело в том, что покупатель скучного времени желает приобрести творение исключительно весёлого времени, которого нет и больше не будет. То есть творения есть, но все распроданы, по музеям, по частным коллекциям разбрелись. Некоторые не раз владельцев сменили, каждый раз в цене поднимаясь. Так что весёлому художнику весёлых времён, дожившему до времён скучных, но состоятельных, своё былое творение не купить: не по карману, хотя плоды скучного времени продаёт раз в десять дороже весёлого вдохновения весёлого времени. Такая вот арифметика. Жизненно правдивая, хоть и печальная.
Что делать? Вопрос несуразный. Только в заточении, в крепости способный задаться. Поэтому его аккуратненько удалим, компьютерный палимпсест сотворив, слоем новым старый покроем.
Так вот. Один невероятно весёлый художник, в отличие от большинства своих недругов-другов весёлых времён, доживший до скучных и теперь писавший долго и тщательно, в отличие от молниеносности времени начального накопления мастерства, жил-поживал, добра не нажил, зато никогда нигде никому не служил. На свои экспромты весёлых времён смотрел с немалой долей иронии: и тут нехорошо, и здесь бы поправить. Только где там поправить, не придёшь ведь в музей или к владельцу и давай портить бесценное, за немалые деньги приобретённое. Да и видел свои прежние вещи художник теперь уже скучного времени весьма, весьма редко. Даже будучи художником, не станешь ведь по музеям день-деньской шляться, о частных коллекциях речи нет вовсе. Писал художник скучного времени долго и тщательно потому, что с кистью в руке размышлял о превратностях бытия, о людях и нравах, словом, о жизни, о хлебе насущном, который велено добывать в поте лица своего, хотя не только хлебом единым, но и новыми впечатлениями от не дешёвых поездок по миру жив человек, особенно, если его угораздило в этом времени, в этом месте с умом и талантом, по слову поэта, родиться. Размышления о жизни художника были очень разнообразны, как и его родословная, в которой чего только не было, а были и вологодские окоёмы, и неполное служебное соответствие согласно известному пункту, и чарующе напевная фрикативность, и толика тевтонства, основательного и романтически мрачного, и бодряще звонкие ноты марсельезы шампански живительной.
С тех развесёлых времён много чего видел художник, много чему научился. Конечно, энергии (во всех ипостасях) слегка, а если честно, весьма и весьма поубавилось, зато не раз желанная гармония была так близка — на расстоянии глубокого вздоха, хотя окончательно не давалась. И то сказать, к кому она, дама своенравная во всех отношениях, была благосклонна? Его работы скучного времени — лучшие от желанного в полувздохе — были полны лёгкой иронии, порою сарказма, они были изящны, линии, краски — всё в ладу жило друг с другом во всём разнообразии техник, которыми он, скажем правду, владел почти виртуозно. Иногда даже так получалось, что «почти» выглядело злостным поклёпом. Только — вы помните — всё хорошо не бывает. Покупатели скучного времени заточены на весёлое, каждый ведь ищет то, чего ему не хватает. Бывает, животные стены грызут, извёстку в пищу себе добывают. Не видели? Присмотритесь. Короче, долго теперь художник писал, а продавались работы того дольше гораздо. Но мы не только о хлебе едином. Не так ли?
Вот так. Не будем лукавить, назвать себя обеспеченным развесёло беспечный человек весёлых времён, конечно, не мог. Никто его и не спрашивал. Приходили, смотрели, цокали языками, иные восторгались иначе, галерейщики вешали на самых лучших местах, но покупали не часто.
И вот как-то. Рылся он в хламе, пылью дыша, не вековой, но противной. Раз рылся — значит, наткнулся. Раз наткнулся — значит, на то, что необходимо сюжету. Это ведь субстанция властная: подсядешь — не слезешь, заглотнёшь — не сорвёшься. Отыскались эскизы, целых три штуки, к одной из в весёлые времена нашумевших работ. А шумели критики приблизительно так. Всё здесь, в этом незамысловатом пейзаже, вся жизнь человека нашего тяжёлого времени: юный маленький растерянный персонаж на фоне голодного города, холодом искорёженного, и т.д. и т.п. + вздёрги по поводу открытия новых форм и наитий пророческих. Всё, что по пьяни в своём узком кругу художники говорят. Только другими словами.
Такие дела. Через три дня эскизы ушли, тоску по весёлому времени заглушая. Пусть не бизнес-класс, но, не копейничая, как забрало, маску надвинув, зелёным паспортом путь расчищая, вперёд, куда влечёт сюжет бытия и фантазия, читай: где принимают. А поскольку никто и нигде, то погружайся в размышления о превратностях бытия, но не глубоко — иначе не выплыть, и ненадолго — три эскиза всю жизнь не прокормят, особенно, если жить предполагается долго.
Ну вот. Перво-наперво, в запой не впадая, начал искать. Зачем-то даже полез на общую крышу. Первый раз в жизни. Ничего, понятное дело, там не нашёл, зато вид открылся чудесный: столетний парк с вековыми деревьями, белки скачут в поисках пищи, в укромных местах, им только ведомых, шампиньоны произрастают, птицы порхают в поисках пропитания, жуки-червяки в земле рыхлой елозят, промышляя чего бы пожрать. А через дорогу два бегемота дебильных, за которых скульптору немеряно плачено, вход в зоопарк охраняют, а там… Как там поётся?

А в городе том сад, всё травы да цветы
Гуляют там животные невиданной красы.

Нет, в другой раз, это тема особая, в первую очередь, когда речь идёт о зверях знаковых, крокодилах, медведях и разных парнокопытных, тех, которых разные племена и народы тотемами себе избирали. Тем более что поётся о другом городе и о саде другом, пожалуй, и о животных иных, неволею не замученных. 
Там, на крыше, под облаками, под звёздами художника озарило. Если бы ни был он с нежных лет пионером и атеистом, при каждом удобном случае утверждавшим, что Бога нет, подумал бы: это Всевышний послал ему мысль, которая в виде голубя села на крышу отдохнуть от парения в облаках и спокойно вдали от городского шума покакать, хорошо бы на голову кому-нибудь там, внизу. Не повезло. Внизу восторженный хвост смурной собакой вильнул, и она, нервничая, оглянувшись, заметила дерзкую кошку, в напряжённом ожидании затаившуюся.
Неисповедимым образом фекальная тема сопряглась с писсуарной, и художник, вспомнив опыты юности быстротекущей, импортные холсты приобретя и безбожно в соответствии с нужным форматом разрезав, стал их доводить до весёлой кондиции, ублажая пеплом сигарным, высохшей девственной гущей кофейной, на которой никто не гадал, ещё много чем, в заключение обильно описав (ударный слог, понятно, второй). Работа была долгая и трудоёмкая. Технология была испытанная и не простая. Любуясь старым весёлым холстом, чуть не забыл, творя прекрасный фальшак, пару раз кистью махнуть.
Такие дела. Оторвали с руками.
Днём оторвали, а ночью сам себе он приснился: тогдашнему — нынешний.
— Ну ты, брат, хват, прям, мародёр. Мне тут в Мухосранск не на что съездить, а тебе на Париж не хватает!
— Лучше молчи! Ты и Мухосранск своим поведением не заслужил, а мне и Париж не слишком велика награда за муки и за труды.
— Ну да! Обоссать холст — тяжкий труд и великая мука!
— Как ты со старшими?! Что себе позволяешь?!
Такой вот содержательный диалог. Отмечать удачу надо бы поскромней. Однако весело же они тогда нагличали и маргинальничали на обочине!
Говорили, что они впереди батьки в пекло идут, против хода истории. На поверку вышло, что история, дав маху, сделала крюк. С ней такое, как оказалось, случается.