Жрица
Драматическая поэма-фантазия о далёком прошлом
Моей любимой жене Светлане.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
А й т а
А й т а, подросток
Г ой, молодой воин, избранник Айты
В а й т а, сестра Айты, жрица Хрустальных Потоков
К о ш, верховный жрец племени Чистой Воды
А т о р, сын верховного жреца
Г о р т, старейшина племени
Г е р ш, слабоумный
«М ё р т в а я» жрица, слепая старуха
Г о р а, жрица Хрустальных Потоков
Н о д а, жрица Хрустальных Потоков
Н а б а, жрица Хрустальных Потоков
П л е н н и ц а 1
П л е н н и ц а 2
В о и н
Д е в о ч к и - п о д р о с т к и, ученицы жриц
В о и н ы, ж е н щ и н ы, д е т и — племя Чистой воды
Язык героев пьесы намеренно примитивен
Не ищите в пьесе исторической достоверности. События, описанные автором в пьесе, и поступки её героев продиктованы сном.
Пока ещё влажная прохлада расстающегося с росою утра. В сонном дуновении просыпающихся звуков различимы тяжёлые капли умирающего в жаре водопада. Свет на сценическую площадку проникает лучами сверху, словно падает через расщелину в скале или каньоне. В луче света на пандусе-камне в центре площадки лежит Г о й и на его груди, уютно свернувшись «калачиком», спит А й т а. Г о й проснулся давно, но лежит неподвижно, боясь потревожить спящую возлюбленную. Тяжесть Айты привычна и не смущает его. В глубине утра над головами лежащих вдруг возникает отдалённый звук ударов бронзовых мечей. Г о й настороженно чуть приподнимает голову и пододвигает ближе к себе лежащий неподалёку бронзовый же меч. Удары мечей настойчивее врезаются в хрупкое, прозрачное покрывало утра и, окончательно разрубив его, будят спящую. Они, уже двое, настороженно, приподняв головы вверх, вслушиваются в звуки разбившегося утра.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
А й т а. Бой?
Г о й. Нет. Нет рядом племени, которое бросило бы нам вызов.
Звуки приближающегося боя всё настойчивее кромсают разбуженную тишину.
А й т а. Это бой!
Г о й (вслушивается). Нет! Это жрицы… Через три луны Коршун предсказал приход большой воды. Это жрицы. Они вышли встречать её первые волны.
Сквозь приближающийся лязг мечей слышен голос «м ё р т в о й» ж р и ц ы — слепой старухи, состарившейся «списанной» жрицы. Это почти исступлённый крик раненой птицы.
М. ж р и ц а. Выше! Выше, дочери Коршуна! Прыгайте так, чтобы камни, на которые вы ступаете, будили ушедших жриц! Выше, дочери Коршуна и жрицы приведут воду!
А й т а. Это жрицы, Гой! Бежим! Бежим же, там Вайта!
Г о й. Подожди…
А й т а. Там Вайта, Гой! Ты видел Вайту? Коршун сказал, что со времени чёрной луны в племени не было жриц сильнее и красивее Вайты… ну что ты стоишь, Гой?!
Г о й. Подожди. Подожди же, остановись…
Удерживая за руку разгорячённую, готовую убежать девушку, Г о й достаёт из складок своей одежды белый костяной Гребень Судьбы и вкладывает его в её руку.
Г о й. Вот.
А й т а ошеломлённо смотрит в свою раскрытую ладонь, но радость, на мгновение вспыхнувшая в её глазах, сразу гаснет.
А й т а. Это мне? Это мне, Гой?
Она порывисто вытягивает руку с гребнем в сторону юноши, намереваясь вернуть подарок.
А й т а. Мне нельзя! Мне нельзя, Гой! Я никогда не смогу быть твоей, я из рода жриц! Мне же нельзя, я… (Почти кричит.) Мне нельзя, Гой!
Прижав к лицу ладони с гребнем, А й т а опускается на камень и, судорожно всхлипывая, почти беззвучно плачет.
Г о й. Айта, когда в детстве ты не смогла убить лисицу, Коршун отобрал у тебя меч. Ты свободна, Айта…
А й т а. Нет. Старейшины были против. А Коршун, Коршун…, для него готова прощальная лодка, и эта вода унесёт её…
Г о й. Старейшины не нарушат волю вождя, закон не позволит им этого.
А й т а. Они сами диктуют законы.
Звон мечей с новой силой обрушивается в ущелье. Теперь к нему примешиваются голоса выкрикивающих заклинания жриц и безостановочный гром барабанов.
А й т а. Идём, Гой… пойдём, там Вайта.
Г о й (взяв в свои руки руки девушки). Закрепи гребень в причёске, Айта. Пусть все знают, что это время нашей воды, и, умывшись в новом потоке, мы станем строить свой дом.
А й т а неуверенно закрепляет подаренный гребень в причёске.
А й т а. Верховный жрец Кош был против.
Юноша и девушка поворачиваются в сторону выхода из ущелья.
КАРТИНА ВТОРАЯ
Навстречу Айте и Гою на площадку выходят верховный жрец К о ш и старейшина племени Чистой Воды Г о р т. Они продолжают начатый разговор.
Г о р т. …сны старухи сбываются, Верховный. Она видела два огня на прощальных лодках.
К о ш. Два? «Мёртвая» жрица слепа, но духи освещают её темноту факелами видений.
Проходя мимо, А й т а и Г о й приветствуют старших.
Г о й. Чистой воды, старейший!
А й т а. Чистой воды…
Г о р т. Чистой воды.
Навстречу уходящим Гою и Айте на сценическую площадку выходит ещё один юноша — это сын верховного жреца А т о р. Заметив Гребень Избранницы в волосах девушки, он замирает у кулисы, потрясённый увиденным.
К о ш. Лодка Белого Коршуна увита цветами?
Г о р т. Завтра, Верховный. Завтра старуха отведёт детей в долину цветов, увядшие на прощальной лодке, они слишком печальны…
К о ш. Печаль — поклажа мудрости, Горт. Коршун был мудрым вождём. Пусть «мёртвая» жрица не торопит детей с возвращением. Пусть они соберут много цветов.
Г о р т. Да, Верховный, Коршун был мудрым и удачливым вождём, найдётся ли равный…
К о ш. Кто из жриц омоет прощальную лодку?
Г о р т. Старейшины выберут лучшую.
К о ш. От воинов нет известий?
Г о р т. Нет, но они должны успеть, иначе жрица… погибнет.
К о ш. Так гласит закон, Горт! Лодка ушедшего вождя должна быть омыта кровью или пленницы, или жрицы.
Г о р т. Белый Коршун был удачливым и смелым вождём, Верховный.
К о ш. Ступай. Пусть дети наберут красивых цветов…
Горт. Если найдут, сушь добралась и в долину цветов, Верховный.
Горт покидает площадку.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Выждав, когда старейшина удалился, навстречу Кошу из темноты выходит А т о р. К о ш внимательно и сочувственно смотрит на стоящего перед ним возмущённого сына.
К о ш. Твоя стрела опоздала, Атор.
А т о р. Ты видел?!
К о ш. Твоя стрела опоздала…
А т о р (зло). Она не имела права! Гой — просто воин, без рода, без племени! Кто он такой?!
К о ш. Атор…
А т о р. Айта — жрица!
К о ш. Тогда почему ты медлил?
А т о р. Я… я не знал, как мне быть! Коршун отлучил её от меча, ты и старейшины были против… Я не знал, что мне делать… он опередил меня…
К о ш (успокаивая, берёт сына за плечи). Твоя стрела опоздала, Атор. Воля Белого Коршуна…
А т о р. … а твоя?! Ты — Верховный жрец, отец! Разве твоё слово — туман над гнилым болотом? Разве племя ослушается твоей воли?!
К о ш. Не мне нарушать устои предков, Атор! Духи избрали меня охранять их законы… подари свой гребень другой, сын. Подари свой гребень другой…
А т о р. Нет другой Айты, отец.
К о ш. Женщины нашего племени не носят двух гребней, сын. Гребень Гоя решил ваш спор.
Из-за кулис слышен приглушённый крик слабоумного Герша.
Г е р ш. У Айты Гребень Избранницы! Гой подарил Айте Гребень Судьбы!
К о ш. Слышишь?
А т о р. Не хочу слышать! Воин и жрица!
К о ш. Тебе придётся смириться…
А т о р. Никогда!
К о ш. Стыдись, сын, ты жрец! Перед своим уходом я должен передать Чашу Законов в надёжные руки. Устои племени Чистой Воды не должны быть замутнены.
А т о р. А кровь?! Жрица, принадлежащая воину, замутит Кровь нашего клана!
К о ш. Так велит Закон — жрица, лишённая меча, может принадлежать любому!
А т о р. И тут Закон! Тропа предков! Тропа старых, упрямых буйволов, с которой нельзя свернуть. Они уже прошли этой тропой и за меня! А если бы Вайта умерла, что бы тогда сказали предки?
К о ш. Тогда бы старейшины решили судьбу её меча, и если бы его вернули Айте, тогда … меч разрубит Белый Гребень Судьбы.
А т о р. Так гласит Закон?
К о ш. Так гласит Закон!
А т о р (после паузы). Пусть же тогда так и будет.
К о ш. Что ты задумал, Атор?
Оставив вопрос отца без ответа, А т о р убегает за пределы сценического пространства.
КАРТИНА ЧЕТВЁРТАЯ
Тревожный ритм ритуальных барабанов слился с восклицаниями танцующих с мечами
ж р и ц. Их танец имитирует накаты волн. Ж р и ц ы словно совершают омовения в холодных струях бушующего потока, подставляя свои тела воображаемым волнам, параллельно скрещивая и разводя ритуальные мечи, поражая ими воображаемого врага, демонстрируют свою неукротимость и решительность. Косматая, слепая старуха —
«м ё р т в а я» ж р и ц а, устремив к небу невидящие глаза, сопровождает танец жриц скороговоркой заклинаний, то падая на помост подиума, то вскидывая искалеченные боями руки, разбрызгивая с пальцев воду и кропя ею то исступлённо танцующих ж р и ц, то столпившихся возле подиума с о п л е м е н н и к о в.
Л ю д и у подиума бьют в барабаны и раскачиваются, завороженные волнообразными движениями ж р и ц, покорившись неукротимости звуков и могуществу заклинаний растрёпанной с т а р у х и.
М. ж р и ц а. Выше, дочери, выше! Будите воду! Пусть её живительные волны придут и омоют раны уставшей земли, …приди, благодатная! Приди, дарящая жизнь! Старые травы пожухли, уставшие деревья сбросили листья и не дарят плодов, звери сточили когти в надежде найти тебя! Выше, дочери, выше! Зовите воду! Приди, жизнь возрождающая! Жажда! Великая жажда выпила соки рек, озёр и колодцев… В шрамах трещин земля, дышат скалы огнём, камни полнятся угольным жаром! Зной высушил слёзы на лицах детей и рожениц. Материнское лоно покинув, рождаются мёртвыми дети, не увидев воды, не изведав хрустальной купели! Дым покрывалом слепящим укутал кусты и деревья, изгоняя с насиженных гнёзд птиц, людей и животных! Враг твой вечный — огонь — бродит всюду, сжирая упавших!!! О приди же, Вода! Утоли наши боли, даруй избавленье! Не оставь без надежды, Вода! Дай напиться, омой наши раны!
Ж р и ц ы. Не оставь без надежды, Вода! Дай напиться, омой наши раны!
Гром барабанов затопил всё пространство сценической площадки и бросил измождённых танцем ж р и ц на помост подиума.
Затемнение.
КАРТИНА ПЯТАЯ
Темнота, опустившаяся на площадку, словно обрубила голоса барабанов, обнажив возбуждённый гомон стоящей вокруг подиума толпы. На его помосте, вокруг опустошенных танцем ж р и ц, сгрудились с о р о д и ч и и с о п л е м е н н и к и. Таких групп три. Люди в них возбуждённо переговариваются, делясь новостями и впечатлениями о только что увиденном зрелище. С обеих сторон площадки проталкиваются друг к другу сквозь стоящих В а й т а и А й т а. В а й т а отрешённо немногословна, А й т а же нетерпелива и радостно возбуждена.
А й т а. Вайта! Вайта, ну где же ты?!
Увидев сестру, А й т а бросается ей навстречу.
Айта. …Ты лучше всех, правда! Ты лучше всех! Твой меч быстрее мечей других жриц! Он танцует так, что за ним не угнаться и леопарду! Ты самая лучшая, Вайта, я горжусь тобой!
В а й т а. Чистой Воды, сестра!
А й т а (нарочито торжественно). Чистой Воды, Жрица Хрустальных Потоков!
А й т а церемонно опускает голову на изгиб локтя В а й т ы.
А й т а. Чистой Воды, сестра…
В а й т а замечает Гребень Избранницы в прическе сестры.
В а й т а. Вот как! Гребень Судьбы… дай рассмотреть тебя, избранница…
Г е р ш. У Айты красивый гребень!
А й т а. Гой… я не смогла, он… я не хотела…
В а й т а (улыбаясь). Разве?
А й т а (окончательно сбитая с толка). Нет!!! Но… я не имела права… я не смогу, как ты! Я не сумею! Я не достойна звания жрицы. Помнишь глаза того оленя? Кровь на изогнутой шее и слёзы? Помнишь?! Я не смогу убивать. Духи не станут слушать моих заклинаний! Жрица — соратница духов! Она… не такая, как я, она не боится крови! Она такая же, как ты — красивая и сильная, а я…
Издалека на сцену наплывает странная невнятная, едва угадываемая полумелодия. Короткое затемнение, и сразу же в высоте сцены замерцали то ли звёзды, то ли тени неведомых бабочек, стрекоз, птиц… Высвеченная в следующее мгновение
А й та, «затканная» туманом сна, медленно кружится на помосте сцены в полном одиночестве.
А й т а. …мне снятся дети! Они словно бабочки легко и невесомо кружатся по траве, а она не сминается под ними, она поднимает их вверх — к ветвям деревьев, качая будто на волнах, и словно поёт им колыбельную, наполненную ветром, запахом цветов, дождём, туманом, росою… и мой голос вторит этой колыбельной, удерживая детей наверху и не позволяя им упасть на острые камни, спрятавшиеся под травой… Много детей и цветов…
Почти различимая и отчётливая мелодия кружится над сценой вместе с танцующей
А й т о й и вдруг, оторвавшись от неё, взмывает к куполу, обретая силу, остойчивость и определённость. Следом за взлетевшими лучами устремлённых вверх прожекторов. Вместе с лучами к куполу сцены взлетают повторенные Айтой её последние слова: «…много детей и цветов!» Взлетев, мелодия внезапно обрывается, и снова вспыхнувший свет высвечивает прежнюю картину.
А й т а. Мне снятся цветы и дети… Я не смогу…
В а й т а. Не мучай себя, сестра, ты всё решила верно…
А й т а. Ты, правда, так думаешь?!
В а й т а. Где он — твой избранник?
А й т а. Я люблю тебя, Вайта!
Свет прожекторов переносится на г р у п п у л ю д е й, собравшихся возле
ж р и ц ы Г о р ы.
Г о л о с 1. Племя ветшает, духи огня не знают пощады.
Г о л о с 2. Если Коршун ошибся, и вода опоздает, слёзы женщин многих родов омоют ступни ушедших…
Г о л о с 3. От отряда, ушедшего к Красным камням, вот уже пять дней нет известий…
Г о л о с 4. Воины племени Красных камней — сильные воины.
Свет прожекторов выхватывает г р у п п у л ю д е й, стоящих возле жрицы Набы.
Г е р ш. Дай мне воды, Нода! Дай мне воды!
Г о л о с 5. Лодка Белого Коршуна вот-вот рассохнется от жары —нечем поливать высыхающее дерево.
Г о л о с 6. Девять колодцев высохли и осыпались…
Г е р ш. Дай нам воды!
Прожектор высвечивает л ю д е й, собравшихся возле ж р и ц ы Н о д ы.
Г о л о с 7. Чья кровь омоет лодку старого вождя, если воины не приведут пленниц?
Н о д а. Воины не придут пустыми…
Г о л о с 7. А если придут?
Н о д а. Тогда избранная вождями жрица умрёт, отдав свою кровь лодке…
Все стоящие на сцене оборачиваются в сторону г о в о р я щ е й, ожидая дальнейших объяснений, и напряжённая тишина повисает над молчащими людьми.
Г о л о с 3. Нода, кто эта жрица?
Затянувшееся молчание становится физически ощутимым, болезненно давящим, и тогда на ноги поднимается сидящая на авансцене «м ё р т в а я» ж р и ц а.
М. ж р и ц а. В дорогу к причалу духов лодку вождя подготовит лучшая из жриц.
Взгляды всех людей племени переносятся на сидящую возле А й т ы В а й т у.
А й т а. Что она говорит? (Стонет.) Что она говорит, Вайта?!
А й т а опускается перед стоящей сестрой на колени и обнимает её ноги. Следом за ней, направив свой слепой взгляд в сторону стона Айты, на колени тяжело оседает «м ё р т в а я» ж р и ц а и следом все стоящие на подиуме и возле него.
В а й т а (опустив руки на плечи испуганной сестры). Старейшины ещё не сказали своего слова.
Г е р ш. Вайта омоет лодку вождя! Вайта омоет кровью прощальную лодку Белого Коршуна!!!
Затемнение.
КАРТИНА ШЕСТАЯ
На подиуме в луче прожектора Г е р ш - у б о г и й. Устроившись на краю пандуса, он что-то сосредоточенно мастерит из кусочков коры и кости.
Г е р ш (бормочет, фантазируя). …мы выйдем к жрецам вместе, и они дадут нам много воды. А потом ты сделаешь мне красивую одежду и сорвёшь много плодов с высоких деревьев…
Г е р ш замирает, к чему-то прислушивается, а потом, вскочив, пронзительно кричит.
Вайта омоет лодку Белого Коршуна!!! (Снова принимается за поделку.) …вода принесёт на берег камыш, и они построят нам большую хижину… Воин Герш будет хорошим мужем!
Появившийся на подиуме А т о р, останавливается возле занятого поделкой Герша и наблюдает за действиями убогого из-за его плеча.
А т о р. Ты мастеришь Белый Гребень Судьбы?
Отпрянув от А т о р а, Г е р ш прячет поделку за спину, настороженно следя за пришедшим, протягивающим ему плод.
А т о р. Ты делаешь гребень?
Г е р ш берёт плод и протягивает А т о р у свою поделку.
Г е р ш. Жрецы дадут нам много плодов и воды, а Вайта сошьёт мне одежду…
А т о р. Твоя избранница — Вайта? Но твой гребень не будет держаться — на нём нет зубцов.
А т о р протягивает Г е р ш у гребень, приготовленный им для А й т ы.
Возьми этот, он мне больше не нужен. Бери, Вайта будет очень довольна твоим подарком.
Г е р ш долго настороженно смотрит на А т о р а, а потом, схватив гребень, убегая, кричит.
Г е р ш. Вайта — избранница Герша! Вайта избранница воина Герша!!!
Затемнение.
КАРТИНА СЕДЬМАЯ
Издалека на сценическую площадку накатывается гомон многих возбуждённых голосов, в котором перемешены и радостные восклицания, и горестный плач приближающихся людей. Г о л о с а приближаются и вдруг врываются в пределы сценического пространства вместе с детьми, женщинами, воинами и стариками. Встречая соплеменников, в сопровождении жриц на подиум вступает Верховный жрец — К о ш. С противоположного конца подиум заполняют старейшины племени. В ы ш е д ш и е на площадку останавливаются возле подиума, и лишь один в о и н поднимается на помост.
Г о л о с 1. Привели!
Г о л о с 2. Роса и Гона принесли на копьях!
Г о л о с 3. Кто видел Ноиса?
Г о л о с 4. …из трёх пленниц только одна может держать меч…
Г о л о с 5. Гот и Тор говорят с духами…
Г о л о с 6. …Гот, Тор и ещё четверо…
Г о л о с 7. …пятеро!
Г о л о с 3. А Ноис? Кто-нибудь видел Ноиса?
К о ш. Тихо! Говори.
В о и н. Мы привели их, Верховный. Эта победа дорого нам досталась, но мы привели их.
К о ш. Почему ты говоришь от имени пришедших? Почему я не слышу Тора?
В о и н. Тор разговаривает с духами, Верховный. Тор и ещё шестеро — люди болот не хотели отдать нам женщин без боя.
Свет, направленный на помост подиума, микшируется. Пространство же перед подиумом на авансцене высвечивается пятикратно, преобразившись в поле боя враждующих племён. Крики многих голосов, лязг щитов и оружия повисают над полем боя. Ряды сражающихся перемещаются по авансцене, то замедляя бой до «рапида», то вновь предавая картинам боя реалистичность. Ретроспекция коротка, и вновь осветивший подиум свет возвращает действие в прежнее русло.
В о и н. Люди болот повержены, Верховный.
К о ш. Где пленницы?
В о и н. С ними говорит «мёртвая»…
И словно услышав слова воина, на подиум выходит с л е п а я с т а р у х а и толкает к ногам К о ш а истерзанную п л е н н и ц у.
М. ж р и ц а. Эта женщина возьмёт меч, Кош. Две другие в дороге к своим духам. Им не было больно.
К о ш. Дай ей пищу, воды и приготовь одежду…
М. ж р и ц а. Да, Кош.
К о ш. Пусть она будет готова уже завтра…
М. ж р и ц а. Да, Кош.
П л е н н и ц а. Пусть ваши духи умоются моей холодной кровью, я не возьму меча!
К о ш. Дай ей много еды, старуха…
П л е н н и ц а. Я не возьму меча, слышите! Я не возьму меча!!! Пусть ваши кровавые духи захлебнутся вашей гнилой водой! Я не возьму меча! Пусть ваши духи утонут в гнилых болотах!
К о ш жестом отдаёт приказ в о и н а м увести ж е н щ и н у и её волоком уносят со сцены.
К о ш. Готовы ли старейшины назвать жрицу, достойную подготовить лодку вождя?
Г о р т. Их две, Верховный!
Ропот удивления проносится над стоящими на сцене людьми.
К о ш. Две жрицы не могут хранить тайну ухода вождя.
Г о р т. Старейшины знают Закон, Кош. Две лучшие жрицы в поединке решат, чей меч откроет вождю дорогу к причалу духов.
Ропот удивления перерастает в шум недовольства.
Г о р т. Белый Коршун достоин высших почестей!
К о ш. Пусть будет так, Горт. Племя готово выслушать ваше решение.
Г о р т. Гора и Вайта!
Оглушительный гром барабанов наваливается на стоящих на сцене. Жрицы Г о р а и В а й т а чуть выступают вперёд.
К о ш. Хорошо. Завтра.
Затемнение.
КАРТИНА ВОСЬМАЯ
Гром барабанов постепенно отступает в глубину ночи. В проблесках костра две пары ж р и ц ведут тренировочный бой, останавливаясь и переговариваясь между собой. Они заняты повседневной, будничной работой и поэтому неэффективны и, скорее, расслаблены, чем сосредоточены. На центре подиума умостилась раскачивающаяся
«м ё р т в а я» ж р и ц а. Неестественно выпрямившись, и подняв голову вверх, она что-то бормочет и словно ощупывает нервными пальцами свой изрубленный в боях щит.
В а й т а. Колено! Голова! Колено!
М. ж р и ц а. Выше, дочери, выше…
В а й т а. Крепче руку и помогай мечу щитом…
М. ж р и ц а. …они не приходят отдельно. Они стоят среди детей и
духов, подставив под свои груди ладони, полнящиеся материнским молоком…
Г о р а. Жестче удар!
М. ж р и ц а. …остров женщин с проваленными, распоротыми моим мечом животами и потоками молока под грудью и на ногах…
Г о р а. Замах от бедра…
М. ж р и ц а. …и это молоко, стекая к их ступням, превращается в реку, и река разделяет нас, разводя по берегам… (Звон мечей.) …женщины и дети… (Звон мечей.) …река и духи… (Звон мечей.) …и я.
Н а б а. Колено, колено, грудь!
М. ж р и ц а. И тогда я вижу, что и я такая же, как они, что и мой живот вывернут наизнанку моим же послушным мечом, но грудь! Грудь моя черна и бесплодна… (Звон мечей.) …и мой берег пустынен. (Звон мечей.) И только пустые глаза мои полнят колышущийся у ног поток мутными ручьями моих слёз и слёз женщин, стоящих на том берегу… и лёд выпитой ненависти живёт в них… (Звон мечей.) Вода, мать моя! Вымой сны из глаз моих! Слёзы о тех рвут моё сердце!
Г о р а. Замолчи, старуха! Духи не простят тебе!
М. ж р и ц а. Простят, я им славно служила.
Н о д а, а затем и Н а б а подходят к пандусу и складывают на него мечи, щиты и тренировочную амуницию. Прожектор высвечивает стоящих поодаль В а й т у и
Г о р у. Они стоят, обнявшись, положив головы на плечи друг другу.
В а й т а. Прости меня, Гора.
Г о р а. Я знаю, ты не уступишь мне бой…
В а й т а. И ты бы не уступила.
Г о р а. Они отберут мой меч, … посмотри на моё лицо! А ты молода и красива! Жрецы дадут тебе мужа, и он будет любить тебя…
В а й т а. Прости меня.
Г о р а. Победа не достанется тебе легко!
В а й т а. Прости меня, Гора…
М. ж р и ц а. Выше, дочери, выше…
«М ё р т в а я» ж р и ц а берёт лежащий у её ног меч, и, подняв щит, ударяет по нему рукояткой меча. И словно откликнувшись на этот призыв, глухо начинают свою тревожную песнь, ритуальные барабаны всего племени.
Затемнение.
КАРТИНА ДЕВЯТАЯ
«М ё р т в а я» ж р и ц а, продолжая ударять мечом по щиту, обходит круг, начиная ритуальный танец, предваряющий поединок избранных жриц. Постепенно зажигающиеся прожекторы наполняют сценическое пространство неровным, тревожным светом и высвечивают всех с о п л е м е н н и к о в, собравшихся возле подиума и бьющих в барабаны. Большая часть собравшихся столпились под площадкой, поднявшиеся же на помост ж р е ц ы и с т а р е й ш и н ы расположились так, чтобы не мешать предстоящему бою, оставив центр площадки свободным, где сейчас пританцовывает, раскачиваясь, «м ё р т в а я» ж р и ц а, и где в дерево пандуса вонзились рядом два меча, стоящих поодаль в боевом облачении В а й т ы и
Г о р ы. Верховный жрец К о ш поднимает над головой руку и барабаны смолкают. Жрицы Н а б а и Н о д а поднимаются на помост и, выдернув из пандуса мечи, передают их соперницам. В а й т а и Г о р а приближаются друг к другу и кладут свободные от мечей руки на плечи одна другой.
В а й т а. Прости мне, Гора.
Г о р а. Да помогут нам духи!
К о ш. Начинайте!
Отпрянув друг от друга, соперницы скрещивают над головами мечи. Снова начинают бить барабаны. В начале боя ожесточившаяся Г о р а теснит соперницу, но постепенно бой выравнивается, и всё чаще наступающая В а й т а в конце концов выбивает меч из рук Г о р ы. Упавшая на колени, бессильная в своей ярости,
Г о р а почти по-звериному воет, но этот вой тонет в восторженном рёве стоящих вокруг соплеменников. И только пронзительный крик слабоумного прорезает вой ликующей толпы.
Г е р ш. Вайта! Завтра Вайта омоет лодку вождя кровью пленницы!!!
Гром барабанов взмывает к куполу сцены и, удаляясь, постепенно смолкает.
Занавес.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
И снова утро. Перед жертвоприношением ж р и ц ы совершают ритуал омовения В а й т ы. Они надевают на неё ритуальный головной убор, кропят водой меч и небольшой щит, украшенный бронзой. Из-за кулис доносится голос Г е р ш а.
Г е р ш. Племя Чистой Воды будет радоваться празднику Белого Гребня! Хижина воина Герша оденется цветами…
На площадку, увитый лианами и пожухлыми листьями, выходит Г е р ш. Он подходит к жрицам и ударяет в барабан, висящий у него на поясе.
Г е р ш. Я принёс Белый Гребень Судьбы! Он самый красивый и будет хорошо держаться в причёске.
Н о д а. Ты помешал нам, Герш! Иди к лодке Белого Коршуна и жди нас там.
Г е р ш. Воин Герш не может ждать. Воин Герш несёт Белый Гребень Судьбы…
Н а б а. Ступай к лодке, Герш, всё племя уже собралось!
Г е р ш. Воин Герш очень долго ждал! Он принёс свой гребень жрице.
В а й т а. Жрицы Потока не носят гребня, Герш.
Г е р ш. Гребень очень красивый, его дал мне Атор…
Н о д а. Кто же твоя избранница, Герш? Кому ты принёс гребень?
Г е р ш. Жрица Вайта — самая красивая из женщин племени Чистой Воды! Она сорвёт мне плодов и даст воину Гершу новую одежду… (Вайте.) Почему ты смеёшься? Воин Герш принёс Белый Гребень тебе?!
В а й т а. Я благодарна тебе за твой выбор, воин Герш, но я — жрица, и пока в моих руках меч, я не могу принадлежать мужчине. Разве ты не знаешь Закона?
Г е р ш. Атор сказал, что ты будешь рада подарку, сын верховного жреца знает Закон.
В а й т а. Значит, он забыл его или хотел оскорбить жрицу Потока!
Г е р ш. Воин Герш — самый храбрый из племени Чистой Воды, почему ты не хочешь принадлежать воину Гершу?
В а й т а. Потому, что ты глуп, Герш! И потому, что ты нам мешаешь!
В а й т а вырывает из рук Г е р ш а принесённый им гребень и, бросив его на щит, разрубает мечом.
В а й т а. Твой гребень не может украсить голову жрицы. Ступай к лодке вождя и никому не говори о своём подарке.
Растерянный Г е р ш поднимает обломки разрубленного гребня.
Г е р ш. Вайте не понравился мой подарок. Вайта сломала мой красивый гребень…
Затемнение.
КАРТИНА ВТОРАЯ
В лучах прожекторов, направленных на сценическую площадку сверху вниз, клубится туман. Всё действие жертвоприношения напоминает сомнамбулическую графику Войновича к «Сагам» или картины Босха, где лица и действия едва угадываемы, а происходящее зловеще и жестоко, словно дурной сон.
С обеих сторон подиум заняли ж р и ц ы и с т а р е й ш и н ы. Всё остальное п л е м я расположилось у их ног, возле помоста. На жертвенном камне в центре помоста извивается п л е н н и ц а, её плечи придавлены к камню коленями Н о д ы и
Н а б ы. П л е н н и ц а, видимо, что-то кричит, но в громкой ноте музыкального сопровождения, бесконечно повисшей над происходящим, её крик скорее угадывается, чем слышен. Однообразный, глухой ритм ритуальных барабанов, разносящийся над сценой, своим бессердечием и сухостью напоминает отрешенность метронома. Над поверженной, у её изголовья, с мечом направленным остриём вниз, в клубах дыма, поднимающихся из стоящих по авансцене курильниц, стоит неумолимая и отрешенная
В а й т а. Рядом с ней, раскачиваясь и пританцовывая, поёт свои заклинания
«м ё р т в а я» ж р и ц а.
М. ж р и ц а. …и небо разверзнется громом, и выльются тучи! И будет Вода! И пожрёт она огненный вихорь… И лодка седого вождя по просторам потока помчится в страну, где озябшие, старые духи, увидев её, соберутся к стопам костровища! И дальнего странника высадив в бухте видений, костёр разведут и посадят, как равного, рядом… И Коршун споёт им о нас и расскажет о каждом. О славных походах, великих сраженьях, охоте. И песнь его длинною будет — длиннее потока, который рождается в скалах, снегами одетых, и льётся сквозь жизнь до предела, к причалу Великих!
На последних словах «м ё р т в о й» ж р и ц ы взрывается крещендо ритуальных барабанов. Заливший сцену свет делает картину реалистичной, но не менее жуткой.
К о ш. Чужая! Подними меч и защити своё право на жизнь!
П л е н н и ц а. Я не возьму меча!
Г о р т. В тебе продолжение рода. Защити его и ты уйдёшь к своему костровищу…
П л е н н и ц а. Вы убийцы! Вы все убийцы!!!
М. ж р и ц а. Ты оставляешь своих детей без защиты, ты не имеешь права на жизнь!
П л е н н и ц а. Наши женщины рожают детей, мы не умеем держать меча!
К о ш. Ты оставляешь своих детей без защиты?
П л е н н и ц а. Пусть в пастях шакалов сгниёт ваше племя!
Г о р т. Возьми меч и пробей им дорогу к своему становищу!
М. ж р и ц а. Укрой мечом детей своих!
П л е н н и ц а. Убийцы-ы-ы-ы!!!
Г о р т. Пусть дети твои умрут вместе с тобой!
Пленница исступлённо кричит. К о ш подаёт знак ж р и ц а м отпустить пленницу, и Н а б а с Н о д о й исполняют его волю. Освобождённая п л е н н и ц а вскакивает на ноги.
К о ш. Возьми меч, чужая!
Не переставая кричать, ослеплённая яростью ж е н щ и н а, хватает лежащий на подиуме меч и, подняв его над головой, бежит в сторону верховного жреца.
В а й т а опережает её и преграждает пленнице дорогу. Лязг скрестившихся мечей тонет в восторженном рёве собравшихся, но бой скоротечен, и после трёх, четырёх ударов раненая п л е н н и ц а, выронив оружие и держась за живот, падает возле ног К о ш а на колени.
Нота музыкального сопровождения взрывается форте и, обрастая аккордом, взлетает к куполу, следом за окрасившимся в красное лучом прожектора. Через две-три секунды луч падает вниз, но на подиуме, кроме лежащей раненой женщины и идущих вокруг неё хороводом семи-восьми детей никого нет, а звуки голосов, взлетающих над площадкой ватно размыты и удалены.
Хоровод замедляет движения, сливается с ватными, о чём-то просящими голосами. Движется в «рапиде», а затем, подчиняясь замедляющимся ударам барабана, имитирующим удары сердца, останавливается, вновь движется и наконец окончательно замирает в стоп-кадре. Плачущие, просящие голоса детей повисают над лежащей пленницей, становятся навязчиво требовательными, диктующими свою волю. И, подчиняясь им, хватая широко раскрытым ртом воздух, п л е н н и ц а, сделав невозможное усилие, поднимается на колени, а затем с хрипом, некрасиво, валится на помост.
Новый вскрик ноты-аккорда вновь заставляет окрашенные алым лучи прожекторов испуганно взлететь к куполу сцены и, осторожно спустившись, высветить место недавнего убийства, где теперь над недвижимой пленницей с чашей в поднятых над головами руках стоят Н о д а и Н а б а, возглавляемые В а й т о й, поднявшей высоко над головой окровавленный меч. Нота музыкального сопровождения обрывается.
Затемнение.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
В осторожную тишину робкого утра невесомо вплывают вздохи ветра, гомон птиц, шелест листьев. Неумолчный звон цикад тысячью колокольчиков повис над площадкой. В куполе забрезжившего света возникают стоящие рядом спинами друг к другу полуобнаженные фигуры А й т ы и Г о я. В начале сцены они не слышат друг друга. Изредка в прожекторе возникает прячущаяся фигура следящего за героями А т о р а. Он прислушивается к диалогу героев.
Всё происходящее на сцене подобно сну и все передвижения стоящих на сцене плавны и мягки. И только движения А т о р а конвульсивны и резки.
А й т а. Как долго тянутся дни…
Г о й. Ты заметила, как тянутся дни?
А й т а. А если вода опоздает?
Г о й. Это солнце скрутило воздух в нескончаемую лиану липкого зноя.
А й т а. Вода, вода, вода…
Г о й. Слепая слышала далёкий гром на рассвете…
А й т а. Три дня… Белый Коршун не мог ошибиться!
Г о й. Они не посмеют ослушаться вождя…
А й т а. Твой гребень сжигает мне волосы, любимый…
А т о р (услышав её слова ). О, духи! Пусть вода навсегда забудет дорогу к нам…
А й т а. Что?
И словно очнувшись от волшебного сна-наваждения, Гой и Айта поворачиваются друг к другу.
А й т а. Что ты сказал?
Г о й. Ты заметила, как долго тянутся дни?
А й т а. Это вода заблудилась, забыв старые русла…
Г о й. Старуха ночью слышала далёкий гром.
А й т а. А в нижнем колодце песок отвердел и перестал осыпаться…
Г о й. Вода скоро придёт, и мы выйдем собирать тростник для нашего дома…
А й т а. Вода, вода, вода… твой гребень очень идёт мне…
Г о й. Наш дом будет просторен и прочен…
А й т а. А я нашла поляну, где вырастут цветы, которыми я застелю постель в нашем доме!
А т о р (стонет). О, духи!
Г о й. Пусть будут благосклонны к нам духи…
А й т а. Пусть старейшины не нарушат слово вождя…
А т о р. Пусть она не увидит пришедшего утра!
Затемнение.
КАРТИНА ЧЕТВЁРТАЯ
На подиуме сидит раскачивающийся, поскуливающий, прикладывающий одну половинку разрубленного гребня к другой Г е р ш. Из-за кулис выбегает разъярённый, истерзанный ревностью, А т о р. Увидев в руках слабоумного поломанный гребень, А т о р останавливается возле Г е р ш а.
А т о р. Что это?
Г е р ш. Что?
А т о р. Ты… поломал его?
Г е р ш. Я, я…, я…
А т о р. Этот гребень тебе не понравился, и ты поломал его?! Отвечай! Ты поломал его? Что ты молчишь?!
А т о р остервенело бьёт Г е р ш а в лицо. Г е р ш падает и испуганно кричит.
Г е р ш. Вайта! Это Вайта! Ей не надо воина Герша! Она разрубила твой гребень. Она сказала — ты не знаешь законов… Не бей меня!
А т о р (избивая Герша). Не знаю законов? Я не знаю законов? Тупая скотина! Я не могу не знать законов! Я не могу не знать законов! Слышишь?! Я не могу не знать законов! Над тобой посмеялись! Тебя обманули! Тебя отвергли! Тебя безнаказанно отвергли! Твои предки — жрецы, а это значит, что ты имеешь право владеть ею! Она не смела тебя отвергнуть! Я знаю Закон! Ты понял? Она должна быть наказана! Ни одна женщина нашего племени не имеет права безнаказанно отвергнуть жреца! (Протягивает истерзанному Гершу нож.) Возьми! Возьми и убей её! Ты из рода жрецов, никто не должен смеяться над тобой. Она должна быть наказана! Я знаю законы! Беги! (Вкладывает нож в руку безвольного Герша.) Беги же!!!
Всхлипывающий, спотыкающийся Г е р ш, оглядываясь на ожесточившегося А т о р а, убегает за кулисы. Потрясая кулаками и подняв голову, Г о р т кричит взвившимся к куполу сцены лучам прожекторов.
Г о р т. Пусть же она умоется не водой, а собственной кровью!!!
Затемнение.
КАРТИНА ПЯТАЯ
То ли нота, то ли наметившаяся мелодия из забытого волнующего кружевного сна обволокла танцующую над сценой полумглу. Смеющаяся, счастливая А й т а льёт на голову и плечи Г о я сверкающую в прожекторах хрустальную нить воды. С противоположной стороны сцены неотвратимым комом накатывающей беды, ощупывая дорогу вытянутыми руками, к танцующим во сне Айты влюблённым приближается «м ё р т в а я» ж р и ц а.
В продолжающемся безмятежном сне Айты Г о й протягивает к ней руки и, обхватив, роняет её на возвышение пандуса, а затем наклоняется над ней в намерении поцеловать. Свет, направленный на них, гаснет, но акцентируется на с л е п о й
с т а р у х е.
М. ж р и ц а. Айта, где ты? Гиены беды вытерли грязные лапы у входа в твоё жилище… Айта, Айта, где ты, дочка?
Направленный луч высвечивает на пандусе безмятежно спящую А й т у. Наконец с л е п а я, услышав дыхание спящей девушки, приблизилась к ней и положила руку на её плечо.
М. ж р и ц а. Проснись, девочка, я принесла тебе плохие вести…
А й т а. Что? Кто здесь?
М. ж р и ц а. Проснись, невеста… слепая ворона судьбы принесла
беду на своих истрёпанных крыльях…
А й т а. Что? Что ты? Зачем?
М. ж р и ц а. Молчи. Молчи и слушай… острые камни судьбы… (Прерывается.) Горечь на языке моём.
А й т а. Что? Что?!
М. ж р и ц а. Лодка печали причалила к твоему дому, девочка. Сестра твоя…
А й т а. Нет…
М. ж р и ц а. …она … не дышит больше.
А й т а. Нет же, нет!
М. ж р и ц а. Да, моя девочка, духи омоют Вайту в священном потоке.
А й т а. Нет! Нет же?
М. ж р и ц а. Да, дочь моя, да…
Стремительно вскочив на ноги, с криком «Вайта-а-а!» А й т а убегает за кулисы.
М. ж р и ц а. В лодке Белого Коршуна хватит места для них обоих… Вождь, рассыпавший годы, как стрелы в сраженьях. Вождь и женой ему юная жрица, … женой погребальной.
Нота-плакальщица повисает над сценой и смолкает, медленно угасая со светом прожекторов.
Затемнение.
КАРТИНА ШЕСТАЯ
Резкие звуки команд разносятся над сценой ещё до её полного освещения. Когда же прожекторы высвечивают площадку, мы видим на ней Н о д у, «м ё р т в у ю»
ж р и ц у и девочек-подростков — у ч е н и ц ж р и ц.
Н о д а. В голову! Рубящий в бедро! Защищайся…, выше щит! Выше!
Н о д а (показывает). Смотри… щит выше, меч вдоль бедра и с выпадом ноги колющий вперёд — вот так! Попробуй.
Девочка повторяет движения, но роняет тяжелый меч.
М. ж р и ц а. Её руки ещё слабы, крепче привяжи ей рукоять к запястью…
Н о д а (закрепляя меч). Ничего, у тебя всё получится…, ты должна привыкнуть к нему, как к пальцам. (Ученицам.) Следите за ногами и прячьтесь за плечо. Меч, щит, плечо. И двигайтесь легче…, ну! В голову, от плеча рубящий в шею! Не скрещивать ног! Замах вдоль бедра, рубящий в голову! Резче! Меч должен стать вашим крылом — стремительным и лёгким! Рубящий от плеча!
Ещё одна из учениц роняет меч.
М. ж р и ц а. Пусть они отдохнут, Нода, до их Большой Воды реки ещё не раз сменят русла.
Н о д а. Идите…, (слепой) без воды они совсем ослабели. Я стараюсь не придираться по пустякам, мне жалко их.
М. ж р и ц а. Забудь это слово — на губах жрицы ему не место.
Пока девочки складывают амуницию на пандус, Н о д а усаживается рядом с «мёртвой» жрицей.
Н о д а. Мне не жалко врага, хищник, крадущийся ко мне, заставляет чаще биться моё сердце. А они… они — совсем другое, они…
М. ж р и ц а. Не жрице думать об этом. Взявшая в руки меч, не уследит колыбели.
Обе надолго замолкают, думая каждая о своём.
Н о д а. Что с Айтой, ты знаешь? Что решили старейшины, они возвратят ей меч?
М. ж р и ц а. У них не будет другого выхода… Вайту должна проводить жрица её рода…
Н о д а. Но разве Коршун…
М. ж р и ц а (перебивает). Помнят! Они всё помнят… (Вдруг с горечью.) Гора лишилась меча! Вайта убита! Наба и ты? Вдвоём?! Или эти девчушки? Две жрицы, встречающие Воду, — такого ещё не было! Духи не будут довольны таким приёмом… Айта —последняя жрица из рода Коршуна, у старейшин не будет выбора.
Из-за кулис выбегает одна из девочек-учениц.
Д е в о ч к а. Воины! Вернулись воины от Красных Камней! Они привели женщину вот с таким животом!
М. ж р и ц а. Вот и первая жертва для Айты…
Н о д а. А если скошенным колосом станет она?
М. ж р и ц а. Так у нас не бывает, … ей будет трудно убить самой, а держать меч я её научила ещё в детстве.
Затемнение.
КАРТИНА СЕДЬМАЯ
Гром взбесившихся барабанов разрывает темноту неосвещённой сцены. Всплески света мечущихся лучей прожекторов подобны всплескам приближающихся зарниц. Крики собравшихся возле подиума людей едва различимы в неумолчном грохоте неистовых барабанов, и лишь отдельные выкрики собравшихся пробиваются сквозь него.
Г о л о с 1. Убей её!
Г о л о с 2. Растопчи!
Г о л о с 3. Дай нам воды!
Г о л о с 4. Айта-а-а-а!!!
Г о л о с 5. Дай воды моему ребёнку!
Г о л о с 6. Убей её, убей!
Г о л о с 4. Айта-а-а-а!!!
Далее крики толпы перерастают в сплошное неистовое скандирование «Айта! Айта! Айта!» Прожектора выхватывают из темноты то замершую в ожидании группу жрецов и старейшин, то жриц с приготовленной у ног жертвенной чашей, то беременную женщину-пленницу, безвольно повисшую в руках двух поддерживающих её воинов, то мешанину людей орущих и потрясающих руками в неистовой пляске готовящегося убийства. «Айта!!! Айта!! Айта!!».
Лучи прожекторов, отрываясь от зрелища жертвоприношения, медленно поднимаются по лоснящейся темноте кулис и гасят свой свет в высоте сцены и оттуда на смену им на сцену падает единственный вертикальный луч света, высвечивающий на подиуме неподвижно застывшую, окаменевшую, одинокую женскую ф и г у р у в жреческом одеянии. Лица женщины не видно, её опущенные вдоль тела руки расслаблены и безвольны. Возле её ног брошен щит и блестит рукояткой вонзённый в подиум ритуальный меч.
Луч у ног жрицы наполняется туманной пеленой, и пелена, постепенно поднимаясь, накрывает жрицу с головой, оставляя её контуры нематериально размытыми. Контрсвет из-за спины её усиливает это ощущение до нереальности. Справа от неё, на авансцене, выносные прожектора высвечивают торжественно стоящие фигуры ещё молодой и зрячей «м ё р т в о й» ж р и ц ы и рядом с ней д е в о ч к и-
п о д р о с т к а, держащей щит.
М. ж р и ц а. Кто ты?
Д е в о ч к а. Я — Айта, последняя дочь Белого Коршуна, сестра Вайты, непосвящённая из рода жриц!
М. ж р и ц а. Зачем ты здесь?
Д е в о ч к а. Я пришла за помощью.
М. ж р и ц а. О чём ты хочешь просить?
Д е в о ч к а. Помоги мне поднять меч, старшая.
М. ж р и ц а. Ты знаешь его силу?
Д е в о ч к а. Да, старшая, он дарует жизнь…
М. ж р и ц а. …и смерть. Подойди, непосвящённая. Дай мне руку…
В ритуал посвящения врывается скандирование толпы и отдельные голоса.
Г о л о с 1. Меч! Пусть она возьмёт меч!
«М ё р т в а я» ж р и ц а, выполнив определённые ритуальные манипуляции с мечом, передаёт его девочке.
М. ж р и ц а. Бери меч, младшая, и постарайся никогда его не ронять!
Г о л о с 2. Айта, меч! Айта, возьми меч!!!
М а с с о в к а. Айта! Айта! Айта! Айта!
М. ж р и ц а. Бери и знай: это нелёгкая ноша. Ты обретаешь силу, но теряешь право жить, как все…
Г о й. Айта-а-а!!!
М а с с о в к а. Айта! Айта! Айта! Айта!
И снова свет сцены «проникает» в настоящее, оставив за кадром Айту-подростка. Г о р т и К о ш обращаются к стоящей в вертикальном луче прожектора ж е н щ и н е-
ж р и ц е.
К о ш. Я не позволю им нарушить Закон, слово вождя не будет нарушено…, но ты сама вправе решить, ты можешь сама выбрать свой путь, сама…
Г о р т. Посмотри на них. Им некому помочь кроме тебя. В твоём слове их жизнь. Ты должна помочь им, девочка, долг правил родами жрецов, мы все в плену у своего долга.
К о ш. Выбери свой путь, не бросив их на дороге. Вайта бы не бросила их в беде.
Свет прожектора снова выхватывает из темноты А й т у - п о д р о с т к а и чуть позади неё неподвижную В а й т у.
В а й т а. Возьми меч, сестра. Ты из рода Коршуна. Жрицы нашего рода крепко держали меч…
А й т а. Я боюсь, Вайта, я боюсь!
В а й т а. Так бывает со всеми, девочка.
А й т а. Ты тоже боялась?
В а й т а. Да.
А й т а. И Нода?
В а й т а. Да.
А й т а. И Гора?
В а й т а. Так бывает со всеми…
А й т а. Но почему? Разве меч жрицы не добр? Разве убитое зло не делает добро больше? Почему ты молчишь? Разве вода приходит сама? Разве она не смывает кровь с твоего меча? Почему ты молчишь? … Почему ты молчишь?
В освещённое пространство сцены вступают стоящие ранее за подиумом соплеменники. Они встают за неподвижной В а й т о й и А й т о й - п о д р о с т к о м, направив взгляды на одинокую фигуру ж р и ц ы в центре подиума.
В а й т а. Возьми меч, сестра. Им надо помочь, они ждут, ты слышишь?
Над сомкнувшими губы людьми за спинами В а й т ы слышно непрерывное скандирование «Айта! Айта! Айта! Айта!»
К о ш. Ты слышишь? Их дети умирают. Беспомощные старики падают от жажды. Посмотри на них. Вайта не бросила бы их в беде.
Г о л о с 1. Возьми меч!
Г о л о с 3. Дай нам воды!
Г о л о с 4. Меч!!!
Г о л о с 2. Айта, меч!!!
Г о л о с 5. Возьми меч!!!
Люди, стоящие на площадке, продолжая кричать, медленно надвигаются на жрицу, оставив за спинами В а й т у и А й т у - п о д р о с т к а.
Г о л о с 2. Убей её!!!
Г о л о с 1. Убе-е-ей!!!
Г о л о с 3. Возьми меч и убей её!!!
Г о л о с 4. А-й-та-а-а!!!
Г о л о с 5. Посмотри на нас!!!
И, словно повинуясь последнему выкрику, выдернув из пандуса меч, стоящая на авансцене ж р и ц а, выставив меч перед собой, резко поворачивается в сторону наступающей на неё толпы. На короткое мгновение над сценой повисает напряженная тишина, в которой вдруг ясно и отчётливо всплывают слова «м ё р т в о й»
ж р и ц ы.
М. ж р и ц а. Ты обретёшь силу, но потеряешь право жить, как живут все.
От замершей толпы отделяются воины, держащие пленницу, и с размаху швыряют её на выставленный меч повернувшейся к ним жрицы. Слившиеся воедино крики боли отчаяния пленницы и жрицы тонут в неудержимом рёве торжествующей толпы.
Общий свет сцены постепенно гаснет, оттесняя крики растревоженного племени, и лишь одиноко стоящая на сцене фигура жрицы, прежде освещённая сверху, спереди подсвечивается выносами, обретая лицо. Это поседевшая и состарившаяся А й т а, недвижимая, как прежде в слепящем свете направленных прожекторов.
Когда крики стихают, А й т а поднимает голову и долго всматривается в зрителей, силясь кого-то разглядеть среди них. Потом, так и не найдя искомого, закидывает голову вверх. Она почти стонет.
А й т а. Они просто бросили её на мой меч. Они просто бросили её на мой меч! Люди… люди? Чего же вам надо? Кто вы? Вы — стоящие рядом? Что вами правит? Что движет? Что вам желанно? Чего вы хотите?! Чего? Видеть дочерей, убаюкивающих окровавленные мечи? Или сыновей, растерзанных в бойне и злобе сражений?! Вы уничтожите всякого, вырвав чужое ваше! Вы отобрали мой мир, вы отобрали надежду, …жизнь и любовь, …блеск росы по утрам над цветами, вы растоптали моих нерождённых младенцев… Нищая жрица… гнилая вода подземелья… Что я теперь?! Что я дам вам?! Что дам вам? Ответьте! …Пыль пустоты? Бесприютность сгустившейся ночи? Боль из ладоней моих, отягчённых дыханием смерти?! Я — паутина былого, я — старая кожа питона, я — тишина барабана, я — высохший старый колодец! Хилое облако, что не прольётся водою… Что вы со мною наделали… Что вы наделали?!!! Что вы…
Скандирующие голоса толпы наваливаются на зал и сцену. Два луча прожекторов выхватывают из темноты стоящих чуть поодаль с обеих сторон от Айты
«м ё р т в у ю» ж р и ц у и В а й т у.
А й т а (обращаясь к ним). Скажите, они приходят к вам… эти женщины… там? Приходят?
Прожекторы гаснут. Скандирующая в невидимости толпа произносит имя жрицы: «Айта!!! Айта!!! Айта!!!» Одинокая недвижимая Айта, чуть выпрямившись и приподняв голову, внятно, одними губами, бесстрастно, словно в пустоту, произносит.
А й т а. Я — Айта, последняя дочь Белого Коршуна, вашей волей и Волею пролитой крови жрица Хрустальных Потоков, выбираю избранником … меч.
Бесприютная, болящая нота повисает над сценой. А й т а медленно на уровень груди поднимает сжатую ладонь и, словно протягивая её залу, разжимает кулак. Белый разрубленный Гребень Судьбы ясно виден в её руке.
Наполнившаяся аккордом нота, взлетев к куполу сцены, вдруг обрушивается на зал торжественно-трагической, нескончаемой печальной музыкой и продолжается в черноте затемнения до полного закрытия занавеса.
Свет в зал.
18.01.1995 год
Свидетельство о публикации №224120301072