Денеб 5. Переход

От
http://proza.ru/2024/01/03/52
http://proza.ru/2024/01/04/104
http://proza.ru/2024/01/23/314
http://proza.ru/2024/01/26/614

                Со временем с каждой сущностью происходит неизбежное: от момента своего зарождения через расцвет совершается её деградация – с полным растворением в поле бесчувственного бытия. И за это вот конечное время пристало бы ей сотворить что-либо такое, отражающееся не только в развалах пыльных артефактов, но и в светлых призраках памяти поколений. Доброй или досадной она окажется – таков уж удел судьбы сущности канувшей в это своё небытие. Она, альтернатива эта предельно незамысловата: или, или. Но последняя воля  этой сущности такова, что и здесь она умудряется так запутать свой след в истории, что не найти и двух человек, которые бы безусловно однозначно составили своё мнение о прошедшем. Кажется, что конфликт таковых интересов и мнений неизбежен. Но. Находится человек, который в тиши своего затворничества, среди бурления людских страстей, формулирует своё изумление  щедрости мироздания:

[две вещи не перестают приводить меня в удивление: звёздное небо над головой и нравственный закон внутри нас]

Не из этого ли выводит он свой категорический императив, который утверждает
личную ответственность человека за совершённые им деяния, побуждает не делать другому того, чего не желаешь себе.

                Кто же этот человек – мог бы знать всякий, кто хоть как-то учился грамоте, и   уж результатами таких занятий учёбы руководствоваться в  деятельности своей сущности при жизни – единственной и неповторимой.
               Случилось так, что мудрец этот ещё стал как бы и моим соотечественником по факту своего упокоения под стенами старинного европейского города, насильно сменившего гордое своё название на имя какой-то там козлобородой личности, откровенно пресмыкавшейся перед сапогами тирана, в современных понятиях эффективного менеджера.

                Чудны дела твои человек!


                Но сих чудес мы «не выбираем – в них и живём от и до под приглядом вечности.  И сколько ни рассуждай в полудрёме сознания на произвольные темы, а пригрезился мне какой-то свой путь с дорогой, которая тут же едва уловимо перешла в явный уклон и, обочь поворота в глубь лощины гор, вышла-таки напрямую ко странному сооружению.

                Странность его проступала прежде всего   своей обыкновенностью – подобие подземного перехода на оживлённой городской магистрали, но уж здесь, в совершенной безлюдности. Но переход: ступеньки вели вниз, заканчиваясь асфальтовым полом, распространявшимся в стороны: налево и направо; впереди же начинался новый подъём – неведомо куда. Но не было ответа на этот немой вопрос. Только гнетущее предчувствие там, впереди,  опасности чего-то неведомого, но с каждым шагом к ней всё более усиливающегося…

...Почему нельзя было миновать этот переход – здесь, где хоть  всё и пустынно было вокруг, да должны же были быть обходные тропы? Да и к чему было его обходить, когда сам переход был непонятно через что? – ни перекрёстных путей, ни непроходимых препятствий – ничего не было кругом – только этот странный спуск по ступеням вниз, и снова – видимый от начала там выход на дневную поверхность, обещавший быть продолжением дороги, представляющей  странствование в  безмятежности - совсем только в считанных недавно совершившихся тобою шагов,  да и дальнейшее странствование в ней  разве давало повода для беспокойства? Вот если бы не этот переход!

Однако же беспокойство заявляло-таки о себе – и ведь не без основания:  уже на подходе к  ниспадающим ступеням возник шум бурно струящейся  в неких узкостях воды. Поток – не видимый ещё – казалось, то возникал, то сходил на нет.
Так оно и было.
Когда предстояло сделать первый свой шаг на уходящие вниз ступеньки – с нарастающим шумом внизу ворвался из бокового туннеля водный поток, заполнил нижнюю площадку и первые ступеньки лестничного марша, ушёл в другой боковой туннель, вскипел растекаясь бурливой пеной, и отступил назад.
Куда?
До моря было далеко, да и спокойной сегодня была его гладь?
Ни ручейка, ни речки!
Можно ли было продолжать движение?
Почему нет?!

            Но первый же шаг вниз оказался преждевременным – снова зашумело внизу, и буруны вырвались из туннеля пуще прежнего, так что в испуге отпрянул попытчик назад.
           Теперь оставалось задуматься, уж не над   загадкой происхождения неожиданного препятствия, и всех обстоятельствах, приведших к его созданию: высоких и низких, и об интригах, всегда связывающих эти две категории при совершении чего то хоть мало-мальски значимого даже в среде обывательской, не говоря уж  о плодах трудов ради воплощения сумасбродств высоких элит, подогреваемых обязательным в этом деле денежным накатом-откатом.
           О деньгах ли был в том непрозрачный намёк? Отнюдь! Выше денег  воздымалась над твоим  миром сила власти, перед которой ты, всеми богатствами своей сущности, представал  мелким насекомым, вроде  вот этой бабочки, присевшей на бетонную поверхность первой ступени в подземелье.   Стоило тебе только подумать об этой бабочке, как мизерном препятствии, а она уже вспорхнула, да и полетела, кружа над переходом без каких-либо забот о прошедшем и будущем.

               Тебя же теперь заботило только одно: как выбрать момент, чтобы воспользоваться тем, что, когда вода отхлынет, пол внизу откроется и тогда нескольких прыжков окажется достаточным, чтобы пересечь опасное расстояние, оставив уже за спиной причуды водотока.
      Несколько раз он уже порывался сделать этот прыжок, но всякий раз – чуть раньше, чуть позже – что-то удерживало его в последний момент, заставляя уже в изнеможении трепетать его сердце. Уже способность соображать покинула его, и он теперь опасался уже не самой опасности, исходящей от потока, а собственного своего безрассудства, беспомощности своей перед разгулом стихии внешнего мира и своего внутренней неустроенности, неспособности действовать, хоть и осмотрительно, но со всей решимостью.

Нет, не было решимости действовать, и, прежде всего, не было уверенности в себе.
          Да была ли она раньше-то?
         Вот об этом-то больше всего и не хотелось-то думать,  и на этот раз – впрочем, как и всегда, когда к этому вынуждали обстоятельства – не считалось уместным подумать, оставляя  таковую причуду до лучших времён.
Ведь раньше, всякий раз, когда обстоятельства жизни вынуждали взять некую высоту,  физическую, да и нравственную тоже – всякий раз всплывал откуда то из недр потаённых каверзный вопрос – а надо ли? Что случиться такого, если мы эту высоту обойдём – да, нехорошо это, но уж и не слишком; не достаточно ли пока ограничиться знанием того, что взойти на неё для тебя не составляет большого труда.
Где эта былая уверенность сейчас, может быть просто затаилась в тебе поглубже до лучших времён?
Но лучшие – в этом смысле – времена всё никак не приходили, а приходили и уходили сейчас вот эти буруны внизу, явно представляющие угрозу, но уж неизвестно чему на этой вот невразумительной дороге.
          Куда?


Показалось что там, за поворотом, замаячил печальный невольник чести - последний  странствия по  волнам бытия адмирал достоинства - не империи даже,- а прежде всего себя самого, сохранивший себя, прихотью тогдашнего народца - только в металле металлической же шинели- отныне  надлежит безнадёжно обвисать ей наброшенной на его плечи.

Безучастно смотрел адмирал себе к подножью; а там воды речушки, начинавшиеся из чистейших родников, едва ли не сакрального свойства, пробежав сквозь истерзанные остатки лесов, прорывались сквозь богато замусоренные берега к месту его действительного упокоения. Пускай за спиной у адмирала и стояли стены храма, только предполагаемая их святость была какой-то не копеечной  даже, а мне  не  по силам высказать какой – лишь прикрыта была она налетом угодничества, далёкого от  той, ожидаемой, святости высоких сфер, которой только и должно-то быть место в нашем сердце, живущем хитро выстроенными условностями ради  сбережения реальности – единственной и неповторимой во веки веков..

А, собственно, о чём было жалеть ему, боевому адмиралу чести, - да и мне тоже! - о чём печалиться,  когда многое уже позади, и лучшего, чем это уже было в своё время, сделать не доведётся. А мало ли сделано к этой поре или много – кого это касается? Всё-равно фальшивая память о прегрешениях, достижениях ли твоих перед лицом стороннего наблюдателя развеется как дым по всё принимающим пространствам – а они не плохи, всё-таки, ещё - эти пространства, весьма не плохи; так что легкой грусти о прекратившихся - всё равно в каком качестве -   возможностях  что-либо добавить ещё – будет и достаточно.

Да.

Без всякого уже сомнения в душе он сделал первый свой шаг к новому для себя состоянию, и – словно оборвалось что-то в сетях зловредной канализации - беспрепятственно вышел наш путник к дальнейшему, тому, что не то чтобы ожидало его на этом пути, а к тому, куда стремилось его сознание, пребывающее в дремоте, даже в и минуты самой высокой активности битвы при Обыденности.
Самое главное ты уже сделал – решился идти.
   
     А ведь сколько же сомнений и предположений о предстоящих трудностях было в моменты, предшествующие первому шагу того, кто решителен и отважен вне зависимости от того что же подумает кто-либо из людей.

              Всякий выбирает себе дорогу по своим предпочтениям.
              Для меня, например, ментально предпочтительны не таёжные, да и не горные тропы, не открытые пространства степей, безводных пустынь – а водные пути, где можно бы расслабиться в некоем дощанике – примитивной ладье. Но почему-то реки в родном отечестве – все сплошь поперёк пути лежат, а моря – всё по окраинам земли родной.

               И что же мне делать со своей вечной мечтой сопливого детства? 
               Конечно признать, что удобнее путь предгорий, путь лесостепных перелесков, где можно вольготно пройтись и пешему; и укрыться от невзгоды, непогоды, неприятельского налёта - в прозрачном лесочке; или посидеть вечерком усталому с костерком у озерка, малой ли речушки; добыть малой рыбицы или уточки линялой и, не опасаясь ни крупного зверя, ни змеи ползучей, да на ветерке, отгоняющем назойливый гнус уснуть сном бывалого человека, чтобы с рассветом снова продолжить свой путь.

             Мысль ли об этом и дала сомневающемуся какой-то там повелительный поджопник, от которого  уж он  выбрал удачный момент,  да в несколько прыжков преодолел полотно перехода  - мгновением открывшегося от  мутного бурлящего препятствия. И вот он снова на тропе, зовущей вперёд, туда, где не важно, что будет с тобою, и, тем более уж-  что было.

            Главное: встал и пошёл!
03.12.2024 19:01