Накоротке с эхо

               
       «Всякий человек - эхо Господне, - раздумчиво сказал Финдлей, взглянув на Вадима, как тому показалось, с укоризной. - А мы его и осудить, а то и прибить готовы. И все - умные. Раньше говорили: начитанные. Сейчас, похоже, начитанных нет. Разве что в психушке где-нибудь завалялись».
        Возразить нечего. Вадим только улыбнулся чуть-чуть.
        Финдлей, как всегда, устроился живописно: на драном куске старого, персидского ковра, под наполовину опадшей липой и, как ни странно, в ворохе-сугробе листьев клёнов, окружавших эту липу в полкольца. В старой солдатской шинели, попыхивая изредка трубкой, набитой махоркой от комаров, и неодобрительно поглядывая на смартфон, только что подаренный ему Вадимом, который осторожно крутил в руке, не зная, куда бы его пристроить.
      «И вот смотри: эхо-то разное бывает. Ты в горах эхо слышал? Вот! А в степи, а в лесу, а в городе - везде разное! Так и люди - нет одинаковых. И не будет. А когда командирам нашим удастся вырастить людей-роботов, тогда Земле и конец придёт. Это же понятно!».
        Эх, облака-облака, ничего-то нам не понятно. Вадим смотрел в небо. Прочитал:
        «Наутро, если повезёт,
         Над перепаханною глиной
         Воришка эхо донесёт
         Остаток песни журавлиной».
        - Трудно с поэтом о серьёзном говорить, ; вздохнул Финдлей.
        - Ну, расскажи мне тогда чего ни будь несерьёзное, - засмеялся Вадим.
        - Несерьёзное? А вот слушай, что мне вчера в голову пришло, - Финдлей пыхнул трубкой и откинулся спиной на подстилку: -  Пусть и с некоторой отсрочкой, но день смерти - по сути, день судный.  А День рождения?  День рождения получается как бы - день ссудный. В этот день человек задаром получает  главную ссуду - жизнь! Так что вся человеческая жизнь помещается между днем ссудным и днем судным.
         А вот тебе ещё: Простота - не проста. Простота - трудна. Труднее изобрести новый табурет, чем новый самолет. Труднее изобрести новое колесо, чем новый автомобиль. Труднее изобрести новый рычаг, чем новый экскаватор. В простоте - принципиальное решения проблемы, - Финдлей задумался и как бы поставил точку своей мысли: - Православные богословы, как один, утверждали: Бог прост!
         - Может быть и прост, - отозвался Вадим, пересаживаясь с пенька на краешек финдлеевского коврика, - слышал я эту мысль. Но думаю, что Его простота - это только видимость того, что мы его понять не можем. Между человеком и Богом - целая вселенная. Вот подумай сам: деревянный стул, сделанный человеком, не родит даже табуретку. Однако и стул и табурет имеют для нас определённую стоимость. А самое драгоценное - даётся  даром. И человеку, и дереву, и птице, и кошке с мышкой.
          Жизнь!!! - даром… Вот это - по-Божески! А ты говоришь - прост.
          Помолчали. Между тем начало темнеть. Из рощи пополз запах влажной опавшей листвы и звуки тяжелой техники.
         - Листва опала и дорога стала слышна, а ведь километров пять, да?
         - Ну пять не пять, а четыре точно будет. Ты мне вот, что скажи, философ, я тут обсуждал что-то, уж не помню, с Андреем, монахом, помнишь его?
         Финдлей слегка кивнул.
         - Так вот он говорит: «нельзя перепрыгнуть пропасть на 90 процентов». И ушел сердитый. Это он про что?
         - Это ты, Вадюща, видать достал его чем-то, как обычно. А?… Так это он о  границе между дольним и горним миром, которую должна преодолеть душа после смерти. Хватит ли суммы добрых дел человека, чтобы перепрыгнуть нажитую им греховную пропасть? Андрей намекнул тебе, что ты ещё не дотянул до светлого берега-то. Смотри!
         - Вспомнил! Я у него спросил: простил ли Христос Иуду? А он мне отвечать не стал, разозлился на меня что ли, а за что?.. А ты можешь мне сказать, простил или нет?
         - Что-то сыро стало, - Финдлей,  кряхтя, привстал и огляделся вокруг. - Пора мне домой, а ты дуй на электричку. Или ты на машине?
       Мой приятель как-то шустро собрал свои шмоточки и похлопал меня по плечу.
        - Слушай, Макарыч,ты от вопроса то не уходи. Простил или нет?
        Финдлей насупился, подумал-подумал, опустив глаза, и наконец прошептал:
         - А вот мы не простили…
       И зашлёпал, не оглядываясь, по жёлтому кленовому ковру, держа подмышкой свёрнутую персидскую подстилку и помахивая правой рукой со смартфоном над кудлатой своей башкой - это он так говорил мне «спасибо», а заодно и прощался.