Сказка про цензуру

В одном известном городе, название которого я позабыл, Тринадцатый заместитель ушел в месячный запой. А когда вышел из него, то понял, что его положение сильно пошатнулось. Во всяком случае, Тринадцатого заместителя стали забывать.

Требовалось срочно восстановить статус-кво: сделать какое-то ошеломляющее заявление или выдвинуть безумную идею. Тринадцатый заместитель знал, что за это сгоряча его ругать не будут. А могут даже наградить.

Он вспомнил черта, своего бессменного собутыльника во время запоев, и безумная идея тотчас пришла ему в голову: сказки! Надо их все перечитать и проверить, нет ли в них запрещенной информации!

Идея градоначальнику понравилась. После чего в свободном городе создали специальную комиссию по сказкам, состоящую из заместителей градоначальника и депутатов. Никто лучше них не разбирался в сказках!

Свою работу комиссия начала с проверки сказок Пушкина. И первой под руку подвернулась «Сказка о золотом петушке».

Начиналась она хорошо, Пушкин пропел дифирамбы градоначальнику свободного города:

Негде, в тридевятом царстве,
В тридесятом государстве,
Жил-был славный царь Дадон.
С молоду был грозен он
И соседям то и дело
Наносил обиды смело…

Дальше же пошло черт знает что: и градоначальник (тьфу ты, Дадон!) постарел, и решил он почему-то отдохнуть от ратных дел, и плакал от набега соседей, хотя всему миру было известно, что градоначальник никогда не плачет и не устает от ратных дел!

А концовка вообще возмутительная: золотой петушок убил царя! Нельзя так с царями!

И сказку запретили.

Следующие пушкинские сказки цензоры даже и не дочитывали до конца, хватало начала.

«Жил-был поп, толоконный лоб» - оскорбление чувств верующих.

«Царь с царицею простился, в путь-дорогу снарядился» - явный намек на то, что градоначальник от своей старой жены ушел к молодой.

Кажется, безобидно начиналась «Сказка о рыбаке и рыбке»: «Жил старик со своею старухой у самого синего моря». Но цензорам не понравилось слово «старик»: это был камень в огород не только самого градоначальника, но также всех его заместителей и депутатов.

Дальше читать было бессмысленно, и без того понятно: Пушкин – вредный автор! Все его сказки изъяли из городских библиотек и торжественно сожгли на центральной площади. Сожгли свои книги и свободные граждане, кто-то публично, а кто-то тайно. Ибо понимали: если у них найдут запрещенные сказки, то на костер вместе с книгами отправятся они сами.

После Пушкина цензоры взялись за Корнея Чуковского. Хотя его можно было не читать, большое подозрение вызывал уже тот факт, что человек скрылся под псевдонимом.

Но все-таки прочитали. И пришли в ужас!

«Одеяло убежало, улетела простыня, и подушка, как лягушка, ускакала от меня» - тут ведь речь о дефиците товаров в магазинах свободного города.

 «Добрый доктор Айболит! Он под деревом сидит». А нет ли здесь намека на плохое финансирование здравоохранения?

«Горе! Горе! Крокодил Солнце в небе проглотил!» - все свободные граждане прекрасно знали, кто в их городе является Солнцем. И вдруг такое кощунство!

«Ох, нелегкая эта работа – из болота тащить бегемота!» Несколько лет назад градоначальник начал специальную операцию по осушению болота, которое находилось рядом с городом. Многие добровольцы погибли: умерли от болезней или утонули в трясине - но положительного результата не было до сих пор. Теперь и само слово «болото» старались не произносить, а тут такая дерзкая фраза!

Сказку «Тараканище» цензоры даже не прочитали, содрогнулись от одного названия. Как Чуковский посмел столь мерзким словом назвать такого великого человека!

И книги Чуковского полетели в костер вслед за сказками Пушкина.

Дошла очередь до Маршака. И в его книгах цензоры тоже отыскали немало сомнительного.

«Из вереска напиток забыт давным-давно. А был он слаще меда, пьянее, чем вино». Наглая ложь! Свободные граждане никогда не забывали свой любимый напиток и каждый день отдавали ему дань. И не должны забывать! Смотреть трезвыми глазами на ту счастливую жизнь, которую устроил им градоначальник, совершенно невозможно!
 
«Жил человек рассеянный на улице Бассейной». Ну, жил себе и жил, вот и градоначальник, будучи демократом до мозга костей, позволял жить свободным гражданам, хотя и не всем. Но цензоров смутило название улицы. Улицы можно называть только именами градоначальника, его родителей, детей, заместителей и депутатов. Здесь же какая-то Бассейная. Четко просматривалось вольнодумство автора.

Так что не повезло и книгам Маршака.

Сказки Салтыкова-Щедрина цензоры вообще читать не стали, там в одних названиях клевета на градоначальника: «Дикий помещик», «Медведь на воеводстве»... Одно слово – сатира.

Вскоре после кропотливой работы комиссии почти все книги сказок были ликвидированы. Осталось только полное собрание речей градоначальника с обещаниями светлого будущего. Всем сказкам сказки!

Речи градоначальника стали изучать в школах и детских садах, а когда чтение очередной сказки заканчивалось, дети выстраивались в шеренгу и дружно скандировали: «Спасибо градоначальнику за наше счастливое детство!»

Педагоги же внимательно следили за тем, чтобы никто не отмалчивался. Для начала нарушителей ставили в угол, а на повторное нарушение никто не осмеливался. В свободном городе даже дети знали, как тяжело нынче на каторге.